sergei.metik

Я конечно не расист, но каждый должен знать своё место.

Популярное выражение времен расовой сегрегации в США

Что может быть омерзительнее идейно и законодательно утвержденного социального неравенства? Кто может сравниться в подлости с «учеными», доктринально обосновывающими превосходство одних людей над другими на основании цвета кожи, размеров черепа, расовой, национальной или религиозной принадлежности? И пусть самые пещерные формы дискриминации людей сегодня исключены из законодательной практики, а их пропаганда является уголовно наказуемым деянием, неравенство находит множество лазеек, чтобы скрыв свою людоедскую сущность под какой-нибудь респектабельной личиной, безраздельно господствовать в общественных отношениях. Одной из самых изощренных форм неравенства, существовавшего даже в советское время, является дискриминация человека по роду деятельности, по месту, занимаемого им в системе общественного разделения труда.

Как известно, дискриминация в России запрещена на законодательном уровне, что даже зафиксировано в Трудовом кодексе:

«Статья 3. Запрещение дискриминации в сфере труда

Каждый имеет равные возможности для реализации своих трудовых прав.

Никто не может быть ограничен в трудовых правах и свободах или получать какие- либо преимущества в зависимости от пола, расы, цвета кожи, национальности, языка, происхождения, имущественного, семейного, социального и должностного положения, возраста, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности или непринадлежности к общественным объединениям или каким-либо социальным группам, а также от других обстоятельств, не связанных с деловыми качествами работника.

Не являются дискриминацией установление различий, исключений, предпочтений, а также ограничение прав работников, которые определяются свойственными данному виду труда требованиями, установленными федеральным законом, либо обусловлены особой заботой государства о лицах, нуждающихся в повышенной социальной и правовой защите, либо установлены настоящим Кодексом или в случаях и в порядке, которые им предусмотрены, в целях обеспечения национальной безопасности, поддержания оптимального баланса трудовых ресурсов, содействия в приоритетном порядке трудоустройству граждан Российской Федерации и в целях решения иных задач внутренней и внешней политики государства.

(в ред. Федеральных законов от 30.06.2006 N 90-ФЗ, от 02.07.2013 N 162-ФЗ)»

Всё понятно? Под такие расплывчатые формулировки можно подвести всё, что угодно, от «золотых парашютов» элитных управленцев и окладов топ-менеджеров до минимальной оплаты труда батраков, гнущих спины на своего «хозяина».

Это «запрещение» выполнено в лучших номенклатурных традициях – дискриминацию предложено «не считать» дискриминацией. На мой взгляд, более подходящее название для этой статьи было бы: «Обоснование дискриминации в сфере труда». «Установление различий, исключений, предпочтений, а также ограничение прав работников», разумеется, отдано на усмотрение законодателю и государству, т. е. властвующему привилегированному классу, в «заботливости» которого сомневаться не приходится.

Разумеется, либеральная фантазия о «равных возможностях» помещена на самом видном месте. Не смог протолкнуться, не добыл себе хлебное место, не заработал миллиард, не стал «успешным»? Некого винить, кроме самого себя. Надо было подсуетиться, обмануть, схитрить, дать взятку – «выбиться в люди». У всех равные возможности!

Содержание такой статьи можно было бы свести к известному изречению – каждому своё (лат. suum cuique) – принципу справедливости, настолько универсальному, что со времен рабовладения и вплоть до гитлеровских лагерей смерти он мог служить оправданием всякой несправедливости.

Если бы дело касалось лишь разговоров. Такие рассуждения – циничное и откровенное воплощение либеральных химер, от фашистских отличающихся лишь формальным отсутствием расовых и национальных мотивов дискриминации. Идейно либерализм, как и фашизм, исходит из концепций социал-дарвинизма, распространяющем законы естественного отбора и борьбы за выживание в животном мире на человеческое общество. Либералы приписывают такие пороки как эгоизм, алчность, корысть, властолюбие естественной «природе человека», его подлинной сути, которую нельзя «переделать» и которую законодательно следует направить во благо обществу. Чтобы каждый, «законными» средствами преследуя свой корыстный интерес, в конкуренции с другими эгоистичными особями, действовало бы на пользу всем. Прекрасная мантра! И какая убедительная! При большом желании, можно усмотреть даже её подтверждение в практике проведения либеральных реформ, наполнивших прилавки супермаркетов товарами, создавших осязаемое изобилие потребительских радостей вокруг, решивших вопросы всеобщей компьютеризации и поголовной автомобилизации. Разве не так?

Всё не так. Не вдаваясь в скучные цифры, сравнивающие промышленное производство в СССР и в сегодняшней России, предложу мысленно исключить всю импортную продукцию из окружающей реальности. Что останется, то и будет являть собой зримый результат реформирования социалистической плановой экономики. Причем, если бы не высокий стартовый уровень советского производства, то плоды дилетантского экспериментаторства могли оказаться куда плачевнее.

Как же так, социалистическая «уравниловка» наконец-то искоренена, материальный интерес повсеместно торжествует, границы открыты, а дела обстоят намного хуже, чем были за «железным занавесом»? «Проблемы» советской плановой экономики не были производными от общественной формы собственности, от отсутствия «рынка» и неразвитости товарно-денежных отношений. Они определялись именно рудиментами капиталистических отношений, сохранением неравенства, привилегированности, при полной безответственности власти за результаты своего правления. Исторически сложившаяся общественно экономическая система в Советском Союзе была наглядным примером бесплодности попыток совмещения противоположных хозяйственных укладов, о чем и предупреждали классики марксизма-ленинизма, в частности, Ф. Энгельс:

«Мы уже видели выше, что дюрингова экономия сводится к положению: капиталистический способ производства вполне хорош и может оставаться непоколебленным, но капиталистический способ распределения является злом и должен быть уничтожен. Теперь же мы убедились, что дюрингова "социалитарная организация" представляет собою не что иное, как фантастическое осуществление этого положения».

