Скоро мы стали слышать ещё ряд звуков, но решили что это третья группа и продолжали.

Терск веток, тишина.

- ОООО Господи!!!! – Завопил Ваня из соседней группы.

В первую секунду мы решили что произошло что то плохое и не поправимое. Услышали громогласный хохот перемежающийся с криком.

- Инквизизиция – сказал как то задумчиво Кирил.

Пошли проверить что у них стряслось, тем более что патруль нас мог услышать. Подходим – видим как с дерева, а вернее с самой макушки его обломка стаскивают Ваню, лицо его в поту и слезах, но весёлое.

- Я их видел, они ушли.

- Слышь, Инквизитор ты что орёшь? – сказал Саша. Повисла пауза и тут я понял, что Ваня с его порванными штанами навсегда стал для нас Инквизитором. Дыра на штанах, с полной проекцией на то самое отверстие в теле, только подтвердила богобоязненность Ивана, и то, что его «очко» работает крепко и быстро.

У Ивана не осталось и царапины, как на истинном верующем. Только порванные штаны и 3-4 дня шуточек, пока все не привыкнут к его новому второму имени.

На «Вертикаль» мы всё-таки попали, в этот раз  Инквизитор буквально перепрыгнул через этот забор, видимо «там» включилась реактивная тяга.

— Они казались мне веселыми и обещали достойную оплату, — начинает Соня. О строительном отряде она узнала на неделе агитации студенческих проектов в вузе. Пришла на собрание, втянулась и приготовилась ехать на сезон — что-то вроде вахты на полтора месяца.

Странности начались в мае, незадолго до отъезда, когда Соню позвали на выезд в детский лагерь. Своего рода репетиция грядущей работы — студенты убирали территорию от листьев и мусора, «что-то ремонтировали, что-то красили». По вечерам для новичков организовали культурную программу, поначалу, как вспоминает Соня, безобидную. Игры на знакомство, пройти лабиринт с завязанными глазами. Поэтому, когда на второй день выезда студентов на станции попросили снять штаны, взять бутылку и засунуть ее себе в анальное отверстие, новички сначала не поверили.

— А потом другие отрядники начали выполнять задание. Новичкам, впрочем, дали послабление. Заставляли, но не активно. Можно было просто засунуть бутылку между трусами и телом, — говорит Соня.

По ее словам, на следующей станции студентов встретил один из бойцов в трусах и халате, вручил «мечи» из длинных воздушных шариков и предложил устроить дуэль. За «ранение» нужно было снимать предмет одежды. «На девочек сильно не давили — нам разрешили остаться в нижнем белье. Мальчики разделись полностью. Потом нас отправили переодеваться, в комнате остались два мальчика. Они вышли и сказали, что дрались уже половыми органами». Следующим заданием было разбиться на пары, посмотреть видео, как спариваются скаты и морские коньки, и повторять движения в полуобнаженном виде.

— Это делали человек семьдесят, их похвалили, и они пошли пить пиво. Я была в каком-то шоковом состоянии. Потом мне даже казалось, что это забавно. Нас же не заставляли это делать, — оправдала для себя Соня увиденное и поехала на сезон.

Источник:

предоставлено «Фонтанке»

На организационном собрании бойцы — члены отряда, которые съездили хотя бы на один сезон, — достали из пакета тридцатисантиметровый фаллоимитатор и сказали, что это атрибут отряда. Если на собраниях кто-то будет перебивать или высказывать недовольство — получит им по лбу. «Все посмеялись, потому что не знали, что он будет использоваться не только для этих целей», — рассказывает Соня.

Тайга, лето, стройка. Живут в общежитии в хороших условиях, работы почти нет — скорее, имитация бурной деятельности, говорит девушка. Уже на месте студенты узнают о порядках в отряде. За каждый проступок, например опоздание на завтрак, полагается отработка. Если ты не боец, а лишь кандидат в отряд и приехал первый раз, то за территорией общежития ты должен ходить только со «старичками». Даже до туалета. Пока не дойдет до середины сезона, когда новичков официально примут в свои ряды.

Источник:

предоставлено «Фонтанке»

Таких условностей множество: например, кандидатам запрещено застегивать строевку — отрядную зеленую куртку. «Только если у тебя есть пять кирпичей — значков за заслуги», — объясняет Соня. По ее словам, однажды она застегнула одну пуговицу, за что получила наказание — молчать двенадцать часов.

