***

В конце сентября 6508 года от сотворения мира, 1000 от Рождества Христова, из гавани норвежского порта Урнес вышел ничем не примечательный торговый кнорр. Мореходы, судя по всему, были заморскими купцами: вся команда из пятнадцати человек говорила на языке русов. Возглавлял ее молодой мужчина — крепко сложенный, русоволосый, с заметным широким лбом и голубыми глазами. От подчиненных он отличался тем, что никогда не расставался с оружием: постоянно носил на перевязи меч, а за спиной — длинный лук.

Необычным на судне было одно обстоятельство: единственный трюм кнорра ни разу не открывался за первые два дня пути. Лишь на третью ночь, когда корабль отдалился от норвежских берегов, капитан в кромешной темноте пробрался к двери трюма, зажег лучину и трижды постучал — коротко и сбивчиво, словно подавая условный сигнал. Внутри послышался шорох, и дверь отворилась.

- Здравствуй, госпожа Анастасия, - вполголоса произнес капитан, протискиваясь внутрь. - Все ли хорошо с тобой и сыном, хватило ли еды и воды?

- Все в порядке, Дмитрий, - ответила ему женщина, откидывая с лица спутанные ярко-рыжие волосы. На груди у нее безмятежно посапывал годовалый мальчик. - Если нас никто не слышит, можешь по-прежнему называть меня Тирой. Узнал ли ты что-нибудь о моем муже Олафе?

- Пока ничего нового, госпожа, - вздохнул русич. - Мои лазутчики говорят: тело конунга так и не нашли, но никто не может утверждать, что он жив. Ни одни глаза не видели Олафа с того дня, как он прыгнул в море с «Великого Змея». Но как тебе удалось ускользнуть от Эйрика и его людей?

- Ты не знаешь всех женских хитростей, Дмитрий, - грустно улыбнулась Тира. - Я оставила прощальное письмо о том, что хочу утопиться вместе с сыном, а потом Эйнар, который убедил мятежников сохранить ему жизнь, позаботился, чтобы я исчезла навсегда. Так появилась княжна Анастасия, уплывшая из Норвегии с купцами-русами.

- Я тоже не терял времени даром, госпожа Тира, - с легкой обидой в голосе заметил Дмитрий. Затем придвинулся поближе и прошептал: - На моей родине, в Новгороде, сейчас княжит второй сын Владимира, молодой Ярослав. Народу возвестили, что скоро к правителю приедет супруга с маленьким сыном и наследником Ильей.

- Это имя моего Троггви в крещении. Я поняла тебя, - кивнула Тира. - Что ж, побуду на людях настоящей княжной. Но известно ли Ярославу, что я — жена конунга, ей и останусь до конца дней?

- Говорят, он мудр не по годам. Тебе не о чем беспокоиться, госпожа.

Оба собеседника замолчали, вслушиваясь, как волны бьются в борта суденышка. Потом Тира медленно, с усилием проговорила:

- Олаф погиб — я чувствую это сердцем. Моему письму поверили, потому что я написала его искренне. Жена без мужа — как рука без тела... Нет мне больше ни жизни, ни радости без конунга.

- Олаф Троггвасон, первый христианский государь Норвегии, уже стал легендой, - эхом откликнулся Дмитрий. - Его имя будет жить в веках, и даст Бог, мы еще не раз услышим о нем.

____________________________________________________________________________________________

Послесловие от авторов:

Уважаемые пикабушники, благодарим всех за прочтение романа. Часть ценных замечаний учтена, поправленный по мелочам итоговый текст залит на «Прозе.ру» по ссылке: https://proza.ru/avtor/masha79

Как говорится, велкам на греческий огонёк))

Теперь коротко — обещанный «разбор полетов». Итак, из персонажей романа существовали в реальности: естественно, Олаф Первый (Олав Трюггвасон), князь Владимир, император Василий Македонянин и его сестра Анна (подробности императорской биографии также соответствуют действительности), жены Олафа — Гейра и Тира (на самом деле жен было больше)), Сигрид Гордая и ее сын Олаф, король Свен Вилобородый, Сигурд (брат матери Олафа, действительно служивший у Владимира), печенежский хан Родман, шведский ярл Сигвальди, саксонский граф Тангбранд, ярлы Хакон и Эйрик, польские короли Мешко и Болеслав. Среди участников битвы при Свельде (Свольдере) упоминаются знаменитый лучник Эйнар Брюхотряс и окольничий конунга Кольбьерн.

К географии мы старались подходить внимательно, потому как действие разворачивается на большой площади, одна серьезная ошибка — и все построение слетит в тартарары. Названия более-менее соответствуют эпохе, но кое-где сознательно допущены вольности. Долго думали, например, над Тронхеймом, который при Олафе вообще-то носил имя Кёнгсгард, а потом Нидарос — как-то совсем непрезентабельно, в итоге решили оставить более поздний вариант (интересно, что этот нюанс никто не заметил)). Драккара «Ворон» на самом деле не существовало, а вот «Великий Змей» - реальное название флагмана флотилии Олафа (корабль «Малый Змей» тоже был).

По поводу речи персонажей: она у большинства героев умышленно приближена к разговорной. Разумеется, эти ребята не предлагают намайнить криптов или запилить селфи на новый смартфон)) Но в остальном они говорят, как обычные люди — собственно, почему должно быть иначе, пусть и с поправкой на X век? Современный русский язык в данном случае «играет роль» языка викингов (местами - латыни) — на отличиях от него построена речь, к примеру, Ростислава, Владимира и Тангбрада. Термины иногда тоже близки к современным — к примеру, команда «поворот все вдруг», которую отдает Олаф в битве при Свельде. Однако самому маневру не одна тысяча лет, какое-то похожее название у него среди викингов, несомненно, было, поэтому просьба считать это своего рода вольным переводом.

Что касается «историчности», то она — так уж получилось - растет по ходу действия. Почти полностью вымышлены события 1-й части и эпилога (кстати, брак Олафа и Тиры на самом деле был бездетным), хотя эпизод с освобождением Олафа его дядей Сигурдом имел место, но при совершенно иных обстоятельствах. «Ворон» был придуман по одной простой причине — решили сразу «включить динамику» повествования вместо долгого и нудного жизнеописания.

Осада Корсуни, посольство в Константинополь, битва при Василеве — это реальные исторические события, но участие в них в действительности Олафа сотоварищи - под вопросом. Поход в Норвегию через русские земли вымышлен (если верить легендам, Олаф прошел к короне весьма причудливым маршрутом, успел даже в Англии побывать, но нам по понятным причинам не хотелось «уходить» с исторической родины, да и логика действий литературного персонажа, который все же малость отличается от реального Олава I, призывала его поторопиться).

4-6 части построены в целом на реальных исторических событиях (не затронут один чисто политический нюанс — Олаф по факту освободил Норвегию из-под власти датчан), в числе таковых и сватовство к Сигрид, «авторской вольностью» является только история знакомства с Тирой. Ход битвы при Свельде описан близко к тому, что зафиксировали хроники, за исключением момента с тараном шведской (свейской) ладьи.

Про эпилог уже говорилось, но... у Ярослава Мудрого были первая жена Анна — предположительно норвежка - и сын Илья, дальнейшая судьба которых практически неизвестна (вероятно, захвачены в плен королем Болеславом, что в нашей версии вполне можно расценивать как месть семье Олафа). Интересно, что дочь Ярослава Елизавета, в свой черед, стала потом королевой Норвегии.

И еще. Эпизод с зарубленным «колдуном» в 4-й части — тут источник вдохновения в романе указан прямо (Дмитрий говорит Олафу: «Я видел похожих у нас в Новгороде»). Подобная легенда существует про новгородского князя Глеба Святославича.

Как-то так;) Спасибо за внимание и понимание!

