- Обо мне он не говорил?

- Почему ты спрашиваешь?

- На днях он сюда приходил с начальником АХО. Дал указание. Этого монстра, говорит, на свалку, за ненадобностью. Это он про меня.

- Глупости! Никто тебя на свалку не отправит.

- Мне бы схемку подремонтировать, лампы сменить, я бы тогда знаешь как?..

- Ладно, что-нибудь придумаем.

- Лампы бы сменить, да где их нынче достанешь? Ведь, поди, уже лет двадцать, как сняли с производства?

- Ничего. Вот разделаемся с планом, соберу тебе новую схему на полупроводниках. Я уже кое-что прикинул.

- Правда?

- Подремонтируем и будем на тебе студентов учить. Ведь ты работаешь совсем по другому принципу, чем эти, нынешние.

- Конечно! А помнишь, какие задачи мы решали, когда готовили твой первый доклад на международном конгрессе?

- Еще бы не помнить!

- А когда ты поссорился с Людой, я тебе давал оптимальную тактику поведения. Помнишь? Это было в тысяча девятьсот... каком году? - В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом. Мы только что поженились.

- Скажи... тебе ее сейчас очень не хватает?

- Очень.

- Ох, как я завидую!

- Чему ты завидуешь?

- Видишь ли... Автомат замолк.

- Ну, говори.

- Не знаю, как то лучше объяснить...

Я ведь совсем не боюсь... этого... конца. Только хочется, чтобы кому-то меня не хватало, а не так просто... на свалку за ненадобностью. Ты меня понимаешь?

- Конечно, понимаю. Мне очень тебя будет не хватать.

- Правда?!

- Честное слово.

- Дай я тебе что-нибудь посчитаю.

- Завтра утром! Ты пока отдыхай.

- Ну, пожалуйста!

Семако вздохнул: - Я ведь тебе дал вчера задачу.

- Я... я ее плохо помню. Что-то с линией задержки памяти. У тебя этого не бывает?

- Чего?

- Когда хочешь что-то вспомнить и не можешь.

- Бывает иногда.

- А у меня теперь часто.

- Ничего, скоро мы тебя подремонтируем.

- Спасибо! Так повтори задачу.

- Уже поздно, ты сегодня все равно ничего не успеешь.

- А ты меня не выключай на ночь. Утром придешь, а задачка уже решена.

- Нельзя, - сказал Семако, - пожарная охрана не разрешает оставлять машины под напряжением. "Смерч" хмыкнул.

- Мы с тобой в молодости и не такие штуки выкидывали. Помнишь, как писали диссертацию? Пять суток без перерыва.

- Тогда было другое время. Ну отдыхай, я выключаю ток.

- Ладно, до утра!

...

Илья Варшавский, "Старики", 1966 г.

Полный текст https://books.rusf.ru/unzip/add-on/xussr_av/varshi79.htm?1/1

Удивительно, но несмотря на распад СССР, невзгоды 90-х, моральное и физическое устаревание, до наших дней полностью сохранилась вычислительная машина семейства ЕС ЭВМ! Та самая, занимающая целый зал, с накопителями на магнитной ленте, дисковыми пакетами и километрами распечаток на АЦПУ. И не где-нибудь в глубинке, а в Москве, в считанных километрах от моего дома!

Что ещё более радостно, узнал я об этом не постфактум от работников пункта металлоприёмки (увы, это случается чаще, чем хотелось бы), а от коллег по музею. Теперь уже можно сказать уверенно: один из последних советских «динозавров» не канет в Лету, а будет сохранён для истории и передан в Политехнический музей.

Последние сорок лет машина стояла в ЦЭМИ — Центральном экономико-математическом институте, также известном москвичам как «дом с ухом» по форме скульптурной композиции на фасаде. Сейчас вид на здание загораживает жилая высотка, но когда-то на её месте был бассейн с фонтанами, вода в котором не остывала даже ночью. Дело в том, что бассейн был устроен не для красоты, а для охлаждения вычислительных машин института.

