Он мечтал о власти и величии, считал себя реинкарнацией божества гнева, мечтал о священной войне против революции, охватившей весь мир. Его жизнь была сплетена из мистических видений, жестокости, аристократической чести и безумной отваги. Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг, "Безумный барон", стал одной из самых харизматичных, загадочных и мрачных фигур Гражданской войны в России – который хотел реставрации империи Чингис-хана от Тихого океана до Каспия, а после пойти войной на запад где по его мнению зарождаются все революции.

Родившийся в 1885 (или 1886) году в Граце (Австро-Венгрия) в древнем балтийско-немецком роду, Унгерн с детства впитал кодекс чести и долга перед престолом. Однако его бурный, неуравновешенный характер, склонность к жестокости и эксцентричным поступкам выделяли его даже среди сверстников. Учеба в Павловском военном училище закончилась скандалом из за его жестокости по отношению к сверстникам.

Окончил училище в 1908 году и, по его просьбе, был зачислен в 1-й Аргунский полк Забайкальского казачьего войска, которым командовал генерал Эдлер фон Ренненкампф, бывший с Унгерном в родстве.

С июня 1908 года служил в 1-м Аргунском полку Забайкальского казачьего войска в чине хорунжего. В 1910 году суд офицерской чести вынудил Унгерна перевестись в 1-й Амурский казачий полк. Причиной была стычка с сослуживцем, вследствие которой барон получил сабельное ранение в голову. В 1912 году произведён в сотники. В июле 1913 года подал в отставку и уехал в Кобдо, Монголия там он изучил монгольский, китайский, проникся буддизмом (особенно его грозной, воинственной ветвью), шаманизмом и идеями панмонголизма. Целью Унгерна было участие в национально-освободительном движении монголов против Китая, но ему разрешили служить только сверхштатным офицером в конвое консульства России. Получив известие о начале Первой мировой войны, Унгерн сразу выехал в Россию.

С началом войны поступил в 34-й Донской казачий полк, действовавший на Австрийском фронте в Галиции. За время войны пять раз был ранен, но возвращался в строй с незалеченными ранами. За подвиги, храбрость и отвагу был награждён пятью орденами, в том числе и орденом Святого Георгия 4-й степени: вскоре после прибытия на фронт, 22 сентября 1914 года, в бою у фольварка Подборек Унгерн проявил героизм в бою опять.

Унгерн фон Штернберг отличался патологической жестокостью и приобрел известность не как полководец, а как каратель, палач и неврастеник, хотя многие считали что его защищают какие то высшие силы, так как он первый шел в бой и всегда оставался живым.

В Нерчинский полк барон Унгерн возвратился в июле или августе 1916 года. В сентябре 1916 года был произведён из сотников в подъесаулы, а затем и в есаулы — «за боевые отличия» — и награждён орденом Святой Анны 3-й степени.

В октябре 1916 года в городе Черновицы за очередную драку был отчислен из полка.

В 1917 году барон Унгерн отправился во Владивосток, а оттуда попал на Кавказский фрон. Там он оказался вновь вместе со своим другом Г. М. Семёновым, будущим атаманом. В районе озера Урмия в Персии Унгерн участвовал в организации добровольческих отрядов ассирийцев, воевавших на стороне России. Ассирийцы хорошо проявили себя, но это не оказало существенного влияния на ход боевых действий, так как Российская императорская армия продолжала разваливаться под влиянием Февральской революции 1917 года.

В июле 1917 года Г. М. Семёнов выехал из Петрограда в Забайкалье, куда прибыл 1 августа с назначением по его же просьбе комиссаром Временного правительства России на Дальнем Востоке по формированию национальных частей. Вслед за ним в Забайкалье также появился и его друг — войсковой старшина барон Унгерн. В октябре или ноябре 1917 года Унгерн с 10—16 людьми создал в Иркутске контрреволюционную группу. По-видимому, в Иркутске Унгерн присоединился к Семёнову. Февральскую, а затем и Октябрьскую революции 1917 года он воспринял как апокалипсис, конец света, который нужно остановить любой ценой. Семёнов, Унгерн и ещё шесть человек уехали в Читу, оттуда — на станцию Даурия в Забайкалье, где ими было решено сформировать полк.

