Авторские истории

Позиции и наемников, и Проходчиков были охвачены хаосом и разрухой. Все уцелевшие ящики и станки посрывало с мест и подбросило с той же силой что и меня. Некоторые из них, запутавшись в многочисленных проводах, остались висеть между вторым и третьим ярусами. Но большая часть из них, обрушилась на головы еще не пришедших в себя стрелков и магов. Металлический пол пошел многочисленными трещинами и местами начал куда-то проваливаться, забирая с собой все что только попадется. Стены цеха начали судорожно дрожать и гнуться с щемящим сердце звуком. Огромные куски бетона падавшие сверху разносили на части все на что падали. Горящие контейнеры с боеприпасами прямиком с третьего яруса обрушились на второй, взрываясь, разрушая мостики и конвейерные ленты.

Краем глаза, я заметил движение сверху. Как раз вовремя, чтобы успеть инстинктивно разжать руку и оттолкнуться ногами, уворачиваясь от падающего контейнера. Перила, за которые я держался исчезли в облаке взрыва, который отшвырнул меня еще дальше. Не успев сгруппироваться, я рухнул в груду каких-то небольших деталей, “смягчивших” мое падение. Богомол вновь защитил меня удара, но кости все равно пугающе хрустнули. Откидывая в стороны детали мне удалось быстро подняться на ноги и выхватить пистолет. Дела здесь были плохи, из-за крупных ящиков, которые попадали где-попало, обзор был сильно ограничен.

Подняв взгляд туда, где должен был находиться Доминант я нахмурился. Тот участок прохода обрушился вниз, куда-то сюда.

Быстрым рывком мне пришлось уклоняться от падающего куска бетона. Место падения Доминанта было от меня недалеко, но ввязываться с ним в бой один на один было просто глупо. В первую очередь, нужно найти Проходчиков и объединить с ними силы.

“Нехило так приложило, — услышал я голос Ларса. — Ты там как?”

“Нормально.”

“Беги в сторону огромного робота, по пути тебя дол...”

Должно быть что-то отвлекло его, ну да ладно. Беспокоиться за него не было смысла, помочь ему мне все равно нечем. Получив направление, я рванул к боевому роботу на другой стороне цеха. Что должно было случиться по пути? Меня встретят? Или попытаются остановить? Главное не попас...

Стоило мне выбежать из-за перевернутого станка, слева что-то мелькнуло. Разглядеть что это было, мне удалось с трудом. Каменный кулак размером с мою голову был нацелен мне в корпус, но, каким-то чудом я успел среагировать и резко остановился. От этого удара у меня получилось уклониться, но следом за первым, вылетел еще один кулак. Инстинктивно я успел выставить для защиты руки, но этого было попросту недостаточно. Он выбил из легких весь воздух и отправил в полет до ближайшего ящика, в который меня буквально вмяло. Рывком освободившись и попытавшись сделать шаг, я рухнул на одно колено не в силах больше пошевелиться. Меня охватила адская боль, руки и ноги перестали слушаться, а в глазах стали появляться красные пятна. Сил не было даже на то, чтобы вдохнуть драгоценный воздух, которого меня только что лишили. Что это за силища такая?!

Я с ужасом смотрел как из-за станка, резким шагом вышел Доминант. Четырехметровое существо, созданное из гладкого камня, покрытое многочисленными узорами, с шестью руками, в ладони каждой из которых находился шар огня. Оно взирало на меня с высоты огромными глазами, из гигантских рубинов и явно готовилось расплавить меня на месте.

Неожиданно, откуда-то справа показалась тень человека, в прыжке сравнявшегося с головой конструкта. Мужчина быстро крутанулся в воздухе, после чего размахнулся ногой с громким хлопком и ударил конструкт прямо по глазам. Доминант мгновенно потерял равновесие и рухнул в облако, из которого показался, развеяв его без следа.

— Претендент! Жив?! — обеспокоенно закричал он подбегая ближе.

Выхватив из внутреннего кармана плаща небольшой, перевязанный нитью свиток и рывком открыв его, он приложил бумагу к моему шлему. Я почувствовал себя значительно лучше. Зрение прояснилось, а в теле появилась невиданная бодрость и легкость. Подорвавшись на ноги, я смог разглядеть своего спасителя. Высокий мужчина с короткой стрижкой и пышной бородой, уже сосредоточенно смотрел в направлении поднимавшегося на ноги доминанта. Его длинный, черного цвета плащ был сильно изорван, во многих местах виднелись дыры с пятнами засохшей крови вокруг них. Оружия у него не было, но, я уже догадался чем он сражается. Его кулаки были покрыты шрамами и свежими ранами. Должно быть это один из Проходчиков...

— Слушай, — резко сказал он. — Мои маги готовят заклинания, которые замедлят Доминанта. Это займет несколько минут, до истечения которых мы должны сдерживать его здесь.

Он хотел сказать что-то еще, но вместо этого, рванул вперед, ко вставшему на ноги конструкту. Информацию я запомнил и побежал следом. Видимо просто выкрасть куб у этого существа не выйдет, придется уничтожить. Меня это устраивало, ведь сражался я с ним не один. Оценка.

Конструкт, "Доминант - Огонь"

Ранг опасности - [15]

Рукотворные констру... Информация заблокирована. Недостойный.

Награда - [Проводится анализ]

Кинув быстрый взгляд на окно информации, я прищурился и на бегу несколько раз выстрелил по конструкту из пистолета. Пули отскакивали от него, высекая снопы искр и не причиняя никакого видимого урона. Его ранг опасности превосходил все что я видел до этого. Его возможности кратно выше моих. Пусть на моей стороне сейчас и были Проходчики... Это не тот бой, в котором я должен был участвовать!

Доминант дернулся и в трех руках появились небольшие огненные шарики, каждый из которых светился как маленькое солнце. Температура окружения тут же подскочила и вдыхаемый мной воздух начал чуть обжигать горло. Визор затемнился, так что я от избытка света серьезно не пострадал, но, это ведь еще даже не атака. Проходчик быстро переступил с ноги на ногу и... исчез. Где-то впереди, за спиной конструкта раздался хлопок и существо чуть накренилось в мою сторону.

Полученный мной удар отбросил меня от конструкта не так уж и далеко. Бег затрудняло большое количество ящиков и перевернутых станков, которые до сих пор падали с верхних ярусов. Минуя препятствия, я подбежал на расстояние удара, поднырнул под выпад конструкта удачно увернувшись. Уперев ствол в ногу противника, несколько раз выстрелил, пытаясь сдержать отдачу. Рискованная атака, но она сработала. Пули бились о каменную броню все так же высекая искры, но теперь не отскакивали в стороны!

Я собирался проскочить у конструкта меж ног и разорвать дистанцию, но... Ударил подземный толчок. Меня подбросило в воздух, прямо в одну из свободных рук Доминанта. Конструкт без труда схватил меня за голову и поднес на уровень глаз.

Ты. Недостоин.

Его слова врезались в мой разум словно игла... Знакомое ощущение... Пытаясь игнорировать боль я уткнул оружие в руку и начал стрелять, надеясь пробить его защиту и освободиться. Вокруг шлема начал чувствоваться нарастающий жар. Он собирается меня поджарить!

На грани видимости что-то мелькнуло и по руке Доминанта ударил двуручный молот. Каменная махина дрогнула и развернула голову в сторону откуда прилетело оружие, ожидая повторной атаки. Но Проходчик атаковал с другой стороны. Двигаясь так быстро, что я еле-еле мог уследить, он перехватил молот, развернул его и с боевым криком ударил по удерживающей меня руке еще раз. В этот раз, броня конструкта не выдержала и треснула. Но наш противник не выпустил меня из своей хватки. Более того, тремя руками он обрушился на моего союзника, заставив того уклоняться на грани возможностей. Проходчик активно отступал, пытаясь парировать выпады молотом, но конструкт быстрым шагом преследовал его. В оставшихся двух руках начали собираться сферы огня...

Свободной рукой я ухватился за кулак, раскачался и ногами взял руку конструкта в захват. Шея неприятно хрустнула, но, теперь у меня была отличная позиция. Выхватив нож, я одним движением вогнал его в трещину брони и отщелкнул от нее целый кусок, обнажив... что-то похожее на желе. Несколько раз пальнув по нему я ощутил как хватка ослабевает, а температура шлема перестает повышаться. Отлично! Продол...

Доминант выпустил меня из своей хватки, чему я совсем не обрадовался. Два кулака были нацелены мне прямо в голову, а уклониться в воздухе было попросту невозможно... Мою ногу опутала металлическая цепь, рывок которой каким-то чудом вытащил меня прямо из-под смертельного удара. Дистанция с Доминантом разорвалась практически мгновенно. Метрах в пятнадцати я ударился спиной о станок, но в этот раз, богомол уберег меня от травм.

— А ты храбрец! — крикнул кто-то над самым ухом. — Вставай!

Поднявшись, первым делом я взглянул на своего спасителя. Им оказался облаченный в полный латный доспех мужчина, вооруженный крупной, длинной цепью.

— Я зайду слева!

Выкрикнув, он бросился на Доминанта, раскручивая в воздухе свое оружие. Я рванул направо, собираясь укрыться от взгляда конструкта за упавшими контейнерами. Победить его - возможно. Под каменной броней скрывалось то, что можно было ранить или уничтожить. Пули, кажется, не оказали на внутренность конструкта значительного влияния. Нужно попробовать что-то другое.

Доминант не стоял на месте. Мои союзники набросились на него с двух сторон, осыпая конструкт градом ударов. Но пробить его защиту, казалось, попросту невозможно. Он крутился на месте с дикой скоростью, идеально блокируя или парируя все направленные атаки. За его спиной висел небольшой огненный шарик, который ежесекундно увеличивался в размерах. До сих пор, мы не давали ему возможности применить магические атаки. И необходимо было продолжать в том же духе. Мне крайне не хотелось попасть под испепеляющий огненный шар...

Поняв, что слепых зон у противника нет, я рванул прямо на него, выхватив боевой нож. В ближнем бою у нас было преимущество. Численность. Пока кто-то отвлекает конструкт с одной стороны, кто-то может атаковать с другой. Проходчик с молотом все никак не мог повторить удар, которым он разбил броню. Если удастся выиграть ему время...

В каком-то метре передо мной пролетело копье, вонзившееся прямо у меня на пути.

“...е знаю! — послышался Ларс. — Используй копье! Мы скоро буде...”

Большей информации мне и не нужно было. Оружие Проходчиков наверняка было артефактным. Вынув копье из стального пола, я продолжил бег, спрятав нож и револьвер. Доминант обернулся ко мне и в его рубиновых глазах вспыхнуло потустороннее пламя. В мою сторону хлынула волна огня, сжигавшая и плавящая все на своем пути. Мне едва удалось выбежать из зоны поражения, но, стоило чуть расслабиться как снова пришлось убегать. Конструкт направил в каждого из нас целый град из небольших огненных шаров. В сравнении с предыдущей атакой, они шары не могли похвастаться внушающей страх мощью. Но они были нужны для другого. Он не хотел нас подпускать.

Высоко подняв две руки, Доминант сложил их в замок, вокруг которого теперь собиралась... магия. Поле боя заволокло огненным вихрем, через который едва было что-то видно. Дышать уже становилось невероятно трудно. Каждый вдох обжигал горло и легкие... даже держать глаза открытыми было проблематично. Магия? Ну что-же!

