1983 год. СССР, Таджикистан.

Поездка по горной дороге на советском УАЗике, удовольствие для ценителей, а тем более, когда за бортом + 35. Из опций комфорта, выбор невелик: или горячий сквознячок из треугольной форточки, временами обильно сдобренный пылью, или, наоборот, относительно чистый воздух, но тогда в салоне постепенно становится невыносимо жарко. На этом фоне, тряска вообще не в счёт и даже полезна – задремать проблематично, а на местных трассах, любая потеря внимания равносильна гибели.

Из Зонга выехали рано утром, пока прохладу ещё не выжгло солнце. Самый пыльный участок до Ишкашима проехали с «ветерком», поднимая серые клубы и не открывая форточек. А уже после, на комендатуре, когда дорога стала ближе к Пянджу и температура перевалила за +30, водитель сделал «кондиционер», сняв верхние половины с передних дверок.

— Макс, — начальник обернулся к офицерам, сидящим на заднем кресле машины, — по приезде, сразу же необходимо в милиции и прокуратуре запросить разыскные материалы по делу о пропаже в 1969 году в Дарвазском районе девочки. Ты понял, о ком я. И ещё лучше, найти того сотрудника, кто отвечал за розыск. Загадочная история, да и семейка вся весьма интересная.

Колесников, схватившись за дужки передних спинок, нагнулся между ними к подполковнику:

— Сергей Васильевич, Вы заметили, что, когда я спросил вчера хозяина о причинах, почему местные опасаются ходить на крепостную гору, он как-то странно взглянул на свою дочь?

— Мне вообще показалось, что старик отвечал, постоянно оглядываясь на неё, словно боялся сболтнуть что-то лишнее, — подтвердил наблюдения коллеги, второй капитан. — Отец с дочкой, явно что-то скрывают про руины. Тем более, девка регулярно пасётся там рядом, у своего алтаря. И как бы интерес душманов к горе ни был связан с этим семейством. Потому что весь кишлак вчера гудел слухами и домыслами о происшествии. Всем было интересно, кого там пограничники ловили, а эти двое даже не заикнулись на указанную тему. Наоборот, стороной её обходили.

Сергей молчал. Действительно, капитан точно подметил необычное поведение обоих. С самого утра девушку не очень-то и волновало, что за стрельба случилась рядом с её кишлаком и чем пограничники весь день занимались на горе, словно она уже знала ответ.  Однозначно события позапрошлой ночи имеют какую-то связь с Аишей. Более того, как он выяснил у главы поселения, миф про обиталище Вайды и Вуйды в развалинах крепости, породили именно бехдины. И циркулировать байка начала, относительно недавно, по местным меркам, лет десять – пятнадцать назад, когда в ваханской общине огнепоклонников появился столь яркий адепт.

— А ещё знаете, что я понял? — капитан тоже наклонился поближе к переднему креслу. — Карим отказался от сана халифа, потому что его дочь перешла в иную веру. Для мусульман, да и вообще для любой религиозной общины, очень нехороший поступок. Причём сделала выбор неожиданно и будучи ребёнком. Однако отец особо этому и не препятствовал. Хотя мог. Да и остальные, как-то уж очень благосклонно к девушке отнеслись. Может, посчитали её окалас маджанин, так у суфиев – мусульманских мистиков, называли юродивых. Им всё позволено. А может, действительно, сюжет с тайным именем, основан на своеобразной обратной такийй. Шииты – исмаилиты, опасаясь расправы, напоказ могли принять иную веру, бывало, даже прилюдно проклинали исламского пророка. Но внутри-то оставались преданными Аллаху и своему имаму. А здесь, наоборот, тайное имя было скрытой привязкой к зороастризму, а для окружения они выступали благочестивыми мусульманами. Тогда слова мобеда, что носители имён Мельхиор и Малинур, были внутри огнепоклонниками, а внешне – исмаилитами, вполне могут соответствовать действительности. Плюс ко всему, древний кинжал Али, о котором Вы рассказывали. Он также передаётся из поколения в поколение и выкован из мельхиора, что, по-моему, тоже не случайно и служит своеобразным материальным символом преемственности веры.

