Автоматизация и ИИ действительно вымывают из цепочки миллионы «средних» специалистов – бухгалтеров, операторов, юристов-конвейерщиков, дизайнеров-универсалов. Бизнесу не нужно спасать платёжеспособность всех этих людей: спрос теперь поддерживают госзаказы, люксовый сегмент и, если понадобится, минимальный базовый доход, выдаваемый сугубо ради предотвращения бунтов. Классическая схема «работник → зарплата → покупка» уже превращается в «пользователь → данные → подписка», в которой человеку принадлежит всё меньше, а корпорации собирают постоянную ренту с платформ, контента и инфраструктуры. В России этот процесс идёт не медленнее, чем в мире. «Магнит» и X5 ставят кассы-роботы и прогнозирующие нейросети, урезая до двадцати процентов кассиров и мерчендайзеров; «Сбер» благодаря ML сокращает десятки тысяч бэк-офисных позиций; РЖД автоматизирует диспетчерские алгоритмами и планирует убрать шесть тысяч операторов до 2025-го; Минфин прямо оценивает, что к концу десятилетия под риском окажется двадцать–двадцать пять миллионов рабочих мест. Модель «аренда вместо владения» уже наша повседневность: каршеринг блокируется удалённо, фильмы в онлайн-кинотеатрах исчезают вместе с лицензией, игры всё чаще продаются только по подписке, а «умные» устройства превращаются в терминалы к облаку – потерял аккаунт, потерял вещь. С 2025 года в расклад добавляется цифровой рубль: каждая транзакция метится, а ЦБ технически получает возможность назначать деньги «сгорающими» или блокировать кошелёк – об этом Эльвира Набиуллина говорила открытым текстом. В Москве уже работают двести тысяч камер с распознаванием лиц, во время ковид-QR система автоматически штрафовала нарушителей, и расширить критерии фильтрации – вопрос одной директивы. Производители техники, начиная с John Deere в мире и заканчивая «КАМАЗом» и «Аурусом» в РФ, оставляют за собой право дистанционного отключения изделия при «нарушении условий». Социальные цифры подтверждают тенденцию: десять процентов богатейших россиян получают тридцать шесть процентов совокупных доходов, тогда как десять процентов беднейших – лишь два, а доля домохозяйств с доходом сорок пять–шестьдесят тысяч рублей в месяц упала с двадцати процентов в 2014-м до одиннадцати в 2022-м. Автоматизация и подписочная экономика режут как раз тот средний слой, который служил подушкой общества. В итоге появляется схематика «тонкая элита специалистов-алгоритмиков наверху, широкое поле низкооплачиваемых разовых сервисов внизу, никакого прочного среднего класса посередине», а управление массой упрощается: цифровой рубль, FaceID-камеры и отключаемая техника дают возможность выключить человека из экономики одной кнопкой. Если нас не устраивает роль сырья для нейронок, остаётся два пути: во-первых, горизонтальное самоорганизующееся производство – кооперативы, мастерские, локальные цепочки, которые минимально зависят от большой платформы; во-вторых, политическое давление за право собственности на вещи и данные, за «право на оффлайн», за ограничение слежки и монополий. Иначе новый формат капитализма окончательно застынет в фигуре цифрового феодализма: у вершины – владельцы инфраструктуры, внизу – арендаторы собственной жизни.