Так и партийные идеологи «развитого социализма» молчаливо признавали за капитализмом преимущество в создании товарного изобилия, насыщения потребительского рынка, развития сферы услуг, хотя статус ученого требовал, прежде всего, добросовестно разобраться с тем, насколько все эти «буржуазные» достижения противоречат плановой экономике и социализму. Конечно, нельзя требовать от подневольных «ученых» объективности, когда дело касается сытного существования в качестве толкователей истин, изрекаемых иерархами партийной епархии, прошу прощения, изрекаемой непогрешимыми вождями с вершин партийной иерархии.

Их многолетними радениями за «чистоту» марксизма-ленинизма великое учение было извращено и оболгано до своего полного отрицания. Все базовые положения марксистской политэкономии подвергнуты ревизии и опошлены настолько, что только невежеством и глупостью это объяснено быть не может. За каждым изгибом «теоретической» мысли проступает хищный классовый оскал правящей партийной бюрократии, не склонной к ускорению шага на пути к собственной самоликвидации в бесклассовом коммунистическом обществе.

Профессиональные демагоги, как правило, ложь стараются произнести скороговоркой, как нечто само собой разумеющееся, не заслуживающее особого внимания. Казалось бы, проблема социального неравенства – первостепенный, важнейший вопрос общественного бытия, требующий более чем основательного научного обоснования. Заявить публично, что люди не равны между собой, значит принять на себя серьезную ответственность, значит быть готовым головой отвечать за свои слова. Я не беру в расчет, разумеется, фрондирующее либеральное дурачье, с вызовом утверждающее – люди не равны от рождения. Это безответственное пустозвонство несмышленых маргиналов – эпатаж, не более. Разумеется, все люди от рождения разные, имеющие различные физические данные, способности, но, тем не менее, равные в своей бесконечной неповторимости, уникальности, единственности. Ни один порядочный человек не вправе поставить это очевидное обстоятельство под сомнение. Вот это бесспорное положение и требовало быстрого словоговорения, чтобы тут же перевести речь на различия, сочинить «теорию», «выводящую» неравенство из физической неодинаковости людей.

Как заметил еще К. Маркс, буржуазная политэкономия рассматривает человека односторонне, лишь как работника, располагающего единственным товаром – своей рабочей силой. Буржуазному экономисту абсолютно неинтересны другие стороны человеческой личности – его разумность, полет мысли, мечтательность, чувственность, романтичность, система этических ценностей - все те черты, которые принципиально отличают человека от механического орудия производства. Для такого «ученого» важна лишь цена рабочей силы на рынке труда, лишь способность работника создавать стоимость и ничего более. Но человек не орудие, не вещь и не товар! Будучи единственным существом, созидающим самого себя, человек есть и высшая цель и главное средство общественного развития.

Лишь ничтожная часть материальных благ создается конкретным трудом, который только и рассматривается буржуазными экономистами. Сегодня никакая осмысленная деятельность не была бы возможной без всего вещественного и культурного наследия, оставленного нам трудом всех предшествующих поколений людей, начиная с каменного века. Это богатство принадлежит по праву всему человечеству, каждому человеку на земле в равной мере.

Все человечество, грубо говоря, можно сравнить с огромным акционерным обществом, в котором у каждого имеется одна именная акция, без права её обращения. Скрупулёзно высчитывая «трудовой вклад» конкретного работника, экономисты не обращают внимания на то, что средства производства, созданные прошлым трудом, принадлежат всему обществу, поэтому ему же должны принадлежать и все произведенные ценности. Какое бы место не занимал работник, его индивидуальный трудовой вклад в произведенную стоимость исчезающее мал в сравнении с затратами труда минувших поколений. Естественным решением подобного несоответствия было бы уравнивание платы всем членам общества, т. е. прямое распределение жизненно важных благ поровну, причем, не формально механически, а по фактической потребности каждого.

Равенство подразумевает не только равное распределение продукта, но и равенство в производственной деятельности, поэтому все трудоспособные граждане должны принимать посильное участие в общественно необходимом труде. Это фундаментальное положение – равенство в труде и равенство в плате, сочетающее в себе как условия высочайшей экономической эффективности, так и отвечающее требованию справедливости, со времен Маркса до сих пор никем не было оспорено научно. Да и как могут быть опровергнуты требования элементарной порядочности и человечности, если только не грубой ложью и демагогией?

Говорить о дискриминации труда в обществе, в котором господствует право частной собственности, а движущим мотивом служат деньги, бессмысленно в силу её очевидности. Интерес представляет та социальная сегрегация, которую советские «теоретики» оправдывали «законом» социализма – оплатой по труду. В этом «законе» уже было заложено неравенство разных видов трудовой деятельности, произвольно устанавливаемого бюрократическими инстанциями в виде тарифов, ставок, окладов, всяческих надбавок, коэффициентов, льгот и т. п. Разумеется, это постыдство объяснялось, (также скороговоркой), различным трудовым вкладом, необходимостью материального «стимулирования», недостаточным уровнем развития производительных сил, вынуждающем в первую очередь удовлетворять запросы более «важных», ответственных товарищей, а уж потом - «второстепенных» трудящихся. Здесь же поминались «лодыри», «добросовестные» работники, квалифицированные и неквалифицированные - каждому своё!

Интерес руководящих «товарищей» в подобном «законе» шит яркими белыми нитками. В экономической науке нет таких категорий. Когда исследователи пишут о труде, они имеют в виду труд, а не его имитацию. Когда политэконом говорит о работнике, то он имеет в виду работника, выполняющего порученную ему работу с должным качеством и в нужный срок. Расширять понимание таких простых вещей до прогульщиков, лодырей, бездельников, пьяниц, переводить вопрос трудовой дисциплины в сферу политэкономии, можно лишь с единственной целью – защитить право бюрократии на привилегии, на высокий социальный статус, на добытые всеми правдами и неправдами карьерные «завоевания».

Кажущаяся справедливость оплаты «по труду» исходит из крестьянских представлений о должном, связывающих уровень потребления с затраченными трудовыми усилиями работника. Впрочем, порочность подобной «справедливости» была очевидно и тогда. Как быть с нетрудоспособными членами общины? Если у одного кормильца всего три ребенка, а у другого – шесть, то при равных трудовых затратах у одних детей будет сытость, а другие должны будут жить впроголодь? Справедливость в данном случае может быть обеспечена только коллективным трудом – все работают в меру своих сил и все получают по своим потребностям. Никакого индивидуального вознаграждения не требуется.

