steeless

46. Постирушные многоходовки

Пока Телемах в компании Афины ездил узнавать о папке к Менелаю да Нестору, пока женихи стоически подъедали оставшееся имущество Одиссея, пока, наконец, Пенелопа выдумывала — каким бы еще способом затроллить женихов на следующие десять лет — Одиссей плавал по бурному морю, как… в общем, как Одиссей.
Изображая живность странную, морскую, плавучую, Одиссей с плотом очень утомились. Потому когда под ногами наконец оказалась земля Феакии, плот быстренько свалил подальше, а Одиссей стоически закопался в кучу листьев и опочил так громко, что Афина осознала сполна: на героя надежда малая, придется действовать самой.
Потому пошла она во дворец царя Феакии Алкиноя и явилась во сне к его дочери Навсикае с четким сигналом: «Восстань и постирай! Ибо скоро свадьба, а у вас тут одежда, понимаешь…» — тут знамение принялось хвататься за горло, закатывать глаза и показывать, что хитоны небелоснежны, а пеплосы неароматны.
Мотивирующий пендель в духе «тетя Афя приехала» был столь силен, что царевна с утра пораньше подкараулила отца и принялась вещать:— Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, неумытый поросенок… То есть, у нас же тут весь дворец в грязной одежде, а ну-ка дайте мне воз и мулов, я тут одна об одежде забочусь!
«Ух ты, заботливая моя, — умиленно подумал царь, посматривая на свой последний трехдневный хитон. — Ну, хоть перед свадьбой на нее накатило!» И приказал снарядить дочке мулов-повозку-рабынь-еды-благовонного масла. Ах, да. Не забыть грязной одежды. И трамбовать поплотнее, и никаких «А может, еще пару возов запрячь?!»
Античная стиральная машина была приведена в действие, собственно, как раз на берегу, где все еще громко опочивал Одиссей. При этом царевна и рабыни сперва громко стирали, потом перекусывали, а потом играли в мяч. Одиссей продолжал изображать мирного контуженного сурка под кучей листьев. Афина нарезала круги, почесывала шлем копьем и бормотала, что вот, такая многоходовка пропадает, вот чтоб этого Гипноса, как будить-то? Осторожные потыкивания копьем в кучу листьев Одиссей игнорировал, бормотал, что «еще пять минуточек, мне ко второму бою» и продолжал громко опочивать.
Но Афина не зря считалась богиней мудрости и сходу породила античный будильник. Когда мяч полетел в ее сторону, Совоокая в прыжке выполнила безупречный волейбольный пас в сторону моря.
Картина «Навсикая громко плачет, уронила в море мячик» резко оказалась помноженной на количество и темперамент античных дев. От поднявшегося визга где-то вдалеке обзавидовался Пан, рухнул в обморок трепетный Аполлон и поставил себе фингал своим же пестиком Гипнос. Одиссей подскочил сразу в положение стоя, потом посмотрел на себя и подскочил еще раз, потому что выяснилось, что наряд его составляют в основном листья (нет, не фиговые и нет, они были повсюду). Рассудив, что спать ему все равно не дадут, Одиссей дополнил гардероб из тины и листьев еще и ветками и явился перед царевной и рабынями, отчаянно продолжая отыгрывать «чудо морское».
Вопль рабынь приобрел насыщенность и плавно начал уходить в ультразвук. Сами рабыни экстренно эвакуировались в разные стороны. Оставив при этом на берегу Навсикаю, которой Афина коварно шептала в ухо «Ты видела сегодня все грязные хитоны своей родни, ты уже ничего не боишься».
Одиссей же приступил к привычному нейролингвистическому программированию с элементами манипуляций.— О, прекрасная дева, ты случайно не богиня Артемида? (манипуляция — лесть) О, как же должны быть счастливы твои родители (еще немного лести никогда не повредит). Ой, я таки видел такую же стройную пальму, но только одну и только у алтаря Аполлона (расчет на то, что жертва услышит слово «стройная» и не заметит, что ее сравнили с деревом). Ой, я такой несчастный, двадцать дней носился по морю! (давим на жалость). Ой, дай мне хоть кусок материи, а за это пусть боги исполнят все твои пожелания и дадут тебе счастливый брак!
Навсикая заслушалась, манипуляции оценила восклицанием: «Да я вижу, что ты мудр!» и согнала обратно рабынь. Одиссей помылся, обмазался благовонным маслом, а Афина на сей раз исполнила роль косметолога и наградила его красотой. Отчего царевна окончательно прониклась к Одиссею расположением, дала ему еды и вина и обещала проводить в город.В стороне стояла Афина, хмуро бормоча: «…являться в снах, кидаться мячиками, наделять красотой… что еще делать придется?»

Античный форум:
Арес: Я не хуже нее могу являться в снах! И начинать стирки! Появляешься –и «Пач-ч-чиму казарма не вымыта, доспехи не чищены, хитоны не подшиты?! Десять нарядов вне очереди!»Гермес: А как насчет наделять красотой?Арес: Легко! Шрамы украшают мужчину — налетай, кому красоты нахаляву!Гермес покинул форум.Все покинули форум.Арес: …ну, и еще Афродита как-то рассказывала, как румяна накладывать.

47. Дедукция, слезы и каменюки
У городских ворот Навсикая насторожилась, мигом учуяла призывы своей няньки: «У-у-у-ужин!» — и бодро рванула трапезничать, помахав Одиссею ручкой. Где-то в стороне тихо вздохнула Афина, у которой намечался насыщенный день. Делать Афине пришлось, натурально, многое. Для начала – выступить в качестве стелс-технологии и укутать героя в темное облако. Потому что ну мало ли, оскорбит кто-нибудь, а Одиссей – парень горячий и склонный к внезапным многоходовкам, и вообще, а если он заговорит – что потом с населением-то делать?
Но свободно дрейфовать в стиле «Я тучка-тучка-тучка, совсем не Одиссей» герою тоже не дали, потому что Афина еще и вышла к нему навстречу в качестве местной жительницы и по совместительству навигатора и гида. Богиня провела герою краткую бесплатную экскурсию по городу, осчастливила советом падать в ноги царице Арете – и удалилась осваивать новые профессии (с Одиссеем ей явно грозил рекорд по этому делу). Одиссей же в точном соответствии с советами под дымовой завесой прошел весь дворец царя Алкиноя, поумилялся на богатства, после чего кинулся в ноги царице.
«Ахалай-махалай!» — сказала Афина, осваивая на время профессию фокусника и убирая дым. «Ну, нифига!» — сказали феакийцы, которые в подробностях наблюдали, как к ногам царицы сначала плывет неопознанная тучка, а потом она же превращается в неопознанного мужика.— А-а-а-а-а-а, сами мы не местные, на проезд не хвата-а-а-а-аить!» — явил свою вокальную мощь Одиссей. После чего, повалявшись у ног пораженной царицы, уселся на пепел очага. «Наверное, Зевс», — сокрушенно подумал царь Алкиной. Потому что: раз – тучка, два – пришел в виде странника, три – сразу как-то поближе к царице… ну, и уровень неадеквата вполне соответствует.
Понятное дело, что новоявленного Громовержца тут же стали всячески ублажать, сажать рядом с царем, поить вином и звать на богатый пир. Одиссей так расчувствовался, что в кои-то веки прибег к невиданному. К честности – это потому что «да нет, вы ошиблись, я не небожитель, а тучка… ну, это так, для красоты просто». И к скромности – это потому что «да я просто бедный странник», «да меня тут нимфа в заточении держала» и «имени я вам все равно не скажу».«Не Зевс», — облегченно вздохнул Алкиной и тут же пообещал доставить Одиссея на родину. Но сначала-то, конечно, нужно собрать собрание, ну, а потом пир…«Учиться, учиться и еще раз учиться», — хмуро подумала в уголке Афина, предвкушая следующий день.
И первым делом с утра освоила специальность глашатая, притащив на собрание решительно всех. Потом переквалифицировалась в косметолога и наделила Одиссея такой красотой и могутностью, что пораженные феакийцы дружно сказали: «Вах, красивый, такого и на родину вернуть не жаль».
А потом античные граждане перешли в свое привычное состояние: «пиры, состязания, сварки». На пиру, понятное дело, пели песни о Трое, от которых из Одиссея начали течь слезы со страшной силой. Отчего он страшно смутился и сунул голову под плащ. Остальные пирующие молча пожали плечами – мол, мало ли, какая традиция. Зато царь Алкиной был воистину Шерлоком своего времени и наметил тенденцию: песня о Трое – из чужеземца льются слезы, другая песня – не льются, опять о Трое – льются… «Наверное, это неспроста», — призвав на помощь дедукцию, заключил Алкиной. И предложил пойти да и поглядеть на соревнования (потому что пировать под периодические всхлипывания из-под плаща – это все же нужно иметь стальные нервы).
Пока шли соревнования, Одиссей помнил о своей нежной, ранимой душе и печалился о родине – словом, выглядел кем-то, за чей счет можно самоутверждаться. Местный атлет Эвриал счел это каким-то знаком небес и через царевича Лаодама послал запрос – не желает ли могучий незнакомец, так сказать, немного размяться? «Неть», —нежно и ранимо ответил Одиссей и погрузился в хтонь и депрессию.
— Муа-ха-ха! — сказал могучий Эвриал и начал самоутверждаться, рассказывая, что Одиссею с молодыми не равняться, да вообще, он, наверное, купец. «Таки продать ему что ли метательный диск? – подумал Одиссей, который в принципе был за всякую деловую движуху. – Нет, надо показать что-то из подвигов, которые в Трое. Что ж я там делал в Трое? Трындел, бил людей скипетром, опять трындел, ходил в разведку с Диомедом, подкладывал золото бывшему другу, потом еще трындел, пировал с Ахиллом… так, а в бою? Тьфу ты – разберешься там в бою: Ахилл бешеный, Менелай кричит о Елене, все почему-то камнями кидаются… О! Камнями!! Кидаются!!!»
На этом месте Одиссей подхватил каменюку и тренированной рукой отпустил ее в сторону горизонта. Пролет каменюки был шикарен, долог и навевал нехорошие мысли о допингах. В месте приземления тут же объявилась богиня Афина – на этот раз в виде старца-замерщика – и скучно сообщила, что до такого расстояния броска феакийцам нужно скушать тонны кашки. — Эх, рука-то ослабела, — с покерфейсом сообщил Одиссей. – Ну, а теперь давайте – самоутверждайтесь. Диск, что ли, до того места докиньте. Ну, или давайте я вас всех на соревнования вызову.
— Я, конечно, извиняюсь, но все уже увидели, что ты могуч, — сказал тут царь, прикидывая – сколько его подданных останутся калеками, если выйдут с Одиссеем на кулачках. – И да, в беге ты бы нас все равно не одолел. Эвриал и остальные атлеты феакийцев дружно сглотнули и почувствовали, что в беге их точно никто не одолеет. Особенно если сзади будет бежать Одиссей. После этого мудрый Алкиной быстренько перевел разговор на танцы, всех со всеми помирил, заставил Эвриала подарить Одиссею меч, а остальных – по таланту золота – и пригласил всех опять на пир.
Где у Одиссея, конечно, опять началось неконтролируемое слезоистечение на песне о троянском коне. Тут Алкиной опять включил дедукцию и выдал примерно следующее:— Элементарно, незнакомец! Я вижу, ты постоянно льешь слезы на песнях о Трое. И еще ты прибыл издалека, давно скитаешься, могуч и отлично кидаешься камнями. И да, тут нам Посейдон обещал из-за одного странника порт скалой загородить, так что мы подходим к необратимым выводам… ты, случайно, не Гектор, который уполз и выжил?
— Шо?! – вопросил герой, пораженный заворотами дедукции. – Да я, вообще-то, Одиссей. И да, кстати насчет Трои…И тут Одиссей наконец-то начал заниматься тем, что он умел лучше всего. Трындеть.

