Компрессорная
Компрессорная гудела, как раненый зверь в клетке. Гул цилиндров сливался в монотонный рёв, пропитывая кости, заполняя череп. За железной дверью начиналась Галерея. Длинный тоннель уходил в непроглядную тьму заброшенной угольной шахты. Стены, когда-то облицованные плиткой цвета запёкшейся крови, теперь осыпались, обнажая мокрый камень, дышащий сыростью. Воздух висел тяжело, насыщенный запахом ржавчины, машинного масла и чего-то древнего, гнилостного — запахом самой земли, слишком долго хранившей свои тайны.
Старики, помнившие времена, когда шахта дышала углём и гомоном, крестились при словах "ночная смена в компрессорной". Шептались о "ночных огоньках", о стонах из глубин, о пропавших без вести, чьи крики, будто бы, слышались сквозь пласты породы спустя годы. "Место проклятое, парень. Там… не люди ходят по ночам". Я отмахивался. Работа есть работа. Одиночество не пугало. Тогда.
Первые ночи прошли в напряжённом ожидании. Я сидел у верстака, пытаясь читать при тусклом свете лампы дневного света, но взгляд неотступно цеплялся за чёрный провал открытой двери Галереи. И однажды… почувствовал. Воздух у входа стал плотнее, холоднее. Словно десятки незрячих глаз уставились из темноты. Инстинкт кричал: "Сиди!". Любопытство, холодное и осторожное, толкало вперёд.
Я схватил мощный фонарь. Луч, как лезвие, разрезал полумрак Галереи метров на двадцать, упираясь в непроницаемую стену тьмы. Сделал шаг. Ещё. Гул компрессоров стал приглушённым, словно доносился из-за толстого стекла. Ещё шаг. Капли воды впереди зазвучали отчётливее. Шаг. Воздух обжёг лёгкие ледяным хватким холодом. И тут… Оно.
Не звук. Не вид. Чувство. Древнее, как сама скала, бесформенное и всепоглощающее. Чистый ужас. Он обрушился грузом на плечи, впился ледяными когтями в горло, сжал сердце. Дыхание перехватило. Ноги стали ватными. Фонарь задрожал в руке. Это было не предчувствие. Это было знание. Знание о том, что там, впереди, скрыто Нечто. Нечто, для которого человек — лишь мимолётная тень, букашка у порога бескрайнего, безразличного мрака. Я отпрянул, спотыкаясь, сердце колотилось, пытаясь вырваться из груди. Рубаха прилипла к спине ледяным потом.
Но в этой волне паники был и странный, извращённый восторг. Я был жив. Остро, болезненно ярко, как никогда. И чёрная бездна Галереи манила.
Грань стала очевидна быстро. Примерно в пятидесяти шагах от компрессорной, где луч фонаря начинал меркнуть, растворяясь в абсолютной черноте, а гул машин превращался в далёкое, похожее на шёпот, бормотание. Здесь свет и тьма, звук и тишина находили жуткое равновесие. Пересечь эту незримую черту значило войти в иное царство. Царство, где властвовали Они.
С каждым дежурством ритуал усложнялся. Сначала — лишь носок ботинка за черту. Стоять, стиснув зубы, пока волны первобытного страха не начинали вымывать разум, и тогда — бегство. Потом — шаг. Тело сводила судорога, ноги отказывались слушаться, казалось, из тьмы тянутся незримые щупальца, цепляясь за спецовку. Адреналин жёг вены, оставляя после себя дрожь и пустоту. Старые рабочие качали головами, видя моё лицо после смены — серое, с ввалившимися, лихорадочно блестящими глазами. "Смотри, не утянут тебя ночные огоньки", — хрипел один, но в его глазах читался не юмор, а суеверный страх.
Но мне было нужно больше. Шаг за шагом я продвигался в чёрное нутро Галереи. Ужас был наркотиком. За Гранью мир преображался. Обострялось всё: слух ловил малейший шорох камня, зрение выхватывало из тьмы невозможные очертания, обоняние чуяло древнюю плесень и холод металла с невероятной силой. Мысли очищались от шелухи будней, оставался только инстинкт — звериный, острый. Я становился чистым проводником страха. И Они знали.