В силу общественного характера современного производства совсем иное значение обретает понятие свободы. Это уже не свобода мелкого товаропроизводителя, предлагающего обществу товар, произведенный на свой страх и риск в ожесточенной конкуренции с другими производителями. С кем конкурируют естественные монополии? Какая польза от искусственной «конкуренции» сотен авиаперевозчиков, всячески стремящихся снизить издержки, в том числе и за счет безопасности, с тем, чтобы увеличить прибыли своих «хозяев»? Чем хуже была бы единая сеть, принадлежащая всему обществу и включающая в себя все виды транспортных услуг? Конкуренции не будет? Ай-яй-яй, плохо-то как!

Свобода в производстве это не возможность действовать наугад, напротив, это возможность производить продукцию в нужном количестве и качестве, согласно утвержденным плановым заданиям. Любой капиталист с радостью бы отказался от своей рисковой «свободы» за такой контракт с обществом. Любой бы наемный работник с не меньшей радостью отказался бы от бесконечных поисков работы, от неопределенности будущего за гарантированное Конституцией право на труд, право на возможность полностью раскрыть все свои таланты и способности на благо своего народа. Это именно та Свобода, от которой презрительно морщили свои либеральные носики перестроечные простофили. На каком-то форуме в интернете один из продвинутых либеральных болтунов заявил, что не хочет жить в муравейнике, каким в его понимании было советское общество. Ему и в голову не пришло, что даже очень свободный и гордый муравей без муравейника сможет прожить лишь считанные часы. «Свобода» праздности, свобода лени, свобода от обязательств, от работы, жизнь за счет труда других – вот идеал «свободы» муравья вне муравейника.

Если кто-нибудь вознамерился бы вкусить свободы вне человеческого «муравейника», удалившись на какой-нибудь остров, тому бы пришлось отказаться от всех преимуществ цивилизации, оставить все инструменты и средства производства, компьютер, телефон, одежду и обувь. И язык придется забыть, как средство коммуникации муравьев, вместе со всеми муравьиными знаниями и мыслями. Да и к чему они на безлюдном острове?

Исторгни ликующий рык, возьми в руку камень и наслаждайся свободой!

Крах российских либеральных «реформ», ставший явным уже в начале 1990-х годов, не вылился в череду публичных покаяний перестроечного профессорья, не вызвал массового удаления популярных публицистов в монастыри, не подвигнул красных от стыда за содеянное «ученых» на сжигание своих диссертаций и снятие с себя ученых званий. Хотя в давние времена порядочные люди и за тысячную долю содеянного пускали себе пулю в лоб или пристраивали петлю на шею. К счастью, все «академические» лбы оказались целы, а их обладатели углубляют и развивают либеральное учение, как когда-то развивали «политэкономию социализма», угодливо обрамляя цитатами из основоположников любую изреченную «вождями» мудрость.

Масштабы вельможного предательства, дичайшего «академического» невежества не оставили места для интеллигентской политкорректности, которую нам так навязывали горластые прохиндеи – де, позвольте, сударь, усомниться в истинности Вашего утверждения. Или же театрально-напыщенно, - я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать. Так в перестройку создавалась атмосфера терпимости к враждебному и лживому слову, уравнивались в правах различные мнения, под потрясание козырным аргументом – ни у кого нет монополии на истину.

Поэтому, без сожаления оставляя политес, перехожу к лексике более точно отвечающей содержанию «академических» экономических камланий, переходя от относительно нейтрального слова «лжецы» к более колоритному и точному определению «брехуны». Прекрасное русское слово. Никакой иноземщины. В такие моменты, испытываешь неподдельную гордость за «великий и могучий русский язык», позволяющий адекватно описать «ученое» шарлатанство.

Начиналось всё довольно пристойно – больше гласности, больше правды, долой цензуру и единомыслие. Кто станет возражать? Да и кто в истерично-возбужденном обществе мог бы публично усомниться в благотворности самой Свободы слова?

Вот, один из типичных образчиков, выпущенных на свободу откровений известного «прораба перестройки», публициста Василия Селюнина. В своей статье «Рынок – великий объединитель народов» он утверждает: «…силой, объединяющей народы, станет не абстрактная великая идея, не план, преподанный бюрократией (эти скрепы, мы теперь убедились, ненадежны), но проверенный историей великий объединитель народов – рынок». И еще перл - «Пока человек не владеет средствами производства, он не будет свободным».

Сегодня смешно и грустно читать эти наивности, но в 1988 году такие слова звучали в резонанс с настроениями, царившими в обществе, казались долгожданной альтернативой, способной заменить дискредитировавшую себя «административно-командную систему», вдохновить советских людей на новые свершения и трудовые подвиги. Поскольку сила разрушительности подобных концепций тогда была ещё не известна обществу, а гибельность рыночной ориентации экономики большинством народа не осознана до сих пор, перестроечные опусы рано ещё выкидывать на помойку. Они служат прекрасной иллюстрацией к действию третьего закона диалектики - отрицание отрицания на новом витке общественного развития.

В чем заключается непростительная ошибка Селюнина? Он отождествил рынок и общественное разделение труда, что совершенно не одно и то же. Действительно, глубокое разделение труда, узкая специализация, монополизация делает производителей взаимозависимыми, технологически связанными, объективно едиными, даже если это кустарь одиночка или артель лесорубов. В то время как рынок, разделяя производителей по частным интересам, действует в противоположном направлении, в сторону отчужденности и враждебности людей друг к другу.

Многими до сих пор некоторые элементы социализма в скандинавских странах выдаются за «преимущества» рынка, частной собственности и капитализма, а рудименты капиталистических и даже добуржуазных отношений в Советском Союз провозглашаются «врожденными» пороками плановой экономики и общественной собственности на средства производства. Этот инфантилизм, простительный обывателю, совершенно несовместим с научной ответственностью, требующей логического обоснования и строгого доказательства любого суждения, особенно в такой жизненно важной сфере как способ общественного производства.

