9 ноября 1989 года - 35 лет назад - пала Берлинская стена: под влиянием массовых народных выступлений Правительство ГДР сняло ограничения на сообщение с Западным Берлином.

Вечером 9 ноября на пресс-конференции члена ЦК СЕПГ Гюнтера Шабовски в Восточном Берлине, которую транслировало телевидение, было объявлено, что жители ГДР отныне могут свободно ездить на Запад, притом прямо с момента объявления. И тысячи человек устремились к КПП, разделявшим Восточный и Западный Берлин. Поначалу пограничники пробовали оттеснить толпу, однако были вынуждены открыть границу. По другую сторону Стены собрались тысячи жителей ФРГ. Молодые люди с обеих сторон принялись разрушать Стену кирками и молотками. В течение января — ноября 1990 года все пограничные сооружения были снесены, за исключением отрезка в 1,3 км, оставленного как памятник одному из самых известных символов Холодной войны.

Уплывающие за границу слитки "Золота ГДР". Прихватизация всего. Агония системы, напоминающая последние дни бункерного Рейха. Страх и надежда.

Музыка Юритмикс, Боуи, Фалько, и других, эмоционально подчёркивает события.

Четыре награды Премии Германского Телевидения.

Граница, «Антифашистский Заградительный Вал» итд – Берлинская Стена. Две Германии: ГДР и ФРГ были разделены границей. ФРГ не признавала ГДР (до 8 ноября 1973г.) и считала территорию ГДР – своей территорией. Однако, «стена», разделявшая Берлин на две зоны, и после этого не признавалась ФРГ в качестве границы; игнорировалась и не охранялась с западной стороны никоим образом. Западные Полицейские не препятствовали пересечению «стены». «Берлинская стена» на самом деле – две стены с комплексом пограничных сооружений между ними. «Берлинская стена» - изначально западный термин.

СЕПГ – Социалистическая Единая Партия Германии, аналог Советской КПСС.

Currywurst – разновидность немецкого фастфуда. Жареная сарделька в соусе, посыпанная порошком карри.

Теперь никто больше не живет в этом доме. Я слышала, его должны снести; может быть, даже всю улицу расчистят, ведь граница здесь просто примыкает к этому дому, а затем поворачивает под прямым углом. Ричарда отправили на исправительные работы для молодёжи. Раз в неделю я могу посетить его; он говорит мне, что он здоров, и что надзиратели довольны его работой; он не беспокойный, никогда не был; но вокруг губ у него тяжело напряжены мышцы, такого раньше не было. И это больно видеть. В основном, это моя вина, я признаю это: я не воспитала его должным образом. Я старый товарищ и вдова старого товарища, который всегда занимал ответственное положение; как ещё мы могли бы жить в доме, который находится прямо на границе? Я не выполнила свой воспитательный долг. В настоящее время нужно внимательно следить за своими детьми; они научились говорить одно и думать другое. И они так хитро умеют обвести вокруг пальца, и эта улыбка, как будто она предназначена для вас: И вы поверите в это, вы мать, вы действительно поверите в то, что от вас ничего не умалчивают. Я должна была заметить, что он слишком часто уходил и возвращался домой слишком поздно, с мальчиком снизу, которого зовут Ричард, Ричард Эдельвейс, на полтора года старше моего Ричарда, но выглядит он младше, потому что он маленький и стройный и у него светлые кудри и фарфорово-голубые глаза, как у его матери. Ричарду Эдельвейсу не нужно было ехать в «Югендверхоф»; Они отправили его в армию. Его отец служит в должности начальника отдела экспорта косметики Ассоциации Volkseigener Chemiebetriebe, он сохранил эту должность, как и я сохранила свою, в моем, гораздо менее важном положении. Но это объясняется тем, что его развод за шесть недель до того, как наши органы обнаружили многочисленные нарушения закона о паспортном режиме, вступил в законную силу; вот почему Товарищ Эдельвейс больше не отвечал за образование и поведение своего сына Ричарда. Я должна была понять, что у моего Ричарда была двойная жизнь вместе с Ричардом Эдельвейсом. Я должна была расспросить его по-подробнее о том, как он проводил вечера. «Родители,- разъясняла судья,- особенно те, кто является старыми товарищами, всегда должны поддерживать связь с учителями своих детей, а также с руководством FDJ в школе. Если бы я это сделала, - она подчеркнула, - я бы скоро выяснила, что мой Ричард отсутствовал на событиях FDJ, на которых он должен был присутствовать, и что он не был в Исследовательской группе по биологии и не был  в группе изучения Русского языка, а пропадал где-то в другом месте.»