— Тогда получается, что если отец передал сыну акинак, значит, Али сам зороастриец, а все его внешние исмаилитские радения, всего лишь ширма? — усомнился Максим и сам ответил. — Вряд ли. Его приверженность исламу, мне кажется, искренна. Да и смысла прятать свои убеждения сейчас особо нет. Кинжал, как и любая семейная реликвия, безусловно, играет связующую роль между поколениями. Но передаётся он не тому потомку, кто обязательно должен быть или стать бехдином, а тому, кто, во-первых – просто искренне верит в единого бога, а во-вторых – способен к каким-то действиям. И действия эти, со слов Али: «защита и помощь». А вот они уже как-то связаны с религией Зороастра. Возможно, речь идёт о защите многострадальной бехдинской общины. Типа главные гонители на огнепоклонников – это мусульмане, а тут их авторитетный представитель, тайно будет этих самых бехдинов защищать. Ну или имеются в виду какие-то их святыни, реликвии, может, значимые артефакты, или священные знания.

— Вполне возможно, — задумчиво произнёс Кузнецов, наблюдая за полётом огромного орла над скалой впереди.

Выводы подчинённых были аналогичны тем, что он сделал ещё вчера. Приверженность Аиши к вере пророка Зардушта абсолютно закономерна. Эта вера её предков, искру которой они смогли пронести через тысячелетия и сейчас, в момент, когда стало это возможным, Аиша раздула из неё костёр. Данный аспект для него был очевиден. Также про кинжал, Колесников прав, с единственным дополнением: передаётся он по наследству, но, судя по словам Аиши и её брата, ещё и сам может выбирать себе слугу. Офицеры не знали об этом, и, тем более что их начальник оказался таким избранником, которому зеленоглазая «ведьма» отмерила срок до 22 сентября. К этой дате он должен как-то законтачить с небесной канцелярией и что-то доказать старинному ножечку делами. «Кстати, и Миша хватался за него. Ну он-то ладно, вроде обрезанный магометанин. Его кинжал пощадит» — подумал Сергей, сам не понимая, ёрничает он или серьёзно так считает. «Бред сивой кобылы! Сергей Васильевич, приди в себя! Всему есть разумное объяснение. В том числе и твоему странному опыту, пережитому под влиянием девчонки. Какие, на хрен, кинжалы, предания и легенды? У тебя душманы через границу как к себе домой ходят, а ты в мистику какую-то вдарился» — Сергей резко выдохнул, спасаясь от приступа рефлексии. Действительно, если поведение Аиши, а также власть кинжала, можно объяснить религиозной и психической экзальтацией, то обстоятельства странной пропажи и возвращения, приведшие к такой вспышке религиозных перемен в девушке, являлись полной загадкой. Ещё непонятней, как связана эта неординарная бехдинка и её отец, с устремлениями душманов к крепостным руинам и горному плато с названием Карун? Оба пункта указаны целями маршрутов на одной схеме, которую, вероятно, составил Наби Фарух. Тот, наверное, передал её Вахиду, а от него она должная была попасть к пакистанцу «Богачу».  С помощью разведчиков, так и случилось, и вот, позапрошлой ночью в крепости Каахка, они накрыли группу душманов. Наби Фарух инструктировал их проводника, а руководил и финансировал поиски крепостного подвала, сам Богач. Возможно, Вахид, имея на руках схему, не раскрывал её полностью заказчику, дабы подольше оставаться полезным. Показал один маршрут прохода через границу – заработал. Потом заработает на информации о втором, к месту Карун в районе Калай-Хумба.

— Стоп! Калай-Хумб, — осенило Кузнецова, и он резко обернулся, — там же 14 лет назад, как раз пропала Аиша. Ездила она с матерью к дальним родственникам и к друзьям своего деда, Сераджа – Мельхиора. Так, вроде вчера сказал старик, верно?

Колесников махнул головой и добавил:

— До момента своей пропажи Аишу каждый год возили в райцентр Дарвазского района. Там проживал близкий друг деда, некий дедушка Джаспер, тоже, кстати, странное имя. Персидское вроде. Она очень любила его и относилась как к родному деду.

