В абсолютно здоровом мире безумие - единственная свобода.
Джеймс Грэм Баллард.
I
Я впервые видел Бояна в таком бешенстве. Рожа у него раскраснелась, как у японской обезьяны (которая любит сидеть в горячей воде), ноздри раздулись, как у тюленя, вынырнувшего на поверхность, глаза вытаращились, как у жабы, а зубы оскалились, как у гиены.
Зрелище было страшное. А самое страшное – то, что гнев этого ходячего зоопарка обрушивался на меня, Валеру Тихомирова.
– Ты хоть понимаешь, кретин, что ты наделал, а? – проорал он так громко, что в комнату заглянула Эм, но тут же скрылась от греха подальше.
Я поджал губы и подчёркнуто спокойно сказал:
– Откуда ж мне понять, если я кретин?
Боян побагровел. Мне показалось, что он сейчас сдохнет на месте от злости.
– Да ладно тебе, Боян, я прекрасно понимаю всё, успокойся, – примирительно произнёс я. И принялся загибать пальцы: – Первое из того, что я сделал: попытался найти Шатуна. Убедился, что он, возможно, жив ещё... Его тело по любому должно было остаться на тех речных порогах, понимаешь?
– Ты его нашёл?! – спросил Боян потише прежнего, но всё равно достаточно громко, чтобы нас, наверное, слышали в городе. А ведь мы находились в тридцати километрах от Роднинска, в горах, на даче.
Я ожёг его свирепым взглядом. Выдержав паузу, ехидно поинтересовался:
– Разрешишь продолжить? – и, когда тот, надув щёки, кивнул, сказал: – Второе. Я всё же нашёл ваш тухлый Схрон и открыл Тёмную тропу пять сраных раз, чтобы вы вытащили из него несколько огромных ящиков артефактов. Разве не так? Я не виноват, что твои легионеры такие неженки, что не смогли опустошить Схрон целиком...
– В том мире слишком мало кислорода, – снова перебил Боян. – Мы задыхались... Мы не могли вытащить всё за пять раз...
– На вас были кислородные маски, блядь!
– Но не было переносных кондиционеров, понимаешь? Не было! На шестидесятиградусной жаре тяжести особо не потаскаешь!
– ...Третье! – выкрикнул я, продолжая загибать пальцы. – Я спас пятьдесят восемь человек!
Установилась пауза. Боян сверлил меня глазами. Гибрида жабы, тюленя, гиены и японской макаки он больше не напоминал, скорее мальчишку, которого подставил лучший друг. У него даже губы задрожали. Он бессильно ударил кулаком по столу, сел, закрыл лицо ладонями.
– Я вывел их, Боян, – тихо сказал я. – Вывел всех этих бедолаг из Чёрно-белого мира... Перевёл в Зачарованный лес, сейчас они – часть Семьи... Они счастливы, понимаешь? Больше не надо им бояться ночи и тех тварей...
Боян поднял голову.
– Сколько раз ты для этого открыл Тёмную тропу?
– Пятнадцать, – неохотно ответил я.
– Пятнадцать, – повторил Боян. – Пять раз для Схрона, для спасения всего Мультиверса от древнего зла, и пятнадцать – для спасения зачуханных жителей постапокалиптической реальности числом пятьдесят восемь душ со всем их небогатым скарбом. Ты, Валера, наверное, считаешь себя героем? Человеком-пауком, не? Или доктором Стрэнджем? Он тоже открывал порталы.
– Я не считаю себя героем, – раздражённо проговорил я. – И вообще, чего ты истерику закатываешь? Ну откуда я знал, что есть лимит силы Бифуркатора? Что больше определённого количества раз я Тёмную тропу открыть не смогу? И что никто не знает этот лимит? Никто меня вовремя не предупредил! Вадик сказал, что я восстановлюсь и снова смогу открывать порталы...
Боян вздохнул. Кажется, он более-менее успокоился и, судя по кислой физиономии, испытывал тяжелейшие моральные страдания.