Я не могла проверить. Я доверяла Ричарду. Но, если подумать об этом сейчас, оглядываясь назад, я просто не хотела спрашивать его, из страха. Он мог воссоздать и улыбку и тон в голосе, которые указывали, что между мной и моим ребенком была глухая преграда. Вспоминая об этом сейчас, я думаю, что у меня уже было предчувствие, в тот момент, когда неизвестный мне молодой человек внезапно вошел в мой кабинет и сказал: «Фрау Занк?» Как бы то ни было, я уверена, что я была не так удивлена, как должна была быть. Я сразу догадалась в тот момент, когда вошел молодой человек, что его появление связано с моим сыном: он вел себя слишком небрежно. «Мы не хотим, чтобы Вы были излишне напуганы, Фрау Занк», - сказал он. Он толкнул стул, стоявший перед моим столом, и сел на него. «Но Ваш сын сегодня не придет домой из школы». «Где Ричард?» - промямлила я, испуганным голосом. «Мы вынуждены были его арестовать». Я вспомнила о Ричарде, когда ему было три года, и у него была дифтерия, и он не мог дышать, и врачу пришлось прорезать ему отверстие в горле. Мое сердце сильно сжалось, как тогда. «С ним что-то случилось?» Почему? Он положил ногу на ногу. «Мы забрали его из класса, и он пошел с нами, не оказывая сопротивления. Я могу заверить Вас, что в сложившихся обстоятельствах он чувствует себя нормально».

«Но что он сделал?»

Кажется, он не услышал. «Можете ли Вы сказать мне, Фрау Занк,- спросил он,- где Вы были позавчера с 7 до 11 вечера?» «Позавчера?» Он добавил: «Как можно пообстоятельнее.» Но что это значит? «Конечно, я знаю, где была накануне». «Ну и?» В понедельник состоялось заседание Демократического Женского Союза Германии; Во вторник Профсоюзное руководство обсуждало коллективный трудовой договор; позавчера вечером; В среду… Среда была посвящена германо-советской дружбе, был показан фильм о сборе хлопка в Узбекской Советской республике, и одна из наших женщин рассказала о своей поездке в Москву. Ему было скучно. «Вы возвращались домой из бюро, прежде чем отправились на Ассамблею германо-советской дружбы?» «Нет, - виновато сказала я ,- я пошла прямо на встречу. Видите ли, перед фильмом было заседание правления, а я вице-председатель, и если бы я вернулась домой, я бы опоздала на заседание правления. Следовательно, я ещё утром сказала Ричарду, чтобы он сам приготовил себе ужин, а затем вымыл посуду. Да, именно это я ему сказала.»

«И он намекнул на некоторые из его планов на вечер?»

Он сказал, что может пойти к Ричарду, мальчику снизу, его другу, его тоже зовут Ричард.

«Я знаю», - сказал он, - «Ричард Эдельвейс. И когда Вы пришли домой со встречи Германо-Советской дружбы – в котором часу это было?»
«Немного позже одиннадцати, я полагаю.»

«Когда Вы пришли домой после собрания, где был Ваш сын Ричард?»

«В своей комнате, - сказала я, - он уже разделся. Он ничего не украл?»

