Нюра была крупная девушка в любом отношении и понимании. Рост и вес её – точно не знаю, а вот по жизни она шла твёрдой, размашистой походкой в обуви 43 размера.

Рост, вес, размер были заклятыми врагами Нюры. Она так мечтала стать хрупкой, нежной и беззащитной Дюймовочкой, хоть разок в жизни уткнуться в широкую мужскую грудь и поплакать. Получалось до смешного наоборот, сельские мужики дышали ей в живот, грудь, редко когда доставали до плеча и просили в долг деньги на какие-то запчасти, рыболовные снасти, чаще всего, – на водку.

Нюрок была экономная, но не жадная девушка. Если уж жадной будет, то кто ж тогда на неё глянет? Наконец-то, глянули.

Приехал из «края» зоотехник передавать опыт совхозу. Так как в селе гостиницы отродясь не было, то зоотехника поселили к Нюрке. Логика у председателя была железная: живёт баба одна, в избе две комнаты, значит к ней и можно подселить.

Нюрок не сопротивлялась. Готовила вкусные обеды, обстирывала, штопала носки, пришивала пуговицы, исправно топила каждую субботу баню, работой гостя не напрягала. Ну чем не жизнь?

Одно только зоотехника Антона Ивановича тяготило: незаинтересованность Нюры в политической жизни страны и в мире в целом. Сам Антон Иванович был очень грамотным человеком: регулярно читал газету «Правда», смотрел телепередачу «Университет миллионов» и состоял в партии! Возможно, эти самые партийные взгляды партийных товарищей и вынудили Антона Ивановича сделать долгожданное предложение Нюре.

Она раздумывала над предложением минут пять, не более. Вспомнила нравоучения по этому поводу своих покойных родителей. Мать говорила: «Нюрка, не строй воздушных замков! Позовут замуж – иди! Тебе ли выбирать?». Отец же наказывал: «Анна Петровна, породу не порть! Замуж иди за мужика, который крепче тебя!» Крепче, значит, крупнее и выше. Да где ж такого взять? Откуда выписать?

Антон Иванович был ниже Нюры на голову, да и пусть! От свадьбы, в деревенском смысле этого слова, Анна Петровна и Антон Иванович отказались. Жених с позиций марксизма-ленинизма называл свадебные обряды пережитком прошлого, а невеста комплексовала по поводу своих размеров. Просто расписались в сельсовете и всё!

Первая брачная ночь для Нюры была мучением. Антон Иванович ползал по её телу, чего-то искал. Нюра же смотрела в потолок, вымученно улыбалась и стонала (бабы учили, что нужно улыбаться и стонать). Антону Ивановичу, вроде бы, это занятие понравилось. Он ввёл его в обязанность и стал регулярно, каждую ночь, исполнять свой супружеский долг.

Нюре было противно, но она терпела, так как она теперь гордо носила звание супруги, а ещё в Нюриной душе рядом с мечтой о Дюймовочке поселилась вторая мечта: родить ребеночка, маленького и хорошенького. Она даже знала, где поставит кроватку малышу, – возле беленой стены печи, напротив окна. Там ребеночку будет и тепло, и светло. Под окном растёт яблонька. Весной она будет радовать малыша цветочками, а осенью стучать яблочками в стекло.

Шли дни, но Нюра не замечала никаких изменений в своем организме. Ей так хотелось помолиться о даровании дитя, глядя на иконы в углу своей комнаты, но Антон Иванович велел их убрать.

Он каждый день задерживался на работе, на партсобрании, приходил домой около полуночи, на кухне выпивал банку свежего молока, стоящую на столе, и ел горячее с плиты. Нюра не встречала супруга, так как уже спала (вставать нужно было рано, полпятого утра). Чтобы супруг не стучал в дверь (не сразу и услышишь), двери оставляла открытыми. Отужинав, Антон Иванович, не включая свет в спальне, раздевался и ложился к Нюре, спящей лицом к стене. Сделав несколько незатейливых телодвижений, он тоже засыпал.

