Как Вы думаете, какая палочка на правой карточке равна длине палочки с левой? Правильно, С. А что Вы скажете, если спросили уже у всех из вашей группы, и они все сказали, что В, и Вы отвечаете последним? То-то. Таки многие прогибаются под мнение толпы. И буквально не верят глазам своим.
Вот в такой вот человеческий бульон были вброшены новые технологии: общедоступный интернет, веб и социальные сети. В результате американцы пользуются мобильником 150 раз в день и большинство новостей узнают не из телеящика, а из Фейсбука с Твиттером. Сегодня каждый может стать сам себе издателем, что не пришлось по душе современным деспотам. В результате событий Арабской Весны многие из них поимели траблы. Но новые технологии имели и не столь позитивные следствия: они усилили сбивание в группы и подорвали нашу способность усваивать информацию.
В принципе, это не удивляет: социальные сети не создавались с целью продвижения рациональности. Их делали, чтобы завлечь клиента. Производитель контента поступает также: он собирает клики и лайки, а какими средствами это делает – дело второе. Человеческое общение оказалось втиснутым в рамки рекламной модели с её бесконечной заманухой. Думать в таких условиях оказалось труднее. Инстинкты перевесили рациональное мышление. Трайбализм и эмоции захлестнули толпу.
Цифровая индустрия воспользовалась шансом. Теперь алгоритмы выбирают для нас музыку, новости, продукты и партнёров для свиданий. Более того, зная наш профиль, "цифровики" могут предсказать наше поведение. Единый мир, в котором мы раньше жили и общались, распадается на отдельные пузыри. Чувство единого человечества, универсальных ценностей, национальных дебатов, общей идентичности – всё это постепенно уходит. Сбивание единомышленников в пузыри ускорило радикализацию. Человек втягивается сначала в умеренные каналы, потом его начинают привлекать более жёсткие лозунги, и кончает он хардкором. Это установило исследование, наблюдавшее за просмотрами пользователей YouTube.
Ещё одним следствием цифровизации стала культура отмены, при которой за одно лишь неудачное высказывание могут напрочь захейтить. Одной из первых жертв стала Джастин Сакко, затвитившая со скуки в аэропорту, что она не заболеет в Африке СПИДом, потому что она белая. Заболеть – не заболела, но работы лишилась ещё до приземления её лайнера.
Когда за дело взялись профессионалы на фабриках троллей, стало ещё «веселее». Одной из первых информационных войн с помощью интернет-пиара стала кампания по запутыванию общественного мнения Москвой после сбития малайзийского «Боинга» над Донбассом. Следующим примером фабрикации «антиправды» стало предполагаемое влияние русских на американские президентские выборы, на которых победил Трамп. Русские тролли разжигают в сети, организуют протесты, формируют различные онлайн-группы, в одних из которых (консервативных) призывают идти на выборы, в других – нет.
Автора не волнует, что следствие по этому делу развалилось. Зато можно лишний раз пнуть тоталитарных русских. Как бы то ни было, проводимые тайно интернет-кампании стали фактом нашей жизни. Трудно было бы объяснить, если бы их не было.
Новый национализм поднимает голову. Этот процесс автор проиллюстрировал историей правления Орбана, который пришёл к власти в Венгрии в 2010 году. Парламентское большинство позволило ему делать, что он хочет. А хочет он разрушить либерализм в стране.
Угрозой была объявлена иммиграция. Он говорил:
Массовая миграция подобна медленному и постоянному течению, которое вымывает берег. Она появляется под маской гуманитарной акции, но её настоящая природа – оккупация территории.
Страна-член ЕС стала сползать в авторитаризм. Орбан и его партия занялись демонтажем разделения властей. Они написали и утвердили новую конституцию, в которой нейтрализовали Конституционный суд, который мог отменить закон, принятый парламентом. Из прессы, судов, университетов и гражданского общества была «медленно выдавлена жизнь». Орбан добился доминирования подконтрольной правым прессы в медиаландшафте страны. Эта пресса неизменно распространяет ненависть к иммигрантам, ЕС и Джорджу Соросу. При этом доходы от рекламы пополняют карманы самого Орбана и его дружков-олигархов. Система из кумовства и нацпропаганды поддерживает саму себя.