«Он упоминал, где он был вечером?»

«Я предположила, что он был с Ричардом, который Ричард снизу, они часто вместе слушают какие-то записи, часами звучит этот страшный вой. Это просто другое поколение, иногда это пугает с непривычки, но… он ничего не сделал - ничего насильственного?» «Это не преступление такого рода,» - сказал молодой человек. И то, что это преступление не «такого рода», он так подчеркнул, будто кражи и насильственные преступления – это что-то на уровне рыбалки. Затем он встал. «Наденьте пальто». И когда он заметил, что я открываю ящик стола, строгим тоном добавил: «Пожалуйста, оставьте все как есть». Я была слишком ошеломлена, чтобы не согласиться. Он позвонил по моему телефону, закрывая трубку ладонью. Как только он положил трубку, дверь распахнулась, товарищ Оттер, секретарь партии, и товарищ Виланд, заместитель начальника завода, примчались, немного запыхавшиеся, и как будто по команде, Товарищ Виланд сказал: «Я должен сообщить вам, Товарищ Занк, что Вы сейчас в отпуске со своего поста руководителя отдела закупок; Ваши выплаты будут приостановлены до окончательного решения.» Товарищ Оттер смотрел на меня с тревогой; Хотелось, чтобы он сказал мне хоть одно слово; он был, в общем-то, благонамеренным человеком, который понимал проблемы людей даже тогда, когда он не мог их решить; но товарищ Оттер лишь покачал головой.

Внизу ждала машина. Неизвестный мужчина вошел и сел рядом со мной; молодой человек, который поговорил со мной, сел рядом с водителем. В течение всего пути я видела только его шею и воротник рубашки; он был поднят. Мне и хотелось бы узнать, куда они меня везли, но у меня не хватило смелости спросить; он чувствует себя хорошо в сложившихся обстоятельствах, фраза застряла в мозгу. В этих «сложившихся обстоятельствах», насколько хорошо Ричард мог себя чувствовать, где он сейчас?

Машина остановилась; они привезли меня домой. Молодой человек, который разговаривал со мной в моем кабинете, выскочил и взял меня за руку, словно чтобы помочь мне переступить через лужу, все еще оставшуюся на дороге после утреннего дождя; но он не отпустил мою руку после того, как я перешагнула лужу.

Вход в дом был открыт. На мгновение я увидела миссис Эдельвейс за дверью её квартиры, ее лицо было грязно-серым, ее глаза были охвачены страхом. Эти двое привели меня наверх. Комната Ричарда и моя были полны людей, несколько в форме. В комнатах сложилось впечатление, что их обыскали, а затем всё тщательно вернули на свои места. Фотограф постоянно делал снимки, как в фильмах про убийства. Парень размером с моего Ричарда снял пиджак и вылез из окна комнаты Ричарда, вскочил на крышу гаража, где у мистера Эдельвейса раньше стоял «Польский Фиат», подошел к краю крыши и сделал вид, что он перепрыгнул через заграждение с колючей проволокой на запад. Все его движения были также сфотографированы. За заграждением несколько пограничников заставили своих собак искать следы. Было хорошо видно, как по ту сторону стены, среди деревьев, стояла Западная полиция и наблюдала, рядом американский солдат смотрел на нас через бинокль, и я подумала: «Боже мой, они поймали Ричарда при попытке пересечь границу. Но почему же этот молодой человек говорит, что они забрали Ричарда из класса и что он не сопротивлялся и что с ним всё хорошо?» А потом что-то внутри меня лопнуло. Я услышала свои собственные рыдания и отчаянные крики: «Я хочу к своему мальчику! Я хочу увидеть моего мальчика!» Молодой человек, который говорил со мной в моем кабинете, поспешно подошел ко мне и сказал: «Успокойтесь, гражданка!» Но я почувствовала, что он тоже был обеспокоен, потому что представители власти, вероятно, не привыкли к крикам.

