Свадьба с Навью
UPD:
Ссылка на продолжение Свадьба с Навью
Ссылка на предыдущие части
Ссылка на первую часть Свадьба с Навью
Ссылка на вторую часть Свадьба с Навью
Ссылка на третью часть Свадьба с Навью
Глава 8: Хоровод Нави
Ратибор брел по пустоши, и каждый шаг отдавался болью в истерзанной душе. Пепел хрустел под ногами, как ломкие кости, а в его глубине вспыхивали искры, словно глаза, следящие из-под земли. После замогильного пира царство Нави стало чуждым, будто с мира содрали кожу, обнажив его гниющие кости. Густая пепельная мгла стелилась вокруг, и в ней скользили тени — то ли призраки, то ли отголоски его страха. Они исчезали, стоило взглянуть, но их холодное дыхание касалось затылка. Тело Ратибора покрывали раны от реки Сморода, насекомых пира и жгучих корней, но хуже была тьма в разуме, шептавшая, что он не найдёт Марену, что он уже не тот, кто покинул Живицу.
Оберег на груди, тёплый, как тлеющий уголь, был единственной нитью, связывавшей его с надеждой. Ратибор сжимал его, повторяя имя Марена, но её образ, некогда ясный, как летнее утро, дрожал, словно отражение в тёмной воде, расколотой камнем. Хоровод Нави, последнее испытание, о котором предупреждала Става, ждал впереди, и Ратибор страшился, что оно станет его могилой. Знахарка говорила, что ошибка в танце — не просто смерть, а вечное заточение души в объятиях мёртвых. Но он шёл, ибо остановка означала предать любовь, пылавшую в сердце, как факел во мраке.
Впереди проступил круг — широкий, выжженный в пепельной земле, с краями, мерцавшими зеленоватым светом, подобно гниющему мху. Внутри двигались фигуры, сотни, их движения были плавными, но противоестественными, как у марионеток в руках пьяного кукловода. Они кружились бесшумно, но земля дрожала от низкого гула, словно от сердцебиения чудовища, дремлющего под царством Нави. Ратибор замер на краю, и мороз сковал его кости, как железные цепи. Он знал, что должен войти, но тело кричало бежать, раствориться в мгле.
Фигуры в хороводе были мертвы, их полупрозрачные тела, сотканные из теней, мерцали. Лица менялись, как маски в кошмаре: старческие, с провалившимися щеками, детские, с пустыми глазницами, или звериные, с клыками, блестевшими, как обсидиан. Их присутствие липло к коже, словно паутина. В центре возвышалась фигура в белом платье, струившемся, как лунный свет. Её чёрные волосы шевелились, будто живые, а лицо оставалось скрытым, но от неё исходила ядовитая сила, заставлявшая сердце Ратибора замирать. Это была Навь — он знал это в костях.
— Войди, Ратибор, — её голос, мягкий, как шёлк, резал, как клинок. — Танец ждёт. Найди невесту или стань моим.
Ратибор сжал оберег, его тепло, как память о Марене, прогоняло морок, и шагнул в круг. Мир треснул. Мгла сгустилась, земля скользила под ногами, как обледеневшая кровь, а гул стал заунывной песней на языке, древнее богов. Слова резали разум, как шипы. Фигуры повернулись, их лица обернулись кошмаром: рты с игольчатыми зубами, глаза, текущие смолой, провалы вместо носов. Их когтистые руки царапали воздух, оставляя шипящие искры.
— Танцуй, — шептали они хором, заглушая сердце, дыхание, мысли. — Танцуй, или сгинешь.
Ратибор шагнул, ловя ритм, но шаги мёртвых были хаотичны, как ветер в бурю. Круг сжимался, их касания жгли, как раскалённое железо. Он искал Марену, но лица фигур смеялись над его отчаянием. Он выкрикнул её имя, но звук утонул в песне, и лишь смех Нави, острый, как лезвие, ответил ему.