Негосударственные организации (НГО) выдавливаются с помощью сети «правительственных НГО», как бы абсурдно это ни звучало. Во главе каждой школы был поставлен лоялист Фидес.
Каждый аспект госструктур оказался под неусыпным контролем.
В целом, подход националистов Венгрии не отличается оригинальностью: фиксация на иммиграции как угрозе, игнорирование порядка, основанного на правилах и подчинение местных организаций в попытке убрать разделение властей. Практически по канонам тоталитаризма.
Следующей иллюстрацией процесса служит Брекзит. Проблема была не в евроскептиках из UKIP, а в том, что их влиянию подверглась существенная часть самих тори.
Агитаторы за выход из Евросоюза твердили о заговоре элит против воли народа и пугали возможным вступлением Турции в ЕС. Эта ложь стала одним из элементов кампании антиправды, сопровождавшую референдум. Это была, по словам автора, «символическая культурная война, в которой информация обрабатывалась в зависимости от соответствия племенной идентичности». Воля народа получила своё выражение в результате референдума. Автор сожалеет об этом как об «отвержении либерализма». Интересно, а что он хотел? Согласно демократии, воля большинства - закон. Приняв решение о выходе страны из ЕС, это большинство не ограничило права человека в стране.
Последующие события показали, что старейшая консервативная партия стала полностью националистической. Волна национализма не осталась в Европе и перехлестнула океан. Между Трампом и Джонсоном можно найти много сходств: оба националисты, оба любят лгать, и обоим не хватает «интеллектуальной цельности» (не знаю, что за такая цельность).
Трамп опирался в своей борьбе за президентство на свой план строительства стены на мексиканской границе. Эта стена явила бы собой символ контроля над нелегальной иммиграцией и предлагала лёгкое решение для сложных проблем. У него получилось. Техника конвертации беспокойства по поводу материальной неустроенности в нативистскую политическую программу сработала.
Наш план будет America First. Американизм, а не глобализм, будет нашим кредо.
Последовали потоки лжи, призванной подорвать действенность прессы посредством «наводнения зоны дерьмом». Непрестанный трайбализм Трампа заставил демократов отказаться от сотрудничества с ним. Не знаю, у меня лично сложилось впечатление, что они с самого начала не стали принимать нового президента. Во всяком случае, примеров изначального сотрудничества автор не привёл.
Надо сказать, что свой план Трамп стал реализовывать, ставя препятствия WTO и организуя торговые войны с Китаем и прочими странами. Автор считает, что он не понимает, что от торговли могут выиграть обе стороны (замечу:а могут и не обе). Он стал отказываться от многонациональных торговых договоров: NAFTA, TPP, TTIP. В целом, своими действиями слона в посудной лавке Трамп послал сигнал всем остальным националистам: можете делать всё, что хотите.
Вот так истреблялось понятие объективной истины, а «личность» включили в «народ». Вынужден снова заметить: объективную истину поставили под удар задолго до Трампа левые борцы за равноправие с их теориями точек зрения.
Миграционный кризис в континентальной Европе добавил ветра в паруса правых. По мере увеличения числа беженцев, поступающих через Средиземное море они включили свою старую волынку об угрозе иммиграции, которая нарушает цельность народа. Когда Италия и другие пограничные страны поставили на повестку дня вопрос о распределении беженцев на весь Евросоюз, страны Вышеградской группы (Польша, Чехия, Словакия и Венгрия) отказались. Предсказуемым образом итальянский националист Сальвини обиделся на своих восточноевропейских «единомышленников», вполне разделяя их взгляды о вреде иммиграции.
Заставь двух жлобов торговаться между собой – и сделаешь их врагами.
Поток сирийцев через Турцию удалось сдержать, откупившись от Эрдогана. Удалось договориться и с ливийскими властями, которые сами стали вылавливать мигрантов из моря. За мзду, конечно. А в 2018 году итальянские порты закрылись для европейских спасательных судов с со спасёнными из моря мигрантами на борту. Помощь мигрантам оказалась криминализована.