Я рванул прямо на Доминанта, уклоняясь от шаров и отбивая их в стороны копьем. Полученное оружие превосходно лежало в руке, а как им пользоваться мне откуда-то было известно. Через несколько секунд я уже был рядом с конструктом, который тут же обернулся ко мне. Он поднял свои шесть рук на изготовку, готовясь к ближнему бою. Именно то, чего я от него и хотел.

Взмахнув копьем, я провел финт, и ударил тем, что сейчас вполне могло изменить расклад боя. Конструкт поставил блок и заблокировал оружие, что заставило цепь трижды обернуться вокруг каменной брони. “Цепь Затмения”, вытянутая мой из инвентаря тут же сделала свое дело. Огненный вихрь пропал, будто его никогда и не было. Глаза противника злобно вспыхнули, когда он понял, что сейчас произошло. Решив продолжать наступление, я замахнулся копьем для удара, но противник был к этому готов. Доминант одной из рук схватил древко занесенного копья и теперь, удерживал меня в воздухе. Существо сжало в кулаки две свободные руки и занесло их назад, готовясь выбить из меня весь дух. В этот раз, времени среагировать у меня было предостаточно.

Перехватив древко копья на весу, я сократил расстояние и уперся одной ногой в корпус конструкта. В других руках у него вспыхнули огненные шары, которые обжигали меня своим сверхъестественным жаром. Выхватив из кобуры револьвер, я уткнул дуло прямо в рубиновый глаз доминанта и нажал на курок. Выстрел с такого близкого расстояния, оказался намного эффективней чем можно было предположить. Пуля пробила его голову насквозь, заставив потерять равновесие и выпустить из хватки копье, которым я тут же с размаху ударил в корпус, пронзив камень. Отлично! Шансы на победу оказались выше, чем я думал.

Тут же присоединились и проходчики, нацелившись на левые руки. Нам всем было трудно из-за подавляющего жара, исходящего от огненных шаров. Но несмотря на это, они обрушили град атак на одну из рук противника. Решив выстрелить конструкту в голову еще пару раз, я не стал выдергивать копье, а наоборот, подтянулся к нему... Мне не удалось заметить, как Доминант сломал мне кисть руки, забрал копье и восстановил равновесие. Все это случилось будто бы мгновенно... Мне даже не хватило времени вскрикнуть от боли, как конструкт уже снова атаковал. Двумя кулаками, оно ударило мне в грудь, отправляя в далекий полет. Но и на этом его атака не закончилась, ведь мне вдогонку полетели два огненных шара. Попади они в меня, я точно бы превратился в горстку пепла. Но мне повезло. Падающие с верхних ярусов ящики, каким-то чудом, рухнули как раз на магические атаки. Два огненных облака полностью перекрыли мне обзор.

Пролетев добрых метров пятьдесят, я врезался в груду небольших деталей, погрузившись в самую глубь. В прошлый раз, мне хватило и одного удара чтобы чуть не погибнуть... а в этот раз аж целых два. Но, несмотря на адскую боль из-за сломанной кисти, уцелевшей рукой мне удалось чуть разгрести вокруг себя местность и подняться на ноги. Я попытался сделать шаг вперед, но тут же чуть не рухнул на землю из-за головокружения.

— Вон он! — крикнул кто-то позади меня.

Еле обернувшись, я увидел, как двое наёмников, в броне Братства выбежали из-за ящиков. Как не вовремя...

— Эй! У нас приказ отступать! Ты ранен? Откуда ты воо...

Они резко остановились и через секунду рухнули на пол.

“Здесь ещё осталось полно наёмников, эти пока поспят, — сказал Ларс. — Ты там как?”

“Ранен и зол, — ответил я. — Как вы вообще собирались останавливать это чудовище?”

“В других обстоятельствах... Ну да не важно. Экзоскелет на ходу, мы скоро будем. Копье у тебя?”

“Нет... оно у Доминанта.”

“Ка... ладно, понял тебя. Жди на месте.”

Не то, чтобы я мог куда-то уйти, в моем-то состоянии.

Нагрудная пластина куда прилетели удары немного промялась. Медленно подвигав конечностями, я убедился, что ничего не сломал. Хорошо, тогда продолжить бой мне еще удастся... Как только пройдет головокружение. Через минуту со спины послышались тяжелые, быстрые шаги и женский голос.

— Игрок!

Игрок? Рядом со мной возникла молодая девушка в кожаной броне. Её белоснежные руки были перепачканы в крови, а светлые волосы прилично пострадали от огня...

— Сейчас мы тебя подлатаем, — сказала она, прикладывая к моему шлему какую-то бумажку. — Как оклемаешься, присоединяйся!

Она подорвалась и рванула в направлении Доминанта. Она двигалась странно быстро, без видимого труда пересекая хаотичную местность. Тоже из Проходчиков, значит? Подле меня остановился Ларс, сидевший в экзоскелете, который сейчас был больше похож на машину смерти. Бронированный корпус внешне напоминал обшивку роботов, которые лежали на поверхности. За плечами у него располагались блоки с ракетами, а в руках он удерживал огромный топор. Что-то не припомню этих деталей...

“Двигаться уже можешь?”

Стоило ему задать этот вопрос, как я сразу же понял - да, могу. Боль быстро отступала, так что мне наконец удалось подняться.

“Ты что, полез в ближний бой с этой махиной? — удивленно спросил Ларс. — И как?“

— Ничерта он не спец по дальнему бою, — прокряхтел я. — Он нас троих сдерживал...

“Оортоново пламя! Этот гад еще и магию вокруг себя глушит, моя псионика на него не работает. Похоже, он оказался более серьезным противником чем мы полагали.”

— И что теперь? Отступать что ли?

“Ага, щас! Мы сюда два месяца тащились не для того, чтобы слинять. Запрыгивай! Застанем его врасплох.”

Я ухватился за место крепления ракет к плечам экзоскелета, подтянулся и выхватил револьвер. Ларс рванул в сторону появившегося огненного вихря, такого же, какой недавно был развеян. В экзоскелете мусорщик легко преодолевал препятствия, так что добрались мы быстро. Но близко подходить мы не стали, вихрь в этот раз дополнялся не только огненными шарами. Доминант бросал в Проходчиков длинные, высокотемпературные копья, которые с легкостью пробивали стальные контейнеры и станки. Пятнадцатый ранг опасности внушал ужас... Проходчики пытались нанести по нему хоть какой-нибудь удар, но безуспешно. Шквал магических атак был чересчур плотным.

Пока мы стояли на расстоянии, времени на осмотр местности было достаточно. Через огненный вихрь было сложно хоть что-то увидеть. Однако, мне повезло быстро найти потерянную вещь.

— Ларс, есть план... Ты же можешь быстро считать его из моего разума?

“Это не так работает... но... ладно, да, могу, — я ощутил небольшое покалывание. — Ты... Хорошо, давай попробуем. Я сообщу остальным.”

Через пару мгновений мы рванули в лобовую атаку. Доминант сразу же заметил нас, решив остановить сближение пятью копьями огня. Ларс резко рванул влево, вправо, затем оттолкнувшись от станка изящно перепрыгнул через последний снаряд. Удержаться было невероятно сложно, приходилось напрягаться до предела, чтобы не сорваться с экзоскелета. Как только мы приблизились на расстояние удара я спрыгнул, и рванул в сторону. Уклоняться от снарядов теперь было не нужно, ведь Ларс вступил с конструктом в ближний бой.

Было очевидно, что долго он сдерживать не сможет, так что мне нужно было поторопиться. Коротким рывком я быстро добежал до недавно потерянной цепи. Схватив ее, мне пришлось перекатом уходить от нескольких огненных шаров, которые как-то успел метнуть Доминант. Вот же зараза... Даже в ближнем бою, он не перестает следить за происходящим вокруг. Избежав атаки, я побежал на противника. Мне нужно было вновь рассеять вихрь, чтобы Проходчики могли приблизиться.

Ларс был готов к моему приходу. Размахивая топором, он провел несколько финтов, а затем со всей мощи подсек Доминанта. Лезвие оружия ударилось о каменную броню, не в силах пробить сверхъестественную защиту. Противник не упал, не отступил, но пошатнулся. И этого мне было достаточно. Раскрутив цепь, я выбросил один из концов вперед, целясь в спину этого чудовища. Доминант знал, в чем был мой план. Его корпус развернулся на девяносто градусов, и вот я уже оказался с ним лицом к лицу. Цепь ударила его в грудь, развеяв огненный вихрь. Доминант выставил одну из рук прямо передо мной, показывая мне раскрытую ладонь, в которой начало собираться пламя. Мне некуда было уклониться...

Откуда-то со стороны прилетела уже знакомая цепь, которая обернулась вокруг направленной на меня руки. Рывок перенаправил ее в сторону, из-за чего соскользнувшее копье огня промахнулось по мне.

— Не в мою смену! Каменю...

Одной из рук Доминант схватил цепь Проходчика и рванул ее на себя. Моему спасителю пришлось выпустить оружие из рук. Но на этом конструкт не остановился. Пока я отступал и уклонялся от нескольких ударов, чудовище перехватило цепь еще двумя руками, и со всей силы ударило ей по растерявшемуся Ларсу. Атака Доминанта снесла мусорщика с ног, отправив в недалекий полет.

— Игрок! Отступай!

Рядом пробежала девушка с копьем, которым я недавно орудовал. Следом за ней пронесся Проходчик с молотом. С чего бы мне отступать сейчас? Мне нужно держаться рядом на случай...

“Эй! Вытащи меня из отсюда!”

Ларс? Обернувшись, я увидел, что экзоскелету досталось серьезней, чем казалось. Цепь практически переломила его пополам... Я рванул к нему, попутно держа в поле зрения Доминанта. Проходчики плотно прижали его, нападая с разных сторон без продыху. Вот только конструкт умудрялся от них отбиваться...

Добежав до экзоскелета, я замер, осматривая повреждения и пытаясь понять, как вытащить оттуда Ларса.

“На спине небольшой рычажок... я его разблокировал...”

Найти его не составило труда. Я рванул рычаг и несколько панелей с шипящим звуком разошлись в сторону. Кашляя, Ларс выбрался из кабины, прихватив с собой оттуда штурмовую винтовку.

— Одним ударом... композитную броню раздолбал... — откашлявшись сказал Ларс. — Эти големы - просто нечто!

С ним сложно было спорить. Доминант впечатлял своей подавляющей мощью... Интересно, использовали ли их в Астральной войне.

— Где ваши маги, которые должны были его замедлить?

— Хороший вопрос... А подействует ли на него вообще замедление? С его-то сопротивляемостью к магии.

— Дааа! — прокричал один из Проходчиков.

Они смогли сломать ему поврежденную руку... Отлично! Теперь сражаться против него станет попроще. Доминант резко замер, взревел и сформировал во всех пяти руках крупные шары огня, которые за пару мгновений сменили цвет на ослепительно белый. Что он собрался...

Я подхватил Ларса и вместе с ним нырнул за крупный контейнер. Осознание пришло быстро, но, у меня почти не было времени, чтобы нормально среагировать. На месте, где стоял доминант, взошло солнце. Визор не справился с затемнением настолько мощной вспышки, так что я упал наземь с адской болью в глазах. Резко стало невыносимо жарко из-за последовавшей волна огня! Да такой силы, что броня на мне раскалилась и начала жечь, сжигая меня заживо. Пришлось вжаться в землю насколько это вообще было возможно... но... у меня не было уверенности что это хоть как-то поможет.

