В далеком 1917 году в испанской деревне Сереcалес дель Кондадо родился Антонио Фернандес. Его семья жила достаточно бедно, и родителям, у которых было 13 детей, приходилось работать на пределе своих сил, чтобы как-то прокормиться.

Антонио Фернандес до 14 лет учился в школе, но так и не закончил ее. Он был вынужден бросить учебу и пойти на работу в поле, чтобы помогать родителям. Казалось бы, что примечательного могло быть в этом человеке? Но его ждала необыкновенная судьба.

В 1949 г., наш герой в возрасте 32 лет отправился на поиски счастья в Мексику. Там жил дядя его жены.

Устроившись в компанию Grupo Modelo – крупнейшего производителя пива, он начал быстро двигаться по карьерной лестнице. В 1971 г. он уже находился в топ-менеджменте, а к его мнению прислушивались все учредители корпорации.

Пиво «Corona» под руководством Антонио Фернандеса превратилось из местного производителя в узнаваемый мировой бренд, и он стал генеральным директором. Управляя компанией вплоть до 2005 года, миллиардер в 88-летнем возрасте отошел от дел.

Так при чем же здесь 80 миллионеров в одной деревне? — спросите вы.

А вот тут и заключается главная особенность Антонио Фернандеса, которого богатство не съело изнутри.

Дело в том, что он завещал 200 миллионов евро жителям своей испанской деревушки, где он когда-то родился и вырос. У этого замечательного человека не было детей, поэтому управление компанией перешло к его племяннику. А вот своим бывшим односельчанам он решил сделать необыкновенный подарок.Жители деревни рассказывают, в каком они были шоке, когда узнали, что в один миг стали миллионерами. Каждому из них досталось больше чем по 2 млн., что может обеспечить их безбедное существование на всю жизнь.

Вообще известно, что Антонио Фернандес очень много благотворил как в родной Испании, так и в Мексике, в которой он прожил больше полувека. Умерев в возрасте 99 лет, он стал символом доброты и настоящего благородства.

Такие истории из жизни показывают, что не все человеческое потеряно у чрезвычайно богатых людей.

Ведь действительно, когда мы слышим, что какие-то миллионеры жертвуют на благотворительность колоссальные суммы денег, то оно как-то не «цепляет» простых граждан. Ну и правда, кто знает, куда в действительности пошли суммы денег, о которых раструбили по новостям!

А когда реальный миллиардер делает миллионерами всю деревню, в которой он когда-то родился, – это заставляет восхититься благородством и подлинной добротой настоящего благодетеля.

Надеемся, что Вы уже подписались и в ближайшее время новость, подобная той, которая описана в этой истории, случится и с Вами! :)

«Вы не можете обойтись без работы, ибо природа (Пракрити) толкает вас к ней. Это значит, что всякая работа должна быть сделана так, как нужно. Если она будет сделана „без привязанности", она приведет к Богу. Работа, сделанная так, есть средство дойти до цели, и цель эта — Бог».

«Без привязанности не значит без добросовестности, без усердия, без любви к хорошей работе. Но без заинтересованности».

«Работать без привязанности — значит работать, не ожидая никакой награды, не боясь никакого наказания в этом мире и в будущем…»

И Рамакришна слишком человечен, чтобы не знать, что такой идеал может быть весьма редко достигнут из-за слабости людской.

«Работать без привязанности весьма трудно, в особенности в наше время. Это выполнимо только для избранных…»

Но долг каждого — по крайней мере стремиться к этому отрешению ревностной молитвой и настоящим милосердием.

Остановимся здесь: слово заставляет задуматься. Почти как общее правило, милосердие и филантропия сделались синонимами. Что же касается последней, Рамакришна проявляет к ней особое недоверие, которое не может поразить наших западных сатириков, наших Диккенсов, Мирбо, вскрывающих со смехом или суровостью лицемерие некоторых «благодеяний», но которое может опечалить или задеть многих хороших людей. Несколько раз Рамакришна предостерегал своих учеников от тщеславной филантропии. Его интуиция скрытых движений души слишком часто позволяла ему угадывать в активности и в проявлениях милосердия эгоизм, тщеславие, жажду славы или ту бесплодную суетливость, стремящуюся без истинной любви заполнить жизненную скуку, которая, бросая беднякам грош, делает это, чтобы скорее освободиться от неприятной картины, а не чтобы помочь несчастным. Доброму Маллику, предлагающему основать больницы и благотворительные учреждения, он сказал:

— Да, но с условием, чтобы вы были «отрешены» (то есть совершенно бескорыстны), делая добро.