Записки из подземки. Аид
Приходил Гермес. Злой и помятый. Жаловался на неопознанные каменюки, сшибающие с крыльев. Бормотал что-то невнятное об Афине – мол, в ее-то возрасте получать дополнительные специальности. Принес новости об Одиссее – того везут на Итаку. Послал Гермеса считать женихов – просто так, на будущее.

Напоминаю, что первая часть "Забавной мифологии" выходит в печати - оформить предзаказ или поддержать проект можно на платформе Улей. Бай (в разделе "Литература". )

45. Тылы прикрыты

Пока Одиссея подходит к концу, взглянем, что творится в конечном пункте, куда так настойчиво стремился Одиссей все десять лет. Сиречь, на Итаке. Помнится, мертвая мать Одиссея выдала многообещающий список: «Верная жена, отошедший от дел отец, буйные женихи, тьфу ты, нет, они не к отцу, они к жене. А, ну да. И еще Телемах». Нужно сказать – тень матери Одиссею вроде как и не наврала. В том смысле, что через сколько-то лет после окончания Троянской войны папа Одиссея действительно восскорбел и удалился от дел. А в дом Одиссея к его жене Пенелопе со всех сторон начали стекаться женихи с настойчивым: «Давай-давай жениться!» Потому что даже самый альтернативно одаренный мореход не будет плыть домой десять лет, а Итака и богатства требуют хозяйской руки, сын Телемах растет без отцовского ремня, да и в целом – непорядок.

Женихи были наглы, знатны, настойчивы и немного напоминали термитов способностью обживаться на новом месте и тем, что жрали гораздо больше, чем приносили в дар. Интеллект женихов находился на термитском же уровне. Ибо они собирались жениться не на ком-то, а на Пенелопе. Жене, на секундочку, Одиссея (тут должен был появиться какой-нибудь античный Гендальф с отчаянными воплями: «Бегите, глупцы!»). Позабыв при этом народные мудрости о том, что подобное притягивается к подобному, и вообще «муж и жена – одна Ехидна».

Надежда на то, что Пенелопа не успела набраться от мужа хитромудрости, стремительно крякнула под пятой реальности.

– А и давайте жениться! – заявила невозмутимая Пенелопа. – Вот только на рынке ноне дефицит свадебных покрывал, так что придется ткать самой. Ну, то есть вы вот подождите немного, пока я его вытку…

Женихи радостно закивали и отправились себе пировать и разорять окрестности дворца. Пенелопа отправилась придавать понятию «немного» качественно новый смысл.С утра она принимала вид лихой и ткачеватый и принималась одержимо творить. С наступлением вечера в Пенелопу вселялся дух перфекционизма, и она начинала распускать то, что натворила, бормоча при этом, что и узор не тот, и вон там еще узелок, и вон тут как-то кривовато.

Перфекционизм Пенелопы был неистощим. Когда случайно протрезвевшие женихи додумались поинтересоваться – сколько она там наткала (по их подсчетам выходило, что покрывалом в принципе уже можно укрыть Итаку, и еще осталось бы на соседние острова) – на ткацком станке так и оставалось несколько сиротливых рядков.

- Но зато они идеальны, - внушительно сказала Пенелопа. – Ну, хотя, наверное, вон тот следует распустить. Что? Таки какая хитрость?! Я просто настойчиво реализую свою мечту об идеальной свадьбе. И да, это вы еще не видели, как я салфетки выбираю.

Глубоко верующие в Зевса и Олимп женихи внезапно перекрестились. Потом узнали, сколько прошло лет, и приготовились перейти в буддизм, потому что «Что это значит – теперь тут еще и Телемах взрослый?!»

А Телемах тем временем действительно подрос и возмужал и принялся негодовать по поводу «ходють тут всякие… пирують и разоряють!» Насмешки женихов и настойчивая маскировка матери под эстонскую ткачиху тоже действовали на нервы. Но тут во время одного из пиров к Телемаху под видом старого друга Одиссея наведалась Афина. Кратко представившись: «Я – Мент», – Афина в принципе отмела все вопросы, выслушала жалобы сынули и посоветовала обратиться к народным массам. Телемах подумал и обратился.

Правда, Ленина на броневике из него все равно не получилось – то ли потому, что он заявился на собрание в компании двух собак, то ли потому, что очень и очень многие женихи таки были богатыми гражданами Итаки. А потому очень и очень многие старцы из народного собрания таки были им родственниками.

Поэтому пламенная речь Телемаха в духе «Граждане! Остановим беспредел женихов!» – была срезана ответным выступлением жениха Антиноя: «Граждане! Остановим тролльство Пенелопы!» Антиной живописал ужасы и страдания жениховских масс в ожидании готовности покрывала («…и вообще, она сказала, что нужно разработать другой дизайн!») – и даже требовал, чтобы Телемах отослал свою мать из дома. Телемах на это ответил решительным отказом («Отослать я могу, но ткать она станет еще медленнее»). «А тогда вообще чего сюда все пришли?!» – разобиделись женихи и распустили народные массы.

Правда, Зевс еще успел потроллить пролетариат знамением в виде дерущихся орлов, а местный птицегадатель тут же возвестил скорое возвращение Одиссея. Но женихи не прониклись и начали высказываться в том духе, что «мы Телемаха не боимся, и птичек тоже не боимся, и Одиссея мы не боимся, и вообще, мы пошли пировать». Воззвания Телемаха к народу на тему «ну, хоть корабль дайте, я отца поеду искать!» остались без ответа. Учитывая способности Одиссея воевать и возвращаться на родину, а его жены ткать – все могли себе представить, на сколько может затянуться недалекое плаванье в исполнении сына этой парочки.

Поэтому раздобыть корабль взялась сама Афина. Благоразумно накинув не образ Мента, а образ самого Телемаха, она таки добыла и корабль, и гребцов, сама взошла на борт теперь уже в образе другого друга Одиссея, Ментора (и да, Мент и Ментор – даже не родственники) и сгенерировала ситуацию «Белеет парус одинокий…»

В таком сопровождении Телемах сплавал сначала в Пилос, к Нестору. Нестор был рад, но про судьбу Одиссея посоветовал спросить у Менелая.

При этом Афина стойко играла в Штирлица, то есть в Ментора, пока Телемах плыл к Нестору, пока Телемах пировал у Нестора, и вообще до самой ночи. И только когда Нестор принялся просить Телемаха «Не уходи, останься на ночь» – Ментор внезапно сказал, что ему нужно срочно с кого-то взыскать долг. После чего обратился в орла и улетел.

– А-э-э-э… – сказал Нестор в след странному крылатому коллектору. – Вот теперь, Телемах, я точно понял, что ты сын Одиссея. Что это было, вообще?!

«Твою ж растак, –с ужасом думал в этот момент Телемах. – Вокруг папы что – такое постоянно творилось?!»В общем, наутро Нестор дал Телемаху даров, колесницу и младшего сына, которого было не жалко, потому что он был Писистрат (хотя вообще-то только по имени).

В такой компании Телемах сгонял к Менелаю. Менелай и Елена тоже были очень рады и дали Телемаху даров. И громко умилялись, что «смотри, как он похож на Одиссея и какой мудрый: таки додумался спросить о папе через десять лет после окончания войны». Про Одиссея Елена и Менелай знали только, что тот томится в плену у нимфы Калипсо. Отчасти выполнивший квест по добыче информации и даров Телемах попрощался и поплыл на родину.

На родине Телемаха ожидала засада женихов, которые решили, что он будет толкать речи с броневика на чужбине и приведет по их души иностранные легионы. Но вышло как-то так, что как раз в это время по направлению к Итаке упорно продвигался Одиссей. И женихов ожидала куда большая засада.