Они позволили мне отдохнуть на диване в моей комнате. Я видела их через полузакрытые веки, они были похожи на фигурки для настольной игры, которые двигались сами-по-себе, и я услышала, как один из них сказал: «Теперь всё более-менее ясно», а другой ответил задумчиво: «Я просто хочу понять, как долго это происходит», и третий голос пророчествовал: «Не волнуйся, узнаешь.» Кто-то протянул мне чашку кофе и спросил, могу ли я ответить на несколько вопросов, я сказала «да», я действительно так думала. Он был пожилым человеком со слегка кривыми плечами; тот, кто пришел в мой кабинет, с уважением относился к нему. «Вам не нужно вставать, Фрау Занк, если вы этого не хотите», - сказал старик. Я сделала глоток и сказала, что скоро почувствую себя хорошо, и спросила, могу ли я узнать, что сделал мой Ричард, что такого плохого, что такому множеству людей пришлось иметь с этим дело. Он поднял поседевшие брови. «Я ничего не могу Вам сказать, пока мы не закончим расследование и не узнаем, кто еще замешан в этом деле, и как далеко они зашли. Мне сказали, что вы старый товарищ. Итак, вы знаете, что антифашистский барьер, который стоит между нашей Республикой и территорией Западного Берлина - это не то, с чем стоит играть?» Я села. «Он, Ричард, он попытался перебраться через стену?...»  «Хех, попытался… Попытка – это слишком мягкое выражение для того, что мы подозреваем.» Он внезапно прервался, возможно, полагая, что он уже слишком много сказал.

«Итак,- холодно, почти враждебно сказал он, - какие друзья у вашего сына есть, кроме мальчика снизу, этого Ричарда Эдельвейса?» Он расспрашивал меня, как мне казалось, очень долго, и вопросы касались многих тем. Всё чаще они были не связанны друг с другом и, конечно, ни с моей личной жизнью, ни с Ричардом, ни с той ошибкой, которую Ричард совершил. Дважды я просила следователя позволить мне отдохнуть, потому что мне нужно было пойти в туалет; во второй раз я вырвалась и так долго отсутствовала, что он постучал в дверь и поинтересовался, всё ли в порядке, и не нужна ли мне помощь. Я сказала «нет» и вышла из туалета с крупными каплями пота на лбу. Вскоре после этого, он сказал, что на сегодня достаточно, но я должна быть готова, если у них появятся другие вопросы, снова дать объяснения. Также я не должна покидать район Потсдама, не сообщая им. Технический персонал собрал свои вещи и ушёл; Молодой человек, который пришел в мой кабинет, дал мне номер телефона: «Это на случай, если Вы захотите предоставить нам дополнительную информацию или если появится кто-то, кто попытается связаться с Вашим сыном». И тогда я осталась одна. Я пошла на кухню и заставила себя съесть бутерброд. Я вошла в комнату Ричарда и погладила потрёпанного плюшевого медвежонка, за которым он постоянно ухаживал в детстве. Я спустилась по лестнице и вышла на кухню. Они перетоптали всю траву и клумбы. Кусок веревки болтался на стальном крючке, зацепленном на углу крыши гаража. Миссис Эдельвейс заметила меня со своего кухонного окна и вышла, заплакала и обняла меня: ее Ричарда тоже арестовали, и у нее были самые мрачные подозрения. Я не могла ей помочь. Я не могла ничего поделать. Прибытие Польского Фиата прервало нас. Из машины вышли товарищ Эдельвейс и пухлый человек с розовым лицом. Товарищ Эдельвейс сразу же принялся посыпать бывшую жену упреками: все зло было результатом ее безалаберности и непостоянства, неудивительно, что у мальчика возникли проблемы. «Но меня, - пророкотал он, - меня я попрошу не вмешивать! Суд присудил Ричарда Вам, любовь моя, и это Ваша ответственность.» Он заметил моё присутствие и поспешно добавил: «Это не значит, что я отворачиваюсь от мальчика. Я знаю, о своём родительском долге перед нашим сыном, о котором ты, моя дорогая, явно не догадываешься.» Махнув рукой, он повернулся к своему спутнику: «Вот почему со мной здесь мой друг, Адвокат Доктор Кан, у которого я попросил помощи.»