Я чувствовал их внимание. Как только я переступал Грань, в черноте шахты что-то шевелилось. Невидимые узоры начинали пульсировать, сгущаться. Тени на стенах — не от фонаря! — оживали, извиваясь как дым, принимая на мгновение чудовищные, алогичные формы, прежде чем расплыться. Они чувствовали вторжение. Отвечали. Волна невыразимого ужаса накатывала с новой силой, сопровождаемая ощущением движения из глубин — стремительного, беззвучного скольжения чего-то огромного и древнего прямо на меня. Я отступал. Всегда вовремя. К свету. Они не могли пересечь эту границу. У выхода из тьмы сгустки черноты замирали, колыхаясь, как языки чёрного пламени в незримом ветру. В их дрожании чувствовалась ярость и бессильная злоба. Иногда мерещился шёпот — скрежет камня, сливающийся в подобие слов на забытом языке.
Мой извращённый рай рухнул с появлением Светланы. Молодая, напористая, назначенная сверху начальницей смены. Её люди копошились в соседнем тёплом административном здании, но её словно магнитом тянуло к моей компрессорной — островку света на краю бездны.
Всё работало идеально. Сбоев не было. Но Светлане было мало отчётов. Ей нужно было видеть. Видеть меня. В любое время. Без предупреждения. Дверь распахивалась, в гул машин врывался её резкий голос: "Андрей! Доклад!". Её глаза, холодные и оценивающие, скользили по приборам, по моему лицу, по открытой двери в Галерею. Она искала повод, улику. Визиты Светланы были кощунством. Профанацией священнодействия. Они разрушали хрупкую ауру места, мой тщательно выстроенный ритуал. Её презрительные взгляды в сторону Галереи, её снисходительные замечания о "шахтёрских байках" — всё это копилось, как яд. Она не просто мешала — она отрицала мою реальность, мою связь с Бездной, считая это слабостью или выдумкой. Возможно, ей нужно было самоутвердиться за счёт последнего скептика в "её" шахте?
Теперь, заходя за Грань, я не мог сосредоточиться. Постоянно ожидал, что вот-вот распахнётся дверь, и голос Светланы разрушит хрупкое равновесие страха. Ожидание вторжения было хуже самого вторжения. Оно делало меня уязвимым. Я чувствовал, как Тени насторожились. Их внимание, обычно сфокусированное на мне, теперь частично уходило туда, в светлую часть мира. В их пульсации появилось что-то новое — не просто любопытство, а… терпение хищника? Я не знал. Но знал: Светлана играет с силами, о которых не имеет понятия. И это не могло кончиться добром.
Она пришла снова. Её каблуки цокали по бетону, как молоточки по натянутым нервам.
"Андрей! Отчёт! И почему дверь открыта?!" — её голос резал гул. Она стояла в проёме, спиной к чёрному зёву Галереи, размахивая папкой.
Я молчал, стиснув зубы до боли. Холодная ярость поднялась из глубины. Снова. Снова всё рушит. Смеётся над Границей, надо мной.
"Вы меня слышите?!" — шагнула внутрь, взгляд полон раздражённого превосходства. "Или опять ваши призраки отвлекают?"
Слово "призраки", брошенное с презрением, переломило что-то. Она должна увидеть. Должна узнать. Признать Реальность, которую отрицает. Мою правду. Уверенность была твёрже камня. Они не тронут её за Гранью — не могут! Но страх… страх заставит её понять. Навсегда. Я резко повернулся к верстаку, делая вид, что роюсь в бумагах. "Сейчас... Где-то тут...". За спиной — вздох нетерпения и... цокот каблуков. Не в мою сторону.
"Я не намерена ждать! И закройте дверь!" — голос прозвучал уже из тёмного проёма. Я обернулся. Она стояла на пороге Галереи, освещённая светом компрессорной, рука с папкой указывала вглубь, будто отдавая приказ Тьме. И шагнула. Внутрь. Уверенно. За Грань.
Ледяной ком встал в горле. "Стой!" — не вырвалось. Она вошла. Самоуверенная дура... Моя вина? Нет! Её!