Античный форум:
Арес: То есть, я не понял. Она просто заявила: «Ну, мне тут нужно взыскать долг» – после чего тут же стала орлом! Но где логика и в чем тут мудрость?!Гермес: Ты просто завидуешь тому, чего не можешь постигнуть.Арес: Но логика…Гермес: И мне нужно срочно что-нибудь спереть.Арес: Но в чем…Гермес: Я орё-ё-ё-ё-ёл!!!Гермес покинул форум.Арес: Ага, я понял. Логика в том, что Одиссей так на всех действует…

Напоминаю, что первая часть "Забавной мифологии" выходит в печати - оформить предзаказ или поддержать проект можно на платформе Улей. Бай (в разделе "Литература". )

43. Говядина, ваш выход

И вот тут-то настает момент для того самого поднадоевшего античного двигателя сюжета, который всегда где-нибудь поблизости – просто таится и коварно выжидает до времени, чтобы объявиться в кустах, подобно мычащему, рогатому роялю. Иными словами – куда ж нам без говядины и в этой истории?
Вообще, если почитать мифологию – станет ясно, что не было случая в истории мифов, когда парнокопытные сделали бы смертным что-нибудь приятное и довели бы до чего-нибудь хорошего. Эти твари явно были созданы, чтобы служить античным источником зла. Одиссей, правда, был предупрежден Киркой и Тиресием, что его на пути домой подкарауливают коровы, так что имеется возможность вляпаться. Потому он хотел просто проплыть мимо острова Гелиоса, который замаячил было на горизонте. Но тут Эврилох стал его уговаривать в том смысле, что вот же земля, мы все после стресса, нужен отдых, ночью плыть темно и страшно, и вообще, после Сциллы и Харибды всем нужно остановиться и просушить хитоны.
Одиссей сушить хитоны разрешил, а насчет быков Гелиоса взял с товарищей страшную клятву: рогатых не трогать. Товарищи, прослушав все пламенные речи на тему «Быки – зло! Говядина – зло! Они просто скрывают свою сущность!», впечатлились и пообещали сделать вид, что ничего мычащего в окрестностях вообще нет. И были честны, потому что были сыты. Но тут в сюжет вступил главный синоптик Эллады. Зевс явно проснулся в настроении: «Непогода нынче в моде, непогода, непогода…» и расщедрился на ужасную бурю. И на ветра в противоположную от Итаки сторону. А потом как-то забыл отменить изменения, и ситуация подвисла на месяц.
За месяц сидения на острове в компании остатков продовольствия и продуктов рыбалки настроения команды Одиссея малость изменились. Вместо крепкого «Нет-нет, мы в упор не видим никаких быков» на смену пришло не менее крепкое: «О, вокруг нас – халявная тушёнка! А… какая клятва?» Одиссея спасали мотивирующие беседы о пользе диет и о «жить, чтобы есть, а не наоборот». А также постоянное присутствие и прокачанная способность бросать укоризненные взгляды на каждого, кто заикнется, что вот, мясца бы.
Очень возможно, что еще через месяц в присутствии Одиссея вся его команда стала стойкими праноедами, солнцеедами и уж как минимум – веганами, но тут хитромудрый решил уединиться для беседы с богами подальше от всех остальных. И так устал от собственного пламенного монолога (икалось на Олимпе всем!), что заснул там же, где молился.
А тем временем в стане Одиссея назревали коварные говядоедские настроения. «Братья! – разорялся Эврилох. – Полцарства за шашлык! Да неужто Гелиос не поймет? Да мы ему потом сто таких быков в жертву принесем! И храм построим! И вообще – лучше помереть от божеского гнева, чем жить веганом!»
– А что, – задумались эллины. – Эврилох же дурного не скажет! В общем, пробуждение Одиссея было встречено теплым запахом шашлыка, дружным чавканьем и приглашением присоединяться. В ответ на закономерный вопрос: а вскую ли? – команда успокоила царя тем, что сообщила: – Да не волнуйся, мы самых лучших выбрали. О, и с богами тоже поделились – видишь, жертву им устроили…
Одиссей икнул, выдал бессмертную фразу, которую после неосознанно продублирует министр Лавров, и печально осел на землю в ожидании грядущего трындеца. Трындец тем временем сначала подкрался к Олимпу: мирный сон Зевса был нарушен воплем оскорбленного Гелиоса: «Моя говядина!» А затем бог солнца принялся рыдать Громовержцу в жилетку и рассказывать, как его обидели и оскорбили, и он вообще уйдет в угол и будет там сидеть, и спустится в царство Аида и вообще никогда не будет светить богам и людям… Громовержец сопереживал, гладил Гелиоса по головке, обещал ему разбить молнией корабль нехорошего Одиссея и показать всем вотпрямщас.
Но для начала боги таки послали зловещее знамение: шкуры быков задвигались, а мясо замычало. – Ух ты, – сказали на это эллины. – Теперь мы будем жрать и плакать, жрать и плакать… И плакали целых шесть дней, попутно не забывая истреблять быков Гелиоса и заедать слезы раскаяния мычащим мясом.
А потом Зевс выдал наконец попутный ветер и эллины радостно собрались в путь и отплыли от острова (что было большой ошибкой). Тут же Громовержец потер руки и начал злостное отмщение за поруганную говядину: ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии сверкали. В конце концов корабль и правда разбило молнией, а в живых остался только Одиссей, изрядно познавший дзен после шести дней наблюдения за тем, как спутники наедаются мычащими шашлыками.
На подручных обломках от корабля Одиссей продолжил путешествие – правда, уже обратно в сторону Харибды, которая как раз всасывала море. Так что вскоре с Олимпа можно было наблюдать примерно такую картину. Харибда засасывает обломки и море. Над Харибдой свисает случайная смоковница. На ветвях смоковницы, меланхолично напевая «Меня засосала опасная Харибда» болтается новая смоква в виде хитромудрого царя Итаки.
Возможно, нервы олимпийцев рано или поздно были бы убиты этой психоделикой напрочь, но первой не выдержала Харибда. У бедной твари случилась грандиозная отрыжца обломками корабля. На которые гордым коршуном сверху спикировал Одиссей. И поплыл себе дальше. И даже Сцилла на него после такого не покусилась.

Записки из подземки. Аид.
Приходил Гелиос, просился на жительство. Нес что-то о моральной травме и утраченной говядине. Предложил ему на выбор несколько профессий: пытать светом пленников, служить маяком, в стигийских болотах, обустроить постоянный пляж на берегу Стикса для всех подземных жителей. Обозвал меня бесчувственным, ушел. И это ведь я ему еще насчет главной люстры дворца ничего не озвучил.

44. Пара слов об ужасных заточениях

Если как следует присмотреться к странствиям Одиссея, то можно обнаружить разумное чередование того, что называется пирами, и того, что называется трындецом. Судите сами: попали к киконам – трындец, потом попали к лотофагам – пиры, потом попали к Полифему – трындец, потом угодили к Кирке – пиры целый год, потом съездили в мир Аида… ну, и так далее. Поскольку последнее приключение с потерей всей команды и гимнастическими трюками над Харибдой можно было смело относить к числу особо серьезных трындецов – где-то неподалеку Одиссея ждала очень большая компенсация. К ней царь Итаки и погреб себе бодро на обломках. И догреб до нимфы Калипсо, которая была еще и немного волшебница. «Мужик», – волшебным чутьём определила нимфа, выволакивая Одиссея из воды.
«Компенсация», – вяло подумал Одиссей, у которого на ништяки чутье было куда более волшебным. А дальше, согласно аэдам древности, имело место что-то вроде «Одиссей, сдавайся!» – «Эллины не сдаются!» – после чего Калипсо взяла царя Итаки в плен. На семь лет. То есть, вот да. Все помнят, что Одиссей десять лет провел в трудных и невероятно опасных странствиях? Так вот, СЕМЬ трудных и опасных лет из десяти хитромудрый провел на острове Калипсо. Причем, если верить аэдам, все это время он исключительно стенал, звал ночами в бреду Пенелопу и порываться кинуться в море, как Катерина из «Грозы» – в Волгу. А его разговоры с Калипсо начинались исключительно с «Отпусти ты меня на Итаку!» На что злобная волшебница якобы отвечала, что ишь, мол, чего удумал, я тут, можно сказать, сижу как античный Робинзон, так что будь добр и отыгрывай античного Пятницу.
Но мы-то, зная Одиссея, можем предположить, что на самом деле Калипсо уже через год готова была отправить страдальца на Итаку волшебным пинком. Но раз уж Ананка-судьба подкинула компенсацию по системе «всё включено и нимфа в придачу…»
– А давай домой? – печально спрашивала Калипсо после первого года. – Ой, какой я весь травмированный после Харибды! – стонал Одиссей, подливая себе вина. – Итака, – коварно соблазняла Калипсо на третий год. – Овцы, скалы, родина. – Ах, не удерживай же меня вдали от милой земли! – рыдал Одиссей, вцепившись конечностями в ближайшее дерево так, что оторвать его не было никакой возможности.
– Пенелопа и Телемах? – отчаивалась Калипсо на пятый год. – Куча воинственных женихов, - бормотал себе под нос Одиссей. – А, то есть, о, я весь скорблю, прекрати удерживать меня, могучая колдунья! – …но там разграбляют твое имущество, – выдохнула отчаявшаяся Калипсо на седьмой год – и присела от воинственного вопля: – Одиссей крушить! Пусти, кому сказал, вплавь доберусь!
А тут как раз подоспела тяжелая артиллерия в виде Гермеса с Олимпа – уговаривать Калипсо отпустить страдальца, а то тут, понимаешь, продолжение любимого олимпийского сериала на семь лет зависло. Калипсо встретила Гермеса с умеренной безнадежностью и начала бормотать что-то о том, что вот, она вот уже не против оставить Одиссея у себя насовсем и даровать ему бессмертие… Но после категоричного гермесовского «Се есть приказ Зевса!» – откозыряла, сказала, что, мол, «Яволь, мой Психопомп!», после чего печальной танцующей походкой пошла искать Одиссея. И нашла его на берегу, вздыхающим и пялящим очи в море, за которым находились злобные женихи, расхищаемое имущество, Пенелопа и Телемах. И пояснила, что так и так, вышла тебе амнистия, ты больше не мой Пятница, приказ Зевса, муахаха, в смысле, ой, а я-то так хотела, чтобы ты и дольше погостил. Но дольше никак нельзя, так что вот топор, строй себе плавсредство.
– Ага, сейчас, – ответил безутешный Одиссей. – В плоту на открытое море. Не надобно нам славы античных конюховых! Ну, вот если ты только дашь мне клятву Стиксом, что не хочешь моей гибели… Калипсо дала клятву, дала Одиссею провиант и уже собиралась было взяться за топор, чтобы сколотить плот самостоятельно, но тут хитромудрый все же соорудил плавсредство, помахал на память ручкой и отплыл себе спасать имущество и честь семьи. Впереди вздымались волны. На берегу грустно вприсядку плясала нимфа Калипсо. Одиссея подходила к концу.