Доктор Кан обменялся рукопожатием с Фрау Эдельвейс, затем и со мной, а потом опустился на шаткий садовый стул. Глядя на наши немного опухшие глаза, он заметил:

«У меня уже были такие случаи. Молодёжь-молодежь, эх...» Он внезапно рассмеялся: «Тоска по приключениям, новым горизонтам...»  И вдруг стал серьезным: «К сожалению, мы не можем много сделать, пока официальное расследование не будет завершено, и мы не узнаем в чём именно обвиняется... Как зовут мальчика?» «Ричард, - одновременно сказала миссис Эдельвейс и я.» «Фрау Занк - мать другого мальчика, о котором я Вам говорил, - объяснил Товарищ Эдельвейс,- тот, который оказывает неблагоприятное влияние на нашего Ричарда».

«Он этого не делает!» - возразила я.

Доктор Кан снова рассмеялся. Я отметила, что его бурная бодрость преувеличена, но когда он спросил, не хочу ли я доверить ему защиту моего Ричарда, я согласилась с радостью, предупредив его, однако, что у меня мало денег. Он отклонил это возражение, пожав плечами. «Давайте послушаем, что эти два Дамы знают о произошедшем.» Оказалось, что миссис Эдельвейс знала даже меньше, чем я. Представители Власти быстро перестали допрашивать ее после того, как заявления женщины стали явно противоречить друг другу. Сначала они посчитали, что «Она нас не очень-то хорошо понимает», а потому стали перефразировать свои вопросы, но это только усилило путаницу в сознании Фрау Эдельвейс, ее бедный мозг все еще был в замешательстве, а упреки ее бывшего мужа принесли лишь еще больше смуты и новые слезы. «Оставим ее», - сказал Доктор Кан, подмигивая мне. «Согласно тому, что Вы сказали мне, Органы действительно считают, что это будет тяжелое расследование. Особенно, учитывая местность», - указал он на гараж и заграждение - «Вы, вероятно, думаете, что Ричард, ни один, ни второй, не могут быть участниками зловещей истории».

«Это безумие», - сказала я. «Мой Ричард…»

Он сложил руки на животе. «Вы не поверите, как часто родители слишком мало знают о своих детях».

-Но что-то такое, я бы непременно заметила! - неуверенно сказала я.
-При вашей-то активной социальной деятельности?

Какая деятельность могла помешать Фрау Эдельвейс присматривать за ее сыном, он оставил без пояснений.

В последующие недели я вела странную жизнь. Тревога чередовалась с периодами полной тупости. Я пыталась читать, брала книгу, но не могла сконцентрироваться. У меня весь день работало радио: Восток, Запад и другое. Вечерами я ловила себя на том, что сидела, уставившись куда-то, но будто бы ничего видела. Я могла уснуть только при помощи таблеток. У меня не было семьи, которая могла бы помочь; старая тетя в Юкермюнде и несколько дальних родственников в Эрфурте едва ли были людьми, к которым я могла бы обратиться. Я узнала, сколько у меня друзей. Сначала меня посетила фрау Эдельвейс, но вряд ли было хоть что-то, кроме случая, с моим и ее Ричардом, о чем мы могли бы поговорить, и через некоторое время мы почувствовали, что нервничаем друг от друга. Дважды незнакомые люди звонили в дверь и оба раза сказали, что у них есть еще несколько вопросов. Вопросы носили довольно технический характер и не позволяли делать выводы о судьбе моего Ричарда или о характере его вины. Товарищ Оттер, Секретарь Партии с работы, однажды заглянул и спросил, как я себя чувствую, и нужно ли мне что-то. Он пробыл у меня около получаса. Разговор был трудным. Затем он пробормотал извинения и ушел. На следующий день дверной звонок снова затрезвонил в самый неожиданный момент, я подумала, что снова пришли дознаватели, но это был Доктор Кан. Он рассмеялся: «Вы меня не ожидали?»