***

В погожий последний день августа 6508 года от сотворения мира, 1000 от Рождества Христова, конунг Норвегии Олаф Троггвасон прогуливался по гавани полонского города Щецин, недалеко от устья Одры, и смотрел, как широкая река уносит воды к Балтийскому морю.

Тридцатисемилетний властитель снова купался в знакомой стихии войны. Поход в земли полонских вендов, начавшийся весной, развивался успешно: шеститысячная рать викингов прошла вверх по Одре и ее притоку Варте, захватила Познань и выдвинулась к Гнезно — стольному городу короля Болеслава. Дружины местных князьков пытались сопротивляться нашествию, но были разбиты сплоченным воинством Олафа. Болеслав, которого рейд норвежцев застал врасплох, не успел собрать войска, разбросанные по всей Полонии. Король капитулировал, и под стенами Гнезно состоялись мирные переговоры.

Олаф понимал, что далекими землями сам управлять не сможет, к тому же из Норвегии шли безрадостные вести. В отсутствие конунга подняли голову мятежники: ярл Эйрик Хаконссон, собрав флот из двух десятков кораблей, то и дело нападал на прибрежные села и города. Обеспокоенный Олаф согласился на умеренные условия перемирия с вендами: он получил всю казну покойного короля Мешко, чьим наследником являлся, и небольшую территорию с портовыми городами Щецин и Волин - оттуда его судам открывался путь в Балтику. Кроме того, Болеслав обязался выкупить пленных из числа полонской знати.

«Я оставлю здесь достаточно войск, чтобы удержать новые владения, - размышлял Троггвасон. - А дальше пустим в ход королевскую казну: пятьсот тысяч арабских монет — отличный подарок от покойной супруги! Мир праху твоему, Гейра».

Смутное воспоминание о Гейре навеяло ему мысли о Тире. Жена с маленьким сыном, которого в честь деда назвали Троггви, остались в Тронхейме — конунг скучал по ним, но к грусти примешивалась тревога: успеет ли он вернуться и подавить мятеж до того, как неугомонный враг доберется до столицы?

Думы Олафа прервал бархатистый голос:

- Сир, вы известили меня о намерении собрать совет по поводу наших дальнейших действий.

- Верно, Сигвальди, - не оборачиваясь, бросил конунг. - В полдень на «Великом Змее», он стоит на якоре в гавани. Жду тебя там.

Когда шаги свейского ярла удалились, Олаф облегченно вздохнул. Сигвальди сейчас был его союзником, но Троггвасон не мог забыть первого впечатления от встречи с ним в Ховгардене, да и наитие подсказывало ему, что к этому человеку нужно относиться осторожно. Ярл объявился в Норвегии спустя полгода после того, как его повелительница, королева Сигрид, вышла замуж за Свена Вилобородого. Конунгу он поведал, что в Свее и Дании после этого брака начались гонения на христиан - к их числу, как оказалось, принадлежал и Сигвальди. Ярл попросился на службу к Олафу, которого по-прежнему называл «сир», а в качестве довода привел в Тронхейм под своим командованием десять боевых снеккаров. К тому же Сигвальди пообещал узнавать через своих осведомителей обо всех интригах данско-свейского двора, чем окончательно убедил Троггвасона.

Другим неожиданным союзником Олафа в полонском походе стал аристократ из местного племени саксов Тангбрад Вилбальдссон. Себя Тангбрад титуловал «графом» и утверждал, что его предков-христиан возвел в графское достоинство сам император Карл Великий. Все войско сакса заключалось в тысяче голодранцев, вооруженных чем попало, а сам он напоминал Троггвасону давнего знакомого, русича-разбойника Торопшу — такой же плотный, чернобородый и воинственный, при этом неряшливый и плохо подчиняющийся приказам. В сражениях граф, несмотря на дрянной характер, был определенно полезен своей безрассудной отвагой. Но сейчас Олаф опасался, что Тангбрад будет подталкивать его к продолжению войны с вендами.

С «Великого Змея» послышалось полуденное пение рога. Троггвасон нехотя отвлекся от созерцания неторопливой Одры и поспешил к драккару.

***

Над парусом «Змея» легкий бриз трепал новый норвежский стяг: по желанию Троггвасона на нем изобразили крест морского цвета на красном фоне, означавшем пролитую за Господа кровь. У мачты команда установила большой дубовый стол, за ним расположились с одной стороны — Олаф, Эйнар Брюхотряс и бывший сотник, ныне тысячник Бранд, по-прежнему исполнявший на «Змее» обязанности штурмана. Троггвасон намеренно позвал Бранда на совет военачальников: старому товарищу в планах конунга отводилась важная роль. За спиной Олафа нес охрану новгородец Дмитрий, напротив всей четверки сели союзники — Тангбранд и Сигвальди.

- Приветствую, друзья, - первым заговорил Олаф. - Я собрал вас для того, чтобы поделиться своими мыслями об общем деле. Думаю, нам надо закончить войну в Полонии, позаботиться о безопасности портов, и в то же время отправить помощь в Норвегию, страдающую от мятежа.

- Закончить война! - воскликнул Тангбранд. Он плохо говорил на языке викингов, пропуская слова и путая окончания. - Сейчас жалкая короля клопов Болеслав сидеть в Гнезно, дрожать от страха за наша прогулка! Олаф, викинги не бежать врагов, и мы, саксы, тоже!

- Я все-таки напомню, что мы заключили перемирие с вендами, Тангбранд, - терпеливо пояснил Троггвасон. - И скрепили клятву целованием креста. Да, о сроках уговора не было, но какой воин в здравом уме мирится, чтобы тут же продолжить бой?

- Когда еще сможем разбить по врагу? - рассек рукой воздух саксонский граф. - Надо добивать Болеслав, пока опомнится! Что толк от войск в мирный время? Людям войны даешь война!

- Хм... Об этом мы еще подумаем. Однако я собирался рассказать вам о своих планах и снова прошу выслушать меня.

Троггвасон положил на стол пергамент с начертанной на нем картой.

- Я вернусь в Норвегию: для борьбы с мятежниками нужна твердая рука конунга, - сказал он. - Основная часть войск останется здесь для защиты новых земель. Мне пришло в голову, что для охраны портов в устье реки хватит малых кораблей. Мой замысел таков: я возьму с собой «Великого Змея», «Морского Льва» и «Журавля», по двести воинов на каждом, еще четыре средних драккара и четыре снеккара для маневров и разведки. Этого флота будет достаточно, чтобы отогнать Эйрика. Но я хотел бы знать, - конунг посмотрел на Сигвальди, - не угрожает ли нам нападение со стороны свеев и данов?

- Об этом рассказали мои глаза и уши при дворе короля Свена, - с готовностью откликнулся ярл. - Там весьма впечатлены вашими успехами, сир, и предпочитают не связываться с вами в открытом сражении. Мы можем встретить боевые корабли, охраняющие берега Дании и Свеи, но нападения ждать не стоит.

- Это то, что я хотел услышать, - кивнул Олаф. - Что касается всех вас... Эйнар отправится со мной в Норвегию. Для команд кораблей мне нужно около полутора тысяч воинов, из них четыреста человек Эйнар отберет из своих лучников. Остальные шесть сотен стрелков останутся в Полонии под командой Дмитрия. При мне его заменит Колбьерн.

Троггвасон вопросительно посмотрел на русича, тот изобразил на лице недовольную мину, но наклонил голову в знак согласия.

- Штурманом «Великого Змея» станет тысячник Ульви, поскольку Бранду я передаю общее командование нашими отрядами в Полонии. Это порядка четырех тысяч бойцов. Бранд должен распределить их для охраны границ, сторожить выход в Балтику и привести в порядок стены городов.

- Разумно, - впервые подал голос Бранд.