Записки из подземки. Аид

Прилетал Гипнос. Жаловался на какую-то нимфу – мол, на нее не действует его настой. Сколько ни кропил – а она так и вскакивает посреди ночи с криками ужаса: «А вдруг он пригребёт обратно?!»

41. А давайте немного ванговать

Почему-то новости в духе «А сейчас мы быстренько сплаваем к Аиду и обратно» не нашли в рядах спутников Одиссея горячего душевного отклика. Пояснения типа «Ну, мне позарез нужно поболтать с Тиресием» укрепили в эллинах горячее желание напиться чародейского вина и прохрюкать свою оставшуюся экзистенцию в хлеве у Кирки. Но Кирка, бормоча что-то вроде «Да как бы с вами так попрощаться, чтобы уж надежно?» наколдовала Одиссею и Ко попутный ветер в корму. Так что плыть в Аид все-таки пришлось.
Нужно сказать, что к походам в Аид герои обычно относились тщательно и ответственно: приносили жертвы, брали с собой кифару (Орфей), друга (Тесей) или дубину, лук, шкуру, Афину, Гермеса (Геракл, который пошел в Аид во всеоружии). Потому что, как ни крути, нужно же миновать заградительные кордоны из корыстных и злобных Харона и Цербера, а потом не быть раскатанными случайной карой Сизифа или мимоходом не сожранными кем-нибудь из аборигенов.
Одиссей, отягощенный оригинальностью мышления, в Аид вообще не пошел. Он, фигурально выражаясь, сел на пороге и начал копать ямку. На пороге – это возле одного из входов в Аид, а ямка-то вот была как раз вполне конкретной: над ней Одиссей принес положенные жертвы, наполнил ямку кровью и уселся ждать чего-нибудь хтонического.
Чего-нибудь хтоническое в виде толпы теней тут же и налетело. Причем, первым явился Эльпенор – это как раз тот, который в нетрезвом виде поиграл в Икара с крыши дворца Кирки. – О, как ты сюда-то шустро, – обрадовался Одиссей. – То есть, конечно, я весь скорблю.
– А я ведь там весь такой непохороненный лежу, – простенал укоризненный Эльпенор. – Ты же меня оплачешь-похоронишь-курган насыплешь? – И поминки закачу, – утешил Одиссей, воображая лицо Кирки, когда он явится со словами «А, мы тут у тебя товарища мертвого забыли, чур – поминки за твой счет». – Так, может, крови? – заикнулась было тень.
– Может, - согласился Одиссей и отогнал Эльпенора мечом. Свою мать, которая явилась после Эльпенора, Одиссей тоже к ямке не подпустил, хотя очень скорбел. А потом и вовсе вошел в раж и начал разгонять остальных теней, покрикивая: «В очередь, сукины дети, в очередь!» Пока перед ним не предстал прорицатель Тиресий. Представ, Тиресий выпил. А выпив, сделался разговорчивым. В том плане, что «значит так, тут на тебя Посейдон за сыночка Полифема сердится, а потому тебе и спутникам нельзя есть быков Гелиоса, а если съедите, то все погибнут, кроме тебя, но вернешься ты через годы и не особо удачно, потому что увидишь женихов Пенелопы, которые расхищают твое имущество, так вот когда ты их истребишь – тебе надо бы пойти куда-нибудь на плече с веслом, и идти, пока у тебя кто-нибудь не спросит про лопату. Ну, а потом все будет нормально, не переживай».
– Сын Посейдона, быки Гелиоса, женихи Пенелопы, лопата, – перечислил Одиссей. – Хм, в ямке-то там точно кровь? – А ты своей маме дай проверить – она и заговорит, – посоветовал прорицатель и отправился себе куда-то прорицать.
Одиссей дал напиться крови теперь уже матери. Тень Антиклеи глотнула и выдала не менее занимательный поток мыслей в духе «Да все нормально, жена тебя ждет, сын пользуется царскими почестями, только твой отец скорбит и чахнет, а я вообще от горя померла. И да, тут со мной пара подружек, они пройдут без очереди?»
И тут, как говорится, поперло. К ямке набежали Алкмена, Леда, Антиопа, Мегара и прочая женская компания. Пока Одиссей решал, что делать с феминами подземного мира, фемины шустро вылакали половину крови и разлетелись. Дав место крайне разобиженному Агамемнону, который стал очень и очень жаловаться на жену: мол, я ей все, что нажито непосильным трудом, а она меня хоп – и убила с любовником. Теперь я мало того, что рогат, так еще и в Аиде – уххх, женщины, сволочной и коварный род… кстати, кто это половину крови у тебя тут вылакал? – Да это… испаряется она быстро, – сказал Одиссей. И Агамемнон убыл, на прощание посоветовав не особо-то верить жене.
По количеству плохих новостей, встреч и предсказаний визит Одиссея начал уже напоминать «Новости на Первом». Прибывший следующим Ахилл заданную линию продолжил, заявив, что жизнь отстой, связи с миром нет никакой, и вообще, давай, рассказывай, как там сынок мой Неоптолем поживает. Одиссей припомнил, как поживает Неоптолем (убивший старика-Приама прямо у алтаря) и заверил, что все в порядке – сын очень достоин отца. Ахилл убыл восвояси переполненный гордостью.
Потом тени героев, желающие новостей и кровушки, пошли густыми косяками – и только в стороне стоял когда-то обиженный Одиссеем Аякс и супил бровь. При попытке замирения тень Аякса насупила бровь еще больше, скрутила фигу и ушла во мрак, так и не пояснив – чего, собственно, приходила.
Дальше же аэды начинают повествовать о странном. Будто бы видел Одиссей судью Миноса, который судит тени, а потом еще Сизифа с Танталом, а потом еще и Геракла (который вообще на Олимпе, но кого это волнует?) И тут уж есть несколько вариантов: - Все перечисленные специально сбежались посмотреть на Одиссея. Сизиф даже камень прикатил, а Тантал с собой речку и деревья взял. Чего не сделаешь, чтобы увидеть хитромудрие во плоти.
- Одиссей встречался с тенями не у входа, а в самом Аиде (некоторые аэды даже указывают место – слияние Коцита, Ахерона, Флегетона). На вопрос – как Одиссей миновал Цербера и Харона – аэды скромно опускают глаза и молчат. Можно предположить, что царь Итаки пробрался в подземный мир, минуя турникеты, партизанскими методами. И совершил небольшую экскурсию без гидов и оплаты оболами за транспорт.
- Эффект от пролитой крови был подобен телевизионному. Главное – вовремя щелкать мечом и командовать «Так, а сейчас хочу на Тития посмотреть. А Гипноса могёшь? А-а-а-а-а, переключи, там Танат! Тьфу, опять Гекату с ее зельями крутят… это что, реклама асфоделей?»
- Одиссей, как человек компанейский, не отставал от теней и пил с ними за компанию. Что – остается тайной. Но разговоры с Гераклом как бы намекают…
В общем, Одиссей сел было на пригорке и хотел посмотреть, чего еще интересного покажут, но тени подняли ужасный гвалт в духе «Вас тут не стояло!» «Да я час назад занимал!» «Я ветеран Троянской, мне без очереди!» Здраво рассудив, что гвалт может дойти и до Владык, а тогда ему могут сделать тактичное замечание Медузой Горгоной – Одиссей ретировался на корабль. Его ждали товарищи, корабль и поминки у многострадальной Кирки.

Античный форум:
Аид: Итого? Приперся в мир, не заплатил, выкопал ямку – спасибо, что не посреди дворца… напоил теней, устроил гвалт. Свалил. Какие выводы?Персефона: Сразу видно, что правнук Гермеса. Аид: Вывод – спасибо, что во дворец визита не нанес, могу представить, что учинил бы. Персефона: Между прочим, аэды пишут, что он боялся, как бы я не выслала за ним голову Медузы Горгоны. Каким способом я должна была ее выслать, позвольте спросить?Геката: Разбег – пинок – результат, что непонятного-то…


42. Свечки в уши – и вперед!