Это вопрос не вульгарной экономики, это фундаментальные вопросы политической экономии и аксиологии, ответы на которые вырабатывались лучшими умами человечества в течении всей его многовековой истории. Великие мыслители, философы, ученые посвящали свои жизни бескорыстному и самоотверженному служению Истине, добавляя крупицы бесценного Знания в сокровищницу мировой общественной науки, выстраивая достойный человека проект будущего.

И вот, какие-то горбачевы, шмелевы, селюнины, стреляные, игнорируя всю предшествующую титаническую работу мысли человечества, начиная с чистого листа, росчерком пера самонадеянно являли миру свои наивности и откровенную глупость, услужливо тиражируемые миллионами экземпляров к вящей радости возбужденного обывателя, снисходительно относящегося к отсутствию научности и логики во всей той перестроечной брехне. И право, заурядному писаке лестно ощутить себя выше гениев прошлого, менторски указывая – там Маркс не учел, тут Ленин не предусмотрел, а здесь основоположники не учли хищническую «природу человека», естественную борьбу между особями внутри биологического вида, которая еще более жестока, чем межвидовое соперничество.

Что можно сказать на это? Спорить с ученым дурачьем, доказывать, нет, любезные, вы не правы, человек не скотина, а вершина создания, венец творения, существо по своей природе доброе, отзывчивое, сострадающее, чувственное, романтичное, мечтательное? В учебниках «экономикс» где про это написано? Рассматривать каждую «академическую» брехню будет слишком много чести. Я презираю и отвергаю всю перестроечную демагогию целиком, не вчитываясь, не вникая в истеричные доводы новоявленных «пророков», поскольку само первичное понятие, принимаемое за аксиому, сам фундамент последующих суждений был ложным. А если изначальное суждение ложно, то можно тут же прекращать дальнейшее исследование причинно-следственных связей, как занятие бессмысленное и бесперспективное. Перестроечные опусы еще ждут своих исследователей, специалистов в области социальной психопатии и паранойи, но не философов и не политэкономов.

В чем заключалась та изначальная ошибка, которая и привела советское общество к катастрофе? Если коротко, то человек был переведен из субъекта исторического процесса в объект приложения к нему внешних сил, т. н. «объективных экономических законов» товарного производства. Эти «законы», присущие капитализму рассматривают человека как рыночную стоимость, также включаемую в товарный оборот. Было провозглашено, что человеку нужны плеть и пряник экономического принуждения, нужна взаимная конкуренция и борьба за существования, как «естественные» для «природы» человека формы бытия.

И вот это постыдство, то в мудрено наукообразном, то в эпатажно откровенном виде внедрялось в общественное сознание! Строились планы, как поскорее пристроить себе «рыночный» хомут на шею, чтобы на равных встать в строй «цивилизованных» стран, насладиться вкусом человеческой плоти, покупать, использовать к своей выгоде невольничий товар, научиться профессионально обманывать, воровать, грабить и убивать своих бывших товарищей по работе в полном соответствии с либеральной «теорией».

Каких же аргументов, противостоящих тому перестроечному психозу, не услышали советские люди? Почему никто не предложил обществу ясные, давно известные истины, пренебрежение которыми уже принесло человечеству неисчислимые страдания и бедствия? Простейшие вещи, на которые никто ничего возразить бы не смог тогда, как не сможет и сейчас. Человек объединен не рынком – он объективно объединен совместным трудом, совместной борьбой за существование с враждебными силами природы. Что не так? Марксовы штучки? Коммунячья пропаганда?

В ходе развития общества, совершенствования средств производства, труд всё более становился общественным, требующим все более глубокой специализации различных видов деятельности, что ошибочно воспринимается как неизбежность появления товарно-денежных отношений - взаимного обмена продуктами и услугами. Но товарный обмен лишь вторичная форма организации производственных отношений, которая исторически не обязательна, которая совсем не определяется интересами производства и даже им противоречит. К тому же всякая конкуренция неизбежно вырождается в монополию, игнорирующую «рыночные» законы и диктующие свои правила потребителю уже лишенного всякого выбора. Именно переход капитализма в свою монополистическую фазу ставит жирный крест на всех либеральных иллюзиях о «саморегулировании», «конкуренции», «свободе» товаропроизводителя и прочих наивных расчетах «перехитрить» саму историю.

Маркс вскрыл это противоречие и указал на его источник – на т. н. «священную и неприкосновенную частную собственность», которая не только препятствует интеграции экономики в одну огромную многоотраслевую монополию, не только тормозит развитие производительных сил общества, но и возвращает человека в животное положение взаимной борьбы за существование, за место под солнцем, за право на продолжение рода.

Если солидарный совместный труд порождает человека, то конкуренция, «рынок», капитализм убивает в человеке всё человеческое.

Выход в возвращении страны на строго научные, марксистско-ленинские принципы организации производства, путем интегрирования всей экономики в единый плановый нетоварный народнохозяйственный комплекс с равенством трудового участия и равенством в удовлетворении потребностей каждого человека. Никаких «денег», «зарплат», «привилегий», «материального стимулирования» в современном обществе быть не может. Эта архаика скотного двора нужна производству не более чем паровозный гудок на аэробусе. Вот об этом следовало говорить Горбачеву, об этом надо было писать статьи ученым, объясняя людям, что солидарность, соединение усилий, планирование выгоднее конкуренции, взаимной борьбы и анархии слепых сил «объективных экономических законов», порабощающих и уничтожающих человека.

…коммунисты могут выразить свою теорию одним

положением: уничтожение частной собственности.

Манифест Коммунистической партии

В советское время был замечательный фильм 1974 года режиссера Ильи Гурина «Еще можно успеть». Молодой комсомольский руководитель пытается изо всех сил «добыть» на стройку недостающие винты, то и дело натыкаясь на непонимание, равнодушие и даже враждебность – тебе что, больше всех надо? Отдельные очаги сопереживания лишь усиливают впечатление расходящейся под ногами пропасти, разделявшей людей на, условно говоря, «своих» и «чужих». «Свои» – это те, кто общественное благо ставит выше собственных интересов, а «чужие», наоборот, исходят из обывательской убежденности, что своя рубашка ближе к телу.

