steeless

Ифигения с офигением

Ветел с моря дул, ветер с моря дул,

Навевал беду…

Предположительно, прорицатель Калхас

Пока Телефа лечили новейшим методом металлотерапии, эллины сидели в Авлиде, ждали попутного ветра и со скуки тренировались мочить троянцев на животных. Агамемнон, например, как-то почти что повторил подвиг Геракла и поохотился на лань. Вот только:

- лань не была Керинейской;

- лань было решено в плен не брать;

- на место живодерства явился буйный античный «Гринпис» (она же Артемида) с негодующим: «Пошто зверушку обижаешь?»;

- Агамемнону объяснили, что «ты не Геракл, ты самозванец, и вообще, нехорошо убивать бедных маленьких зверят»:

- дальше последовали грозные обещания пожаловаться дяде, нет, не тому дяде, который подземный дядя, а тому, который заведует этим вашим попутным ветром и который так может так дунуть, что вы… ну да, попадете таки к тому дяде, который подземный:

- потом выяснили, что дунуть – это все же про ветер, хотя…

- финита – Артемида потребовала себе в жертву дочку Агамемнона, справедливо полагая, что только массовые жертвы спасут оскорбленную фауну. То есть, зверят-то убивать нельзя, а вот ежели маленьких девочек – это не возбраняется.

Агамемнон поплакал, подумал, прикинул, что как минимум один ребенок в резерве остается, а идти до Трои на веслах – не геройское дело… И решил, что ладно, дочерью больше, дочерью меньше. После чего послал к жене гонца с просьбой быстрее доставить юную Ифигению, а то тут Ахилл ходит весь такой неженатый, что просто неприлично. Ну там, обручение, жертвы богам всякие. Никто ни на что не намекает, нет-нет.

Образцовая мать Клитемнестра схватила дочку в охапку и примчалась в лагерь, но решила свести знакомство с женихом на предмет «Кто сей еси?» Ахилла о многоходовочке не предупреждали, потому он честно ушел в отказ: мол, мы мальчики нецелованные, пятилетние вообще, мы о женитьбе еще не думаем, а еще у меня на Скиросе сын родился, столько алиментов я не потяну.

…аэды опускают шоковое состояние Клитемнестры и способы, которыми она добывала из мужа истину (на секундочку, мы говорим о даме, которая предложила незнакомому мужику своего сына в заложники!). Но очень скоро по стенаниям типа «Надо, Климя, надо!» и «Ну, там же Артемида и лань!» - истину опознали вообще все в лагере. И тут уже возмутился Ахилл: мол, то есть, как это, ему тут невесту обещали, и ладно уже с алиментами! В ответ возмутились остальные герои, перед которыми маячила перспектива таки грести до Трои. В общем, возмутились вообще все, причем по-эллински, то есть с копьями-стрелами-мечами-щитами вместо аргументов. С одной стороны голосили родители, с другой вопил «Не хочу я биться, хочу жениться» героический Ахилл, с третьей надрывались «Режь, жрец, прекрасную Ифигению» другие герои… С четвертой была сама Ифигения, находившаяся в состоянии, практически соответствующем ее имени (а в каком еще состоянии можно находиться, когда тебя тянут во все стороны, как множество тузиков – одну любимую грелку!). «Да зарежьте же меня уже кто-нибудь!» - наконец возопила Ифигения, радостно рванув к алтарю по принципу «кто как, а я в Аид, там тихо, спокойно и пока что нет вас».

Но тут уже веское «бгыгы» сказала Артемида: под ножом на алтаре оказалась лань, Ифигения оказалась там, где тихо, спокойно и вообще нет мужчин – жрицей при храме Артемиды… А ветер задул в нужную сторону, потому что сколько можно уже…

__________________________________

Античный форум

Аид: Ну вот, а мы-то уже мест в срочном порядке наготовили, Танат меч наточил…

Арес: А война? А хотя я уже сам не уверен – они до нее доберутся?

Гера: А одна я не поняла? Проблемы были из-за одной лани. На алтаре они зарезали уже вторую лань…

Афина: Ну, просто мы все же забываем, что Артемида – сестра-близнец Аполлона…

Аполлон: Намекаешь, что она тоже блондинка?

Аполлон: Почему все молчат? Что я не так сказал?

Афина: Говорить после такого просто кощунственно.

Ну, почти что Робинзон

Само собой, эллины не были бы эллинами, если бы просто тихо и спокойно доплыли до Трои. Нет, по пути нужно было обязательно заглянуть на тихий островок с алтарем и принести жертву (еще одну). Окаменевшие змеи и Ифигении с ланями пополам никого не научили проверять алтари. Под алтарем привычно прописалось ядовитое пресмыкающееся, которое в нужный момент возопило на своем змеином: «Ноги!!» И внесло свой веский кусь. В ногу героя Филоктета, друга Геракла, которому Геракл же подарил свой лук со стрелами.

Сделать соскоб со змеи, или хоть с копья, никто не догадался, подорожник с собой не захватили, и потому начались жуткие муки буквально всех.

Для начала, Филоктет стонал. Долго, жалобно и, видимо, местами совсем ужасно (ну, скажем, в такт русского шансона), потому как слушать его героям не было никакой возможности (нет, серьезно, плыть, когда кто-то стонет?!).

А еще рана воспалилась, и потому Филоктет – о ужас! – вонял. И, скорее всего, с той же интенсивностью, что и стонал. Поэтому воины, как один возмущались, что «он вонючий и громко стонет, нас о таком кошмаре вообще не предупреждали», отказывались плыть и собирались массово дезертировать в море.

Да, то есть, напомним: дело происходило в море. То есть, стоны Филоктета и его ароматы мешали чувствительным эллинам В МОРЕ, под ветром и при шуме волн. На этом моменте жест «крыло-клюв» наверняка уже сделали даже чайки.

В конце концов счастливый выход нашелся в изоляции: на ближайшем гористом островке заснувшего Филоктета сгрузили на берег, помахали ему ручкой, поумилялись, какой он тихий, зажали на прощание носы и отчалили в сторону войны, переговариваясь о том, что вот, теперь-то уж ни стонов, ни вони точно не будет.

Филоктета ждала девятилетняя робинзонада без Пятницы, зато с козами, луком Геракла, гноящейся раной и подбором лексикона.

А потом эллины приплыли назад и сказали, что без него Трою им не взять. Так что лексикон все равно пригодился.

______________________

Античный форум:

Арес: Но… это же… война… там же… постоянно… стоны… это же…

Афина: Гефест, подойди, когда освободишься. Брату надо склеить шаблон.

Аполлон: Ну, не знаю, может, они решили воевать новыми методами. Натрутся ароматами, выбегут друг к другу навстречу, запоют гимны…

Арес: И по морде, по морде…

Геракл: Пф! Ароматы им! Неженки! Да я, когда на подвиги шел – иногда неделями…

Танат покинул форум.

Афина: Незабываемые впечатления, как понимаю…

Блицкриг не вышел

Уже ясно, что до Трои эллины добирались эпично. С перерывами на «принести жертву» и «оставить на острове внезапно укушенного во время жертвоприношения антисанитарно пахнущего товарища». Периодически вопрошая: «Куда ты ведешь нас, о Телеф-герой?». В общем, добирались настолько обстоятельно и неторопливо, что на подступах к Трое были встречены нехилым войском троянцев и воплями: «Родненькие, наконец-то!» «Сколько можно, мы уже состарились тут ждать!» От такого энтузиазма греки малость растерялись, стали бегать по кораблям и раздумывать, что нет-нет, на берег-то и не хочется… а подвигов-то и надо… и вода за берегом некурортной температуры, и знамения плохие… и вон вообще, было предсказание, что первый, кто ступит на землю Трои помрет лютою смертью.

Кандидатов в первопроходцы все не находилось и не находилось, потому Одиссей с досады пнул свое хитроумие, выхватил щит и с воплем: «Серфинг, муахаха!» пошел на троянцев в психологическую атаку (сперва на берег высадился щит, потом уже на него – Одиссей, в стиле Леголаса из известной-преизвестной трилогии). Непонятно при этом, что больше сохранило Одиссею жизнь: щит или четкое ощущение троянцев «этого не трогать, вдруг заразно».

Герой Протесилай мудрости не рассмотрел, возопил: «Первый пошел, уже можно!» - и десантировался следом. Последним, что он увидел, был царь Итаки с хитрой мордой и в двусмысленной восточной позиции цапли на собственном щите. После этого Протесилай убыл в Аид от вражьего копья, а Одиссей так и не узнал про себя много нового и нехорошего.

Здесь эллины вздохнули с облегчением («счет размочен!») и воспламенились отвагой. Одиссей наконец слез со щита, и закипело обычное месилово, после которого троянцы как-то внезапно оказались в Трое, открывать отказались, начали глумиться, кричать «Занято» и утверждать, что «валы крепки, и стрелы наши быстры».

В ответ эллины окопались на берегу и двинули в Трою посольство из самого обиженного (Менелай) и самого хитрого (Одиссей). Двое эллинов, аллеголически воплощающие рога и мозг, отпировали у знатного троянца, после чего двинули речь. Менелай потребовал «вернуть всё взад». Согласно аэдам, – «в сильных и кратких выражениях». Пока троянцы отходили от силы и краткости, Одиссей тактично подвинул товарища, набрал воздуха, возгласил: «А если цензурно, то вот что…» - и приступил к черной риторике и нейролингвистическому программированию. Так что уже скоро не только сама Елена, но и Приам, и вообще почти все троянцы готовы были вернуться к Менелаю и честно исполнять супружеский долг до конца дней своих. По понятным причинам возмутились только Парис и другие сыновья Приама. «Троянцы! – воззвали они. – Но нам придется отдать деньги!» Слабых доводов Менелая типа «так это же мои деньги» после этого никто не слушал, подняли крик специально подкупленные личности, мнения глобально разделились от «Нельзя убивать гостей, это прогневает Громовержца» до «Отдайте им уже, а то Одиссей опять заговорит!»