«Входите», - сказала я.

«У меня машина внизу, - сказал он, - Собирайтесь, Фрау Занк, мы едем посетить Вашего Ричарда.»

Комната посетителей была окрашена в серо-зеленый цвет; на стене висела цветная фотография Председателя Государственного Совета. Ричард сидел напротив меня; он выглядел бледным и нервно подмигнул. Одетый в униформу охранник, сидевший на узкой стороне стола, сделал вид, что этого не заметил. Доктор Кан лишь фыркнул на это, выдержал паузу и ухмыльнулся.

«Я так рад, что ты пришла, мама», - сказал Ричард.

«Там трудно?» - спросила я. «Я имею в виду - все так внезапно случилось».

«Через некоторое время к этому привыкаешь», - сказал он. «Я в камере с другим мальчиком.»

«Не с Ричардом?»

«Нет.»

«Как еда?» - спросил я. «Ты хорошо питаешься?»
«На домашнюю не похоже», - ответил он.

Я чувствовала себя глупо с этими моими вопросами.
«Мама», - сказал он, - «я ничего плохого не сделал».

Надзиратель поднял глаза: «Запрещено говорить об уголовном деле».
«Ричард», - сказала я, - «Здесь со мной товарищ, Доктор Кан, ваш адвокат.»
«Все будет в порядке, Ричард», - весело начал Доктор Кан, «Только всегда говори правду.» «Прости, что от меня так много проблем», - сказал Ричард, «Наверное, это было очень глупо с моей стороны… Но это и столь же весело, сколько и глупо» «Что именно?» - спросила я. «Если Вы расскажете об этом случае», - сказал охранник, - «мне придется увести заключенного обратно в камеру». Заключенного, подумала я, и спросила: «Ты хорошо спишь, Ричард?» «Теперь, да». Он заколебался. «Сначала свет меня беспокоил. Там висит тусклая лампочка, но она горит постоянно и никогда не выключается». «Запрещается говорить об условиях содержания», - сказал охранник. «Я принесла тебе пирог, Ричард», - сказала я. «Клубничный пирог, тебе всегда он нравился. И носки и нижнее белье. Они обещали, что ты всё это получишь.» «Мамочка…» «Да, Ричард?» Внезапно он стал выглядеть таким маленьким, как ребенок. «Что ты хочешь мне сказать?» Он хлопнул ладонями по лицу, плечи подергивались. Затем он уронил руки. «Знаешь, я научился скручивать сигареты, мама» Он улыбнулся. «Даже одной рукой!» «Время вышло», - сказал охранник. Ричард встал. Он сделал шаг, словно хотел бежать в мои объятия, но стол стоял между нами, и, возможно, что я неправильно поняла его движение. Доктор Кан похлопал Ричарда по спине и сказал, что скоро посетит его, и тогда он и расскажет об этом деле, и Ричард сказал, что да, он хотел бы поговорить с Доктором Каном. Кан говорил об этом, но он не знал, когда ему разрешат. «Не вешай нос, Ричард», - сказала я. Он кивнул и его увели из комнаты через дверь в стене, напротив входной двери. Туда, где только электрические лампочки свисают с потолка, закреплённые в посудинах, напоминающих миски. Эти «луковицы» освещают немного больше, чем нити проводов, на которых они подвешены, и люди вне входных дверей залов суда выглядят как тени умерших, ожидающие входа в какой-то подземный мир.

- - -

Рассказ длинный, в пост на Пикабу не влезает.
Продолжение рассказа будет опубликовано в следующем посте.