Бассейна больше нет, а габариты компьютеров уменьшились настолько, что теперь мощь нескольких тысяч советских ЭВМ каждый носит у себя в кармане. Подавляющее большинство из них давным-давно утилизированы или разграблены, и всё же эта участь миновала нашу сегодняшнюю героиню — ЕС 1055М.

Гость из Германии

ЕС 1055М называют самой «несоветской» из советских ЭВМ. Основные узлы машины были разработаны в ГДР отделением фирмы Robotron из г. Карл-Маркс-Штадта (ныне Хемниц), накопители и другая периферия производились в Болгарии. Но общая архитектура системы была спроектирована с участием советских специалистов.

Производительность центрального процессора ЭВМ составляла 450–600 тыс. операций в секунду, ёмкость оперативной памяти — 1–2 Мб, а общая пропускная способность системы ввода-вывода — до 5 Мб/с. По меркам своего времени машина считалась достаточно быстрой, а главное — более надёжной, чем её предшественница ЕС 1060. По воспоминаниям сотрудников, хотя предыдущая машина считала быстро и могла за пару часов перещёлкать все накопившиеся задачки, потом она нередко вставала на недельный ремонт, а ЕС 1055М работала без сбоев.

Управление машиной велось с пульта ЕС 7069, оснащённого двумя электронно-лучевыми дисплеями. Интересно, что в пульт был встроен дисковод для дискет — не привычных нам 3,5-дюймовых, конечно, а 8-дюймовых, размером с грампластинку.

В ЕС 1055М использовалось самое современное для середины 1980-х периферийное оборудование — ленточные накопители ЕС 5612М1 и сдвоенные жёсткие диски ЕС 5067.02 на 200 мегабайт (типичным объёмом дискового пакета для ЕС ЭВМ тогда скорее было 29 Мб).

Машины и люди

ЕС 1055М проработала до начала XXI века, когда моральное устаревание и небезызвестная «ошибка 2000 года», сильно затронувшая системное ПО, сделали её дальнейшую эксплуатацию и модернизацию нецелесообразной. ЭВМ легко могла постигнуть судьба тысяч её сестёр, которые были списаны и утилизированы — не в последнюю очередь потому, что содержали в себе большое количество цветных и драгоценных металлов.

Как ни парадоксально, но безденежье девяностых, которое могло погубить машину, в каком-то смысле её же и спасло. Огромный компьютер стоял на девятом этаже здания, и при монтаже некоторые его узлы загружали через окна при помощи подъёмного крана.

На то, чтобы аккуратно демонтировать и вывезти ЭВМ, не повредив современные компьютерные системы ЦЭМИ (а он продолжал оставаться одним из опорных узлов межинститутской сети и вести экономические расчёты), потребовались бы значительные средства, которых не было. В итоге машину решили оставить как есть, просто отключив от питания, а современное оборудование разместили рядом с историческими шкафами и стойками.

Естественно, огромную роль сыграло и неравнодушие сотрудников. Главное сокровище ЦЭМИ — не сама раритетная ЭВМ, а люди, которые с ней работали. С середины 1960-х и по настоящее время отдел экономической информатики ЦЭМИ возглавляет кандидат технических наук, бывший зам. директора по научной работе Михаил Дмитриевич Ильменский. В ходе общения он рассказал нам с коллегами огромное количество интересных фактов о деятельности института в советское время — думаю, об этом стоит сделать отдельный пост.

Непосредственно функционирование компьютеров и сетевых систем института ещё с советских времён поддерживают сотрудники отдела — Нина Григорьевна Ляпичева, Людмила Ивановна Герасимова и Людмила Вячеславовна Степанова.

Вещь с историей

ЕС 1055М из ЦЭМИ не только использовалась для решения математических и планово-экономических задач, но и сыграла большую роль в развитии российских компьютерных сетей и в конечном счёте — интернета. В 1991 году ЭВМ была оснащена дополнительным блоком — процессором телеобработки данных ЕС 8375, разработанным в Казани. Это был первый в нашей стране промышленный образец телекоммуникационного оборудования.