В конце концов встал Гелен (сын Приама, который предсказал Парису гибель Трои) и высказался в том духе, что было ему видение троянцев в виде античного Тузика, а эллинов в виде античной грелки. И что вообще эта война сулит Трое сплошное счастье, мир, процветание, а прошлые предсказания – это так, глюк в системе.

Троянцы поверили, выставили послов из города и заперлись крепче прежнего.

Блицкриг в стиле Эллады провалился. Война вышла на новую стадию: эллины регулярно ходили стучаться в Трою в стиле «Сова, открывай, медведь пришел!»

И за девять лет им даже Гектор не открыл.

______________________________

Античный форум

Афина: Аполлон, твой прорицатель врет. Нет, в самом деле, какое процветание?

Аполлон: Ну, я не знаю, может, мои змеи ему как-то не так вылизали уши.

Афина: Будем надеяться, хоть Кассандре ты в рот правильно наплевал.

Аполлон: Гарантия меткости, это ж я)

Гермес: И еще он неделю на нектаре Геры тренировался. С длинных дистанций.

Гера: ?!

Аполлон покинул форум.

Аид: А насчет процветания Гелен прав. У меня сейчас как раз асфодели пораспускались…

Дубль один, дубль два...

Кого люблю, того и бью.

Предположительно, эллинские герои.

Надо сказать, вместе у героев воевать как-то не особенно получалось. Геракл в одиночку передушил половину греческой фауны. Персей радостно кромсал Горгон-чудовищ-собственных дедушек. Тесей, пока шел к папе, уконтрапупил греческую фауну, недобитую Гераклом. Зато как только задружился с Пейрифоем – что вышло? Правильно, эпичный поход за Персефоной, вошедший в анекдоты подземного мира. Аргонавты же и вовсе прославились тем, что в пятьдесят лиц за очень некороткий срок украли золотую шкурку (почти что сами) и большую супружескую головную боль для Ясона. Попутно породили новый стиль навигации под названием «Не знаем, куда, но плывем основательно».

К чему мы это? К тому, что в Авлиде собралось МНОГО героев, у них было МНОГО войска и МНОГО кораблей. Уже по логике мифологии все измерители неадеквата этого мероприятия должно было зашкалить еще до Трои, и таки зашкалило.

Сперва вожди решили приносить жертвы, а жертвы тогда сопровождались знамениями и обязательно истолковывались (дым пошел по земле – плохой признак, в небе парит орел – хороший признак, дым густой и черный – пожар, воды!). На этот раз под алтарем оказалось реликтовое пресмыкающееся, ужасное снаружи, голодное внутри. Учуяв запах жертвоприношения, пресмыкающееся отреагировало, как собака Павлова («Обед!»), всползло на ближайший платан и последовательно пережрало гнездо птенцов, на закуску употребив и саму птицу. После чего икнуло, выяснило, что с обедом вышел перебор, и окаменело.

В воздухе тихо плыл звук фэйспалма прорицателя Калхаса, которому предстояло все это истолковывать…

Однако Калхас был вещий и тертый, а потому отговорился в том смысле, что Трою-то вы возьмете… сколько там было съеденных птиц? Вот на девятый год и возьмете, а почему змей окаменел – не знаю ничего, ничего не знаю. А дальше герои как-то внезапно обрадовались (ура, всего-то девять лет воевать!). И загорелись жаждой действовать. И плаванье провели по чисто геройскому принципу: первую увиденную землю – считать Троей!

Перед плаваньем, как всегда, были многодневные пиры. Поэтому Троей получилось считать Мизию, где правил Телеф. Телефу (который был сыном Геракла) совсем не понравилось, что ночью на его берега высаживается непонятный геройский десант, разоряющий окрестности. Телеф вспомнил, как поступал папа, собрал войско и рванул крушить. Под мраком ночи потенциальные союзники изрядно отвалтузили друг друга, в результате чего:

- Ахилл поработал над гневом и ранил Телефа копьем.

- Друг Ахилла Патрокл получил ранение, но проявил чудеса героизма.

- Раненый Телеф понял, что он не папин сын, потому под утро заперся в городе.

- С утра эллины осознали, что самую чуточку промахнулись.

Дальше тоже было вполне по-геройски.

- Ну, а мы это, мы в Трою плыли, а вы тут… в общем, неловко как-то получилось. Ну что, мир?

Телеф заверял, что не только мир, а и дружба, и жвачка, и нет, рана от копья Ахилла уже почти не болит, и вообще, он всячески желает героям удачи с Троей и даже будет поддерживать их морально… Но сам на войну с Троей не поедет. Почему-то. И нет, конечно, он ничего не имел бы против такой компании, но у жены там родственники, и вообще.

Поэтому герои заключили: «Ну, хоть потренировались!» - и попытались отплыть под Трою во второй раз. Но то ли опять перепировали, то ли Посейдон слишком сильно подавился попкорном, глядя на первую попытку… В общем, флот попал в бурю, и корабли опять прибило к Авлиде. То есть, к тому самому месту сбора.

Троянскому войску улыбалось состариться в ожидании противника.

_____________________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Посейдон. Предлагал делать ставки на то, сколько эллинов доберется до Трои. Мое мнение: с таким раскладом ‒ доберется один Одиссей. Посмотрит на Трою, пожмет плечами и поплывет обратно на Итаку.

Прилетал помятый Гермес. Рассказывал, что Геракл переживает за сына. С горя пьет и поет. Отказался брать Геракла к себе на передержку.

Приходил Танат, после боя эллинов в Мизии. Подумал, посидел, сказал: «Идиоты» - ушел.

Пациент скорее жив...

Локация «Войны нет, хотя и хочется» зависла в воздухе прочно. И вообще, внезапно выяснилось, что дорогу в Трою знает только Телеф, а он почему-то дорогу показывать не хотел, оговаривая, что «вот, поплывете прямо, прямо, потом сразу налево, и если вы уже в Аиде, то вы свернули не туда». По этой причине некоторые герои даже решили, что программа минимум выполнена (ну а что, кого-то же били), и отправились домой.

Тем временем Телеф обнаружил, что у греков какие-то неправильные копья («Наверное, они делают неправильные раны!»). Рана исцеляться не желала, советы приложить подорожник не действовали. Поэтому было испробовано второе античное средство: обратиться к оракулу.

«Подорожник не пробовали? - озадачился оракул. – Ну тогда я не знаю, пусть тебя исцелит тот, кто ранил. Новая методика, все такое».

Телеф озадачился гораздо больше оракула, но все же вырядился лохмотья, взял костыли и проявил чудеса ловкости, таки доскакав до дома Агамемнона (героически преодолев при этом расстояние от Мизии до Микен). Зачем нужны были костыли и лохмотья дружественному царю Мизии – аэдам неизвестно, но, наверное «чтобы песня была». Или чтобы эллины не узнали союзника, а то все же знают, как они с союзниками-то поступают.

Правда, как следует прикинуться одновременно бомжом и пиратом у Телефа не получилось: в Микене его узнала первая встречная. По совместительству – жена Агамемнона Клитемнестра.

Поняв, что подорожником делу не поможешь, Клитемнестра прониклась и предложила план. Мол, вон у меня там в люльке младенец валяется, Агамемнон сейчас войдет, а ты ка-а-ак выскочишь, ка-а-ак схватишь его сына, ка-а-ак скажешь, что ты разобьешь ему голову об алтарь, если тебя прямо вот сейчас не исцелят – хоп, и все счастливы. Э-э, Телеф? Почему у тебя так странно отвисла челюсть, гениальный же план?

Вошедший в комнату Агамемнон не сразу разобрался, почему нечто грязное, в лохмотьях и на костылях угрожает прибить его сына, при чем тут Троя и почему ему нужно тащить сюда аптечку. Когда до него с опозданием дошла ситуация, он… нет, не предложил подорожник, а выдал эпичное: «Так ведь тебя ранил НЕ Я!»

И все как-то поняли, что ошибочка вышла.

Телефу улыбалось скакать на костылях еще и до Авлиды, но Агамемнон в свою очередь проникся и вызвал Ахилла на место. Фраз типа «Но я не доктор» и «Могу только устроить ампутацию всего Телефа целиком», «А вот мама меня в Стикс макала, можно…?» никто не слушал. Робкое предложение подорожника было тоже отвергнуто. Потом вперед выступил Одиссей, сделал мудрое лицо и выдал, что всего-то делов – соскоблить железа с копья Ахилла и посыпать рану.

Железо соскоблили, рану присыпали, Телеф выздоровел. И на радостях даже дал обещание всех-всех-всех проводить до Трои.

В общем и целом, ему светил то ли подвиг Моисея, то ли Сусанина.

_______________________________________

Античный форум

Диомед: Нет, вот реально – КАК?!

Паламед: Он просто лицо мудрое сделал, что угодно прокатит.

Ахилл: Мама говорит, Танат просто постоял над Телефом, посмотрел на лечение, закрыл рукой лицо и удалился.

Одиссей: Дезинфекция железом плюс эффект плацебо… А, забейте. Я смешал железо с подорожником.

Призыв неизбежен

Я сошла с ума, я сошла с ума…

Предположительно, Одиссей

На самом деле, Менелай мог здорово запоздать со стуком рогами. Потому что, как положено порядочному мужу, был в длительной командировке на Крите (и в святом спокойствии за честь жены). Но тут уже боги, запасшиеся на Олимпе античным эквивалентом попкорна, возмутились: а где экшн? Где движуха? Где громкие крики в небеса о внезапном предательстве? С возмущения боги послали на Крит Ириду, которая и отстучала: мол, первый, первый, у вас наметился семейно-финансовый кризис.

Менелай, вернувшийся на родину со скоростью рыбы-пилы, оправдал все божественные ожидания. Накал страстей стоял такой, что Шекспир бы плакал и завидовал («Обидели сиротиночку, отняли копеечку!!»). Финалом драмы стала поездка к брату Агамемнону с долгим плачем в братский гиматий и терзаниями вопросом: а как бы это отмстить Парису?

Агамемнон, прямой как прапор, изыскал простое решение: «А чего там, при сватовстве куча народа клялась тебе помогать. Объявляем призыв, выдвигаемся с войсками, воюем с Троей».

