Так уж сложилось, что в виду краткости собственного века человек воспринимает язык, на котором разговаривает, как нечто неизменное, незыблемое. Между тем, все течет, все меняется: некоторые такие древние слова, как, к примеру, говяда – крупный рогатый скот, исчезают, оставаясь только в производных формах – говядина. Другие же радикально меняют свое значение. Последним и посвящена сегодняшняя статья.

Стоит отметить, что речь пойдет о сравнении значений слов старославянского и современного русского языка, так как в других современных славянских языках значения зачастую отличаются.

И первое слово – это вонь. Первоначальное значение этого не самого лицеприятного слова – аромат или запах, без какого-либо негативного контекста. Негативный или позитивный контекст раньше добавлялся за счет приставки, зловоние, благовоние.

Другим интересным примером является достаточно популярное в наши дни слово «страсть». Под этим словом предки подразумевали происходящую от него современную форму — страдание, горе, а порой и бедствия. Примером могут служить словосочетания типа Страсти Христовы, где речь, естественно, идет о событиях, принесших страдание, а не о чувствах.

Такое же неприятное современное слово, как стерва, было еще менее приятным в прошлом. Дословное его значение – гибель, мертвечина, падаль, отсюда и производная «стервятник», то есть тот, кто этой самой падалью питается. Кстати, похожими словами процесс умирания обозначен в немецком и греческом языке.

Слово «укроп», которое ныне ассоциируется с растением, в первоначальном своем значении означало кипяток. Производной является слово кропа – капля, от которого до нас дошло кропить – разбрызгивать.

Еще одним интересным примером является слово «живот». Фразу «не жалей живота своего» слышал, пожалуй, каждый, однако речь тут идет совсем не о части тела. Данное слово имело более широкое значение – жизнь, производное от слова «живот» – животное, то есть, то что живое, что живет. В свою очередь слово «жир» использовалось в значении «богатство», жити подразумевало «кормиться», «питаться».

Попавший в наши дни предок неоднократно бы произнес слово «позор» и был бы совершенно неправильно понят. Позором в старину именовали зрелище, то, что выставлено на обозрение. Так что в какой-то степени слово «позорный» весьма соответствует современной медийной сфере, правда к сожалению, не всегда только в старом значении.

Если спросить современного человека, кто такие немцы, то данный вопрос не заставит его долго думать. Между тем, в старославянском под немцем подразумевался любой чужеземец, говорящий на непонятном языке, позже это название закрепилось за германцами.

А вот словосочетания, к примеру, «хитрый немец» или «хитрый врач» не имели ни малейшего негативного подтекста. Слово «хитрый» подразумевало – сведущий, опытный, искусный, быстро схватывающий новые знания.

Такое же набравшее недавно популярность слово, как «няша», «няшь» в старину обозначало илистое дно или жидкую грязь.

Если няшна или няшная в отношении девушки были оскорблением, то вот назвать заразой в былые времена было комплиментом. Это обозначение недвусмысленно намекало на способность девушки сражать мужчин своей красотой.

Подводя итог, хотелось бы отметить, что в статье затронута малая часть слов, поменявших свое изначальное значение. В целом данное явление свойственно для всех языков и отражает естественные постоянно происходящие процессы языковых изменений.

Источник: http://beresta.xyz/538-2/

В принципе, в комментариях помимо ванильных картинок и досужих домыслов всплыла и правильная информация по теме. Но, думаю, отдельный пост с подробным разбором не помешает.

Итак, как же так вышло, что вроде бы одно и то же слово выражает два столь разных значения?

Начну с того, что в обоих значениях преданный – причастие от предать. Но и глаголов «предать» у нас на самом деле два. Один из них используется в значении «изменить; выдать», а второй встречается только в сочетаниях предать огню и мечу, казни, суду, забвению, гласности, проклятию, смерти, земле.

Однако ограниченная сочетаемость второго глагола – вещь сравнительно новая, в древнерусском он использовался значительно шире. Более того, в древнерусском и не приходится говорить о двух разных глаголах, а лишь о нескольких значениях одного и того же. Вот четыре из шести значений, выделяемых Словарём русского языка XI-XVII веков (том 18, стр. 175-176):

1. Передать, отдать, вручить:

Умре Рюрик и предасть княжение свое Олгови, от роду ему сущу.

2. Уставить, назначить, заповедать:

Предали суть апсли крстъ поставленъ целовати и иконы предаша [титла Пикабу не поддерживает]

3. Оставить без помощи, отдать в руки врага (о Боге):

Приходиша литовскиа люди под Краснои городок с нарядом, и по городу били, и богъ града не предал.

