Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen).

Карьера Гнея Помпея уникальна даже по меркам периода гражданских войн в Риме, даже скорее аномальна, чем и выделяется из ряда других персоналий. Ему просто невероятно везло на протяжении всей его карьеры - как будто судьба дала ему максимальный параметр удачи в компенсацию за неудачи отца. И это постоянное везение при игре на грани и сформировало Помпея как политика. Посудите сами.

Везение началось уже с того, что, когда отец нашего героя преставился во время обороны Рима от войск Цинны и Мария, ненавидевший его за неудачный ход осады плебс не выместил своей злобы на сыне. Более того, повезло Помпею и что новые власти не стали наказывать мальчишку, которому было всего 17 лет. Выдвинутое против него обвинение в присвоение добычи из Аускула во время Союзнической войны было скорее способом припугнуть, нежели реальным политическим преследованием из-за его смехотворности: даже если добыча и была незаконно присвоена, то отцом Помпея, а Гнею в тот момент было всего 15 лет и он не мог отвечать за действия своего родителя. Тем не менее суд состоялся, Помпея там позапугивали и отпустили.

Что сделал бы в обычной ситуации другой римлянин? Скорее всего, сбежал бы из города и прятался. Помпей из города и вправду уехал - в родной Пицен, вот только вместо пряток он начал тайком собирать войско из ветеранов отца. Почему? Потому что, как и многие, отлично понимал, что история с Суллой получит продолжение, когда тот закончит с Митридатом. Причем уже в этот момент он похоже что определился на чьей стороне будет - хотя Цинна перед смертью пытался привлечь его на свою сторону, Помпей сразу же по получении новостей о прибытии Суллы в Брундизий, присягнул ему и поднял навербованный им легион на борьбу с законными властями Республики.
Все это было очень рискованно - циннанцы превосходили по численности войска Суллы и его союзников примерно вдвое. Но Помпею опять повезло - пока циннанцы сосредоточились на попытках заблокировать продвижение Суллы, он смог спокойно соединиться с Метеллом Пием и потом бить по частям разрозненные отряды противника. Удача и все же имевшийся у Помпея определенный талант позволили ему заработать хорошую репутацию и это всего в 22 года!

Когда Италия оказалась в руках Суллы, тот вынужден был озаботиться подчинением провинций, в том числе Сицилии, куда отступил разбитый и деморализованный консул Карбон с остатками войск. Сулла, похоже, хотел сделать Помпея своим ручным псом - женил его на собственной падчерице и отправил отвоевывать Сицилию. Причем Помпей должен был отлично понимать шаткость своего положения - он не имел никаких прав командовать войсками и тем более провинциями, кроме приказа Суллы. Как только диктатор решит, что Помпей больше не нужен, его карьера на этом и закончится, может, даже вместе с жизнью. Поэтому надо проявлять максимальную лояльность, пока не откроется шанс стать самостоятельной и при этом легальной политической фигурой.

На Сицилии Помпей доказал свою лояльность. Так как наместник Сицилии Перперна (тот самый) предпочтет эвакуировать войска в Африку, нежели сражаться, остров достанется Гнею вообще без боя. Но благодаря удаче Помпей сумел поймать самого Карбона, после чего лично зарезал включенного в список проскрипций консула, помазав себя кровью с Суллой. Оценив это диктатор отправил Помпея в Африку добить окопавшихся там сторонников прежней власти. Там Помпей доказал свою компетентность - всего за 40 дней разбил уже серьезно деморализованных циннанцев. После этого Помпей устроил войну с Нумидийским царем, так как тот встал не на ту сторону в гражданке и тоже довольно быстро победил его.

Но тем временем в Риме Сулла активно срал в штаны Помпею своими реформами: жестко закрепил возрастной ценз для магистратур и запретил занимать их непоследовательно - т.е. попросту вычеркнул Помпея из политической жизни, так как он по этим правилам должен был фактически начинать с нуля, чтобы лет через 10-15 оказаться снова в пропреторах. Можно было бы с таким смириться. Но это же не в стиле Помпея.

Диктатор, видимо считал, что Помпей никаких фокусов не выкинет, когда в середине 81 года до н.э. отправил приказ распустить все войска, кроме одного легиона, и ждать преемника. Вот только Помпей не хотел просто ждать - он хотел получить свой миг славы и легализоваться как часть политической элиты Рима. А для этого он хотел получить триумф, но Сулла ему отказал - ведь никаких триумфов за гражданские войны не положено. И вот тогда, Помпей решился надавить на Суллу! Войска Помпея совершенно внезапно взбунтовались, отказались бросать своего военачальника и тот “не имея возможности их подчинить”, но “желая выполнить приказ Суллы”, решил сопроводить взбунтовавшиеся легионы в Италию! Какова задумка-то!

Безумие? Самоубийственная акция? Неа. На дворе конец 81 года до н.э. (по крайней мере я вслед за Ю.Б. Циркиным предполагаю, что события имели место именно в конце года, так как источники крайне противоречивы), режим Суллы уже устоялся и настоялся и у соратников диктатора начали появляться к нему вопросики. Реформы Суллы - это хорошо, выпиливание популяров тоже, но вот диктатура Суллы и некоторые его действия - это прямо плохо. Скорее всего триггером для тихого недовольства стало демонстративное убийство Суллой своего соратника Квинта Лукреция Офеллы, который вопреки мнению диктатора захотел выдвинуться в консулы при поддержке плебса. Офелла, конечно, тоже был неправ, но как-то все немного напряглись от столь самовластной диктатуры. Это сегодня у тебя с Суллой разногласий нет, а вот если завтра возникнут, то что? Он тоже тебя убьет?