На «комиссарках» — вечерних собраниях после работы — запрещено пить, есть и куда-то отлучаться. «Они даже отрезали горлышко от бутылки и сказали мочиться туда. И один из парней этим воспользовался», — утверждает Соня.

На одной из первых «комиссарок» ставят мини-спектакль: соорудили костюмы, сражаются со «змеем» — бутылкой воды с надписью «водка». На сезоне с этим строго — сухой закон. Когда побежденную бутылку пошли закапывать, один из бойцов вышел в тапочках и увяз в грязи. За это последовало наказание — взять тряпку со входа, о которую все вытирают ноги, засунуть её меж ягодиц и, ползая на пятой точке, вытереть пол в комнате, вспоминает Соня. Это была первая отработка парня — за следующий поступок ему скажут засунуть в себя анальную пробку.

В распоряжении «Фонтанки» есть фото- и видеосвидетельства, подтверждающие рассказ: почти все задания отрядники снимали и присылали в общий чат — на память.

На организационных собраниях комсостав отчитывал кандидатов: работаете плохо, не успеваете, опаздываете. За проступками следовали наказания разной степени тяжести. Например, провинившихся мальчиков попросили выйти в центр комнаты, снять штаны, привязать к разным концам нитки половые органы и перетягивать ее, как канат, говорит Соня.

Источник:

предоставлено «Фонтанке»

Был в отряде и список достижений — листок с заданиями, которые можно было выполнять и получать плюсики. Среди прочих встречались безобидные: приготовить необычное блюдо, съесть пять порций супа. «Часть закрытые — у них было абстрактное название. И ты узнавал, что тебе нужно сделать, только тогда, когда уже согласился. Одно из них, на котором попалась я, — одновременно курить, ублажать себя и испражняться. Меня снимала девочка на видео, чтобы доказать, что я это сделала. Еще мне рассказывали, что на прошлом сезоне парню нужно было съесть сахар, муку и сырые яйца — ингредиенты для готовки пирога. А вечером вызвать у себя рвоту, испечь этот „торт“ в духовке и съесть», — поделилась Соня.

Первые полторы-две недели она пребывала в эйфории: «другая обстановка, лес, медведи, я работаю». Дело в том, что новичков обычно берут не очень много, так что ты оказываешься в абсолютно нестандартных для тебя обстоятельствах в окружении людей, которые подобные действия поощряют. Никого действительно ни к чему не принуждали. Не хочешь — можешь отказаться. Но новички начинали сомневаться: кругом умные задорные ребята, такие же студенты, которые считают, что это нормально. Поделиться с кем-то из близких особо некогда — ты то работаешь на стройке, то сидишь в кругу отряда. Так, может, в этом действительно нет ничего такого?

предоставлено «Фонтанке»

— Первое осознание пришло, когда у меня началась первая истерика. Кандидатам тогда нужно было выучить гимн отряда и отчитаться. Я переволновалась, у меня вылетела из головы строчка. За это кандидатов наказали. Мы должны были держаться друг за друга и идти гуськом по полю, где была куча камней, луж, ям. Было больно. У одной девочки после этого разболелось колено, она плакала, но ее все равно заставляли так ходить и петь гимн. Где-то три часа мы так мучались. И я действительно почувствовала себя виноватой: не выучила гимн, не справилась. Пока не нашлась минутка позвонить психотерапевту, и он не сказал: «Так это всего лишь песня. Почему ты так серьезно к этому относишься?» Тогда я начала осознавать, что всё это не весело, не смешно и не круто. И начали закрадываться вопросы, а куда я вообще попала.

Именно отработку за невыученный гимн Соня называет самой травматичной для своей психики. После нее, а не во время обнаженных «комиссарок», она впервые задумалась, что из тайги нужно бежать.

Одной из девочек дали задание в течение недели спать (без полового акта, просто спать. — Прим. ред.) в одной кровати с шестью разными парнями. На «комиссарках» выбрали среди бойцов короля, а остальные должны были его соблазнять. «Он сидел в одних трусах, а другие танцевали ему стриптиз», — рассказывает Соня.