Аэды хранят скорбное молчание по поводу того, что ж там сказала Кирка, когда к ней заявился бодрый Одиссей, приговаривая: «А теперь честным пирком – да за поминочки!» Есть вероятность, она просто схватила лопату и попыталась форсажно захоронить уже многодневно покойного Эльпенора. Намерения были пресечены в корне, Одиссей со товарищи все же как следует отпировали на похоронах друга. После чего гостеприимная Кирка обрисовала им дальнейший маршрут в духе слегка свихнувшегося навигатора: «Нет-нет, напрямик пробки, да и достопримечательности посмотреть надо, так что давайте-ка вы мимо сирен, а потом еще через Сциллу с Харибдой. Да, и вот тебе несколько ценных советов – как самоубиться не полностью. Всё, маршрут построен, начинайте движение. Да, начинайте движение. Пожалуйста, гребите уже куда-нибудь!!»
Эллины с присущим им энтузиазмом погребли и очень скоро догребли до острова сирен. Сирены заслуживают сольного выхода. Аэды утверждают, что они когда-то были спутницами Персефоны. И даже искали ее после похищения, но до подземного мира не докопались, а потому разъяренная Деметра высказалась, что, мол, ну вы все и чудо… в перьях. И действительно обрастила их перьями, создав свою личную поисково-музыкальную бригаду. Правда, Персефону бригада все равно не нашла.
Зато, уже по другим источникам, сирены как-то перепели муз. А поскольку музы были спутницами Аполлона, а Аполлон – натура томная, чувствительная, любящая сдирать кожу с противников… да, музы сирен ощипали. И сделали из перьев головные уборы (возможно, музы просто хотели поиграть в индейцев). Сперва непернатые, потом пернатые, потом ощипанные сирены от такого обращения поселились на рифах, заманивая к себе моряков песнями и потом играясь моряцкими косточками.
– Значит так, ребята, – заявил Одиссей на подходе к зловещему острову. – Нас тут ждет страшное: культурное просвещение музыкой. Поэтому вот вам по свечке в уши: предохраняйте от потрясений свой внутренний мир.
После этого Одиссей тщательно законопатил уши спутников воском и примотался к мачте, потому что сам-то хотел попасть на халявный концерт без билета.Концерт удался в духе «сирены стонут – Одиссей плывёт». Сирены честно перепели весь свой репертуар, от романсов до частушек. Одиссей у мачты порывисто вскрикивал: «Девочки, я сейчас!» – и делал жесты спутникам, чтобы отвязали. Спутники, хмуро размышлявшие над тем, сколько им придется выковыривать воск из ушей (и вообще, с Одиссея станется там пасеки устроить!) жесты командира воспринимали превратно и только связывали его крепче. А сирены оказались мало того, что ощипанными в прошлом, так еще и недооцененными. «Уже и смертные игнорируют», – подумали они и с досады утопились.
Дальнейшее плаванье проходило под жалобы на воск в ушах и умеренно тихие перешептывания: «А там впереди еще какие-то Сцилла и Харибда, что ж он нам теперь и куда понатыкает?»Одиссей же знал, что воск по второму разу не поможет, и вообще, пришло время аттракционов. Харибда представляла собой классический вариант «кошка с пылесосом» и шансов договориться с ней было примерно столько же, сколько с пылелосом. Зато комплектность пастей Сциллы (шесть штук, зато небольшие) наводила на мысль, что уж больше шести человек она точно за раз не утащит. Поэтому Одиссей дал своим спутникам знак плыть «подальше вон от той страшной воронки и поближе… ну, пусть это будет сюрприз».
Сюрприз в виде Сциллы высунулся из пещеры аккурат когда эллины посматривали в сторону Харибды и имели бледный вид. «Дратуте», – застенчиво сказала Сцилла, подкравшись с тыла и зажевывая шестью пастями шесть гребцов.
– Сюрприз, – озвучил явившийся к гребцам вслед за Сциллой Танат. После этого эллины стали иметь еще более бледный вид, но между Сциллой и Харибдой все-таки окончательно проплыли.

Записки из подземки. Персефона
Приходили сирены. Рыдали что-то непонятное, о свечках в ушах, просились на должность. Супруг пристроил возле входа – на случай оповещения, если в гости забредет кто-нибудь с Олимпа. И посоветовал орать погромче. Чувствую, скоро слово «сирена» приобретет новое значение…

Напоминаю, что первая часть "Забавной мифологии" выходит в печати - оформить предзаказ или поддержать проект можно на платформе Улей. Бай (в разделе "Литература". )

39. А он, мятежный, просит бури…

После перформанса с добавлениями бревен в глаз отдельно взятому циклопу Одиссей продолжил отыскивать Итаку методом проб и ошибок, и вскоре нашел. Но опять не Итаку, а плавучий остров Эола (того, который бог ветров). Счастливо и безмятежно жил Эол на своем острове – но тут приплыл к нему Одиссей. Эол поначалу очень обрадовался и целый месяц чествовал путешественника пирами (а Одиссей целый месяц собирался домой, но вспоминал, что забыл рассказать еще вот такую историю про Трою). А потом Одиссей резко вспомнил, что он верный муж, да и вообще, к Пенелопе бы, что ли. А потому пора бы уже плыть, или еще что-нибудь вкусненькое осталось?
– А давай я тебе на родину вернуться помогу, – сказал Эол, полный благородного стремления сплавить гостя быстрее и очень далеко. – Вот я тебе ветров в мешок напихал, только Зефир на свободе оставил, он тебя к Итаке и пригонит.
Одиссей очень обрадовался и от радости не спал десять дней, сидя на мешке с ветрами, как Цербер на косточке, и высматривая Итаку. И таки высмотрел. И от радости все-таки уснул. Как выяснилось, очень зря, потому что спутники Одиссея уже не первый день посматривали на мех и поговаривали, что не будет Хитромудрый вот так на простом мешке сидеть и никому его не показывать, а значит – там злато-серебро, и почему бы его не посмотреть и не пощупать.
Про любопытную Варвару спутники Одиссея, само собой, не слышали. А потому открыли мех и на себе познали, что ощущает кот, когда над ним нависает зев пылесоса. Вырвавшиеся ветры тут же устроили бурю, корабли Одиссея унесло от Итаки, а сам Одиссей даже хотел утопиться, но потом раздумал, ибо вспомнил, что с Посейдоном у него все-таки отношения не очень. По закону абсолютной подляны, корабли приплыли обратно к острову Эола. Который только-только начинал отходить от месяца чествований Одиссея. И совсем не ждал повторного визита с робким: «Ну, мы это, готовы еще попировать, и ветра в мешочек положи на дорожку, пожалуйста».
Тут Эол начал топать ногами, кричать: «Да вы издеваетесь?!» и под конец сказал, что он не будет помогать тем, кого ненавидят боги.
«Ну, насчет богов я как-то не в курсе, а вот насчет товарищей надо задуматься», –подумал Одиссей и поплыл себе дальше.
По статистике (лотофаги-циклоп-Эол) каждый второй заплыв для Одиссея оказывался неудачным. В этот раз статистика оправдала себя с лихвой, потому что корабли пристали к острову лестригонов. Лестригоны были похожи на циклопов, но – увы – с полным комплектом глаз и с мозгами. А потому бревен на всех не хватило, момент с «давайте им нальем» тоже не прошел, и лестригоны перешли сразу к финальной стадии: крушить корабли и есть моряков. И провели эту операцию так успешно, что из двенадцати кораблей у Одиссея остался один.
Но зато, согласно статистике, на следующем острове этому кораблю светила какая-то нереальная удача.

Записки из подземки. Аид
Приходил Посейдон, жаловался на Одиссея – тот обидел сынулю. Спрашивал, не могу ли забрать Одиссея себе. Отказался. Приходил Эол. Жаловался на Одиссея. Тот пировал у него месяц. Со всеми своими двенадцатью кораблями. Спрашивал, не могу ли я забрать Одиссея к себе, чтобы тот не приплыл в третий раз. Оно мне надо?!Приходил Гермес, привел людей с одиннадцати кораблей Одиссея. Все до одного жаловались на Одиссея и умоляли не брать его сюда.Поржал. Сказал, чтобы не волновались, ибо с таким везением Одиссей сюда непременно припрется сам еще при жизни.

40. Закусывать надо!

Статистика – вещь могучая и мудрая, местами пугающая своей неумолимостью. Ну, и против нее, конечно не попрешь. Поэтому навстречу несущейся на него удаче Одиссей вышел во всеоружии: с распахнутыми объятиями и честными глазами, от которых с воплем «Да в Тартар!» шарахнулся бы даже Гермес.
Удача тоже вышла на Одиссея во всеоружии. В виде острова, на котором обретась волшебная Кирка но не в смысле горняцкого инвентаря, а в смысле дочери Гелиоса. Она же Цирцея, она же колдунья. Она же сестра Медеи (да, на секундочку, той самой, которая женоподобное Отелло для Дездемоны-Ясона). То есть, уже на этом моменте понятно, что античная статистика в случае с удачей Одиссея дает какие-то странные сбои в сторону «опять западло».
Но Одиссей об этом не знал, а потому действовал жизнерадостно и дальновидно, в духе героя американского триллера: причалить к неведомому острову – есть; просидеть на нем пару дней, поедая оленей – есть; разделить команду на две части – есть; поставить над второй частью друга с заведомо беспроигрышным именем Эврилох – сделано, ребята! Дальше команде Эврилоха, видимо, стоило пойти в темный подвал под тревожную музыку, но античный сценарий внес свои коррективы. И получилось, что оная команда пошла во дворец Цирцеи под ее звонкое пение (для соблюдения чахлого подобия триллера вокруг похаживали ручные львы и волки). Ну, а во дворце Цирцея пригласила путников испить винца местного разлива. Которое было с соком волшебной травы, а потому давало мгновенный эффект без промежуточных стадий: очень скоро эллины рассматривали свои копыта и недоуменно хрюкали что-то вроде: «Это когда я так успел-то освинячьться, после одной-то чаши?»
После этого Цирцея загнала новоявленную ветчину в хлев, набросала желудей и заявила, что, мол, ребята, извините, но кто как может – тот так и пополняет запасы некошерных продуктов. Тем временем Эврилох, который поборол зов имени и во дворец не пошел, бросился к Одиссею. И пояснил, что, мол, так и так, дело приобретает запах национального украинского продукта, а товарищи уже практически превратились в плачущий, разумный пока что шпик. – Ух ты! – воскликнул хитроумный Одиссей. – Нужно придумать что-нибудь крайне оригинальное.
И в приступе великой мудрости пошел в открытую психологическую атаку, как матросы на зебрах. В роли матроса выступал сам Одиссей – мореплаватель не последний. В роли летающей и обалдевшей зебры выступил явившийся к Одиссею Гермес, слегка полосатый из-за большого следа от ладони на лице.– Ты хоть закусь-то не забудь, – выдал Гермес, сунул Одиссею в руки неопознанный корень, научил обращению с Цирцеей и убыл обратно, бормоча что-то о мудрых планах, от которых на Олимпе все нектаром подавились.
Одиссей же невозмутимо явился к Цирцее. Вино с волшебной травой душевно зажевалось волшебной же корнеплодиной. Жезл Цирцеи на своей макушке и колдовские приговоры в духе: «Будь моей окорочком, пятачком и шпикачком» Одиссей встретил хватанием за меч и проникновенным обещанием:
– Да я тебя сейчас… саму на карбонад! – О нет, это хитроумный Одиссей! – осенило тут Цирцею. – Гермес предсказал мне, что будет, будет тут один, который догадается закусить! Одиссей, я ваша навеки! И вот тут мудрый эллин стал прототипом для советского плаката – того, на котором гражданин гордо отодвигает чарку. Так же гордо Одиссей отодвинул от себя, последовательно: чашу, яства и саму Цирцею. Заявляя, что первым делом – самолеты, то есть, товарищи, ну а девушки – пока что в очередь.
Так что волшебнице пришлось пойти в хлев и намазать свиней волшебной мазью, после которой товарищи Одиссея вернулись в кошерное эллинское состояние и стали даже краше и сильнее, чем до того (благодаря клетчатке, которой так много в желудях). А потом Цирцея вообще начала чествовать Одиссея и всех его спутников пирами, в которых подозрительный Эврилох не принимал участия (и немножко все-таки оправдал свое имя).
Но Одиссей был мало того что мудрым – он был мстительным. И потому пробыл на острове Кирки целый год. Отъедаясь, откармливая команду и изо всех сил живописуя свою любовь к Пенелопе (аэды говорят, что от таких живописаний у Цирцеи будто бы даже родились дети). Наводящие вопросы о попутном ветре не помогали. В конце концов Цирцея не выдержала и выдала, что, дорогой, а не пошел бы ты в подземное царство Аида (стучать три раза, спросить Тиресия, а уж он тебе так скажет, так скажет…).
– А это мысль, – заявил хитромудрый и начал сзывать греков. Греки сзывались очень охотно. Настолько, что один из них даже забыл, что спал на крыше и с маловнятным воплем, поминающим Таната, умение летать и «ой, это не кроватка» с этой самой крыши рухнул, как Бэтмен, не долетевший до Готэма. – Ну, – неловко произнес Одиссей, глядя на тело без пяти минут соратника. – Вроде как и причина для визита есть. А то неудобненько как-то…