Рев прекратился так же неожиданно, как и появился, оставив после себя абсолютную тишину. Броня начала быстро остывать, раны, ожоги и поврежденные зрачки восстановились. Но поднялся я далеко не сразу, все тело судорожно дрожало... Приподнявшись и окинув поле боя взглядом, дрожь охватила меня с новой силой. Взрыв не оставил вокруг Доминанта ничего, кроме пыли, пепла и оплавленных, еще раскаленных добела груд металла. От наших союзников не осталось и следа. Укрытие, за которым мы прятались, с противоположной стороны превратилось в жидкий металл, а нам, повезло уцелеть лишь каким-то чудом. Пламя не успело пройти до нас каких-то пару сантиметров...

И все равно, даже несмотря на укрытие моя броня была обжигающе горячей. К счастью, она нигде не деформировалась под натиском температуры. Не будь на мне богомола... я погиб бы за пару мгновений... Ларсу на удивление, почти не досталось. У него не было ни брони, ни какой-либо другой видимой защиты, но как-то ему удалось избежать смерти. Снова магия? Он судорожно копался в какой-то сумке, не обращая на меня внимания. Рядом лежало несколько белоснежных бумажек, таких же, которыми меня уже несколько раз исцеляли.

Приподнявшись, я выглянул из-за остатков укрытия. Доминант словно бы и не делал ничего трудозатратного, и сейчас спокойно стоял на месте. Огненные шары начали кружить вокруг него по орбите. Черт! Как его теперь убивать? Как его вообще убить?!

— Наши еще живы, — сказал Ларс, достав небольшой цилиндр. — Они успели уйти на второй ярус.

— Чего? Как?

— Да откуда я знаю? — резко ответил он. — Черт! Если эта сволочь долбанет этим заклинанием еще раз...

— А он может? — спросил я, снова прячась в укрытие.

— Надеюсь, что нет... держи.

Он всучил мне небольших размеров цилиндр, в котором я моментально узнал гранату. Полезная вещь, конечно, но, будет ли от нее какой-то толк? Добросить ее отсюда будет проблематично, к тому же, она может зацепить наших, да и не факт, что ей хватит мощности пробить каменную броню.

— Да, если бросать вслепую, — сказал мусорщик, прочитав мои мысли. — думаю броню она не пробьет. Но ведь у него есть целых две прорехи.

Точно, если как-то поместить гранату внутрь... Это может сработать. Внутренняя часть этого чудовища похожа на странную жижу. Выстрелы ей не особо навредили, но вот взрыв... Хотя, вряд ли высокая температура может ему навредить. Иначе, огненные вихри и взрывы также ударили бы и по нему.

Снизу почувствовался легкий толчок. Землетрясение продолжалось? Этого нам только не хватало... В этот раз, разрушительных последствий не последовало. Сила толчка была небольшой.

— Атакуют, — хмуро сказал Ларс.

Проходчики налетели на Доминанта быстро, эффектно и что главное, эффективно. Они сбросили со второго яруса десяток крупных ящиков прямо на голову конструкта. Он конечно же успел среагировать и защититься, поочередно отбив их руками и огненными шарами. Вот только, на это и рассчитывали Проходчики, скрывшись за одним из “снарядов”. Копейщица выскочила настолько стремительно, что Доминант не успел среагировать. Девушка вонзила оружие в плечо, легко пробив броню. Быстро выдернув копье, она крутанулась в воздухе для нового удара, но Доминант уже пришел в движение, не желая больше получать урон.

В одной из его рук вдруг возникло огненное копье, которое, было нацелено на девушку. Рядом, будто из воздуха возник мужчина с молотом, перенаправивший заклинание ударом оружия. Он тут же получил удар кулаком, отлетев куда-то в сторону. Еще два таких же удара были нацелены на копейщицу, но ее товарищ с цепью едва успел вытащить девушку из-под атаки. Она оказалась вне области ударов руками, распуталась и приземлилась чудовищу прямо под ноги. Быстрый выпад копьем пронзил броню на левой ноге... И Доминант сделал то, чего я от него уже и не ожидал. Невероятно быстрым ударом ноги, он подбросил копейщицу в воздух... Десятки шаров пламени начали с дикой скоростью кружить вокруг конструкта, выплевывая в проходчиков огненные копья. Девушку задело одним из них прямо в воздухе. Душераздирающей взвизгнув она рухнула где-то вне моего поля зрения. Если так дело пойдет и дальше...

Черт. Выбора то у меня особо и не было! Я подскочил и рванул к Доминанту, что было дури. Сосредоточив взгляд на его руках и витающих вокруг него огненных шарах, я следил за малейшими движениями. Огненное копье просвистело в каком-то сантиметре от моей головы! Вовремя уйдя в сторону мне удалось избежать смерти... Не следи я за ним, оказался бы уже мертв!

Очередной подземный толчок пустил мой план под откос. Пол дрогнул... и весь первый ярус рухнул в бездну. Мне не хватило времени чтобы хоть как-то среагировать. Да если бы и хватило, куда бежать, когда все вокруг превращается в развалины? Из разломов начали подниматься... колоссальные, серповидные колонны.

Рассмотреть их я не смог. Мы с Доминантом на пару рухнули в бездну, вместе со всем что находилось на первом ярусе цеха. Ощущение свободного падения повергло меня в ужас, но... через пару секунд я вдруг успокоился и взял себя в руки. Который раз замечаю за собой прямо-таки сверхъестественное спокойствие в подобных ситуациях. Даже забавно... Может это мое хладнокровие было навыком из предыдущей жизни? Есть ли смысл теперь об этом думать? Мои кулаки сжались сами собой. Черт бы побрал эту Систему, отправившую меня на самоубийство, на Доминанта который... просто существует. Почему я здесь? Потому что так сложились обстоятельства?

Раз уж я все равно разобьюсь насмерть, то хоть чертового Доминанта убью своими руками! Быстро крутанувшись в воздухе, я перевернулся лицом навстречу пропасти. Осмотревшись, среди полыхающих обломков, ящиков и кучи мелких деталей мой взгляд зацепился за искомого противника. Он летел камнем вниз, нелепо махая в стороны своими оставшимися руками. Больше он не выглядел для меня устрашающе, о нет. Теперь, он выглядел жалко. Огненные шары куда-то пропали... ну и отлично, мне же проще.

Падали мы быстро. Всмотревшись в гостеприимную бездну, ее дна мне увидеть так и не удалось. Невероятно глубокий провал по краям которого поднимались какие-то колонны... Приняв позу солдатика, я начал снижаться к своему противнику, лавируя между обломками и мусором. Ну что Система, хотела, чтобы я сразился с этой тварью?! Так вот он я, исполняю твою волю!

Доминант заметил меня слишком поздно. Я врезался в него ногами на полной скорости. Удар заставил мои колени болезненно хрустнуть. Внимания этому уделять уже не было смысла, на том свете мне здоровые ноги не понадобятся. Конструкт попытался схватить меня, но двигался слишком медленно, так что я без труда уклонился на ходу выхватывая пистолет. Схватив противника за голову, мне удалось быстро крутануться и залететь ему за спину, прямо в мертвую зону. Уперев дуло револьвера в камень, я начал долбить по курку, обрушив на тварь целый град крупнокалиберных пуль. Вблизи, их мощи хватало, чтобы пробивать каменную броню. Как только образовалась щель достаточного размера, я сунул в нее гранату и оттолкнулся подальше.

- Успеешь, хороший мой, - говорила женщина.

- Марс! Ты же мужик. Терпи, я же терплю! – говорил мужчина и косился на бар, где для новогоднего стола сберегался Хеннеси.

Вид у него при этом был крайне мрачный.

Кот в свою очередь на него смотрел с видом – "мне бы твои проблемы". Марс гулять ну очень любил, а тут даже во двор не выпускают!

Он успел, как следует, выспаться, а люди все не возвращались. Марс собрался перекусить, чтобы хоть слегка смягчить разочарование от жизни, как вдруг услышал тихий, но настойчивый звук.

Звук доносился откуда-то снизу. Кот передумал весело скатиться с лестницы . Он двигался совершенно неслышно, стекая с одной ступеньки на другую как клочок тумана.

На лестнице уже было совершенно темно.

"И где их носит?", - мелькнула у кота мысль, но тихий звук усилился, и кот снова сосредоточился на нем.

Марс замер на последней ступеньке лестницы. Он смотрел на дверь, которая вела в подвал. Дверь эта была закрыта постоянно. После того, как кот проник однажды внутрь и повеселился среди хозяйских заготовок.

Марс полагал, что пара банок огурцов того не стоят, но люди не послушали его и врезали в дверь замок. Марс возмущался. Невозможность ходить, где хочешь его вообще расстраивала!

Но женщина спросила:

- А если бы ты тогда лапы порезал?

И пускать кота вниз отказалась.

Кот положил голову на ступеньку. Он узнал звук. Так скреблись мыши, на которых он собственно охотился, когда уронил огурцы. Случайно уронил, заметьте! Но попробуйте объяснить это людям!

"Вот и получили, то, что хотели", - думал он с некоторым даже злорадством.

Звук из подвала замолк. Видимо, мышь устала. Марс вспомнил, что сбирался перекусить, но мышь возобновила попытки пробраться в дом.

Было уже ну совсем темно, но кот отлично видел в темноте, и вовремя заметил мышиную мордочку, которая показалась из прогрызенной дырки.

Марс напрягся. Несмотря на бессовестное поведение людей, он счел своим долгом избавить дом от непрошенного проникновения.

Трудолюбивая мышь не успела пройти и половины метра, как на нее обрушилось возмездие!

Марс придавил добычу лапой. Мышь трепыхнулась и замерла.

Кот огляделся. За окном была уже глубокая темнота.

"Вот так и весь дом съедят, пока они вернутся", - размышлял кот, аккуратно переворачивая добычу.

Есть мышь он почему-то не захотел… Шерсть эта еще.

Марс все-таки добрался до корма, поел, а на обратном пути захватил убитую дичь и отнес в комнату к хозяевам.

Когда люди все-таки вернулись, кот уже снова спал. Во сне он радовался, тому, что успешно поохотился.

Разбудил кота громкий визг и вопль:

- Леня!!! Здесь мышь!!!

"Было бы с чего орать", - Марс снова укрылся хвостом и продолжил смотреть сон.

На следующий день он с удивлением увидел, что дверь в подвал была слега приоткрыта. Кот понял, что бестолковые хозяева оценили его охотничьи способности.

"Хоть одна дверь теперь не преграда", - подумал Марс, надеясь, что и на улицу его снова начнут выпускать.

— Что произошло в Горле — останется в Горле, — произнес он ровно, подчеркивая каждое слово. — Но если кто-то захочет поспорить с этим правилом...

Он не стал договаривать, позволив каждому додумать окончание.

Затем Гилен присел на корточки, разровнял ладонью пыль на камне и начал чертить схему:

— Разведчики — по следам. Найдите их лагерь, но не приближайтесь. Подготовьте дымовые шашки — разместим их здесь и здесь. — Его палец оставил две метки. — Поджёг — с наветренной стороны, чтобы дым пошёл в их сторону. На всё у нас будет — не больше двух часов.

Он замолчал, мысленно прикидывая временные рамки: «Донован крепок. Если у него есть доступ к сильным лекарям или если его навыки восстановления выше ожидаемых...»"

— Скорость решает всё, — добавил Гилен, поднимаясь. — Они уже расслабились. Сейчас — лучший момент.