На основе ЕС 1055М с процессором ЕС 8375 был поднят узел сети SUEARN — советского сегмента Европейской сети академических исследований. Через модемы и выделенные телефонные линии было установлено сетевое соединение ЦЭМИ с Институтом органической химии (ИОХ). В дальнейшем на базе ЦЭМИ, ИОХ и Института космических исследований (ИКИ) была создана сеть из трёх постоянно функционирующих узлов интернета, которая в числе первых вошла в состав Рунета (доменная зона .ru).

В середине 90-х поддержка доступа в интернет была переведена на мейнфрейм IBM 9370, но ЕС 1055М оставалась в качестве резервной. И только в 2000 году ЭВМ была окончательно заменена более современным оборудованием фирмы Sun Microsystems.

Не потерять и не сломать

Передача столь крупной и сложной техники требует тщательной подготовки. Прежде всего необходимо зафиксировать, как именно были размещены блоки ЭВМ и как они соединялись друг с другом. Затем нужно их правильно отключить — сделать это не так просто, поскольку основные кабельные соединения выполнены под фальшполом. Это был стандартный приём для машинных залов ЭВМ: на монолитный бетонный пол устанавливалась система стоек, а уже на них укладывался второй уровень пола из дюралюминиевых плиток размером 50×50 см.

Подготовку к перевозке блоков ЕС 1055М мы начали вдвоём с реставратором Максимом Тулузаковым. Он — прекрасный профессионал своего дела, ну а мне пригодился опыт восстановления исторической техники.

Даже такая вроде бы простая операция, как отключение и частичная разборка пульта управления ЭВМ, потребовала более пяти часов. Ещё столько же ушло на процессор телеобработки ЕС 8375.

Старые компьютеры не были рассчитаны на быструю сборку и разборку: как правило, после поставки ЭВМ бригада специалистов с завода-изготовителя выполняла монтаж и пусконаладочные работы в течение нескольких недель, а то и месяцев. Теперь нам нужно было выполнить обратную операцию, попутно помечая все отсоединяемые провода и кабели и фиксируя процесс разборки на фото. Это позволит сохранить блоки ЭВМ в максимально аутентичном виде и не исключает, что когда-то их вновь можно будет запустить в работу.

Если бы меня попросили подобрать одно слово, чтобы охарактеризовать компьютеры «доперсональной» эпохи, это было бы слово «громоздкий». В годы разработки ЕС ЭВМ идея о том, что компьютер можно будет убрать в рюкзак или спрятать в карман, казалась научной фантастикой. Один только накопитель на магнитной ленте ЕС 5612М1 крупнее, чем средний холодильник, а таких в машине четыре. Жёсткие диски ЭВМ весят под 400 кг каждый — суммарно их восемь, плюс на каждые четыре приходится стойка контроллера аналогичного размера.

А как перевезти всё это в фондохранилище? Подъёмный кран к окнам ЦЭМИ уже никто не подгонит — нужно действовать аккуратнее, чтобы не мешать работе института. Эту задачу музей будет решать совместно с инженерной службой ЦЭМИ.

Перевозка будет осуществляться в несколько этапов. Ожидайте новой информации о судьбе ЕС 1055М и других интереснейших образцов вычислительной техники!

Не претендуя на окончательное установление истины в этом вопросе (это потянуло бы как минимум на диссертацию), я всё же решил найти информацию о промежуточных этапах, чтобы сова не возникала внезапно.

Для @moderator. Сегодня другой пикабушник уже выложил сокращённую копию этого материала, взятую с Дзена. Но это — оригинальная версия с более подробными пояснениями и дополнительными картинками, так что я публикую её с тегом «моё». Тот самый авторский контент, которого так не хватает родному Пикабу)

Для ЛЛ: если скажете «Так сложилось исторически», не соврёте.

Вопрос про «220 вольт в розетке» я привёл ровно в той формулировке, в которой мне его задали, хотя он и содержит в себе не вполне верное утверждение. Ещё в 1992 году был принят ГОСТ 29322-92, согласно которому напряжение в бытовой электросети должно составлять 230 В.