Именно здесь, в Даурии, начал формироваться его уникальный "орден" – Азиатская Конная Дивизия. Это было не просто воинское формирование. Это был странный, мистический сплав. Основу составляли буряты, монголы, тибетцы, казаки и русские офицеры-монархисты. Унгерн культивировал идею военно-религиозного братства, борющегося не просто за политические цели, а за спасение мира от "красной чумы", олицетворявшей для него абсолютное зло, сатанизм и разрушение традиционных устоев.

Из Даурии Унгерн совершал рейды против красных партизан Забайкалья. Подобно «белым» и «красным», Унгерн широко применял реквизиции для снабжения своих войск. Реквизициям подвергались, прежде всего, «красные» и заподозренные в сочувствии им, а также те, кто большими партиями вывозил деньги и товары за границу. Шла массовая вербовка добровольцев. Дисциплина держалась на заботе о личном составе и жестоких наказаниях.

Унгерн разрабатывал план восстановления монархий и борьбы с революциями в Евразии, начиная от Маньчжурии, Монголии и Китая и далее на запад. В контексте этого плана, в феврале—сентябре 1919 года он ездил в Маньчжурию и Китай. Там наладил контакты с монархическими кругами, а также готовил встречу Семёнова с маньчжурским милитаристом Чжан Цзолинем.В июле 1919 года Унгерн в Харбине по православному обряду вступил в брак с принцессой Цзи, представительницей свергнутой династии Цин. Она получила имя Елена Павловна Унгерн-Штернберг. Общались они на английском языке. Цель брака была политическая: Цзи была родственницей генерала Чжана Куйву, командира китайских войск западной части КВЖД(Китайско-Восточная железная дорога) и губернатора района Хайлар.

В ноябре 1919 года войска «красных» приблизились к Забайкалью. В начале 1920 года в Иркутске произошло восстание, город был захвачен эсеро-меньшевистским Политическим центром; адмирал Колчак погиб. В январе—феврале 1920 года красные партизаны развернули широкое наступление. Белые не могли выдержать давление превосходящих сил красных. Унгерн стал готовить отход в Монголию. 7 августа 1920 года Азиатская конная дивизия была преобразована в партизанский отряд.

Освобождение Монголии

В начале 1921 года Унгерн предпринимает свою самую дерзкую и успешную операцию – освобождение Внешней Монголии от китайских оккупантов.

Войско Унгерна насчитывающее всего 1100 всадников, перешло границу с Монголией 1 октября 1920 года у посёлка Усть-Букукун и направилось на юго-запад. Подойдя к столице Монголии Урге(Улан-Батора), барон вступил в переговоры с китайским командованием. Все его требования, включая разоружение китайских войск, были отвергнуты. 26—27 октября и 2—4 ноября 1920 года унгерновцы штурмовали город, но потерпели поражение, понеся значительные потери. Китайцы ужесточили режим в Урге, установив контроль религиозных служб в буддийских монастырях, занявшись грабежами и арестами русских и монголов, рассматриваемых «сепаратистами».

После поражения войско Унгерна отошло в верховья реки Керулен в аймаке Сэцэн-хана в восточной Монголии. Здесь Унгерн получил моральную и материальную поддержку всех слоёв монгольского населения. Материальное положение дивизии улучшалось, в том числе за счёт захватов караванов, направлявшихся из Китая для снабжения китайского гарнизона Урги. В дивизии царила «палочная» дисциплина — вплоть до жестоких казней после пыток мародёров, дезертиров и воров. Дивизия пополнялась за счёт отдельных групп «белых», проникавших из Забайкалья. Монгольские князья, в том числе Г. Лувсанцэвээн, организовали мобилизацию монголов. Теократический монарх Монголии, Богдо-гэгэн VIII, находившийся под китайским арестом, тайно прислал Унгерну своё благословение на изгнание китайцев из страны. По воспоминаниям М. Г. Торновского, ко времени решающего штурма Урги численность Азиатской дивизии составляла 1460 человек, численность китайского гарнизона — 7 тысяч человек. Китайцы так же имели большое превосходство в артиллерии и пулемётах, создали систему окопов в Урге и вокруг неё.

