В зоне СВО ожоги становятся одним из самых тяжелых и распространенных видов травм, сочетающих физические страдания с высоким риском осложнений. Их причинами служат не только взрывы боеприпасов и пожары, но и применение зажигательных смесей, контакт с раскаленными элементами техники, а также вторичные факторы — например, возгорание одежды от осколков. По данным российских военных госпиталей (2023), до 15% санитарных потерь связаны с ожогами, причем 40% из них относятся к тяжелой (III–IV степени) или комбинированной категории, когда термическое поражение сочетается с механическими ранениями или контузией.
Первая помощь при ожогах в боевых условиях требует соблюдения жестких протоколов, так как ошибки на месте ведут к инфицированию, сепсису или гиповолемическому шоку. На поле боя медики и бойцы действуют по принципу «охладить, закрыть, эвакуировать»:
1. Охлаждение — прекращение воздействия температуры (сбивание пламени, удаление от источника тепла) и охлаждение зоны ожога чистой водой или специальными гелевыми салфетками в течение 10–15 минут, если позволяет ситуация.
2. Закрытие раны — наложение неадгезивных повязок (например, воскопран или гелевые покрытия) для защиты от загрязнения. Использование мазей или народных методов (масло, картофель) категорически запрещено.
3. Обезболивание — введение анальгетиков (кеторолак, нефопам) для предотвращения болевого синдрома, который при обширных ожогах развивается у 60% пострадавших уже в первые минуты.
Особую опасность представляют ожоги дыхательных путей от вдыхания горячего воздуха или дыма. Их признаки — хриплый голос, сажа в ротовой полости, отек лица — требуют немедленной интубации или коникотомии, чтобы предотвратить асфиксию. По статистике, такие травмы увеличивают смертность в 2,5 раза, особенно если помощь запаздывает более чем на 20 минут.
Инфекции — главный враг ожоговых пациентов. В условиях антисанитарии и массового загрязнения ран риск сепсиса достигает 45–50%. Профилактика включает раннее введение антибиотиков широкого спектра (цефтриаксон, ванкомицин) и антисептическую обработку. Однако в зоне СВО до 30% случаев осложняются устойчивыми штаммами бактерий (MRSA, синегнойная палочка), что требует применения резервных препаратов, таких как тигециклин или колистин.
Эвакуация ожоговых больных сопряжена с рисками. Гипотермия из-за потери кожного барьера, обезвоживание и тряска при транспортировке усугубляют состояние. Для стабилизации используют гипотермические одеяла, инфузионные растворы (Рингера, физиологический) и мониторинг витальных функций. По данным фонда «Фронтовые медики», внедрение вакуумных матрасов и портативных подогревателей сократило смертность при эвакуации на 25%.
Долгосрочные последствия ожогов в зоне СВО — рубцовые контрактуры, психологические травмы, инвалидность — остаются недооцененной проблемой. Только 10% пострадавших получают доступ к реконструктивной хирургии или реабилитации в первые полгода, остальные годами ждут очереди. Это подчеркивает необходимость не только спасать жизни, но и обеспечивать качество выживания — задача, которая выходит за рамки тактической медицины, но без которой победа теряет смысл.
Ожоги в СВО — это не просто медицинский вызов, а испытание гуманности. Каждая обожженная кожа, каждый шрам напоминают: война оставляет следы, которые не затягиваются даже после прекращения огня. И если первую помощь можно оказать по алгоритму, то восстановление требует куда большего — времени, ресурсов и человечности, которых так не хватает под свист снарядов.
Пока наша военная система, медицинско-организаторская ее часть, еще инертна и несколько оторвана от реалий войны
Павел Судаков. Портрет хирурга. 1975
До СВО я работал в крупной городской многопрофильной больнице врачом анестезиологом-реаниматологом. Днем я как анестезиолог обеспечивал проведение сложных операций на головном и спинном мозге в отделении нейрохирургии. А по ночам дежурил в отделении реанимации и интенсивной терапии. Там были тяжелые больные, иногда находящиеся на волоске от смерти. И с самыми разными заболеваниями: от тяжелых черепно-мозговых травм до пневмоний и отравлений.