Записки из подземки. Аид
Сегодня посреди судов вперся Гипнос и с порога завопил: «Господа, к нам едет Одиссей!» Последовала немая сцена. Персефона уверяет, что этому сюжету жить в веках.

Если честно - уж и не чаяла, и не рассчитывала, как говорится. Но подписчики всё не отписывались, а некоторые особенно сознательные еще и поинтересовались - мол, аффтор часом не собирается со своей "Идиссеей" к нам плыть столько же, сколько, в некотором роде, Одиссей на родину? И тут-то внезапно как проснулась совесть, да как взыграло ретивое, да как посмотрела я на последний пост... И в общем...

Да! И мы наконец-то подошли к этой части! Встречайте сердителя богов и тыкателя в глаз Циклопам! Сосуд хитроумия, коварства и истинно греческой подлючести! Того, кто единолично уделал Троянскую войну, ибо плыл домой на год дольше, чем она продолжалась. Господина Никто, которого совершенно точно нельзя отпускать за хлебушком (ибо принесет сухари). И наконец того, кто совершенно точно знает – куда это он от жены и от детей.

В общем, к нам ме-е-е-едленно, не спеша, с остановочками подползает с моря Одиссей.

37. Побил врагов – пожуй цветочки

Война на всех действует по-разному. Кто-то вскакивает в кошмарах, потому что ему приснился стенающий над пяткой Ахилл; кто-то принимает ванну с бодрящей секирой под конец; у кого-то травматический синдром выражается в желании бить морды.

С Одиссеем случилось последнее – им овладел синдром Геракла, в народе называемый «Всех убью, один останусь». Пиры отгремели, флоты отплыли, а Одиссей на автомате всё крушил и крушил, пока не очнулся в разрушенном городе киконов. «А это, вроде, не Троя? – удивился Одиссей. – А я-то как-то уже и разогрелся. Ну, неудобненько вышло, давайте теперь уже на ужин и домой, а?»

Спутники Одиссея все как один были в глубоком состоянии гераклогорячки («Режь, круши, совершай подвиги, и да, где тут античные гуси, мы их тоже… в общем, побъём»), потому призывов царя не услышали. Тем временем киконы созвали подкрепление и проводили эллинских героев крепкими горячими люлями, после которых Троя начинала вспоминаться как-то даже с ностальгией.

– Минус шесть с каждой лодки, – подсчитал результаты Одиссей уже в море. – Ну что, может, по домам? Доберемся быстренько, легонько…

…после долгой бури, пустынных островов и пути «куда-то туда» корабли ожидаемо пристали «куда-то сюда». А именно – на остров лотофагов.

– Сдается мне, что это не Итака, – меланхолично молвил Одиссей, оглядывая остров, на котором масса странных людей кушала цветочки лотоса и от этого пребывала в непрерывно хорошем настроении. – Но мы поступим хитро и вышлем разведку!

Разведчикам лотофаги незамедлительно предложили «лотоснуть», а потому разведка донесла, что плыть дальше не желает, и вообще, где лотос – там родина, а без лотоса что-то виски ломят, во рту сухость, да и вообще в организме нехорошо что-то.

Одиссей попытался включить «черную» риторику с нейролингвистическим программированием и донести до спутников великое «Наркотикам – нет!»

– Ага ж, – сказали спутники, хрумкая лотосом и на глазах превращаясь в опасную помесь веганов-лотосоедов с античными хиппи.

– И дым отечества нам сладок и приятен, - рискнул Одиссей, но спутники к модерновой поэзии остались глухи.

– Вино на корабле, говорю, осталось, – ударил по больному Хитроумный, добился понимания в глазах и прибег к испытанному средству: «Бздыщ! Бздыщ! Бздыщ! Хватай их, скручивай, привязывай к мачтам, я им покажу, как от воинской службы бегать!»

– Минус ноль, – вздохнул после этого Одиссей, оглядев команду. – Ну ладно, хуже уже не будет.

С Олимпа, где явственно заскучали после окончания Троянской войны, донеслось развеселое «Звучит как вызов!»

Записки из подземки. Персефона

Приходил Арес. Они с Афиной днями и ночами спорят о стратегии Одиссея. Арес при этом просто утверждает, что Одиссей крадется к Итаке в стиле истинного разведчика: медленно, надолго притворяясь мертвым и маскируясь под местного идиота. Афина, как та, кто знает Одиссея лучше, уверяет, что он может уже плыть и совсем не на Итаку. А даже страшно подумать – куда.

Кое-кто на Олимпе на всякий случай пошел окапываться.

38. Моргало выколю!

А баран-то вдруг как оскалит зубы, да ему тоже: «Бяша, бяша…»

Предположительно, история о Полифеме

Отдельные аэды уверяют, что Одиссей плыл на родину методом исключения: заплываем на остров, долго бродим по нему с криками «Пенелопа, Пенелопа, ты где, Пенелопа?!», уверяемся, что Пенелопы нет, делаем вывод, что перед нами не Итака, грузимся на корабль, плывем на следующий остров.

При этом Одиссей, сам хитрый от природы, считал, что Итака (и Пенелопа) может маскироваться где угодно, а потому от своей линии не отступил даже на острове циклопов.

– Там циплопы, – сказали разведчики.

– Пф, – ответил Одиссей, показывая, что выбить себе глаз во имя маскировки, разожраться и поменять общинный строй – сущие пустяки.

– Это логово циклопа, явно же, – сказали недалекие спутники, увидев издалека пещеру, от которой несло хмурой первобытностью.

– Ну, а вдруг там Пенелопа, – усомнился Одиссей, как турист, которому уже показали все, но он-то точно знает, что самое интересненькое от него спрятали. – И вообще, давно я по пещерам-то не ходил! Вот возьму дюжину спутников, вина и еды – и на пикник…

– Но… тут же… логово… циклопа? – уже практически обреченно спросили спутники, которых жизнерадостный Одиссей затащил в пещеру, где повсюду лежали сыры, стояла в ведрах простокваша и витал дух неприятностей.

– Это вы просто жены моей не знаете, – ответил Хитромудрый и сел сервировать пикничок с энтузиазмом Машеньки в гостях у трех медведей.

Роль папы-медведя досталась циклопу Полифему, который как раз явился домой. Роль медведицы и медвежат отыгрывали овцы и козы, которых циклоп загнал в эту же пещеру.

– Кто-кто ел мои сыры и не спал на моей постели? – осведомился одноглазый, свирепый и огромный Полифем, заваливая вход за собой скалой.

– …ты не Пенелопа, – ответил ему из угла голос, полный неизмеримой печали.

После этого фундаментального вывода Одиссей попробовал было включить нейролингвистическое программирование, но тонкие материи не брали Полифема, который головой мог только есть. Потому беседа проходила по схеме:

– Не соблаговолишь ли ты *много красивых речевых оборотов* отпустить нас и вообще быть с нами дружелюбным *еще много красивых речевых оборотов*, ведь Зевс любит гостеприимцев!

– Че?! Какое мне дело, кого любит Зевс? Ты вообще на что намекаешь?

И вообще, беседа напоминала разговор интеллигента с гопником, который допытывается: «А корабли есть? А если найду?»

В ответ на очередную дозу черной риторики циклоп просто начал есть спутников Одиссея, так что тому пришлось закрыть дискуссию.

То есть, закрыть он хотел ее глобально, при помощи меча, когда циклоп заснул. Но мудрость вовремя подсказала, что скала у входа никуда не денется, и придется коротать дни в компании стада овец, трупа циклопа и простокваши. Простоквашу Одиссей не любил, а потому сел выдумывать хитрый план.