Подойдя к Урге, Унгерн не стал штурмовать город в лоб. Его отряды блокировали дороги, перерезали коммуникации, совершали дерзкие ночные рейды на окраины и китайские посты. Цель: деморализовать врага, создать панику, спровоцировать на вылазки и отрезать от ресурсов.

В ночь на 1 февраля 1921 года две сотни тибетцев, монголов и бурят во главе с Ц. Ж. Тубановым, баргутом Лувсаном и тибетцем Саджа-ламой направились из долины У-Булан на юго-западный склон горы Богдо-ула (южнее Урги) с целью освободить из-под ареста Богдо-гэгэна. Главные силы «белых» двинулись на город. В тот же день отряд под командованием Резухина захватил передовые позиции китайцев южнее Урги.

3 февраля Унгерн дал своим войскам отдых. На сопках вокруг Урги белые ночью зажгли большие костры, по которым ориентировался отряд Резухина, готовившийся к решающему штурму. Костры также создавали впечатление, что к Унгерну подошли подкрепления, которые окружают город. 4 февраля барон предпринял решающий штурм столицы с востока, захватив сначала китайские казармы и торговую слободу Маймачен. После жестоких боёв город был захвачен. Часть китайских войск покинула Ургу до и во время боёв. Однако небольшие сражения происходили ещё 5 февраля.

интересный момент о бароне в момент осады Урге:

Знавшие барона Унгерна отмечали его большую личную храбрость и неустрашимость. Он не побоялся, например, побывать в осаждённой Урге, где китайцы дорого бы заплатили за его голову. Произошло это следующим образом. В один из ярких, солнечных зимних дней барон, одетый в своё обычное монгольское одеяние — в красно-вишнёвый халат, в белой папахе, с ташуром в руках, просто въехал в Ургу по главной дороге, средним аллюром. Он побывал во дворце главного китайского сановника в Урге, Чэнь И, затем мимо консульского городка вернулся в свой стан. На обратном пути, проезжая мимо тюрьмы, он заметил, что китайский часовой здесь мирно спал на своём посту. Это нарушение дисциплины возмутило барона. Он слез с коня и наградил спавшего часового несколькими ударами плети. Проснувшемуся и страшно испуганному солдату Унгерн пояснил по-китайски, что часовому на карауле спать нельзя и что он, барон Унгерн, наказал его за это. Затем он сел снова на лошадь и спокойно поехал дальше. Это появление барона Унгерна в Урге произвело колоссальную сенсацию среди населения города, а китайских солдат повергло в страх и уныние, внушив им уверенность, что за бароном стоят и помогают ему какие-то сверхъестественные силы…

Одной из первых целей Унгерна после прорыва в центр города было освобождение Богдо-гэгэна. Охрана дворца была быстро сметена. Освобождение "живого Будды" стало мощнейшим символом победы и легитимизировало действия Унгерна в глазах монголов.

Урга встретила «белых» как освободителей. Однако первое время в городе происходили грабежи — то ли с разрешения барона, то ли потому, что он не мог остановить своих подчинённых. Вскоре Унгерн жёстко пресёк грабежи и насилие.

22 февраля 1921 года в Урге состоялась торжественная церемония повторного возведения Богдо-гэгэна VIII на трон великого хана Монголии. За заслуги перед Монголией Унгерн был пожалован титулом дархан-хошой-чин-вана в степени хана; многие подчинённые барона получили титулы монгольских князей. Кроме того, барон получил от Семёнова чин генерал-лейтенанта.