Ни теплых слов, ни поцелуев, ни ласок, ничего такого, о чем рассказывали бабы про своих мужиков. Нюра, не разбирающаяся в политической жизни страны и в мире целом, понимала одно: «Любви – нет, есть только обязанность!»

Но однажды произошло, что-то странное из ряда вон выходящее. Нюрок хорошо помнила, как с работы вернулся Антон Иванович, поел, прилег, сделал дело, потом еще раз сделал дело, потом снова пришел откуда-то, прилег и сделал дело. Ей стало смешно. «Однако уже третий раз за ночь пристраиваешься, Антон Иванович? Прям, ненасытный какой-то!» - пошутила Нюрка.

После таких слов супруг, как ошпаренный подскочил с кровати, включил свет и заорал: «Так вот кто выжрал моё молоко!» Поднялась и встала на кровати Нюра, разводя руками и хлопая от недоумения глазами. Антон Иванович трясущимися от негодования руками выдернул ремень из своих штанов и стал хлестать им жену. Хорошо, что Нюра успела закрыть ладонями глаза. Пряжка просвистела около лица, больно ударила и рассекла до крови плечо. Удары сыпались ещё и ещё, особенно доставалось ногам. Нюра умоляюще проревела: «Не бей, пощади. Я ещё налью тебе молока!» «Дура! С тобой же жить невозможно!» - подытожил Антон Иванович, бросая ремень на пол.

Спать он больше не ложился. Курил, собирал чемодан, пытался читать газету «Правда». Утром, как только рассвело, сходил в совхоз за документами и уехал из села на ближайшем автобусе.

Исполосованная ремнем Нюра не могла из-за боли встать, так и пролежала, пока к ней ни пришла соседка баба Маня.

«Да что ж этот подлюга, бес партийный с тобой сделал-то? Дитятко ты ж моё, сиротинушка!» - запричитала как по покойнице соседка, увидев Нюркины колени. Со словами «чичас, чичас» бабка Маня слетала в свой погребок и принесла оттуда мазь и настойку.

Мазь из лопухов, дегтя и ещё какой-то вонючей хрени наложили на кровавые рубцы, а настойкой смочили рубцы на душе. Хорошо смочили, но не зря, помогло.

На следующий день Нюраша достала семейные иконы и повесила их на место. Собрала всё грязное бельё и отнесла его в баню для стирки. Старалась уничтожить все следы, напоминающие об Антоне Ивановиче.

Постепенно неудачное замужество стало Нюру отпускать.

Спустя несколько недель баба Маня заприметила странные изменения в поведении Анны. Анна Петровна стала злоупотреблять, но не настойкой, а закуской. Могла после стопочки съесть всю солонину из трехлитровой банки, а от сала её мутило.

Баба Маня настойчиво порекомендовала Нюре обратиться к врачу.

И действительно, бабка оказалась права! Нюрочка забеременела! Как же преобразило её это счастье! Она стала осторожной и женственной, движения – плавными, мягкими, с лица не сходила улыбка, глаза блестели. Одним словом, Нюра похорошела.

Она достойно перенесла все тяготы беременности и родила в срок маленькую красивую девочку. Кроватку её поставили возле беленой стены печи, напротив окна…

Хрен вам, а не пост про ноутбук и не про то, как я на уши МВД и ФСБ поставил. 

Я лучше расскажу вам, как в мне двоюродная бабка детскую библию подарила. Американскую. В изложении свидетелей  или адвентистов - уже не помню. Но я прочитал. Хорошая книжка. И после нее потянуло посмотреть взрослый оригинал. Его в шикарном переплете тоже бабка подарила. Родителям.

А я вообще ебанутым был в школе. Все пацаны уже курили и матерились, а я в свои десять в библиотеку 2 раза в неделю бегал. Читал по 100-200 страниц в день про мушкетеров или просто детскую энциклопедию. А вот библию я не дочитал. Даже до середины не смог.

Тем не менее, молиться стал часто. Типа: Бог, дай мне то, Бог, сделай так... Не особо успешно. 