И вполне возможно, что до Помпея отголоски этого недовольства могли дойти. Вполне возможно, что в форме: “Сулла слаб, действуй решительно, мы все за тебя держим кулачки”. Недовольным сулланцам нужно было как-то показать диктатору, что его диктатура это не правление одного, что Сулла лишь выразитель интересов своих сторонников и без них его режим окажется не столь прочным. А для этого лучше всего подходил популярный военачальник, готовый пойти на риск. Не было бы Помпея, то нашли бы другого, кто продемонстрировал бы Сулле пределы его власти. Когда “мятежные легионы” высадились в Италии Сулла внезапно обнаружил, что немалая часть его окружения настроена примирительно в отношении Помпея. Сулла мог, конечно, собрать войска и показательно наказать мальчишку, но это несло риски еще большего углубления кризиса.

Сорвавшегося с поводка цепного пса пришлось погладить по голове, отказав ему в триумфе, но потешив самолюбию, выдав почетное прозвище “Великий”, которое смотрелось сильно лучше бытовавшего среди сенаторов “малыш-мясник”. Удовлетворен ли был Помпей? Да ни разу. Сулла проявил слабость и Гней начал давить на него, что обязательно нужен триумф, в чем Помпея поддержали будущие консулы 79 года до н.э. (т.е. вот прямо совсем ближний круг Суллы) Аппий Клавдий Пульхр и Публий Сервилий Ватия, как считается, связанные с Метеллами. И, видимо, не они одни, так как Сулла в конце концов сдался и разрешил провести Помпею триумф вопреки всем традициям и нормам. Так что первым, кто получил триумф за победу над своими же был Помпей, а не Цезарь.

Таким образом недовольные Суллой сулланцы ради своих собственных мотивов сделали Помпея, который еще не занимал ни одной магистратуры, одной из важнейших фигур в политике Рима. Новоиспеченный “Великий” просто оказался в нужное время в нужном месте в нужном качестве. Если бы он застрял в Африке подольше, то возможно он был бы уже не нужен для давления на Суллу. А так он показал диктатору, что его власть ограничена и его ближайшие же сподвижники готовы действовать вопреки его воле. Ценой этого стало усиление Помпея как самостоятельного игрока - к нему стали тянуться сторонники, которые были не в курсе всех этих закулисных игрищ, но видели какое влияние “Великий” уже приобрел. Сулле, серьезно опасавшемуся, что Помпей продолжит нарушать установленные им правила, пришлось пытаться привязать его к сулланцам покрепче через брак с Метеллами. Вот только сюрприз-сюрприз, Метеллы вообще никак не будут мешать Помпею крушить сулланские порядки. Почему - это отдельный запутанный вопрос, на который ответа у меня нет. Но вот такое вот оно, единство сулланцев.

Сформировавшаяся вокруг Помпея партия была этаким джокером. Сам по себе Помпей не мог продавить какое-нибудь нужное ему решение, но вот привлечение его на свою сторону могло серьезно повлиять на успех начинания. Как, собственно, и случилось с выборами Лепида - если бы не Помпей, то скорее всего Лепида бы сняли с выборов, так как против него резко выступал Сулла. Но Помпей убедил Метеллов не мешать и обеспечил Лепиду поддержку, благодаря чему тот победил и стал консулом 77 года до н.э.

И опять удача - едва ли Помпей предполагал, что Сулла умрет именно в консульство Лепида и спровоцирует этим кризис в ходе которого Лепид решить совершить госпереворот. Заговор Лепида очень удачно позволил Помпею получить в свои руки армию и устроить снова шантаж правительства. В Испании Помпею крайне повезло, что Серторий не стал три раза подряд его добивать. Не меньшее везение было, что именно на него напал Перперна в отчаянной попытке удержать армию от развала. Тем самым человек сбежавший от Помпея на Сицилии 10 лет назад принес ему славу победителя Сертория, совершенно незаслуженную. А по дороге в Рим на него внезапно выскочила орда рабов, давших себя перебить и приписать ещё и славу завершителя восстания Спартака.

И вот теперь, прочитав все это, попробуйте задать себе вопрос: а вы бы были осторожны, зная насколько вам везет по жизни? Или вы бы так же, как Помпей, играли ва-банк и ходили по лезвию бритвы? Если бы не такая удача, то Помпей давно стал бы заштатным политиком второго плана. Я действительно не знаю ни одного римского политика или военачальника, которому вот так бы бессовестно везло, кроме разве что самого Суллы. Это и сделало его аномалией, которой не должно было быть при сулланском режиме в принципе, но из-за стечения обстоятельств она возникла и вот-вот готовилась его сломать.

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть! Она выйдет завтра, ровно в 18:00 по МСК.

Всем привет!

Недавно упоминала о Парфянском походе Марка Лициния Красса (115/114-53 до н.э.), и вот так раз – обнаружила, что очередная прочитанная книга как раз об этом.

Если верить Плутарху, то ещё победитель понтийцев и армян Луций Лициний Лукулл (ок. 117-56 гг. до н.э.) планировал вторжение в Парфию, но судьба распорядилась иначе. Первым нарушил парфянские границы Гней Помпей, который вторгся в северную Месопотамию, но война тогда не случилась, т.к. Фраат III, сын царя Санатрука, о котором я рассказывала в прошлый раз (История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.4. «Парфянин»), сделал вид, что ничего ужасного не случилось, и только сказал «Ай-я-яй, такие действия недопустимы, позор тебе, Гней Помпей» (ну или что-то вроде того, короче, выразил протест). После того, как Помпей отбыл в Рим, парфяне восстановили контроль над прихваченными ранее римлянами территориями. Потом уже, в 57-м до н.э., наместник Сирии Авл Габиний готовился к вторжению в Парфию под предлогом защиты права на престол царевича Митридата, который вместе со своим братом Ородом прославился отцеубийством, а потом ввязался в междуусобную борьбу за трон. И стоило римлянам уйти в Египет, где, по мнению римского руководства, они были нужнее, как Митридат растерял поддержку и стал заметно сдавать позиции.