Капитан Мейер, до этого молча наблюдавший, резко кивнул и обрушил на команду град приказов:

— Кронк, Дирк — на разведку. Гэвин, собери группу — готовьте поджигательные смеси. Остальные — проверяйте оружие, доспехи, факелы. Кто не занят — варит смолу для шашек.

Команда бросилась выполнять распоряжения, словно штормовой ветер разметал их по лагерю. Одни начали резать тряпье для фитилей, другие смешивали в котлах серу и селитру, третьи точили клинки, бросая на Гилена украдкой взгляды — то ли с опаской, то ли с зарождающимся почтением.

А вдалеке, за черными базальтовыми руинами, уже ждал лагерь «Бешеных Псов» — не подозревая, что их триумф обернется кровавым кошмаром.

Капитан Мейер подошёл к Гилену, стоявшему в отдалении от суеты лагеря. Его единственный глаз прищурен, словно пытался разглядеть то, что скрыто за чёрными стёклами.

— Поговорим? — бросил он, не как приказ, но и не как просьбу.

Гилен повернул голову, едва заметно улыбнувшись:
— Пока идёт подготовка — спрашивай.

Капитан хмыкнул, скрестив руки на груди:
— Знаю, что о «воскрешении» не расскажешь. Система щедра на странные дары... Но смерть обмануть?

Он покачал головой.

— Да и Радужную Королеву ты заметил раньше всех. Как?

Гилен задумался на секунду, его пальцы невольно сжались: «Если сказать слишком много — Система может среагировать. Но и врать не стоит».
— Есть… альтернативные пути развития. Не всё упирается в прокачку навыков.

— Ха! — капитан резко выдохнул. — Твоё копьё — будто живёт своей жизнью. Ты знаешь удары до того, как их наносят. Как?

— Забытые техники, — Гилен провёл рукой по древку копья. — Большинство слепо верит, что «уровень» решает всё. Но он часто лишь золотая клетка.

Мейер прищурился ещё сильнее:
— Говоришь, как седобородый старец с гор. Сколько тебе на самом деле?

— Возраст — не всегда годы, — Гилен усмехнулся. — Иногда — опыт. А иногда…

Он намеренно запнулся, давая капитану додумать.

— …проклятие? — предположил Мейер, внезапно серьёзнея. — Или дар?

— И то, и другое, — Гилен повернулся к лагерю, где бойцы заканчивали готовить дымовые шашки. — Но сейчас важнее другое — ты веришь, что мы справимся?

Капитан хлопнул его по плечу, неожиданно резко:
— Верю? Нет. Но ставлю на тебя, Рубиновый. Только учти — если это кончится кровью моих людей…

— …это кончится кровью их людей, — Гилен закончил за него, и в его голосе впервые прозвучало что-то кроме холодного расчёта — обещание.

Вдалеке Кронк подал сигнал — разведчики вернулись.

Тьма опустилась на Горло плотной завесой, точно мокрый бархатный саван, пропахший солёной влагой моря и горьким ароматом древних камней. Влажность окутывала тело липкой пеленой, воздух становился вязким и тяжелым, от каждого вдоха легкие сжимались острыми иглами страха, словно сами стены крепости хранят древнюю тайну, готовую вырваться наружу вместе с дыханием ночи.

Отряд «Жгучей Мэри» двигался в темноте, как призраки, ступая так, чтобы даже мокрый гравий не скрипел под сапогами.
Кронк, низкорослый и юркий, скользил между камнями, его заострённые уши ловили каждый звук.
Дирк, старый копейщик с лицом, изборождённым шрамами, шёл чуть позади, прикрывая тыл разведгруппы.
Гэвин, огромный щитовик, вёл группу, его ростовой щит был наготове.
Лис, рыжеволосый лучник с колчаном, полным отравленных стрел, шагал рядом, его зелёные глаза сверкали в темноте.
Барнс, молчаливый громила с двуручным топором, замыкал строй, оглядываясь через плечо.

— Тише, черти, — прошипел Гэвин, когда кто-то из новичков — Вейн, юнец с перебинтованной рукой, — неловко зацепился за камень.

— Сволочь… — пробормотал Вейн, потирая ушибленное колено.

— Заткнись или я тебя самого пристрелю, — шикнул на него Лис, не оборачиваясь.

Гилен шёл в середине группы, его чёрные очки скрывали направление взгляда, но каждый чувствовал — он видит больше, чем остальные.

Капитан Мейер, сжимая рукоять абордажного топора, шёл рядом.

— Скоро? — тихо спросил он.

— Уже близко, — так же тихо ответил Кронк, внезапно появившись из темноты, как тень. — Лагерь в двухстах шагах. Охрана спит. Донована не видно — возможно, в палатке.

— Или уже мёртв, — пробормотал Гилен, но так, чтобы слышал только капитан.

Мейер лишь хмыкнул в ответ. Ветер шевелил обрывки тумана, будто чьи-то пальцы.
Где-то в руинах скрежетал камень — может, зверь, а может, что-то похуже.
Запах гари и моря смешивался в странный, тревожный коктейль.

— Готовы? — Гилен обвёл взглядом бойцов.

Василий Иваныч, он же Вася, он же Слесарь-универсал, хуле (как значилось в его трудовой до того, как её съел архивный моль), уронил кирпичный телефон на пластиковый стол, отчего тот треснул душевно, как его надежды. Но Вася не заметил. Его взгляд застрял на экране, где под бодрым заголовком Россия Богатеет! сияла цифра: 426 000. Четыреста двадцать шесть тысяч долларовых миллионеров. Исторический максимум. По оценкам UBS, блядь.

В его однушке, доставшейся от батьки с мамкой (царствие им небесное, ибо в аду они бы не вынесли вида этого ремонта), воцарилась тишина. Точнее, привычный фон: капал кран на кухне (Музыка капели, сука!), за стеной сосед-алкаш материл кого-то в телефоне, а с потолка свисал клочок обоев эпохи развитого социализма, похожий на язык уставшего тролля.

Вася медленно поднял бутылку дешевого пива Жигули-Экспорт (ирония названия была ему неведома, как теория струн). Сделал здоровенный глоток. И вдруг… заулыбался. Широко. Нехорошо.

«Ну бляяяяядь!» – прогремело по квартире, сбивая очередную каплю с текущего крана. – Четыреста двадцать шесть тыщ! Да вы посмотрите на них, курва!

Он встал, разминая поясницу, скрипучую от вечных наклонов над проржавевшими трубами. Прошелся по комнате, его тапки шлепали по линолеуму, стертому до дыр в местах максимального прохода.

Четыреста! Двадцать! Шесть! Тыщ! Миллионеров! Баксовых! – он выкрикивал цифры, как заклинание, тыча пальцем в воздух, будто указывая на невидимых счастливчиков. – Это ж, блять, почти полмиллиона! Целая армия, сука, в золотых унитазах купается! А я-то думал, страна в жопе! Ан хуй там!

Он подошел к окну. Вид – стандартный: пять этажей такого же дерьма, как его дом, ржавые гаражи-ракушки, убитая детская площадка, где качели скрипели похлеще его суставов. И новенький черный Гелендваген у подъезда – явно не его. Вот! – Вася стукнул кулаком по подоконнику, от которого отлетел кусок штукатурки. – Один из них! Наш, блядь, новоиспеченный! Член клуба! 426 000! Ага, щасссс!

Он вернулся к столу, схватил бутылку.

Пью, суки, за вас! За ваши бриллиантовые запонки! За ваши яхты длиной в мой подъезд! За ваши счета в банках, которые не хуя не лопнут! – он чокнулся бутылкой с воображаемым олигархом. – Вы ж, блять, двигатель прогресса! Не то что мы, плесень под ногтями истории! Мы ж на вас держимся! Как вон тот кусок дерьма на стене держится на старой жвачке!

Вася махнул рукой в сторону угла, где действительно что-то мрачное и коричневое крепилось к обоям с цветочками времен Брежнева.

Я ж радуюсь, блядь! Искренне! От всей моей совковой, ремонтом не тронутой души! – голос его начал дребезжать. – «Каждый новый миллионер – это… это…» – он искал слово, – это пиздатый повод гордиться страной! Да! Я горд! Как охуевший!

Он сел, тяжело. Взгляд упал на пустую банку из-под тушенки – ужин. На холодильник, гудящий, как умирающий медведь. На телевизор Электрон, который показывал только серый снег, но служил полкой для ключей и мелочи.

426 000… – прошептал он уже без злости, с какой-то обреченной, пьяной нежностью. – Это ж сколько… Это ж… почти как население нашего района… Только у них – миллионы баксов, а у нас – миллионы… ну, хуй знает чего. Проблем, наверное. Или долгов.

Он допил пиво. Тишину нарушил только соседский вопль: «Да пошел ты нахуй!». Вася кивнул, будто соглашаясь.

«Вот и я говорю… Пошли все нахуй… И эти 426 000 – туда же…» – он швырнул пустую бутылку в мусорное ведро. Промахнулся. Стекло звякнуло о тот самый линолеум. – «…особенно радостно».

Он потушил свет. В темноте цифра 426 000 все еще пылала у него перед глазами, как неоновый рекламный щит над помойкой. Исторический максимум. Вася повернулся на диване, скрипнув пружинами, и уткнулся лицом в подушку, пропахшую пылью и безнадегой. Радость – штука тяжелая. Особенно когда она чужая. И статистическая.

– Как вычислить коэфициэнт эмерджентности?

Шульц:

– Уже не нужно: скачай на телефон модифицированную игрушку по ловле покемонов, такую, в которой над каждым покемоном висит цифра, обозначающая коэф. эмерджентности...

Пахом:

– Хорошо, скачаю. И что мне делать с покемоном-колдуном?

Шульц:

– Следуй за ним, пока автоприцел не зафиксируется на его затылке.

Пахом:

– А затем?

Жорик:

– Затем стирай игровое приложение с телефона, если хочешь мое пиво допить.

Пахом:

– Почему?

Шульц:

– Чудак-человек! Ты думаешь, что в скольких измерениях проживаешь?

Пахом(потеребив бороду):

– В четырех: 3D пространство плюс время.

Шульц:

– Верно, это четырехмерное пространство-время ученые вдоль и поперек исследовали, и нигде зашкаливающий коэфициэнт эмерджентности в нем не нашли. Следовательно, когда ты ловишь покемона-колдуна, ты бежишь за ним за пределы "3D+время".

Пахом:

– Куда?

Шульц:

– Ну, начнем с того, что кто вообще сказал, что время линейно? Распиши его по осям XYZ также, как пространство, и получится, что ты и твои копии вместе(живущие в альтернативном времени), проживаете по отдельности в четырехмерных пространствах, а все вместе бытуете в шестимерном.

Пахом(почесав затылок):

– Так вот она какая – зашкаливаюшая эмерджентность!

Жорик:

– Догонишь колдуна – окажешься в альтернативной реальности.

Пахом:

– И что в этом плохого?

Жорик(не без гордости):

– Там пиво дряное наливают.

Что нам до бабьих сказок? Пошли они все к колдуну Иванову. Тот хоть и врал, но врал порядочно — без подтекста. Честно врал. Не корысти одной ради. Всё какие-то запотевшие лампы за окном разглядывал и транслировал прогнозы на всю Россию. И попадал в точку, а не пальцем в небо, как современные вещатели погоды. Выбритые до блеска, с прямой спиной.

Колдуну верил, им — нет. Что может сделаться мертвецу?