– Ты должен был посоветоваться со мной, Валера. Узнать всё про свои силы. Сначала мы обязаны были опустошить Схрон, а потом ты мог делать всё, что в голову взбредёт! Спасал бы двойника своего отца и всех остальных жителей Чёрно-белого мира хоть до посинения! Я понимаю, что ты сделал хорошее, даже отличное дело. Для тех бедолаг ты сам бог! Но надо же думать... расставлять приоритеты... Если в будущем ты так и будешь слушать сердце, а не голову, мы проиграем битву с Заблудшими! Нужно хорошо распланировать дело, а потом...
– А чё ж ты тот первый поход не распланировал, если такой умный, а? – спросил я. – Мы ж ни хрена не подготовились: три дохлые винтовки на всех, вот смеху-то! Расул со своими бугаями из нас чуть жареную отбивную не сделал, помнишь? Эмму чуть не сожгли заживо! Тебя ранили, ты чуть копыта там не откинул! А Шатун...
Я запнулся. Боян не перебивал, нахмурившись. Я решительно продолжил:
– А Шатун пропал без вести.
Боян внезапно потупился.
– Мы думали, что Тёмная тропа выведет нас сразу в мир Схрона. Мы знали, что этот мир не населён. Не ждали нападения. Мы не подозревали, что половинка того артефакта в виде песочных часов у Гаевского... Три винтовки были даже избыточным оружием...
– Ну и хули толку от ваших планов в таком случае? – возмутился я. – Может, надо было слушать сердце, а не голову?
– Вот блядство-то, – чуть ли не жалобно протянул Боян. – Всё у нас через жопу идёт! Нам придётся ждать, когда ты восстановишься, а мы ведь понятия не имеем, сколько это времени займёт. Вадик сказал: от двух недель до полугода! Полгода ждать, это ж сдуреть можно! А если Заблудшие выйдут на поверхность земли прямо завтра?
– Ну ты пессимист, – фыркнул я. – Так-таки уж прямо полгода ждать, а Заблудшим приспичит вылезать из их вонючих нор завтра! К тому же мы столько артефактов из Схрона натаскали, что впору устраивать мировой переворот.
Я поднялся.
– Короче, дело к ночи. Пошёл я, прошвырнусь в город. Мне там надо кое-кого навестить.
Я нащупал во внутреннем кармане толстовки брегет, который снова стоял. Немудрено после купания в болоте Зачарованного леса. С тех пор не было времени посетить часовщика. Я потряс часы возле уха – мёртвая тишина. Да, пора навестить часовщика, причём не абы какого, а вполне конкретного. Подумать только, столько времени прошло, а я не соизволил известить Анатолия Васильевича Грушина, что со мной всё в порядке! Переживает небось, хоть и Жуткий, всё-таки мы вместе прогнали из нашей реальности чудовищную Мару, большое дело сделали.
Боян выпрямился.
– Никуда ты не пойдёшь, дорогой мой.
Я обернулся, поднял брови.
– В смысле?
– В прямом. Ты сейчас для Легиона дороже золота. Единственный Бифуркатор, способный открыть путь к Схрону. Если с тобой что-то случится – Жуткий сожрёт, гопник пырнёт ножичком или камень с утёса на башку свалится – не видать нам оружия против Заблудших, как собственного ануса.
– Ну, допустим, некоторые йоги могут увидеть собственный... – Я оборвал сам себя. – Подожди! Это что ж получается? Мне теперь сидеть на этой даче и на улицу не выходить?
Боян в кои-то веки расплылся в широкой и слегка язвительной улыбке.
– Не на даче, Валера. В целях твоей сохранности и – не буду отрицать – наказания за своеволие ты будешь находиться на сверхзащищённом подземном объекте под охраной до тех пор, пока снова не восстановишь силы для Тёмных троп. – И, когда я похолодел от ужаса, добавил: – Кстати, на этом объекте мы держим твоих недавних знакомых. Синицына и Юру Иваненко, Приёмыша Заблудших.
II
Я вошёл в свою комнату на втором этаже, с грохотом захлопнул дверь и повалился на кровать. Уставился на потолок.