В одной из прошлых заметок я уже упоминала о том, как самыми крутыми римскими полководцами того времени Юлием Цезарем, Гнеем Помпеем Великим и Марком Лицинием Крассом (был менее крут в плане военных побед, но зато очень богат) был заключен первый тайный триумвират (История нашего мира в художественной литературе. Часть 54. «Клеопатра», «Юлий Цезарь» и «Антоний и Клеопатра» Кстати, перечитывая, обнаружила там ошибочную дату((, которую уже не могу исправить). Тогда я подробно рассказывала о Цезаре, а теперь вот в центре внимания оказался Красс, которому слава не только товарищей, но и других прославленных генералов, очевидно, покоя не давала, потому что его-то все знали главным образом как того, кто подавил восстание Спартака.

Так что свой поход, под всё тем же предлогом помощи Митридату Парфянскому, он начал ещё в 55-м году до н.э., когда он и его легионы отплыли из Брундизия. Само вторжение произошло уже летом 54-го. Приличная часть городов просто сдавалась, поэтому довольно скоро Красс овладел приличной частью Месопотамии. Реальное сопротивление же оказала Зенодотия: Апполоний, градоначальник Зенодотии, сделал вид, что город сдался превосходящей римской армии (или правда сдался, а потом всё вышло случайно) и, как это было обычным делом, запросил гарнизон. Гарнизон, понятное дело, оставили. Почему нет? А армия Красса двинулась дальше. Оставленный легион же однажды ночью жестоко истребили. Что там на самом деле произошло, точно не ясно, как и то, в чем был смысл акции. Наверное, жители города таким образом надеялись выиграть время и подготовиться к последовавшей затем битву. Шансов у них, впрочем, всё равно не было почти никаких. Город пал, и был уничтожен, а его уцелевшие жители проданы в рабство.

Красс этой победой, правда, очень гордился. А зря. Митридат Парфянский был схвачен после взятия войсками противника Селевкии и казнён, а единым царём страны стал его брат под именем Орода II. Красс подумал-подумал и ушёл на зимовку в Сирию, чтобы продолжить боевые действия с наступлением весны. Вскоре к нему присоединился его сын Публий вместе со своими галльскими всадниками, но римлянам это не очень-то помогло. Как и заверения в готовности помочь от армянского царя Артавазда II, сына Тиграна Великого. Потому что Артавазда куда больше волновали его собственные дела (и он потом даже выдал свою сестру замуж за Пакора, сына и соправителя Орода II). А ещё за это дело взялся знаменитый парфянский полководец – Сурена. Вот он-то и нанёс римлянам сокрушительное поражение в битве при Каррах в мае 53-го года до н.э.

В той битве погиб сын Марка Лициния Красса Публий, а вскоре после окончания сражения убит был и сам полководец. Если верить легендам, ему (или его трупу) парфяне залили в рот расплавленное золото. Символично, потому как Красс на Востоке успел прославиться своими вымогательствами и ненасытной жаждой наживы. Что касается остальных, то половина римского войска погибла, четверть бежала, а остальные попали в плен и были отправлены в Маргиану.

Победитель в той битве, Сурена, тоже после этого радовался недолго. Царь Ород проправил ещё пятнадцать лет, но конец его также славным не назовёшь. О том, что с ними случилось, и о других подробностях этого похода можно узнать из романа

«Месть Анахиты» Я.Х. Ильясова

Время действия: I век до н.э., ок. 56-52 до н.э. – основные события, а также ок. 19-го года до н.э. – время возвращения ранее пленных римлян на родину.

Место действия: Римская республика (современные Италия и Сирия), Парфия (современные Ирак, Иран (г. Ганзак), Туркменистан (г. Ниса)), государство Кангюй в области Шаш (современный Узбекистан).

Интересное из истории создания:

Явдат Хасанович Ильясов (1929-1982) – советский писатель башкирского происхождения, известный своими произведениями на темы древней и средневековой истории Средней Азии. И, хотя жизнь у него была очень сложной, уже в возрасте 19-ти лет он начал работу над своей первой книгой – романом «Тропа гнева», которая, впрочем, опубликована была лишь в 1956-м году.

С 1952-го года Ильясов работал заведующим отделом литературы и искусства, а также переводчиком и корреспондентом уфимской газеты «Ленинец», был литсотрудником в газетах «Ташкентская правда», «Комсомолец Узбекистана», «Физкультурник Узбекистана», и ещё заведующим отделом поэзии в журнале «Звезда Востока – сказывались детство и юность, проведенные в Узбекистане (писатель, к слову, год посещал узбекскую школу). Художественные произведения Ильясов писал преимущественно на русском языке, а публицистические – на башкирском, русском, татарском, узбекском языках. Самые известные из художественных произведений: «Тропа гнева» (1956), «Согдиана» (1959), «Пятнистая смерть» (1964), «Чёрная вдова» (1966), «Золотой истукан» (1973), «Месть Анахиты» (1984), «Заклинатель змей» (1979) и «Башня молчания» (1982).

Роман «Месть Анахиты» был переиздан в 2011-м году издательством «Вече» в рамках серии «Исторические приключения».

О чём:

Закончилась длительная борьба и с Понтом, и с Арменией. Почётный пенсионер Лукулл вел праздный образ жизни в Риме и устраивал свои знаменитые пиры. Как-то раз в гости к нему заскочил Красс и стал задавать какие-то странные вопросы, а потом, наконец, признался, что собирается идти в поход на Парфию, и потому просит совета о том, как правильно войну эту вести, чтобы победить и прославиться. Лукулл то насмешливо, то серьёзно давал ему понять, что идея-то так себе, но Красс и слушать не желал. Наконец, Лукулл вздохнул и предложил, раз так, хотя бы купить у него раба Эксатра, мол, он как раз из тех мест родом и, несомненно, будет очень полезен, тем более, что он не просто грамотен, а полиглот вдобавок. Красс согласился, но столь ценный раб довольно скоро стал его подбешивать, имея при себе всё то, что Красс так не любил (впрочем, неприязнь была взаимна, хотя до поры до времени не принимала острых форм). А ещё Эксатр имел при себе загадочное кольцо, и до некоторой степени был даже рад, что отправится в Месопотамию, потому как ему открывалась возможность, наконец, возвратить эту реликвию в храм Анахиты.