- Теперь о тебе, Сигвальди. Ты со своими людьми и кораблями выйдешь к норвежским берегам на сутки раньше меня. Поплывешь через проливы Эресунн и Каттегат и будешь сообщать мне о возможных опасностях и приближении врага. Твои снеккары быстроходны и смогут избежать боя, если встретят более сильного противника.

- Да, сир, - любезно улыбнулся Сигвальди.

- Я все же не совсем понимаю, конунг, - вдруг заговорил молчавший до этого Брюхотряс. - Ты говоришь, что малых кораблей хватит для охраны портов. Тогда какой резон идти в Норвегию небольшим флотом? Уверен, что главные силы понадобятся там, а не здесь. И что ты будешь делать, если глаза и уши ярла Сигвальди ошиблись?

- Мои сведения верны, сир! - возмущенно встрял Сигвальди, его худое лицо хищно вытянулось, придав ярлу еще большее сходство с птицей. - Премудрый Эйнар судит о вещах, исходя из своих домыслов, а не из того, что есть на самом деле!

- Но я бы не стал исключать вероятность нападения в море, хотя бы из предусмотрительности, - упрямо возразил Эйнар.

Олаф поднял руку, призывая к молчанию.

- Конечно, на нас нападут, Эйнар, - мягко сказал он. — Но... Я думаю, что угроза исходит от кораблей мятежного Эйрика. Даны и раньше поддерживали его, но в бой с нами не ввязывались. Не вижу причин, почему Свен должен сменить тактику.

«Кроме одной причины — Сигрид, - мысленно добавил он. - Надеюсь, разум у Вилобородого возьмет верх над чарами жены».

- А свеи в отсутствие данов ничего предпринимать не будут, - вслух продолжил Олаф. - Таким образом, я склоняюсь к мысли, что Сигвальди прав.

Ярл бросил торжествующий взгляд на Эйнара и снова расплылся в улыбке.

- А мы, саксы? - спросил Тангбранд.

- Для тебя, Тангбрад, у меня готова самая важная миссия, - Олафу пришлось сильно постараться, чтобы скрыть иронию в своих словах. - Ты возьмешь пять снеккаров и выйдешь из Щецина одновременно с Сигвальди, но поплывешь другим путем, обогнув данскую Зеландию с юга. Твоя цель — первым добраться до Норвегии и снарядить поход на дальний остров Исландия, который станет следующим оплотом истинной веры.

- Ты хочешь мне стать миссионер? - удивился саксонец. - У меня нет духовный чин!

- Это поправимо. В Тронхейм зимой прибыл ромейский архиепископ Марк. Я передам грамоту для него, он благословит тебя и возведет в сан, - Троггвасон обвел взглядом всех собеседников. - Итак, решим: кто одобряет мой план?

Сигвальди активно закивал, Бранд слегка пристукнул кулаком по столу, выражая полную поддержку.

- Я, разумеется, тоже. Эйнар и Тангбрад против, но сегодня они в меньшинстве, - подытожил Олаф. - На сборы у нас пять дней. Бранд, половину запасов стрел, дротиков и метательных камней перегрузишь на мои корабли. Тангбрад и Сигвальди выступят с попутным ветром.

Троггвасон встал, показывая этим, что совет окончен. Союзники поднялись со своих мест - ярл Сигвальди низко поклонился, граф Тангбрад пожал конунгу руку. Бранд, попрощавшись, тут же отправился искать Ульви, чтобы отпраздновать с ним новые назначения — его и свое собственное. Задержался за столом только Брюхотряс.

- Я не доверяю Сигвальди, - полушепотом признался он Олафу, когда они с конунгом остались вдвоем.

- И я сомневаюсь в нем, - ответил Троггвасон. - Однако до сих пор его язык льстил, но не обманывал. По крайней мере, в море он будет впереди нас и не ударит нам в спину.

***

Попутный южный ветер установился в гавани Щецина седьмого сентября. Отряды Сигвальди и Тангбрада вышли в море, корабли Олафа перебрались вплотную к Балтике — в Волин, где заканчивали последние сборы. Ближе к вечеру конунг обошел суда и, убедившись, что они готовы к дальнему плаванию, решил поднять воинам боевой дух: вызвал телохранителя Колбьерна на тренировочный поединок.

Команда «Великого Змея», галдя, расположилась на палубе широким кругом. Олаф вышел в центр — он оделся в дорогую белую шелковую рубашку и светло-бежевые штаны, показывая, что не боится вида крови. В руках Троггвасон крепко сжимал тяжелую секиру. При виде его противника викинги ненадолго притихли от изумления: Колбьерн облачился в серую рясу священника, которую не надевал с путешествия в Свею. Капюшон был откинут, на шее юноши висел маленький серебряный крестик. Вооружился он легким клинком своего отца Скьельди, который держал в правой руке, и коротким кинжалом-крисом с зазубренным лезвием — в левой.

- Не лучший выбор наряда, Колбьерн — ряса стесняет движения, - заметил Олаф.

- Господь будет мне защитником, - вызывающе откликнулся юноша, делая первый выпад мечом.

Олаф увернулся, молниеносно переместившись на другую позицию, и резким взмахом обрушил секиру сверху на Колбьерна. Молодой человек, в свою очередь, резво отскочил и попытался достать конунга слева. Троггвасон сделал быстрый разворот, и в тот самый миг, когда его противник заканчивал атаку, опустил свое оружие на шею Колбьерна. В последний момент конунг затормозил движение могучих рук.

- Ты мертв! - заявил он юноше, держа секиру у его шеи, но только теперь почувствовал ледяное лезвие криса в районе живота.

- Ты тоже, конунг, - выдохнул Колбьерн. Троггвасон рассмеялся:

- Два покойника — плохой итог! Драться надо так, чтобы ты остался в живых, а твой враг — нет. Но признаю, что победа не считается: в реальном бою я был бы серьезно ранен. Попробуем еще?

Конунг отступил на пару шагов, давая возможность Колбьерну атаковать. Юноша бросился вперед, а Олаф на сей раз медленно отходил под его натиском, держа на расстоянии и выматывая соперника. В глубине души Троггвасона распирала гордость: всего за пару лет этот юнец под его началом превратился в настоящего воина! «С таким не страшно и на десять врагов: встанем спина к спине, отмашемся», - думал он, уходя от очередного выпада.

Зрители, затаив дыхание, наблюдали за поединком, самые азартные из викингов начали биться об заклад, подбадривая громкими выкриками понравившегося бойца. Конунг и Колбьерн сходились десять раз, юный телохранитель был трижды «убит» вчистую, ответив Олафу одной безупречной атакой. Остальные шесть попыток закончились «смертью» обоих поединщиков.

Когда они «погибли» в последней схватке, Троггвасон протянул юноше руку и помог подняться с палубы.

- Ты достойный сын своего отца и достойный товарищ конунга, - сказал он.

- Еще научится речи говорить, и можете подменять друг друга, - съязвил откуда-то из задних рядов новый штурман, тысячник Ульви.

Вечером команда «Змея» пировала: викинги, поставившие на конунга, угощали «побежденных», а те не оставались в долгу — Олаф лично возместил им проигрыш из казны. Сам Троггвасон выпил чарку хмельного меда за здоровье соратников, но от продолжения пира отказался. Опершись по давней привычке на борт, он до темноты смотрел беспокойным взглядом в сторону моря, словно ожидая оттуда сигнала или доброго предзнаменования. Море молчало, лишь по-прежнему гнало волны на север, куда Троггвасон собирался плыть за новыми победами.

***

Флот Олафа на небольшом ходу двигался колонной вдоль данского острова Зеландия. Паруса наполнял свежий ветер с юга, над волнами сияло солнце — приближался полдень девятого сентября. Викинги, идя одновременно под парусами и на веслах, за сутки совершили бросок от Щецина до пролива Эресунн, отделяющего Зеландию от земель свейской короны. Конунг Норвегии и его советник Эйнар ждали на баке «Великого Змея», пока к драккару пристанет четырехвесельная лодка под желто-голубым стягом Сигвальди.