Когда и откуда к нам пришли эти «чужие»? В какой войне мы потерпели столь тяжелое поражение и капитулировали перед их идеями и ценностями? Общественное сознание не на пустом месте возникает. Оно рождается из общественного бытия, из господствующих отношений в сфере производства и распределения материальных и культурных ценностей. Никакими правильными лозунгами, вдохновенными речами и проповедями не переломить отравляющую силу несправедливости, если она присутствует в обществе. Можно лишь загнать чувство поруганной справедливости вглубь, под непрошибаемую маску «своего», породить циничного и расчетливого обывателя, не менее буржуазного, чем в самых буржуазных обществах.

Почему буржуазное общество порождает буржуазное сознание, наверное, понятно. Но как появилась «внутренняя» буржуазия в советском обществе, при отсутствии частной собственности на средства производства? Для марксиста большой тайны в том нет. Советская экономическая модель под фиговым листком «социалистических», сохраняла все родовые пятна капитализма – товарно-денежные отношения, наемный труд, частную собственность, даже эгоистическую мотивацию работника, стыдливо именуемой маститыми партийными идеологами «материальной заинтересованностью».

Позвольте, воскликнет сведущий читатель, какая «частная собственность» могла быть в СССР? Уж чего-чего, но заводов-фабрик в частных руках не было, как не было и эксплуататоров-капиталистов, присваивающих труд рабочих. Каждый получал «по труду», согласно своему «трудовому вкладу» - разве не так писал К. Маркс в своей знаменитой «Критике Готской программы»?

Не так. Но чтобы понять что «не так», следует знать основные положения марксистской теории, главным требованием которой является упразднение самого института т. н. «частной собственности». Это условие определяет все черты нового способа производства, «страшно» звучащего для слуха – нетоварного, нерыночного, неконкурентного. То есть социалистическая экономика принципиально исключает все те «достоинства», которые в недалеком прошлом нахрапом навязывались перестроечными «учеными» недотепами под видом «передовых методов хозяйствования», ради которых простофилями и была принесена в жертву великая советская цивилизация.

Ликвидация частной собственности автоматически означает и ликвидацию товарно-денежных отношений, включая и такой их элемент, как куплю-продажу рабочей силы. Это самый сложный для понимания аспект научного коммунизма, который отпугивает обывателя своим радикализмом, «утопичностью», для которого «заработная плата» представляется столь же необходимым элементом экономики, как и сам производительный труд. Унизительность продажи человека на рынке труда глубоко погребена под хламом многовековых традиций, под видимостью «свободы выбора», под пышными декларациями о «правах человека», не позволяющими даже усомниться в незыблемости и естественности такой современной работорговли.

В той же «Критике Готской программы» Маркс писал:

«В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путём, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда. Выражение «трудовой доход», неприемлемое и в настоящее время из-за своей двусмысленности, теряет таким образом всякий смысл».

Очень важная мысль - при социализме индивидуальный труд существует непосредственно, как часть всеобщего, «совокупного» общественного труда. Это понятно, потому как ничей труд никому не нужен вне общества. Ни у кого более нет собственности на свою рабочую силу и труд человека перестает быть объектом купли-продажи. Не являются более товаром и природные способности, таланты, физические качества и прочие индивидуальные дарования, которые также становятся непосредственно общественным достоянием. Вне зависимости от своего места в системе общественного разделения труда, все равно трудятся, равно получают, равно обеспечено живут. Никакой дискриминации, никаких «пропорциональных» воздаяний «по труду», никакой привилегированности для кого бы то ни было.

Какое сознание порождают отношения трудового найма? С одной стороны работник являет собой человека подневольного, порабощенного, вынужденного продавать себя, чтобы обеспечить свое существование и является объектом капиталистической эксплуатации. В этом заключается классовая общность наемных работников, единство их материальных интересов. Но с другой стороны наемный работник является собственником своей рабочей силы и, как всякий торгаш, стремиться продать её подороже. И товарищ по классу выступает для него уже не как соратник, а как конкурент и противник. Так что рассчитывать на то, что классовая принадлежность однозначно определяет классовое сознание не приходиться. Вопрос намного сложнее и глубже, чем представляется на первый взгляд.

Переносить чисто капиталистические отношения трудового найма в социализм – верх невежества и безответственности. Никакого положительного эффекта это дать не могло. Но разрушительные для общественного сознания процессы они порождали полной мерой. Конечно, противоречия трудового найма были смягчены сильной социальной политикой, развитыми фондами общественного потребления, бесплатностью основных жизненно важных услуг, что воспринималось как нечто должное и незыблемое. Если все люди сыты, одеты, обуты, имеют крышу над головой, то наличие, скажем, у кого-то импортного магнитофона или даже жевательной резинки вполне может стать мерилом жизненного успеха, как сегодня автомобиль Ламборджини или океанская яхта новоиспеченного олигарха.

Если называть вещи своими именами, то «ценности» чужого мира окажутся совсем не так привлекательны и экономически эффективны, какими они рисовалось в воспаленном воображении позднесоветской интеллигенции. Конкуренция предстанет скотской борьбой за существование, взаимной грызней за место под солнцем, самым людоедским социал-дарвинизмом. Частная инициатива – коррупцией, преступностью, бандитизмом, алчущими глазками бывших людей, ищущими любую возможность обогащения. Демократия – изощренной формой классовой диктатуры ничтожного меньшинства крупной буржуазии и финансовой олигархии по отношению к подавляющему большинству трудового народа. Права человека – карательным механизмом по обеспечению прав одних людей свободно паразитировать на труде других. Свобода слова – тотальным контролем капитала над СМИ с целью утверждения своего всевластия. Ничего не пропустил?