Лет в 14 меня крестили. Крестил поп в коморке за бывшим краеведческим музеем, перестраиваемым назад в храм. Крестил в какой-то комнате, где был холодильник и советский письменный стол. Этот поп махал кадилом и произносил что-то, похожее на коллективный договор между мной, церковью, богом и сатаной. Сатана соглашался переуступить мою душу церкви, при определенных условиях, я тоже соглашался больше с сатаной не якшаться.

А потом я поступил в институт. И познакомился с однокурсницей. Или она со мной познакомилась. Она еще более ебанутой была, чем я. Поэтому мы встречались 1,5 года, а потом она ушла.

Мне было лет 17. Я лез на стену. Один раз пытался спрыгнуть с крыши. Мог просто сесть на бордюр от того, что сил нет жить, и сидеть там несколько часов.

Денег на психолога не было и я почему-то подумал, что самое время пойти в церковь. И пошел.

Рядом с домом был деревянный храм. Обращаюсь я к тетке, которая свечи продает. Мол, плохо мне и очень надо с батюшкой поговорить. И приходит батюшка в грязной рясе и перегаром. И на рассказ, что я сдохнуть хочу, спрашивает, когда я последний раз причащался и что-то по своему скрипту.

Хреновый из батюшки психолог вышел. Сбежал я оттуда минут через пять. А пока шел, увидел как с неба через облака луч пробивается. Прямо как в той детской книжке. И пообещал я Богу нормальный храм построить (без священника с перегаром), если он мне вернет мою ебанутую подругу.

А он тогда ее взял и не вернул.

Пути неисповедимы и все такое.

Прошло 6 лет. Я стал 100% атеистом. О своих обещаниях забыл. Про девушку помнил, но  без шансов. Иногда узнавал ее в незнакомых лицах, иногда сталкивался с ней настоящей и делал вид, что не узнаю. И  постоянно размышлял, как бы оно сложилось, если бы мы не расстались.

Институт окончил. Женился на другой женщине. Работу нашел.

А рядом с маленьким деревянным храмом, где тот батюшка продолжал перегаром дышать,  стали строить большой храм. У него (у храма, конечно, не у батюшки) низ был каменный, а башенки из дерева.

И почти достроила подрядная организация это здание. Но рабочие что-то там сваркой варили под куполом, и искры остались.

И новый храм полыхнул. Горело красиво. Показывали даже в центральных новостях по НТВ и Первому.

А вскоре оказалось, что
1) стройка не застрахована,
2) подрядная организация - близка к банкротству и к губернатору,
3) и поэтому деньги на восстановление храма надо собирать всем миром, а не взыскивать с подрядчика, нарушившего технику безопасности и не сдавшего объект.

Тут приходит шеф на собрание и говорит, что мы все, добровольно стиснув зубы, должны пожертвовать два своих дневных заработка на восстановление храма.

Я устраиваю бунт, объясняю всем, что мы не на храм сдаем, а на то, чтобы подрядчик из своих не компенсировал. Отказываюсь отчислять. Но с меня все равно удерживают эти деньги из ЗП.

И вот вечер на следующий день после получения урезанной ЗП. И я иду с какого-то мероприятия. И дорога ведет мимо дома моей бывшей.

И я слушаю аудиокнигу. Хорошая книга, каждое слово помню, кроме названия: про религию инопланетян, которые верили, что ты - то, что ты ешь. И содержимое живота погибшего надо было обязательно похоронить. И герой бежит с кишками умершего боевого товарища от врагов, чтобы воплотить какой-то религиозный ритуал...

И я поднимаю глаза, а передо мной Она.

И она приветливо смотрит и что-то говорит.

И я не слышу из-за наушников. И Вынимаю их из ушей. И она говорит мне "привет". И впервые за 6 лет мы разговариваем. И я не иду домой.  И мы гуляем до 4 утра по городу и говорим, говорим, говорим...

Тут вы наверно ждете, что мы с тех пор жили долго и счастливо, поженились и ходили в церковь каждый день.

Ну, почти так и было. Только не сразу, а года через три после этой ночи. И в церкви мы вдвоем были только на крещении нашего ребенка.

И я до сих пор не знаю, начинать веровать и строить храм, или достаточно 2 дневных заработков, уплаченных мною Богу за 10 лет относительно счастливой семейной жизни?