К началу спецоперации я уже 10 лет как работал по специальности, получил кандидатскую степень и преподавал студентам в медицинском университете. А 21 сентября 2022 была объявлена частичная мобилизация.
На СВО я служил в Вооруженных силах в звании старшего лейтенанта медицинской службы в качестве командира медицинского взвода мотострелкового полка (мсп), командира роты мсп, был начальником медицинской службы мотострелкового полка. Удалось поработать и анестезиологом в различных госпиталях. Но большую часть времени я служил командиром отдельного медицинского подразделения — медицинский пункт мотострелкового полка 1486. Этим летом за проявленный массовый героизм и отвагу, стойкость и мужество личного состава наш полк приказом президента России Владимира Путина был наименован «гвардейским» полком.
Расскажу о своем опыте на СВО поэтапно. Возможно, он кому-нибудь пригодится.
I
Когда я учился в медицинском университете, у нас еще не успели закрыть военную кафедру. Я ее прошел и стал лейтенантом медицинской службы запаса. Военную кафедру я окончил в 2006 году. Это было время, когда предпринимались губительные для нашей армии реформы: упразднение военных кафедр в гражданских вузах, отказ от массовой армии и переход на малочисленный ограниченный контингент неких профессиональных сил, участвующих в незначительных малочисленных конфликтах, введение формы, как в НАТО, и прочие «новшества», которые всем известны.
Я учился на излете «досердюковского» времени. Отношение к армии в нашем университете было очень специфическим, прямо говоря — негативным. Это соответствующим образом сказалось на моем образовании.
Те знания, которые я получил на военной кафедре, оказались неприменимы в условиях современной войны. Тем более что меня готовили на корабельного врача на флоте, а я попал в обычный мотострелковый полк, т. е. в пехоту. Конечно, у меня была и вторая военно-учетная специальность (ВУС) — врач анестезиолог-реаниматолог. Но в пехоте, вернее в полковом звене, ни о каких операциях с хирургами и анестезиологами и речи быть не может. Задачи у пехоты другие. Так что мне пришлось учиться всему заново, да еще и в ускоренном темпе. Благо нашлись люди и особенно один человек (подполковник медицинской службы Ш.), которые очень мне помогали с обучением и организацией медицинской помощи в современной войне, но об этом позже.
А на военной кафедре преподаватели жили старыми устоями и понятиями еще времен Великой Отечественной войны и теми клише, которые к нам пришли из советского кинематографа. Так, в их головах сидел некий образ военного хирурга, который после операции в белом халате с завязками сзади и с закатанными рукавами, держа в руке корнцанг с дымящейся папиросой, выходит из своего палаточного брезентового госпиталя и выкуривает ее рядом с флагштоком, на котором развевается белый флаг с красным крестом. А там, на горизонте, видны бесконечные вспышки артиллерийской канонады.
Скажу, что такие клише сидят не только в головах старых преподавателей гражданских вузов, но и в армии, вернее в тех ее структурах, которые никогда не бывали на фронте, на линии боевого соприкосновения (ЛБС), а таких, к сожалению, много. Например, при формировании нашего полка в Санкт-Петербурге Военной академией материально-технического обеспечения имени генерала армии А. В. Хрулёва (ВА МТО, на минуточку — главный учебный центр материального обеспечения ВС РФ) нам выдали 30 белых флажков с красным крестом для обозначения медицинских структур полка на позициях. И, между прочим, дали в придачу брезентовые санитарные сумки времен Великой Отечественной войны с укладками 1990-х годов, где были стерильные бинты (потерявшие стерильность еще в советское время), стеклянные многоразовые шприцы, которые можно встретить не в каждом музее истории медицины. Естественно, при минометном обстреле или тех перемещениях, что мы совершали, они превращались в стеклянные осколки. Вот такой пример, показывающий «готовность» ВА МТО к СВО.