Сквозь окна просачивался солнечный свет. Иногда он тускнел, когда на солнце набегало облако. В горах удивительно непостоянная погода. Шума города до этого высокогорного дачного посёлка не доносится, но и нет той зловещей тишины, которая царит в Чёрно-белом мире. Там города не было вовсе... Лишь высились мёртвые пустые здания и ржавели навеки остановившиеся автомобили.
Я вывел ту несчастную колонию выживших. Вывел в вечно тёплый и прекрасный мир Зачарованного леса, в котором десять лет жила Эм. Они счастливы, все эти люди, включая моего отца... Точнее, не совсем моего отца. Мой отец медленно спивался в моём родном мире, а в Чёрно-белом Тихомиров-старший, похоже, к алкоголю вовсе не прикасался...
Я спас пятьдесят восемь человек, из них семнадцать детей до четырнадцати лет и пять стариков за семьдесят.
Им больше не нужно бояться выходить из Храма по ночам. Не нужно жить впроголодь. Я их спас и, чего греха таить, гордился этим.
Но Шатуна я не спас.
Он остался в том страшном мире. Возможно, очень даже возможно, он умер, но я не хотел в это верить. Он упал в реку, но ниже по течению были пороги, и его тело должно было, просто обязано было там застрять. Крупных хищников, которые могли бы утащить Шатуна, по словам Расула и его братии, поблизости не водилось. Это вселяло надежду.
Но его могли утащить не животные. В Чёрно-белом мире с наступлением темноты из-под земли выбирались жуткие Заблудшие. Словно морлоки, только в миллион раз опаснее.
«Не тешьте себя ненужными иллюзиями, – сказал Леонид Гаевский. – Он мёртв или превратился в нечто такое, что вы не захотите иметь с ним дела».
Я не знал толком, что это значило, а уточнять не было желания.
В дверь тихо постучали. Я уставился в закрытую дверь и почувствовал Эм. С тех пор, как меня приняли в Семью, мы были с ней на одной волне. Я ощущал, где она примерно находится и в каком настроении.
«Заходи», – мысленно произнёс я.
Ничего. Эм стоит за дверью и ждёт ответа – не мысленного. Телепат из меня так себе.
– Входи, Эм, – сказал я ворчливо.
Она вошла, а следом запёрся, к моему некоторому неудовольствию, Вадик. Он тоже в Семье, и я его тоже должен почувствовать, но, видно, я просто не ожидал, что он заявится.
При виде такой делегации я принял сидячее положение.
– Что стряслось?
Эм обогнула кровать и села рядом. Вадик потоптался и примостился на стульчике возле тумбочки.
– Мы беспокоимся за тебя, – объявила Эм.
Я подозрительно прищурился.
– С чего это?
– Мы беспокоимся, что в тебе нет гармонии. Тебя хотят сохранить, а ты не хочешь сохраняться, вот поэтому возникает дисгармония...
– Чего?! Эм, ты выпила, что ли?
Она вздохнула и закрыла глаза. Она явно нервничала.
– Я не знаю, как сказать...
Вмешался Вадик. Сказал спокойно:
– Когда Эм волнуется, начинает говорить, как принято в Зачарованном лесу. В общем и целом, мы хотим, чтобы ты с пониманием отнёсся к своей защите. Ты теперь единственный золотой ключик от Схрона, так что...
– Не защите, а тюрячке, – оборвал я его. Несмотря на совместно пережитые злоключения в Чёрно-белом мире и знание того, что Вадик – парень отличный, дружбу заводить с этим лощёным хлыщом я не собирался. Чисто из тупого упрямства. – Меня хотят посадить под землю, чтобы я там тух от пары недель до полугода. Полгода под землёй – вы представляете?
Теперь уже я сам проявлял тот самый пессимизм, в котором обвинил Бояна.