Очень скоро, несмотря ни на что, был объявлен набор рекрутов, и на службу вернулся старый центурион Корнелий, да ещё и молодого сына Фортуната с собой прихватил. Корнелий после всех годов службы являлся счастливым обладателем участка земли в один югер, т.е. переводя в понятные значения, около 25 соток. Многие в наше (да и в его время) могли бы ему позавидовать, но тут есть нюанс – и участок, и дом достались Корнелию от отца, и являлись не только всем его имуществом, но и главным источником пропитания, потому что он и члены его семьи сами обрабатывали эту землю для взращивания злаков и, возможно, овощей. Проще говоря, ничего весомого после долгих лет службы у Корнелия не оставалось, и он был одержим идеей – «вот бы нам ещё хотя бы пять югеров». Фортунат со смесью понимания, насмешки и печали относился к этой мании своего родителя, и явно недооценивал её силу. Именно поэтому война, в которую он оказался втянут, стала для него двойным потрясением.

А где-то там в Маргиане сидел сосланным за неосторожное высказывание в крепости Митридаткерт великий полководец Сурен, тот, кто, по сути, обеспечил парфянскую корону Ороду II, о чём царь никогда не забывал. Вот только хорошо или плохо это для Сурена?

Всем этим людям предстояло встретиться, и судьбы их тесным и самым непредсказуемым образом сплелись в Парфии, благодаря походу Красса. И хоть я немало рассказала в исторической части выше, дальше было много чего интересного и неожиданного.

Отрывок:

Хотя было много моментов, достойных цитирования, я решила всё-таки остановиться на этом:

«…Войско в четком строю начало переправу.

Пропустив девять когорт с сигнумами — знаками в виде раскрытой руки или какого-либо животного на древках, увешанных венками и лентами, Красс в повозке сам тронулся в путь.

С реки сошел туман. Течение унесло густую песчаную муть, поднятую войском, и сквозь неглубокую прозрачную воду стало видно, что там, где оно прошло, образовалось на дне широкое поперечное углубление, будто здесь протащили большой круглобокий корабль.

Возница оглянулся на хозяина. Красс не выспался, мерз и потому был раздражен.

— Я возьму левее? — спросил возница. — Чтобы не вымокнуть в яме. Вода сейчас… — Он зябко повел плечами. — Если мне скажут: «Там, на дне, пять монет, достанешь — будут твои», — не полезу.

— Осел! Кто заставит? Здоровье дороже денег…

Красс, нахохлившись, смотрел на дно. Пестрый галечник, желтый, красный и черный. Дно просвечивает сквозь стеклянную воду чешуйчатым бронзовым панцирем.

И вдруг, уже на середине речки, что-то блеснуло, там на дне. По-особому блеснуло. Знакомый блеск

— Стой!

Красс низко свесился через край повозки, всмотрелся в маленький круглый предмет, отливающий в изумительно ясной воде металлическим белым блеском. О, Красс знает в нем толк…

Он сразу забыл, что сказал перед этим вознице. Не отрывая глаз от правильного белого кружочка, так непохожего на продолговатую плоскую тусклую гальку, проконсул быстро сбросил плащ, развязал ремни сандалий.

Вода обожгла ему босые ноги. И впрямь холодна! Но теплый белый кружочек грел ему старое сердце. Красс наклонился, погрузил руку до плеча в студеную воду, осторожно, чтобы не упустить, подобрал монету.

Хм… Последнего римского чекана. Таких еще нет в ходу в провинциях. Монеты этого выпуска при себе имеет лишь Красс.

Он вспомнил, как позавчера выдал сирийцу-проводнику пять драхм задатка.

Значит… Что же это значит?

— Убери свою проклятую повозку! — взревел Красс. — Не загораживай свет.

Возница хлестнул лошадей и шарахнулся в сторону вместе с повозкой. И угодил-таки в яму. Но в ней оказалось не так уж глубоко. Во всяком случае, ног своих возница не промочил.

Вода доходила Крассу до колен. Он стоял в ней, выжидательно наклонившись и вытянув шею, весь звенящий от напряжения, как галл-рыбак на реке Пад, глушащий рыбу острогой.

Вот они. Вторая, третья, четвертая. Сиротливо лежат друг от друга поодаль, на дне ледяного потока. Бедняжки. Ваше место в человеческой теплой руке, в его кошельке.

И он крайне бережно, — не уронить бы и не потерять, — выудил свои монеты, вытер полою хитона и сунул их в сумку на поясе.

Сириец, похоже, был человеком себе на уме. Хорошо, что Красс уничтожил его. А то натворил бы он бед…

Где же пятая? Она где-то здесь. Может быть, запала ребром меж двух галек, и потому не видно ее. Красс осторожно, будто касаясь горячих углей костра, раздвигал стопой и разглаживал мелкие камни. Монета не показывалась.

Тогда он опустился на корточки, утопив зад в жгуче-холодной воде, затем встал на колени. И ползал на них, обдирая по дну и шаря вокруг себя рукой, кропотливо перебирая гальку.

Он так низко наклонился над водой, что она задевала ему кончик носа. Солдаты замыкающей когорты изумленно толпились на сыром берегу…

— Помочь? — предложил возница с завистью.

А-а, болван! «Не полезу»… Полезешь! В костер пылающий полезешь за монетой. Не то что в ледяную воду. Красс относился к деньгам с тем же трепетом, с каким житель Востока относится к хлебу. Деньги — пыль и прах и прочее? Не болтайте, поэты несчастные.