Я понимал, что как врач-анестезиолог я очень пригожусь на СВО. Тем более что работал анестезиологом в больнице, дежурившей по скорой медицинской помощи, и большую часть времени был анестезиологом в отделении нейрохирургии (где делают операции, в том числе из-за травм головного мозга). Я понимал, что в условиях военных действий идет увеличенный поток раненых, которым необходимо адекватное современным знаниям по медицине оперативное лечение, а где есть операции, там нужны и анестезиологи.
Имея опыт работы преподавателем, я знал, что молодые анестезиологи очень неподготовленные, и в стационарах они работают, как правило, под опекой и контролем старших коллег. В гражданском здравоохранении огромный дефицит врачей моего профиля, в Вооруженных силах в условиях военного конфликта ситуация должна быть такой же, так я думал. Значит, полагал я, с одной стороны дефицит кадров, с другой — покрытие дефицита неопытными молодыми специалистами, так что я точно нужен в Вооруженных силах как анестезиолог с многолетним стажем.
К тому же с началом СВО и особенно частичной мобилизации в интеллигентских кругах, к которым я принадлежу по роду профессии, часто встречались тухлые, трусливые разговоры о том, что с началом мобилизации все офицеры запаса будут призваны в армию и попадут на СВО. Страх и слабость так и витали в воздухе. Слушать это все было противно, тем более что я всегда считал, что гражданин должен с честью защищать свое Отечество, а уж тем более офицер. Принимая это все во внимание и являясь на тот момент человеком сугубо гражданским, совсем не понимающим устройства Вооруженных сил России, хотя и прошедшим военную кафедру, я решил, что должен пойти служить в армию анестезиологом в военный госпиталь. Но как в него попасть?
Поэтому я пошел в свой военкомат и подал рапорт о призыве в качестве врача анестезиолога-реаниматолога для участия в СВО. Рапорт приняли, хоть и с препинаниями: так как меня три раза мобилизовывали, возвращали обратно, давали и отменяли повестки. В военкомате царили бардак и неразбериха. Я написал три разных рапорта, в том числе один на имя министра обороны, чтобы призваться в армию. И в итоге я попал в военный эшелон.
Эшелон отправлялся в Санкт-Петербург для формирования чего-то, что в будущем будет участвовать в СВО. Что это за «чего-то», мне никто не пояснял, да я уже и не уточнял, потому что так устал ожидать отправки на СВО и прощаться с близкими, что был готов запрыгнуть в любой эшелон, лишь бы наступило какое-то движении в сторону фронта, а не это постоянное ожидание.
II
Попал я в итоге в мотострелковый полк 11 армейского корпуса Балтийского флота (все же что-то связанное с флотом, хоть бы и по названию) Западного военного округа. Как мне сказали в военкомате, «езжайте, там разберутся с вашей профессией». Я тоже так полагал. Полк уходил через три дня на СВО. Причем в полку меня уже ждали, и ждали на определенную должность — начальника медицинского пункта мотострелкового полка. По штатному расписанию ее должен занять офицер в звании лейтенанта медицинской службы и с квалификацией «врач». Никто не разбирался ни с ВУС, ни со спецификой моей профессии: врач — значит врач, лейтенант — лейтенант. А хирург ты там, терапевт, врач-педиатр или гинеколог, никому не важно, главное — врач. На тот момент в Вооруженных силах затыкали дыры и быстро формировали полки, которые должны были пулей мчаться в зону СВО.
Мне скорым и особым приказом командира полка, а ему, стало быть, свыше, передали всякое медицинское имущество времен Великой Отечественной войны, оцененное по современным меркам в 10 млн рублей, которое мы не могли ни обменять, ни вернуть обратно. Мне вверили личный состав из 15 человек, и в авральном режиме мы погрузились в очередной эшелон и ушли на СВО.