Призыв был объявлен, набор выполнен в кратчайшие сроки. Само собой, ради такой-то причины вперед выдвинулась элита Эллады, все прекрасные-могучие-мудрые, сплошной Голливуд в его лучшие дни. В общем, Нестор был опытным и старым, Агамемнон – властным, Менелай – обиженным, Аякс Большой – могучим, Аякс Малый – могучим, но просто меньше Аякса Большого, Паламед – мудрым (что легко оспорить), Диомед – неистовым, а остальные были как-то всего понемножку. К этой компании прилагалась масса безымянных солдат, которые вообще никого не интересовали. А вот чего не хватало у компании – так это хитрости, без которой на войне, как известно, никак, если ты не Геракл.

За хитростью, то есть, за Одиссеем, пришлось ехать на Итаку, где тот и царствовал. Но Одиссей же таки был хитрым. Правильно структурированной пятой точкой он быстро учуял, что его едут звать на войну, посмотрел на молодую жену Пенелопу и маленького сына и задался вопросом: «А вскую ли?!» Решение откосить пришло спонтанно и вдохновенно. Вопрос был за способом.

В те отдаленные времена сколиоз и плохое зрение как отмазки от великого подвига не катили. Неправильная ориентация как понятие у эллинов вообще отсутствовала (они могли еще и обрадоваться – мол, здорово, запишем тебе новую должность на полставки). Поэтому Одиссей остановился на неизбежном, вздохнул, сказал «Прощайте, тормоза и крыша» и начал чудесить.

Аэды стыдливо похоронили в веках, на чем там Одиссей отрывался, пока на Итаку не прибыла призывная комиссия в составе Агамемнона, Менелая и Нестора (усиленная Паламедом). Зато когда перечисленные прибыли, перед их глазами развернулась картина «Сеятель» (Ранний сюрреализм. Возможно, Дали.). Насвистывая что-то подозрительно похожее на «Наплевать, наплевать, надоело воевать…», Одиссей вспахивал поле упряжкой из вола и осла, обильно просаливая вспаханное.

- А нам оно надо? – логично усомнилась призывная комиссия, сходу отказавшись от попыток установить симптомы (напрашивалось только падение на голову царю Итаки мешка с чем-то очень тяжелым. С большой высоты).

И только мудрый Паламед мудро почувствовал, что симптом-то скорее всего – тяжелое отравление хитростью. Для доказательства злостного симулянства призывника мудрый Паламед положил в борозду перед плугом маленького сына симулянта. Расчет был на то, что здоровый и умный остановится, а сумасшедшие – они тотально своих сыновей от борозды не отличают. Одиссей, малость обалдев от такой логики, остановил плуг и тут же был призван годным для призыва.

В общем, царь Итаки согласился ехать на войну и обеспечивать поддержку хитростью. Паламед почувствовал на себе его, мягко говоря, многообещающий взгляд. И почувствовал, что мудрость, оно, конечно, хорошо, а скромность лучше.

Но было поздно.

_________________________

Античный форум

Афина: Какое-то непропорциональное решение о возмездии. Разве нельзя было… как-то более симметрично?

Аполлон: Отбить у Париса любимую нимфу, похитить любимого быка?

Дионис: Вообще, можно и наоборот.

Гермес: Ну, кто ж так в безумие играет? Начал бы выкрикивать что-нибудь вроде «Зевс верен одной только Гере!»

Афина: Или мог бы с Ареса взять пример. Этому и притворяться не надо)

Арес: Я не понял, зачем вообще на этой войне Одиссей?

Зевс: Крайне необходим. Если он так пытался уклониться – представляешь, что он из войны-то сделает?!

Чем бы дитя не тешилось...

А теперь нам придется удариться о страшное. О греческую хронологию.

Эта самая хронология откалывает жутковатые шутки во многих мифах (оно и понятно, Крона упихали в Тартар еще в самом начале, следить за временем некому). Но история об Ахилле – это абзац, большой и смачный.

То есть, начинается все вроде бы закономерно. Войско Менелая отправляется воевать в Трою, в Трое Парис с Еленой, по предсказанию компания у Менелая не полна, потому что в ней нет Ахилла, сына Пелея и Фетиды. Могучего героя, без которого Трою ну никак не взять.

А теперь экстренно проводим сеанс воспоминания. Ахилл – сын Пелея и Фетиды. Тех самых, у которых на свадьбе произошел конфликт из-за золотого фрукта. А конфликт был разрешен Парисом. А вскоре после конфликта – который на той самой свадьбе – Парис еще немного пожил в Трое и пошел себе за Еленой. А потом Менелай пошел воевать с Парисом. И в войско Менелаю понадобился Ахилл. Который сын тех самых… ну, дальше понятно.

Поскольку на этом моменте мозг уже начинает как-то нехорошо посвистывать паром из ушей, выдвинем побольше версий.

1. Афродита вспомнила о Парисе не сразу после суда, а лет через семнадцать-восемнадцать, за которые Пелей и Фетида успели родить и воспитать Ахилла. То есть, к умудренной годами Елене приплыл вполне себе умудренный годами Парис, и справили они славную свадебку пенсионеров.

2. Тормозили решительно все. То есть, сначала Афродита несколько лет вспоминала о Парисе, потом Парис долго собирался за Еленой, потом Менелай сколько-то лет бегал за уклонявшимися призывниками и пытающимся откосить Одиссеем. Что результата, в общем, не меняет.

3. Пелей и Фетида успели где-то здорово побродить до собственной свадьбы. Лет этак десять или пятнадцать. Или кто там знает, может, на Олимпе затянули со сборами, и предсказуемое «Я нарумянюсь, еще пять минуточек» Геры вылилось в какой-то подозрительный срок. После которого никого не насторожил похожий на Пелея подросток за пиршественным столом.

4. У Пушкина князь Гвидон, на секундочку, тоже как-то слишком быстро развивался, а тут у нас – божественные гены, особое питание и некоторые процедуры, о который скажем малость ниже. Результат – можно сказать, герой-бройлер. Готов к употреблению в краткие сроки. Покореженная с детства психика – обязательный для героя атрибут – прилагается сверху.

Нужно сказать, мало кому из героев по этой самой психике доставалось так, как Ахиллу.

Впечатленная пророчеством о том, что, мол, сын – в перспективе великий герой и великий же мертвец в троянском походе, Фетида решила довести сынулю до бессмертия. Первая ступень включала классическую закалку, с поправкой на божественное понимание. То есть, с долгим маканием младенца в ледяные воды Стикс, под немое удивление теней и аккомпанементное бульканье младенца («Мама, мама, ты там не забыла, что жабр у меня таки нет?»). При макании младенца держали за пятку, потому что за другие рычаги держать побоялись (что таки сыграло потом свою зловещую роль).

Стадия вторая – контрастная – заключалась в натирании младенца амброзией и засовывании в печку по ночам. Неизвестно, что по этому поводу думал сам Ахилл («Мама, а можно лучше Стикс, я буду честным Ихтиандром!») – но этот этап долго не продлился. Как-то ночью проснулся Пелей и со словами: «А чем это тут таким аппетитным пахн…» заявился на кухню, где жена, как заправская Баба Яга, запекала Ахилла в корочке из амброзии.

Последующий насыщенный монолог показал, что Пелей к таким рецептам относится очень неодобрительно (мол, нет, некоторые у нас в роду сыновей варили, но чтобы запекать целиком, в кляре?!). Фетида, вспомнившая во время монолога, что Пелей одолел ее в единоборстве, представила крепость мужних плюх и (такая-сякая) сбежала из дворца в море.

А Пелей взял да и как-то нечаянно запустил третью стадию геройского воспитания. Отдав маленького Ахилла кентавру Хирону. Хирон ради такого дела не пожалел ничего, кормил Ахилла мозгами медведей и печенью львов (и настоятельно игнорировал просьбы «дать пожрать чего нормального»). Само собой, от античных стероидов Ахилл озверел вконец, на диких зверей кидался с голыми руками и воплями «Пасть порву!», а Фетида плавала поблизости и изумлялась: мол, вот его и на кифаре учат петь, что ж сынок такой нервный-то?

Тут как раз Менелай кинул клич добрым элладским молодцам, Фетида испугалась пуще прежнего, а потому забросила Ахилла на Скирос, к царю Ликомеду. Где он и скрывался среди дочерей царя. В женском платье (то есть, мало всего остального – еще и девочкой одели). Вот тут характер и сложился.

А спустя какое-то время Одиссею с Диомедом как раз поручили добыть Ахиллеса (а то без него войны не выйдет, да и вообще, что за мода на уклонизм). Диомед поначалу озадачился: вроде как и спросить напрямую нельзя, мало ли, скажет Ликомед, что у него вон просто дочка широкоплечая-могучая, в него пошла. Но Одиссей – спец по «откосить от войны» - быстро прикинул степень деструктивных инстинктов в данной геройской особи. После чего переоделся в купца и разложил среди товаров оружие. Само собой, пока настоящие дочки Ликомеда смотрели на ткани-украшения, пятилетний герой смотрел на то, чем можно крушить. Тут как раз воины Диомеда пошли в психологическую атаку, и ожидания оправдались еще раз и с избытком. «О! – обрадовался Ахилл. – Я могу поработать над подавлением гнева!» - после чего схватил оружие и с воплем рванул в психологическую контратаку.

Здесь вступил Одиссей, который объяснил Диомеду, что или у Ликомеда какая-то странная дочка, или сомнений уже нет. После чего объяснил уже Ахиллу, что нет, крушить нужно не их, но тут под Троей имеется в избытке мишеней, и вообще, его одного ждут, без него не начинают.

Герой, мгновенно учуяв возможность реализовывать психику на всю катушку, чуть не рванул в Трою посуху.

А Фетида расстроилась, но препятствовать не смогла. Пять лет, как-никак, почти совершеннолетний.

__________________________________________________

Записки из подземки. Персефона

Приходила Стикс. Рассказывала о воспитании Ахилла. Заметила, что еще никто не додумался использовать ее воды как ванночку для младенца. Пришлось утешать.