Нашлась! Ее забило быстрым течением под камень больше других и присыпало крупным черным песком. Он вцепился в монету скрюченными пальцами, как в живую скользкую рыбу…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Прежде всего, хочу выразить благодарность читателю под ником Gro3nyi, поскольку именно его отзывы о произведениях Ильясова, в том числе о романе «Месть Анахиты», сподвигли меня и прочитать, и написать-таки эту заметку.

Дело в том, что «Месть Анахиты» я присмотрела уже давно, но, когда дошла очередь до этого произведения, поняла, что мне его прочтение и освещение уже вроде как и не принципиально. Но, помня тот наш диалог, решила, что текст не очень большой, и прочитать всё же стоит. И не пожалела об этом.

Сюжет простроен отлично, мы как бы наблюдаем за событиями сразу с нескольких ракурсов, и видим происходящее с нескольких точек зрения, с разными акцентами. По-моему, круто это уже по этой причине. Кроме того, такое построение истории создает несколько линий, за каждой из которых по-своему интересно следить, и не знаешь точно, куда они тебя заведут, и как пересекутся. Хотя пересекутся они однозначно. Тип персонажей, каким представлен Сурен, мне, честно говоря, привлекательным не кажется, но вот за Эксатром и Фортунатом я следила с огромным интересом и волнением, да даже и мерзкий старикашка Красс – персонаж весьма колоритный. Уж как автор обыграл всё то, что о нём и его характере да мотивах было известно из древних исторических трудов.

Отдельно хочу отметить примечательный язык Ильясова, его манеру повествования. Что русский язык не был для него родным, я поняла уже по имени, но вот то, что он даже школу не успел окончить, для меня стало удивительным открытием. Хотя, быть может, именно это и сделало то, как он выражал свои мысли, и похожим на творчество других советских писателей, и непохожим одновременно. Язык его прост, но в то же время слог удивительно певуч и ритмичен, как будто поэму в прозе читаешь. Не знаю, как ему это удалось, но это делает его текст запоминающимся.

Что касается остального, то с исторической точки зрения всё изложено довольно точно, хотя с датами либо я не разобралась, либо в самом деле что-то не билось. Мистический флёр присутствует, но я бы не сказала, что он ярко выражен. Во всяком случае, в действительности акцент делался не столько на реальном проклятье Анахиты, столько на том, как воспринималось то, что могло им оказаться. Приём не нов, но оформлен органично.

В общем, мне книга понравилась. Прочитать её, на мой взгляд, стоит и потому что она хорошо написана, и потому что повествует о не самых широко освещенных в художественной литературе исторических событиях и локациях, к тому же это произведение отлично ложится в мою подборку и выступает как бы продолжением прошлых заметок и мостиком к следующей.

Прошлые посты искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.1. «Эллинские торговцы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 49.1 «Слоны Ганнибала»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.2. «Золотой ветер»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.1. «Владыки Рима»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.2. «Пурпур и яд»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.4. «Парфянин»

Всем привет!

Сегодня, наконец, расскажу не обрывками, а достаточно подробно о Парфии, потому что случайно сумела отыскать книгу о парфянине.

Парфянское царство возникло около 250-го года до н.э. в районе Хорасана. Во главе государства встал вождь Аршак I (правил ок. 250-217/211 до н.э.) из племени парнов, основатель династии Аршакидов (кстати, их младшая ветвь армянские Аршакуни). Расширение своей страны он начал с захвата сатрапии Парфия, подконтрольной Селевкидскому государству, и, когда Селевкиды стали совсем сдавать, парфяне, говорившие на языке из восточно-иранской группы, что, думается мне, им здорово помогало, быстро стали прибирать к рукам территории современных Ирана и Туркменистана, а потом ещё Афганистана и Пакистана, да вдобавок, в конце концов, благодаря победам Митридата I Парфянского (ок. 171-138/137 гг. до н.э.), вероятного потомка Аршака II (сына (либо брата) и наследника первого, правил в 211-191-х гг. до н.э.), смогли продвинуться на запад, захватив и современные иракские земли, в том числе Селевкию, расположенную на берегу Тигра, а на другом берегу – город Опис, позже переименованный в Ктесифон.

Митридат Парфянский поначалу своей столицей сделал памятный со времен Ахеменидов город Экбатаны, а Ктесифон (тогда ещё Опис) превратил в зимнюю резиденцию. Т.к. этот город стал «малой столицей», то довольно скоро он разросся, разбогател, стал центром культурной жизни и…позже постоянно подвергался атакам вездесущих римлян. Кстати, об этом.

После побед Митридата I Парфия на время превратилась в крупнейшую и наиболее могущественную державу Западной Азии. Его наследник Фраат II (правил ок. 147-128/127) даже женился на селевкидской принцессе Лаодике, и непременно добил бы царство Селевкидов, кабы на его собственные владения не напали юэчжи и саки, уничтожившие Греко-Бактрийское царство. В битве с кочевниками Фраат погиб, и разгребать это всё пришлось его наследнику Артабану (ок. 127-124/123 до н.э.), который, впрочем, сумел и мир заключить, и государство спасти от судьбы соседей.

Следующими правителями стали Митридат II Великий (ок. 124/123-88/87гг. до н.э.) и Готарз I (ок. 88-81гг. до н.э.), упомянутые в романе «Тигран Великий» из моей прошлой заметки (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»), хотя там о них было сказано немногое. А меж тем Митридат унаследовал Парфию весьма потрёпанной иноземными вторжениями и восстаниями и сумел вернуть ей былые целостность и величие, хотя бы на время. Именно он одолел армянского царя Артавазда и держал у себя заложником его сына, будущего Тиграна Великого.

