Андроид Женя резал докторскую колбасу идеальными кусочками в сантиметр шириной и грустил. Жене было восемь лет – приличный срок для любого разумного существа. Уже можно было бы быть второклассником или зрелым, умным псом, но Женя был устаревшей рухлядью.

Его создатель, Иван Арнольдович Фелькер, считал, что человека от других существ отличают всего две вещи: вредные привычки и душевные терзания. С чужими привычками Иван Арнольдович жить не собирался, поэтому очеловеченный андроид Женя вынужден был терзаться.

Почему все так устроено?
Зачем мы живем?

Ворох бесконечных вопросов мучил Женю, пока он резал колбасу, натирал до блеска паркет, смахивал пыль с багетных рам, фигурок котиков и прочего хламья, которым Иван Арнольдович заваливал квартиру. Ответы в Жениной программе были не предусмотрены, потому что ответы давали освобождение, а для очеловечивания терзаться нужно на регулярной основе.

Из-за проекта андроидов-помощников у Ивана Арнольдовича и произошел конфликт с Институтом. Оказалось, страдающие роботы никому не интересны, и страданий человеческих миру вполне достаточно.

– Но зачем создавать бездушные машины! – возмущался ученый. – Пусть они размышляют, мучаются, в конце концов, как все живое!

Ивана Арнольдовича выслушали и отправили на пенсию. Расстроенный старик забрал пилотный экспонат домой и чуть-чуть доработал его под себя. Ему как раз нужен был помощник по дому, но живые люди мельтешили, раздражали и просили деньги за работу. А Женя потреблял мало энергии, молчал, понимающе моргал лампочками глаз, страдал над мировой несправедливостью и отлично резал колбасу. Иван Арнольдович очень уважал ее к завтраку, только чтоб кружочки были одинаковые, правильной толщины и без зазубрин от ножа.

Теплыми вечерами Иван Арнольдович с Женей выносили на крышу их двенадцатиэтажки складные стулья и смотрели в темное небо, в котором под дымом от заводских труб прятались звезды. Старик чаще молчал, тогда Женя страдал и терзался тоже молча. Но иногда Ивана Арнольдовича прорывало непонятными тезисами, недовольством мироустройства и воспоминаниями о людях, которых он когда-то знал – первом учителе физики, заведующем отделением робототехники, лаборантке Фае, в которую он чуть было не влюбился на старости лет. Женя тогда понимающе подмаргивал лампочками, а сам переживал за звезды, потонувшие в дымном чаде, короткую человеческую жизнь и бренность бытия. Наутро после излияний у Ивана Арнольдовича случалось душевное похмелье, он стыдился сам себя и не выходил из комнаты. В такие дни Женя обычно затевал генеральную уборку.

Однажды Женя открыл дверь молодому человеку. Не пускать в дом незнакомцев было одним из пунктов его программы, но молодой человек предъявил в глазок удостоверение Института. Через десять минут Женя уже заваривал чай и резал колбасу идеальными кружочками, а Иван Арнольдович мило беседовал с гостем в зале. Тот привез благодарственное письмо из Института и букет цветов. Иван Арнольдович расцвел и от возбуждения притоптывал ногой.

– Так как, говорите, вас зовут?

– Камиль Иванович.

– А я – Иван Арнольдович. Когнитивный диссонанс, – улыбнулся старик, – я прожил с ним всю жизнь. Мать была русская, а отец – то ли из волжских немцев, то ли из евреев. В те времена, знаете ли, плохо было и тем, и другим, так что, без разницы.

Они еще немного поговорили про Институт. Женя принес им чаю и бутерброды. Со всем, что говорил Камиль, Иван Арнольдович соглашался и довольно кивал головой, а потом даже назвал его надеждой ученого мира.

– На такой молодежи наша наука, может, еще и выстоит! – воскликнул Иван Арнольдович, а Камиль довольно порозовел.

– Моя мама тоже когда-то работала в Институте, – вдруг, смущаясь, сказал он, – Фаина Нигматуллина, может, вы помните?

– Вы – сын Фаи?! – разволновался Иван Арнольдович. – Тогда все понятно! Прекрасная, прекрасная женщина! Светлая, умная, добрая!.. Так внезапно уехала в свою глушь…

– Ей… пришлось уехать… Иван Арнольдович, понимаете… Я к вам и с личным делом тоже… Дело в том, что вы…

Камиль Иванович покраснел и нервно сжал руки под столом. Женя уловил повисшую паузу и подлил всем чаю.

– … мой отец.

Иван Арнольдович застыл с чашкой в руке. Женя моргнул лампочкой. Камиль смущенно опустил глаза.

– Но если вы действительно мой сын, то ваш день рождения должен приходиться на… – Иван Арнольдович был блестящим ученым и ему потребовалось не более трех секунд. – Период между 3 и 10 октября 1989 года?

– 2 сентября 1989, – улыбнулся Камиль, – я родился на месяц раньше срока, потому что мама надорвалась на сборе урожая.

– Но почему она мне ничего не сказала?

– Мама написала вам письмо, хотите…

– Я помню это письмо наизусть! – Иван Арнольдович подскочил со стула, ударившись коленкой о низкий столик. – Там не было ни слова…

Он медленно сполз обратно и потер ушибленное место.

– Хотя… Если посмотреть на некоторые фразы под другим углом…

– Она думала, вы догадаетесь. Мама очень деликатная и…

– Я – ученый, со мной нужно говорить четко по делу! – Иван Арнольдович снова вскочил и зашагал по комнате туда-сюда. Камиль застенчиво разглядывал фигурки котиков, армией выстроившихся на комоде, и теребил салфетку.

– Послушайте, – взволнованно проговорил Иван Арнольдович, – но ведь в тот вечер я был пьян! Как это могло отразиться на вашем здоровье? На вашем, извините, умственном и психическом развитии? Вы же знаете, как вреден алкоголь!

– Да все в порядке у меня, – смутился Камиль, – закончил школу с золотой медалью, учился на бюджете, имею первый разряд по плаванию, по рекомендации вуза был определен на работу в Институт…

Но Иван Арнольдович уже взял его под локоть и мягко повел к двери, приговаривая:

– Вы меня извините! Мне так жаль! Но это ужасно, ужасно! Все мои клетки были отравлены дагестанским коньяком. Вам срочно, срочно нужно в больницу! Провериться… Всё проверить…

– Да не болею я ничем, – пытался сопротивляться Камиль, но ноги его сами обувались в ботинки, а рука сжимала втиснутый в нее Женей рюкзак.

– Невозможно не болеть, невозможно! – бормотал Иван Арнольдович. – Вот несчастье-то какое! Прощайте! Сил вам!

И сам захлопнул за визитером дверь. Женя тут же поправил обувной коврик, чтоб тот лежал параллельно линиям паркета.

Вечером Иван Арнольдович с Женей сидели на крыше и любовались невидимыми звездами.

– Когнитивный диссонанс, – бормотал в черное небо старик.

Женя моргал лампочками, страдая над проблемами мировой экономики и тем, что от колбасы осталась только жопка. Идеальных кружочков завтра не получится.

Последнее беспокоило его даже больше.

Автор: Даша Берег

Оригинальная публикация ВК