Прогнозируют вспышку насилия — о, над этим можно подумать. Зачем?

И почему главный у них удивительно похож на серого кардинала, под мантией которого выпирают звёзды чином не меньше майора?

«Ожидаются солнечные бури, жара, которой не было больше ста лет. Не только метеозависимые — практически все почувствуют недомогание. Возможны обмороки, беспричинная агрессия. В городе увеличится количество суицидов и преступлений психогенного характера» — вывеска на учёном сайте, где любое утверждение кажется смешным. Утверждение случайно угаданных обстоятельств. Оксюморон. Пальцем в небо — о небе. Смешно.

И что же это такое — «психогенный характер»? Я знаю: это соломка, которую подстилает товарищ майор.

Мне не страшно — я в аду и без инфернальных басен из центра.

С весны прошлого года работаю в ритуальном цехе «Поток». Я в потоке, вижу соратников по цеху и тех, кто скоро будет внутри потока, а там окажемся все. Потому что все мы обречены на поток. Это не пальцем в небо, и это не смешно.

Режу буквы на камне (как заповедал Бог — «в поте лица своего»), высекаю надгробные надписи, точками расписываю гранит. И пью. Пью много — потому что не пить в потоке нельзя. Многолико и быстро истечение в вечность. Не родник, а фонтан. Точнее — поток. Не успеваем остановить конвейер. Не боги мы. Всего лишь проводники усопших. А их — последнее время — так много, что от одного этого хочется выпить. Не то с горя, не то с радости. Для гравёра «Потока» чужая смерть — не горе, а заработок. А он дополнительным не бывает — его всегда мало, даже когда покойников много. Очень много. И не поймёшь: с радости иногда запиваешь или с горя. Ответ очевиден: не с радости и не с горя, а с тяжёлой работы, на которой невозможно не пить.

Мы сами немного похожи на покойников: лица серые от постоянной выпивки, пыльные от мраморной крошки, дубильные от солнечного загара и грязи.

Работы много, бригадир выходных не даёт. И вроде как бьётся за трезвость, но пить позволяет — лишь бы не на глазах, не публично, то есть, а тайно. Потому что невозможно по десять часов в день рубить одни и те же буковки и не сойти от однообразия и жары с ума. А когда сходишь с ума, рука может дрогнуть — и вместо буквы «О» получится буква «Ё». Брак в работе, в которой брак невозможен. Буквы из памяти не сотрёшь, а входить в вечность с браком не позволяют корпоративная честь и хороший заработок. А ещё архангел, который стоит на пороге вечности: в потоке не может быть ошибок. Брачного змия не пропустит.

Бригадир делает вид, что не замечает водки. Готов простить тайно сброшенные в речку расколотые от неосторожных ударов мраморные заготовки плит. Кладбище разбитых памятников — на дне водоёма, подальше от посторонних глаз. Представляю себе шок и трепет какого-нибудь заблудившегося водолаза или полицейского-подводника, который ныряет в поисках тела, а находит целое кладбище. Заранее скорблю о его душевном здоровье.

Мой памятник на дне водоёма тоже есть, не исключение.

Испортил надпись: «Любим. Помним. Скорбим». Резец слетел с насечки и съехал в кювет. То был день моей последней целомудренной трезвости. После него я начал пить вместе со всеми — влился в коллектив. Старый гравёр Игнат обучал меня искусству рубки буквы «О» и помог расправиться с загубленным памятником. Мне стали сниться кошмары — в них я до тошноты высекал буквы, одни и те же. Мой резец срывал гладкие покровы плиты и углублялся в вечность, путались потусторонние нейронные связи, я вскакивал в холодном поту с постели и тянулся к бутылке. Мужики понимающе кивали — они прошли эту гравёрную инициацию. Если поток вошёл в сон — значит, ты настоящий гравёр «Потока». До этих пор ты лишь ученик.

«Не начинайте работать, пока не примете первый стакан», — заповедь от мастера Игната.

В августе я нарушил эту заповедь и поранил палец: резец соскользнул и ударил болезненно, кровь хлынула в лунки «Любим. Помним. Скорбим». Лёва, работавший рядом, протянул мне бинт, вату и водку и предложил передохнуть на крыше цеха. Крыша раскалялась, как сковородка в аду, но у нас не было другого места для отдыха. Потому что бригадир Корней мог не заметить водку и расколотую плиту, но всегда видел, когда гравёр отдыхает. Этого он вынести не мог.

Лёва — мой приятель: высокий, худой и манерный не по стати. Матом не ругается, носит рыжую бородку, как у дьякона, длинные волосы, пьёт много и не пьянеет. В его крови течёт какое-то армянское высокородие. Учился в университете на химика, бросил, взялся зарабатывать деньги. Говорит, что химия дала ему знания о том, что всё есть поток. Из праха берётся, в прах возвращается. Мудрец.

Крыша — единственное место в цеху, где можно укрыться от бригадира. Мы называем час на крыше адмиральским, а два часа — поездкой в Сочи. Тела дымятся от металлического настила, а мы коптимся от водки и усталости.

Собственно, в потоке я понял, что водка может спасать и от жары. Стакан тут же выходит через потовые поры, стекает потоком — и становится легче. Это как горячий чай в южных широтах. Только у нас вместо чая — водка. Заметьте: не вино и не пиво, а водка — чистый продукт. Вино и пиво в потоке не спасают, дают временное облегчение, по утрам превращая в «трясунов». А у нас хирургия: руки должны прочно держать молоток или кувалду и бить по скарпелю снайперски. Промахнёшься — получишь отдачу двойную: ужалишь палец до синевы, раскроишь плиту.

— Что думаешь делать сегодня? — спросил Лев. — Хочешь, я тебя с подругой Маринки познакомлю?

— У меня есть женщина, Лёвка. Она холодная, как могильная плита, и ждёт меня по ночам трезвым. А я прихожу пьяный, полоумный и горячий, как крыша. Она боится меня, потому что я не могу спать. Руки рубят буквы, а поток сносит крышу. Но Вика терпит меня. За деньги, которые мы тут зарабатываем. Вика считает, что когда-нибудь люди перестанут умирать бешеным потоком и нам дадут отпуск.

— Наивная. Моя женщина знает, что поток не остановить. Поэтому мы спим в разных комнатах. Маринка ходит в церковь и молится. Думает, что Бог слышит её молитвы. Она смирилась. Говорит, что через год мы сможем открыть своё дело.

— Какое?

— Цех ритуальных услуг.

Я рассмеялся, отхлебнул из горлышка и потянулся за бутербродом.

— Жара, Лёва, ты сходишь с ума. Какое новое дело в потоке? Ты царь Соломон?

— Мы с Маринкой открыли новый состав для памятников. Лёгкий, пластичный, на века. Она же у меня на химфаке училась. Я тоже.

— Хочешь делать памятники из пластика? Заказчики не поймут. Покойникам похер, а живые тебя не поймут. Память должна быть из камня. А у тебя нет денег на покупку резаков и шлифовальных машин. Ты останешься тут, Лёв, и мы будем пресмыкаться перед Корнеем, а жена твоя продолжит ходить в церковь и думать, что её слышит Бог. И я тоже останусь в потоке, хотя и мечтаю совсем о другом.

— Может быть, ты прав, а может, и нет. Время покажет.

— Людей умирать меньше не будет — это факт. Без работы не останемся — тоже факт. Надо только пережить этот месяц. Чтобы не оказаться внутри потока. Если я там окажусь, заранее прошу тебя, друг, не высекать банальности: «Любим. Помним. Скорбим». А что-нибудь с юмором, типа: «Он шёл по жизни, чуть шатаясь». И, ради Бога, не делай пошлую розочку под надписью.

— Не буду, — лениво ответил приятель. — На том свете точно нет ритуальных мастерских?

— Нет, Лёва, там этим занимаются черти.

— Так о чём ты мечтаешь?

— Две мечты у меня, и они друг с другом борются. Хочу в деньгах не потерять — и чтобы людей умирало поменьше. Взаимоисключающие вещи. Как считаешь?

— Так глубоко не копаю. Я химик. Из праха взят — в прах вернёшься. Хорошо быть химиком и верить в Бога. Маринка верит в Бога и в химию. Я — только в химию. У нас гармония.

Август аномальной жары, без дождей.

Город плавится под солнцем.

У нас нет выходных.

По субботам и воскресеньям наблюдаем с крыши стайки тёмных старух, которые направляются в церковь вымаливать небесную влагу, но Бог почему-то не слышит молитв. Или слышит, но проверяет на преданность — как многострадального Иова. Бабушки в чёрных платках — святые. Дорога до храма — испытание, а ещё выстоять внутри под гласы священника — это подвиг. Меня в храме хватает на пять минут: выскакиваю оттуда пулей. Хоть и работаю с вечностью — наедине с ней могу в тишине выдержать не больше минуты. Минуты молчания. Потом начинаю суетиться и убегать в спасительный шум и работу. Неужели на том свете не будет работы? С ума можно сойти!

Мы лежим с Лёвой на раскалённой крыше и смотрим на стайку старух. Корней приедет вечером. А ближе к ночи мы пойдём с Лёвой в бухгалтерию ругаться: каждую неделю нас стараются обмануть. Выбиваем по тысяче знаков, приходим с бумажками, где всё подсчитано и расписано, а бухгалтерша Машка делает круглые глаза и утверждает, что у неё в табеле не тысяча знаков, а восемьсот и что заплатит она нам только за то, что Корней утвердил в табеле. Бригадир и любовница Машка получают от заказчиков за каждый выбитый знак по сотне, а нам достаётся по четвертаку — «чистая бухгалтерия». Наверное, поэтому Лев хочет открыть своё дело.

— Святые старушки. Идут по жаре в храм. Выпрашивают дождь. Мне кажется, они не тому Богу молятся. Или не так молятся. Я не силён в богословии, но слышал, что у нас Бог — это любовь. А зачем у любви что-то выпрашивать? Она всё даёт сама.

— Моя Маринка тоже верит, что Бог её слышит.

— Нужен дождь, Лёва, иначе мы друг друга перебьём памятниками. С ума сойдём. Представляешь комедию? Гравёры «Потока» перебили друг друга памятниками.

— Ты сколько уже работаешь?

— С прошлой весны.

— Дождик пойдёт, когда Лёха Лягушатник из соседнего дома начнёт надувать через соломинки лягушек и швырять их под колёса машин. Не видал?

— Нет. Кто это?

— Дурачок местный по прозвищу Леший. Когда старухи проходят мимо его дома в церковь, он будто просыпается. И совершает свои обряды. Безобидные, на первый взгляд. Соседи его в психушку сдают регулярно, а он людей любит. В прошлом году было такое же лето. Лёха набрал на болоте лягушек, надул их через соломинку и пошёл швырять под машины. А утром рванул дождь.

— Вот чертило! Неужели правда? Чокнутого лягушатника Бог услышал, а наших праведных бабушек — нет?

— А кто тебе сказал, что бабушки праведнее Лешего?

— Ладно, дружище, нам нужно тоже начать колдовать, иначе от жары загнёмся.

— Мы и без того каждый день колдуем. Долбим резцами по камню, считаем знаки — и уже наплевать на слова. А слова хорошие. Нас с тобой, Серый, только черти услышат.

— Так я с ними каждую ночь разговариваю.