Именно в те годы произошло «знакомство» парфян с римлянами, которые боролись тогда с Понтом и его союзниками, а потом прибрали к рукам бывшие селевкидские владения, когда династия схлопнулась. И, судя по всему, парфянам знакомство не понравилось. Настолько, что парфяне даже начали подумывать, что не такие уж ужасные и отвратительные эти Митридат Евпатор и Тигран Армянский, и произошло временное сближение этих держав. Кроме того, в тот период усиливались торговые связи с востоком и развитие Великого Шёлкового пути. Знаменитый император Западной Хань У-ди (о его временах я писала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 53. «Баллада о пустыне» и «Песнь в облаках») даже посылал посольство в Парфию, которое встретили с почётом, и именно Парфия стала своего рода посредником между Востоком и Западом. Кстати, Гиппал и Евдокс Кизикский, о которых рассказывалось в «Золотом Ветре» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.2. «Золотой ветер»), совершали свои путешествия в это же время.

Примерно в 88-м году до н.э. Митридат II Парфянский умер, и всё очень скоро в его царстве стало плохеть, хиреть и разваливаться. И с царём Тиграном, возжелавшим свершений и величия для себя и Армении, иметь дело пришлось уже Готарзу, который ранее активно мутил воду в Парфии, и перед армянским правителем отчасти поэтому здорово спасовал, даже вынужденно отдал ему титул царя царей после того, как Тигран пошёл на него войной и преуспел в этом.

Вероятно, ещё при жизни Готарза в стране начался раскол, и одновременно с ним правил некий царь Ород, а после Парфия погрузилась в смуту, и о том периоде сведения ещё более скудные и противоречивые, чем были до того.

Конец смуте положил царь Санатрук Парфянский (правил ок. 77-70 гг. до н.э.), который долгие годы провёл в плену у саков, и по одной из версий (какая ирония), с их помощью стал новым парфянским царем, причем уже будучи совсем старичком. Есть мнение, что ему тогда уже было лет восемьдесят или около того. Предполагают, что он был одним из сыновей Митридата I и братом Фраата II. За своё не слишком долгое правление он сумел восстановить страну и вернуть в её состав большую часть ранее утраченных территорий. Однако впереди парфян ждали новые потрясения.

В те годы шла и близилась к своему роковому завершению Третья Митридатова война (74/73-63гг. до н.э.), и Митридат в своём отчаянье дошёл до того, что стал просить Санатрука помочь понтийцам в борьбе против римлян. Само собой, парфянский царь отказал, потому как в тот момент ну никак себе подобное позволить не мог. Фактически отказал Митридату и Тиграну в помощи и его сын Фраат III (ок. 70-58/57 гг. до н.э.), тем более, что римляне, узнав о подобных переговорах, пообещали ему много нехорошего, если он поможет их соперникам, и кое-что хорошее, если поможет Риму. Фраат, видимо, в гробу видал все эти подковерные игры, всем ответил в стиле да-да, а сам притаился и стал ждать, что же будет.

Кто ж знал, что, разобравшись с Понтом и Арменией, римляне очень заинтересуются и Парфией? Ситуация усугубилась ещё и тем, что Фраат был около 57-го года до н.э. убит своими сыновьями, Ородом (ок. 57-38гг. до н.э., следующим царём стал его сын Фраат IV (ок. 37-2гг. до н.э.)) и Митридатом (ок. 57-54гг. до н.э.), которые затем начали дележку власти в стране. Ну тут уж грех было не воспользоваться, и в 54-53-х годах произошёл Парфянский поход Красса. Именно с этого похода и начались полноценные Римско-парфянские войны, которые растянулись с перерывами на почти триста лет, т.к. длились с 53-го года до н.э. и до падения Парфянского царства в 226-м году н.э., причем конец им принесли не римляне, а персы из династии Сасанидов. Но это уже совсем другая история, и о том, что было с Парфией уже в нашей эре, я расскажу в другой раз. А сегодня о начале борьбы парфян с римлянами в цикле

«Парфянин» П. Дармана

Время действия: I век до н.э., 73-71-х годы до н.э.

Место действия: Парфия, Римская республика.

Интересное из истории создания:

Питер Дарман – современный британский писатель, о котором не так-то просто найти какую-то инфу. Но мне удалось) О себе он рассказывал, что вырос в Грэнтэме, графство Линкольншир, и после сдачи экзамена Eleven Plus поступил в Королевскую гимназию. Там, по его словам, он написал «своё первое произведение в жанре military» – эссе об Оливере Кромвеле)

Затем последовало получение степени бакалавра истории и международных отношений в Ноттингеме, а затем курс для получения степени магистра философии в Йоркском университете. Темой было военное командование и кавалерия принца Руперта Рейнского (1619-1682), героя его детства, во время гражданской войны в Англии. Потом Дарман служил офицером-исследователем в штабе военной разведки в Уайтхолле. Об этом он написал так: «Написание сверхсекретных разведывательных отчетов было очень увлекательным занятием, пока я не понял, что их уровень допуска был настолько высоким, что лишь горстке людей было разрешено их читать». В 1990-м году он переехал в Лондон, и там присоединился к небольшой издательской компании в качестве редактора. Так вот и началась его писательская карьера. Писал также под псевдонимом Стив Кроуфорд.

И на самом деле он, судя по всему, не на шутку увлечен историей Парфии, потому что две книги, о которых я сегодня рассказываю – это лишь часть огромного цикла «Парфянских хроник», состоящего из 16-ти книг. Первая из них, собственно, «Парфянин» (в русском переводе эти две книги представлены как «Парфянин. Ярость орла» и «Парфянин. Испытание смертью») была написана и издана в 2011-м году, а на русский язык, видимо, впервые переведена в 2015-м году. Следующий роман вышел уже в 2012-м году, а последняя на данный момент книга датируется 2022-м годом.