Источник:

предоставлено «Фонтанке»

Соня рассказывает, что на одной из «комиссарок» девочек поставили лицом к стене, попросили снять штаны и трусы. Их трогали за ягодицы, били по ним фаллоимитатором и снимали это на видео. «Как только я увидела камеру, отказалась в этом участвовать. Потом каждую девочку сфотографировали, прислали в чат отряда и устроили конкурс на лучшую пятую точку», — вспоминает она.

На самой работе ей оказывал неоднозначные знаки внимания один из строителей — пытался обнять за талию, подошел со спины и начал массировать плечи, шутил, что его заводит, когда девушка картавит. Когда Соня рассказала об этом командованию отряда, устроили собрание с мастерами стройки. Были одни взрослые мужчины, вспоминает Соня. Ее начали отчитывать за качество работы, а в ее историю не верили. Тогда девушка расплакалась. Ее вывел один из членов отряда, а позже сказал: «Слабых на стройке съедают».

Соня понимала, что уезжать с другого конца страны в Петербург до истечения контракта — долго и дорого, но однажды ее терпение все же лопнуло. «Мне сказали, что мне нужно подтереть пять грязных анусов после акта дефекации. Сказали, что иначе я получу жесткую отработку. И я поняла, что я так не хочу и не могу. Поэтому я рассказала взрослой женщине, с которой работала, о том, что у нас происходит», — поделилась Соня.

После этого на одну из «комиссарок» пришли с обыском, изъяли фаллоимитатор, листочки с заданиями и анальную пробку. Соня заявила, что уходит из отряда. Ей позволили доработать остаток сезона, но уже не в составе отряда, а всем бойцам запретили с ней общаться.

Часть 2

в которой «Фонтанка» внедряется в стройотряд

Чтобы попробовать разобраться, как же так получается, что с виду благополучные студенты, которые учатся в престижных вузах, занимаются волонтерством, вдруг становятся участниками довольно нетривиальных игр, «Фонтанка» внедрилась в тот самый стройотряд под видом кандидата.

Вечер пятницы, просторная студенческая аудитория, где стройотряд собирается регулярно. Похоже это не на посиделку студентов, а на прием на работу с кучей-кучей тестовых заданий. Основная задача собраний — отобрать новичков, которые поедут на сезон. За нами — мной и еще парой-тройкой парней-кандидатов — приглядывали, стремились узнать получше, чтобы определить, подойдем мы или нет.

У отряда понятная иерархия: есть уже проверенные бойцы, есть кандидаты — те, кому самое интересное только предстоит. А еще — комсостав, так сказать, административная верхушка. Он состоит из мастера (кто-то вроде завхоза, отвечает за безопасность на стройке и условия проживания), комиссара, ответственного за развлечения, и командира.

Часть собраний ознакомительная. На ней показывают красивые ролики с сезонов, «старички» делятся впечатлениями, «командиры» объясняют, чем новичкам предстоит заниматься: наводить порядок в документах, вести учет на складах, таскать камни и строительный мусор, убирать территорию. В общем, все то, до чего могут допустить на вахте студентов без профильного образования. Что вызывает доверие — студент студенту не врет. Это не тот случай, когда администрация вуза деловитым тоном что-то объясняет и по понятным причинам опасается за имидж. Командир отряда откровенно признается: условия не для слабаков, работа иной раз не самая общественно значимая, но платят хорошо, да и впечатлений хватит на год вперед.

Когда дело доходит до «комиссарок», показывают кадры с песнями под гитару у костра. Разумеется, ни о стриптизе, ни о тридцатисантиметровом образе-символе отряда — ни слова. Только игривая фраза в духе: «А остальное увидите сами». А пока развлечения на собраниях более чем безобидные: «рисуем плакаты, рассказываем интересные факты о себе, участвуем в квизах. Как будто ты снова ребенок в детском лагере — приятное ощущение в конце рабочей и учебной недели». К «новичкам» относятся с интересом, к «старичкам» — почти по-семейному, как к самым близким друзьям. И эта честная компания готова принять тебя к себе — носить «строевку», кататься по студенческим фестивалям, так еще и зарабатывать под сто тысяч за сезон. Соблазнительно? Еще бы. Кандидаты не пропустили ни одного собрания.

Когда я дала понять, что знаю о том, что происходит на сезонах, отрядники стали более разговорчивыми. Особенно — в отсутствие других кандидатов и обстановке еще более неформальной.