— Это пройдёт. Поработаешь ещё годика три — тебе на всё совсем наплевать будет. И на чертей тоже. Спать станешь как младенец, без снов. Ночью — соска с водкой, утром — соска с водкой, днём — работа с водкой. Скоро трезветь будешь от водки, а пьянеть от трезвости. Признак мастерства. Игнат такой. В трезвости никогда не подойдёт к камню: знает, что скарпель влево или вправо уйдёт.

— Пошли в поток. А то Корней явится. У него же чутьё на крышу. На раскалённую крышу цеха. У нас всё наоборот: наверху ад, внизу рай. Хоть какая-то прохлада.

Мы с Лёвой спустились вниз осторожнее, чем забирались. И как будто трезвее. Отдохнули славно — теперь можно за дело. Скарпель лежит в мраморной пыли на плитке, на которой выкошены: «Любим. Помним. Ско…». Взял инструмент, добил в два счёта, записал в бумажку ещё 23 знака. Точки и кавычки идут в заработок. А Корней с Машкой у нас эти знаки воруют. Нехорошо зарабатывать деньги на горе людей и ещё своих обворовывать. Но мы с Лёвой люди принципов. Что положено — отдай. Не богохульствуй. Конечно, спрашивать долги с Корнея — это всё равно что биться головой о каменное надгробье: услышишь в ответ лишь хруст собственной лобной доли. Сотрясением отделаешься, если уж больно упрямо начнёшь долбить. Но мы с Лёвой люди принципов.

Жара ушла к вечеру, засвистели какие-то пташки ночные. В воздухе разлилась нега. Ночной город обожаю. Идёшь по проспекту пешком, ноги и руки такую силу чувствуют, что, кажется, взял бы и землю свернул, как Архимед. Дайте мне только точку опоры. И никакого похмелья — потому что в крови ещё гуляет водка с раскалённой крыши, бродит по телу, как брага в самогонном аппарате. И хорошо на душе, радостно — как у молитвенных бабушек, если молебен принёс дождь. Нет дождя — вечерами земля отдыхает. Остывает ненадолго. Наверное, и крыша приятно прохладная — после двадцати одного не был.

У Машки в конторе свечение, как у монашки в келье. Сидит, красавица, над бухгалтерскими премудростями, колдует. Машка — тёмная худая девица, похожая на актрису из сериала про цыган. Глаза огромные, влажные и ласкающие, но последнее предназначено женатому Корнею. И что она в нём нашла? Пузо навыпуск, плечи как церковный колокол — не обхватишь, — рыжие усы подковкой и наглый взгляд. Ни дать ни взять — ростовщик с большой дороги. В прошлом боцман, в девяностые сошёл на берег с тремя контейнерами импортных шмоток, продал их, прикупил оборудования, договорился с бандитами, сделал кому надо несколько бесплатных захоронений — и вот он, почти царь иудейский. Командир похоронной армии.

— Привет, Масяня. Как дела?

Красавица принимает наши бумажки и быстро переносит циферки в табель — так быстро, чтобы мы не заметили синевы под её левым глазом.

— Корней? — спрашивает Лёва.

— Жена его приезжала. Скандал устроила. Доработаю лето — уйду в школу. Детей учить снова буду. Надоело всё.

— По какому предмету училка? — интересуюсь.

— По математике.

— Тогда понятно, почему бухгалтер. Сегодня все наши знаки оплатишь? Не как обычно?

— Сегодня всё оплачу. Надоело. Бухгалтерия надоела, жена Корнея — всё надоело. Кондиционер не может купить, бизнесмен хренов! Боцманом был — боцманом остался. Широты в нём много, глубины нет. Злые все.

— Потерпи, Масяня, жара схлынет — люди снова добрыми станут. Магнитные бури, слыхала? Ожидается всплеск насилия. Ты это, кажется, уже на своей шкурке почувствовала. Потерпи немного — Леший надует своих лягушек через задницу, и хлынет дождь.

— У нас всё через одно место, — смеётся Масяня.

— Ты смеёшься, красавица, — значит, не всё потеряно. Смех сквозь слёзы — это к дождю. Не унывай. Корней — сволочь, но он нам работу даёт.

— Ладно, мальчики, идите отдыхать. За мной заедут. А вас дома жёны ждут.

Побрели устало в раздевалку, по пути пересчитывая наличный заработок. И улыбались — широко и нагло. Давно так не улыбались.

Синева под глазом Масяни помогла получить честно заработанное. Несправедливость в одном отыгралась на правде в другом. В Машке вдруг проснулась училка: честное, светлое, униженное и оскорблённое существо — персонаж Достоевского. А всего-то нужно было приложить к нежному глазу красавицы кулак разгневанной законной супруги Корнея.

Почему так? Чтобы добиться правды, необходимо кого-то побить. Есть что-то ненастоящее в этой формуле. Несвободное. Какая-то праведность поневоле.

А завтра? Что будет завтра с Машенькой, когда обида на жену боцмана рассеется в обильных подарках бригадира? Снова проснётся бестия и урежет с нас часть заработка в пользу начальства? Так оно и будет. На том и держится поток.

Зачем очищать его искусственными наслоениями — шлюзами, порогами, фильтрами? В мутном потоке не видно подводное кладбище. Никто не придёт и не спросит. А Корней станет богаче и наглее. Жизнь — это и есть мутный поток. Слабые ручейки родниковых источников разбавляют тёмные воды, но не очищают. А кто они, эти слабые ручейки? Святые старушки, вымаливающие дождя, и Леший, надувающий лягушек через задницу — ради любви к человечеству. Только не мы с Лёвой.

В раздевалке собрали остатки недопитой водки, переоделись, сели за стол и выпили. Потом покурили и тронулись в путь. Я — в стареньких джинсах и футболке с надписью «Ч». Что означает, не знаю. Мне наплевать, лишь бы удобно было. А Лев надел белую рубашку и чёрные штаны — не даёт гравёру покоя высокородная армянская кровь. Что ж, его дело. Я проще. Неважно, как и во что одет, главное — сколько наличности в карманах.

Наш заработок — через «конверт». Боцман не для того бесплатные захоронения у высших устраивает, чтобы налоги платить. Корней — жук. Его бизнес подразумевает умение ладить с живыми, чтобы не обижать покойников. На том свете налоговой нет. А ритуальный цех — блокпост на границе с вечностью. Кто же решится его проверять из земных, если впереди небо? А у неба границ нет — там всё общее.

Кто возвращался домой после адского рабочего дня, тот понимает, что есть рай на земле. Говорить ни о чём не хочется, мышцы гудят, как высоковольтные провода, тело — в невесомости. Тронь нас — выскочит разряд молнии и сразит наповал. Мы идём спокойно и радостно, но наши лица как бы говорят окружающим: не прикасайтесь, высокое напряжение, убьёт. Не хватает лишь черепа с костями. Может быть, моя буква «Ч» на футболке — об этом?

В воздухе разливается нега. Встречаются прохожие: гуляют влюблённые парочки, резвятся подростки, город пробуждается от жары. И когда люди спят? Ещё больше интересно — когда они работают? Иногда кажется, что в нашем городе летом люди вообще не работают, а только отдыхают.

Я хорошо отличаю лица живых от мёртвых. Вторые — в потоке, в котором мы с Лёвой проводники. «Живые» — лица чужие, не свои, они как будто только что из эдемского сада: веселятся, как ангелы, удивляются жизни, как дети, в них неистребимая жажда жить. Свои — лица из потока: серые, с погасшими глазами, усталые и разочарованные, циничные, непотребные, словно вырезанные из камня. Трезвые в опьянении и пьяные в трезвости. Наши лица. Свои.

Те, другие, — как апостолы в Пятидесятницу, когда на них снизошёл дух святой и они показались мёртвым «пьяными», — такой эффект зазеркалья.

Мне тоже иногда кажется: человек в радости — это ненормальный человек. Разве можно сегодня быть в радости? Радуются и веселятся сегодня святые — люди, не утратившие способность радоваться. О Господи, как я завидую этим детям Божьим! Хорошей завистью. Белой.

Недалеко от светлого сверкающего пятачка гостиницы — развилка. Лев идёт направо, я — налево. Мне добираться до Балтийского района, Лёва живёт в центре.

— До завтра, — протягивает руку приятель и смеётся. — Смотри, не сверни куда-нибудь. Тебя ждёт женщина — холодная, как пиво, и крепкая, как вино.

— Не сверну. Надеюсь, что завтра Леший надует своих лягушек. И хлынет дождь. Мозги плавятся.

Иду мимо церкви. Возле кованой изгороди курит охранник. Я его знаю: Костя с Ленинского, инвалид войны. У него время от времени мина в голове начинает тикать часовым механизмом — он становится замкнутым и неразговорчивым, берёт отгулы и ложится в стационар. Потом настоятель его снова принимает сторожем. Жалеет. Костю многие знают в городе: он свой повсюду. Не живой и не мёртвый — особенный какой-то. Дурачок. Типа Лешего. Такие — неопределимы. Они ближе к живым, чужим то есть, но одновременно в них много «своей» мёртвости.

Получил ранение в голову и контузию ещё во время Первой Чеченской. Прозвище у Кости — остаточный позывной: Череп. Теперь он вполне олицетворяет название: лысина с трагическим проёмом отливает синевой лунного света, борода сползает на грудь. Здороваюсь.

— Отработал? Замолвил бы за меня словечко перед своим боссом — я бы научился. На рынок звали в мясной отдел, отец Евгений не пускает. Говорит, что в мясном цехе мне нельзя: крови много, суеты, людей. Крыша поедет. А у вас как? Ничего?

— У нас? — Смеюсь. — Крыша давно едет. Ты у отца Евгения спроси. Но скорее всего, к нам он тебя не благословит. У нас без водки нельзя, а тебе нельзя с водкой.

— Почему без водки нельзя?

— Без водки с ума сойдёшь быстрее. Нашему боссу нужен поток, понимаешь? А трезвый в потоке не может. Ему отдохнуть иногда хочется, и брак от усталости больше. Поток сам себя организовал. Невозможно быть трезвым в потоке. Теперь понял?

— Теперь понял. Не дурак. Но ты всё-таки поимей в виду. Может быть, уволится кто, работник потребуется — словечко замолви. Тягостно тут в церкви. От безделья тягостно. Хоть бы враг какой пошёл. Я б его… я б его… — И по сторонам озирается, будто потерянный автомат ищет. — Я б его, блядь, сапёрной лопаткой в голову. Он мне в пяту как змий, а я его в голову. Один удар сапёрной лопаткой — и нет головы. Он мне в пяту, а я в голову, понимаешь, Серый? Змий мне в пяту, а я его...

Заклинило Черепа на сапёрной лопатке и змии. Бывает.

— О, это я понимаю, Костя. А если он тебя в голову? Ты его в пяту?

— Что? — Череп выходит из самогипноза. — Об этом я не подумал. — Качает головой в недоумении. — Спасибо, что подсказал. Теперь думать буду. Если он меня в голову… Эх, йофама, надо к отцу Евгению подойти и спросить. Что делать, если враг в голову, а не в пяту? Знаю, что скажет. У нас враг невидимый — духи злобы поднебесной. Так и говорит иногда в церкви на проповеди: у нас, говорит, у православных, главный враг — это мы сами. В нас самих сидит дух злобы поднебесной. С ним и надо воевать. Как это, Серый? Я сам себя должен в голову, что ли? Долбить? Эх, йофама...