Самого ярла в лодке не оказалось — на «Змея» поднялся молодой светловолосый гонец, разряженный, как и его господин, по европейской моде. Посланник, в точности копируя манеры Сигвальди, сложился в низкий поклон и протянул Олафу свернутый в трубочку пергамент. Троггвасон попросил гонца отойти в сторону, развернул лист и прочел:

«Вам ведомо, сир, что в центре пролива Эресунн находится остров Свельд, который ваш покорнейший слуга миновал на день ранее вас. Спешу сообщить, что к юго-западу от Свельда замечены боевые ладьи свеев и данов в количестве около двух десятков. Вероятно, они охраняют данский берег, но если вы, сир, желаете избежать встречи с ними, советую вам обходить остров с северо-востока, со стороны свейского побережья.

Кораблей мятежного Эйрика мы не обнаружили — боюсь, эти разбойники удрали в страхе перед великим конунгом. Единственное, что мне удалось узнать — Эйрик привлекает к себе новых сторонников, утверждая, что его отец Хакон пал жертвой заговора. Среди свеев и данов ходят слухи, что вы, сир, наняли некого предателя, чтобы он доставил вам голову Хакона, а получив желаемое, казнили изменника. Не сомневаюсь, что могучий Олаф Первый, вернувшись в Норвегию, развеет эти нелепые россказни.

Ваш преданный друг и союзник, Сигвальди».

Олаф передал грамоту Эйнару. Тот пробежал текст глазами и нахмурился.

- Не нравится мне это, - сказал он Троггвасону вполголоса, чтобы не услышал гонец. - Сигвальди никогда не упускал случая лично распластаться перед тобой. А тут важнейшие вести передает через вторые руки. Почему?

- Бог его знает, Эйнар. Может, у ярла неотложные дела, он почувствовал себя великим мореходом. Но все это немного подозрительно. Отпустим гонца и вышлем за ним свою разведку.

- И я уверен, что нужно повременить с обходом острова и подождать наших соглядатаев, - добавил Брюхотряс.

- В этом ты неправ, мой старый друг, - возразил Троггвасон. - Не пристало конунгу бежать от опасности, которой даже нет на горизонте — одни наши догадки. А путь между Свельдом и свейским берегом — самое узкое место пролива, наш небольшой флот там получит преимущество.

Олаф окликнул гонца и велел как можно скорее передать ярлу: конунг поступит так, как предложено в письме. Когда свейская лодчонка удалилась по меньшей мере на полмили, Троггвасон отправил за ней один из своих снеккаров, наказав держаться на почтительном расстоянии. Остальные корабли по команде конунга повернули колонной на северо-восток, приблизившись к Свельду.

- Как думаешь, Брюхотряс, - спросил Олаф, рассматривая витиеватые очертания береговой линии острова, - в Норвегии поверят лжи о заговоре против Хакона? Ведь я убил его в честном бою, убил собственной рукой!

- Все просто, конунг, - усмехнулся Эйнар. - Если в борьбе с Эйриком победишь ты, поверят тебе, а если, не дай Бог, Эйрик... Победители пишут хроники и саги, Олаф. Даже сейчас мало кто разберет, правду говорят наши письмена или лгут. А кому это будет интересно через сто или тысячу лет?

***

- Измена, конунг! Измена! Нас предали, впереди враг! - разнеслось над флотом.

Кричали с «Журавля» - корабля-близнеца «Великого Змея»: этот драккар возглавил колонну, пока Олаф принимал гонца от Сигвальди. Троггвасон узнал дребезжащий голос капитана Странда — викинга, знакомого еще по киевской службе, а затем командовавшего одной из сотен в стычке с разбойниками на Двине.

- Ульви! - крикнул Олаф своему штурману. - Полный вперед, скорее поравняйся с «Журавлем»!

«Змей» вздрогнул от одновременного усилия семидесяти гребцов и, обойдя все корабли колонны, почти вплотную приблизился к правому борту драккара Странда. Троггвасон нашел глазами капитана — пожилого невысокого воина с коротко остриженной седой бородой.

- Странд, что происходит? - громко спросил он.

- Наш снеккар вернулся из разведки, конунг. Впереди большой вражеский флот! Свейская лодка проскочила между кораблями и укрылась среди них!

- Сколько их, и где они?

- Стоят между Свельдом и свейским берегом! Не меньше пятидесяти кораблей!

- Сколько?! - не поверил ушам Олаф.

- Пять десятков, конунг, а может, больше! На некоторых стяги Свеи и Дании! Разведчик еще не встал в строй — расспроси его команду!

Олаф раздосадованно махнул рукой.

- Некогда говорить, Странд, надо действовать! Колбьерн! - обернулся он. - Бери рог, труби боевой строй!

Над морем зазвучал тягучий напев, и флотилия Троггвасона мгновенно пришла в движение. Суда выстраивались в линию, подобно пешей фаланге: в центре — флагман «Великий Змей», слева от него «Журавль», справа — еще один большой драккар «Морской Лев». Далее с каждой стороны расположились по два средних драккара, за ними, на обоих флангах — по два снеккара. «Змей» немного выдвинулся из строя, и в таком виде флот вошел в пролив к северо-востоку от Свельда.

- Малый ход! - скомандовал Олаф. - Готовь тросы, абордажные крючья, стрелы, камни! Разобрать щиты, проверить доспехи, занять свои места, никуда не отходить!

Отряд медленно пополз вперед. Вскоре конунг различил на горизонте лес мачт и убедился, что разведчики не ошиблись: врагов было, пожалуй, даже больше, чем говорил Странд. Суда выстроились в несколько линий, заполонив весь пролив: в центре виднелись боевые ладьи под свейскими стягами, на левом крыле - драккары данов. На правом фланге Троггвасон разглядел приспущенные черные паруса, там стояли в два ряда малые корабли того же типа, что и снеккары конунга.

«Это Эйрик, - догадался Олаф. - Все ясно: мои противники объединились и жаждут встречи со мной. Вместе они наверняка будут храбрее, чем поодиночке!»

- Сдается мне, что отныне «преданный друг» — это ты, Олаф, - Брюхотряс встал рядом с конунгом, в голосе его слышалась горькая усмешка. - Напрасно ты опять не прислушался ко мне: Сигвальди не стоило доверять. Что будем делать? Ты же видишь — силы неравны.

- Они не начинают сражение - рассчитывают, что мы отступим, - глухо отозвался Троггвасон, пропустив упрек Эйнара мимо ушей. - Но отступать нам некуда, Брюхотряс. Уйдем назад в Полонию — отдадим Тронхейм на растерзание врагам. Надо драться.

Эйнар приоткрыл рот то ли от удивления, то ли желая поспорить. Но высказываться передумал - отвернулся от Олафа, вытащил из-за спины огромный дальнобойный лук и стал прилаживать тетиву.

- Колбьерн, дай мне рог, - приказал Троггвасон юному телохранителю, неотлучно находившемуся при нем.

Раздался низкий отрывистый клич - только конунг знал, как протрубить этот особый сигнал, означавший, что правитель будет говорить с войском. Над водами пролива Эресунн воцарилась тишина. Троггвасон взобрался на корму «Великого Змея», чтобы воины лучше видели его, и заговорил зычным, ясным голосом, совсем как в молодые годы:

- Друзья и братья мои! Враги с помощью подлого предателя устроили засаду. Их намного больше, чем нас, они ждут, что мы струсим и повернем назад. Но этого не будет! - Троггвасон перевел дыхание и продолжил: - Мы не оставим им наши дома, наших жен и детей! Если же суждено погибнуть, то сделаем это с честью, как подобает христианским воинам Норвегии! Я был рожден конунгом и умру им, но не стану бежать от сражений! Вперед, братья, с нами Бог!