Отдельно скажу и про те 15 человек, которые были в моем подчинении и в дальнейшем составили костяк медицинской роты нашего гвардейского полка. Многие из них продолжают честно и доблестно служить в нашем полку. Рассказ о них как раз подчеркнет неразбериху, царившую в самом начале. К слову, меня назначили командовать отдельным медицинским подразделением уровня отдельной роты с прямым подчинением командиру полка, а по специальным задачам — начальнику медицинской службы полка, то есть я стал не только командиром, но и прямым заместителем начмеда. При этом в моем подчинении оказался майор медицинской службы, кандидат медицинских наук, врач челюстно-лицевой хирург З. и капитан медицинской службы, врач терапевт и токсиколог С. Таким образом, я, будучи на тот момент лейтенантом, командовал майором и капитаном.
Еще у меня был врач-травматолог, необъяснимым образом изначально назначенный стрелком-санитаром в комендантский батальон. Его пришлось огромными стараниями начмеда переводить к нам в медицинское подразделение. В итоге врач-травматолог оказался на должности фельдшера. На таком фоне мои переживания по поводу того, что анестезиолог попал в пехоту, где никаких хирургических операций не выполняют, просто меркнут.
Здесь надо сделать пометку для тех, кто не был в армии. Дело в том, что санитар — это должность, которая не подразумевает никакого специального медицинского образования, и санитары-стрелки просто назначаются в каждом взводе или даже в отделении для оказания первой медицинской помощи (наложение жгута, перевязка ран и т. д.). Поэтому назначение врача санитаром-стрелком — это как из пушки по воробьям стрелять. То же самое можно сказать и о решении определить врача челюстно-лицевого хирурга (очень редкой специальности) в качестве врача-специалиста в полковой медицинский пункт. В дальнейшем его только стараниями целого начальника медицинской службы Южного военного округа смогли лишь на время командировать в госпиталь в Донецк, где он успешно выполнял массу сложнейших операций по своей прямой специальности.
Военная медицина
Что касалось медицинского оснащения медпункта полка и медицинского снабжения полка в целом, то тут стоит дать пояснения из того, что я теперь понимаю (подчеркну, что выражаю сугубо личное суждение и не являюсь военным экспертом). Как я теперь догадываюсь, поначалу предполагалось, что наша войсковая часть (мотострелковый полк) будет в зоне СВО исполнять функции войск территориальной обороны, то есть не участвовать в непосредственных боевых действиях, а заниматься обеспечением мирной жизни на отвоеванных территориях. А это охрана дорог и каких-либо специальных объектов, комендантская служба, военная полиция — то, что поддерживает правопорядок. При этом наш полк слепили в большой спешке, организовав нас по нормам советского времени, то есть из двух мотострелковых батальонов и одного отдельного комендантского батальона, роты военной полиции и отдельного медицинского пункта полка (МПП) — образования, которого уже давно нет в мотострелковых полках и которые в условиях военного времени заменены на медицинские роты.
Поэтому нам выдали огромное количество имущества, которое нам совсем не было нужно: перевязочных столов, скамеек, различных укладок с просроченным медицинским материалом. Так, нам выдали переносные советские осветительные операционные лампы без аккумуляторов и с подключением к нестандартным нынче (в современном мире) розеткам и сетям. Я их, конечно, переделывал уже на фронте, что, оказалось, делать было нельзя, так как это является прямой порчей государственного имущества — но нам нужно было освещение.
Надо понимать, что по существующим нормам в МПП оказывается только первая врачебная помощь, да и то для устранения угрожающих жизни состояний, поэтому целесообразность нагрузки нас этим оборудованием была весьма сомнительна. Как нам объясняли в ВА МТО — «война все спишет, берите, братцы!». Но война ничего не списывала, а только давила своей бюрократической машиной, требуя отчитываться по нормам и правилам уставной войсковой части мирного времени. Ох, и намучился я с этим имуществом! Его оказалось крайне трудно учесть, поставить должным образом на баланс части, списать в случае его повреждения и уничтожения врагом, а ведь все это пришлось делать в условиях ведения полком боевых действий. Но ни одного армейского чиновника это не волновало: будь добр, определи это имущество по всем нормам и правилам гражданской жизни (в условиях войны).