Похожий культурный сдвиг произошёл в Британии, где в рамках политики Враждебного окружения стали давить на иностранцев, проживающих в стране. Нет документов – плати за лечение. Докторов стали заставлять проверять документы пациентов. Статус мигранта стала контролировать и полиция при обращениях. Паспорта стали требовать повсюду. Жертвами пали многие, которые жили десятилетиями в стране, не имея при этом ни малейших проблем. Многие, попавшие в страну детьми в пятидесятых, встали перед угрозой депортации. После Брекзита ряды беспокоящихся пополнили граждане Евросоюза, которых до последнего момента держали в неведении касательно их будущего статуса.
В США борьба с незаконной иммиграцией приобрела трагические черты, когда власти стали разлучать детей с родителями в рамках длительных проверок после пересечения границы. Это было специально задумано, чтобы навести ужас. Попытки Трампа прессовать других жителей с непонятным иммигрантским статусом были купированы другими ветвями власти. Сработала система сдержек и противовесов. Видео с плачем отлучённых детей проникли в прессу и наделали столько шума, что эту порочную практику пришлось прекратить самому Трампу. Но это было лишь одно отступление от заявленного ксенофобского курса, который в целом остался неизменным.
Короче, невесёлые дела творятся. Либерализм в таких условиях является защитой слабых, как бы ни утверждали обратное националисты. В наши дни он ещё не мёртв, но борется за жизнь. Результатом самоуспокоенности либералов стал миграционный кризис, который изначально можно было предотвратить. Сегодня это самодовольство обратилось в страх быть помеченным как элитизм и стать очередной жертвой онлайн-толпы.
Либералы уже давно состоят из двух крыльев – из умеренных сторонников laissez-faire и радикалов, допускающих вмешательство государства в экономику. Начиная с конца семидесятых, рулили умеренные. Их рвение в реализации свободы рынка было таким сильным, что это принесло катастрофические последствия в виде мирового экономического кризиса и политики затягивания поясов. Это вызвало недовольство населения и подъём правых. Люди потеряли в богатстве и безопасности. Финансовая же элита стала казаться высшей кастой, защищённой от всех невзгод. Принцип невмешательства действовал при этом не только в экономике, но и в обществе, что привело к безразличию по отношению к расовым меньшинствам и ЛГБТ.
Laissez-faire, а именно принцип невмешательства в экономику, потерпел поражение. Он оказался слишком холодным, слишком безразличным к простому человеку. Он не защитил его и не предоставил реальной свободы. В итоге многие отвернулись от либерализма вообще и встали под знамёна националистов, которые запели свою старую песнь про «нация превыше всего». А были и те, кто разбежались по группкам притесняемых, чтобы вести каждый свою войну идентичностей, которая является игрой с нулевой суммой с победителями и проигравшими и приносит только разобщение.
Но, хотя левые и правые враги либералов уже списывают их со счетов, ещё не всё потеряно. Наступило время для радикального либерализма, которые обеспечивает государственную защиту при сохранении капиталистического материального изобилия. Задачей его будет не сохранение мира таким, как он есть, а преобразование его. Нужно показать людям, завязшим в национализме и войне идентичностей, дорогу в лучшее будущее. Новый либерализм или будет радикальным, или ему суждено исчезнуть.
------------------------
Таким призывом заканчивается книга. Автор правильно отметил сбивание людей в группы по интересам после того, как неограниченная экономическая свобода привела к кризису. Трудно судить, связаны ли эти события между собой. Что есть – это радикализация политики на фоне ухудшения жизни. Гитлер не пробил бы себе дорогу к власти, не будь экономических невзгод, через которые прошёл немецкий народ после Первой мировой. Так и сегодня. Можно сколько угодно взывать о «капитализме с человеческим лицом», но снова и снова приходится убеждаться: когда становится плохо, на сцену выходит не либеральная толерантность, а тоталитарное чувство локтя. Станет лучше - можно позволить больше свобод.
Всему своё время, и время всякой вещи под небом:
время рождаться, и время умирать;
время насаждать, и время вырывать посаженное;
время убивать, и время врачевать;
время разрушать, и время строить;
время плакать, и время смеяться;
время сетовать, и время плясать;
время разбрасывать камни, и время собирать камни;
время обнимать, и время уклоняться от объятий;
время искать, и время терять;
время сберегать, и время бросать;
время раздирать, и время сшивать;
время молчать, и время говорить;
время любить, и время ненавидеть;
время войне, и время миру.