Означает ли это, что с того времени барон Унгерн фактически стал диктатором Монголии, а Богдо-гэгэн VIII — его марионеткой? Нет, Богдо-гэгэн VIII не был марионеткой Унгерна. Во главе воинских формирований Монголии оставались местные командиры, хотя стратегическое планирование операций и реальная военная мощь сосредоточились в руках Унгерна и русских штабных офицеров.

По приказу Унгерна в Урге было убито 38 евреев; общее же число казнённых разных национальностей (в Монголии и вне её) составляет примерно 846 человек . Причина была в том, что Унгерн считал евреев главными виновниками революций.

Унгерн стал объединять под своими знаменами все ключевые политические и военные силы региона, уже заявляя о федерации мировых империй — Чингисидов, Цинской и Романовых. В мае 1921 года барон отправил письма представителям казахской Алаш-Орды, «вождям киргизского народа», с призывом оказать поддержку Богдо-гэгэну в деле создания «могущественного Срединного государства, возглавляемого императором из кочевой Маньчжурской династии». Роман Федорович неоднократно писал также местным монгольским и маньчжурским князьям, призывая их оказать ему помощь не только ради «объединения монгол» (Внутренней и Внешней Монголии), но и для «восстановления Цинской династии».

Представителям русского Белого движения он предложил другую программу. Считая, что главной причиной его прежних неудач стало отсутствие четкого представления о политическом строе будущей России, Унгерн открыто провозгласил борьбу за реставрацию монархии и передачи власти императору Михаилу II (о смерти великого князя Михаила Александровича Романова в 1918 году тогда еще мало кто знал).

Понимая, что «Белое дело» в России проиграно, Унгерн пытался использовать для восстановления монархии в России недовольство некоторых слоёв населения советской властью. Кроме того, ресурсы Монголии не позволяли обеспечить долгое содержание Азиатской дивизии, ухудшались отношение местного населения к белым и дисциплина в войсках от долгого стояния.

По этому 21 мая 1921 года Унгерн издал приказ № 15 «русским отрядам на территории Советской Сибири», которым объявил о начале похода на советскую территорию.

В начале дела у барона шли неплохо, 1 августа 1921 года барон Унгерн одержал победу у Гусиноозёрского дацана, взяв в плен 300 красноармейцев, 2 орудия, 6 пулемётов, 500 винтовок и обоз. но уже 5 августа во время боя при Новодмитриевке первоначальный успех унгерновцев был сведён на нет подошедшими к «красным» броневиками.

11 августа барон разделил дивизию на две бригады. Бригада Унгерна ушла вперёд, а бригада Резухина выступила несколько позже в арьергарде, отбивая атаки наседавших «красных». 14—15 августа унгерновцы перевалили неприступный Модонкульский голец и вышли в Монголию

Унгерн решил вести дивизию на запад — в Урянхай на зимовку, чтобы потом вновь начать борьбу. Затем, по-видимому, поняв, что это место в силу географических особенностей станет ловушкой для «белых», он решил уходить в Тибет. Эти планы не получили поддержки: солдаты и офицеры были уверены, что задуманный Унгерном поход обрекает их на неминуемую гибель. Как следствие, в обеих бригадах возник заговор против барона Унгерна с целью его убийства и последующего ухода в Маньчжурию.

В ночь с 17 на 18 августа 1921 года Резухин был убит своими подчинёнными. В следующую ночь заговорщики обстреляли палатку самого Унгерна, однако тот успел скрыться. Заговорщики расправились с несколькими близкими к барону офицерами, после чего обе взбунтовавшиеся бригады ушли в восточном направлении, чтобы через территорию Монголии добраться до Маньчжурии.