Утром Полифем привычно позавтракал спутниками Одиссея, приготовив их полезным народным методом всмятку, а после ушел пасти коз и овец и привел скалу у входа в привычное состояние «Замуровали, демоны». Одиссей с оставшимися спутниками приступил к гениальному: они нашли бревно, обстругали бревно, обожгли конец бревна в спрятали бревно.

Вечером, когда Полифем устроил себе калорийный ужин из еще двух эллинов, Одиссей высказался в том духе, что это ты зря, много эллинов сразу – вредная и тяжелая пища, они без вина вообще никуда не идут, ни в походы, ни в еду, так что вот тебе винишка, ты бы запил, шоб ты был здоровенький!

Циклоп послушно запил, захмелел и поинтересовался, как зовут поителя. Одиссей, поперебирав варианты от «белочка» до «аппендицит» остановился на нейтральном «Никто».

– Ну, и имя тебе дали, – посочувствовал Циклоп. – Я тебя от жалости самым последним съем.

После чего впал в тяжелый алкогольный сон, из которого был вырван внезапным появлением в глазу чужеродного тела (напоминающего бревно).

Говорят, некоторые не замечают бревна в глазу. Циклоп был на этот счет наблюдателен. А потому принялся орать: «Хулиганы зрения лишают!», реветь и носиться. А на закономерный вопрос соседей-циклопов: «Обидел ли кто тебя, цвяточек наш нежненькой?» – отвечал честно:

– Да Никто тут меня губит, вообще-то!

– Да шоб тебя Зевс любил с твоими-то фантазиями, – обиделись соседи-циклопы. – Никто ему… вот если бы белочка…

После чего разошлись. А Полифем, дождавшись утра, отвалил камень и начал выпускать овец и коз на волю, тщательно по спинам ощупывая – не ползет ли там чего-нибудь эллинского. Эллинское не ползло, а болталось, потому что Одиссей составил из баранов овечий тройник, а под центральное брюхо привязал по товарищу. Сам Одиссей изобразил клеща-паразита на брюхе самого главного барана стада. Как выяснилось, баран был по совместительством другом и отчасти собеседником Полифема, так что тот решил ему на прощание излить душу и начал ласкать и жаловаться на жизнь. Баран-эллиноносец и Одиссей дружно прошли психологическую пытку и дождались свободы.

После чего Одиссей вернулся на корабль и решил, что высшая хитрость – в правдивости. А потому громко озвучил Полифему свое имя, свою должность и адрес. Недоставало разрывания хитона на груди с воплем: «Я Одиссей!»

Ослепленный Полифем сначала начал бросаться на голос Одиссея огромными глыбами, а потом не попал и загрустил. И начал жаловаться папочке.

А папочка Посейдон насупил бровь, но осмотрительно ничего предпринимать не стал.

Античный форум:

Арес: А с Одиссеем не слишком много животных связано? Конь, вот баран ещё…

Дионис: А какие еще были варианты, кроме Никто и белочки?

Афина: От комара до Таната, от тумбочки до неведомой тартарской квакозябры. Это же Одиссей, его фантазия…

Арес: Я так и не понял, почему Посейдон только насупил бровь.

Посейдон: Это явно какой-то ход. Либо это не Одиссей, либо он специально назвал свое имя, чтобы меня на что-то спровоцировать. И вообще, это же Одиссей, его фантазия…

Господа! Первая книжка "Забавной мифологии" ("Боги") вот-вот увидит свет ещё и в печати - сейчас идёт сбор средств на крандфаундинговой платформе Улей. Бай. Так что если есть желание - можно оформить предзаказ (подробнее в комментариях. И там же - небольшой вопросик к читателям).

Иго-го какой финал

- Господи! Что это за дура?!

- Это не дура, это лошадь!

Предположительно, диалог Одиссея с троянцами

Поскольку ясно было, что рано или поздно Одиссей наладит экскурсионные маршруты, откроет турбюро и в конце концов будет водить в Трою всех желающих за умеренную плату, вожди обратились к царю Итаки с вопросом: а не может ли он, так сказать, подумать в том направлении, чтобы Трою взять?

Одиссей, занятый подсчетами доходов от будущего турбюро, не нашел ничего лучше, чем сгенерировать по-быстрому:

- Ну не знаю, пусть войска отплывут и спрячутся за углом, а мы возьмем отряд элиты, и поступим как Пасифая, которая спряталась в деревянную корову. Сделаем что-нибудь большое и деревянное, ну хоть коня, троянцы коня к себе в город завезут, а мы как выскочим, как выпрыгнем!

После умеренной реакции («Это что за психоделика?!» - «Одиссей, вечно тебя кроет не по-детски» «Засада в коне, вы серьезно?») эллины наткнулись на ожидаемое: "Ну, идите, придумайте свои планы, их есть у вас?".

-...лошадь так лошадь, - сказали эллины, переглянувшись. После чего вдохновенно сострогали большую коняжку, сожгли собственный лагерь, изобразили скорбные рыдания в духе «Да ну эту Трою, у нас тут семки кончились» - и большая часть войск проследовала в засаду.

Меньшая и самая героическая часть войск осталась в качестве античного спецназа. В коня полезли сам Одиссей, Диомед, Менелай, Филоктет и разные прочие менее известные личности. Аэды доносят, что по мере залезания в коня личности сокрушались и плакали (перспектива достаться в дар троянцам, да еще в коне, да еще сидеть там в комплекте с Одиссеем почему-то никого не прельщала). Философское спокойствие хранил Неоптолем. Он был сыном Ахилла и он уже путешествовал с Одиссеем, так что вариант с конем воспринял в духе «могло быть и хуже».

Троянцы же тем временем увидели, что в лагере эллинов случилось самовозгорание и пошли проверить – а не надо ли там хворосту подкинуть по-доброму, по-соседски. Когда эллинов в лагере не обнаружилось, троянцы впали в радость, начали бродить по пепелищу и ругать «эллино туристо облико морале» за пепелища и набросанный мусор. Потом троянцы увидели посреди лагеря деревянного коня, который под описание набросанного мусора явно не подходил. Версии типа «ну, эллины же должны были как-то время убивать» и «Может, это талисман их сборной» - звучали вяло и абсурдно. Потому кто-то особенно одаренный предложил забрать коня в город и установить в качестве памятника… коня («А боги на это будут смотреть и радоваться»).

Предложение породило горячий отклик, но тут пришел жрец Аполлона Лакоон и пояснил, что а) где эллины – там Одиссей, б) Одиссей – сволочь, в) ничего хорошего от деревянного непарнокопытного ждать не приходится в любом случае.

- Но это же конь, он классный! – стояли на своём троянцы.

- Это огромный подозрительный с виду конь, который звякает как оружие! – не сдавался Лакоон, тыкая деревянную засаду копьем. – Не доверяйте коню! Не доверяйте коню!!

- Ахах, засада в лошади, ты серьёзно? – отмахивались троянцы, в душе у которых явно сохранилась мечта о деревянной лошадке.

На этом моменте из кустов, стеная и рыдая пополз рояль, он же Синон, он же лазутчик Одиссея, которому была дана чёткая установка наврать в нужном направлении. Синон действовал по всем канонам чёрной риторики:

А) бить на эмоции: эллин стонал и рыдал (троянцы проникались).

Б) если первый постулат звучит как истина, то как истина воспринимаются и все остальные утверждения. Синон начал с утверждения «Одиссей – сволочь!» (троянцы хором выдохнули: «Ох ты ж, правда!» и почувствовали неистовое доверие к Синону)

В) сделай из себя жертву, так тебе поверят быстрее. Тут в ход пошла развесистая история авторства Одиссея: «А я родственник Паламеда, и потому Одиссей меня ненавидит, и подговорил он народ, и решили меня принести в жертву, но я вырвался и спасся. В кустах. А-а-а, бедный я, несчастный!» (троянцы хлюпают носами и готовы воспринимать на веру что угодно, от факта глубокого целомудрия Зевса до факта наличия у Афины четырнадцати внебрачных детей).

И тут Синон поведал, что греки уплыли насовсем, потому что война не клеится, да еще и Афина обиделась. За что? А вот за тот самый палладий, который у вас плохо лежал, а мимо проходил Одиссей. Богиня как раз думала, что палладий лежал хорошо, а потому отвернулась она от эллинов и решили они её умилостивить, и построили деревянного коня. Нет, никто не знает, почему вместо изваяния самой Афины ей решили преподнести коня. Может быть, местный художник так видит. Или кто-то решил, что Афина всегда хотела деревянную лошадку. Вообще, что вы хотите, это же эллины! Так вот: этот самый конь - могутный оберег, вы уж его только в Трою втащите, а дальше вам такого счастья попрет, что не увезете. На конях, да.

Троянцы потихоньку проникались все больше, потому что «ну, абсурд же, значит, точно правда», «это же халявный огромный конь, хватайте и потащили. Только Лакоон изображал античного Станиславского, кричал, что несть в нем веры в эту историю, и вообще – если посмотреть вот этак, то тут просто куча халявных дров, почему бы не зажечь во славу богов?

Но тут вступил в силу последний фактор черной риторики:

Г) Если вашего оппонента в споре задушит гигантская божественная змея – вам поверят абсолютно точно. Аргумент в виде плавучих змей обеспечила Афина. Правда, аргументы вместе с Лакооном придушили и закусали его сыновей – но от этого доводы как-то стали только весомее.

- Коня нам! Коня! – сказали троянцы и потащили новый талисман в город. Не обращая при этом внимания на приглушенные ругательства из коня по-эллински, звон оружия и шепотки типа «Может, в кости пока сыграем?» - «Да Одиссей все равно мухлюет».