– Нет, не то ты говоришь, Вадик, – внезапно сказала Эм. – Я не это хотела сказать... В тебе, Валера, нет гармонии не только из-за тюрячки... то есть... ну, в общем, ты понял. Ещё из-за Шатуна. Ты с ним много путешествовал, а сейчас думаешь, что остался один. Но ты не один. У тебя есть Легион. И Семья. Ты потерял силы Бифуркатора ещё и потому, что не верил в смерть Шатуна и постоянно ходил в Чёрно-белый мир, надеялся его найти...
– Я и сейчас не верю, – пробормотал я.
– Мы знаем. Чувствуем.
Она замолчала, и я впервые захотел, чтобы она ушла. И Вадика с собой прихватила.
Пересилив себя, я с улыбкой сказал:
– Вся эта херабора с Чёрно-белым миром оказалась не такой уж бессмысленной. Отныне никакие правоохранительные службы меня не разыскивают. Потому что Валера Тихомиров умер, и его тело было опознано.
Эм поглядела на меня широко открытыми глазами, а Вадик поморщился. Трюк, который я провернул с мёртвым телом моего двойника, был настолько циничен, что покоробил даже бывалых легионеров. Я в тот момент действовал как сомнамбула: исчезновение Шатуна подействовало на меня сильнее, чем на кого бы то ни было. Мы подкинули тело в один из кварталов на окраине, где обреталось столько торчков, сколько их в Нью-Мексико нет. Сейчас менты шерстят бедных наркотов, выискивая того, кто всадил в дрищеватое тело Валеры две самодельные пули.
На днях я прочитал на сайте «Новости Роднинска» короткую заметку о том, что найдено тело Валеры Т., несовершеннолетнего преступника, совершившего жестокое двойное убийство в прошлом году. Вряд ли эта новость кого-то удивит. Скажут, мол, покатился парень по наклонной, связался с бандитами, и вот вам, пожалуйста. Справедливая кара.
Так что я ухитрился инсценировать собственную смерть. Совсем как Гекльберри Финн, только лучше. У меня теперь даже могила есть... Ужас!
– Да... – неуверенно поддакнула Эм. – Это, конечно, хорошо... для тебя... Но если ты не захочешь прятаться, пока твои силы не вернутся, пользы от этого не будет никакой.
– Да я не против того, чтобы прятаться! – в сердцах сказал я, недовольный тем, что Эм продолжает гнуть свою линию. – Но не под землёй же! Чем эта дача плоха?
– Тебя здесь легко вычислить, – влез Вадик в разговор. – Соседей у нас мало, спору нет, но тебя уже слишком много людей видело. В бомбоубежище тебе будет безопаснее...
– А ты там сидел? – огрызнулся я.
– Сидел, – спокойно ответил Вадик, и у меня вытянулось лицо. – Три месяца. Пока сам восстанавливался. Давненько это было, ещё во времена ОРКА. С тех пор я почём зря Тёмные тропы не открываю.
Я не нашёлся, что ответить. А Вадик продолжал:
– Если честно, думаю, ты просидишь там столько же. Стандартное время для восстановления. Не думай, что там будет сырая нора с червяками, нора будет благоустроенная...
Он улыбнулся.
– Ха-ха, – протянул я. – «Хоббита» ты читал, это ясно. По крайней мере, первый абзац. А что ещё там будет? Фродо с Гэндальфом? Или Горлум?
– Сауна, бассейн, ресторан, минитеатр, спортзал, бильярдная, – без запинки перечислил Вадик. – Даже что-то вроде солярия. Это бомбоубежище строили при Совке для больших шишек. Так что там всё на уровне, не беспокойся. Там даже кабельное есть. И интернет.
– Не врёшь? – насторожился я.
– Клянусь.
Я задумался. В принципе, перспективы вынужденной самоизоляции неплохие. Я даже там буду не один. Компанию мне составят Синицын и Юра-Приёмыш. Ну, и охранники из Легиона, само собой.
Вадик сказал:
– Самое главное, до тебя не доберутся враги.
– Какие враги? Заблудшие, что ли?
– На данном этапе наши враги – «каровцы». Молодцы из Кризисного Агентства Расследований Аномалий. КАРА. Если они тебя возьмут, то либо сделают своим штатным Бифуркатором и церемониться, как мы, не будут, либо...