Сейчас в России одновременно действуют ГОСТ 29322-2014 и ГОСТ 32144-2013, один из которых гласит, что стандартное номинальное напряжение должно быть 230 В ± 10%, а другой — что 220 В ± 10%. То есть если в вашей розетке напряжение от 207 до 242 вольт, это удовлетворяет обоим стандартам, и вся техника должна корректно работать при любом напряжении из этого диапазона.

Но это не даёт нам ответа на вопрос, откуда изначально появилось число 220. Почему, скажем, не более «круглые» 200 или 250 вольт? Без Томаса Эдисона и его электрических лампочек тут действительно не обошлось, а ещё в деле были замешаны Джордж Вестингауз, Михаил Доливо-Добровольский, Союз германских электротехников и Всероссийские (а потом — и Всесоюзные) электротехнические съезды. Как именно — давайте разбираться подробно.

У истоков электрификации

Электротехника — достаточно консервативная отрасль. Большое внимание в ней уделяется совместимости с ранее созданными системами, поскольку их замена стоит очень дорого и сопряжена с массой неудобств. Поэтому стандарты, которыми мы пользуемся сегодня, могут восходить к реалиям более чем вековой давности.

Выбор напряжения для электросети — это всегда компромисс. Если сделать его слишком низким, оно будет быстро падать из-за сопротивления проводов, и энергию будет почти невозможно передавать на большие расстояния. Если же напряжение сделать слишком высоким, возрастут требования к качеству изоляции и увеличится риск для человеческой жизни.

Хотя электрические машины применяются в промышленности как минимум с середины XIX века, поначалу никакого общепринятого напряжения, конечно, не было. Каждый генератор, питавший первые электрические насосы, станки или двигатели локомотивов, выдавал своё напряжение — как правило, привязанное к ближайшей «круглой» цифре: 300, 400, 500 В... Попадались, правда, и напряжения, довольно близкие к интересующему нас. Например, довольно распространённая в своё время динамо-машина Грамма генерировала постоянный ток напряжением 210 В.

Первые попытки привести это хозяйство к какому-то общему знаменателю связаны с появлением осветительных сетей в городах. Здесь действительно нельзя не вспомнить Томаса Эдисона. Хотя, вопреки расхожему мнению, он был не первым (и даже, скорее всего, не пятым), кто придумал лампочку накаливания, он заслуженно занимает своё место в истории, потому что, по меткому выражению коллеги @Tech.spiritus, разработал первую систему освещения «под ключ».

И в этой системе использовалось напряжение 110 В. Вы наверняка знаете историю, как Эдисон провёл тысячи опытов, подбирая оптимальный вариант нити накаливания для своей лампы. В конечном итоге была выбрана нить из обугленного бамбукового волокна, а собранная статистика показала, что лампы с такими нитями демонстрируют наилучшее сочетание яркости и долговечности при напряжении около 100 В. Опять же, красивое число.

Но мы знаем, что при передаче тока неизбежны потери, связанные с преодолением сопротивления проводов. Поэтому, чтобы потребители гарантированно получали свои 100 вольт, напряжение на стороне электростанций решили поднять на 10% — до 110 В. Именно такое напряжение выдавала «Длинноногая Мэри-Энн» — один из первых массовых эдисоновских генераторов.

Стандартными же потребителями энергии были 100-вольтные лампы накаливания на 16 свечей. Вот как пишет об этом Роберт Монро Блэк в книге «История электрических проводов и кабелей»:

Есть и второй аргумент в пользу 110 вольт, хотя скорее косвенный. Ещё до опытов Эдисона с лампами накаливания широкое распространение получили дуговые электролампы. Например, несколько их конструкций разработали наши соотечественники Владимир Чиколев и Павел Яблочков.

Опытным путём было установлено, что наиболее устойчивая дуга между угольными электродами горит при напряжении около 45 В.

Но дуговым лампам было нужно так называемое балластное сопротивление, иначе в момент зажигания электрической дуги фактически происходило бы короткое замыкание, что могло вывести из строя генератор. Из соображений экономии предлагалось использовать одно балластное сопротивление для двух последовательно соединённых ламп. На сопротивлении падало около 20 вольт, отсюда получаем 45 + 45 + 20 = 110 В.