Дружный воинственный рев викингов и звон щитов стали ответом на речь Олафа. Лишь Эйнар пробормотал себе под нос:

- Да будет воля твоя...

***

Воинство Олафа ни с чем вернулось в Тронхейм. Конунг шел впереди строя, распрямив спину, но опустив голову: Троггвасону было неприятно видеть укоризненные взгляды горожан, а сочувственные — тем более. Добравшись до своих покоев, Олаф поспешно скинул плащ, доспехи и потребовал вина.

- Пошлите к Ульви, пусть возьмет из ромейских запасов, которые мы привезли из Киева, - приказал он слугам.

Вскоре Ульви нежданно явился сам. В руках его был небольшой, плотно запечатанный бочонок.

- Что, конунг, теперь брезгуешь моим обществом — предпочитаешь пить в одиночку?

- Будешь издеваться по поводу Эйрика — вылетишь в окно, - вяло огрызнулся Олаф. Достоинство правителя в нем словно притупилось, и он машинально начал вести себя с сотником так, как в прежние времена.

- Делать больше нечего, - хмыкнул Ульви. - Сейчас посмотрим, окончательно ли ты превратился в дворцового неженку, или еще остаешься викингом, - с этими словами бывший пират откупорил пробку, взял пару бокалов, поставил на стол и разлил в них крепленое красное вино: - Твое здоровье!

Троггвасон, чувствуя, что не в силах ни спорить, ни дать Ульви взбучку за нахальство, поднял свой бокал и осушил до дна.

- Неплохо для начала, - одобрил сотник. - А поговорить с тобой я хотел совсем о другом... Ты, наверно, слышал о том, что соседний с нами трон занимает симпатичная вдова?

Олаф, приложившийся к следующему бокалу, поперхнулся. Время и место для подобных разговоров было, мягко говоря, неподходящим. С другой стороны, не довольно ли без конца перемалывать в голове свои просчеты и ошибки? И о чем еще беседовать с другом за бочонком доброго вина, как не о женщинах?

- Знаю, ее зовут Сигрид. Еще называют — Сигрид Гордая. После смерти мужа ей достался свейский престол, который потом наследует взрослый сын. Он, кстати, тоже Олаф, только не крещеный. Но к чему ты вспомнил о королеве?

- К тому, что с тех пор, как мы здесь, я уже год смотрю на твое вечно недовольное лицо и понимаю: тебе кой-чего не хватает в этой жизни! - выпалил Ульви.

- Намекаешь на женитьбу? Конунгу, сам знаешь, не откажет ни одна женщина в Норвегии, но тут совсем другое, это скорее политика. Не лез бы ты в нее, Ульви — зубы обломаешь.

- Ой-ой, напугал ежа голой пяткой, - сотник напоказ улыбнулся во весь рот: добрая половина зубов у него была выбита в стычках и сражениях. - А советую вполне серьезно - твоя политика не помешает простым человеческим желаниям.

- Говорят, Сигрид не очень-то привлекательна. И она старше меня.

- А я слышал, Олаф, что ни один мужчина, приглянувшийся ей, не сможет устоять перед ее чарами. Колдунья она, что ли... Но выглядит действительно не по-нашему. У нее в роду побывали и франки, и даны, и какие-то племена с острова Британия, завоеванного и оставленного ромеями...

...На дворец Олафа спустилась ночь, слуги давно принесли ужин, бочонок постепенно пустел — вино плескалось на самом дне. Троггвасон поднялся, держась за стол и слегка покачиваясь.

- Решено, Ульви... Немедленно отп-п-равляем посольство к Сигрид, - с трудом выговорил он заплетающимся языком.

- Точно, капитан! Зови Брюхотряса, пока не передумал!

Терем потряс одновременный вопль двух подвыпивших глоток:

- Брюхотряаааас!

Дверь в покои Олафа отворилась, но вместо Эйнара показался телохранитель — русич Дмитрий. Ульви, всплеснув руками, кинулся к боевому товарищу, обнял его в пьяном порыве чувств:

- Дружище, прости, я не знал, что ты сегодня в дозоре! Садись с нами!

- Спасибо, я при службе, - суховато ответил новгородец. Он выделялся умеренностью и дисциплиной среди воинов Олафа - видимо, история со случайно пущенной стрелой его многому научила. - Позвать Эйнара?

- Да, позови, скажи, что срочно!

Дмитрий, кинув неодобрительный взгляд на бочонок и следы трапезы, исчез за дверью. Ульви заговорщически подмигнул Олафу, налил полный бокал:

- Сейчас появится наш толстячок, думаю, он будет не в добром настроении. Лучше сразу поправить!

***

Брюхотряс и впрямь пришел заспанным и злым, ругать Троггвасона он не рискнул, зато Ульви высказал все, что думает о нем самом и его ночных похождениях. Сотник что-то нечленораздельно пробормотал в ответ, пожал плечами и протянул Эйнару бокал. Пока советник потягивал вино, Олаф вкратце изложил ему всю затею. Брюхотряса просьба удивила и насмешила одновременно:

- Иди и выспись, сын Троггви, поговорим на свежую голову.

Но переубедить конунга было невозможно. Олаф и Ульви насели на Эйнара, требуя немедленно собрать посольство к свейской королеве. Брюхотряс всячески пытался отвертеться от поручения — тщетно. В конце концов он согласился, но взял с Олафа слово, что они еще вернутся к этой беседе.

Ранним утром следующего дня конунга разбудил стук в дверь. Олаф наскоро ополоснулся водой из большой бадьи, надел шелковую рубашку и широкие матерчатые штаны и разрешил Брюхотрясу войти. Голова у Троггвасона немного кружилась, но хмель из нее вылетел напрочь.

- Знаю, ты пришел поговорить о моем сватовстве, - сразу сказал он Эйнару. - Признаю — идея поспешная, но за предложение с нас денег не возьмут. Что плохого в том, чтобы объединить две державы под властью одной коронованной семьи?

- Плохо то, что ты совсем не знаешь Сигрид и ее нравы. Если ты думаешь, что твой советник и дипломат — зеленый юнец, который не интересуется положением дел в соседних странах, - Эйнар впервые на памяти Троггвасона покраснел от обиды! - ты глубоко ошибаешься. Может быть, мои доводы для тебя больше ничего не значат? Тогда я поищу себе другого покровителя.

- Вижу, что задел тебя за живое, Эйнар. Но ты по-прежнему ценен для меня, поверь... Скажи, что тебя настораживает?

- Вы разной веры, свейская королева - язычница.

- Нашел причину! - рассмеялся Олаф. - Помнится, князю Владимиру это не стало помехой, да и ты не был против его брака с принцессой Анной.

- Но условие было четким: супруг-язычник станет христианином, - возразил Брюхотряс. - И я полагаю, что так же следует поступить в случае с Сигрид. А как она отреагирует на это предложение, я не знаю. Это тебе не ромейское воспитание! Сигрид чувствует себя полной хозяйкой положения в Свее и уверена в своей власти.

Олаф понимал — Брюхотряс говорит дело, но сдаваться из-за препятствий конунгу не хотелось. «Что может быть дурного в сватовстве? - упрямо убеждал он себя. - Допустим, Сигрид откажет — это же не война, где проигранный поединок стоит жизни!» Азарт и мужское самолюбие шептали Олафу — попробуй, и характер взял верх над рассудком.

- Вот что, Эйнар, - проговорил Троггвасон после долгой паузы. - Я решил: оставлю тебя в Тронхейме, а к свеям поеду сам и поговорю обо всем с Сигрид. Посмотрим, что она ответит мне в лицо.