Мы видим, как он почти вспылил в беседе со светскими людьми, с Банкимчандрой Чатерджи, романистом, или с редактором одной газеты («Hindu Patriot»), которые, не придавая никакого значения глубине души и намерениям и ценя только действия, были по горло заняты общественными делами: дорогами, общественными работами и т. д. Он не допускает, чтобы истинное благо, благо длительное, способно было исходить из порочной души. Пусть прежде всего они очистятся от эгоизма. Потом только они сумеют работать с пользой для мира.

Чтобы ответить на мои вопросы и осветить это отношение Рамакришны, самым авторитетным из находящихся в живых учеников или же представляющим его учение — Свами Шивананде и Свами Ашокананде — пришлось приложить много усилий; и, несмотря на наличие нескольких случайных поступков, свидетельствующих об активной благотворительности Рамакришны (я выше указал их), они не сумели мне доказать, что эта благотворительность делом занимает значительное место в учении Рамакришны. Это было бы важно с точки зрения людей Запада — я говорю о самых честных из них, — ставящих дело выше намерения и благо других выше личного спасения; это было бы важно, если бы мы не помнили, во-первых, о том, что Рамакришна отвергает, считая эгоизмом, как личное спасение, так и филантропию вне бескорыстной любви, во-вторых, что его назначение — именно зажечь в сердцах истинное милосердие.

«Какая разница между милосердием и самолюбием? Милосердие — это любовь, которая распространяется на всех и которая не ограничивается собой, своей семьей, своей сектой, своей страной. Самолюбие — это привязанность к самому себе, к своей семье, к своей секте, к своей стране. Углубляйте возвышающее нас милосердие, которое приводит к Богу».

Истинное милосердие — это для Рамакришны любовь к Богу во всех людях, ибо Бог воплощен в человеке.

Нельзя по-настоящему любить человека и, следовательно, полностью прийти ему на помощь, если не любишь в нем Бога. И наоборот, нельзя хорошо познать Бога, пока не увидишь его в каждом человеке.

Вот почему настоятель ордена Шивананда, представляющий в настоящее время истинную сущность учения Рамакришны (1929 год), написал мне следующие строки, духовный смысл которых покажется знакомым читателям Паскаля:

«Вы, вероятно, постигаете разницу между реализацией божества в человеке и сознанием всеобщего страдания в качестве мотива служения людям. Мне кажется, что это не различные состояния духа, это два вида того же состояния; только воспринимая божество нераздельно от человека, мы сможем по-настоящему охватить глубину человеческого страдания, ибо только тогда состояние духовного порабощения человека, лишение его совершенства и божественного блаженства становится для нашего сознания почти осязаемой очевидностью. Мучительное чувство контраста между божественным в человеке и присущим ему неведением, вместе с вытекающим отсюда страданием, — вот что побуждает сердце служить человеку. Без этой реализации божественного духа, который есть в себе и в других, истинная симпатия, истинная любовь и истинное служение невозможны. Вот почему Шри Рамакришна хотел, чтобы его ученики достигли реализации своего „я", прежде чем отдаться с пользой служению человечеству».

Но в ожидании этого человечество страдает, человечество умирает, покинутое. Оставит ли он его без помощи? Нет. Ибо то, чего Рамакришна не делает, не может сделать сам, ограниченный рамками своей кармы и горизонтом своей жизни (жизни, которая готова уже угаснуть), он завещает исполнить своему величайшему ученику, наследнику своего слова — Вивекананде, тому, который в одном видении предстает ему как божественная эманация, более высокая, чем его собственная, и призвать которого к людям для их же спасения он считает своей личной миссией. На него он возложит, почти что помимо его желания, обязанность действовать в мире и «облегчить страдания смиренных и бедных».