— Во, тоже интересно! И бьюсь об заклад, дедушка этот был зардуштом!  Про Джаспера справки также наведи и заодно про самого деда Сераджа. Нужно по нашим архивным учётом проверить обоих. И родственников их пробей до кучи, лишним не будет. Сестёр особенно, убиенных. Кстати, вот ещё одно совпадение: сестёр Аиши убил этот урод, Наби Фарух… сука лицемерная. Может, они что-то знали?

Проехав отрядной КПП, прибывшим из командировки, сразу бросились в глаза длинные белые ленты, во множестве свисающие с проводов вдоль дороги. Они же собирались солдатами в кучки у бордюров. Даже с ограды на стоянке напротив штаба, свисали эти необычные украшения, а одно, вовсе перетягивало бетонное красное знамя с профилями вождей мирового пролетариата. В шутку решили, что это последствия прошедшего карнавала, посвящённого вступлению в должность нового начальника пограничного отряда и отъезду восвояси генерала Абдусаламова. 

В отделе Кузнецова ожидали важные новости. Ему звонили из Душанбе два человека: какой-то профессор из академии наук и некий Байбуло. Первому Сергей сразу же перезвонил и узнал о готовности перевода текста из папки Вахида. Возбуждённый учёный чуть ли не требовал от офицера немедленно приехать в республиканскую столицу, или сам намеривался прилететь в Хорог, так как он «Не может спать после окончания работы», настолько интригующе интересным оказался её результат. А Байбуло, это был псевдоним агента, на адрес которого пришла открытка из Индии с текстом: «Дорогой советский друг. Меня зовут Джабраил, мне 22 года. Я обычный студент и буду рад общаться с тобой. Я восхищаюсь Советским Союзом и предлагаю дружить. Мне очень хочется узнать про вашу жизнь, и, если тебе интересно, как живут в Индии, напиши мне. Или можешь позвонить. Я очень хочу встретиться и готов приехать», обратный адрес и телефон.

А уже поздним вечером, дежурный по связи сообщил подполковнику, что на его имя пришла срочная шифротелеграмма с пометкой «только лично». Сергей убрал бумаги в сейф и вышел на крыльцо одноэтажного здания своего подразделения, что находилось неподалёку от штаба и скрывалось от посторонних глаз за пышными кустами роз. Бархатная южная ночь полновластно вступила в свои права, и свет уличных фонарей еле-еле разбавлял её густую темень. На улице было душно. Неподвижный воздух, переполненный ароматами цветущих роз, казался настолько плотным и насыщенным, что им хотелось не дышать, а глотать его кусками. Вокруг тишина, нарушаемая лишь непрерывной дробью от ударов в фонарь мотыльков непарного шелкопряда. Насекомые, размером с крупную виноградину и покрытые белым ворсом, роились у плафона над входом, отчего асфальт и подпорная стена перед крыльцом, рябили от мельтешения теней. На нижней ступеньке, покачивая солдатским ремнём в левой руке, молча курил его заместитель, подполковник Галлямов. Рядом, потупив взор, стояли трое восьмилетних мальчишек. Все смуглые от загара, с драными коленками, лохматыми головами и чумазыми лицами.

Кузнецов невольно улыбнулся, увидев «банду», известную в отряде как «три мушкетёра» и состоящую из сыновей уже нового начальника отряда, его замполита и замначальника разведотдела. Как оказалось, карнавальные декорации для воинской части, были их рук делом. Вездесущие пацаны как-то залезли на охраняемую территорию склада инженерного и связистского имущества, где нашли ящик с бобинами бумажной телетайпной ленты. Сначала они раздали бабины гарнизонной детворе и устроили массовую игру в войнушку. Десятки мальчишек бегали с палками и, крича: «тра-та-та!», разматывали отстреливаемые бумажные пулемётные ленты. Потом к ним присоединились и девчонки, которые нашли более эстетическое применение находке, кидая мотки вверх, как новогодний серпантин. Через пару часов территория начала приобретать облик заснеженного городка. В это время, с совещания в обкоме партии приехал полковник Славин. Первым пострадал дежурный по части. Тут же был объявлен внеплановый субботник и розыск зачинателей безобразия. Когда в ходе краткого дознания имена организаторов стали известны, начальник отряда приказал немедленно их разыскать, выпороть и привлечь для уборки. Причём экзекуцию своему сыну, обещал провести прилюдно и прям на ступеньках штаба. Однако не зря один из тройки являлся сыном разведчика. Информация о начатой облаве была ими получена в момент обсуждения замысла повторного проникновения на склад за очередной партией «боеприпасов». Осознание содеянного, быстро изменило взгляд на произошедшее – пацаны решили до вечера дома не появляться, надеясь, что страсти улягутся и их задницы избегут шпицрутенов.  При этом они самоотверженно сорганизовали своих соучастников на уборку и сами весь день мелькали то тут, то там, собирая ленты, но требование сдаться властям – игнорировали. И лишь когда уже стемнело, через парламентёра – кузнецовского водителя Саню, им пообещали ивовые прутья заменить на обычный ремешок, при условии немедленного возвращения домой для покаяния. Они решили, что помирать, так вместе, и явились к разведотделу, где надеялись склонить к милости отца одного из них. Который потом уже, по их замыслу, походатайствует о нисхождении у двух других родителей. 