- Пусть так, конунг. Это лучший вариант, чем тот, что вы вдвоем с пьяницей Ульви придумали вчера вечером. Но будь предельно осторожен. Помни: ты в логове хищницы, которая в любой момент может выпустить когти. Я совсем не уверен, что тебе удастся укротить ее с первой попытки.

***

В день отправки посольства в Свею Олаф проснулся раньше обычного. Прохладное июльское утро только вступало в свои права, когда конунг в сопровождении неизменного телохранителя Дмитрия вышел на мостки главной верфи Тронхейма. Перед ними стоял новый красавец-драккар, построенный по чертежам правителя меньше, чем за полгода. Огромный низкобортный корабль пах свежей сосной, вдоль бортов выстроились три с половиной десятка пар весел, парус шириной в двадцать пять локтей вздувался под ветром. Нос судна украшала причудливая резная голова дракона.

«Великий Змей», - думал Олаф. - Вот мы и отправляемся в первое плавание. Года через три у меня будет еще шесть или семь таких драккаров, каждый сможет взять на борт по две сотни викингов. Норвегия станет непобедимой: ни один корабль в северных морях не бросит нам вызов в открытом бою».

«Змея» Олаф задумал еще в походе из Киева, а захватив власть, провел с опытными корабелами бесчисленное количество часов. Так велико было желание конунга получить совершенный драккар — быстрый, мощный и вместительный, который был бы одинаково хорош и в переброске войск, и в абордажном бою. Сейчас Троггвасон с гордостью оценивал свое творение: он прошелся по палубе, заглянул в трюм, осмотрел шпангоуты и румпель, прикинул, как расположить людей, чтобы корабль не кренился, не оседал слишком сильно, и его не заливало водой во время шторма. Потом Олаф окинул взглядом верфь: на ней повсюду закладывались новые суда — боевые драккары, их более мелкие собратья снеккары и торговые кнорры. Довольный увиденным, конунг расположился у мачты и стал поджидать команду.

Первым появился исполнительный Бранд — как и в походе к Цареграду, Олаф выбрал его начальником сотни сопровождения, вдобавок назначив штурманом «Змея». Следом начали подтягиваться воины. Бранд, отобрав гребцов и посадив их на весла, подошел к Троггвасону с озабоченным видом.

- Конунг, ты решил плыть в Свею всего одним кораблем, с половиной команды?

- Этот драккар стоит десятка иных, Бранд, - улыбнулся Олаф. - Пусть его боятся наши недруги! А бойцов для охраны достаточно, воевать мы не собираемся. Прикажи снять голову дракона — пусть все видят, что идем с миром и дружбой.

- Как бы не пришлось нам с миром улепетывать, - по привычке заворчал Бранд. Олаф собрался было попенять ему по поводу вечного занудства, но в это время на берегу загомонили голоса, и взорам викингов предстала необычная процессия. Мимо любопытных горожан, пришедших поглазеть на отплытие, шагал здоровенный широкоплечий детина в длинной серой рясе священника. За ним бежала стайка мальчишек, дергая «святого отца» за полы его одеяния и выпрашивая милостыню.

- Отец Павел, - шепнул Олафу Бранд. - В миру — Колбьерн, сын Скьельди, погибшего у нас на «Вороне». Напросился к нам — проповедовать в Свее истинную веру.

«Смешно. Ну, что же делать, - подумал Олаф. - Ромейский император обещал прислать в Норвегию архиепископа, но он будет, дай Бог, к концу следующего года. Пока справляемся сами...»

Молодой священник подошел к трапу «Великого Змея», обернулся к толпе на берегу, размашисто перекрестил ее, затем поднялся на борт и чинно поклонился Олафу. Троггвасон с интересом рассматривал Колбьерна: «отцу» оказалось не больше двадцати лет, из-под капюшона торчали белоснежные кудрявые волосы, борода была еще жиденькой, темно-синие глаза смотрели дерзко и чуть насмешливо. У пояса миссионера болтался небольшой одноручный меч изящной, явно не норвежской ковки. Олаф узнал оружие — это был один из трофеев семьи Скьельди. Покойный соратник почему-то не взял реликвию в свой последний поход: может быть, предчувствовал, что пора оставить ее сыну.

«Задирист, напоминает меня в молодости», - подумал конунг про священника, а вслух сказал:

- Вижу, отец Павел, ты собрался нести людям веру Христову не только силой проповеди.

- Господь заповедовал прощать врагов, - отозвался Павел-Колбьерн. - Но иногда они сопротивляются прощению.

Викинги на «Змее», слышавшие этот ответ, захохотали. Конунг, скрыв усмешку, попросил отца Павла благословить поход и велел отдать швартовы.

***

Путь в Ховгарден сильно отличался от плавания вдоль благодатных черноморских берегов. Чтобы добраться до цели, Олафу нужно было обогнуть побережье Норвегии, пройти данские проливы, затем через Балтику попасть в озеро Меларен, на котором, на острове Адельсё, находилась крепость свейских королей.

Первые дни похода выдались ясными и спокойными, но когда «Великий Змей» миновал пролив Скагеррак, море начало штормить — к счастью, не настолько сильно, чтобы потопить лучший корабль Троггвасона. Жители прибрежных свейских селений, увидев викингов на боевом судне, укрывались в лесах, бросая немудреное имущество. Грабить эти поселки Олаф запретил под страхом немедленной казни, провизию на драккаре заготовили заранее, и поначалу отряд нигде не останавливался надолго. К берегу викинги приставали только для того, чтобы переждать непогоду и пополнить запасы воды. Во время очередной стоянки конунг, подумав, решил заранее известить королеву о цели посольства.

«Чего доброго, Сигрид решит, что мы пиратствуем в свейских водах — подданные наверняка донесут ей что-то в этом духе, - размышлял Олаф. - Да, надо действовать на опережение. Кого же отправить? Бранд командует сотней, Дмитрий при мне, он может пригодиться в случае нападения...»

Мысленно перебрав всех более-менее надежных людей, Олаф попросил привести к нему отца Павла — Колбьерна. Юноша возник перед конунгом в неизменной рясе, которую Троггвасон тут же потребовал снять.

- Сейчас ты - воин, а не священник, - прямо заявил он Колбьерну. - Ценю твою преданность Господу, но на твоем поясе меч, а у меня к тебе важное дело.

Олаф коротко разъяснил отцу Павлу суть поручения, настояв, чтобы юноша пока помалкивал о Христовой вере в языческой стране. Задача Колбьерна была проста: найти любого из приближенных Сигрид, попросить доставить его в Ховгарден, а заодно рассказать всем встречным о «жутко секретном» посольстве, чтобы о сватовстве Олафа узнало как можно больше народу. В ближайшем селении викинги купили посланнику мирскую одежду и не слишком породистую, но резвую лошадку. Сам конунг нарочно задержался на берегу на целую неделю и лишь потом снова тронулся в путь.

Приближалась осень, озеро Меларен встретило мореходов туманами и беспрерывными дождями. Чтобы не сбиться с фарватера, викингам приходилось то и дело подыскивать местных проводников — разумеется, не бесплатно, так что походная казна Олафа изрядно облегчилась. Торговые суденышки, попадавшиеся навстречу, старательно не замечали боевой драккар. Троггвасон догадался: Сигрид обо всем узнала и намеренно испытывает его.

На четвертое утро пути по озеру «Великий Змей» в ранний час мягко ткнулся в берег северной гавани острова Адельсё. Ветер раскачивал вековые деревья, кругом не было ни души, лишь вдалеке в тумане виднелись очертания огромной деревянной крепости. Поставив драккар на якорь, выделив на его охрану два десятка бойцов, Олаф высадил на остров остальной отряд и поспешил к Ховгардену. У конунга мелькнула мысль, что, пожелай он сейчас захватить королевский замок, эта авантюра имела бы успех.

