Никто уже не верит в лохнесское чудовище, не так ли?
С тех пор как в 1933 году местная газета впервые опубликовала снимок, сделанный двумя идиотами на древний фотоаппарат, его увидели все, кому не лень. Мой вопрос к вам: как чудовище могло прожить так долго? В детстве я верила в Насси: смотрела передачи вроде Monster Quest, куда приглашали людей, рассказывавших о странностях, которые они видели в воде. Я обожала всё, что связано с морскими чудищами, змеями и драконами, пока не совершила неприятный поступок — не выросла. Часть меня до сих пор любит эту идею. Даже сейчас. Но, учитывая, где я нахожусь, лучше бы я, блин, осталась дома.
Эта история будет звучать фантастически. Как дешёвая фальшивка — прямо как те «убедительные» байки, которые идиоты из Monster Quest вытягивали из деревенских простачков, усаживая их перед видавшей виды камерой девяностых. Я пишу это, чтобы не впасть в истерику здесь внизу, так что выслушайте меня.
Никогда, слышите, НИКОГДА… не выходите на огромный водоём, не имея ни малейшего понятия, как управлять моторной лодкой. Поверьте, дальше станет интереснее.
Клянусь, я вовсе не желала никому зла, когда стащила моторку у своих гостеприимных хозяев, отправившихся вместе на ужин. Клянусь, я была не ТАК уж под кайфом, когда вышла в озеро.Знаю, что вы сейчас думаете: мол, травка была с чем-то посильнее, и я так улетела, что мне всё это померещилось. То, что я пережила, — не галлюцинация. Лучше бы это было ею.
Сам приход был приятным — всего-то немного травки, заботливо запечённой в моих любимых печеньках. Именно это мягкое, спокойное ощущение убедило меня, что я вполне смогу разобраться, как вести лодку; другие ведь справляются, почему бы не мне? Когда я уже вышла на воду, меня накрыла эйфория. Луна казалась прекраснее, чем когда-либо, и её молочный свет танцевал на холодной поверхности озера. Я подумала, как бы моя детская версия сошла с ума от восторга, узнай она, что я стою на лодке посреди того самого места, о котором она мечтала, чтобы мельком увидеть Насси.
Я присела на краю борта и заворожённо смотрела на воду, свесив руку и водя кончиками пальцев по мерцающей поверхности. Леденящая прохлада была вкусной, а ощущение свободы в жилах дарило детскую, романтичную радость…
Примерно в полутора метрах от моей руки, из воды на меня смотрела огромная верхняя половина человеческого лица. Я не помню, что сделала и как отреагировала; в памяти остался лишь размер — голова гиганта. Нос и рот прятались под непроглядной водой, но глаза и лоб были видны. Волосы — такие чёрные, что сливались с водой, в которой она плавала, — и отчётливый запах какого-то странного, испорченного парфюма, наполнивший воздух. А глаза…
Клянусь, не могу сказать, какого они были цвета, формы, размера. Будто кто-то вычистил это из моей памяти. Стоит попытаться вспомнить — и остаётся лишь чувство неблагополучия, понимание, что мне не следовало этого видеть. Я не могла отвести взгляд — то ли от ужаса, то ли от странного восхищения, — и всё, на что была способна, это смотреть, пока сердце билось в горле.
Она не моргала. Я успела подумать, как же это странно — не моргать, и вдруг она заговорила:
Я закашлялась от неожиданности — казалось, она шепчет прямо в ухо. Только тогда я вышла из оцепенения и, отползая, добрела до середины лодки. Она не сдвинулась с места, лишь продолжала смотреть на меня этими проклятыми глазами.
— Мы знакомы? — спросила я, не зная, что ещё сказать.
— Нет, — ответила она, и голос всё так же звучал прямо у моего уха: гладкий, бархатный, успокаивающий. Странно, но он напоминал мамин, и сердце перестало так бешено колотиться. Что бы она ни была, это влияло на меня — и одного этого должно было бы хватить, чтобы у меня зазвенели все тревожные звоночки, но не зазвенели. Я медленно подползла к борту, встала на колени, вцепившись в холодный металл перил и слегка дрожа. От холода ли, от ситуации ли — не знаю.
— Эм… поздновато для заплыва, — выдавила я, цепляясь за слабую надежду, что передо мной просто очень высокая жутковатая шотландка, решившая поплавать.
В голове раздался тонкий перезвончатый смех, и я поняла, что это существо разговаривает со мной каким-то телепатическим способом. Или я всё-таки была под кайфом сильнее, чем думала — уже не знаю.
— Поздновато кататься на лодке, которая, кстати, не твоя, — ответила она.
— Тогда это… казалось неплохой идеей.
— Зависит от того, настоящая ты или нет.
— А какая связь между моим существованием и тем, что ты украла лодку?
— Подожди… откуда ты знаешь, что эта лодка не моя?
Смех вновь откатился в голове, и я сильнее перегнулась через борт, понемногу привыкая к этим странным, неправильным глазам, глядящим на меня из чёрной воды.