Могли бы настоящие коммунисты успеть спасти страну и завоевания Великой революции от грядущего хаоса и разрухи? Думается, да. Несмотря на десятилетия грубейших извращений основополагающих принципов социализма, советские люди имели обостренный запрос на справедливость, даже если он не был явно сформулирован. Не нашлось лидера с зажигательными идеями, мудрыми словами, за которым пошли бы миллионы. Партийные вожди не знали и не понимали многого, но только не в вопросах сохранения власти и умножения собственных привилегий. Слушая сегодняшних «марксистов», профессоров и преподавателей советской выучки, прекрасно адаптировавшихся к современной обстановке, читающих лекции и даже издающих книжки с апологетикой советской общественной модели, мне вспоминается верный Руслан из одноименной повести Георгия Владимова. Марксистские «теоретики» давно почивших в бозе номенклатурных заказчиков, продолжают преданно служить мертвым идеям из учебника «политэкономии социализма», изощренно забрасывая ворохом правильных слов всякую живую марксистскую мысль. То же «распределение по труду», тот же «хозрасчет», те же «социалистические товарно-денежные отношения», те же «различия между умственным и физическим трудом», между городом и селом, но ни слова о равенстве и настоятельной необходимости его обеспечения.

Иногда можно услышать упреки в адрес основоположников научного коммунизма, что они-де не представили законченный проект построения нового общества, что в их работах можно найти противоречия и неясности, что многое «не подтверждено временем» и нуждается в «развитии» с учетом сегодняшних реалий. Слушая такие доводы, я представляю себе сидящего на диване, лузгающего семечки «мыслителя», обвиняющего ученых, открывших законы аэродинамики в том, что они не создали современный аэробус. Ученые подарили миру Знание, а конкретное воплощение – дело конструкторов, технологов, разработчиков, имеющих в своем распоряжении расчетные формулы и экспериментальные данные. Маркс с Энгельсом указали на источник зла, на тормоз развития общества – «священное» право частной собственности, остальное должно стать делом революционной практики.

В 2018 году, в ходе совместной с премьер-министром Индии Нарендрой Моди встречи в Нью-Дели с воспитанниками сочинского образовательного центра "Сириус", президент РФ Владимир Путин высказал очень важную мысль о том, что умение работать в команде является важнейшим преимуществом для успешной деятельности.

Не сказать, чтобы мысль блистала новизной – истинность этого суждения доказана всей историей развития человечества с древнейших времен, так что совершенно необязательно было ссылаться на мнение «специалистов в области когнитивных наук». Культ индивидуализма, частной инициативы, предприимчивости, которым приписывались все достижения современной цивилизации, при ближайшем рассмотрении оказываются совершенно незаслуженным. На самом деле вся материальная и культурная среда нашего обитания созданы трудом и разумом людей, соединенных единым процессом производства во времени и пространстве. Такое единое производство и требует солидарности, координации действий, «умения работать в команде», даже если этой «командой» в неявном виде становится всё человечество.

Можно ли распространять принцип солидарности действий, оправданный в небольшом коллективе на крупное производство? Да, можно. Более того, чем крупнее такое объединение, тем заметнее будут его конкурентные преимущества относительно малого производства. Именно этим обстоятельством объясняется вытеснение крупными монополиями мелкого товаропроизводителя. Монополизация экономики при капитализме – естественный процесс, обусловленный выгодой от сложения и координации действий большего числа работников. И только «священное и неприкосновенное право» т. н. «частной собственности», препятствует полной интеграции всей мировой экономики в одну огромную, многоотраслевую производственную корпорацию, не позволяет превратить всё человечество в одну слаженную «команду».

Этот конфликт частного и общего, давно открытый Марксом – противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения произведенного продукта сегодня не только главный фактор, сдерживающий развитие производительных сил общества, но еще и уродливый анахронизм, деформирующий нормальные человеческие отношения, вынуждающий людей выступать в роли соперников в борьбе за существование.

Горластые перестроечные шарлатаны-«экономисты» этого не понимали. Они простодушно приняли на веру доводы классового врага о «преимуществах» дезинтеграции единого экономического пространства на неких «субъектов» рыночных отношений, о необходимости конкуренции между людьми, об «эффективности» частного собственника и прочие наивности, давно уже никем из ученых не воспринимаемых всерьез.

Правда, остается один неудобный вопрос. Если «рыночные отношения», частная собственность, конкуренция действительно превосходят плановую социалистическую экономику в эффективности, то с какой целью наши новоявленные «партнеры» засылали батальоны своих «советников» Ельцину? Логика геополитического соперничества требовала прямо обратного – сокрытия успешного «ноу-хау» от конкурента, публичного поругания капитализма, восхваления достижений социалистического производства, всяческого поощрения советского хозяйственного и общественного укладов. Неужели «партнеры»-альтруисты действительно хотели потесниться и принять в свой «золотой миллиард» Советский Союз на правах равного? А может быть в качестве добычи?

В отличие от политбюровских простофиль, лидеры мирового империализма прекрасно понимали достоинства социалистического планового производства и десятилетиями делали всё возможное, чтобы лишить нас этого важнейшего преимущества. Более всего эти «партнеры» опасались, как, впрочем, опасаются и сейчас, возможного разворота к научному, ленинскому социализму, в сторону восстановления высокотехнологичного производства, поворота к равенству, справедливости, что полностью лишило бы капитализм какой-либо исторической перспективы.

Давно пора признать ложность, навязанного советским людям выбора на реставрацию капитализма, возрождения классового неравенства, превращения человека в источник наживы, сопровождаемого сколь напыщенными, столь и пустыми декларациями всяческих «прав» и «свобод». Тревожная международная обстановка настоятельно требует превращения всей страны в единую, сплоченную «команду», какой она и была в годы великих испытаний, свершений и побед советского народа.

У Президента достаточный запас общественного доверия для того, чтобы без всяких грандиозных потрясений, аккуратно и последовательно соединить части бывшего народнохозяйственного комплекса страны вновь в единый производственный организм, ориентированный не на прибыль частных составляющих, а непосредственно на обеспечение потребностей общества. Никакие паразитические структуры в сфере перераспределения произведенного трудом миллионов общественного продукта не требуются. Только реальные материальные и культурные ценности имеют смысл, всё остальное являются инструментами грабежа и обмана.