– Что «либо»?
– Прикончат на месте, – лениво сообщил Вадик. В его тоне я явственно уловил злорадство. Всё-таки мой характер – не сахар, и я тут много кого достал. Им приходилось со мной нянчиться, потому что я – ключ к тысяче дверей. В данный момент, правда, страдающий импотенцией, но это временное явление.
– Они очень глубоко законспирированы, – заговорила Эм. – Часто работают под прикрытием. Поэтому ты не должен никому доверять. Кроме нас.
– И как мне узнать, что это «каровец»?
– Никак. Доверяй только тем, кого представил тебе кто-то из нас.
Вадик перебил Эм:
– Вообще-то один способ есть. Говорят, все они носят на руке браслет с какими-то редкими минералами. Эти браслеты – обереги от Заблудших.
Я вытаращился на него. Ярко вспомнились дни, проведённые с Приёмышем в особняке Синицына. Юра показывал мне кристаллы из подземных городов Заблудших. С помощью этих минералов подземные жители творили чудеса...
– Они похожи на часы, поэтому легко спутать.
– Я запомню, – процедил я, едва разжимая губы. Все эти новости энтузиазма мне не прибавляли.
Вадик поднялся. Эм, глянув на него, тоже встала.
– А вообще скучать тебе не придётся, – сказал Бифуркатор весело. – Я слышал, на днях к вам заявится психиатр Эрик Рудин. Будет работать с Приёмышем и расшифровывать Поющие Книги. Тип он ещё тот.
– Ты о чём? – пробурчал я.
– Говорят, у него не все дома. Как у большинства психиатров. И силы как у буйвола. Но Легион с ним сотрудничает, потому что он человек, в общем и целом, полезный. Они как-то с Шатуном не поладили: Рудин хотел подробности, а Шатун, сам знаешь, не любит откровенничать. Вот и сцепились. Говорят, Рудин нашего Шатуна чуть не задушил голыми руками, хотя сам ему в пупок дышал. Тейя разняла. Она Рудина хорошо знает.
– Да ну? – не поверил я. – Шатуна – задушил? Да Стас сам кого хочешь задушит!
Вадик пожал плечами.
– За что купил, за то и продаю. Сам увидишь. Пошли мы. Сегодня ужинаем и ночуем здесь, а завтра с утра пораньше тебя увезут. Так что вещички я бы на твоём месте начал уже собирать.
III
В подземное убежище меня увозили в такую рань, что можно было назвать это время ночью. Ещё четырёх не было. В дачном посёлке царили тишина и мрак, даже птицы не начали петь. В городе было посветлее и пошумнее, но и там суточная активность свелась к своему минимуму.
Гена Франкенштейн остался на даче. Для меня он был, пожалуй, последней связью с Шатуном, и теперь эта связь порвалась. Без Шатуна никто не желал менять Гене жидкость каждый день, и Боян его «выключил». Ввёл в анабиоз. Я бы не хотел, чтобы его «отключили» насовсем, но никто и не собирался это делать.
В машине – том самом тарантасе, на котором меня уже возил Бурый, – я закемарил и проснулся только на месте входа в подземелье. Это место находилось на окраине заброшенного парка, среди кустов и поваленных деревьев. Из дёрна торчало неприметное бетонное строение размером с деревенский туалет. С крышей, крохотными оконцами и запертой на ржавый замок стальной дверью.
Мы с Бурым предварительно напялили оранжевые жилеты сотрудников жилищно-коммунальной службы – на случай случайных свидетелей. Но в это время в парке не наблюдалось даже сумасшедших собачников, ЗОЖевцев или бомжей. Бурый отпер замок, который внутри оказался отлично смазанным и прекрасно открывался. Огляделся и залез в будку. Я последовал за ним.
В полу будки имелся квадратный люк, тоже запертый. Только замок здесь был посложнее. Раньше я таких замков вообще не видел. Бурый засунул в четыре узких отверстия четыре зубчатых трубки, закреплённых на ребристой рукоятке. Потом начал крутить какой-то болт на вершине рукоятки. В определённый момент щёлкнуло, и Бурый принялся засовывать трубки ещё глубже. Снова щёлкнуло, и мой спутник резко выдернул причудливый ключ. Мда, подумалось мне, я со своими проволочками такой замок не осилю...