4. Предать кого-либо, изменить чему-либо

О мртвѣмъ молю от всѣхъ обиду приемшу: от друга предану бывшу, от учнка продану, от братиа изгнану [титла Пикабу не поддерживает]

Общий знаменатель у всех вышеперечисленных значений есть: передать что-либо кому-либо. И, собственно говоря, предать и передать – это одно и то же слово, просто первое в церковнославянской фонетике, а второе в собственно русской. Об этом я уже как-то писал.

На месте русского TereT (где T – любой согласный) в старославянском TrěT. Эта штука породила массу дублетных пар, где, как правило, церковнославянское слово более высокого стиля (а иногда ещё и имеет другое значение): берег – брег, беременная – бремя, дерево – древесина.

Таким образом, предать, а точнее, прѣдать – церковнославянское заимствование в русском. В болгарском, кстати, предавам и по сей день имеет как значение «передаю», так и «предаю».

Совершенно очевидно, что преданный в значении «верный» соотносится с древнерусским глаголом в первом значении, «отдать». И это, конечно, неудивительно. Скажем, по-польски и чешски «преданный / верный» и будет oddany / oddaný.

Но, на первый взгляд, возникает одна неувязка: если преданный – это переданный, отданный, то кто же его передал и кому?

Теперь самое время напомнить, что у нашего предать есть возвратный брат – предаться. Сейчас мы используем его преимущественно в сочетаниях типа «предаться мечтам». Однако словарь Ожегова ещё фиксирует устаревшее значение «целиком подчиниться, отдать себя во власть кому-нибудь»: Душой предался другу.

Был такой возвратный глагол (прѣдати сѧ) и в старославянском, он означал «пожертвовать собой, предаться чему-нибудь»:

прѣдаша себе стоудоложьствью [т.е. распутству]

В современном русском страдательные причастия прошедшего времени от возвратных глаголов не образуются. А вот в старославянском могли, но возвратная частица сѧ в этом случае терялась:

Таким образом, противопоставление по возвратности в страдательных причастиях нейтрализовалось. Так что, хоть это и не очевидно, преданный в значении «верный», конечно, не от предать, а от предаться.

Коротко резюмирую:

1. В старославянском был глагол прѣдати «отдать, передать; вверить; установить; предать».

2. Этимологически это родственник нашего глагола передать.

3. Также у него была возвратная пара прѣдати сѧ «пожертвовать собой, предаться чему-нибудь»

4. Страдательное причастие прошедшего времени от обоих глаголов – прѣданъ.

5. Преданный кем-либо соотносится с глаголом прѣдати, преданный кому-либо – с глаголом прѣдати сѧ.

6. Всё это было заимствовано в древнерусский.

7. В современном русском страдательные причастия прошедшего времени от возвратных глаголов уже не образуются, поэтому для современного русскоговорящего преданный кому-либо уже не соотносится с глаголом предаться.

8. Сфера семантики глаголов предать и предаться в современном русском серьёзно сузилась, поэтому если связь между предать «изменить» и преданный кем-либо для наивного носителя (это не оскорбление, а термин такой) очевидна, то какое отношение к ним имеет преданный кому-либо, уже непонятно. Именно это и приводит к таким «сногсшибательным открытиям», как в исходном посте.

Название

Названием этим мы обязаны отцу славистики Йозефу Добровскому, который в 1822 году опубликовал книгу Institutiones linguae slavicae dialecti veteris (Руководство по древнему диалекту славянского языка). Реже используется термин древнеславянский. Исходя из сферы употребления этого языка, было придумано ещё одно название – староцерковнославянский. Наконец следует помнить, что ближайшие живые родственники языка Кирилла и Мефодия – болгарский и македонский. Поэтому болгары его именуют древнеболгарским, а македонцы, разумеется, древнемакедонским (наряду со «старославянским»). Осенью, правда, македонцы будут проводить референдум о переименовании в Северную Македонию. Не знаю, станут ли они в случае положительного исхода и язык называть древнесеверномакедонским.

Термин старославянский неудачен с той точки зрения, что у человека «не в теме» может сложиться ошибочное впечатление, будто это общий предок всех славянских языков. И я сталкивался с такими случаями. В этом плане староцерковнославянский предпочтительнее. Однако есть учёные, которые указывают на то, что церковью сфера распространения этого языка не ограничивалась. И так сложилось, что в русской лингвистической традиции пустил корни именно старославянский.

Непосредственно в старославянских текстах его называют «славянский язык» (ѩзыкъ словѣньскъ). И, кстати, в России довольно долго использовалось именно это наименование. Конкурент Добровского Александр Христофорович Востоков в 1820 году написал работу «Рассуждение о славянском языке <...>».