Внутри любого производства не может быть никаких товарно-денежных отношений, никакого обмена, никакой частной выгоды, никакой собственности. Это мир технологий, физических законов, производственных графиков, календарных планов, распоряжений, инструкций. В нем устраняются «свобода» незнания, «свобода» риска и неопределенности, «свобода» индивидуальной борьбы за выживание. Человек по-настоящему становится хозяином своей судьбы, неразрывно связанной с судьбой всего народа, вместо рулона бумажных буржуазных «свобод» получает истинную свободу труженика, творца, созидателя, мыслителя.

Современные информационные технологии позволяют предельно плотно, «бесшовно» интегрировать всю экономику страны в ультрасовременную многоотраслевую производственную корпорацию, которой будут по силам любые, самые грандиозные задачи. Никаких денег, «инвестиций», «кредитов» в таком производстве не требуется. Никаких «зарплат», «окладов», «тарифов», «расценок», «материального стимулирования» и прочих унизительных для Разума рудиментов скотного двора не нужно. Труд каждого, его способности, таланты, дарования перестают быть собственностью частных лиц и становятся достоянием всего общества.

Может быть, такому способу производства нужны особенные люди? Не знающие алчности, не способные к обману, равнодушные к кичливой роскоши, подвижники и альтруисты не от мира сего? Может быть, сначала следует воспитать нового, «идеального» человека, а потом уж и внедрять в жизнь столь дерзновенный проект будущего? Категорически нет. Сам нетоварный способ производства будет естественным образом формировать новое общественное сознание тысячекратно лучше любых проповедников и лекторов по распространению. Совместный труд на общее дело – лучший воспитатель и пропагандист.

В биологическом смысле современный человек ничем не отличается от человека, жившего тысячелетия до нашей эры. Тот же объем мозга, те же способности, те же таланты, тот же пытливый взгляд на окружающий мир, но если последние столетия человечество совершило фантастический прыжок в будущее, то древние времена со своими неизменными волами, арбами и невольниками, с полным основанием можно назвать истинной «эпохой застоя».

Менялись царствующие династии, множились величественные пирамиды, соперничали в пышности гробницы, но создание простейшей паровой машины даже всесильным жрецам было не по силам. Как же так? Ещё в III веке до н. э. в Китае был изобретен компас. Люди уже широко использовали огонь, колесо, рычаг, была примитивная металлургия – всего лишь усилие мысли и человечество радикально ускорило бы свой ход, пройдя путь от паровоза до Интернета еще до рождения Хеопса!

Почему этого не случилось? Почему сегодня мы не можем смотреть HD фильмы, снятые на древнеегипетских студиях? И в чем причина неожиданного ускорения прогресса цивилизации, как бы наверстывающей бездарно упущенное время?

Конечно, нельзя не видеть объективных, чисто арифметических причин исторического запаздывания с освоением космоса и появления микропроцессоров – многократно меньшая численность населения древнего мира. Надо полагать, что при равном удельном весе одаренностей и талантов, ученых и гениев было пропорционально меньше, чем сегодня. Однако решающее значение имело то, что подобные неординарные личности не имели возможностей занять социально значимые места в обществе, не могли вытеснить с насиженных мест невежественных самодержцев, воевод и жрецов. Как сегодня выразились бы социологи по причине отсутствия «социальных лифтов». За редким исключением, «элиту» тех времен интересовали не передовые технологии, не научные открытия и изобретения – власть, роскошь, богатства, завоевания, всецело владели её помыслами. Поэтому не приходится удивляться тому, что порох появился раньше пенициллина, а меч, штык и кинжал - раньше швейной машинки.

Элитарность свойственна не только примитивным общественно-экономическим формациям. До сих пор находятся «мыслители», за сытное место у кормушки без зазрения совести способные обрамить ученым слогом любую, самую живодерскую «теорию».

Очевидно, что всеми достижениями современной цивилизации мы обязаны труду и разуму человека. В условиях, благоприятствующих раскрытию созидательных возможностей человеческого гения, происходит ускорение процесса развития, расцветают науки, искусство, улучшается жизнь людей. И наоборот, когда способности человека в силу внешних обстоятельств не могут быть реализованы, история или идет вспять, отбрасывается назад, или столетиями топчется на месте, растрачивая бесценный человеческий ресурс в бессмысленных войнах, уничтожая всякую живую мысль в застенках инквизиции, тысячами сжигая на кострах «еретиков» и «ведьм».

Рассматривая историю становления человеческой цивилизации, можно судить о степени свободы человеческой личности в разные годы и понять, казалось бы, алогичные неравномерности её развития, вроде падение с высот Античности в Тёмные века, или взлет в эпоху Возрождения.

Акцентируя внимание на цивилизационных рывках, полезно выявить порождающие их общие обстоятельства, с тем, чтобы используя исторический опыт, достичь аналогичного результата в современных исторических условиях. Едва ли не самый убедительный пример ускорения развития дает нам возникновение капиталистических производственных отношений, самым радикальным образом изменившие облик человечества. Свержение прогнивших монархий, освобождение крестьянства от феодально-помещичьей зависимости, ликвидация сословного неравенства, появление классов буржуазии и пролетариата явились мощным катализатором развития, «золотым веком» для многих миллионов предприимчивых, инициативных людей, получивших возможность на свой страх и риск открывать своё дело, предлагать обществу новые идеи, технологии, изобретения.

Из Манифеста Коммунистической партии: «Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, - какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!»

Действительно, результат был столь впечатляющим, что при всех издержках становления, капитализм казался идеалом справедливого мироустройства, воплощением вековой мечты людей о равенстве и свободе.

Эти иллюзии оказались такими стойкими, что даже столетия спустя, вполне образованная советская интеллигенция восприняла всерьез доводы буржуазных экономистов о внеформационных, носящих универсальный характер экономических законах, по сути дела, переносящих процессы конкуренции и внутривидового соперничества из животного мира на общество. Возникающие при этом проблемы этического порядка оправдывались высокой экономической эффективностью рыночных отношений, неизбежной платой за ускорение технического прогресса.

Другой пример ускоренного развития показывают 1930-е годы, когда молодое советское государство добилось фантастических успехов в производстве на основе плановой экономики, позволившей одержать победу над хорошо вооруженными силами почти всей объединенной Европы. Эта победа явилась убедительной демонстрацией превосходства нового социалистического способа производства над капиталистическим. А ведь тому социалистическому «малышу» было от роду всего-то чуть более пары десятков лет – ничто в сравнении с тысячелетиями исторической дрёмы человечества.