Люк распахнули. В свете фонаря нашим взглядам предстала шахта с металлической лесенкой, дно шахты исчезало во тьме.
– Лезь вперёд, – велел Бурый.
Я замялся. Лезть в эту сырую и тёмную дыру мне хотелось меньше всего. Но долг обязывал. Я повернулся к шахте задом и осторожно полез вниз, цепляясь за холодные ступеньки и старательно нашаривая ногами очередную опору.
Бурый тем временем загремел замками наверху. Запирался. Затем полез следом за мной, луч его фонаря то и дело чиркал по ноздреватым бетонным стенам.
На глубине примерно метров пяти мои подошвы упёрлись в нечто твёрдое. Я отошёл в сторонку, чтобы Бурый не прогулялся пешком по моей голове. Когда он, крякнув, встал рядом со мной, в свете фонаря мы увидели проход сбоку – довольно низкий. Он тянулся вбок метра два и упирался в тупик.
– Ненавижу это место, – посетовал Бурый. – Приходится на карачках лазить. Это для того, чтобы ни у кого, кто сюда залезет, не было желания лезть дальше.
Согнувшись, мы добрались до тупика. Пока я соображал, зачем мы сюда лезем, Бурый нажал на один из кирпичей, и в тупике раскрылся проход. Совсем как в фильмах про Индиана Джонса.
– Что дальше? – почему-то шёпотом спросил я. – Ловушки? На голову нам будут падать каменные глыбы? Под ногами раскрываться провалы?
– Делать ловушки глупо, – рассудительно ответил Бурый. – Тогда все диггеры шею свернут, но доберутся до конца маршрута. Наша цель – убедить любого хренова исследователя, что ничего здесь интересного нет.
– Слушай, а как же те, кто знает о бомбоубежище? Неужели никто, кроме Легиона не в курсах? Это будка наверху торчит же у всех на виду. Ну, чиновники там, всякие начальники подземных коммуникаций...
– Кто знал, тем мозги промыли, – отмахнулся Бурый. – Ты насчёт этого не переживай.
Мы выбрались, наконец, из низкой трубы и спрыгнули на каменный пол просторного тоннеля. Бурый уверенно двинулся по нему, размахивая фонариком.
– Чего ж вы Синицыну мозги не промыли? – спросил я. – Чтоб он про Приёмыша всё рассказал?
– А мы и промыли. Только он по-прежнему говорит, что ничего не знает.
– Может, не знает на самом деле?
– Боян думает, что у него в сознании поставлен блок. И обойти этот блок наши умельцы не в силах. С ним всё сложнее. Возможно, он с Заблудшими контактировал непосредственно.
Я помолчал. Мы прошли пару десятков метров. Тоннель понижался, вдалеке слышался шум воды. Пахло сыростью, чем-то затхлым.
– Слушай, Бурый, – заговорил я. – А что вы с ним в итоге будете делать? Ну, в самом конце? Не отпустите же?
– Откуда ж мне знать? Это пусть Боян решает. Он у нас гений. Но сразу скажу: отпускать мы его не отпустим. Поверь мне на слово: последние деньки спокойно живём. Скоро спокойная жизнь закончится.
– В смысле... начнётся война? – спросил я.
– А то! Боян на нервах... Слышал недавно, наши Жуткие, которые предсказывать могут, говорят, близится такой пипец, что мало никому не покажется.
– Кажется, я знаю, какой пипец, – пробормотал я. – В Чёрно-белом мире видел.
Луч фонаря отразился на водной поверхности. Мы остановились. Тоннель, понижаясь, уходил под воду. Вода была стоячая, зловонная, по ней плавала грязно-серая пена.
– Только не говори, что нам придётся нырять, – сказал я.
Бурый хмыкнул.
– Не придётся, не ссы.
