Перемирие и убеждение
Верховный президент Гринович вбежал в залу, совет несинхронно поднялся. Собрание было срочное и существенное. Уже три года как противник утюжил заводы, фронт безвозвратно впитывал в себя людей и материалы, а полноводные реки западной помощи превратились в ручьи. А тут ещё враг прислал письмо "Одумались? Гриновича вон, а остальные пункты о территориях, невступлении и языке сами знаете."
Было отчего ошалеть. Гриновича вон! Это его то вон, который всего себя положил на алтарь державности!
Гриновича сверлило именно это, а остальное постольку-поскольку, но видимость хотелось создать обратную, что б не думали, что его волнуют такие мелочи, как личная власть. Держава! Держава превыше всего. "Славься наше..." Гринович аж запел про себя, желая настроиться на патриотический лад. "И платиновая шахта" мелькнуло в голове, но он забил в дальний угол сознания эту недостойную истинного патриота мысль. Нет! Держава! Держава и никаких!
И он, легкомысленней чем обычно, прошёлся и сел во главе совета.
Совет держался в противовес угрюмо и сдержанно. Три года промышленность превращалась в руины, народ выкашивался и разбегался кто куда, долги росли, того гляди страна в трубу полетит. И изредка даже в самую горячую голову стучала мысль "А что в итоге? К чему всё идёт? И к чему придёт? Насколько в конце концов оправдывается гешефт, смазанный кровью своего народа, и будет ли стоить он того?" Сколько ни скачи, ни пой гимны, ни маршируй, реальность всё равно на своём настоит. И вот когда очнётся сознание, до того искаженное горячкой шальных военных денег, оглянётся, в ныне опустевший и обезлюдевший, к тому же придавленный сапогом супостата, край. И вот тогда внутри кто-то прошепчет, а ведь была, была она – альтернатива... Но для этого, разумеется, надо чувствовать себя сыном своей земли, связывать своё будущее с будущим своей страны.
Но, к счастью, министры Гриновича были вполне современными людьми, насквозь пропитанные нынешней глобалистской культурой, с её прагматичным пониманием жизни. Такие не выдадут. Держаться будут до последнего человека в стране. А там, в случае чего, можно и на моря. Да сразу всем кабинетом. И там не оставлять борьбы. Если под гранты, то почему же нет? Эхе, если дело знаешь, да с вольным духом, можно и ещё на пять шахт наработать...
Но могло случится, что кто-нибудь слишком близко примет к сердцу будущее и начнёт развиваться мысль о переговорах.
Чёрт с ним и языком и территориями, вот первый пункт...
Ведь лишись места, недруги и под суд загонят, недорого возьмут, и плакали все горбом заколоченные деньги – никакие офшоры не спасут. На всё найдутся свои охотники.
И Гринович с опасением всматривался в лица министров, кто ж тот Иуда, кто, забыв о предоставленной возможности погреть руки над западной помощью, нанесёт удар в спину, и первый заговорит о переговорах, а особенно об отставке.
Совет, хоть и покрякивал и хмурился, но памятуя о компромате, молчал.
– Итак, господа, кто начнёт – Гринович с нетерпением мотал головой – министр наступления, что там с нашим тузом в рукаве? С нашим козырём? Как движется наступление на севере?...
Министр, из военных, не стал кривить и прямо рубанул:
–на исходе... Противник подтянул резервы, выбил нас со своей территории, и, развивая успех контрудара, в данный момент вторгается с севера уже к нам...
Гринович зажевал губами и оторопело повернулся к мистеру Бритвесту:
–как на исходе?... как ж это понимать?...
Мистер Бритвест, никак официальных должностей не занимал, но на совете ему никто не противоречил, как-то так получилось, что последнее слово всегда оставалось за ним, включая то роковое, втянувшее страну в кровавый водоворот.
Мистер Бритвест благожелательно улыбнулся:
–это значить, что вся поставленный задача выполнен, и теперь на исходе. Ваш гениальный задумка с северным удар принёс плоды, противник вынужден перебросить резервы с востока, и наступление на восточном фронте захлебнулось...
–ааа... захлебнулось... выполнен... гениально... да
Гринович блаженно улыбнулся, он почувствовал себя Наполеоном, уже мерещилось, как он в двууголке указующим перстом двигает по карте... "сюда послать эти войска... а сюда другие..." Хорошо. Он, правда, уже примерял этот образ, но то в прошлой жизни, в каких-то пошлых скетчах, а теперь того и гляди войдёт в историю гениальным стратегом – сам мистер Бритвест похвалил...