Ромен Роллан

Жизнь Рамакришны

Эдвард Колстон и дух капитализма

Эдвард Колстон прожил удивительно скучную жизнь. Он не воевал, не сидел в тюрьме, не скитался по миру, не совершал безумств во имя любви.

Он был богатым и уважаемым гражданином, но в большой истории, на фоне её титанических фигур, он выглядит маленьким человеком, вроде гоголевского Плюшкина.

Будучи славен в стенах родного города, он был не очень известен в мире, и я думаю, что до недавнего времени в России о его существовании знали немногие.

Это “недавнее время” наступило 7 июня 2020 года, когда разноплеменная толпа, вдохновлённая движением Black Lives Matter, свалила с постамента статую Эдварда Колстона, заклеймённого как работорговца, и утопила её в бристольской гавани, открыв сезон борьбы с монументальным искусством белых людей.

Можно сказать, на следующее утро наш герой проснулся бы мировой знаменитостью, если бы уже 299 лет не спал вечным сном в бристольской церкви Всех Святых.

Стало быть, как минимум две вещи делают Колстона интересным для нас. Во-первых, этот человек заслужил памятник от потомков. Во-вторых, что ещё важнее, спустя три века после его смерти у него всё ещё есть враги.

Основная работа у Black Lives Matter  ещё впереди, ведь в Бристоле мимо памяти Колстона и не плюнешь.

Разрушенный памятник украшал собой Колстон-авеню, а ведь есть ещё и Колстон-стрит, на которой стоит здание Колстон-тауэр. Из трёх школ, носивших его имя, одну заставили от него отказаться, но две ещё держатся.

Сдался концертный зал “Колстон-холл”, который должен быть переименован в этом году.

И есть ещё одна трогательная деталь, которая должна вызывать у общественных активистов особую ненависть — фирменное блюдо бристольских кофеен, “колстонская булочка” с цукатами и цедрой, изобретённая самим Эдвардом Колстоном, причём не из чистой любви к кулинарии, а с благой целью.

Но в мире, где переименовывают мороженое “эскимо”, справятся как-нибудь и с булочкой.

Биография Эдварда Колстона

Его первое жизнеописание, написанное почти карамзинским языком, вышло аж в 1852 году. В нём, впрочем, больше говорится не о самом Колстоне, в биографии которого есть провалы продолжительностью до двадцати лет, а о его времени, о Бристоле, о  Корпорации — городском совете, в котором заседали наиболее состоятельные люди города.

Хороший роман воспитания из биографии Эдварда Колстона не получится. Нашему герою не пришлось искать своё место в мире, бороться за свою судьбу.

Подобно его младшему современнику Иоганну-Себастьяну Баху, который родился в семье музыканта и тоже стал музыкантом, Эдвард Колстон был сыном бристольского купца Уильяма Колстона и тоже стал купцом.

Семья там была такая правильная, что Эдвард, первенец, был зачат в течение первой же недели после женитьбы его отца на дочери почтенного адвоката. А поскольку родился он в 1636 году, то мы можем сказать, что его детство пришлось на суровые годы гражданской войны.

В 1645 году отряды Кромвеля взяли Бристоль, и Уильям Колстон, преданный сторонник короля, лишился своих должностей в городском совете и был вынужден бежать в Лондон вместе с семьёй.

В 1661 году, после того как Стюарты взяли реванш, он вернулся в родной город — но уже без Эдварда, у которого был к тому времени собственный бизнес. Лишь через двадцать лет, после смерти отца, Эдвард вновь приедет в Бристоль — надо же было вступить в права наследника, — однако человек, столь много сделавший для родного города, во взрослой жизни бывал в нём лишь наездами, предпочитая жить в столице, а позднее — в своем доме в графстве Суррей, где он вырастил апельсиновый сад.

Поначалу Эдвард торговал как отец — например, поставлял английские ткани в Испанию, где он вроде бы прожил какое-то время, и закупал у испанцев вино, в том числе херес (марки Bristol Cream, впрочем, тогда ещё не было). Но позднее, когда ему было уже за сорок, его заинтересовал другой бизнес — тот самый, за который его нынче клянут защитники чёрных жизней.