Хронология и география

Переводческая работа Кирилла (827-869) и Мефодия (815-885) относится к IX веку. Но, к сожалению, текстов, вышедших непосредственно из-под пера братьев, до нас не дошло. Все только в более поздних списках (= копиях). И тут существуют два подхода к тому, что считать прямым продолжением кирилло-мефодиевских переводов, то есть, что включать в круг старославянских памятников. Узкий подход ограничивается только сравнительно небольшим числом памятников IX-X века. Широкий подход включает ещё несколько десятков рукописей (вплоть до XVI века), которые были списаны с древнего оригинала. Проиллюстрирую разницу. По широкому подходу создан чешский Slovník jazyka staroslověnského – 4 тома общим объёмом почти 3300 страниц. Чехами же в сотрудничестве с нашей лингвисткой Ралей Михайловной Цейтлин был подготовлен однотомный Старославянский словарь по узкому канону. Его объём – всего лишь 842 страницы (конечно, страницами объём словаря мерить глупо, цифры привожу лишь для общего представления).

В узкий канон входят Евангелия, Апостол, Псалтырь, жития святых и проповеди. А также несколько надписей на камнях. Среди памятников широкого канона есть и более интересные вещи, например, трактат «О письменах» черноризца Храбра, который я часто цитировал в постах о письменности. Часть памятников написана глаголицей, часть кириллицей.

Ещё раз повторюсь, что в основу языка старославянских памятников лёг диалект окрестностей Салоник. Однако с миссией Кирилл и Мефодий отправились в Моравию, где этот язык подвергся влиянию местного диалекта. После смерти Мефодия его ученики сбежали в Болгарию, и это тоже сказалось. Отмечу, что о строгой норме в те времена говорить не приходится, и каждый памятник в той или иной степени отражает черты родного диалекта книжника, который его переписывал. Так в Болгарии основными центрами были Охрид (сейчас это Македония) и Преслав. И охридские памятники имеют свои особенности (преимущественно лексические), а преславские – свои.

Надпись царя Самуила:

Старославянский ≠ церковнославянский

Язык памятников, созданных в XII веке и позднее и уже не являющихся прямым продолжением текстов Кирилла и Мефодия, называют церковнославянский. Церковнославянский – это язык церкви и литературы на Руси, в Болгарии, Сербии и Хорватии. Он уже не был ни для кого родным и выучивался из книг. В то же время, нигде это не происходило идеально и везде люди привносили элементы своих родных языков, создавая русскую, сербскую, болгарскую разновидности церковнославянского языка. Такие разновидности называются изводами.

Старославянский ≠ праславянский

Праславянским мы называем общего предка всех славянских языков. После того как славяне в процессе Великого переселения заняли огромные территории, их диалекты начали всё больше и больше отдаляться друг от друга. Первое время, конечно, взаимопонятность была куда выше, чем сейчас, и Кирилла бы прекрасно поняли не только в Моравии, но и Гнезне или Новгороде. Старославянский от позднего праславянского, конечно, не очень далеко ушёл, но уже обладает некоторыми специфическими чертами (в фонетике, морфологии и лексике). Из этого вытекает важное следствие: старославянский не является «папой» русского, он его «дядя». Хотя, конечно, на русский литературный старославянский (а в большей степени скорее церковнославянский) повлиял очень сильно.

Из-за того, что старославянский не очень сильно отличался от древнерусского, ему было так легко закрепиться на Руси – он воспринимался как свой язык, в отличие от той же латыни у католиков. Но по этой же причине русский литературной так долго и с такими мучениями избавлялся от церковнославянского гнёта. И полностью, впрочем, не избавился, церковнославянское наследие в русском языке велико и обширно.

Процитирую слова академика Н. И. Толстого:

Употребляя пословицу «Устами младенца глаголет истина», мы не задумываемся над тем, что «чисто» по-русски следовало бы сказать «Ртом ребенка говорит правда», а ощущаем лишь некоторый архаизм, книжность этого мудрого речения. Наши предки в XVIII в. или в начале XIX в., используя французский идиом traîner une misérable existence, не стали говорить «тащить убогую житуху», как, казалось бы, следовало ожидать, а обратились к церковнославянской традиции и… стали в некоторых случаях влачить жалкое существование.

«Тащить убогую житуху» – это, конечно, художественное преувеличение, нейтрально по-русски было бы скорее «тянуть убогую жизнь». Но в целом посыл верен. Другой известный пример: во фразе «Да здравствует Советский Союз» все три знаменательных слова церковнославянские, впрочем, как и сама конструкция (её современный русский аналог – «будь здоров»).

Порой судьбы церковнославянизмов в русском бывают забавны. Например, древние русичи позаимствовали из старославянского слово вратарь «привратник». Ну а что с ним стало дальше, вы и сами знаете.