Судя по всему, переговоры подошли к финалу, и Галлямов доигрывал мизансцену с участием строгого, но справедливого бати:

— Значит так. У вас пять минут, и все дома! Ясно? Каникулы для вас окончены. Завтра в 9 утра стоите у первого КПП. Там дежурный выпишет наряд на работы. Будете территорию убирать, чтобы дурь всякая в голову от безделья не лезла.

И, увидев Кузнецова, уже ему продолжил:

— Представляешь, Васильич, прилетаю с Калай-Хумба, иду на доклад к Славину, а он меня первым делом спрашивает: «Где наши пацаны обычно прячутся?». Говорит: «Ты разведчик, тебе и искать. Найдёшь как моего – сюда гони. Видел, во что территорию части превратили»?

Кузнецов решил подыграть, тем самым усилив педагогический эффект:

— А я бы за это выпорол и не жалел.

Пацаны, чуть не плача, посмотрели на подполковника.

— Дядь Серёж, да мы отработаем. Честно-честно, — жалобно пролепетал Женька, сын Галлямова, — уже собрали почти всё. Мы только с проводов снять не сможем… высоко.

Кузнецов и заместитель посмотрели на свисающую с фонарного столба ленту, прям напротив крыльца.

— Андрюха, у тебя же батя – начальник отряда теперь, — Сергей обратился к сыну полковника Славина, — только назначили. А представляешь, что случилось бы, работай ещё здесь окружная комиссия с генералом? Как Венадию Иннокентьевичу, стыдно бы за тебя стало.

Всхлипывание свидетельствовало о достижении воспитательных целей, но Кузнецов продолжил:

— Если вы мужики, то должны не трусливо бегать и пощаду вымаливать, а отвечать за свои поступки. И правильно будет прийти к командиру части и сказать: «Дядя Венадий, мы дураки. Поступили плохо и готовы понести наказание».

— Верно, — согласился Галямов, но посмотрел на начальника скептически: «Стоит ли командира отвлекать? У него и без этих глупостей хлопот невпроворот».

Кузнецов попросил зама дождаться его возвращения со штаба: может, действительно, что-то срочное будет в телеграмме. Потом посмотрел на водителя, который сидел в припаркованной на дороге машине и еле сдерживал смех. Наигранно строго перевёл взгляд на пацанов:

— Ну? Мужики вы, или бабы трусливые? Если бабы, то дядя Тимур сдачу в плен вашу – принял, прошение о помиловании вроде тоже, исправительные работы назначил. А если мужики, то пошли со мной. Я как раз в штаб. Начальник отряда ещё на службе.

Сергей прошёл мимо шалопаев и, повернув на аллею, не оглядываясь, направился к управлению отряда. Галлямов, также демонстративно развернулся и скрылся в отделе.