О чём:

Пакор – единственный сын и наследник своего отца, князя Хатры по имени Вараз, так что, хотя в русской версии его без конца величают принцем, на деле он княжич. Пожалуй, это ближайшие аналоги, т.к. на тот момент царем царей был Тигран Великий, а Санатрук был просто царём. Хатра представляла собой полуавтономное государство в государстве, и лежала на западных окраинах Парфянского царства, что делало её своеобразным щитом для всей остальной страны. Это стало особенно актуально, когда Сирию наводнили римляне, жаждущие продвижения дальше на восток. Отношения с ними формально оставались ещё нейтральными, но историю открывает сражение между парфянами под командованием Вараза и римлянами, которые вторглись на его земли. Для Пакора это его первая битва, и как очень везучий мальчик и типичный главный герой с задатками Мартисью он не только храбро сражался, но даже захватил римского орла, благодаря чему его и будут с придыханием вспоминать на протяжении всей книги, а потом ещё, видимо, следующей.

В планы царя столкновения с римлянами не входили, и он вызвал Вараза и его сына к себе на разговор. Вараз созвал целый совет, чтобы решить, ехать или не стоит, а то мало ли что, повсюду заговоры, завистники и предатели. Да и повод какой-то мутный. Вараз, однако, решил, что это ж царь-батюшка родной, а не какой-то жирный князек из соседних владений, который даже от небольших римских отрядов отбиться не может, и поехал, прихватив с собой Пакора. К слову, царь оказался настроен дружелюбно, даже дал денег, что угодно, только прикройте собой родину и не просите людей.

Пока большие дяди обсуждали свои большие дела, Пакор пил винишко и пялился на красивых девок, и тут вошла она…Доббаи. Кто-то, наверное, уже вообразил себе шикарную парфянскую красотку, но нет)) То была уродливая скифская старуха. Доббаи любила эпатировать публику и умела делать точные пророчества. Например, как бы невзначай сообщила царю, что у него там Мерв горит. Как оказалось, будто в воду глядела. А ещё она облапала и оплевала беднягу Пакора и сделала ему странное предсказание. Разумеется, никто ничего не понял, но было очень интересно. Проясняться слова старухи потихоньку стали после того, как в карательном походе против римлян погиб старший товарищ и полководец Пакора, а сам он вместе с выжившей частью своих воинов вскоре после этого попал сначала в ловушку, а потом в римский плен.

Отрывок:

Раз пошла такая пьянка, то это место и процитирую:

«…И еще я заметил, что в зале вдруг появилась какая-то старуха и, шаркая, направилась прямо к столу царя царей. Я был несколько удивлен, в немалой степени потому, что, как мне показалось, никто не обратил на нее никакого внимания. Она была одета в лохмотья, сильно горбилась и постоянно озиралась по сторонам, бормоча себе под нос какие-то проклятья в адрес всех и каждого в отдельности. Ее сгорбленная фигура, бесформенный нос и покрытое язвами лицо резко контрастировали с великолепно одетыми и красивыми на вид гостями, заполнявшими зал. Она продолжала шлепать по направлению к нам, и меня вдруг охватил ужас, когда я понял, что она идет прямо ко мне. Не веря собственным глазам, я уставился на нее, когда она остановилась напротив меня и самым гнусным образом оскалилась, обнажив ряд почерневших зубов. Изо рта у нее, даже на расстоянии, жутко воняло. Она ткнула в меня пальцем.

– Дай мне руку, ягненочек! – резким тоном приказала она.

Да кто она такая, эта гнусная старая ведьма, и как она смеет так со мной разговаривать?! Я почувствовал, как в груди закипает гнев, и уже был готов вскочить и приказать ей убраться прочь, когда вмешался Синтарук:

– Лучше делай так, как она приказывает, принц Пакор.

Я был поражен.

– Почему, твое величество?

– Это Доббаи, она из племени скифов, что живут в горах возле реки Инд. Она мудрая старуха, ведунья и чародейка. У нее есть дар – она умеет видеть будущее. Поэтому мы ее и терпим.

– Поэтому ты меня и боишься, Синтарук, – и она ткнула своим костлявым пальцем прямо в царя царей. – Дай мне поговорить с этим ягненочком, иначе я превращу тебя в свинью!

Сказать такое самому царю царей означало напрашиваться на немедленную казнь! Но Синтарук лишь улыбнулся и знаком указал мне протянуть ей руку.

Должен сознаться, мне совсем не хотелось это делать. Старуха не только отвратительно выглядела, но ее впалые щеки и усохшее тело заставляли предполагать, что она несколько дней ничего не ела. А вдруг она захочет откусить мне руку?! Признаться, схватка с целой армией римлян казалась мне в этот момент гораздо менее пугающей перспективой. Тем не менее, ощущая на себе взгляды всех, сидящих за царским столом, равно как и прочих гостей за соседними столами, я протянул ей правую руку.

Старуха сцапала ее правой рукой и на удивление сильно сжала. Ее рука была костлявой и холодной. Она взглянула на мою раскрытую ладонь и плюнула туда. Я почувствовал приступ тошноты. Грязная старая ведьма, да как она смеет так со мной поступать!..

Потом она провела указательным пальцем левой руки по моей ладони, пробормотала себе под нос что-то непонятное, после чего посмотрела мне прямо в глаза. От этого мне стало еще больше не по себе. Я даже почувствовал, что краснею. Несколько секунд – мне-то они показались целой вечностью! – она стояла неподвижно.

– Страшные предзнаменования! – провозгласила она. – Роковая судьба! Ты, как змея, вползешь и провалишься во чрево своих врагов и там будешь жрать их внутренности!

Да старуха явно безумна! Но она по-прежнему крепко держала мою руку. Потом еще раз взглянула на мою ладонь, кругами поводив указательным пальцем по своему плевку.

– Орел завопит от боли, но он будет взывать о мести! Орлы начнут преследовать тебя, но под солнцем пустыни ты станешь клевать их кости! Белокурая богиня с горящими огнем глазами станет твоей подругой и спутницей, сын Хатры!