Мать прислала Ириду. Рассказывала о воспитании Ахилла. Жаловалась, что она тоже пыталась как-то ребеночку дать бессмертие через огонь. И тоже не поняли. Пришлось утешать через Ириду.

Пришел муж. Рассказывала ему о воспитании Ахилла. Заметил, что это первый случай, когда герой мало того, что отмороженный, так еще и подгоревший. Ржали вместе.

Судью на мыло!

На Пелионе, у пещеры Харона, на свадьбе титаниды Фетиды и слегка озадаченного своим счастьем Пелея гуляли все, да не все. То есть, олимпийцы с олимпийками там гуляли довольно прочно, а вот богиню раздора Эриду позвать забыли. То ли просто что-то напутали с рассылкой приглашений, то ли по вселенскому принципу «А давайте не будем звать бабу Нюру из второго подъезда, а то она частушки матерные орать начинает, а после пятой рюмки — еще и мировую политику обсуждать». То ли просто прикинули, каким метанием посуды может закончиться присутствие богини раздора в кругу подгулявших олимпийцев.

С досады Эрида, у которой была творческая и нежная душа, решила сотворить что-нибудь творческое. Но, опять же, то ли выжигание по дереву показалось недостаточно творческим, то ли глина тоже чем-то не угодила — богиня решила заняться вырезанием по яблоку. Золотому. Скреативив надпись «Прекраснейшей» — Эрида как-то стихийно вспомнила о своей творческой и нежной душе и произвела сеанс коварного яблокометания. Фрукт приземлился между Герой, Афиной и Афродитой (тоже уже таки погулявшими на пиру).

Дальше уже все было закономерно: «О, яблоко», — «Ха, у нас они не в дефиците», — «Оно золотое», — «Золотые тоже не в дефиците» ,— «Хм, а что это тут за надпись — "Прекраснейшей"»… — «МОЯ ПРЕЛЕССССТЬ!!!» (в три голоса).

Страсти за фрукт разгорались такие, что пресловутый Голлум рядом не валялся, а Саурон бы тихо суициднул от зависти. Сразу же остро встал вопрос судьи, который определит, кто, так сказать, самая-самая и имеет право на фрукт. Само собой, первым, кому не повезло, был Громовержец. Тоже подгулявший и потому благодушный Громовержец. К которому пришли жена, дочь и богиня любви (могущая сделать так, что все потенциальные матери будущих героев при виде Зевса будут превращаться в деревья — вспомним Аполлона и Дафну). И просят рассудить, кто из них красивее.

Протрезвевший Зевс высказался в том духе, что он лучше повидает Тартар изнутри, и в панике бежал в горы. Дальше, видимо, остальные олимпийцы медленно начали прозревать, что сейчас они станут жертвами грязных домогательств со стороны трех кандидаток на «Мисс Античность». Отважные олимпийцы оценили состав и решительность кандидаток, дружно возопили: «Ховайсь, хлопцы!» — и эвакуация прошла по всем законам военного мастерства: в кустах опасливо шифровались, в пещере Хирона кто-то хоронился по углам, кто-то пускал пузыри из речки, Дионис заявил, что он уже в принципе в таком состоянии, что может и Аресу яблочко отдать… Где-то под столом мудрый Громовержец тыкал жезлом в Гермеса с наставлением «Сейчас быстро полетел и нашел того, кого не жалко!»

Гермес полетел и нашел Париса.

А теперь можете себе представить состояние обычного пастуха, перед которым сначала появляется вестник богов, скороговоркой выдает что-то вроде: «Ну, ты не бойся, рассуди нам богинь, за казенный счет похороним…» А потом…

Аэды упорно держатся той версии, что богини явились перед Парисом в полном неглиже.

То есть, судите себе степень удара по неподготовленной психике. Надо думать, Парис завис, как переевшая вирусов операционная система (а челюсть отъехала, как неисправный дисковод). При этом объект намертво прикрепил взгляд… ну, в общем, он вряд ли реагировал на разнокалиберные вопли: «Э! Мое лицо выше!» Объект явственно не мог сообщить не только, кто там самый красивый, но и кто у на Олимпе главный, и где Олимп, и что это такое. Поскольку весь мозг заняло бесконечное «Сиськи».

Для растормаживания судьи было решено прибегнуть к низменному — сиречь, к подкупу. Сперва Гера начала обещать богатство и успех, потом Афина — славу и победы в войнах (эти сведения не поместились в файл). Разумнее всех внезапно поступила Афродита, пообещавшая судье самую красивую из женщин. Она же Елена, она же жена Менелая, но это поправимо, в принципе.

Вот это обещание и запустило долгожданный процесс: «Мне обещают Елену» — «Елена — прекрасная женщина» — «У нее тоже есть…» После чего яблоко было вручено Афродите. Довольная Афродита сделала ручкой и стала покровительницей Париса и заодно уж до кучи Трои.

Недовольные Гера и Афина переглянулись и начали разработку плана «Судью на мыло».

Где-то возле пещеры Хирона Зевс вылез из-под стола и прошептал: «Кажись, пронесло…»

_________________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Хирон. Спрашивал, почему свадьбу гуляли у его пещеры. Вроде бы, не вешал над входом табличек с надписью "Сошел в Аид, хата свободна"...

Приходила Эрида. Спрашивал, что за история с яблоком. Клянется, что она не за себя, ей за державу обидно. Мол, подземных на свадьбу не позвали, а у них у всех такая тонкая и нежная душа.

В разгар описания тонкой душевности подземных пришел Танат. С воплем: «Какая падла…?!» и новостью о том, что у смертных опять назревает война. Из-за какого-то яблока.

Эрида срочно решила выжигать по дереву.

Любовь, рога, копыта

Здесь сюжету полагалось бы провиснуть: вроде как, Пелей и Фетида поженились, богини рассудились, Парис испортил себе карму до конца жизни… Но тут в дело вступил мощный сюжетообразующий античный фактор (не путать с героеобразующим фактором, он же Зевс). Да, да. Говядина.

На фоне бурных событий вовне, в Трое как-то заскучали. А заскучав, решили развеяться и устроить какие-нибудь соревнования. А к соревнованиям полагаются призы, много и разных. И вот чуть ли не главным призом внезапно стал лучший бык из стада Приама. Парис, как утверждают аэды, очень любил этого быка…

И вот тут стоп, задвинуть челюсти, унять фантазию и подождать пояснений! Пояснения таковы: аэды не утверждают, как именно любил быка Парис. Во избежание толкований в духе «Пасифая там чего-то тоже на целого Минотавра налюбила» - понадеемся, что там были чистые, духовные, платонические отношения. Высокие чувства. Эстетическая привязанность (с яблочком ты был бы еще прекраснее!). Нежная дружба. Мужская солидарность (производитель, ути-пути). Ну, в общем, там было много чего возвышенного, из-за чего Парис ударился в грусть, а потом в несознанку, а потом в решение любой ценой не допустить, дабы любимый бык стал чьим-то там призовым шашлыком.

Пастух таки ушел в Трою на состязания. Причем, гнев по причине «у меня забрали любимого бычка» оказался почище настойки берсеркера: на состязаниях Парис заборол всех, даже Гектора.

После чего был узнан Кассандрой и спасен от теплого сестринского приветствия (лови топорик в лоб, милый брат!) родителями, в которых как-то внезапно проснулись отцовско-материнские чувства («Ой, а помнишь, я еще про него сон жуткий видела!» - «Точно, а я-то еще его убить приказал, как мило!»).

В общем, Парис был возвращен, так сказать, в лоно. И какое-то время даже вполне спокойно жил себе как царевич, но тут появилась уже Афродита с сообщением, что хватит, хватит уже любить быков и нимф, давай уже, строй корабль, пора любить Елену.

Корабль был построен, и для начала смерть Парису предсказал брат Гелен. Когда Парис не послушал и уплыл, вслед ему смерть уже всей Трое предсказала Кассандра (эту не послушали уже троянцы).

А Парис вполне спокойно явился в Спарту к Менелаю как гость. И Менелай, конечно, повел себя самым многомудрым образом: «Да, мне тут нужно ехать на Крит по делам, оставайся в моем доме с моей очень прекрасной женой, очаровательный и незнакомый мне мужик!» Польщенный таким доверием, Парис не только очаровал и увел Елену, но и прихватил с собой сокровищницу Менелая – сказали, мол, не стесняйся, я и не стесняюсь…

Елена, у которой природная флегматичность наложилась на чары Афродиты и Париса и приправилась пенсионным возрастом, в принципе не возражала. И когда на пути в Трою бог Нерей произвел контрольный и таки предсказал смерть Трое и Парису огулом – даже отговорила Париса тревожиться. Мол, ничего, это бывает, это так, разовое пророчество…

В общем, маховик сюжета был запущен. Парис стал любить Елену, Кассандре стало, что предсказывать (часто и много). А Менелай, когда возвратился из Крита и постучался в гинекей к жене, получил неоценимый совет: «Рогами, уважаемый!»

_______________________________

Записки из подземки. Танат

Приходил Аид. Рассказывал: в Трое что-то не так с пониманием прорицаний. То ли не слышат, то ли не верят. Ага, знаю я их: «О-о-о-о-о, горе, горе великой Трое и всем нам! О-о-о-о-о, вижу я: объят пламенем священный Илион, покрытые кровью, лежат поверженные в прах его сыны!» Пафос, сопли.

Предлагал слетать самому, пояснить конкретно: «Скоро буду». Аид обещал подумать.

Ну, вот оно, господа. Ахилл подкрался незаметно, так что начинаю я все-таки выкладывать наваянное о Трое и прочих сопутствующих долгоплавающих царях Итаки. В общем, горе тебе, Илион: начали!

Туда не женись, сюда женись!

Историю с многолетним вояжем героев под Трою аэды начинают кто с чего. Некоторые с яйца (не которое в утке-зайце-ларце, а из которого предположительно вылупилась прекрасная Елена), некоторые с “жил-был троянский царь Приам, и было у него много детей, но ему все было мало”, а кто-то так вообще порет модернизм в духе “Гнев, богиня, воспой, Ахиллеса, Пелеева сына” – а потом все вокруг дружно разбираются, кто там чей сын, почему сердится и вообще, что под этой Троей все эти люди делают.