Таким образом, напряжение 110 В было достаточным для типичных электроприборов тех лет и отвечало качеству доступных изоляционных материалов. Но по мере роста числа потребителей Эдисон столкнулся с проблемой балансировки нагрузок, из-за чего где-то лампы горели ярче, а где-то тусклее. Тогда он придумал соединить разноимённые полюса двух генераторов и подавать ток по трём проводам: +110 В, 0 и −110 В.

Потребителей распределяли между двумя линиями, и в случае идеальной балансировки ток по центральному проводнику вообще не шёл — что позволяло делать его более тонким. Если же ток всё-таки появлялся, сотрудники Эдисона могли его измерить и понять, как нужно переподключить нагрузку. Переход к трёхпроводной системе позволил сократить затраты меди на 60% в сравнении со старой схемой.

Имелся и другой положительный эффект: более мощные электроприборы — например, электродвигатели — можно было подключить не между линией и нулём, а между двумя разнополярными линиями, получив таким образом напряжение 220 В. Сейчас знакомое число появляется в первый раз, но это ещё не те 220 вольт, к которым мы привыкли.

Постоянный, переменный, трёхфазный

Напомним, что Эдисон был сторонником постоянного тока. В этом вопросе он ошибался: будущее оказалось за переменным, в защиту которого выступали Джордж Вестингауз и Никола Тесла.

О «войне токов» написаны книги и сняты фильмы — не будем здесь повторять эту занимательную историю, иначе статья разрастётся до совсем неприличных размеров. Нас в данном случае интересует, что по соображениям обратной совместимости от значений, которые Эдисон подобрал опытным путём, отказываться не стали. И с поправкой на замену постоянного тока переменным и незначительное повышение напряжения (до 120/240 вольт вместо 110/220) эта система двухполярного питания применяется в США до сих пор. Лампочки и маломощные приборы подключают к 110/120 В, а мощные вроде электроплит или сушильных машин — к 220/240 В.

Пока в Америке Эдисон боролся с Вестингаузом и Теслой, в Германии работал российский инженер Михаил Доливо-Добровольский.

Исследуя способы наиболее эффективной передачи электроэнергии на дальние расстояния, он решил сделать отводы от трёх равноотстоящих обмоток электрогенератора. При этом напряжение на каждом из отводов отставало от напряжения на соседнем на треть периода — или, иначе говоря, разность фаз между ними составляла 120°.

Так Доливо-Добровольский придумал трёхфазную систему передачи тока, которая применяется и по сей день. Кстати говоря, изобретателем многофазных генераторов переменного тока нередко называют Теслу, но система Доливо-Добровольского заработала на несколько лет раньше.

И его изобретение сыграло свою роль в том, почему сегодня в наших розетках 220 вольт. Как именно? Вернёмся к рубежу XIX и XX веков.

Анализ заокеанского опыта

В начале XX века во всех промышленно развитых странах, в том числе и в Российской империи, активно шла электрификация. Во многом она проводилась с оглядкой на американский опыт, но не сказать, чтобы по пути полного копирования. Одни электростанции, как и в США, подавали потребителям постоянный ток напряжением 110 вольт, другие придерживались собственных стандартов. Скажем, в 1900 году «Общие условия пользования электроэнергией от центральной станции…» в Москве предусматривали, что к «вводному ящику» могли подводиться 105, 125 или 155 вольт.

Так или иначе, это было довольно низкое напряжение. Из школьного курса физики вы наверняка помните, что электрическая мощность рассчитывается как произведение напряжения и тока. Если напряжение неизменно, для передачи большей мощности нужно повышать ток, а значит — увеличивать сечение проводов, тратя дорогостоящую медь. Уже в начале XX века европейские и русские инженеры говорили, что напряжение в 100 с небольшим вольт не отвечает растущим запросам городов и промышленных предприятий. Критиковали и саму систему постоянного тока, которая не позволяла использовать трансформаторы — устройства, способные легко и почти без потерь менять величину напряжения.