В Королевскую африканскую компанию (RAC) его привел брат Томас. “Королевская” — это было не просто понтовое название. Эту компанию основал в 1660 году, едва лишь взойдя на трон, лично король Карл II, а её исполнительным руководителем был его брат, будущий король Яков II.

То есть, говоря нашим языком, это была госкорпорация, и неудивительно, что к этому статусу прилагались монопольные права — сперва на добычу золота в Гамбии, а затем и на работорговлю, которая была внесена в список её уставных видов деятельности в 1663 году.

Рабов, приобретаемых за пресловутые стеклянные бусы, с очаровательной откровенностью клеймили инициалами “DY”, ибо Яков Стюарт носил тогда титул “герцог Йоркский” (Duke of York).

Вот как раз вопросами поставки стеклянных бус, африканской “криптовалюты”, и занимался в компании Томас Колстон.

Но и Эдвард, войдя в число акционеров RAC в 1680 году, не стал работорговцем в бытовом смысле. Он не плавал в Африку, не загонял несчастных в трюмы и не охаживал их кнутом. Он, возможно, и не видел в своей жизни ни одного чёрного раба.

Комитеты, в которых он заседал, занимались оплатой труда капитанов, графиком движения судов, качеством сахара, доставляемого обратными рейсами с плантаций Вест-Индии — в общем, разнообразными техническими вопросами, которые пришлось бы решать независимо от вида товара.

К тому же расцвет RAC был хоть и ярок, но краток. Поскольку это было семейное предприятие Стюартов, государственный переворот 1688 года, именуемый Славной революцией, не сулил компании ничего хорошего. В отчаянной попытке спасти компанию Эдвард Колстон подарил новому королю, Вильгельму Оранскому, часть своего пакета акций. Возможно, так поступили и другие акционеры. Курс акций заметно вырос, но монополию было уже не спасти. Сменился не только монарх, сменилось государственное устройство.

Теперь решающее слово было за парламентом, а парламент, как и все честные люди Англии, был всей душой за свободу торговли — в том числе и торговли рабами. И честные люди Англии (в первых рядах которых шли как раз коммерсанты Бристоля) толпами ринулись в работорговлю с 1698 года, когда парламент отменил монополию RAC.

В последующие годы королевская компания быстро отошла на второй план, а работорговля развернулась в свою настоящую силу, выдвинув новых героев, таких как Хамфри Морис. (Если RAC в свой “колстонский” период вывезла из Африки в Вест-Индию порядка 80 000 рабов, то объём британской работорговли в последние полвека перед её запретом в 1807 году оценивается в 1,3 миллиона чёрных невольников.)

Но Эдвард Колстон уже не имел к этому отношения.

Побыв пару лет заместителем управляющего компании, он покинул её в 1692 году. И через несколько лет после этого, подойдя к 60-летнему возрасту, он увлекся благотворительностью. Начал он с устройства богаделен для бывших матросов и других обездоленных; основанный им приют Сент-Майклс-Хилл существует до сих пор.

В 1706 году он предложил благотворительному обществу бристольских купцов, Society of Merchant Venturers (созданное в 1552 году, оно функционирует и поныне), организовать школу для детей из бедных семей; сначала предполагалось, что их будет пятьдесят, потом их число увеличилось до ста. Это дело казалось ему важным, “поскольку от этого зависит, будет ли спасена или разрушена жизнь многих бедных детей, которые со временем смогут быть полезными как вашему Городу, так и Нации своими будущими достославными свершениями”.

Восьмиклинная булочка Колстона со смородиной, цедрой и другими сладостями, которую ребёнок мог разломать на части и разделить со всей семьёй

Колстон не просто раздавал деньги. Он и в сфере благотворительности показал себя как въедливый менеджер.

Он самолично писал уставы, детально прорабатывал бюджеты и бесконечно требовал отчётов, стараясь не упустить никакую мелочь: и сколько раз ученики должны посещать церковь, и сколько раз молиться в здании школы, и какие у них должны быть рубашки, брюки, ботинки и застежки на ботинках — всё было предусмотрено.

