KATLower

Историк-Алкоголик:


""Очень почувствовал вот эту мысль Лебедева.

70 лет советской власти – это ведь ещё и полная этнопсихологическая дезориентация русских.

Ещё недавно русские в самых простых понятиях не смогли бы описать себя, дать основные характеристики: пунктуальны или нет, трудолюбивы или ленивы, какие особенности кулинарной культуры, как одеваются?

Спросить в 1991 году обычного русского человека: мы пунктуальны, как немцы, или наоборот непунктуальны, как итальянцы? Никто бы толком ничего и не ответил. Наверно, непунктуальны, ведь советская власть всё своё существование усиленно боролась с прогулами на работе, опозданиями и прочим, аж уголовку за опоздания вводили. Разве имманентно пунктуальный народ надо уголовками гнать на работу?

Оказалось, что пунктуальны, без всяких уголовок. Сложившаяся за последние годы национальная корпоративная этика очень быстро стигматизировала любые опоздания, бизнес начал работать, как часы.


Или вообще трудолюбие. К концу советской власти это был прям национальный компромисс. Особенно на фоне катастрофы сельского хозяйства: мол были мужики, кулаки, соль земли, на них всё держалось, весь мир русским хлебом кормили. Кулаков извели остались одни лентяи, поэтому хлеб в Канаде покупаем. Нация лентяев.

Оказалось, что просто надо колхозы разогнать, и русские сами, без марксиситко-ленинской теории прекрасно управятся с хлебом, накормят страну еще и экспорт наладят. Не очень похоже на лентяев.

Кулинарная культура. В этой части итоги советской власти укладываются в мемы про «вечнозеленые помидоры», «картонные сосиски», драки в очереди за водкой и два сорта пива: «пиво есть» и «пива нет».

Оказалось, что русские могут в короткие сроки наладить одну из лучших в мире ресторанных культур, при наличии экономических свобод быстро начинают делать отличное пиво в гигантских объемах (как раз по итогам прошлого года опередили Германию) и хорошее виноградное вино.

А водка, при наличии средств на более качественную альтернативу, вообще переходит в разряд ритуальных напитков, которые употребляют только в определенные моменты, под определённую закуску. Хотя вот ещё недавно - это был столп национального образа.

Или бизнес, предпринимательство вообще. Русские - это не про деньги, русским деньги не нужны - это всё из тех же времен. Оказалось, что очень даже про деньги, русские природные предприниматели, на голову лучше многих европейских народов.

Хотя, вот еще буквально вчера «Какой тебе бизнес, Ванька?» было общим местом.

Но это всё про хорошее. Выяснились и не очень приятные моменты.
В 1991 вообще ничего не было понятно про русский стиль одежды. От советской власти остался только качественный унисекс из эрзац-шмоток: лагерный треух, ватник, кирзачи.

Это вершина нашего стиля? Или может мы, как французы, или итальянцы?

Оказалось, что не французы, не итальянцы, но и не северные корейцы. Если вы когда-нибудь бывали в Польше, то, очевидно, вам могло броситься в глаза, что люди там в среднем одеваются один-в-один, как в России, не отличить. Нельзя сказать, что это прям хорошо, но и неплохо, хоть восточная, но определенно Европа.

Объемный и приятный национальный образ русского проступает сквозь плоский симулякр «советский человек».

Правда на поиски и восстановление этого образа ушло много времени, а на его стирание ушло ещё больше. И этих лет, целого века, бесконечно жаль.""

Фильм «Мумия» (про мавзолей Ленина который) не смотрел, но обсуждаю.

Для меня дилеммы оставлять это всё или убирать нет, как нет её и практически у всех граждан страны, просто не все об этом знают.

Надо ли пересматривать историю и ворошить прошлое? Других проблем у страны что ли нет? Почему-то утверждается, что это аргумент за то, чтобы отвалить от Ленина.

Но дело в том, что история – это вообще достаточно живая наука, которая постоянно что-то пересматривает.

И слава богу, кстати.

Вот битвы подо Ржевом вообще не существовало в советской историографии. Мясорубка длинной в год и в антураже позиционной войны не особо вписывалась в пафосный канон советской историографии Великой Отечественной. Поэтому русских солдат, сложивших свои головы в этой битве, лишний раз не поминали.

Хорошо, что канон пересмотрели? Хорошо! Правильно!

Или оборона Брестской крепости. До конца 1950-х вообще о ней никто не знал. Последний защитник крепости майор Гаврилов, отстреливавшийся до последнего патрона, и попавший в плен только потому что потерял сознание от голодного обморока, уже в родном Татарстане чуть не умер от голода. Никто же про подвиг защитников крепости не знал, для его односельчан майор был предателем, который сдался немцам и всю войну просидел в лагере, поэтому работы и пайка ему в колхозе не дали.

Плохо ли, что про крепость вспомнили, внесли в канон, а Гаврилова в итоге наградили звездой Героя Советского Союза? Да хорошо, конечно!

Мало кто знает, но долгие годы о блокаде Ленинграда за пределами города вообще не особо вспоминали, да и в самом Ленинграде в какой-то момент запретили. При Сталине в рамках «Ленинградского дела» руководителям города вменили в вину героизацию подвига города, как возвеличивание собственных заслуг: музей закрыли, строительство мемориала на Пискаревском кладбище остановили.

Потихоньку разреши вспоминать только в конце 1950-х, к 1970-м освещение эпопеи города-героя вышло на всесоюзный уровень.