— Я агитирую на эту вахту [фаллоимитатор] взять, — делится планами один из бойцов.

— Здорово! — поддерживает другой и, обращаясь ко мне, говорит: — Ты ничего не слышала.

Таких оговорок — ты ничего не слышала — было потом много. Потому что, хоть и нельзя, но так хотелось, что все равно рассказывали. В массе своей подтверждали то, что говорила Соня, но были и новые подробности.

Отработка, о которой рассказывала Соня, — помочь товарищу подтереться после справления нужды — на сезоне тоже была, но от нее, как утверждают отрядовцы, легко можно было отказаться. А Соня такое задание получила, потому что «изначально позиционировала себя как человек, который готов на „треш“». К слову, один из студентов на прошлых сезонах оказался оторвой даже по меркам отрядовцев — задачу выполнил.

Философия «комиссарок» сводится к следующему: на таком отдыхе студенты чувствуют себя панками, свободными и азартными, да и в условиях работы на вахте это почти необходимость — иначе не выходит отвлечься от монотонной работы. А если что-то оказалось для бойца слишком жестким, то нужно не обижаться, а «излить душу кому-то из близких на сезоне людей, менять свой градус восприятия до ракурса „стакан наполовину полон“».

«Можно близко [к сердцу] воспринять, а можно отнестись с кеком (с юмором. — Прим. ред.)», — объясняет одна из студенток. И самое главное — никому ничего не рассказывать: ни маме, ни психотерапевту. Что было на сезоне, то остается на сезоне.

Поэтому, когда на одну из «комиссарок» заявилась служба безопасности с обыском, для отрядовцев это стало шоком. «Все [на стройке] всполошились: „Что? По кругу сосать резиновую письку? А такого у нас нет, это сломанный телефон“», — рассказывают бойцы. По воспоминаниям студентов, их попросили выходить по одному и выворачивать карманы, потом — переключились на личные вещи. В тумбочке нашли фаллоимитатор, после чего пришлось два часа объяснять, почему он там оказался. Отряду запретили проводить «комиссарки», всех лишили премии. Пока до более серьезных санкций не дошло, но студенты панически боятся, что отряд расформируют. А ценят его в первую очередь за свободу — ее нынче сильно не хватает:

— Ты посвящаешь себя этому делу. Как кураторство или КВН. Но самый главный плюс — у нас полная самоорганизация. Ни 40-летнего цензора, ни вуза, ни деканата. У нас главный командир. Тоже студент. И всё. Что хотим, то и делаем, — объясняют отрядовцы.

Часть 3

в которой Маша пытается объяснить

Одна из бойцов, условно назовем ее Маша, в описанную выше среду на первый взгляд совсем не вписывается. Ей 19, она приносит на собрания книги, раздает их соотрядникам и признаётся, что недавно так зачиталась Достоевским, что не могла уснуть — «всю ночь думала о Боге». Родом она из Петрозаводска — хочет повесить флаг малой родины на стену. Когда-то мечтала стать режиссером, учится на программиста на бюджете — родители платную учебу не потянули бы, так что пришлось усиленно готовиться к ЕГЭ. В свободное от учебы время работает.

По словам Сони, именно Маше доставалось на сезоне больше всех. Сама девушка называет себя «бедовой» или «человеком-аварией»: то потеряется, то опоздает. За безобидные проступки она регулярно получала отработки — как рассказывает Соня, однажды Маше наказали выпить три таблетки слабительного. На сезоне у девушки часто бывали истерики. Сейчас Маша — одна из самых активных. Зазывает на сезон, называет стройотряд семьей, а о своем моральном состоянии на стройке вспоминает так:

«Да нас [кандидатов] не запугивали. Ну так, чуть-чуть. Пошугать. Меня не унижали, мне говорили, что я человек-авария, потому что я косячила. У одного парня тоже был разнос, у него менталка по одному месту пошла. Всем тяжело, это необычные обстоятельства, а у меня слабая психика. В отряде [на тебя] не давят. Тихо давят. Чтобы сыграть на контрастах. А то, что кандидаты [оскорбляют и испытывают не самые теплые чувства] и бойцов, и комсостав — это нормально. У нас [на сезоне] пацан хотел свергнуть комсостав — я считаю, что так и должно быть. А сейчас я не хочу никого [оскорблять], потому что я их люблю. Это семья».