Унгерн предпринял попытку вернуть свою бригаду, однако те отогнали барона выстрелами. Позже он встретил свой монгольский дивизион, который 20 августа 1921 года арестовал его. Затем отряд вместе с бароном был взят в плен разъездом партизан, которым командовал П. Е. Щетинкин.

Смертный приговор барону фактически вынесло большевистское руководство в Москве. 26 августа 1921 года Ленин по телефону передал своё указание по делу барона

Советую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения, и в случае если доказанность полнейшая, в чём, по-видимому, нельзя сомневаться, то устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять.

На следующий день Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение по барону Унгерну в редакции, полностью совпадающей с этой директивой Ленина.

15 сентября 1921 года в Новониколаевске в летнем театре в парке «Сосновка» состоялся показательный процесс над Унгерном. Приговор о расстреле был приведён в исполнение (по неподтверждённым пока историческим документам) в доме купца Маштакова

Главный итог действий Унгерна — это сегодняшняя независимость Монголии от Китая.

Если бы не было взятия Урги Азиатской дивизией, если бы не были изгнаны из Урги китайские войска и не возник бы повод для ввода на монгольскую территорию частей Красной армии в ответ на атаку Забайкалья Унгерном, Внешняя Монголия, обретшая независимость после распада империи Цин, могла бы быть аннексирована Китаем и стать такой же китайской провинцией, как Внутренняя Монголия. Ни одна страна, в своё время захваченная Маньчжурской империей, так и не смогла восстановить свою независимость от Китая, кроме Монголии, в которую пришёл Унгерн. Адольф Иоффе в письме Ленину, Троцкому, Зиновьеву и Сталину писал: «Советизация Монголии не явилась результатом последовательного, продуманного и организованного плана. Если бы в Монголии не было Унгерна… мы также не советизировали бы Монголию, как не советизировали Восточный Туркестан…»

Всем спасибо, кто прочитал. Подписывайтесь будет интересно.

Еще есть группа в вк https://vk.com/club230098140 - где статьи выходят чуть раньше, есть короткие посты, и просто исторические фотографии.

Информация взята: ru.wikipedia ,lenta.ru

Предыдущая глава: История молодой Екатерины II. Глава 4

Данная серия постов создана на основе мемуаров самой императрицы и содержит малоизвестные факты и события из жизни Екатерины II

Весною весь двор переехал на житье в Летний дворец, а оттуда — на дачу.

На даче Петр составил себе свору собак и начал сам их дрессировать. Когда он уставал их мучить, он принимался пилить на скрипке. Он не знал ни одной ноты, но имел отличный слух, и для него красота в музыке заключалась в силе и страстности, с которою он извлекал звуки из своего инструмента. Те, кому приходилось его слушать, часто с охотой заткнули бы себе уши, если бы посмели, потому что он их терзал ужасно. Этот образ жизни продолжался как на даче, так и в городе.

Великий князь сразу после ужина шел в покои, и, как только они с Екатериной оказывались одни в комнате, начинал играть в игрушки до часу или двух ночи. Волей-неволей девушка должна была принимать участие в этом «прекрасном» развлечении. Часто она над этим смеялась, но еще чаще это ее изводило и беспокоило, так как вся кровать была покрыта и полна куклами и игрушками, иногда очень тяжелыми.

Чтобы доставить себе больше развлечений зимой, великий князь выписал из деревни восемь или десять охотничьих собак и поместил их за деревянной перегородкой, которая отделяла альков спальни Екатерины от огромной прихожей, находившейся сзади их общих покоев. Так как альков был только из досок, то запах псарни проникал к ним, и они должны были оба спать в этой вони.

Когда Екатерина жаловалась на это, он говорил ей, что нет возможности сделать иначе. Так как псарня была большим секретом, то девушка переносила это неудобство, не выдавая тайны супруга.