Кузнецов медленно шёл по освещённой дороге вдоль строя, одинаковых, как солдаты почётного караула, пирамидальных тополей. Кроны деревьев исчезали в чернильном небе, а побелённые основания стволов, в перспективе образовывали ровную мраморную колоннаду. Он улыбался, вспоминая своего сына, который вместе с супругой остался в Москве. Переезд в Горный Бадахшан оказался слишком экстремальным приключением для изнеженной москвички, и жена решила переждать этот период службы у своих родителей. За несколько лет такой жизни отношения охладели. А каждую встречу ребёнку приходилось заново привыкать к отцу. Несмотря на долгие разлуки, Сергей всеми силами пытался участвовать в его жизни, но супруга категорически отказывалась приезжать в Хорог, даже в период летних каникул.  В недавнюю командировку, Кузнецов уже понял, что дело идёт к окончательному разрыву. Пока о разводе она не заикалась, но чувствовалось: скорее всего, теперь это лишь дело времени. Мысль о воспитании сына в семье, где вместо него будет другой мужчина, безусловно, тяготила Сергея. И до злополучного вечера на пакистанской границе, она гложила его, как червь. Ну а потом начались странные меланхолические атаки, и Кузнецов с ужасом заметил, что он стал равнодушен к дальнейшей судьбе своего брака, а отцовские чувства словно замерли.

И вот сейчас, увидев этих чумазых озорных пацанов, его внезапно накрыла тоска по сыну. Ему так захотелось, чтобы он стоял вместе с ними и также переживал из-за свершённых детских шалостей. Таких, как сегодня или год назад, когда в ноябре 82-го скончался Леонид Ильич Брежнев и по всему Союзу объявили трёхдневный траур. Занятия тогда в школе отменили, но, как по заказу детворы, в Хороге выпал снег, и эти трое устроили покатушки с горы. Пока начальник особого отдела не сообщил замполиту о факте глумления над памятью почившего Генсека, детский смех и крики заглушали траурный марш Шопена, звучащий из всех громкоговорителей воинской части. Ему захотелось, чтобы сын всё лето носился с друзьями по гарнизону и порой не появлялся дома до самого вечера, обедая вместе со своими корешами – обычным солдатам срочниками, в их столовой. Не потому, что мать не приготовила, а потому, что горячий, свежеиспечённый хлеб с маслом, не сравниться ни с какими блинами. А полный котелок косточек урюка из компота, вкуснее любых конфет. Потому что на улице лето, вдоль дорог спеют вишни с абрикосами, и неважно, что они ещё не созрели, и дристать, их отведав, придётся дальше устья реки Гунд. Потому что каждый день, как новая жизнь – несёт неведанные приключения, ни одного из которых пропустить никак нельзя. Так захотелось, чтобы субботними вечерами они всей семьёй ходили в отрядной летний кинотеатр, где на последних рядах размещаются офицеры с жёнами, а пацаны всегда сбегают вперёд, к солдатам, откуда возвращаются со стойким запахом пота и гуталина. И нестрашно, что если кино не про войну, то заснувшее дитя, после сеанса вынесет какой-нибудь сержант, и тащить домой ребёнка отцу придётся на руках. Захотелось, чтобы сын, как эти мальчишки, водил дружбу с таким бойцом, как его шофёр Саня, который втайне от начальника, даёт им порулить на стадионе. С такими дядьками, как сержанты с разведотдела, что опять же, втайне от офицеров, показывают пацанам свои дембельские альбомы и учат рисовать не только голых баб. С таким, как ефрейтор Зацепин, который тренировал их самбо до того, как погиб в Афганистане, но для них, всё ещё находящейся в командировке. И совсем неважно, что вместо стишков они учат строевые песни и бегают на плац, чтобы пройтись на вечерней прогулке за солдатским строем, горланя: «А у солдата выходной, пуговицы в ряд…». Важно иное: материться на таджикском они уже научились, а на русском – нет, потому что в гарнизоне никто в их присутствии, мата себе не позволяет. Важно, что они вместе, родители рядом, и такое детство, им не забыть никогда.

Кузнецов сбавил шаг, прислушиваясь сквозь лёгкий шум воды, доносящейся с Гунта: идут ли пацаны за ним? Сзади раздался шелест. Нет, слишком быстро – это летучая мышь спикировала к свету, за очередным мотыльком. Потом ещё, уже ниже. Опять нет – это ежиха, дождавшись, как пройдёт человек, перебежала дорогу. Затем из-за реки, где располагались казармы, долетел знакомый мотив солдатской песни: «…ярче солнечного дня, золотом горят…» – подразделения гарнизона двинулись на ужин. И почти сразу, три пары сандалией зашлёпали по асфальту, и высокие детские голоса тихо заголосили сзади: «…и часовые на посту, в городе весна. Ты проводи нас до ворот, товарищ старшина, товарищ старшина…».