Но червячёк сомнения пошатнул мысленную двууголку:
–а Восточный фронт? Противник захлебнулся? Как там? Министр обороны?
Министр, старый вояка в мундире, встал почесал переносицу:
–хорошего мало, противник обладая громадной огневой мощью и гораздо большими людскими резервами жмёт по всему фронту, мы вынуждены откатываться...
Гринович хрипло вскрикнул:
–как откатываться? А как же гениально... как же моя задумка о резервах?..
Но мистер Бритвест и тут подоспел:
–ну да, откатываться! Согласно плана генштаба о гибкой обороне, отходить с рубежа на другой, заставляя противника нести немыслимые потери, а сами беречь людей, в духе фельдмаршала Моделя, он использовал такой подход, сберегал людей добрый человек, в современной войне такого уже не встретишь, это... человечно. Вы Гринович истинный представитель западной культуры. Стоите на защите и страже. Настоящий культуртрегер.
Бритвест поднёс платок к сухим глазам.
Гринович почувствовал потребность прослезиться, похвала мистера Бритвеста польстила, к горлу подкатывал ком "да... я слишком человечен для этого века... человечен... человеки..."
–а с человеками... с людьми то есть у нас как? Потери то восполняются?
Представитель укомплектования тяжко вздохнул:
–тягчайше... приходится снимать военных специалистов и переводить их в штурмовики... дикая нехватка. Так же пришлось уменьшать бронь с оборонных заводов и восполнять резервы оттуда... промышленники не довольны, но надо ж где-то брать материал.
Гринович было заохал, но Бритвест упредил:
–он говорить, что резервов есть столь много, что войска даже перекрывают эти потребности внутри себя сами, а народ настолько воодушевлён, что идёт записываться, невзирая на бронь, высокий боевой дух...
–ааа... это да... высокий, да... но промышленность... как без людей то? снаряды? патроны?... Экономический блок что молчит
Поднялся хмурый тип в пиджаке:
-а что тут говорить? Что воду в ступе толочь? Утренний меморандум вы все получили, да и все новостные службы, мировые разумеется, не наши, трубят, тут уж не извернешься. Союзники сворачивают и финансирование, и вооружения, наших средств хватит на несколько месяцев, по некоторым финансовым обязательствам уже, можно сказать, дефолт. В одних, без поддержки запада, мы не выдюжим. И полгода не продержимся.
Гринович испуганно взглянул на Бритвеста:
–как же так, дорогой лорд, мы ж договаривались и о поставках, и о финансах... всеобщая поддержка обещалась... в вот этот говорит...
Бритвест махнул рукой так, как машут, когда говорят о пустяках:
– не изволь переживать, господин президент, мы всецело вас поддерживать перед лицом агрессии, и едины в этом. Все пункты в общем. Как и говорилось. Да, несколько пунктов есть уменьшились, денег поменьше, оружия, снарядов... да меньше, но во всём остальном мы стоим с вами плечом к плечу. Едины в этом! Не позволим! Заявляем об этом со всех трибун! Всецело рассчитывайте на нас! Смело! Сейчас созываем тринадцатый конгресс с осуждением!
Гриновичу представилось как во всём мире идут миллионные демонстрации, на трибунах людьми кричат в рупор, всякие комитеты, конгрессы, тысячи их... и всё это для него, Гриновича, что б он только продолжал отстаивать свои идеи о монолитности.
В этот момент он не шутя почувствовал себя воротилой мировых вопросов, эмоции настолько накатили, что Гринович не сдержался, что-то вынул из рукава, на секунду отвернулся, пошмыгал носом, и развернулся уже с замасленными глазами:
– ну вот, а нам ещё какие-то условия ставят... а вы то что такие угрюмые? Сами же слышали... и общемировая поддержка, и народ в едином порыве, и гибкая оборона! Мы ещё им покажем! Ишь ты письмо! Испугались – вот и письмо! Это тонкий момент, понимать надо! Переговоры хотят, но нет уж! Теперь так просто не вырвутся! Пока не отступят к границам вековой давности, пока не заплатят десять триллионов, пока армию свою не разоружат – мы не сложим оружия! От моря до моря! Нам всё ясно, за дело! Не отступим!
Совет расходился. Гринович величаво, как ему казалось, встал, и, поддерживаемый под руку мистером Бритвестом, вышёл из залы.
Надвигался вечер, в окнах уходящее солнце сменяло зарево пожаров.