На самом деле история началась с Прометея – ага-ага, того самого, который обладатель мощного покерфейса, не менее мощной мантры “всех спасу, не увернетесь” и попутно вор огня и источник ценной диетической пищи для орла Зевса. Прометей, как мы помним, за лютое человеколюбие был прикован к скале, где вскоре и выдал пророчество: он, мол, знает, кто сможет свергнуть Зевса. На предложение сказать, ху из зыс, Прометей ответил легендарным покерфейсом. После чего история пошла своим путем: орел летал, Зевс царствовал, Прометей в лучшем партизанском духе висел на скале, время от время вскрикивая: «Зевсен капут! Муахахахаха!» Зевс потел и слал гонцов, Прометей ржал и делал покерфейс, орел летал на работу, печально размышляя, что вот, крольчатинки бы, что ль.

В общем, когда к Зевсу северным пушным зверем начала красться паранойя, пришел Геракл и все испортил: снял Прометея со скалы, избавил орла от мук однообразной пищи, внушительно сказал: «Миру – мир!» - и пошел себе дальше. Помиренный с Зевсом Прометей еще пару десятилетий выслушивал байки о том, что Громовержец наворотил за прошедшие века, и косился на Зевса (который уже давно заткнул бы за пояс Ивана Грозного, но не мог убить ни одного сына, ибо все олимпийцы были бессмертны). После чего пророку панически стукануло: а если тот, кто свергнет Зевса, будет ХУЖЕ? После чего пророк начал неудержимо вещать, что вот, грядет тот, кто сможет победить Темного Лорда, и тот отметит его как равного себе… короче говоря, Зевс, не женись ты на титаниде Фетиде, не женись ты уже на ней, а то есть у нас тут нехорошая традиция, когда дети папаш свергают. Да, и просто обнимашки нельзя. А то знаем мы ваши обнимашки. И превращаться нельзя. И дождем нельзя. И вообще – сказано тебе, что нельзя! Нет, Гера ко мне не приходила, мы чужие предсказания не озвучиваем. Ты лучше отдай Фетиду в жены Пелею – и ему радость, и герой великий родится. Что значит «я бы сам», тебе ж сказано – нельзя!!!

Тут надо бы познакомить общественность с Пелеем. Пелей был сыном благочестивого Эака (того, который один из трех судей в Аиде) и ярким примером утверждения «на детях гения природа отдыхает». Для начала Пелей с братом Теламоном убили другого сводного брата – ну, позавидовали, чего не бывает – и как-то внезапно стали изгнанниками. «Печалька», - сказал Пелей и ушел в Фтии, где царь Эвритион сходу задарил ему дочку и треть земель. Тут Пелей пошел на Калидонскую охоту и прибил своего тестя – совершенно нечаянно, чего не бывает… «Печалька», - сказал Пелей и ушел в Иолк, где в него тут же влюбилась жена местного царя Акаста, Пелей отбился, и честь осталась при нем, зато мстительная жена оклеветала его перед мужем. «Печалька», - сказал Акаст и решил погубить Пелея, для чего как-то раз спрятал его волшебный меч-голова-с-плеч (и засел в кусты ждать, пока набегут дикие кентавры и сделают свое грязное дело). Но мимо проходил мудрый Хирон, который успел растолкать героя и объяснить, что, мол, элементарно, Пелей, ваш меч спрятан, дабы вы были жестоко выпилены моими собратьями, однако я сейчас включу дедукцию, то есть, мудрость, и отыщем мы ваш клинок, только вы подождите, пока я подальше уйду, а то Геракл меня как-то с собратьями уже спутал…

Меч был отыскан, кентавры получили во щи, Пелей сказал: «Печалька!» - ушел скитаться и вскоре взял Иолк и выпилил Акаста вместе с женой, после чего опять сел грустить.

То есть, да, вот ЭТОМУ чуду боги решили отдать в жены титаниду. С условием, что он одолеет ее сам. Фетида, на которую нежданно свалилось большое женское счастье, пиналась, брыкалась, превращалась в воду, львицу и змею, но после каждого нового «Печалька!» поняла, что пофигизм у героя прокачался уже до той степени, чтобы жениться не только на Фетиде, но если надо – и на Посейдоне.

В общем, Фетида сказала: «Печалька!» - признала себя побежденной, а Зевс так торопился воскликнуть: «Честным пирком да за свадебку!» - что пригласил не всех.

И тут закипело…

__________________________

Записки из подземки. Аид.

Приходил Гермес. Передавал приглашение не являться на какую-то свадьбу. Им, мол, хватило меня на свадьбе у Геракла. А что?! Ну, передал пару приветов от Таната и Лина, ну, пригласил молодых в гости… опять же, заверил, что за Деянирой присмотрю…

Приходила Эрида. Ревела, что ее не пригласили. Успокоил, подарил золотое яблочко из запасов Персефоны. По-моему, Эрида творчески вдохновилась.

Приходил Эак. Говорил, что женится его сын – то ли Нелей, то ли Налей, то ли Долей. Мутная личность, помрет – разберемся.

И все-таки о яйцах

Согласитесь, что легче все-таки разобрать по косточкам действующих лиц, чем вываливать весь сюжет, давая попутную справку (характер нордический, неженат). И вот здесь мы все-таки зрим в корень проблемы, сиречь, возвращаемся к яйцам. В смысле, к Зевсу.

Вообще-то, Зевс был по-своему методичен и даже немножко традиционен (нимфа, богиня, симпатичная смертная, еще нимфы, еще смертная, упс, Гера пришла), но время от времени начинал креативить не по-детски. То змеем полз к родственницам (привет, Деметра!), то орлом летал за другими яркими впечатлениями (хайре, Ганнимед). В общем, когда Зевс начал подбивать клинья к богине возмездия Немезиде – это как-то никого и не удивило.

Ну, может, кроме самой Немезиды (да что ж у вас там, смертные с нимфами кончились?!), которая быстро обернулась гусыней и нырнула в ближайший водоем… Через пару секунд в тот же водоем с воплем «Сейчас вылетит птичка!» плюхнулся Зевс, на время ставший лебедем. В общем, анекдот «Дэти, что мы имеем с гус?» внезапно получил оригинальную античную трактовку, а Немезида снесла яйцо. И тут выяснилось, что какие-то гены кукушки в гусиной форме богини все-таки присутствовали, потому что яйцо было оперативно подкинуто Леде, жене спартанского царя Тиндарея.

Надо думать, Леда мал-мало удивилась, когда ее попытались использовать в качестве курицы-наседки. Но все же стойко оберегала яйко от всяких «утром яичница, в обед яичница… а ночью омлет» и «мышка бежала, хвостиком махнула». За что и была Леде награда, поскольку из яйца, по счастью, вылупилась не самка ксеноморфа, а вполне себе золотоволосая Елена Прекрасная (хотя, если посмотреть на дальнейшее…).

Елена была прекрасна. Елена была очень прекрасна. Елена была настолько прекрасна, что ее даже как-то украл Тесей со своим другом-деревом (то есть, лапифом, но все равно деревом). Правда, братья быстро вернули двенадцатилетнюю Елену обратно, но она все равно была прекрасна, а потому – неконтролируемое слюноизвержение мужской части Эллады в студию! Женихи ходили вокруг Спарты густыми табунами не год и не два (простой подсчет: в Троянской войне участвовали взрослые, ставшие основательными героями сыновья аргонавтов), а ажно лет тридцать. Но, как говорится, сорок пять – не возраст, пятьдесят – это тридцать второй раз восемнадцать, так что относительная юность Елены никого как-то уже и не волновала (ну и что, что пенсионерка, она красивая!). Кроме Тиндарея, который старел и кашлял и как-то опасался за кого-нибудь отдавать Елену, справедливо опасаясь, что оставшиеся без Елены женихи предъявят ему очень много билетов до Аида.

В конце концов явился светлый план, по которому Елена должна была выбрать себе мужа сама, а остальные женихи – поклясться претензий не предъявлять и вообще всяко-разно помогать счастливцу. Елена выбрала Менелая, Менелай был прекрасен, герой и вообще, так что сказочка вообще могла бы быть счастливой…

Но где-то далеко в горах дозревал Парис.

____________________________

Записки из подземки. Персефона.

Приходила Афина, рассказывала новости. Гера бьет яйца (пока только в кладовых). Гефест на всякий случай кует щитки. На Олимпе весело.

Афина пыталась составить формулу любовных увлечений Зевса. Мол, взять его энергию и скорость смены увлечений, помножить на количество смазливых мордашек вокруг, разделить на верность Гере…

Пришла Геката, сказала, что на ноль делить нельзя.

Не виноват он! Это наследственное!

Честно говоря, вот с Парисом-то как раз все прозрачно и понятно: как водится, глубокая наследственность на фоне асоциального детства. Начать с того, что папа Париса, Приам, был когда-то выкуплен у Геракла, прозван за это Подарком – и точно, оказался тем еще подарочком. Особенно для своих жен и наложниц, коих у него было весьма себе ого-го. То ли под впечатлением от яркой и незабываемой встречи с Гераклом, то ли желая взять пример с Зевса, царь выбрал себе дело всей жизни – делать детей. И таки путем многолетнего ударного труда довел счет то ли до полусотни, то ли вообще до сотни (во всяком случае, после пятого десятка уморились считать и завидовать). Десяток с лишним из них приходился на любимую жену Гекубу. Которой, кстати, как-то и привиделось, что рожает она то ли факел, из которого выползают змеи, то ли неведомую мстительную сторукую кракозябру – в общем, после такого качественного сновидения немедленно требовался визит психиат… э-э, предсказателя. Оный пришел и осчастливил: мол, так и так, милочка, у вас тут родится сын, так он погубит Трою, шоб он был здоровенький. А потому, когда Парис родился, Приам поручил своему слуге отнести младенца в лес – а ну, как проблема сама и решится. Проблема решилась несколько не в том ключе: сначала Париса вскормила молоком медведица. Так что была, была у него возможность заделаться настоящим греческим Маугли, но через год все тот же слуга подобрал подросшего Париса (ну, а вдруг это другой ребенок, их в лесу на каждой кочке) и воспитал как сына. Парис пас овес, кутил с симпатичной нимфой, защищал всех, кому было надо и кому не надо, и даже был прозван за это Александром («Поражающим мужей»).