Инициал из Супрасльской рукописи, памятника с нелёгкой судьбой:

Каковы отличия старославянского/церковнославянского от древнерусского/русского?

Если говорить о фонетике, то перечислю основные:

1. Ять в старославянском произносился широко, а в древнерусском узко (см. подробнее один из предыдущих постов)

2. В старославянском были носовые гласные, которые в древнерусском исчезли очень рано (см. пост о юсах)

3. В старославянском были слоговые р и л (как, например, в современном чешском), которые писались как ръ, рь, лъ, ль (например, волк будет влъкъ).

Но эти вещи в заимствованиях, которые шли письменным путём, никак не сказывались. А вот те, что более показательны:

4. Неполногласие. На месте русских ToroT, ToloT, TereT, TeleT (где T – любой согласный) в старославянском TraT, TlaT, TrěT, TlěT. Эта штука породила массу дублетных пар, где, как правило, церковнославянское слово более высокого стиля (а иногда ещё и имеет другое значение): голова – глава, золото – злато, голос – глас, волость – власть, порох – прах, город – град, морок – мрак, хоромы – храм, ворота – врата, сторона – страна, короткий – краткий, норов – нрав, берег – брег. Или: беременная – бремя, дерево – древесина, сторож – стража.

Иногда бывает наоборот. Так, церковнославянизмы враг и плен сейчас являются нейтральными, а исконно русские ворог и полон стали ощущаться как архаичные. Многие такие заимствования сейчас совершенно не ощущаются как чужеродные, например, облако и сладкий (их родственники – оболочка и солодка).

5. В определённых случаях русским начальным ро- и ло- соответствуют старославянские ра- и ла-. Поэтому слова ладья, расти, раб, работа, равный по происхождению церковнославянские, а вот лодка, рост, ребёнок (изначально робёнок), ровный – русские.

6. Праславянские *ť /ть/ и *ď /дь/ в русском перешли в ч и ж, в старославянском – в шт (пишется шт или щ, собственно говоря, щ – лигатура из букв ш и т; и на русский передавалось нашим родным звуком щ) и жд: одежда, надежда, гражданин, вождь, мощь – одёжа, надёжа, горожанин, вожак, мочь.

7. Перед начальным а- в древнерусском появлялся звук й, в то время как в старославянском этого не было. Отсюда пары аз, агнец – я, ягнёнок.

8. Напротив старославянскому ю- соответствует русское у-. Поэтому слово урод русское, а юродивый церковнославянское. Юноша и юг – церковнославянские, а вот собственнорусские уг и уноша давно забыты.

9. Старославянское начальное е- коррелирует с русским о-:един – один.

10. В старославянском не было перехода ударного е в ё перед твёрдыми согласными. И нёбо – русское слово, а небо – церковнославянское. Форма сёстры русская, а сестры церковнославянская.

Ну и конечно много церковнославянизмов определяется по характерным суффиксам и приставкам. Подробно останавливаться на этом не буду, упомяну лишь, что наши причастия с суффиксами -ущ-/-ющ- и -ащ-/-ящ- церковнославянского происхождения. В русском на месте щ здесь должно быть ч. И, кстати, некоторые собственные причастия у нас сохранились, только они перешли в разряд прилагательных: лежачий, кипучий, колючий. А их место заняли импортные кузены: лежащий, кипящий, колющий.

Короткое резюме:

1. Старославянский – это язык памятников X-XI века, восходящий к первым переводам Кирилла и Мефодия. Генетически – это говор окрестностей Салоник IX века с некоторой моравской и восточноболгарской присадкой.

2. Единственный современный потомок старославянского – церковнославянский. Русскому старославянский не отец, а дядя. При этом, конечно, в русском много старославянских/церковнославянских элементов, но это следствие не «вертикального» родства, а заимствования, «горизонтального переноса генов».

Что почитать, если хочется знать больше?

Рекомендую университетские учебники. Как классические (А. М. Селищев; Г. А. Хабургаев), так и более новые (Т. А. Иванова; М. Л. Ремнёва). Все называются одинаково – «Старославянский язык».

P.S. А ещё старославянский - аццкий сотона!

Во всяком случае, именно так думают многие филологи-первокурсники. Дело в том, что нет такой науки «филология», есть лингвистика и литературоведение. И на филфаке студенты, по сути, получают образование сразу по двум специальностям: часть предметов носит лингвистический характер, а часть литературоведческий. И вот приходит бледный юноша изучать творчество Булгакова, или Джойса, или Данте. А тут на него сваливается необходимость уверенно различать три вида аориста (и не путать их с имперфектом), помнить назубок формы существительных нескольких типов склонения в семи падежах и трёх числах, и твёрдо знать, что такое «дательный самостоятельный». И взор уже несколько тускнеет.