Я рванул к двери. Фонарь выхватил пустую, уходящую в чёрный зев дорогу. Цокот каблуков растворялся в тишине Галереи.
"СВЕТА! НАЗАД!" — крик сорвался хрипло, поглощённый камнем. Липкая паника затопила сознание. Я толкнул её в пасть. Ненавистью. Гордыней.
И тогда из черноты донёсся крик. Нечеловеческий. Высокий, пронзительный, полный запредельного ужаса и боли. Звук, рвущийся из глотки, увидевшей Ад. Потом — второй. И третий — уже не крик, а визг зверя, переходящий в хриплый, булькающий стон.
Я метнулся, ища оружие. Взгляд упал на старые, тяжёлые, кованые ножницы для арматуры на верстаке. Схватил. Вес металла — призрачная решимость. "СВЕТА! СЮДА! К СВЕТУ!" — заорал, вбегая в Галерею, замирая у Грани. Луч фонаря бешено метался по стенам.
В ответ — срывающийся визг. Глухой шлепок. Скинула туфли. Бежала босиком.
И я увидел её. Выползающую из тьмы. Но не Светлану. Пародию. Кошмар. Ковыляла, спотыкаясь, волоча руку по стене. Луч вырвал из мглы. Лицо — белая маска ужаса, глаза — огромные, пустые, рот — в беззвучном крике. Волосы растрёпаны, слиплись. Халат порван. Она шла, слепо упираясь в стену, отмахиваясь от невидимых мух, от чего-то, цеплявшегося в темноте — холодных прикосновений Теней, ползущих рядом.
Они висели впереди, передо мной — сгустки чернее черноты, пульсирующие. Ждали.
Она приближалась. Вид абсолютного безумия, детской беспомощности перед непостижимым, сжал сердце ледяной рукой. Жалость смешалась с паникой и яростью на Тьму. Вытащить!
Ближайшая Тень сжалась. Бросится. На меня. Инстинкт слился с отчаянием. Занёс ножницы — и с воплем рванул навстречу сгустку, навстречу ей. Поравнялся — метнул ножницы в черноту. Оружие исчезло беззвучно.
Взглянул на Светлану. Она не видела меня. Взгляд — сквозь, в пустоту. Вдруг... замерла. Тело напряглось. Глаза на миг встретились с моими — пустота. Глубокая, космическая. Рухнула.
Я бросился к ней, спотыкаясь, упал на колени. Перевернул. Белый халат пропитан тёмной, почти чёрной жидкостью с запахом ржавчины и камня. Из горла, над яремной впадиной, торчали рукояти моих ножниц. Как? Глаза остекленели, в них — последний миг ужаса. На губах — алые пузыри. Я замер. Жидкость растекалась, сливаясь с масляными пятнами.
Воздух содрогнулся. Не гудели машины — дрожала реальность. Тени от компрессоров, верстака извивались. Пульсировали. Становились неестественно густыми, чёрными. Сжимали пространство. Ледяной озноб. Давило на виски. Неслышный гул сводил зубы. Я замер. Страх ушёл. Ледяная пустота. Гипнотическое любопытство. Мир искажался. Тени тянулись, обволакивая...
Грохот распахнутой двери. Яркий луч фонаря ворвался в помещение, разрезая мрак. Дрожь стихла. Тени — просто тени.
"Господи! Что..." — голос охрип. На пороге — двое из утренней смены, лица искажены ужасом. Седой проходчик Дед опустил фонарь. Взгляд скользнул по мне, по телу в луже, по ножницам в горле. В его глазах — приговор. Покачал головой, голос глухой, усталый:
"Бездну потревожил, парень... Грани не знал..." Или почудилось?
Я не слышал. Смотрел в угол, где тень от компрессора была гуще всего. Там, на границе света, мелькнуло... движение? Или пыль? Холод глубже шахтного пополз по спине. Они видели. Знают. Тьма лишь приоткрыла шлюзы.
____________________________________________________________
P.S. Если вы есть на сайте Author Today, можете ознакомиться с другими моими работами в профиле https://author.today/u/last_hartman. Буду благодарен за отметки и комментарии. Спасибо!