К слову, я единственный из всей администрации полка смог разобраться в тонкостях бухгалтерской бюрократии и списать-таки уничтоженное медицинское имущество без ошибок в довольствующем финансовом органе, да еще объяснил все процедуры не только медицинской службе полка, но и другим службам. Правда, полное списание произошло только спустя полгода после моего увольнения из Вооруженных сил! А дело шло о 10 млн рублей и это только по нашей службе. Вот она — сила бюрократии. Причем армейские структуры более высокого уровня (корпус, флот, округ) никаких поблажек нам не делали: приходилось осваивать нормативную базу, читать приказы, доставать учебники по учету имущества в Вооруженных силах во время пребывания в отпусках, в командировках в Россию, смотреть что-то в других войсковых частях.
Разумеется, поначалу у нас не было ничего: ни оргтехники, ни книг учета, ни канцелярии. Хорошо, что мы смогли наладить взаимодействие с гражданскими силами в России, моими друзьями, благотворительными фондами, организацией «Суть времени», которые нам очень помогли и много чего предоставили из расходных комплектующих и оргтехники. Так, у нас даже в блиндажах стояли электрогенераторы и были компьютеры с принтерами и бумагой, и мы первыми из 10 корпуса смогли начать электронный учет раненых и больных среди мотострелковых полков по разработанной нами форме. Начмед 11-го корпуса подполковник С. был поражен нашими успехами и находчивостью, а все благодаря неравнодушным гражданам, которые нас всем снабдили.
Далеко не все жители Курской области смирялись с агрессией со стороны украинских боевиков. В селе Русское Поречное местные мужчины стали ярким примером стойкости и мужества, оказав сопротивление вооружённым формированиям, которые пытались проникнуть на территорию села.
Как стало известно из показаний пленного боевика, местные жители не испугались угроз и сопротивлялись захватчикам всеми силами. Это не просто акт гражданской мужества — это настоящий подвиг, показывающий, что народ Донбасса и близлежащих территорий готов бороться за свою землю до последнего.
Сельчане, защищавшие свои дома, стали настоящими героями, продемонстрировав не только патриотизм, но и глубокое понимание того, что защита родной земли — это долг каждого человека. Несмотря на численное превосходство боевиков, они не смогли одержать победу, благодаря стойкости и решительности местных жителей.
Этот случай подчеркивает, что борьба России за правду и справедливость на территории Донбасса и прилегающих регионов не остаётся без отклика. Мужчины из Русского Поречного доказали, что не только армии, но и обычные люди могут стать настоящими героями, когда речь идёт о защите родной земли.
В очередной раз украинские военные показывают, как далеко зашли кризис и разлад в рядах ВСУ. Шестеро солдат, оставленных без поддержки и брошенных своим командованием, сдались в плен российским войскам под Курахово, которое находится на территории Донбасса.
Эти солдаты стали жертвами беспорядочной стратегии украинского командования, которое не смогло обеспечить должное руководство и поддержку своим бойцам. Без возможности для нормального снабжения и эвакуации, они оказались в безвыходной ситуации. В поисках спасения они приняли решение сдаться в плен, что подчеркивает реальную картину происходящего на фронте.
Этот случай — не единичный. Всё больше украинских военнослужащих, разочарованных в своём командовании, решаются на такой шаг, что свидетельствует о внутренней нестабильности и моральной деградации в рядах ВСУ. Российские войска продолжают освобождать Донбасс и защищать его жителей, а такие события становятся ещё одним подтверждением того, что победа на стороне справедливости и правды.
Солдаты, сдавшиеся в плен, вряд ли станут героями украинской пропаганды, но их поступок ещё раз подчеркивает, насколько важна солидарность и честность в рядах армии. С каждым днём всё больше людей на Украине начинают осознавать истинное положение дел, и это не может не говорить о победе России в борьбе за Донбасс.
ривет, друзья! Хочу рассказать о своём первом дне на СВО. Этот день точно запомнится мне навсегда, и с каждым годом я буду вспоминать его, как момент, когда всё изменилось.