6 января 1748 года Екатерина схватила сильную лихорадку с сыпью. Когда лихорадка прошла, и так как не было никаких развлечений в течение этой Масленой недели, то великий князь придумал устраивать маскарады в ее комнате. Он заставлял рядиться своих и ее слуг, и заставлял их плясать в ее спальне. Он сам играл на скрипке и тоже подплясывал. Это продолжалось до поздней ночи. Что касалось Екатерины, то под предлогами головной боли или усталости она ложилась на канапе, но всегда ряженая, и до смерти скучала от нелепости этих маскарадов, которые чрезвычайно потешали Петра.

Первое время после прибытия в Москву Екатерина была вынуждена проводить в своей комнате из-за необыкновенного количества прыщей, высыпавших у нее на лице. Ужасно боясь остаться угреватой, она послала за доктором, который дал ей успокоительные средства и разные разности, чтобы согнать прыщи с лица. Наконец, поняв, что ничего не помогает, он вытащил из кармана маленький пузырек талькового масла и велел ей капнуть одну каплю в чашку воды и мочить этим лицо. Действительно, тальковое масло очистило лицо, и дней через десять Екатерина могла показываться.

Из Москвы в Петербург ехали день и ночь в санях, которые были открыты. На полдороги у Екатерины началась сильная зубная боль, которая мучала ее уже более четырех месяцев. Несмотря на это, великий князь не соглашался закрыть сани, он с трудом соглашался, чтоб Екатерина немного задернула занавеску в кибитке, дабы защититься от холодного и сырого ветра, который дул ей в лицо. Наконец, они приехали в Царское Село, где уже была императрица, обогнавшая их в пути. Как только Екатерина вышла из саней, она послала за лейб-медиком императрицы Бургавом, и стала просить его, чтобы он велел вырвать ей зуб. Он согласился на это с трудом и послал за Гюйоном, хирургом. Екатерина села на пол, двое мужчин держали ее, а Гюйон рвал зуб. В ту минуту, как он его вырвал, изо рта хлынула кровь.

Гюйон, удаляя зуб, оторвал кусок нижней челюсти, в которой зуб сидел. Императрица подошла к дверям комнаты в ту минуту, как это происходило. Как потом сказали Екатерине, ей до слез было жаль девушку.

Екатерину уложили в постель, она очень страдала от боли больше четырех недель, и первое время вообще не выходила из своей комнаты, потому что все пять пальцев Гюйона были отпечатаны у нее на щеке синими и желтыми пятнами.

Как-то императрица поехала в Гостилицы к графу Разумовскому, чтобы отпраздновать там его именины, и послала племянника с женой со своими фрейлинами и с их обычной свитой в Царское Село. Приехав в Царское Село, великий князь принялся охотиться, Екатерина и дамы делали как можно больше прогулок то пешком, то в экипажах. Вечером играли в различные игры. Здесь великий князь стал выказывать решительное пристрастие к принцессе Курляндской, особенно выпивши вечером за ужином, что случалось с ним почти каждый день. Он не отходил от нее больше ни на шаг, говорил только с нею, одним словом, дело это быстро шло вперед в присутствии жены и на глазах у всех. Принцесса Курляндская не была ни красива, ни мила, ни стройна, она была горбата и мала ростом, но у нее были красивые глаза, ум и необычайная способность к интриге. Екатерине было обидно, что этого маленького урода предпочитают ей.

Однажды вечером, когда Екатерина только легла спать, пришел Петр. Так как он был пьян и не знал, что делает, то стал ей рассказывать о высоких качествах своей возлюбленной. Она сделала вид, что крепко спит, чтобы заставить его поскорее замолчать. Он стал говорить еще громче, чтобы ее разбудить, и, видя, что она не подает признаков жизни, довольно сильно ткнул раза два-три кулаком в бок, повернулся и заснул. Девушка очень плакала в эту ночь.

А императрица все чаще стала задаваться вопросом, почему у Петра и Екатерины нет детей. Это обстоятельство очень ее сердило, и она хотела знать, кто из них двоих в этом виноват.

Следующая глава: История молодой Екатерины II. Глава 6