Он подошёл к стене сбоку, что-то там поделал. Кусок стены повернулся вокруг своей оси. Мы прошмыгнули в щель и оказались на лестничной площадке. Лестница была сделана из металла и спиралью уходила вниз в просторной шахте. Я притронулся к стене шахты: на ощупь она напоминала резину.
По лестнице мы спустились этажа на три, если не больше. Я уже собирался поинтересоваться, когда мы наконец дойдём, когда Бурый отпер последнюю дверь – стальную, толстенную, как в банковском сейфе.
За дверью меня ослепило сияние. Проморгавшись, я понял, что это не сияние, а обычное электрическое освещение. После темноты подземных переходов оно показалось ослепительным.
Восторженно раскрыв рот, я ступил на мраморные плитки просторного коридора. Под высоким потолком горели лампы дневного света, на стенах висели старинные портреты незнакомых мне людей. По обе стороны коридора стояли обтянутые дерматином скамейки. В конце находилась стойка, за ней притаились стол и стул. Наверное, здесь должен был сидеть подземный вахтёр...
Где-то тихо шумел вентилятор, накачивая сюда свежий воздух с поверхности. Я подумал, что если вырубить этот вентилятор, мы тут умрём весьма неприятной смертью.
– Никогда не видел такого бомбоубежища, – восхитился я. – С таким запутанным входом, да так глубоко...
Бурый насмешливо спросил:
– А ты много бомбоубежищ повидал?
– Одно точно. Меня Шатун в нём прятал... когда мы только познакомились.
При упоминании имени Шатуна Бурый слегка помрачнел. Проговорил:
– Это убежище особенное. Для ВИП-персон. Так что здесь всё на высшем уровне.
Чуть позже выяснилось, что убежище действительно строилось для ВИП-персон. Как и сказал Вадик, здесь имелась сауна, бильярдная, кабельное телевидение, интернет и много ещё такого, что скрасит жизнь несчастному бифуркатору, который растерял силы и должен скрываться от плохих людей. И не людей.
В первый день я обшарил всю территорию, хотя подспудно понимал, что лучше бы растянуть удовольствие исследования. Свободного времени у меня будет до хрена. Но не выдержал, облазил всё вокруг. Насчитал восемнадцать жилых помещений и три подсобки. Двери в некоторые комнаты были заперты, с ними я решил разобраться попозже. Мои отмычки всегда со мной. Наткнулся на миниатюрное метро: крохотный перрон и тёмный тоннель с рельсами. Совсем как в том бомбоубежище, в котором меня в своё время держал Шатун. Тоннель, скорее всего, закрыт с обеих сторон, но прошвырнуться туда не вредно. Я сделал в уме галочку, чтобы вернуться сюда на досуге.
Синицын Игорь Михайлович содержался в помещении, которое конструировалось, кажется, как изолятор для заразных больных. Длинная комната с койкой, столом, стулом, санузлом и предбоксником. Еду ему приносили Бурый или его сменщик из Легиона, который когда-то дрался со мной и потерпел сокрушительное поражение. Я про себя назвал его Брюсом Ли. Готовили в столовой, оборудованной всем необходимым для кулинарии. На складе хранились овощи, крупы, фрукты, а в огромном морозильнике – мясо. Всего этого хватило бы на два-три месяца для четверых человек. Утром Синицину включали свет, вечером выключали, оставляя тусклый ночник, чтобы можно было следить, чем он занимается.
В первый день я не стал к нему заходить, не было желания. А вот к Приёмышу заглянул. Он содержался в комнатке по соседству, которая была аналогом то ли обезьянника, то ли вытрезвителя. Голые стены, холод и одна-единственная койка, на которой, свернувшись клубком, лежал Юра Иваненко. На нём была тёплая пижама, но, похоже, она ему была нужна, как тюленю носки. Он был холодный, просто ледяной, рожа синяя, глаза забинтованы. Но если наблюдать за ним долго, было заметно очень медленное дыхание. Он смахивал на самый настоящий труп, но труп дышащий... Жуткое зрелище.
Продолжение в комментариях