Сторож отшвырнул от себя окурок, как бикфордов шнур, заходил взад-вперёд в задумчивости, а я отправился дальше — в сторону огней проспекта и гостиничной суеты. На пятачок, где таксисты ждут клиентов, где бродят ночные граждане без «церковных затей» и заморочек, где много разных ручейков стекаются в единый ночной городской поток, в котором всем хорошо — особенно летом, в жаркие ночи. Как в Сочи.

Бабушки (не святые) торгуют цветами с дач, а под полами балахонов держат ключи от квартир — на ночь, за деньги и бутылки своей наливной. Знаю: делают это не корысти ради, как колдун Иванов. Бабушки — люди старой закалки. Они почти все — в потоке. Ждут лишь гласа, вопиющего с неба, готовятся заранее, без ропота, и копят деньги на похороны.

А ещё — скажу по секрету (узнал как-то от Кости): бабушки эти, не святые, собирают копеечку на вставные челюсти. Да, не вру. Хотят выглядеть в гробах невестами Христовыми, просят внуков обязательно надеть перед погребениями новые зубы, и косы, хранимые с юности, сунуть под подушки в гробы. Когда явятся красавицами перед Христом, он и простит их — как дев евангельских, которые с сосудами масла и огоньками светильников вышли встречать Жениха. Не вру. Мне об этом церковный сторож рассказывал. А Череп не врёт. Не умеет.

Вдоль широкого мощёного тротуара растут липы. Время уже к полуночи, засиделись мы с Лёвой за остатками трапезы цеховой. Надо такси брать — и домой к Вике. Заждалась, красавица. Не то чтобы только меня, но меня с наличностью, которой сегодня чуть больше, чем всегда. Вот что может с человеком сделать синева под глазом. Думаю, наверное, поступок Машки сравним с надуванием лягушек Лешего — поступок святой. Потому как в один момент ветхая (в смысле — мёртвая) Масяня преобразовалась в раскаявшуюся грешницу: в училку без выкрутасов, в Марию Магдалину, в девушку, воскресшую из погребённых романов Фёдора Михайловича. Случилось чудо, надо признать. Завтра пойдёт дождь. Если не пойдёт — стану циничным и въедливым, как Фома неверующий.

Иду в сторону лип, под которыми что-то происходит. Возня какая-то, шум, плач едва ли не детский. Что-то там происходит нехорошее, я примерно предполагаю что. И обычно в чужие мутные ручейки не забираюсь, тем более не ныряю с головой — своего потока мутного хватает. Но тут что-то внутри меня ёрзает, покоя не даёт. Видно, проснулся внутри какой-то дух, который вышел на поле борьбы Бога и дьявола, за сердце схватил. А внутренний голос шепчет: «Пойди и дай кому-нибудь в морду, если увидишь несправедливость. Сотвори подвиг — такой же высокий, как сегодня Машка сотворила. И ещё не успел Лягушатник, которому воздастся от людей за любовь к людям: побьют Лешего за лягушек, а он просто преисполнился всеобщей любви. Пойди и дай скверному человеку в морду, душу отведи и разряд накопленных в жару молний низвергни на землю».

Долго не противился внутреннему голосу и пошёл под липы. А там сутенёр издевается над подопечной. В белой рубашке тягает за волосы ночную фею, которой от силы лет восемнадцать. Она тоже вся в белом — в платьице с кружевами, похожем на школьное выпускное. Как видно, в образе работает. Знаю: проститутки тут почти все на веществах сидят, есть и те, кто нехорошими болезнями болеет.

— Ах ты, шалава! — кричит хозяин девушки. — Гонорар взяла — всё по столице Австрии (вене) пустила. В хламину перед уважаемыми клиентами явилась! А работать? Кто за тебя гостей города обслуживать будет?!

И снова — хрясь её по лицу. Не сильно, ладошкой — чтобы товарный вид не испортить, но больно и стыдно. Вижу: плохо совсем девочке. Тошнит её — то ли от передозировки, то ли от болезни. Никакая совсем.

Я, может быть, в другую минуту не стал вмешиваться и нырять в чужой мутный поток. Но сегодня на моих глазах произошло преображение Машки. И сам я, признаться, истосковался по обычной сваре — чтобы скопившуюся мерзость запустения душевного из себя изгнать. Надо заступиться. Иначе молнии внутренние меня самого испепелят.

— Земляк, оставь девушку. Не видишь, ей плохо? Какая она жрица любви — ей самой лекарь нужен. Оставь её, зёма. Она тебе здоровая бухгалтерию сделает. А сегодня — оставь.

Наискосок от меня стоят на тротуаре два парня в камуфляже. Худые, крепкие, прокопчённые. С мёртвыми лицами — своих внутри потока узнаю с первого взгляда. Шевроны чёрные с белыми черепами — вот она, буква «Ч». От них на расстоянии ощущается предупреждение: не встревай — убьём. Это клиенты. Им нужна ночная фея в образе школьницы. У них много денег и совсем нет страха. Наверное, гонорар они дали наперёд, а «школьница» их кинула, уехала с деньгами, промотала. Они вызвонили хозяина — и теперь тот вразумляет под липами «проколовшуюся» девицу.

— Ты кто? — поворачивается ко мне сутенёр. Лицо тоже мёртвое — в потоке. Вроде не старый, а ведёт себя нагло. Косится на клиентов, подмигивает им. Он не боится меня. В трёх метрах стоят защитники — два камуфляжных бойца. Курят папиросы, от которых идёт кочегарный чад с примесью травки. Глаза сверкают. Кажется, они готовы разрядить свои молнии прямо сейчас под липами.

Я не унимаюсь. Я уже нырнул в чужой поток. Теперь остаётся либо утонуть, либо выплыть. Третьего не дано. А силы в моём теле по-прежнему кипят — хотят благородного выхлопа.

«Дайте мне точку опоры, и я переверну землю». Мне точка опоры не нужна. Я уже начал переворачивать землю.

— Я смерть твоя, вот кто я. Всадник Апокалипсиса. Оставь девицу. А ты, детка, встань и иди. Я разговаривать с твоим псом буду.

Белое платье девушки неожиданно растворилось в ночи. Ночная фея упорхнула, предчувствуя неладное.

Рефлекторно я затянул молнию на карманах джинсов, где лежала наличность, и шагнул в сторону наглеца. Схватил его за шиворот белой рубахи. Силы не рассчитал — воротник треснул, сутенёр побледнел, стал звать на помощь. Но я не дал ему разогнаться в потоке — притянул за штаны и отвесил крепкую оплеуху. И согрешил — оставил камуфляжных без внимания.

Они подошли ко мне сзади бесшумно, как кошки. Наверное, решили снять вражеского часового с поста. И ударили. Сзади. По голове. По затылку. Как Череп хотел — в голову, а не в пяту.

О, эти «гравёры» крепко держали в руках кувалду. Били по скарпелю прицельно и дерзко. Вышибали в мозгах моих: «Не любим. Не помним. Скорбеть не будем». У них свой юморок — с червоточинкой. Били так, что в какой-то момент я отчётливо услышал церковный колокол. И увидел сквозь муть потока стайку тёмных старух и Лешего, надувающего лягушек. Кричать я не мог. Лежал под липами и глотал воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

«Лёва, я тебя умоляю, не нужно пошлых розочек и сериальной скорби. Напиши бодрящее: "Он шёл по жизни, чуть шатаясь". Не надо скорбеть и помнить».

Кажется, я надул через задницу огромную жабу и запустил её прямо в небеса. Авось откликнутся.

Вика, Лёва, Игнат, Машка, Леший, Череп, Корней, старушки с косами и новыми зубами.

Господи, как хорошо…

Очнулся под липами под утро — от странного шелеста сверху. Будто ангелы крыльями зашуршали в кронах деревьев. И по лицу — нежно и ласково — заплясали…

Боже, это же дождь!

Случилось чудо.

Скарпели камуфляжных пробили небеса и влезли в потусторонние нейронные связи.

И хлынул дождь.

Долгожданный, чудесный, преображающий.

Нет, я не плакал. Не имею такой привычки.

Это был дождь.

Редактор: Наталья Атряхайлова

Корректор: Вера Вересиянова

Другая художественная литература: chtivo.spb.ru

Хлопнула дверь, во дворе завелась машина, а потом стало тихо. Я нехотя допил кефир, глянул в окно, а потом, изо всех сил тормозя события, принялся собираться в школу.

К школе я подходил в состоянии лёгкой трясучки. То ли я трус, то ли просто нервы слабые, но Толька мне мерещился за каждым углом. Поэтому когда я зашёл в класс, то не сразу заметил, что за моей партой кто-то сидит.

Собственно, я и не заметил — просто споткнулся о нового соседа. Я ещё подумал, что ошибся, но потом увидел вырезанное на столешнице сердечко и понял, что парта всё-таки моя.

На месте Сабины сидел смуглый черноволосый парнишка. Он вскинул на меня вопросительный взгляд и тут же привстал, чтобы я мог пройти.

— Спасибо, — грубовато буркнул я и протиснулся мимо паренька. Знакомиться не хотелось.

Я вынул из портфеля учебник и аккуратно его открыл, всем видом демонстрируя озабоченность. И всё равно я чувствовал, что паренёк на меня смотрит. Пришлось повернуться:

— Чего?

Это прозвучало совсем уж невежливо, но парень не обиделся. Вместо этого он улыбнулся и протянул мне руку:

— Джавад. Очень приятно.

Он хорошо говорил на нашем, но акцент чувствовался. И имя своё произносил как «Джауад».

Я пожал руку и тоже представился:

— Никита.

Джавад снова улыбнулся и кивнул. Я заметил, что волосы у него — как в рекламе: аккуратно подстрижены и блестят. И пахнут шампунем, настоящим. А не как у меня — «10 в 1».

Мне стало неловко — я забыл, когда последний раз мыл шею. Да и футболку не менял уже неделю, наверное.

Джавад о чём-то заговорил, но тут в класс вошла Марта Алексеевна.

— Наумов, вы уже познакомились? — кивнула она. — Молодцы. Джавад, представься остальным.

Джавад представился, затем начался урок латыни. Мы повторяли спряжения, и оказалось, что я умудрился их порядком подзабыть. А тут ещё Классручка спросила Джавада, а он вдруг начал шпарить, как по-писаному.

Я напрягся: не люблю отставать. И начал вслушиваться, забыв про соседа.

Ближе к концу урока я про него вспомнил. Глянул ревниво: что он там делает? Джавад не слушал. Вместо этого он что-то спокойно рисовал в тетрадке.

Я разозлился и ткнул его локтем в бок:

— Чего рисуешь? Всё знаешь, что ли?

— Ну да, — с готовностью подтвердил Джавад. — Мы же в Византии на ней говорим.

Ах, я балда! Как же я не понял, что он оттуда? На ум сразу пришли выпуски новостей: вооружённые автоматами парни куда-то бежали по разрушенному городу. Следом, проминая асфальт, полз танк с проржавевшей башней.

Тут Джавад подвинул локоть, и я увидел его рисунок. Про Византию я, надо сказать, тут же забыл.

— Это что, «Индевор»?!

Нарисовано было классно: треугольный корпус, двигатели, параболические антенны. Казалось, протяни руку — и можно прикоснуться к легендарному звездолёту капитана Леклерка. А Джавад, чтобы добить меня окончательно, порылся в рюкзаке и осторожно положил на парту книжку в мягкой обложке. «Горизонт: Миссия надежды». Новая, ещё даже не переведена!