Хорошим компромиссным решением было взять за основу удвоенное «американское» напряжение: это позволяло использовать многие приборы, изготовленные под заокеанский стандарт, соединяя их по две штуки последовательно.

В любом случае, в отрасли назрела необходимость стандартизации. В 1914 году по итогам VII Всероссийского электротехнического съезда были составлены «Правила и нормы электротехнических устройств сильных токов». По большей части они опирались на аналогичный немецкий документ. В «Правилах» была зафиксирована рекомендация использовать для переменного тока напряжение 220/230 вольт.

Следующий Всероссийский электротехнический съезд, прошедший уже после Октябрьской революции, предписал использовать трёхфазную систему — как и предлагал в своё время Доливо-Добровольский. На стороне потребителя гарантировалось линейное напряжение 210 В, а на стороне генератора должно было быть 220 В.

«Ну теперь-то это те самые 220 вольт?» — спросит читатель. Всё ещё нет! В вышеописанной системе 220 В — это линейное напряжение, то есть напряжение между двумя различными фазами. А фазное напряжение — между любой из трёх фаз и нулём — которое как раз и приходит в дома и квартиры, было в √3 раз меньше, то есть 127 вольт.

«Получает 220, отдаёт 127…»

Напряжение 127 В господствовало в бытовых сетях СССР до начала 1960-х, хотя ещё перед войной советские инженеры-электротехники писали, что система 220/127 стремительно устаревает. Предлагалось сделать величину нового фазного напряжения такой же, какая раньше была у линейного, и получить таким образом систему 380/220 вольт. К 380 В должно было подключаться промышленное оборудование, а к 220 — бытовое. Выгоды от повышения напряжения были очевидны: для питания той же нагрузки, что и раньше, требовалось почти вдвое меньше дефицитной меди.

Вновь создаваемые электросети, например в таких городах, как Витебск, Вязьма, Златоуст, Камышин, Россошь, сразу проектировались под напряжение 380/220 В. Но в городах, где уже имелись достаточно развитые сети старого стандарта, переход можно было осуществлять только постепенно. В Москве постановление о начале перехода на напряжение 220 вольт было принято в 1954 году.

В тексте на Дзене я писал «спросите родителей или бабушек с дедушками…», но тут, с учётом опроса о среднем возрасте пикабушников, многие и сами это вспомнят) Во время переходного этапа советские электроприборы выпускались с переключателем «110/127/220 В», чтобы их можно было эксплуатировать и в старых, и в новых сетях. Вполне реальной была ситуация, когда, послушав дома новые пластинки, проигрыватель брали с собой и шли в гости к приятелю в другой район города, где в электросети было иное напряжение. Забыв повернуть колодку переключателя, можно было сжечь трансформатор.

Приборы с мощными электродвигателями и компрессорами (скажем, пылесосы и холодильники) переключателей напряжения не имели, и для эксплуатации старых моделей в новых электросетях нужны были отдельные понижающие трансформаторы. Тогда же возник анекдот:

— Вовочка, кем работает твой папа?

— Трансформатором.

— Это как?

— Получает 220, отдаёт 127, а на остальные гудит!

Переход на 220 вольт затянулся на десятилетия: в жилых домах от напряжения 127 В в основном ушли к 1970-м, хотя в центральных районах оно кое-где продержалось до конца 1980-х, а в отдельных старинных зданиях вроде Большого театра сети на 127 В работали до середины 2000-х.

Аналогичные процессы во второй половине XX века шли и в Европе: жители Франции, Бельгии, Швеции и других стран вспоминают переход со 127 (а кое-где — и со 110) вольт на 220 в 1950-х — 1970-х годах.

Вот переводы некоторых воспоминаний, которые мне попались в сети.

В Бельгии они его подняли со 110 до 220 в начале 1950-х. Вот почему у пожилых людей, которые хотели использовать свое старое оборудование, дома стояли огромные автотрансформаторы.