Приам же тем временем занимался любимым делом, достигая круглой цифры, а попутно создавая себе армию наследников-защитников-прорицателей (из вторых был крут Гектор, из последних - Деифоб). Средь крупной стаи потомков троянского царя одинокой белой вороной торчала Кассандра. Кассандра была примечательна своим даром и тем, что о нем пели аэды. Так, по одной версии Кассандра и Деифоб как-то детьми заснули в храме Аполлона, а тут вдруг – опа и змеи, не особо голодные, зато с явственным комплексом Мойдодыра. «Да они вообще их моют?!» - на парселтанге вопросили змеи и принялись за дело, собственно, с самого страшного: с ушей. Но немного перестарались с гигиеной, и дети вылизанными ушами начали слышать всякое прорицательское (отсюда вывод: все эллины могли быть прорицателями, но просто не мыли уши).

Еще веселее получается у Кассандры с историей Аполлона, который к ней воспылал. Поскольку у Аполлона как-то не особо вязалось с теми, к кому он пылал (то голову пробьет, то лавр вырастит) – Кассандра сказала было, что ей олимпийских блондинов не надь. Мольбы в духе «Я покрашусь!» не тронули жестокую, и Аполлон затаил злобу. Долго ломал и таки уломал неприступную, как стену Трои, на один поцелуй. То ли поцелуй предполагался каким-то особым, то ли Кассандра была не в курсе, как оно там происходит, но она раскрыла рот, что называется, на полметра в квадрате. «Муахаха!» - злобно возопил Аполлон, с разбегу плюнул Кассандре в рот, попал и удалился, отмщенный. А униженная таким манером Кассандра понесла с тех пор такое, что все разбегались и не хотели слушать, потому что «Да ей же в рот плевали, ну вы серьезно, что ли?» Хотя, как показывает практика, плевок был полезным и целительным, и говорила Кассандра сущую правду.

То есть, у Париса было все, что надо для создания образа разрушителя мира. Чокнутая семейка, мутное происхождение, странное детство. Не хватало только вмешательства богов.

________________________________________

Записки из подземки. Аид.

Со вчерашнего дня – толпами то Тиресий, то остальные прорицатели. С вопросами: когда и куда им плевал Аполлон?!

Нет, я, конечно, знал, что парень меткий… но думал, что он в основном как-то стрелами обходится.

Да и вообще, с гранатом оно надежнее как-то.

Итак, остались у нас пока что истории о Гермафродите да о Дедале с Икаром. А на очереди нетерпеливо подпрыгивает Большой Троянский Вояж.

Как вы сына назовете, так оно и...

История о Гермафродите началась, естественно, с Гермеса. И с Афродиты. Оные личности как-то решили скрасить друг другом досуг, а кончилось дело сыном, и тут уже вплотную стал главный вопрос для многих родителей – как назвать ребенка.

Душа Афродиты просила прекрасного, душа Гермеса просила выпендриться, поэтому хоть сколько-нибудь адекватные варианты отметались на подлете. До тех пор, пока вдохновение не пришло и не вдарило под дых, подарив блестящую идею: а чего там, сложим два имени, получится красиво, и о папе с мамой будет напоминать.

Вариант «Афрогермес» был забракован сразу, из-за его чрезвычайной толерантности, для античности несвойственной. Варианты Гермодит и Афродитомес внезапно тоже на ура не пошли, потому счастливые родители остановились на версии «Гермафродит», с коей и отправили сынку на воспитание наядам. У которых, надо думать, в следующие годы была очень даже популярна шутка.

– А ты Гермафродит, да? Ух ты, какой златоволосенький. А кто твои папа с мамой?

– …вы что, серьезно?!

А так-то сынок олимпийцев себя чувствовал вполне себе гармоничным, от внутренних раздраев не страдал и был в маму красивым (аэды скорбно молчат об отцовской наследственности). Поэтому в момент купания в озере на это самое в маму красивое как-то засмотрелась нимфа Салмакида и загорелась по самое не могу. Но на все намеки, что, мол, давай, пошли делать маленьких гермафросалмиков – юноша отбивался ногами и вопил, что нет, не мила ты мне, постылая, и гермафросалмиков упорно делать не хотел. «Это ты видел мою светлую сторону», – многозначительно сказала Салмакида, вцепилась в объект страсти и возопила к богам с просьбой соединить их с любимым.

Судя по результату – она возопила все-таки к Дионису. Возможно, к Аресу, который, как полагается военному, считал метафоры лишним в жизни. Или же просьба пришлась на финал очередного олимпийского пиршества.

В общем, Гермафродит слился с нимфой не только в переносном смысле, плотно перейдя в состояние «оно».

…через какое-то время беганий по озеру с воплями: «Почему я оно и зачем мне вот это вот все лишнее?!» – Гермафродит открыл в себе папин характер и подытожил, что ничего так, в каком-то смысле даже удобно. Да и имечко оправдывается. Вот только смертных бы еще осчастливить…

Гермафродит возопил к родителям, а те цыкнули на воды озера, и воды получили возможность проводить эти самые операции «было – он, стало – оно» на всех пловцах, которые туда окунутся.

Пловцы, надо полагать, были от души счастливы.

_______________________

Античный форум:

Мезевса (Афина): А что, мне нравится такой подход к выбору имен. Распространим?

Крея (Гера): И во всех именах будет подозрительно много «Зе». Арес – Зегер, Аполлон – Зето, Дионис – Земел…

Зайя (Гермес): Ну, у меня мать – Майя, так что даже как-то благозвучно выходит)

Земетра (Персефона): Бугага, бойтесь меня, бойтесь!

Нюкреб (Танат): Пожалуйста. Не. Надо. Переименовывать. Никого. Под. Землей.

А мне летать охота

Вообще-то, мастеровитым и талантливым в Древней Греции как-то традиционно не везло. Либо со временем их начинало плющить не по-детски в стиле «Да я этих богов… как Цербер тряпку!» – и боги таки приходили, соревновались, а потом античные умельцы отправлялись повышать квалификацию в царство Аида. Либо боги к мастеровитым начинали благоволить, а это тоже заканчивалось странно. Например, спонтанным браком с собственной статуей, если вспомнить Пигмалиона.

В жизнь Дедала боги не вмешивались, но Дедал был настолько творческим, что обеспечил фэйспалм Ананки сам себе.

Для начала – Дедал был крут практически во всем. Строил, вырезал, лепил, мастерил, творил инструменты (возможно, художественно делал тортики, но образцы этого искусства уничтожались слишком быстро). Словом, был таким античным прототипом всех кулибиных мира. Причем, как настоящий мастер, обладал нежной и ранимой психикой. Поэтому когда ученик Дедала Талос как-то начал превосходить учителя – учитель отвел ученика на высокий обрыв и вопросил меланхолично: «Отчего люди не летают как птицы?»

Ответ ученик формулировал уже в полете, поскольку нога Дедала чисто случайно как-то нашла важную точку приложения силы. Формулировке немного помешала Афина, которая превратила ученика в куропатку. «Надо же, какие странные эффекты дает приложение ноги к копчику на краю обрыва», – подумал Дедал вслед ученику и вернулся себе мастерить.

Но жители Афин как-то эксперимента не заценили (возможно, осознали, что для полноценных результатов исследования нужна экспериментальная серия, а пробовать никому не хотелось). И потому Дедала как-то быстренько из Афин изгнали, несмотря на все его: «Да я просто изобретатель и ученый, да я, можно сказать, изобрел для вас способ добыть кучу халявных куропаток!»

В результате Дедала приютил на Крите Минос. Да-да, тот самый, что имел проблемы с быками, странными вкусами жены и сколопендрами, которые не давали царю полноценно релаксировать налево. Собственно, Дедал на Крит прибыл, как раз когда Минос обманул покровителя своего Посейдона, принес в жертву не того быка, а Посейдон сказал: «Ну, ладно» – и жена Миноса вдруг ощутила, что в эротических грезах внезапно мелькают рога и копыта.

…Дедал на скромные признания Пасифая в смысле «Во, быка бы мне» сперва реагировал стойко, нордически: мол – вам надо, вы и забирайте. Потом уразумел суть проблемы, но все равно не растерялся и достиг совершенства в выделывании деревянных коров, полых изнутри и снабженных стратегически важными отверстиями (как и что замерялось при изготовлении первой модели – история до нас не донесла). Дедал как раз собирался прототип усовершенствовать, оборудовать встроенной мычалкой, пристроить на место искусственное вымя, приточить искусственный хвост с функцией мухогонялки, но тут Пасифая растоптала добрые стремления мастера словами: «Главное – функциональность!» – влезла в корову, захлопнула крышку и двинула налаживать контакты с объектом обожания. И наладила (хотя у быка оказалось разбитым сердце, и эту проблему пришлось решать уже Гераклу). И родила Минотавра.

…в ответ на все патетические вопли Миноса (которому жена наставила слишком очевидные рога): «КАК?! Как она вообще сумела…?!» – Дедал делал лицо истинного ученого и выдвигал аргументы типа: «Ну, мы же не можем предположить, что там была какая-нибудь искусственная корова, а?» Потом аргументы перешли в плоскость: «Ну, не огорчайся, давай я построю Лабиринт для этого, с рогами?» – и это нашло горячий отклик в сердце царя Крита.

Лабиринт был построен, но жить Дедалу спокойнее не стало, потому что Минос как-то подозрительно косился и что-то такое расспрашивал о методике построения искусственных коров. Безобидные «просто гости» начинали стойко отдавать тюремной баландой. Дедал был Миносом объявлен невыездным, отчего закручинился и решился все-таки отбыть в эмиграцию, но оригинальным способом.