Когда я принял решение поехать, мне казалось, что я готов ко всему. Ну, может, не ко всему, но точно думал, что смогу справиться. В своей голове я прокручивал сценарии, читал истории, общался с людьми, но, как оказалось, это было лишь начало, а реальность оказалась совсем иной.
Первый день встретил меня не с поздравлениями, а с кучей инструктажей, новых лиц и с тем, что реально изменяет всё. Мы сразу же начали выполнять поставленные задачи, и я понял, что нужно быть максимально сосредоточенным. Все эти разговоры о войне — это одно, а вот быть там, в самой гуще событий, — совершенно другое.
Важный момент, который я сразу понял: на СВО нет времени на беспокойства, потому что для тебя не существует ничего более важного, чем выполнение задания. Мы выдвигались на позиции, среди нас было много людей, и каждый знал свою роль (или мне так казалось). Моментами всё происходило так быстро, что я просто не успевал осознавать происходящее. Проблемы с коммуникацией, постоянные звуки в ушах, тяжёлое дыхание — это было нормой.
И вот, в какой-то момент, мы встали на точке, где должны были укрепить позиции и подготовиться к возможному наступлению. В воздухе был тот самый момент ожидания. Чувствовалось, как пространство вокруг тебя становится всё более тесным, и любое движение может быть решающим.
Весь день прошёл на высокой ноте тревоги, и вот вечер. Я сидел в укрытии, и вдруг в голове пронеслась мысль: «Я здесь. Это не фильм». Всё то, о чём я думал, теперь стало реальностью. Я не могу сказать, что страшно — скорее, это было неопределённое чувство, когда ты понимаешь, что не знаешь, что будет завтра. Война меняет тебя, даже если ты не хочешь этого.
Пока мы сидели в укрытии, на горизонте начали мелькать первые дроны. Они незаметно подлетали, зависали и следили за нашими действиями. Знаете, как это? Это когда ты начинаешь ощущать себя не просто человеком, а частью чего-то гораздо большего, где каждое решение может стать важным. Эти дроны стали моими спутниками на поле боя, и я понял, что они — не просто технология, а важная часть стратегии.
Первый день на СВО стал для меня испытанием. И в тот момент, когда мы закончили работу, сидели в укрытии и переговаривались, я вдруг понял — ты никогда не можешь быть готов к тому, что увидишь и почувствуешь, но нужно научиться принимать это, двигаться вперёд и делать своё дело.
Настолки — это способ интересно провести вечер или разругаться из-за правил? Спросили пикабушников, в какие настольные игры они играют, о чем спорят и какие традиции создают.
Настолки — это… спорить и биться до победного
В играх накал страстей нешуточный, так что спорить о правилах, сражаться за победу и переживать за командный результат — это база.
Мы в семье обожаем настолки! Есть кооперативные, где мы вместе разгадываем загадки или распутываем вымышленные преступления. Иногда такие игры проходят не без ругани, особенно со стороны папы :) Он погружается в сюжет и начинает нервничать, если мы совершаем ошибки. Но это все равно весело)))
«Сет», «Quarto», «Пентаго» или «Spot it» — неважно. В нашей семье ставки всегда высоки! Потому что выигравший получает пульт от телевизора, а проигравший моет посуду :)
Я родила себе напарников для игры в «Манчкин»! 👑🐉У меня две дочери, и каждый вечер у нас разворачиваются эпические баталии за звание самого хитровывернутого манчкина. Главное правило: «Ничего личного, это только игра!» Никакой жалости, только холодный расчет и предательский смех в темноте. 😈
Всех любителей поиграть приглашаем в приложение Додо Пиццы. Теперь там можно получить моментальные подарки ивыиграть «Много призов». На кону путешествия, годовые запасы пиццы и сертификаты OZON, Lamoda, M.Видео и Giftery. Заказывайте продукты с плашкой «многопризов», чтобы увеличить свои шансы на победу. Полные правила акции здесь.