Сергей обернулся и уже не стал сдерживать улыбки:

— Идёт солдат по улице, по небольшому городу… — запел он, встав с мальчишками в одну шеренгу, и те воодушевлённо заорал во всю глотку:

—  И от улыбок девичьих, вся улица в цветах! Не обижайтесь, девушки, но для солдата главное, чтобы его далё-ё-ё-ё-ё-ёкая, люби-и-имая ждала!

Все рассмеялись:

— Так, тише. Не надо орать, а то сейчас ещё за это получите, — Кузнецов по-дружески положил руки на плечи двоим горлопанам.

— А нам теперь нестрашно, дядя Сереж, мы смерились. Будь что будет! — высказался за всех Женька, и пацаны, засмеявшись, строевым шагом затопали к штабу.

Все четверо поднялись по ступеням и вошли в здание управления. Подполковник отдал воинское приветствие знамени части, заметив, как неподвижный часовой, слегка улыбнулся, увидев прославившихся виновников сегодняшнего аврала. Те, рядом с боевым знаменем, сразу посерьёзнели и, вытаращив глаза, замерли вдоль стены.

— Здесь ждите, — Сергей указал место в углу, рядом с комнатой оперативного дежурного, — если надо, позову.

Сначала Кузнецов сходил в шифрорган и ознакомился с телеграммой. Проходя мимо дежурного, попросил того позвонить в отдел и передать подполковнику Галлямову, чтобы он всё же дождался его, так как есть срочное дело. Затем, уже в третий раз за сегодняшний день, направился к командиру. Тот, при свете настольной лампы читал документы и, разрешив войти, сообщил:

— Завтра выводим с Бондар-поста на замену две заставы мотомангруппы. Начальника тоже.

— Давно пора, — отреагировал Сергей, — он уже четыре месяца там безвылазно.

— Пора-то, пора… На, почитай, — полковник устало протянул подчинённому бумагу, — замполит весь день разбирается. Подойдёт сейчас с особистом, решать будем, как быть.

Кузнецов прочёл документ и философски почесал затылок:

— М-да… Было бы смешно, если б не так печально. Сам начальник загрангарнизона, надеюсь, ещё не знает?

— Все надеются, — Славин закурил, — начальник особого отдела обещал своего офицера держать с ним рядом, чтобы не натворил ничего, если узнает.

Ситуация действительно была трагикомичная. Рано утром в доме офицерского состава разгорелся скандал, в ходе которого пострадали два человека: тот самый смешливый замначальника штаба, что был на Бондар-посту вместе с Кузнецовым, и супруга начальника этого загрангорнизона. В ходе разбирательства выяснилось, что раненому офицеру в среду дали два дня выходных. Своей благоверной он сообщил, что с четверга по воскресенье убывает в командировку на границу. Подговорил знакомых, чтобы в случае чего, подтвердили эту информацию. А сам завис у любовницы, которой, как оказалось, была супруга начальника Бондар-поста. Когда и как возник этот адюльтер, не известно, но вскрылся он сегодня в шесть утра, во многом потому, что квартира штабиста была этажом ниже квартиры дамы. Три дня офицер безвылазно провёл в любовно-алкогольных утехах.  И всё бы, может, так и осталось втайне, если б рано утром, пока люди спят, не отправила любовница своего донжуана выкинуть гору мусора, что они накопили за это время. Поручение штабист выполнил исправно. Но, то ли спросонья, то ли с перепоя, привычка сыграла с ним дурную шутку – он перепутал и позвонил в дверь своей квартиры. Ему не хватило всего секунды, чтобы понять ошибку и скрыться на верхней площадке. Жена открыла дверь, когда чья-то тень мелькнула на лестничном пролёте. Решив, что кто-то балуется, она поднялась этажом выше, и картина супружеской измены предстала во всей своей безапелляционной доказанности: «командировочный» муж, в чужом домашнем халате и с мусорным ведром в руках, стоит у квартиры соседки. И, может, обошлось бы всё не столь драматично, но та, с тихим воркованием: «Дорогой, не стучи, соседей разбудишь» — открыла в этот момент дверь. Результат: якобы пощёчина мужу, обернувшееся тяжёлой травмой глаза и расцарапанное лицо его полюбовницы.