У врат в Трою троянцы столкнулись с необходимостью впихнуть вневпихуемое: конь в ворота пролезать не желал. Напрашивался вопрос: нужно было разбирать коня или стену. Троянцы пошли оригинальным путем и таки разобрали часть стены. После чего продолжили затаскивание коня внутрь, с ликованием, музыкой и косоглазием. Последнее было вызвано излишним ликованием, а выразилось в том, что при транспортировке троянцы четыре раза неточно попали конем в стенной пролом (изнутри задорно и приглушенно комментировали: «Штанга! Штанга! Штанга! Может, нам уже вылезти и подтолкнуть?!» - но этого никто не слышал по причине музыки и ликования). Но таки хоть и не с первого раза – в конце концов конь был в город втащен.

Кассандра, конечно, сразу же возопила, что, мол, гибель тебе, Илион, горе тебе, крепкостенная Троя, и вообще – вы что, правда разобрали основную часть городских укреплений, чтобы затащить сюда огромного подозрительно звякающего изнутри коня? Но гибель Трои Кассандра предвещала вот уже лет десять, так что к этому относились как к прогнозу погоды. А насчет остального объяснили, что конь не просто конь, а оберег, создан для Афины, и вообще это же лоша-а-адка!

Елена, в отличие от Кассандры, сразу поняла, что взывать к мозгам троянцев бесполезно. Потому начала применять гипноз и шаманские тактики, плясать вокруг коня и звать греков по именам голосами их жён. Кое-кто было даже собрался радостно откликнуться, но Одиссей зажал кое-кому рот и предложил: «Давайте лучше еще послушаем, вдруг она по-утиному крякает, или там как выпь может кричать». Внушение помогло, но концерт долго, увы, не продлился.

Ночью, когда троянцы разошлись пировать, была отдана команда: «Всем покинуть коня!» Греки вылезли наружу, быстренько подали сигнал тем войскам, которые прятались за углом, а потом пошли себе по улицам использовать новую шутку: «Кто? – Конь в пальто!» Дезориентированные и ничего не знавшие о пальто троянцы отбивались дровами и шашлыком, вокруг царили ярость-буря-безумие одновременно с трэшем-угаром-содомией. Выбывшими в финальном мочилове оказались все сыновья и внуки Приама вместе с Приамом и почти что прекрасная Елена. Почти что – это потому что Менелай, который уже собрался было войти в роль Отелло, вспомнил о первопричине войны, понял, что будет как-то и неловко перед друзьями, проникся красотой супруги и выдал, что, мол, пошли уже домой, нагулялась.

Еще в минусе внезапно оказалась Афина, в храме которой искала убежища Кассандра. Кассандра хотела покровительства и полезла к статуе богини обниматься. Аякс хотел Кассандру и не собирался ее аккуратно отцеплять, а потому дернул, как репку, а статуя поступила, как яичко после мышки – упала и разбилась. Тут уже Афина насупила бровь, потому что сколько можно – то палладий украдут, то коня сварганят, то статуи побьют. Но мстю затаила на будущее.

А спасся из героев Трои только Эней. Но это уже совсем другая история. Пока что греки задумчиво посмотрели на горящую Трою и подумали, что как-то, кажется, пора бы и в домой, что ли…

________________________

Античный форум

Арес: Но если Одиссей такой хитрый, почему он не додумался до этого плана с лошадью давным-давно?

Афина: По-твоему, до такого можно быстро додуматься?!

Зевс: Наверняка он вынашивал этот план все десять лет.

Одиссей: Ахахахаха, они правда построили этого коня, ахахаха, мы взяли Трою из засады в коне, ахахахах… ну, почему я белочку не предложил-то?!

Бери трофей, пошли домой

Ну, и вот теперь, зная – как греки плыли к Трое и как они эту Трою брали – мы можем во всей полноте и со всем смаком вообразить – КАК эллины потом возвращались назад. И как их принимали любящие супруги, которым было сказано: «Ну, я тут отлучусь другу помочь на войну».

Для начала герои по свежеустановленной традиции решили принести человеческую жертву перед началом миссии. В роли троянской Ифигении выступила царевна Поликсена. Которую срочно затребовал к себе в жены Ахилл. Которому так хотелось жениться, что он явился тенью из подземного мира и начал напоминать, что, мол, кой-кто за вас положил на алтарь свою пятку, и вообще, мне тут невеста обещана, а то общество только Патрокла в Элизиуме как-то уже и не в кайф. Агамемнон было попробовал заартачиться и невесту не отдать, но Одиссей деликатно напомнил, что было уже с жертвой, проходили – помнишь, чем кончилось? И да, было уже, ссорились с Ахиллом из-за девушки – так вот, тогда Ахилл был еще живым, а теперь нет. Ну и нужен кому-то такой вариант античного Каспера? Вообразив тень Ахилла, днями напролет горько стенающую над своей пяткой, Агамемнон быстренько согласился на обряд. Была слабая надежда на божественное вмешательство, но на этот раз Артемида своими ланями разбрасываться по алтарям не спешила, и как-то так вышло, что Поликсену в прямом смысле принесли на алтарь брачной жизни.

Сразу же вслед за этим герои смачно переругались между собой на тему – когда именно плыть и сколько жертв каким богам приносить. В результате этого разделились на несколько отдельных геройских косяков и расплылись в разное время и с разной результативностью.

Успешно заплыв завершили Диомед, Нестор и Неоптолем. Последние к тому же продолжали потом вполне успешно царствовать. Правда, есть сведения о том, что Афродита, которую Диомед ранил в бою, коварно зашла с тыла, в смысле со стороны супруги героя. Диомед, вернувшись, и ощупав развесистые рога, поступил как мужчина: сказал «Тьфу на тебя, неверная!», обозначил, кем считает жену, хлопнул дверью и уплыл с трофеями в Италию.

Агамемнон и его спутники совершили заплыв быстро, но с потерями. Потому что на Агамемнона и Аякса гневалась Афина, которая и наслала на корабли бурю. В буре кораблю Аякса не повезло, а самому Аяксу повезло: Посейдон на него не гневался, а потому милостиво выбросил его волнами на какую-то скалу. Но Аякс тут же стал куражиться и хвастаться, что вот какой он непотопляемый, и никакие боги ему нипочем.

«Сейчас мы посмотрим, что у нас там не тонет», - сказал Посейдон, поплевал на трезубец… и Аякс отправился читать лекции об исключительной непотопляемости кефалям, крабам и античному Ктулху.

А Агамемнон все-таки из бури выплыл. И приплыл к себе в Микены. И сказал, что должен он принять ва-а-анну и выпить чашечку чего-нибудь крепкого и античного. И принял ванну. А на выходе из ванны его ждала с доброй улыбкой жена Клитемнестра, которая предложила мужу ролевую игру на тему «ты – старушка, я - Раскольников». Но это уже совсем другая история…

Долго и с приключениями плавал Менелай, которому нечего было спешить к любимой жене, поскольку любимую жену он дальновидно прихватил из Трои с собой. По пути Менелай попадал в бури, Египет и приключения, местами даже в приятные: так, Елене какая-то добрая женщина подарила чудесное лекарство, которое, если принимать его в вине, заставляло забывать любое горе. И плаванье как-то сразу заиграло другими красками (Что? Кто пьет? Просто все лечатся и горе забывают).

Плохое, правда, тоже случалось – например, на острове Фарос Менелаю со товарищи пришлось двадцать дней ждать попутного ветра. А ветер все не дул, а кушать хотелось все сильнее. Но тут из волн выплыла богиня Идофея и предложила поохотиться на ее отца, старца Протея. Нет, не с целью съесть, с целью узнать волю богов. Вот только Протей, как бы это, страдает обостренной паранойей, потому доверяет исключительно тюленям. Так что форма маскировки выбрана и пересмотру не подлежит. «Да и ладно, - молвил Менелай, - я уже был внутри коня, и вообще, у меня есть лекарство в вине, от которого забываешь горе».

Так что храбрые эллины торжественно приняли из рук у богини четыре тюленьих шкуры и отправились изображать ластоногих млекопитающих. Менелай, правда, обмолвился, что шкуры, кажется, второй свежести – и тут же об этом пожалел.

- Прищепок на нос не завезли, но могу натыкать вам в нос амброзии! – бодро гаркнула Идофея, действительно натыкала грекам в носы амброзии и убыла восвояси.

Менелай и три спутника остались лежать на берегу и хмуро шевелить ластами. И в результате высокохудожественной и тонкой актерской игры были таки приняты приплывшим Протеем за тюленей.

Дальше разыгрались картины в духе Голливудских сиквелов: «Загорающий морской бог и четыре крадущихся к нему тюленя», «Морской бог и бешеные тюлени в прыжке», «Тюлени-коммандос вяжут морского бога-оборотня», «Лев, пантера, кабан, змея и дерево против отчаянных тюленей». В конце концов Протей был заборот бодрыми тюленями, и тут-то Менелай задал ему коронный вопрос: кому же приносить жертву, чтобы нормально доплыть домой?

- Ты чо, тюлень?! – резонно ответил на это старец. – Приноси всем и побольше!

- Мне нужно лекарство, - подумал вслух Менелай, вспомнив развесистый пантеон Олимпа. - И побольше запивки для лекарства.

А потом Менелай принес всем и побольше и благополучно доплыл с Еленой домой. И больше надолго не отлучался, чутко проверяя наличие возможных парисов в шкафах и под кроватями.

________________________

Античный форум

Нестор: Отплавался за четыре дня.

Диомед: Отплавался за четыре дня, поплыл подальше от жены.

Агамемнон: Ну, почему я не поплыл подальше от жены?!

Аякс: Отплавался.

Менелай: Плавал семь лет, побыл тюленем напоследок.

Одиссей: Пф, сосунки!

Пы. Сы. Господа! Моя совесть крайне удивила меня тем, что спонтанно обнаружилась в организме и таки заставила выложить последние главы "Илиады". С пересказом "Одиссеи" дела идут плохо. Из-за обилия всякой другой писанины этот самый пересказ активно кажет кукиши, буянит и призывает на меня дух античного песца. Поэтому я честно не знаю - будет ли продолжение. На всякий случай сдаю явки и пароли в комментах.

И огромное спасибо самым лучшим читателям!