Я бережно открыл книгу и впился глазами в строчки. Как обидно, что у меня по латыни трояк! Я дыру бы, наверное, прожёг от напряжения, но тут меня окликнула Марта Алексеевна и пришлось отвлечься.

Когда урок закончился, мы проговорили всю перемену. И старые сезоны обсудили, и новые. И все книжки, которые я читал. Помимо капитана Леклерка мы оба фанатели от офицера безопасности.

— А помнишь, как он вызвал на бой Заархена? — с жаром спросил я. — «Пусть слышат все! Я, Укмал, сын Мидара; воин Чёрных Песков, страж Третьего Дома Махаррана. Я вызываю тебя на бой, тарнак…».

— «…и пусть кровь смоет твоё бесчестье!» — закончил Джавад. Его ноздри воинственно раздувались, да и у меня по спине пробежали мурашки.

Та серия была, конечно, эпической. Никто и никогда не побеждал в схватке Заархена — двухметровую ящерицу с силой тигра и реакцией мангуста. А Укмал победил, потому что вспомнил слова Сааракского отшельника. А ещё потому, что иначе погибли бы все его друзья.

— «Ты нарушаешь порядок», — по-змеиному просипел Джавад. — «Но я признаю итог».

Это Старший Кладки сказал, когда Мидар отказался его добивать. Потом все ящеры побросали в круг оружие и отпустили заложников. А Старший подарил Укмалу амулет и пошёл к нему в услужение. Так и служит теперь на корабле, потому что «долг чести выше зова крови».

Я еле дождался конца занятий — очень уж хотелось пригласить Джавада домой. Весело болтая, мы выскочили на школьный двор и… носом к носу столкнулись с Толькой.

Я замер, сердце забухало и ушло в пятки. Но мало мне было этого. Рядом с Толькой стоял с дружками Денис Кротов и что-то оживлённо ему доказывал. Толька, набычившись, молчал, но вроде слушал. А я попытался незаметно проскочить мимо, но нас, конечно, заметили.

— О-о, Наумов, — расплылся в нехорошей улыбке Денис. — А это у нас что такое?

«Что» — это он про Джавада. Я возмутился, попытался возразить, но проклятый страх снова взял верх. Да и лучше так, наверное. Безопаснее.

Раньше мы дружили. Он и живёт рядом — на Приречной. Но потом их отец ушёл, и Денис будто закрылся. Перестал здороваться, стал хмурый и злой. Говорят, подрабатывает на стройке, чтобы помочь матери. Живут тяжело.

Кротов отлип от Тольки и не спеша приблизился. Одет он был, как всегда, неряшливо: заштопанные джинсы вместо форменных штанов, школьный пиджак небрежно накинут на плечи. Кротов был весь какой-то неблагополучный. Такой же, как их дом — запущенный и облупившийся. Папа даже пытался дать тёте Тане денег на ремонт, но она отказалась. Может, с тех пор Денис меня и невзлюбил?

Кротов подошёл вплотную и смерил Джавада взглядом. Затем осклабился и плюнул сквозь зубы, едва не попав Джаваду на сандали.

Джавад почернел и тихо выругался. Несмотря на разницу в росте, он, похоже, не боялся.

— Что сказал?

Денис надвинулся и толкнул Джавада корпусом. Джавад напружинился и выстоял. А потом сказал:

— Ты трус. Шакал.

Денис отшатнулся, как от оплеухи. Оглянулся на дружков — те тоже разом перестали улыбаться.

Дело шло к нехилой драке. Я быстро осмотрелся. На школьном дворе, как назло, никого не было.

— Рыжов, иди к нам, — оправившись, Денис ласково поманил Тольку пальцем. Тот нехотя подошёл и смерил меня взглядом.

— Мы сейчас их слегка поучим, как со старшими разговаривать, — сказал Денис, не сводя с Джавада взгляда. — Присоединяйся.

Толька не ответил — лишь скрестил на груди руки и надвинулся. Взгляд у него был странный. Я приготовился к худшему.

— Я так понимаю, тебе с Наумовым потолковать не терпится, — ухмыльнулся Денис. — Ну, а мы с этим разберёмся.

— Он не «это»! — выкрикнул я. — Он человек, ясно?

— Ах, челове-ек, — ощерился Денис. — Одни человеки Пролив раздолбали, другие к нам прутся. Что стоишь, Рыжов? Я же тебе объяснил.

Что он объяснил — я так и не понял, потому что Толька вдруг подошёл, развернулся и стал с нами плечом к плечу.

— Тю, — удивился Денис. — Ты чего это? Жалко стало?

— Нас четверо, их двое, — процедил Толька. — Нехорошо. Не по-пацански.

— С нами драться будешь? — недоверчиво уточнил Денис. — Со своими?

— Ты мне не свой, — отрезал Толька. — Я сам по себе, понял?

Денис нехорошо оскалился. С Толькой связываться ему явно не хотелось, но и отступать было поздно.

Он помедлил, затем картинно втянул воздух и хрустнул костяшками:

— Ладно. Сам напросился.

— Что тут происходит?

Виктор Егорович быстрым шагом пересёк двор и вклинился между нами. Следом осторожно шла Маруська.

— Ты опять за своё, Денис? — осведомился Северов. — Из кружка хочешь вылететь?

— Да плевать мне на ваш кружок! — взорвался Кротов. — Думаете, других нет?

— А ну, сбавил тон, — ледяным голосом осадил Виктор Егорович. — Я ведь и в морду могу. А ты уже взрослый.

— Только попробуйте! — злобно прошипел Денис. — В морду… Потом поймёте, кто был прав!

Смерив нас взглядом, он махнул дружкам и пошёл к выходу. Северов недобро глядел ему вслед.

— Виктор Егорович, чего это он? — настороженно спросила Маруська. Молодчина какая — это ведь она его привела!

— Думаю, с плохими людьми связался, — пробормотал Северов. Он ещё помедлил, потом повернулся к Джаваду и протянул ему руку:

— Виктор Егорович. Физрук.

Джавад крепко пожал руку и представился. Виктор Егорович чуть заметно улыбнулся.

— Нехорошо тебя город встречает. Надо бы исправить. Маруська, сегодня, вроде, в Орден принимают?

Мышка радостно кивнула. А я удивился — как я мог забыть? Совсем из головы с этим Толькой вылетело! А ещё подумал, что Джаваду сильно повезло: с последней церемонии прошло больше года.

— Тогда сегодня в семь у памятника Юргену, — подытожил Северов. — Никита, проводишь товарища в форт?

Я радостно кивнул: ещё бы!

— А ты, Анатолий? — спросил Виктор Егорович. — Придёшь?

Толька не ответил — просто развернулся и молча ушёл.

***

Мы немножко опоздали, но не из-за Джавада. Это я к нему пристал, когда увидел новенький «Виатор-Ювен» и попросил покататься. А потом нас облаял соседский пёс Рамзес, и Джавад сбегал домой, чтобы принести ему косточку.

Мы промчались по Пионерской, пересекли Гаранина и по Партизанскому проезду вырулили на Тихореченскую.

Под ногами дребезжало, старинная булыжная дорога змеилась в гору. Джавад меня обогнал: у Виатора передачи, а у меня велик с прошлого года не смазан. Я привстал в седле и отчаянно завилял, рискуя оторвать педали.

Мы влетели в зев ворот, над головой промелькнули ржавые зубцы поднятой решётки. В нос дыхнуло сыростью и холодом: за высокими стенами царил полумрак.

Мимо пронеслось здание казарм — приземистое, прямоугольное, из серого ноздреватого камня. Следом мы проскочили арсенал и колодец.

В глаза ударил свет. Я зажмурился: сквозь пробитую в стене арку лупило заходящее солнце.

Мы притормозили и выехали на небольшую ровную площадку. Посередине стоял памятник Юргену. Внизу, на сколько хватало глаз, простиралась Сиротка.

Вокруг памятника уже собралась небольшая толпа. Там же стоял небольшой складной постамент.

— Жаль, не успели форт посмотреть, — пропыхтел я, пытаясь отдышаться. Джавад не ответил: он во все глаза смотрел на памятник.

— Нравится? — спросил я.

— Угу…

— Никитка!

Маруська выскочила из толпы и понеслась к нам, как маленький ураган. Я «мама» сказать не успел, как она повязала нам Орденские повязки и повела к памятнику. Что ни говори, а Маруська — девочка организованная. Экскурсоводом будет, не иначе. Или учительницей.

— О-о, пришли! — приветствовал нас Маруськин папа Родриго: высокий, загорелый мускулистый и черноволосый. «Гроза тихореченских женщин», как окрестил его папа. Я тогда не понял, почему, а теперь уже понимал.

Он крепко пожал нам руки и белозубо улыбнулся. Джавад просиял — Родриго ему явно нравился.

— Ну что, идём? — спросил Родриго. — А то девушка волнуется.

На постаменте стояла Аня Шварц — волонтёр из городского приюта. От волнения она была пунцовой. Ей сочувственно улыбались.

Дальше началась церемония. Родриго поднялся к Ане, взял её за руку и попросил повторять за ним. Клятва у Защитников красивая, но больше всего мне нравится концовка: «Город жив, пока живут его дети».

Я слушал произносимые нараспев слова, и думал, как же всё-таки у Защитников здорово. Про толпу — это я приврал, всего-то пришло человек двадцать. Но они… как вам сказать… душа города, понимаете? Иногда они собираются у Родриго. Разводят костёр, бренчат на гитаре, смеются. И становится тепло и уютно, а я сижу с Мышкой в уголке, грею ладони о кружку с чаем и мечтаю, что когда стану взрослым, обязательно вступлю в Орден.

Я оглянулся и заметил Северова. Виктор Егорович подмигнул мне и улыбнулся. Я тоже улыбнулся и вдруг увидел, что за аркой стоит Толька. Он понял, что я на него смотрю, и отодвинулся в тень, словно прятался.

— Родриго, — тихо позвал я. — Тут человек…

Я запнулся — а что, собственно, «человек»? Друг? Враг? Не знаю. Но Родриго меня понял, словно шестым чувством. Прервал разговор, мягко протиснулся сквозь людей и сделал осторожный шаг к Тольке:

— Не бойся.

Он говорил подчёркнуто спокойно, как с ребёнком. Или с пугливым зверьком.

— Иди к нам. Иди, не стесняйся.

И Толька заколебался! Сделал неверный шаг, потом другой. А потом вдруг дёрнулся, обречённо и зло махнул рукой и вскочил на велосипед. Словно не смог преодолеть невидимую преграду.

— Погоди! — крикнул Родриго, но было поздно: Тольки и след простыл.

В груди кольнуло сожалением. Или разочарованием. Будто что-то хорошее могло случиться, но так и не произошло.

К нам тихонько подошла Аня — встала рядом и приобняла. И вокруг все замолчали, и стало как-то совсем непразднично.

Родриго ещё какое-то время вглядывался в арку. Словно надеялся, что Толька передумает.

— Ничего, — повторял он. — Ничего. Ничего.

А я стоял, чувствуя тонкую Анину руку. И хотелось крикнуть, и помчаться вслед за Толькой, чтобы вернуть его к людям.

Но я знал, что даже если догоню — не смогу ничего объяснить. Что Толька просто разозлится и, наверное, опять ударит.

Капитан Леклерк точно нашёл бы слова. Он бы встал, сдвинул брови и процитировал что-то из Шекспира или римских философов. И Толька понял бы, пусть и не сразу.

…только вот я — не капитан Леклерк. И поэтому просто грустно молчал.