Крепость встретила Троггвасона наглухо запертыми железными воротами. Перед ними викингов поджидал странного вида человек - высокий и тощий, как цапля, неопределенного возраста, с тонкими, резкими чертами лица. Неизвестный был одет в подобие пластинчатого доспеха с торчащими из-под него вздутыми полосатыми рукавами. Штаны у него плотно прилегали к ногам, ниже виднелись сапоги с неимоверно вытянутыми носками, загнутыми вверх. Лысеющую голову украшал разноцветный берет с гусиным пером, рот мужчины при виде Троггвасона и компании немедленно вытянулся в любезную улыбку.

- Что за маскарад? - сердито спросил Олаф.

- Добро пожаловать в Ховгарден, сир, - заговорил незнакомец таким елейным тоном, что сам Брюхотряс бы позавидовал. - Меня зовут ярл Сигвальди, окольничий её величества Сигрид. Королева знает о вашем прибытии, конунг Олаф, она повелела встретить вас у ворот и проводить к ней.

- Почему ты говоришь со мной одним, но обращаешься как будто к нескольким людям? - удивился Троггвасон.

- Обращение на «вы», конунг, принято при дворах могущественных королей Европы, где я имел счастье побывать. А то, что вы, сир, изволили назвать маскарадом, в Европе ныне именуется «модой». Впрочем, - Сигвальди быстро переменил тему, - не хотите ли вы принять приглашение королевы и последовать за мной?

- Я должен идти один?

- Да, сир, но вам ли, властителю великой державы, бояться опасностей из-за угла!

Олаф на мгновение замялся, сбитый с толку, потом откинул полы плаща, положил ладонь на рукоять меча.

- А если мы войдём... Все вместе, что тогда, Сигвальди?

- Всё в вашей воле, сир, но я хотел бы заметить, что её величеству прекрасно известны численность и вооружение вашего отряда.

- Ты выпытал это у моего посланника? - нахмурился Олаф. - Где он?

- Сир, вашего посланника вы получите после окончания миссии целым и невредимым, вполне довольным жизнью, - разулыбался Сигвальди. - Уверяю, ничего лишнего он не болтал, по правде сказать, этого и не требовалось. Но я вынужден повторить вопрос: вы идете со мной?

«Дьявольщина! - подумал Олаф. - Лезть в драку смысла нет: о нашем отряде всё знают, нас наверняка разобьют. А поворачивать — позорно. Придётся соглашаться».

- Хорошо, ярл Сигвальди, - произнёс конунг вслух. - Никто не будет возражать, если мои воины подождут меня здесь до вечера?

- Разумеется, нет! Но есть ещё одна, так сказать, тонкость: королева Сигрид хотела бы принять вас не в тронном зале, а в посольской комнате. Вы ведь прибыли сюда в качестве посла, сир? - Сигвальди подошёл совсем близко к Олафу и тихо добавил: - Её величество желает повидаться с вами наедине.

- Веди! - махнул рукой конунг.

***

Сигвальди трижды хлопнул в ладоши, и хотя никто из свеев больше не показался, ворота приоткрылись как по мановению волшебной палочки. Ярл, глянув на Олафа, приложил палец к губам и повел новоиспеченного жениха королевы во внутренний двор.

Троггвасон мельком оценивал укрепления Ховгардена: стены были бревенчатыми, но стояли они на каменных фундаментах, точно так же здесь возводили жилые и хозяйственные постройки. В центре крепости возвышался дворец свейских королей - он был как минимум в два с половиной раза выше и вдвое шире, чем палаты конунга в Тронхейме, крыши семи его башенок украшала позолота. Олафа поразило то, что вход во дворец как бы существовал вне здания и представлял собой отдельную пристройку. За входом начинался длинный коридор, по которому Сигвальди вывел Троггвасона к одной из башен. Норвежец вслед за своим проводником поднялся по винтовой лестнице, очутившись у дубовой двери с резьбой в виде морских драконов. Ярл еще раз улыбнулся конунгу, так и не сказав больше ни слова, и пропал за лестничным пролетом.

Троггвасон постоял у двери, глубоко вздохнул. Затем решительно взялся за бронзовое кольцо, заменявшее ручку.

- Здравствуй, владычица Сигрид, - сказал он, входя в посольскую комнату.

Сигрид обернулась на его голос. Олаф присматривался к ней — королева, как и описывала молва, не была красавицей в общепринятом смысле слова: невысокая, с длинными волосами цвета воронова крыла, темно-карими глазами, прямым носом, волевым подбородком — пожалуй, больше мужским, чем женским. Чёрное узорчатое платье подчёркивало ее фигуру — аккуратную, но без выдающихся форм. Однако Троггвасон почти физически чувствовал со стороны свейки странное притяжение, которому трудно было сопротивляться.

- Живи и здравствуй, конунг Олаф, - произнесла Сигрид. Она вела разговор на свейском наречии языка викингов. - Я не люблю долгих приветствий и громких слов. Скажи о цели своего визита прямо и не таясь, прошу тебя.

Олаф опять почувствовал легкое замешательство — он привык, что на переговорах важные темы начинают обсуждать издалека. Но что-то подсказывало ему - к Сигрид нужен особый подход. Конунг опустился перед ней на одно колено и сказал:

- Я пришёл просить твоей руки и сердца, владычица. Наш союз позволит создать несокрушимую державу на севере Европы.

Лёгкая улыбка тронула её губы, она положила одну руку Олафу на плечо, другой ласково провела по белокурой голове:

- А ты действительно способен полюбить меня, Олаф? Полюбить страстно, по-настоящему?

- Да... Сигрид, - он, немного волнуясь, назвал её просто по имени. Королева внезапно отстранилась:

- И если говорить о вещах более приземлённых... - томно начала она. - У тебя, конечно, есть свои виды на объединение двух королевств, и ты хочешь рассказать мне о них?

- Я верю твоей мудрости и опыту, Сигрид. Но на собственном примере я узнал, насколько прочно государство, связанное единой верой и управляемое монархом, которого поддерживает высшая сила — Господь.

- Ты требуешь от меня...

- Я прошу. Прошу принять истинную веру, чтобы вместе построить королевство правды и справедливости. Ведь истина не нуждается в выборе, - Олаф, сам не осознавая, повторял давние слова ромейской принцессы Анны. - Мы оба с тобой знаем, что нужно нашим народам, и мы поведём их...

Троггвасон осёкся, столкнувшись взглядом с глазами Сигрид — в них поднимался пока ещё сдерживаемый гнев.

- Нет, Олаф, - негромко, но подчёркивая каждое слово ответила она. - Я не откажусь от веры отцов - не только потому, что не желаю прослыть отступницей, хотя это, пожалуй, главная причина. Но также я знаю, какие беззакония творятся в твоём государстве, как преследуют тех, кто не пожелал перейти в твою веру. Расколоть свой народ, как это сделал ты? Я не имею на это права.

- Ты слушаешь моих врагов, Сигрид, - Олаф чувствовал, что тоже начинает выходить из себя. - Они не понимают моих целей. Не лучше ли спасти тех, кто ищет путь к спасению, чем позволить чуме невежества уничтожить всех?

- Мы не нуждаемся в твоём спасении, конунг Норвегии, даже ради общего престола, - вскинула голову Сигрид.

- Молва зовёт тебя Гордой, и ты действительно полна гордыни. Это тяжкий грех, королева, - мрачно заметил Троггвасон.

- Ты смеешь обвинять и оскорблять меня в моих же покоях? - выкрикнула Сигрид.

Олаф, давно отвыкший от того, чтобы ему перечили, потерял самообладание. Он вскочил на ноги, сорвал со своей руки железную перчатку и хлестнул ею королеву по щеке. Сигрид ответила ему горящим взглядом, но защищаться не стала — лишь отступила на шаг.

