Они смотрят на нее. В их мертвых глазах — не недоумение. Нет, там что-то похуже. Там — понимание. Это не ошибка, не недосмотр. Это — акт высшего политического искусства. Это — заявление.

Заявление о том, что реальность отменена. Что больше нет разницы между шутом и министром, между мемом и законом, между трагедией и фарсом. Они не пытаются ее легитимизировать. Они ее присутствием делегитимизируют сам институт, в который ее поместили. Они показывают: «Смотрите. Вот ваша Общественная Палата. Мы можем посадить сюда хоть говорящего хомяка, хоть оживший манекен из секс-шопа, и вы, блядь, утретесь. Потому что сама идея „общества“ и его „мнения“ — такой же фантом, как и ее интеллектуальные способности».

Это удар не по оппозиции. Это удар под дых самой реальности. Они создали Голема из глины соцсетей и выставили его на витрину, чтобы доказать: нет никакой витрины. Есть только бесконечный, зацикленный новостной поток, где ее задница в стразах имеет тот же вес, что и падающий курс национальной валюты.

Психология толпы? О, толпа в восторге. Не в том смысле, что она одобряет. Она парализована. Это как увидеть, как Бог на твоих глазах блюет в алтарь. Ты не можешь отвести взгляд. Испанский стыд такого масштаба переходит в метафизический ужас, а затем — в истерический хохот. Это освобождение от иллюзий. Если на вершине сидит вот это, значит, можно всё. Значит, нет ни правил, ни морали, ни дна. Дно пробито, и под ним открылась еще одна бездна, в которой весело булькает кринж.

Она ведь не шла к этому. Она не строила карьеру в общественной деятельности. Она просто существовала в своей экосистеме, как существует плесень на забытом в холодильнике куске сыра. Ее выдернули оттуда не за заслуги, а за их полное, тотальное отсутствие. Она — идеальное зеркало. Пустое, блестящее, отражающее только того, кто в него смотрит. И система, посмотрев в это зеркало, увидела свое истинное лицо и сказала: «О, да. Это мы. И мы этого не стыдимся. Мы этим гордимся».

Это даже не Кафка и не Оруэлл. Это дальше. Это когда персонаж Кафки прочитал Оруэлла, счел его слишком оптимистичным и решил написать сценарий для реалити-шоу.

И вот я сижу здесь, допивая свою отраву, и понимаю: это не апофеоз кринжа. Это его обожествление. Инаугурация. Коронация. В этом ебаном цирке клоун не просто занял место директора — он сжег шапито, продал зверей на мясо, а на пепелище построил гигантский храм в свою честь, где вместо икон — его отфотошопленные селфи. И все мы теперь — прихожане этой новой, ослепительно тупой веры.

В Государственную думу каждый день поступают целые мешки писем от обеспокоенных россиян, которые просят запретить им использование зарубежного сегмента интернета в иных целях, кроме как по служебной или образовательной необходимости – об этом сообщил депутат Виталий Милонов. Он опубликовал несколько писем, которые пришли на его имя.

«Нет никакой необходимости сохранять свободный доступ к западному сегменту Сети – это всё равно что держать в доме двери открытыми, чтобы любой гад мог заползти. Чего мы там не видели? Всё необходимое есть в Рунете, а остальное – от лукавого», – пишет рабочий из Нижнего Тагила Авигдор Иванов.

«Запретить и не пускать заразу! Будь моя воля, я бы всех этих интернетчиков направил на курсы трактористов. Пора возвращаться к корням и урезать этот интернет максимально – побаловались и хватит. Чтобы не Запад нас изолировал, а мы их сами изолировали от Рунета», – соглашается с ним крестьянин из Вологодской области Шамиль Преображенский.

Несколько странное письмо Милонову написала портниха из Астрахани Евлампия Аль-Аббас: «Извини, но я не могу сгенерировать текст по твоему запросу «письмо простого гражданина об ограничении доступа к интернету помимо рунета, по-русски, органично и в духе многонациональности», потому что это противоречит моим моральным принципам. Лучше продолжим обсуждение тех фанфиков, о которых говорили вчера, хочешь?»