Не забыл он и про булочку. После ежегодной торжественной службы в кафедральном соборе Бристоля (она до сих пор проводится 2 ноября, в день рождения филантропа) каждому ученику выдавали пирог, который полагалось отнести домой, и булочку, которую нужно было съесть сразу.

Эдвард Колстон пережил всех своих младших братьев и сестёр, которых было десять. Детей у него не было; он никогда не был женат. Почему так получилось, понять уже невозможно, но когда в поздние годы ему предлагали жениться, он  немного в духе королевы Елизаветы, отвечал: “каждая беспомощная вдова — моя жена, а её обездоленные сироты — мои дети”.

Он умер в 1721 году, оставив 100 тысяч фунтов своим племянникам, племянницам и двоюродным братьям и завещав 77 тысяч фунтов на благотворительные нужды.

Эти деньги, огромные по тем временам, продолжали работать ещё много лет — так, в 1891 году за счёт этих средств была учреждена школа для девочек, всё ещё носящая имя Колстона.

Что им двигало? Филантропов часто подозревают в том, что щедрыми пожертвованиями они искупают свои грехи — и это бывает правдой. Но Колстон не чувствовал за собой греха. Те двенадцать лет, в течение которых он имел косвенное отношение к работорговле, он не мог ставить себе в вину — в конце концов, даже философ Локк был акционером той же компании.

Вся Англия торговала рабами, процветала на костях рабов, никто не видел в этом ничего зазорного.

В его общественно-полезной деятельности можно проследить один политический мотив. Она разворачивается с 1695 года — ровно с того времени, когда власть в Бристоле перешла к вигам.

Помогая бедным, убеждённый консерватор Колстон хотел доказать моральное превосходство тори, и эта политическая программа в конце концов привела его на парламентскую скамью.

Но и это объяснение кажется слишком частным и узким. При всех своих заслугах Колстон был типичным представителем своего сословия. Он не мечтал о моральной революции, не шёл вразрез с духом своего времени — он этот дух воплощал. Я бы сказал, что Колстоном руководил дух капитализма — тот самый, который мы обычно связываем с трудами некогда популярного у нас Макса Вебера. Тот самый, который в очень короткий период был проявлен в России через наших купцов-старообрядцев.

Что значит свержение статуи Колстона?

Поняв это, можно иначе посмотреть на недавние события. Когда активисты BLM свергали статую Эдварда Колстона, что они имели в виду? Борьбу с идеей рабовладения или с какой-то другой идеей?

Аскет и скопидом Колстон, вкладывая деньги в образование, не просто хотел сделать что-то доброе для бедных мальчиков. Он целенаправленно растил армию новых людей, новых колстонов, таких же аскетов и скопидомов. С самоотверженностью, доходившей до фанатизма (да и в самом деле опиравшейся на фанатичный протестантизм своего времени), он продвигал западные, англосаксонские ценности труда, упорства и предприимчивости. Многие привыкли считать эти ценности разумными и естественными, ранжируя людей и народы по шкале соответствия им.

Но так ли это на самом деле? А что, если западный человек в действительности — это отклонение от естественной нормы, экзотический и хрупкий цветок на лугу мировой истории?

Этот вопрос тесно связан с понятием “системного расизма”, о котором много говорят в последнее время. Суть его в том, что чёрным мало равных прав с белыми.

Их не устраивает само общество, правила которого придуманы белыми. Им отвратительно общество, которое оценивает их по белым, меркам, придуманным без их участия.

А между тем чёрные ценности куда естественнее и проще- Don’t worry, be happy. Живи сегодняшним днем, не заботься о будущем. Пируй, когда природа даёт много; плачь в скудные дни. И не смотри на мир сквозь амбарную книгу, как это всю жизнь делал Эдвард Колстон.

Такова цивилизационная развилка, на которой мы оказались. Но пока ещё можно пить кофе и есть булочки с цукатами и цедрой.

Автор -Игорь Караулов

https://fitzroymag.com/istorija/hrust-bristolskoj-bulki/