(Кстати, возвращение Блокады в научный, мемориальный и образовательный оборот - это одно из следствий десталинизации. Если кому-то не нравится «осуждение культа личности», то и про Блокаду, будьте добры, не вспоминайте, в нарративе вашего политического сегмента эта история должна быть запрещена.)

Блокада заняла своё место в истории города и страны, это самая трагичная страница геноцида русских, так что в последние годы установилась нулевая толерантность к её организаторам и отрицателям. Даже доску Карлу Маннергейму сняли: как царский генерал доску в Санкт-Петербурге он заслужил, но как главнокомандующему армии Финляндии, закрывшей северный фронт Блокады, ему в городе можно только анафему петь.

И вот как раз в разрезе Блокады стоит взглянуть на вопрос с Лениным, его трупом, памятниками, топонимами и прочим.

Дело в том, что в научном и даже публицистическом обороте отсутствует первая Блокада города, тогда ещё Петрограда. С декабря 1917 по февраль 1921 в Петрограде разразился рукотворный голод. Причем он заключался не только в том, что город снабжали практически по остаточному принципу доведя минимальную дневную пайку хлеба до 1/8 фунта или 50 грамм (в блокадном Ленинграде, как вы помните, минимальная была 125 грамм). На въезде в город стояли заградотряды, которые отбирали всю еду свыше полутора пудов веса.

К сожалению, полноценного исследования о числе жертв нет.
Можем только прикинуть.

Петроград на осень 1917 года – 2,6 млн населения, к концу Гражданской войны – 0,7 млн.
Ленинград на начало 1941 года – 2,45 млн населения, к концу Блокады – 0,55 млн.

Одну блокаду устроили Гитлер и Маннергейм, другую Ленин.

Маннергейму в Санкт-Петербурге вполне справедливо памятной доски не положено. В честь Ленина в Санкт-Петербурге проспект, площадь, улица, две станции метро, десять памятников, более сотни мемориальных досок.

Как только трагедия блокады Петрограда 1917-1921 года попадет в полноценный научный, мемориальный и образовательный оборот, как это было со Ржевом, Брестом и Блокадой Ленинграда, так все вопросы о целесообразности содержания мавзолея и сохранения памятников Ленину отпадут.

Историк Алкоголик
https://t.me/istrkalkglk/6256

Все уже отсмеялись над вышедшим из тюрьмы и с ходу начавшим шизить Сергеем Тихановским — а ведь смешного мало. Тут драма, и драма настоящая. Вот вы — обычная домохозяйка, "Света жарит котлеты". Замужем за нормальным мужиком: предприниматель, плотный, надежный, выкупил для вашей семьи целую старинную усадьбу. Одна беда – не сидится ему на месте, не предпринимательствуется спокойно. Хочет за что-то там бороться и что-то там менять. Доходит до того, что мужик баллотируется в президенты в стране, где делать этого вот так, с кондачка, лучше не надо. И оказывается в тюрьме.

А дальше, в толпе сочувствующих друзей-близких («Света, держись! Он обязательно вернется») появляется незнакомый, очень хорошо одетый мужчина из иностранного посольства, который, вместо пресных уверений, предлагает конкретный план: идти в президенты вместо мужа. Мир меняется, у будущего женское лицо, говорит он. Лукашенко не удержится, а с нашей стороны все готово, за вами — весь свободный мир, говорит он. Вам ничего не придется делать, просто согласитесь, все сделаем мы, а потом вашего мужа выпустят, и начнется совсем другая жизнь, говорит он.

Дальше — выборы, протесты, «перемен мы ждём перемен», изолятор на Окрестина, Батька с автоматом, бегство в Литву. Хорошо одетых людей, подобно тому первому, вокруг появляется много. Литовский сейм признает вас президентом Белоруссии. С вами встречаются лидеры стран, вы произносите какие-то написанные для вас речи, что-то там обещаете, кому-то грозите, а на самом деле просто пытаетесь принять новую жизнь, и постепенно принимаете.

Президент без страны, главнокомандующий без армии, политик без электората — это ведь не так и плохо. Привилегии без ответственности, статус без необходимости что-либо решать. Ваши дети учатся в частных школах и постепенно начинают говорить на английском лучше, чем на русском, у вас есть пресс-секретарь и водитель, а муж, отсутствие которого долго было открытой раной, превращается в удобную фигуру умолчания. И однажды, теплым летним вечером 2025 года вы признаетесь себе в том, что вышло-то всё не так и плохо, а дальше, скорее всего, будет ещё лучше. И не успеваете вы додумать эту приятную мысль, как громом средь летнего неба на вас обрушивается новость: выпустили! И дальше в вашу жизнь возвращается он.

Тощий, как лягушонок, ушастый, отвратительно-вертлявый зэк. Растерявший всю свою солидность, вместо неё обзаведшийся горячечной манерой говорить, сумасшедшим взглядом и истерическим надрывом урки невысокого полёта. Вы забыли, как его трогать, а он трогает вас все время, и мельтешит, и суетится, и эти его худые вертлявые руки везде, куда ни беги.

Журналисты, политики, и даже ваш собственный пресс-секретарь смотрят недоумённо, изо всех сил скрывая брезгливость: «что, этот? Позвольте, да как…». Кто-то из еще помнящих русскую классику говорит «Шариков», и на следующий день его за спиной так называют все.

А вам — выходить с ним. Вам — стоять рядом и не краснеть, когда он открывает рот. Вам — делить с ним теперь жилище. И вам — смущаясь, задавать хорошо одетому мужчине из посольства вопрос (а можно как-нибудь… ну, вы понимаете…), чтобы обреченно услышать «нет».

https://t.me/Ivorytowers/22696