Причины таких нежных чувств к стройотряду далеко не в том, что Маше доставляет удовольствие раздеваться или что-либо в себя засовывать, хотя стоит оговорить, что и о заданиях она вспоминает с воодушевлением: «Был конкурс на лучшую жопу. Это ржакич (смешно. — Прим. ред.), очень здорово». В первую очередь Машу привлекает романтика отрядов, то, что в них изначально и закладывалось: группа студентов, таких же, как и ты, едет летом делать общее, хорошее дело. Занимаются физическим трудом среди природы, отключаются от информационного шума — в общем, проживают в кругу единомышленников маленькую жизнь. Не зря на сезоне отмечают и Новый год, и 23 Февраля, и 8 Марта, хотя хронотоп — разгар лета и тайга.

Более того, отряды — это не развлечение на один раз, а полноценная культура. Ее постоянные участники видятся регулярно — на городских фестивалях, выездах и слетах. И тем, кто в отрядах состоит, заочно доверяют, тем более что «своих» легко определить и в повседневной жизни — по зеленым курткам с нашивками. «Есть чуть-чуть вайб секты. У тебя строевка как атрибут, ты много кого знаешь. Ты видишь человека, узнаешь, что он отрядник, и вы договариваетесь встретиться, хотя ты первый раз его видишь», — рассказывает Маша. Пожалуй, главное — отряды лечат от одиночества молодежь, которая только-только переехала в мегаполисы, выпорхнула из семьи и еще не успела обзавестись своей. А в нестабильные времена очень уж хочется быть причастными к чему-то большому и постоянному. Да и субкультур сейчас в недостатке — одни фурри и квадроберы, которых ругают все кому не лень.

Убеждает и то, что отряд выступает еще и за сохранение традиций — за априори правильное и вечное. Отряд на базе этого вуза существует с шестидесятых, и новоиспеченные бойцы регулярно встречаются с «ветеранами» отряда, которые под тем же флагом катались на сезоны еще в советское время. Общаются со «старшими», поют с ними отрядные песни, сохранившиеся с тех времен, — та самая преемственность поколений, которую в нас уже который год пытаются взрастить. И нынешние отрядовцы очень гордятся тем, что «сохранили панковский дух» своих предшественников.

Часть 4

«Фонтанка» связалась с работницей стройки, которая тогда поддержала Соню: она подтвердила, что в общежитиях действительно был обыск. Они со студенткой обратились к безопасникам на вахте, и те изъяли у отряда фаллоимитатор. «Соня сидела со мной в кабинете и рассказывала, что их заставляют делать ужасные вещи. Я сначала думала, она шутит, но когда увидела наручники, фаллоимитатор, тогда да, я уже поверила», — вспоминает она.

Из того, что мы услышали и увидели сами, следует, что вопрос о физическом или психологическом принуждении не стоит. Студентам никто не угрожает, отказ не влечет за собой ровно никаких последствий. Тогда почему студенты, которые попадают в этот стройотряд, принимают предложенные им правила? Почему не сопротивляются, не возмущаются, не уходят?

https://www.fontanka.ru/2025/01/13/74973182/

- А…?

- А твой трансформатор – там! – дядька ткнул пальцем вверх, в сторону крыши здания. И ушел.

Здание цеха было невысоким, не более трех этажей городского дома. Но лестниц в нем еще не было и на крышу можно было попасть только по узкой приставной лестнице. Эта длинная железная лестница своим верхним концом была прочно приварена к бордюру плоской крыши. Я взвалил тяжелую бухту кабеля на плечо и, прижимаясь телом к неприятно пружинящей лестнице, медленно пополз вверх.

На крыше было несколько трансформаторов. От них кабели тянулись вниз. Я подошел к тому, что был свободен и присоединил свой кабель. Сбросив свободный конец вниз, обнаружил, что до моего рабочего места он не достает нескольких метров. Не беда! На крыше были еще кабели. Я выбрал подходящий по длине и скрутил его со своим. А, чтобы оголенные провода не коротнули, вставил между ними найденный здесь же деревянный брусок. Еще не привыкнув к высоте, сполз вниз по лестнице, касаясь пузом каждой ступеньки.