Вопрос «Отчего люди не летают?» витал в воздухе и перерастал в научно-практическую проблему. К решению которой Дедал подошел основательно: набрал перьев, сделал каркасы, закрепил перья воском и нитками… результатом стали четыре крыла – но вовсе не для того, чтобы явить миру четырехкрылую неведомую дедалолеталку. Просто за время заключения на Крите Дедал успел смастерить еще и сына Икара – между делом, от рабыни, естественным путем.

Лучше бы Дедал выстругал себе какую-нибудь античную буратинку. Как известно, на детях гения природа отдыхает. В случае Икара природа взяла длительный академический отпуск, скрутив в сторону Дедала нехилую дулю.

Инструкция по использованию крыльев была максимально проста и в устах Дедала звучала примерно так: «Крыльями мах-мах. За мной лететь. Это воск. Воск под солнцем тает. Высоко не лететь. Потому что тает. Это перья. Перья от воды тяжелеют. Низко не лететь. Там вода. В воде можно утонуть. Потом придет злой дяденька, заберет тебя к еще более злому дяденьке, мертвый будешь – вообще огорчительно».

Икар кивал и улыбался, как девочка в каске, которой на голову упал кирпич. Инструкции канули в Лету все, кроме «Крыльями мах-мах».

Поэтому во время полета Икар, конечно, крыльями махал, но летал по причудливой траекторией, которую греки обозначали как «Гермес после пира у Диониса». А потом и вообще поймал идею: «Ой, а чего б прямо к солнцу не взлететь, человечеству нужен выход в Космос».

Славы Гагарина или даже Белки и Стрелки Икару, натурально, не досталось, ибо лучи Гелиоса как-то внезапно растопили воск. «Ой, воск под солнцем тает, – совершил эпохальное открытие Икар. – Ой, я лечу вниз. О, а крылья от воды тяжелеют, что ли? Буль». Последним эпохальным открытием сына Дедала стало: «Танат знает много нехороших слов».

В это время Дедал спинным мозгом ощутил, что полет проходит слишком спокойно, значит, возможно, кого-то забыли… белые перья, подмигивающие из волн, его теорию подтвердили. Огорченный Дедал опустился на какой-то остров, крылья сломал и заявил, что он так не играет, и вообще, пойдет он искать мирной жизни.

Мирную жизнь Дедал худо-бедно нашел у царя Кокала. Но тут на горизонте опять заявился Минос, нрав которого был уже отягощен сколопендрами и встречей с Тесеем. А потому сделался царь дико мстительным и не прощающим эмиграции никому. Где скрывается Дедал, Минос не знал, потому объявил по Элладе: «Кто проденет нитку в раковину так, чтобы нитка прошла все изгибы и вышла с другой стороны – получит награду». Царь Кокал не понял коварства и возмечтал о награде (ну а что, у мужика там Пасифая и сколопендры, вот Минос и развлекается с раковинами, наверное). А Дедал в благодарность предложил решение (привязать к нитке муравья и запустить в раковину). Но Минос награды за загадку не дал, а наоборот, заявил, что теперь-то он знает, у кого Дедал, поскольку больше так извратиться с муравьем и ниткой в Элладе не способен никто (тут пошло что-то личное, про деревянных коров). Дальше следовало предписание подать Дедала сей же час.

Однако царь Кокал тоже оказался вполне античным типом, поскольку наотрез отказался высылать Дедала курьером и был согласен только на самовывоз. Приехавшему за Дедалом Миносу Кокал заявил, что иди-ка ты в баню, а то с дороги непонятно, царь ты Крита, али эфиоп зловредный. Минос послушно пошел в баню, где дочери Кокала сказали: «Извините, холодную воду у нас отключили». И обдали Миноса кипятком.

В общем, Минос «бух в котел, и там сварился». А Дедал пошел себе изобретать дальше, но зато уже четко знал – отчего люди не летают.

________________________________

Античный форум

Дедал: …и еще я хотел приделать корове вращающиеся рога, плюс язык, выстреливающий на восемь шагов, и да, если оборудовать ее выдвижными шипами на копытах…

Гермес: Зачем?

Дедал: Совершенство не знает границ.

Геракл: Фух. Если бы Критский бык столкнулся с такой коровой – мне бы там с ним труднее пришлось.

Афина: Танат правда знает много нехороших слов?

Танат: Постоянно слышу комментарии своего царя по поводу всего, что происходит на Олимпе. Думаю на досуге составить словарь античной обсценной лексики.

Персефона: С меня приложение со списком особо изобретательных метафор.

Несмотря на то, что античный геройский эпос как будто упорно стремится к концу, нерешенных вопросов остается достаточно много. А именно: плавание Ясона точно обошлось без сложных психических последствий у его участников? А среди этих участников были такие же альтернативно одаре… ну, в смысле, были те, о которых можно написать? А чем там кончилось у Диоскуров? А Орфей еще долго пел, или сразу с «Арго» прыг — и в Аид за Эвридикой? А какие еще герои по античности похаживали и чего они там поделывали?

В общем — в Тартар хронологию и логику заодно! Все-таки о греках пишем…

Ща спою!

Злая гадюка кусила её…

Видимо, утрированный Орфей

— И что бы это нам с ним сделать?

— Голову ему оторвать!

Видимо, утрированные вакханки

У певца Орфея в жизни все было вполне себе шоколадно. Во-первых, учить Геракла пению взялся не он, а его брат Лин (в чем очень скоро раскаялся в Аиде, снимая с головы кифару). Во-вторых, Орфей сплавал на «Арго», и мозги остались на месте. Дальше, Орфей перепел сирен, а это уже чего-нибудь да стоит. В общем, все было у Орфея: слава, сладкоголосость, кифарозвучность и даже красавица жена, так что уже последний Циклоп бы понял, что это просто Ананка-судьба так медленно пытается донести до бочки меда ложку дегтя. Размером с пару пифосов.

Женой у Орфея была нимфа Эвридика, святой целью жизни которой (как у каждой нимфы) было: любить мужа, плести венки и радостно прыгать по лужайке, не особо глядя, на что ж она там прыгает. Последний пункт Эвридику и подвел: после очередного особенно эффектного танцевального па нимфа приземлилась на змею, та не стерпела нимфских килограммов — и привет, помашите Танату. Орфей какое-то время стенал и тосковал, а потом вспомнил, что он, на секундочку герой, пусть и с кифарой, и решил задвинуть сольный концерт в подземном царстве.

Подземное царство от звезды античной эстрады спрятаться не успело.

Первым под раздачу музыки и пения попал Харон, который сперва отказался перевозить в Аид живого и без оплаты. Через некоторое время жалобной сладкозвучности Харон уже махал веслами, как загипнотизированный (положив, таким образом, начало традиции маршруток со встроенным шансоном). За Хароном культурной программой насладились все вокруг, от Цербера и теней до грешников вроде Тантала и Сизифа, а затем и, собственно, подземных Владык со свитой.

Суть проблемы Орфей донес полно, исчерпывающе, со множеством метафор, переливов, обертонов, куплетов и припевов, отчего подземные впали в ступор, прониклись трагизмом и заплакали поголовно (домохозяйкам после сериалов уподобились все! Даже Геката). Аид слушал, склонив голову. Попытки сбежать с этого праздника траура были в корне пресечены Персефоной, которая решила, что лучший носовой платок — грудь супруга в царственном гиматии. Аид стоически дослушал и сходу дал клятву Стиксом, в том смысле, что бери, певец, чего там тебе надо, и хватит нам тут современного искусства, а то уж сильно за душу берет, а мне ж потом всех ЭТИХ успокаивать!

Орфей обрадовался и попросил обратно Эвридику. Не все были в курсе, что Владыка Аид — на самом деле тролль…

Поэтому ма-а-аленькое условие идти перед тенью своей жены обратно к свету и не оборачиваться Орфей принял всерьез только наполовину. На самом-то деле он вознамерился накинуться на Эвридику с объятиями уже как увидел, но проводник-Гермес акт возможной тенефилии строго пресек и развернул героя в направлении выхода. Да-да, и без песен, пожалуйста.

Как выяснилось, Орфею без песен нельзя. У Орфея без песен резко заводились мысли. Например: «А есть ли там Эвридика?» Мыслей с приближением выхода становилось все больше, шея начинала подозрительно выворачиваться в обратном направлении… В общем, выяснилось, что: Эвридика — есть, но недолго; Владыка — таки тролль; Орфей — олень, основательный и метафорический.

Тяжелая метафора и вторичная потеря жены опять повергла Орфея в горе и страдания, но подземные почему-то на песни больше не велись и при этом подозрительно пахли из ушей пчелиным воском.

С горя Орфей ушел в родную Фракию и решил больше не жениться. А потому начал активно любить юношей, но не в высокодуховном смысле (оригинальный выход, о котором почему-то молчат аэды). Юноши немного подумали, решили что —а, Тартар с ним, с высокодуховным, — и тоже начали активно любить всех своего пола, кто не успел увернуться.

Женщины Фракии с горя заделались вакханками, потому что запить же от такого можно (и потому что вакханки умели раздирать на куски мужчин) и начали поговаривать, что хорошо бы за такое дело Орфею кое-что оторвать.

Фракийки сказали — фракийки сделали. Правда, в горячке разборок толпа вакханок малость перепутала и оторвала Орфею голову. После чего все пошло своим чередом: вакханки — объяснять мужьям, кого надо любить, природа и нимфы — скорбеть по смерти Орфея, голова — на остров Лесбос, кифара — на небо… А Орфей — по прежнему маршруту, обретать супругу в подземном царстве и радостно вещать «Ну вот, теперь мы неразлучны, а я ж был тебе так верен, ты знаешь?!»

___________________________________

Античный форум

Гермес: Ходят упорные слухи о злостных попытках кого-то заказать Орфею «фракийскую плясовую», а потом еще и «частушки о сатирах».

Аид: Репутацию надо подтверждать, бгыгы.

Персефона: Я успела пресечь)

Геракл: Нет, ну все поняли, за что я убил Лина?!