— Я знаю всё, что происходит на этом озере, — объяснила она медленно. — Я знаю мужчину, которому принадлежит эта лодка, и его жену. Я знаю каждого, кто приезжает, и каждого, кто живёт здесь. Постоянных, гостей, даже животных, что пьют свежую воду из реки, впадающей в Лох-Несс.
— Я умею хранить тайны, — попыталась я.
— Нет, не умеешь, — ответило создание с самодовольством, которое я слышала, хоть на лице его оно не отражалось. — И врать ты ужасно не умеешь. Всю жизнь ждала, когда увидишь что-нибудь невероятное, правда?
Я напряглась, чувствуя, как холодный ветер с озера просачивается под куртку и щекочет кожу, покрытую мурашками. В затылке зудело приглушённое чувство смертельной опасности, но какое-то колдовство держало меня на месте. И я это понимала. Но, что странно, мне будто бы было всё равно. До сих пор всё равно.
— Я являюсь тем, кто искренне верит во что-то большее, чем он сам, — сказала она, впиваясь своими неправильными глазами. — Тем, у кого в сердце есть любовь. Тем, кто желает существования необыкновенного не ради доказательств, а ради самого переживания. Ради веры.
Я не знала, что ответить.
— В последнее время таких приходит всё меньше.
— Ты — Насси, — услышала я собственный голос, казавшийся далёким на фоне того, что звучало в голове.
— Я — то, чем ты меня считаешь.
— Если ты то, во что я верю, почему ты не гигантский плезиозавр или морская змея?
Я моргнула, и сердце сорвалось с места, когда остальная часть её тела медленно поднялась из воды. Я не совсем понимала, на что смотрю, и до сих пор не уверена. Словно пытаешься разобрать абстрактную картину, в которой сразу несколько образов. Постараюсь описать, не звуча безумно, ладно?
Представьте голову самой прекрасной женщины, какую вы видели — ну, не знаю, Киры Найтли или Аны де Армас, — а теперь прицепите её к туловищу самой огромной змеи, какую можно вообразить. Прям джунглевая анаконда, способная сожрать крокодила, только вместо пятен — чешуя чёрного дракона.
Я была не настолько обдолбана, ЧЕСТНО.
Как бы это ни звучало, отрицать её красоту было невозможно. Лунный свет скользил по чешуе, слепил своей яркостью. У меня щемило в груди — то ли от разрывающей сердца красоты, то ли от ужаса. Сейчас думаю, что от обоего сразу. Глаза, глаза… Помню, их взгляд приковывал меня, пока это прекрасное существо опускалось, чтобы уровень наших глаз сравнялся.
— Кто ты на самом деле? — выдохнула я.
Существо не ответило, но, приближаясь, оказалось, что я вижу лишь глаза.
— Я заперта здесь веками, — отозвалась она, и голос эхом разнёсся по моей голове, словно по огромному залу… чёрт, какого же цвета у неё глаза?
— Привязанная к воде, я вынуждена читать человеческие сердца, становиться их мечтами, воплощать их страхи.
— Кем связана? — спросила я. Губы мои не шевельнулись, но вопрос прозвучал.
Потом она произнесла нечто, чего я не помню. Может, не хочу помнить; может, мозг сам вычеркнул это, чтобы я оставалась в пределах возможной нормы. Да и какая теперь польза от нормальности, кроме возможности записать всё это. Звук больше походил на картину, чем на слово, и был настолько ужасным, что тело среагировало мгновенно: я то ли вырвала, то ли потеряла сознание, — помню лишь мягкий приказ задержать дыхание.
Очнулась я уже здесь, во тьме, с водонепроницаемым телефоном и кучей скелетов вокруг.
На дне Лох-Несса есть система подводных пещер, вы знали? Здесь внизу есть забавный воздушный мешок, в котором эта штука живёт уже бог-знает-сколько. Как чайничек — короткий и пузатый. Боже, рядом со мной лежит череп, на который я старалась не смотреть, но только что поддалась.
Здесь темно, и телефон садится. Забавно, правда? В страшных хоррорах всегда именно перед чьей-то смертью гаснет последний источник света: садятся батарейки, вырубается электричество, обрываются телефонные линии. На дне Лох-Несса, кстати, нет связи, и это было бы нормально, если б я не собиралась вот-вот сдохнуть. Кому бы я звонила?
911, в чём ваша чрезвычайная ситуация?
О, у меня для вас та ещё история.
…Я не хочу умирать здесь. Она сейчас охотится, но скоро вернётся. И я стану таким же, как остальные, кого она утянула вниз. Выхода нет. Пожалуйста…
Меня зовут [УДАЛЕНО], мой папа — [УДАЛЕНО]. Я живу по адресу [УДАЛЕНО], и у меня есть две сладкие кошки, которые не поймут, куда пропала их мама. Почему-то сознание того, что они не узнают, где я, кажется страшнее самой смерти. Я слышу её. Она вернулась. Господи, пусть всё будет быстро.
Её глаза — все неправильные цвета мира.
Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit
