Я уже немало рассказывал на Пикабу о своём хобби — восстановлении ретро-аппаратуры. Но вообще-то, может напомнить мне внимательный подписчик, у меня и место работы соответствующее. Ведь я сотрудник Политехнического музея — а уж где, как не там, должны знать, как надо реставрировать памятники науки и техники? Такая работа действительно ведётся в музее уже много лет, но обычно она остаётся скрытой от глаз непосвящённых. Сегодня у нас есть возможность немного приподнять завесу секретности.

Дело в том, что в прошлые выходные в Москве проходил ретрокомпьютерный фестиваль «Демодуляция». Сотрудники Яндекс.Музея пригласили меня выступить с каким-нибудь докладом, но я долго не мог придумать достойную тему. В какой-то момент я понял, что если не получается самому — надо обратиться к коллегам, и решил позвать нашего главного реставратора, чтобы вместе с ним поговорить о работе его отдела.

Специально к нашей беседе мы подобрали не только общие фото из жизни реставраторов, но и снимки музейных предметов в наглядном сравнении «до» и «после». В силу своих интересов я отдельно попросил найти что-нибудь, связанное с вычислительной техникой или звукозаписью. Но начнём мы с общего вида одного из помещений мастерской:

Внимание, конечно, привлекает красавец паровоз — точнее, его модель в масштабе 1:10. Она сама по себе представляет большую историческую ценность, поскольку была изготовлена ещё до войны, причём на том самом Ворошиловградском заводе, на котором строились и реальные паровозы ИС 20-89.

Модель была сделана очень хорошо — многие детали двигаются, колёса вращаются. В каком-то смысле это и привело её в отдел реставрации: при перемещении паровоза со сторонней площадки грузчики слишком сильно его наклонили, ну а он, как и положено паровозу, взял и поехал... Реставраторы восстановили защитный колпак, привели в порядок множество мелких деталей, а заодно изготовили для паровоза стопорные башмаки по образцу настоящих железнодорожных — чтобы избежать таких ситуаций в будущем.

Основная часть деталей этой модели выполнена из металла, и большинство специалистов в музее — это как раз реставраторы по металлу, что довольно логично, учитывая специфику наших коллекций. Для «горячих» работ предусмотрена специальная зона:

Нас несколько раз спрашивали, как вообще определяется, какие предметы реставрировать? Ведь всего в музее почти 220 тысяч единиц хранения. Во-первых, есть ежегодный реставрационный план, который составляют с учётом пожеланий кураторов коллекций. Во-вторых, предметы обычно приводят в экспозиционный вид перед временными выставками.

Разница между «до» и «после» на первый взгляд может быть не слишком заметна. Но при профессиональной реставрации и нет задачи сделать из вещи «конфетку» — важно сохранить в ней максимум подлинного. Например, вот так был отреставрирован арифмометр Однера — отец арифмометра «Феликс» и дедушка почти всей механической вычислительной техники:

Арифмометр системы В.Т. Однера, Россия, 1878–1879

Стали лучше видны надписи золотой краской, ушли пятнышки грязи, но в целом вещь сохранила почти всё, что музейщики называют «следами бытования». Это тоже важная часть истории. Скрытых изменений больше — были устранены внутренние загрязнения и очаги ржавчины, заделаны трещины в деревянном основании. В каждом случае решение о том, что исправлять, а что оставить как есть, принимается индивидуально. Это определяет реставрационный совет.

Или, например, вот такой прадедушка блютус-колонок из середины XX века — ультракомпактный проигрыватель Mikiphone:

Граммофон портативный, Швейцария, 1941–1950

Здесь уже разницу трудно не заметить: как минимум радикально сменился цвет фетровой накладки, плюс в ней появились отверстия. Это не самодеятельность реставраторов: они внимательно изучили аналогичные граммофоны из нашей коллекции и из собраний других музеев и установили, что зелёный фетр — неродной. Более того, когда его аккуратно отклеили, под ним нашлись следы красного ворса. Так что вещь стала ещё немного ближе к оригинальному виду.

Следующие две фотографии лучше смотреть в режиме переключения:

Внимательный глаз заметит, что детальки не только стали чище, но и прибавили в количестве. Недостающие части были изготовлены из аутентичных материалов по образцу сохранившихся. К такому решению в музее прибегают, только если есть абсолютно железобетонная уверенность в том, что детали должны быть именно такими.

В итоге крошка-граммофон занял своё место на выставке «Дом быта» — и, кстати, прекрасно вписался по цвету в ряд своих собратьев.

Можно заметить, что профессиональные реставраторы используют в своей работе не только специализированный инструмент, но и вполне повседневные вещи вроде кисточек, ватных палочек и дисков. Уверен, они есть в арсенале и любого реставратора-любителя.

Встречается, конечно, и куда более специфическая техника, которую у себя дома мало кто поставит:

Выше я говорил, что большая часть реставраторов в музее специализируется на изделиях из металла. Такое образование и у Вячеслава Соколова — нынешнего руководителя отдела:

Ещё у нас работают реставраторы изделий из дерева, из камня, из стекла и керамики, реставраторы книг — всего 12 человек. Но многие музейные предметы сделаны далеко не из одного материала. В них могут одновременно использоваться металл, дерево, резина, стекло, текстиль, разнообразные пластмассы и композиты... Но ни одно учебное заведение не учит, скажем, на реставратора фотоаппаратов или реставратора радиоприёмников. Поэтому восстановление технически сложных предметов — это почти всегда плод совместной работы.

Нередко бывает так, что предмет попадает в музей в некомплектном виде, с существенными повреждениями, неправильно собранным. И в этом случае реставратору нужно не просто улучшить его внешний вид, а прежде всего понять, как он устроен. Для этого привлекают кураторов коллекций, научных консультантов, а если в музее соответствующего специалиста нет — обращаются за внешней экспертизой.

Вот так до реставрации выглядел шоринофон — уже подзабытый сегодня вид аппаратов для механической записи звука на целлулоидную ленту. Часть его деталей была просто свалена в ящик:

Но, побывав в руках профессионалов, он преобразился и внешне, и внутренне:

Шоринофон любительский, СССР, 1938–1941

Моё внимание привлекло необычное покрытие с кракелюрами. Я думал, краска приобрела такой вид под влиянием времени, но реставраторы объяснили, что это не баг, а фича, и краска была такой изначально.

Ещё немного общих видов — одно из помещений для работы с деревом:

Наверняка здесь в какой-то момент побывал последний предмет из моей сегодняшней подборки — музыкальная шкатулка конца XIX века. Впрочем, слово «шкатулка» явно не даёт представления о размерах и сложности устройства. Это настоящий музыкальный центр викторианской эпохи!

Автомат музыкальный механический (музыкальная шкатулка), Швейцария, 1891–1896

Сменные валики позволяют проигрывать несколько мелодий, причём весьма большой сложности: внутри установлены две стальные звуковые гребёнки с 52 зубцами каждая.

Повозиться с предметом пришлось немало. Предыдущие владельцы явно пытались реставрировать шкатулку самостоятельно, отчего её поверхность превратилась в настоящий слоёный пирог из разных лаков и красок. А когда их все расчистили, под ними обнаружилось множество мелких дырочек.

Я было подумал, что это следы от гвоздей, но нет: шкатулка стала уютной гостиницей для личинок жуков-древоточцев. И хотя последние жильцы наверняка съехали ещё несколько десятилетий назад, от греха подальше шкатулку поместили на сутки в вытяжной шкаф с отравой. Отверстия же потом были заделаны с помощью твёрдого воска, подобранного по цвету. А разбитую декоративную накладку пришлось собирать из трёх частей.

Оригинальный шпон везде удалось сохранить — хотя с учётом того, насколько ярче стал смотреться узор, может показаться, что его заменили. Бронзовое литьё избавили от вековых наслоений, дерево в районе винтов укрепили и завернули их на нужную глубину.

Единственная новодельная деталь на фото — это ручка. Даже непрофессионалу было понятно, что маленькое чёрное недоразумение, которое стояло ранее, появилось вследствие ремонта, выполненного в XX веке. По счастью, аналогичная шкатулка нашлась в музее «Собрание». С её ручки были сняты обмеры, и в точном соответствии с ними из дерева той же породы выточили аналог.

На этом наше небольшое путешествие в мир реставрации заканчивается. Хотя сам я работаю в музее уже четыре года, в мастерских мне за это время удалось побывать лишь дважды — и каждый раз я был в восторге. Вообще смотреть за работой реставраторов, по-моему, ничуть не менее интересно, чем посещать сами музейные экспозиции.

И, кажется, в этом мнении я не одинок. Насколько мне известно, по плану реконструкции предполагается, что после возвращения в историческое здание все желающие смогут наблюдать за работой реставраторов через огромные окна.

Очень надеюсь поскорее увидеть возрождённый Политехнический. Пока что все называют в качестве даты окончания реконструкции 2025 год...