Это единственный город, где я не был дальше аэропорта.

Прилетел туда в сусальный осенний день, спускался по трапу, напоминая самому себе Алена Делона в белом плаще. Рыцаря в брендовых латах, героя в доспехах от кутюр.

И также Аленом Делоном, с тем же зачёсом волос под фальшью борсалино, прижимистым росточком и недосягаемостью даже со спины, входил я в стеклянные двери здания.

Чувствовал себя в образе каким-то новым, свободным, более глубоким, умудрённым и зрелым, чем вчера.

Первым, что я увидел в киоске прессы ещё издалека, было твоё глянцевое фото. В лучшем стиле. Вся крупность глаз и губ, в общем — черт лица, выделялась здесь явственно, будто ты смотрелась со мной в одно зеркало. И, как обычно, заслоняла меня.

Ты любила, я любил.
Ты забыла, я забыл.
Ты не вместе, я не врозь,
Мы — не в лоб, а как-то вскользь.

Чёрт возьми! Или как там говорится-то это: каналья, дьяболо!.. Попутал всё. А потому что! Стоило ли уезжать, если первое, что я вижу, приехав, это твоё лицо! Прямо не спрячешься, не сбежишь — вот она, бонжурьте, смотрит. Как обычно, не прямо, а немного вбок. Уи, мон шер, я бы не прочь..

Сейчас поправлюсь, сейчас!! «Выглядывая лучшую партию для себя», — возвращаясь к галльскому такту, но не уму, безнадёжно плохо съехидничал я.

Не туше, конечно. О нет, миль пардон.

Подходя ближе к магнетическому фото, я разглядел идущую низом черную кайму. Такие жуть и слабость охватили вдруг меня, что, путаясь в сразу неудобном плаще, пускай и без шпаги, я побежал какой-то петушьей трусцой.

«Нашла лучший выход для себя...», «Трагический итог...», «Отвага или безысходность?»... На меня неслись обрывки заголовков, будто мусор, разнесённый ветром парижских трущоб из открытых контейнеров. Только теперь я понял, что она была повсюду. Витрина пестрела её портретами, борзописцы своими калёными перьями с отравленными слюной наконечниками высекали запальные искры на благодатном пепелище.

А я-то разглядел лишь один чудесный снимок. Такой верный ей. И равный — ей.

Вот почему я так и не вышел из аэропорта.

Под чистым золотом листопадным
Разлетались млечно-белые фалды...
И сердце под карденовской бронёй
Звенело колотой поллитрой.
И не спасибо, что душой живой,
Спасибо, грязный, пьяный, битый.

«Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?! И как уговорил он смерть? Ей дали взятку — смерть не на работе. Недоглядели, хоть реви, — Он взял да умер от любви — На взлете умер он, на верхней ноте!» Владимир Высоцкий

Годовщина смерти (25 июля 1980 г.) Владимира Высоцкого — гениального поэта-певца и прекрасного актёра, «поющего нерва эпохи».

25 июля, мы, альпинисты, вспоминаем Владимира Высоцкого. Человека, который не покорял вершины гор, но покорил сердца миллионов.

- Его стихи и песни - это целая эпоха. Они звучали в наших палатках, согревали у костров и давали силы идти вперед, когда казалось, что дальше пути нет. В его хриплом голосе мы слышали отголоски борьбы, страсти к жизни и неукротимого духа — того самого духа, который нужен, чтобы взбираться на самые крутые склоны.

- «Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал», — эта фраза как нельзя лучше отражает стремление к новым вершинам, к преодолению себя. И пусть Высоцкий не был альпинистом в прямом смысле слова, он был им в душе.

- Помним и любим. Вечная память Владимиру Семеновичу!

В детстве не любил Высоцкого, даже ненавидел. В основном потому что однажды до тошноты крутился на фитнесдиске (плоская фигня такая, встаешь, крутишься) в гостях у подруги матери, в конце 80х. И как раз бобина с Высоцким вертелась.
Чтото душное такое, на слух семилетнего меня.
А тут еще и докрутился до чертиков. И это как-то в голове сплелось намертво - как только включался Высоцкий, ко мне вновь подступала тошнота. Причем прям нестерпимо плохо было. И продолжалось десятилетия после.
Но годам к 30ти я стал не просто слышать но и слушать, о чем там. И все как рукой сняло. С тех пор постоянно переоткрываю очередное его творчество. Сегодня таких людей в творческой среде нет. Есть похожие, но таких больше нет.