— Жаль парня. Хороший офицер, боевой. А с женой не повезло, — искренне пожалел Сергей.

— И не только ему… Сучка драная. Обоих теперь эвакуировать в госпиталь нужно. У дебила угроза потери зрения на один глаз, у дуры морду штопать, а то шрамы на всю жизнь останутся. Завтра сан борт прибудет, а с ним, комиссия для разбирательства. Не успел должность принять, на тебе, первое ЧП. И какое! — полковник раздосадовано откинул от себя справку. — Ладно. Что у тебя, Сергей Васильевич? Ты, кстати, озадачил своих, по завтрашнему движению колонны с Бондар-поста?

Кузнецов успокоил начальника. Доложил о принятых разведкой мерах и отсутствии оперативной информации о подготовке душманами каких-либо провокаций. После перешёл к своему делу и сообщил, что пришла срочная телеграмма с распоряжением, прибыть ему в Душанбе, вместе с группой Ассасина: 

— Послезавтра прилетают москвичи. Вероятно, нашли работу для группы. Предлагаю вылететь завтрашним санитарным бортом. Заявку на включение в полётный лист подготовим, и через двадцать минут Галлямов занесёт её на подпись. Сами агенты сейчас на конспиративной квартире, в Калай-Хумбе. В любом случае вертолёту там придётся дозаправляться, и мы подберём их. Согласно распоряжению Центра, к первому сентября группу должны были передислоцировать на загранобъект Куфаб, но вот, переиграли что-то.

Начальник отряда предложение одобрил.

Сергей направился к выходу и только подумал спросить командира о возможности взять остаток отпуска, как он сам остановил своего зама по разведке:

— Васильич, а ты в курсе, что Абдусаламов забрал с собой в Ашхабад упряжь трофейную?

— Да. Он говорил, что её оценку нужно произвести, изучить, ну и решить потом, как поступить с ней.

— Да? Ну ладно. Но тебе к сведению – твой акт описи и приёма-передачи трофея он не подписал.

— Почему? — удивился Кузнецов.

— Уже на аэродроме, когда седло привезли и загрузили на борт, сказал, что акт неправильно составлен. Камни, мол, не тёмно-красного цвета, а рубинового, накладки, не из жёлтого металла, а вообще не накладки, а вставки, и не из металла, а из материала. Пока начальник тыла переписывал бумагу, он сел в вертолёт и улетел. Теперь у нас лишь грузовая накладная осталось, где упряжь значится в качестве имущества, погруженного в вертолёт. Вот так! Имей в виду, особенность твоего генерала… — Славин многозначительно поднял вверх указательный палец.

— Учту, — задумчиво ответил Сергей и всё же решил спросить про отпуск: — Венадий Иннокентьевич, разрешите числа с десятого, остаток отпуска взять, десять дней. Хочу в Уссурийск слетать, к маме. Старая уже совсем, что-то, сердце у меня не на месте. Галлямов здесь, на хозяйстве останется. С Абдусаламовым, я согласую.

Полковник чуть задумался и ответил:

— Хорошо. Давай. Только все вопросы закрой, особенно со своим Ассасином, чтобы меня не дёргали. 

Сергей качнул головой и улыбнулся:

— И крайний момент. Там дети пришли. Сын ваш, с друзьями. У дежурки, участи своей ожидают.

Начальник недоумённо нахмурился, соображая, о чём речь. А когда понял, раздражённо рявкнул:

— Домой на хрен, пусть идут... И до конца каникул каждый день быть к девяти утра у КПП, где поступают в распоряжение дежурного. Он займётся их трудовым воспитанием.

Сергей информацию довёл, и мальчишки побежали прочь, весело обсуждая, что каникулы и так закончились. Послезавтра уже первое сентября – пора в школу.