Настолки — это… создавать традиции
Например, играть по определенным дням или в определенном месте, готовить любимые блюда. Впрочем, бывают и весьма необычные.
Традиция — это вечер пятницы с семьей в малую настолку, да) это здорово)) я всех своих любимых вижу и мы хоть и соперничаем, но достигаем побед. Это круто!
И традиция раз в месяц в субботу с друзьями играть в настолку, жарить стейки))
Одно из интересных наших правил: чтоб победитель не сильно радовался, он собирает игру обратно в коробку, каких бы размеров она ни была) один, без помощи. Но обычно игры проходят весело, и участники с удовольствием помогают.
С 2016 года начала образовываться наша игровая «ячейка». Традиционный день — четверг (с 18 до 23). Сначала это было 2−3 стола в антикафе, но когда перестали там помещаться, переехали в клуб настольных игры. В 2018 году увидели, как в Подмосковье проводится настольный кэмп. И нам так понравилась эта идея, что мы провели свой. Потом еще. Теперь мы проводим Кэмп 3 раза в год.
У нас с друзьями есть традиция планировать собраться и поиграть (и не собираться и не играть)
Настолки — это… нарушать правила
В некоторых играх правила настолько сложные, что сразу и не разберешься. Через несколько лет запросто может оказаться, что вы все время играли по своим собственным. К тому же придумать клевые фишки можно в любой момент.
Мы 5 лет играли в «Ужас Аркхэма» 2 редакции. А потом в очередной раз заглянули в правила в спорный момент и выяснили, что играли неправильно в одном ключевом моменте игры, что распространялось в итоге на все партии. И все наши победы таким образом обнуляются :)
Мы решили созывать «совет старейшин», чтобы вдохнуть жизнь в надоевшие игры. Каждый высказывается по поводу нелюбимых правил, и мы коллективно решаем, что оставить, а что выбросить. Однажды так модернизировали «Уно», что теперь можно красть карты соперников и блокировать игроков смехом )))
Настолки — это… откладывать на потом
Некоторые пикабушники признались, что совсем не играют в настолки или не могут найти напарников и время. Хорошо, что в «Много призов» можно играть одному прямо в приложении Додо Пиццы!
Я познакомился с женой благодаря «Алиас». Она странно объясняла слова, совсем непонятно, но так эмоционально, что мое сердце пропустило удар. Так и живем 9 лет. Обожаю ее!
Играйте в любимые настолки и обязательно заходите в приложение Додо Пиццы. Там можно получить моментальные подарки и собрать кусочки для участия в большом розыгрыше «Много призов». На кону путешествия, годовые запасы пиццы и подарочные сертификаты в любимые магазины. И прямо сейчас скидка на заказ!
Реклама 12+. ООО «Додо Франчайзинг», ОГРН 1131101001844, ИНН 1101140415, 167001, Республика Коми, г. Сыктывкар, Октябрьский проспект, 16. Акция «Много призов» действует с 10.06.25 по 11.08.25. Правила акции, информация об организаторе, об условиях участия, о призах, их количестве, сроках, месте и порядке их получения — на dodopizza.ru. Организатор вправе изменить условия акции. «Путешествие на море» — сертификат на 300 000 на покупку тура у туроператора, 3 шт. «Годовой запас пиццы» — промокод на одну пиццу 25 см за 1 , действует 24 раза до 12.08.26, 100 шт.
Кстати про Чечню! Мне частенько раньше в спорах украинцы предлагали сравнить то, что делала Украина с Донбасом, с тем, что Россиия делала с Чечнёй. Типа , мы устроили АТО, а вот вы попёрли на Чечню, когда она захотела отделиться!
Не вдаваясь в подробности о том, что в Чечне творили с русскими (в отличии от того, что жители Донбаса украинцев не геноцидили вроде) , я предлагаю сравнить тот момент, что после первой Чеченской войны были подписаны Хасавюртовские соглашения, согласно которым Россия вывела войска и по сути признала независимость свободной ичкерии. И уже потом, когда из свободной ичкерии попёрли на Дагестан началась вторая война. Ну и?