Сейчас ручные вибраторы уже не применяются. Уж очень вредная эта штука! Когда я стал загонять пруток в землю, с силой надавив на ручки вибратора, вскоре почувствовал, будто мясо на моих руках отходит от костей, а мускулы лица ослабли так, что челюсть своевольно опустилась. Я понял, что назначенная мне работа не так проста, как вначале казалась, и что делать ее нужно не спеша.

Сварке меня обучили в институте на первом курсе. Было три или четыре лабораторных занятия. И, хотя с тех пор прошло больше года, я не сомневался, что справлюсь. Заглубив первый прут, я вставил электрод в держатель, приставил к первому второй прут и опустил на лицо маску. Чёрт, так не видно же куда тыкать электродом! Я поднял маску и, чтобы рука запомнила нужное положение, приблизил электрод к пруткам. Сверкнул разряд, я не успел зажмуриться. Через какое-то время вновь обретя зрение, опустил маску и стал нащупывать электродом пруток. Не сразу, но всё ж поймал искру и повел шов. Первые пару швов я клал и перекладывал по несколько раз, пока рука не прибрела нужную твердость и не приучилась двигаться прямолинейно.

Так работал я некоторое время и решил перекурить. После отдыха вновь взялся за сварку. Но, сколько не тыкал я электродом, искра не появилась. И я опять полез на крышу. Там обнаружил, что конец моего кабеля лежит на полу, а второй, прикрученный кабель, исчез. И другие кабели отсутствовали. У соседнего трансформатора возился незнакомый сварщик.

- Вы моего кабеля не видали? – обратился я к нему.

- А, так это ты чужое взял! – сурово отреагировал мужик.

И, не став со мной общаться, ушел к лестнице. Вот и головоломка для студента: как быть? Некоторое время я приводил мысли в порядок, и появилась идея. Подойдя к краю крыши, я увидел, что другой сварщик делает ту же работу, что и я, только движется от противоположного конца здания мне навстречу. И его кабель состоял из двух скрученных друг с другом кусков. Улучшив момент, когда сварщик стал перекуривать, я быстро прикрутил свой кабель к его скрутке. Спустился вниз и приготовился работать как бы в противофазе с ним. Мне не была известна мощность трансформатора и возможно, если б мы стали варить одновременно, трансформатор мог выйти из строя. Поэтому пока он загонял прутки в землю, я варил. Потом он варил, а я заземлял прутки. Он так ничего и не заметил.

После обеда пришел мой наставник.

- О, ёё! Я знал, что вы, студенты, работы не понимаете. Вкалываете как папыкарло! – недовольно проворчал он и добавил:

- А ну пошел теперь вон, кури до конца смены!

Я потребовал объяснений, и он их дал. Получив меня в помощники, он не получил увеличение дневной нормы. То есть, хоть нас двое, работал как будто один человек. Поэтому перевыполнять норму было не выгодно, кто-то из коллег лишился бы заработка. Дядька надеялся, что, не имея возможности варить, я сбегу и где-нибудь пофилоню.

Я его не разочаровал. Обратился к командиру стройотряда с просьбой дать мне другую работу. И на следующий день меня направили приваривать кронштейны к коробам вентиляции. Я делал эту работу один и с удовольствием.

****Через много лет случилась у меня командировка в Варну. Там готовилось к океанской экспедиции геофизическое судно. На нем должно было разместиться специальное оборудование, изготовленное в Москве. Моё задание состояло в проверке проведения работ по монтажу этого оборудования на палубе судна. Сверяясь с технологической картой работ, я обнаружил, что болгары еще не приступили к сварке каркаса, в котором должна крепиться основная часть оборудования. На эту работу по карте было отведено четыре дня, а до планового завершения ее оставалось два дня!

На мою претензию местный инженер сказал:

- Понимаете, у его родителей огород. Нужно было им помочь. Но он завтра приедет, не беспокойтесь!

Это он про сварщика сказал. Но и на следующий день тот не появился.

- Я же сказал, он приедет сегодня – улыбался мне болгарский инженер – А завтра придет и все будет в порядке!

Когда я на следующий день за пару часов до конца рабочего времени появился на заводе, увидел готовый каркас. Рядом высокого роста жгучий балканский брюнет в робе сматывал кабели.

- Погоди! – сказал я ему – Стой здесь, не уходи!

И стал осматривать конструкцию. Честно скажу, таких замечательных сварочных швов мне редко приходилось видеть.

И напоследок: