Про совкодрочера Васю(короткая притча)

Про совкодрочера Васю(часть 2)

Про совкодрочера Васю(часть 3)

Про совкодрочера Васю(часть 4)

Про совкодрочера Васю(часть 5)

Про совкодрочера Васю(часть 6)

Про совкодрочера Васю(часть 7)

Про совкодрочера Васю(часть 8)

Про совкодрочера Васю(часть 9)

Жил-был на свете юный совкодрочер Вася.И любым его занятием был троллинг "либерастов", которых он затыкал такими фразами как "миллиард расстреляных лично Сталиным", "платить и каяться", "а в США негров линчуют" и другими.  Вася очень уважал Северную Корею и говорил что там настоящая народная власть и пролетарская демократия, и что если бы там говорили на русском языке, он бы там жил. Однажды Вася встретил волшебника и попросил его чтобы вместо корейцев КНДР населяли русские, но чтобы политический строй и экономика остались прежние. Волшебник удивился, но исполнил его желание, и Вася тут же уехал в РНДР, чтобы честно работать на фабрике.  Однако, пожив там 2 месяца, он с трудом вернулся в Россию, и про то, как он жил простым рабочим в городе Синеводск (Синыйджу́), рассказывать очень не любил. Однако  совкодрочером он быть перестал. Конец притчи.

— Отряяяд, в звездочку стройсь!

Гоплиты, изумленно переглянулись, и затем недоуменно уставились на нового стратега Павсания, гаркнувшего странную команду так, будто это было для него обычным делом.

— Это как, стратег?

— Обыкновенно, в шестиконечную звезду, глубиною в две шеренги...

Не сразу, но гоплиты сумели выполнить приказ.

— Теперь, в восьмиконечную, ать-двааа!

Новая команда была выполнена уже быстрее.

— Полумесяцем, ать-два! — бесновался Павсаний.

Отряд, полностью состоявший из опытных бойцов, выполнил и эту команду.

— В боевой ситуации, — начал обьяснять стратег, — командир хорош нестандартыми решениями, а его подчиненные, способностью исполнить любую глупость беспрекословно. А теперь, в жопу, стройсяя, ать-два.

В тот день, на учениях, гоплиты поняли, что звезды и полумесяц для всех одинаковы, а жопа разная.

Вечером, перемывая кости новому стратегу у костра, гоплиты размышляли и о жопе:

— Широкая и толстая, как у Афродиты, или узкая и тугая, как у Ареса, а ведь кто-то и конскую представил, — задумчиво произнес Ювенон, — хм, а ведь разногласий в армии быть не должно. Хорошо бы определиться нам всем..на будущее.

— Определимся, — усмехнулся Христатид, — а Павсаний, в следующий раз, в сиськи строиться прикажет, как быть тогда, как выпуклость строя скоординировать без предварительных совещаний?

— Есть способ! — лицо Ювенона аж просветлело, — договоримся строиться квадратом, каждый раз, когда теряем в бою стратега.

На том и порешили.

На следующий день, когда случилась битва, Павсаний приказал в ответственный момент выстроиться карбованцем. Через секунду, он замолк навсегда, а отряд гоплитов перестроился в квадрат, и организованно отступил в жопу, и уже каждый солдат отчетливо представлял себе — как она выглядит.

Во время последней войны, Игнатий Давыдович охотнее других жителей Ершовки открывал солдатам избу на постой. Потчевал вояк по простому — отварной картошкой да кашой из репы, зато мешки спальные самым душистым и свежим сеном набивал для них.

Ершовка, несколько лет лежала на пути линий снабжения войска: на бои следовали бесконечные обозы с провиантом и подкреплением, а в обратную сторону, те же обозные подводы раненых везли.

Другие жители Ершовки сено в спальных мешках не меняли подолгу — больно хлопотно, солдат, что грязи в обе стороны шастает, на них не то что сена, соломы не напасешься.

Игнатий Давыдович, после каждого солдатика мешки перетрясал, старое сено от нестрелянных в одну часть яслей складал, а от раненых, да пороху нанюхавшихся, в другую, а апосля сжигал, и пепел в сундуках хранил, точно сокровище какое-то.

Народ деревенский недоумевал — почто Игнатий дурью мается, в худой год скот кормить нечем будет, ежели корм столь лихо изводить.

Однажды, в теплую лунную ночь, обоз много раненых с полей бранных привез, да каких — изломанных духом поболее, чем телом. Тогда Игнатий вышел в поле, и развеял над пашней пепел от сена на котором почивали свежие бойцы, хранивший счастливые воспоминания мирной жизни: аромат цветущей вишни, веселый ярморочный шум, улыбки милых девиц и любящие глаза солдатских матерей...

Пары разогретой днем пашни подняли над землей эти воспоминания, и подтянулись еще выше силою ночного светила, и сон воинов стал сладостней и целебнее. Наутро, проснулись бойцы: кто тяжело ранен был, пошел на поправку, а кто легко, тот и вовсе излечился, а землица вспаханная, да пеплом посыпанная, всходы дала здоровые, и раньше сроку.

Прошло еще немного времени, войско иноземное да враждебное в Ершовку вступило, деревню жечь не стало — целой Ершовка полезнее, и кормит, и спать укладывает.

Вновь наступила лунная ночь, Игнатий вышел в поле, и развеял на почти созревшей пшеницей пепел сена, на котором спали солдаты раненые, и душой и телом.

Враг поутру проснулся злой, будто вовсе не спамши, да дерганый какой-то, видно кошмаров во сне насмотревшийся.

Приказали вороги Игнатию Давыдовичу пшеницу собрать, к мельнику свезти, да хлеб для войска испечь.

Игнатий велению подчинился, только вояки супостатовские после трапезы тем хлебом спать вообще перестали — ночные кошмары стали постоянными. Такие бойцы, в сече слабы, оно и немудрено, что враг был вскоре от Ершовки отброшен, а в народе укоренилась надолго мысль обнадеживающая, что мать - родная земля своих сынов в обиду не дает, и ворога изгнать помогает.