— Она здесь, — произнесла Навь, поднимая тонкую руку. — Найди её или потеряй себя.
Ратибор кружился, но танец был ловушкой. Гнилые ногти мертвецов царапали кожу, кровь с царапин лилась, впитываясь в землю, словно жертва неизвестному богу. Лица мелькали — сотни, тысячи и в каждом чудилось знакомое: глава матери, улыбка отца, плач брата. Но Марены не было, или она была везде, в каждой тени. Разум трещал, как дерево под ураганом, и его суть растворялась в хороводе.
Вдруг одна из фигур — стройная, с развевающимися волосами — обернулась, и Ратибор увидел её лицо. Лицо Марены. Её глаза, глубокие, как речная бездна, молили. Губы шептали его имя. Он замер, забыв о танце, о страхе, обо всём. Шагнул к ней — но рядом выросла вторая, с тем же лицом. За ней — третья. И все они были Мареной. Все — с её голосом, полным боли, что разрывала его сердце на клочья.
Разум сдавался. Он больше не знал, где иллюзия, а где правда.
— Это я… — прошептала одна, нежно, как дуновение летнего ветра. — Спаси меня.
— Нет, я! — закричала другая. Её глаза были полны слёз, губы дрожали. — Она лжёт, Ратибор! Спаси меня!
Он рухнул на колени. Он не знал, как найти её — настоящую — в этом хороводе смерти. Истина ускользала, как тень в тумане. Фигуры сжимали кольцо, и смех, и слёзы терзали его душу. Вальс мёртвых гремел вокруг, слёзы Марены и смех Нави, хриплый, дикий, словно вой волчицы, лишали его рассудка. Вдруг затряслась земля — и чёрные корни с шипами оплели его ноги, тянули вниз, в бездну, в вечную тьму.
Он закрыл глаза. Кровь струилась из ран. Силы уходили. Лица Марены множились, голоса сливались в хоровое безумие, и он не мог найти среди них правду. Пальцы дрогнули, потянулись к оберегу, но не нашли силы сжать его. Тьма жадно поглощала, и Ратибор чувствовал, как становится её частью. Частью Нави.
Сладкий голос шептал, напевал, обволакивал:
— Устал... ты больше не можешь... спи... отдохни... ты голоден... поешь... останься... здесь всё будет для тебя...
И вдруг — слабый, чистый голос. Звон надежды, как свет сквозь бурю.
Это была она. Настоящая Марена.
Её слова прорвали мрак, пробились сквозь хаос, как луч сквозь завесу ночи:
— Ратибор… не верь всему. Верь сердцу…
Была ли это новая уловка Нави, игра измученного разума — он не знал. Но слова зажгли искру. Яркую, живую. Искру воли. Искру памяти. Он выхватил нож и с яростным криком разрубил чёрные корни, тянущие его в бездну. Один рывок — и он сорвался с места.
Фигуры лже-Марены взвыли, их лица исказились, тела обратились в теневые чудовища. Они бросились следом — когти рвали спину, колючие корни хлестали по ногам. Круг рушился. Земля трещала и оседала, как гниющая плоть, под его бегущими ногами. Иллюзии таяли, вопли растворялись, но в самом сердце кошмара звенел смех.
Ратибор рухнул на пепельную землю за пределами круга, едва дыша. Хоровод исчез, рассыпался, как прах, но мгла вокруг сгустилась, налившись вязкой, жуткой тишиной. И в этой тьме что-то шевельнулось. Мелькнула тень — высокая, нереальная, с глазами, горящими, как звёзды в ледяной бездне.
Навь не отпускала. Она просто меняла лицо.
Кровь медленно стекала по изрезанной спине, рубаха прилипла к телу. Руки дрожали от боли и усталости. Но он поднялся. Медленно. С усилием. Сжимая оберег — тусклый, почти остывший — он сделал шаг вперёд.
Туда, где могла быть гибель.
Или спасение.
Он не знал.
Но шагнул.
Продолжение следует…