Гипнос: Танат, а ты вообще как прядь ему срезал?! А если б он того… запел?

Танат: Да спасибо вакханкам — обезвредили…

По-братски, или по-честному?

Один из неписанных законов античной мифологии гласит: «Шерше ля Зевс» (потому что в половине случаев проблемы начинаются с него). На этот раз таки проблема началась с поползновений Громовержного в сторону спартанской царицы Леды. Поползновения были активны и привели к рождению Елены (в будущем Прекрасной и Троянской) и Полидевка. Спартанский царь Тиндарей эстафету принял, а потому у Леды родились еще и Кастор с Клитемнестрой.

Бессмертно-смертный братский тандем Полидевка и Кастора получился героическим во всех смыслах: Полидевк был кулачным бойцом, Кастор – колесничим, так что стратегия «даем кулаком в морду и – нас не догоняяяят!» была какое-то время очень популярна в Спарте и окрестностях.

Но – плох дуэт, который не хочет стать квартетом, так что братья крепко задружились со своими двоюродными – Идасом и Линкеем. Линкей видел через несколько археологических слоев, Идас в эти самые слои укладывал противников, так что компания усилила пробивные возможности и обзавелась устройством наведения. О чем очень скоро узнали все, на кого братья устраивали набеги. В общем, родственники как-то даже не по-гречески любили друг друга, но тут в дело влезла вторая причина античных проблем, и все наконец стало по-гречески.

Второй неписанный закон мифологии гласит: «Нет Зевса – ищите говядину». Зевс в наш рассказ уже приходил, поэтому, как бы…

Угнанное из Аркадии стадо должен был делить на всех Идас, который быстро ощутил всеми фибрами души любовь к мясному и молочному, а потому заявил, что, мол, считать я не умею, а потому давайте-ка впустим сюда дух честных состязаний. Вот бык, вот я его делю на четыре части, кто съест свою часть первым – забирает одну половину, вторым – вторую половину, бронзовой медали нет, приза зрительских симпатий – тоже. Да, нет? Начали!

Кастор и Полидевк еще только соображали, как можно, собственно, впихнуть невпихуемое и умять неуминаемое (опять же, не так уж и проголодались) – как тут со стороны кузенов раздалось громкое «ОМНОМНОМ». А потом Идас резюмировал: «Мои глисты – мое богатство!» - похлопал себя по животу и помог доглодать Линкею последнюю косточку.

Крепкая дружба не вынесла испытанием говядиной, Кастор и Полидевк впали в гнев («Предупреждать надо, что твоим глистам Тифон дорогу уступает!»), а потому решили отнять у кузенов нажитое нечестным обжираловом.

Но немного разогнались и угнали не только то самое стадо, но и часть стада Идаса и Линкея, а еще почему-то невест Идаса и Линкея (то ли так разогнались, то ли внешность у невест была уж очень характерная).

После чего братья внезапно поняли, что Идасу и Линкею-то, наверное, такой оборот дела не понравится. И спрятались, на секундочку, в дупле (аэды не указывают, с трофеями или без). Мол, они ка-ак пойдут мимо, а мы ка-а-ак выпрыгнем, ух, полетят клочки по закоулочкам!

Но остроглазому Линкею две пары глаз, моргающие из дупла и постоянное бормотание «Мы в домике, мы в домике» показались подозрительными, потому он шепнул своему брату, что «Это какие-то неправильные пчелы», Идас метнул копье – в дупле стало на смертную часть дуэта меньше.

После чего из дупла вылез расстроенный смертью брата Полидевк, и тут все поняли, что лучше бы в дупле правда пчелы были, что ли…

Последовал грациозный забег родственных душ, после чего в компании стало меньше еще и на Линкея. Полидевк собирался уже объяснить Идасу политику «а вот не надо неправильно делить стада и убивать чужих братьев», но тут вмешалась первопричина проблем. Нет, не говядина. Зевс. С молнией.

Молнией Зевс от широкой души испепелил труп Линкея и Идаса заодно. После чего Полидевк вернулся к трупу брата и начал рыдать, тосковать и не хотеть жить на светлом Олимпе.

Зато предложение Зевса жить один день с братом в Аиде, а другой – на Олимпе было принято на ура. Опять же – братство, дружба, возможность потроллить кой-кого испепеленного… В общем, победили родственные чувства.

_____________________________

Античный форум

Посейдон: Это они так… с родственниками?! Да как так можно-то?!

Афина: Вообще не понимаю.

Арес: Ага, у нас вот все… гладко. С родственниками.

Дионис: Никаких распрей.

Гера: С кого эти смертные пример берут, вообще непонятно.

Зевс: Хоть ты учи их нормальным родственным отношениям.

Аид: А вы сейчас точно о нашем пантеоне?

Шоу соловьев и немного удодов

Иногда интересно бывает вообразить, как на Олимпе наблюдают за тем, что разворачивается внизу, то есть, у смертных. Потому как если на самом Олимпе к подобию вечной «Санта-Барбары» (ну, подумаешь, Зевс и Гера опять ссорятся…) уже как-то даже и привыкли – то смертные все же умеют время от времени отчебучивать что-то такое… вгоняющее богов в непонятку. Поэтому есть подозрения, что просмотры иногда проходят семейно, с зажевыванием амброзии и громкими комментариями женской части аудитории.

Историю Прокны и Филомелы с Олимпа явно наблюдали, как хороший такой, годный античный триллер. Несмотря на то, что завязка была вполне себе банальной: с войны. Воевал Пандион, царь Афин, с варварами, у которых к Афинам были смутные, но серьезные претензии. В тот момент, когда Пандион, окинув взглядом варварское войско, уже прикидывал, а не воззвать ли к Аиду (может, скопом похорониться будет дешевле?) – ему на помощь как-то вдруг пришел царь Фракии Терей (который сам был варваром, а потому его мотивация выглядела как-то так: «Ну, мы тут шли, а эти на дороге, начали их бить, увлеклись малость… о, так это мы вас спасли?!»). Обрадованный царь быстро отдал спасителю в жены дочь Прокну, и еще пять лет олимпийцы могли смирно жевать себе нектар и возмущаться семейной идиллией: опять же, сын родился, опять же, супруги не ссорятся…

Но тут Прокна стала скучать по сестре и очень просить мужа за этой самой сестрой еще раз съездить в Афины (ну, и если там по дороге варвары… ну, ты понимаешь дорогой). Терей отпираться не стал, доехал до Афин, увидел Филомелу и понял, что либо он как-то не так спас Афины, либо самую красивую сестру Пандарей приберегал для каких-то других спасителей.

Мотивация вышла на новый уровень: пантомима на тему «Вот этак и еще вот этак Прокна скучает без Филомелы» могла бы заставить возрыдать Таната. Пандарей сдался почти что без боя и отпустил зятя и дочку с наставлениями побыстрее приплывать назад. Олимпийцы заняли места и разобрали амброзию.

По пути Терей немного поразмышлял и понял, что не-а, совесть не томит, этика не мешает. Поэтому конечным пунктом экспедиции стал не царский дворец, а хижина пастуха (далее обширный эпизод вырезан из-за высокого рейтинга и нецензурных комментариев олимпийцев). Некоторые аэды робко утверждают, что, мол, Филомела онемела от стыда. Судя по всему, имела место все же другая версия: Филомела принялась так активно пилить родственника за содеянное, что он устал внимать шекспировским монологам, еще раз вопросил свою совесть – не против, да? – взялся за меч и вырезал свояченице язык.

После чего на всякий случай сказал жене, что, мол, какое горе, Филомела умерла, я весь скорблю (олимпийки на этом моменте дружно ахнули, а олимпийцы начали понемногу делать ставки на развязку).

Свои коварные преступные замыслы Терей лелеял без учета нрава Филомелы и того, что упорство лечится не избавлением от языка. Оставшись одна, Филомела села за ткацкий станок и наткала таких античных комиксов, что «Марвел» суициднет, только посмотрев. А затем послала ткань сестре.

Дальше события начали нарастать с такой скоростью, что олимпийцам некогда было отлучаться от просмотра. Раз – Прокна развернула мангу авторства Филомелы, выяснила, кто, как и что, схватилась за сердце и начала лелеять жуткие планы. Два – в праздник Диониса, когда все бегают по лесам, Прокна тоже побегала по лесам и освободила сестру. Три – сестры начали уже вместе лелеять жуткие планы, причем почему-то выпиливание Терея (или удаление у него некоторых деталей, можно даже не языка) было как-то не принято как проект.

Когда мозговой штурм зашел в тупик («Что-что мы с ним сделаем, сестра моя? Медленнее покажи») – к Прокне подошел ее сын Итис. Похожий на отца. Для полноты картины не хватало лампочки, загоревшейся над головой счастливой мамаши (с надписью «Роскошная идея!»)

Во время следующего эпизода выяснилось, что совесть у Прокны как-то тоже не возражает, что Прокна что-то слышала про Тантала и что олимпийцы могут давиться с комментариями «Ну нафиг, нас отец хотя бы не резал перед тем, как жрать!»

В общем, когда Терей вернулся, начал кушать и нахваливать, а потом захотел увидеть сына – Прокна его обрадовала тем, что он теперь еще и каннибал. А, да дорогой, а это Филомела, та самая. Да, это она в тебя голову твоего сына швырнула. Как, хвататься за меч, а нас-то за что?!

Очень может быть, что Зевс в этот момент хотел сообщить Терею, какое он нехорошее античное кю, но поперхнулся амброзией и превратил царя в удода. И уж вообще тайной покрыто, что он там хотел сказать о Прокне и Филомеле. Но эти двое стали ласточкой и соловьем.

_________________________

Античный форум

Зевс: Я просто кашлял… булькал… ну, ругался немного… И вообще, что там смертные всякую муть крутят, мне бы чего-нибудь позитивного…

Посейдон: На Лесбосе нимфы гуляют, зацени.

Афина: Жутко вредное зрелище на самом деле. Очень даже чревато.

Зевс: Чем? О_О

Гера: Сотрясением, переломами…