В чем причина советского «чуда»? Как и при рождении капитализма, власть была очищена от представителей старой формации, стала доступна пассионариям из народных масс, доказавших делом свою преданность революции. Впервые в истории народ получил научную теорию, в которой доказательно обосновывались преимущества организации экономики на основе общественной собственности на средства производства. Миллионы бывших крестьян, рабочих, мелкой буржуазии получили возможность реализации всех своих талантов и способностей на благо всего народа. Так что, успех как капитализма, так и социализма, определяется исключительно человеческим фактором, обеспеченным мощным продвижением к равенству, к освобождению личности от пут отживших общественных отношений. Равенство и свобода – это не антагонистические понятия, как пытается представить дело буржуазная пропаганда, это неразрывно связанные стороны общественных отношений, в которых свобода обеспечивает развитие, а равенство создает комфортные условия для труда и творчества каждому члену общества.

Почему нам не подходит первый вариант - капиталистическое «чудо», которое на практике вроде бы доказало своё превосходство над всеми иными формами организации общественного производства? Не углубляясь в этическую сторону вопроса, не вдаваясь в рассуждения, насколько порядочно одному человеку жить за счет эксплуатации другого такого же человека, рассмотрим чисто экономическую сторону дела.

Монополизация целых отраслей промышленности, узкая специализация в системе разделения труда, ведут к взаимозависимости всех звеньев мирового хозяйственного механизма, обуславливают общественных характер современного производства. Всё человечество, явно или неявно, связано миллионами технологических цепочек, обязывающих производителей действовать согласованно, синхронно, по единому плану на пользу всего человечества, чему препятствуют интересы отдельных «собственников», использующих свое монопольное положение к своей выгоде. Этот конфликт общего и частного и является основным противоречием капитализма, тормозящим развитие производительных сил. Разрешение этого противоречия возможно лишь с устранением самого института частной собственности с последующим обращением всех средств производства в общественную собственность. Тем самым разрешается и вопрос рационального планирования, поскольку все локальные планы могут быть без труда взаимно согласованы и интегрированы в единый общегосударственный план развития страны.

Плановая социалистическая экономика является нетоварной, оперирующей с натуральными мерами и показателями, ориентированной непосредственно на удовлетворение общественных потребностей. В ней отсутствуют привычные экономические категории денег, товара, обмена, собственности, наемного труда, как и прочие непроизводительные архаизмы, посредством которых продукт перераспределяется в пользу буржуазии. Разумеется, буржуазия старается выдать эти паразитические, вторичные формы перераспределения за сущностную сторону самого производственного процесса, выдать законы товарного обращения за универсальные экономические законы на все времена и эпохи.

Ложность такого утверждения очевидна уже в рамках капиталистической формации. Внутри любого производства отсутствуют товарно-денежные отношения, отсутствует обмен, отсутствует частная выгода подразделений, цехов и отдельных работников. Все работают согласно технологическим планам, графикам, должностным инструкциям. Рынок начинается только за воротами предприятия, на котором произведенная продукция обретает свою товарную форму. Кстати говоря, он очень скоро и заканчивается, поскольку товар, перейдя к потребителю, перестает быть товаром.

Промежуточная товарная форма продукта не является обязательной. В условиях мелкотоварного производства, отсутствия развитой инфраструктуры, она в какой-то мере была исторически оправданной и свою позитивную роль сыграла. Эта идиллическая картинка раннего капитализма и вдохновляла ученых простофиль в перестройку как на сочинительства рецептов рыночного благоденствия, так и на причитания на тему как нельзя жить советским людям.

Однако, незнание фундаментальных законов развития общества нельзя заменить верой, убежденностью, остроумием или артистичностью. Результат воплощения либеральных утопий в современном мире может оказаться вовсе не таким, каким был еще пару столетий назад. И перестроечным оракулам следовало бы не пялиться на витрины западных магазинов, а в рамках марксистской политэкономии изучать способ общественного производства, который только и обеспечивает товарное наполнение потребительского рынка. Тогда даже его беглый анализ обнажил бы такие системные противоречия вожделенного «рынка», перед которыми померкли бы все советские рукотворные «проблемы».

Наука утверждает, что современный уровень развития производительных сил давно уже требует не конкуренции, не погони за прибылью, не совершенствование механизмов товарного обмена, не социальной защищенности, не государственного патернализма, а ликвидации самого института т. н. «частной собственности» - главного источника всех проблем в мире. Именно частная собственность и скрываемая за ней эгоизм и алчность частных «собственников» препятствует рациональному использования производственного фонда и планетарных сырьевых ресурсов в интересах всего человечества.

Не только соображения справедливости, но и объективные условия производства требуют социального, экономического равенства людей. Ведь как можно требовать согласованности, солидарности действий, если одни будут жить лучше, а другие хуже под какими-то фальшивыми предлогами, вроде воздаяния «по труду»? Неравенство извращает нормальные человеческие стремления, превращает людей в конкурирующих между собой особей, порождает социальное соперничество, в котором цепкие, хваткие и напористые будут иметь решающее преимущество. Так появляются антагонистические классы.

Упования партийной бюрократии на «энергичных» и «инициативных» людей по меньшей мере наивны. В труде не нужны ни нахрапистые, ни наглые, ни оборотистые «работники». В труде нужны высококвалифицированные специалисты, доброжелательно относящиеся друг к другу, которым нечего делить, которые всецело могут посвятить себя делу, не отвлекаясь на бытовые проблемы и суету со статусным самоутверждением. Продвижение по службе производится только исходя из профессиональных данных работника и не должно быть связано с обретением какой-либо привилегированности, не должно рассматриваться как поощрение или награда. Никаких «социальных лифтов» в нормальном бесклассовом обществе нет.

Организация производства в виде единого нетоварного народнохозяйственного комплекса и социальное равенство способны вызволить такую энергию созидания народных масс, в сравнении с которой даже былые советские успехи будут выглядеть лишь репетицией подлинного прорыва в будущее…