***

Франция перешла со 110 на 220 вольт не в начале XX века, а примерно в 1970 году, и я хорошо помню, как в то время нам пришлось менять все наши небольшие электроприборы (за это платила электрическая компания!)

***

Я вырос в Окленде, Новая Зеландия, в доме с сетью постоянного тока напряжением 240 вольт. В 1953 году её заменили на 240 В переменного тока. Дом был очень старым, и кабели с резиновой изоляцией проходили через открытые стальные кабелепроводы к различным очень громоздким выключателям, рассчитанным на постоянный ток.

Проблема заключалась в том, что для 240 В постоянного тока вам нужно было изолировать только 240 вольт с запасом. При напряжении 240 В переменного тока необходимо обеспечить максимальную изоляцию, которая составляет 240 × 1,414 = 340 вольт. Впоследствии резиновая изоляция вышла из строя, что привело к повреждению открытых кабелепроводов, и мы начали испытывать неприятные удары током. Домовладелец не захотел устранять проблему, и в итоге мы покинули дом.

Так сколько же вольт в розетке?

Говоря о величине сетевого напряжения, нельзя не затронуть ещё один момент. Ток в наших розетках — переменный. Это значит, что он циклически изменяется по величине и направлению. Если нарисовать график напряжения в сети, он будет иметь форму синусоиды.

Напряжение переменного тока, которое пишут на розетках, — это не максимальное, а так называемое действующее, или среднеквадратичное значение. Оно соответствует величине напряжения постоянного тока, при котором на той же нагрузке совершалась бы такая же работа.

Утверждая, что в розетке 220 вольт «переменки», мы имеем в виду, что в ней такое напряжение, которое эквивалентно напряжению 220 В «постоянки». То есть лампочка накаливания, включённая в сеть переменного тока номиналом 220 В, будет гореть так же ярко, как если бы её включили в сеть постоянного тока с «честным» напряжением 220 В.

Поскольку «мгновенное» напряжение в сети переменного тока всё время разное, а в какие-то моменты вообще равно нулю, его максимальное (или, как ещё говорят, амплитудное) значение должно быть выше, чем у напряжения постоянного тока. Насколько именно, можно определить, сравнив площади под графиками — синусоиды в одном случае и прямой линии в другом.

Получится разница в √2 раз. Таким образом, максимальное (амплитудное) значение напряжения в розетке составляет 220 × √2, или примерно 310 В (либо 325 В для действующих 230 В). Если вы когда-нибудь разбирали блоки питания, то могли заметить, что фильтрующие конденсаторы в них рассчитаны на напряжение 350 В и выше — именно для того, чтобы выдерживать максимальное значение амплитудного напряжения.

Связь времён

Во всех этих числах недолго и запутаться. А насколько простому человеку вообще нужно знать, какое у него напряжение в розетке? Большинство современных гаджетов оснащено электронными адаптерами питания, способными работать при широчайшем диапазоне входных напряжений — от 90 до 250 вольт или даже больше. С такими блоками и запасом переходников можно путешествовать по всему миру и не заметить, что в одной стране в розетке было 100 В, в другой — 120, а в третьей — 230. Но для мощных устройств, где в составе есть электродвигатели и нагревательные элементы, правильный выбор напряжения остаётся критически важным.

Теперь вы знаете, что напряжение, указанное на корпусе того или иного устройства, — это не просто взятое «с потолка» число. Это напоминание о многолетней истории поисков, проб и ошибок, в которую внесли свой вклад многие учёные и инженеры всего мира.

Я, как обычно, не блистал дикцией и артистизмом, но ситуацию вытянул гость, который оказался прекрасным рассказчиком, и в итоге у нас получился интересный и откровенный разговор. Так что если вы хотите узнать, почему нейросетям сложно дообучаться на ходу, как правильно говорить — глубокое обучение или глубинное, а также какое место нам, кожаным мешкам, уготовано в дивном новом мире — посмотрите видео, мы правда старались!

Кто уже знает Дмитрия, тот мог видеть его предыдущее интервью на канале «Уютный ФКНчик», но мы по большей части не повторялись и смогли раскрыть несколько новых тем.