После чего она выпустила мою руку, наклонилась вперед, ухватила несколько жареных свиных ребрышек с моей тарелки и, шаркая ногами, двинулась прочь. Проходя мимо Синтарука, она повернулась к нему:

– Мерв горит, пока ты тут набиваешь себе брюхо, старик!

Синтарук явно обеспокоился, а старуха между тем удалилась, откусывая на ходу мясо со свиного ребрышка. Царь знаком подозвал к себе первого министра, и тот быстро подскочил к нему. Синтарук что-то взволнованно приказал, и министр быстро, почти бегом, выскочил из зала.

– Мерв – это город на нашей восточной границе, – шепотом пояснил мне отец.

– Стоит ли слушать болтовню безумной вонючей ведьмы? – спросил я, вытирая руку салфеткой.

– Не знаю, Пакор, – ответил он. – А ты как считаешь?

Я едва сумел скрыть свое раздражение.

– Нет, не следует!

Я подозвал слугу, чтоб тот снова наполнил мой кубок. Старуха уже исчезла, и вместе с ней у меня исчез весь аппетит. Я решительно выбросил из головы все мысли по поводу ее предсказаний. Орлы? Змеи? Я помотал головой. Краем глаза я заметил, что Виштасп смотрит на меня, но не обычным насмешливым взглядом. Вместо этого он кивнул и поднял свой бокал, как бы салютуя мне. Это еще больше сбило меня с толку…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Скажу честно, книга на любителя. Сказываются авторские опыт и пристрастия. И лично я от этой книги ждала…ну, может быть, не большего, но иного. Были некоторые интересные моменты, но в целом далось мне это чтиво тяжеловато.

Больше всего то, что я прочитала, походило на художественно приукрашенную военную хронику. У меня порой бывали такие же ощущения при прочтении «Тиграна Великого», но дилогия армянского классика отдыхает на фоне этих работ Дармана. Он вам со смаком будет долго и часто рассказывать подобно автору «Илиады» про каждый бой – кто, кого, чем, куда и как, куда все побежали, кто на них выскочил, и чем всё кончилось. Причем автор явно пытался во всей красе показать и те ужасные дикие времена, и тех ужасных варваров, и ужасы тех войн (как будто войны бывают другими). Преуспел ли он в этом? Ну, тут у каждого свой ответ. Лично мне читать такое не нравится. Но ещё неприятнее, когда книга на 70% из вот этого всего и состоит.

Мирные эпизоды между драками и баталиями небольшие, относительно короткие и зачастую ужасно унылые и малоинформативные. Вот Пакор увидал высоченную белокурую галльскую девицу, и всё, сердце ёкнуло. И вроде бы вот ведут они какие-то разговоры по душам, но от этого зевать хочется ещё больше. Сидишь и ждёшь, что, может, там всё-таки какая эротика хотя бы мелькнет, или умная философская мысль (такое, кстати, тоже бывало).

Сам Пакор, честно говоря, больше всего похож на большого ребенка, такой он наивный и незамутненный) Ему вроде бы аж двадцать два года, уже немалый возраст по тем временам, но психологически больше шестнадцати-семнадцати ему не дашь, он всё ещё реально во многих ситуациях похож на неуклюжего щеночка с пухлыми лапками. Его шокируют зверства римлян и галлов, убивающих, пытающих и насилующих, и он почему-то убежден, что его-то соотечественниками такое ни-ни (ага, как будто не они при Пакоре же нахрен сожгли город в римских владениях на Ближнем Востоке), он направо и налево угрожает оружием как мальчишка в игре со сверстниками, и приходит в искреннее недоумение, когда большие дяди говорят, что в таких ситуациях надо добивать, чтоб не наживать врага, который потом ударит ножом в спину. Иначе и начинать не стоило. Он строит из себя всего такого воина, но сам даже с риском для себя готов щадить кого угодно, и при этом ему сказочно везет, раз он за две книги так и не погиб.

Это не то что бы раздражает, но вводит в некоторое недоумение. Хотя я вынуждена признать, что, если это было сделано намеренно, то такой ход поднимает некоторые весьма любопытные вопросы, и затрагивает некоторые важные темы. Например, тему ограничения жизненного пути даже у тех, кто на вершине общества: такой милый человеколюбивый мальчик едва ли на самом деле получает удовольствие от войны, но вынужден и воевать, и убеждать себя, что он хорошо с этим справляется, и ему это даже нравится. То, что ему не нравится, он изо всех сил старается не замечать, а, если заметил, так такое только плохие враги могли сотворить, а свои – хорошие, они так не делают. Да-да. Для него в каком-то смысле было благом, что он попал на чужбину и вынужден был воевать за свою свободу среди чужаков, а то б у него мог случиться лютый когнитивный диссонанс и баттхёрт. В вопросах брака свободы у него тоже как бы нет: сказали, что женой станет вавилонская принцесса, так, значит, и будет.

Ещё из интересного то, что книга-то ведь повествует о восстании Спартака. Вообще об этом дофига написано и снято, но данная книга, по меньшей мере, редкость в плане освещения этой темы, поскольку повествует о тех событиях с позиции иноземца, который в римскую обыденность погрузиться не успел. К слову, о самой Парфии сказано немного (по крайней мере, в тех книгах, с которыми я успела ознакомиться), зато многие события происходит на других территориях, прежде всего, на землях Италии, от юга до севера.

В целом, как это уже бывало, не могу ни однозначно посоветовать, ни однозначно отсоветовать. Эта книга, несомненно, найдет своего читателя, я знаю, что кому-то подобные истории нравятся, но лично я в число их любителей не вхожу.

Прошлые посты искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.1. «Эллинские торговцы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 49.1 «Слоны Ганнибала»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.2. «Золотой ветер»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.1. «Владыки Рима»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 54.2. «Пурпур и яд»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»