- Ты дорого заплатишь за этот удар, Олаф, - неожиданно спокойно, с какими-то змеиными нотками в голосе произнесла она. - Ты оскорбил не только меня и королевский дом — ты нанёс оскорбление моей стране. Это приведет тебя к смерти.

Троггвасон повернулся и выбежал из покоев королевы. Лицо его пылало от бешенства и от... Стыда? Но он знал: возвращаться и униженно просить прощения - поздно. Конунг вместо свадьбы получил будущую войну.

***

Олаф скрыл от остальных викингов подробности встречи - сухо сообщил им, что сватовство не удалось, приказав срочно собираться домой. Отряд дождался Колбьерна и, без лишних расспросов погрузившись на «Великого Змея», отправился в путь.

Соратники конунга, впрочем, обратили внимание, что Троггвасон замкнулся в себе: день за днем он подолгу молча сидел у борта, на вопросы товарищей отвечал рассеянно и односложно. Никто не мог его растормошить, пока не вмешалась балтийская погода — она, будто следуя душевному состоянию Олафа, испортилась окончательно. Драккару во время обратного плавания никак не удавалось держаться вблизи берегов - из-за шквальных ветров он то и дело сбивался с курса. В ночь на третье число сентября норвежцы кое-как добрались до пролива Эресунн, запирающего выход в Балтику, и здесь их настигла настоящая буря.

Волны вышиной со стены Ховгардена обрушивались на драккар, захлестывали палубу, пытаясь смыть викингов в море. Ветер завывал так, что в трех шагах ничего невозможно было услышать, «Великий Змей» кряхтел и скрипел в темноте, точно чудовище из древних саг, ко всей этой какофонии примешивался грохот щитов, закрепленных по бортам корабля. Каждый из мореходов мысленно приготовился к гибели, но удача не оставила викингов: впереди показались очертания небольшой скалистой бухты.

- Конунг, надо пристать к берегу! - завопил Бранд, стараясь перекричать ветер. - Корабль долго не выдержит!

- Давай туда! - показал на бухту Олаф, цепляясь за мачту, чтобы не унесло волнами. - И берегись рифов!

Бранд бросился на ют, оттолкнул рулевого и что есть силы сам навалился на румпель. Гребцы-викинги налегли на вёсла - благодаря их усилиям и расторопности штурмана, «Великий Змей» вскоре благополучно укрылся среди скал. Воины высыпали на узкую береговую полоску, развели костры, наскоро просушили одежду и, обессиленные, повалились спать.

Олаф не последовал их примеру: сначала долго смотрел на звезды, пытаясь вычислить курс драккара - по его расчетам, корабль должно было вынести к данскому побережью. Затем на пару с Дмитрием - новгородец вынужденно бодрствовал вместе с господином - конунг отправился изучать окрестности. Из бухты на большую землю вело каменистое ущелье, там, где заканчивались скалы, начинался сосновый бор. Троггвасон пытался разглядеть в нем охотничьи тропинки, но мешала темнота. Конунг решил продолжить разведку утром. В целом он остался доволен: место казалось укромным, а в лесу отряд нашел бы все необходимое для ремонта «Змея».

Когда Олаф и Дмитрий вернулись к берегу, над бухтой светало. Троггвасон направился в трюм драккара, скинул верхнюю одежду, завернулся в плащ и задремал. Он уже проваливался в сон, когда снаружи послышался неясный гам, и в трюм осторожно заглянул Колбьерн.

- Конунг, у нас гости!

- Что?! - вскинулся Олаф: сон с него как рукой сняло.

- Явилась какая-то девушка, говорит, что она родственница данского короля. С ней свита, человек десять то ли воинов, то ли охотников.

«Что за чушь, какие женщины, да еще королевских кровей, в этой глуши? Колбьерн что-то напутал», - думал Троггвасон, поспешно одеваясь.

Спустившись с драккара, конунг увидел, как викинги взяли в кольцо десяток невесть откуда взявшихся всадников на добротных лошадях гнедой масти. Прибывшие даны были одеты в легкие кожаные доспехи, вооружены луками и длинными кинжалами. Их госпожа, молодая девушка лет двадцати пяти, спокойно стояла под секирами и мечами людей Троггвасона. Спешившись, она держала руку на гриве своего коня - это обстоятельство указало Олафу, что Колбьерн, скорее всего, не ошибся: лошади в Дании были наперечет, позволить их себе могли только король, его родичи и придворные. Кроме того, на поясе девушки висел посеребрённый охотничий рог — признак знатности рода.

Троггвасон разглядывал гостью: высокая, всего на полголовы ниже него, с тонкой гибкой фигурой, мягкими чертами лица и выразительными серыми глазами. Одеждой ей служило традиционное платье данов — темно-бордового цвета, глухое до пят. Конунг отметил, что длинные ярко-рыжие волосы незнакомки не заплетены — стало быть, не замужем, или вдова. Угадав в Олафе вождя, девушка бесстрашно направилась к нему через толпу викингов, которые поневоле расступились перед ней.

- Кто ты, и что делаешь в этих краях? - спросил Олаф. Девушка улыбнулась и заговорила на данском наречии, обнажив безупречно ровные зубы:

- Мое имя - Тира, я младшая сестра короля Свена, который известен у вас под именем Вилобородый. А второй вопрос скорее я должна задать тебе, конунг Олаф. Я охочусь со своими людьми во владениях брата. Какие ветра занесли сюда тебя?

- Мы попали в шторм и укрылись в бухте, - ответил Троггвасон. Это была правда, хоть и не вся. - Но я всегда думал, что особе из королевской семьи больше подходит...

- Сидеть во дворце, лить слезы тоски и ждать женихов? - рассмеялась Тира. - В наше время хорошие мужья на дороге не валяются, Олаф! Почему бы самой не отправиться на поиски?

- Однако тебе не так мало лет. Никто не попал в силки? - подколол Троггвасон.

- Меня просватали за храброго Стирбьерна, правившего Свеей еще до нынешних королей. Я в то время была ребенком, так и не увидела его — он погиб в битве много лет назад, - печально сказала Тира, а потом вдруг лукаво глянула на Олафа: - Ты ведь плыл к свейской королеве, конунг? Тогда ты нашел то, что искал!

- Всё-то ты знаешь. Скажи честно: следила за мной?

Тира слегка покраснела.

- Брат знал о твоем посольстве в Свею, Олаф. Он предвидел, что бури могут принести твой корабль к нашим берегам. А мне стало любопытно... Взглянуть на того самого конунга. Дозорные видели, как вы причалили здесь, и я решила навестить тебя. Свену известно, где я, он прибудет сюда через пару дней. Ты позволишь мне остаться и подождать его?

Теперь уже Троггвасон почувствовал, как у него, точно у мальчишки, запылали уши. Тира была действительно хороша собой, Олаф тайком любовался ею: ему очень не хотелось, чтобы это чудесное видение исчезло. Но конунга одолевали сомнения: даны поддерживают мятежного Эйрика, не лучше ли побыстрее убраться из их страны? Правда, «Великий Змей» нуждается в починке, а девушка, кажется, говорит искренне...

- Я подожду твоего брата, Тира. Тебя я стеснять не вправе — располагайся, где хочешь. Можно задать тебе еще один вопрос?

- Да, благодарю тебя!

- Ты говоришь о хороших мужьях, а как насчет хороших жен? На что ты готова ради своего мужчины?

- На что угодно, Олаф, - почти прошептала Тира, опустив глаза.

- Даже если вы из разных стран, разных обычаев, разной... Веры? - последнее слово далось конунгу с заметным трудом, но девушка не промедлила с ответом.

- Данская женщина — правая рука мужа, конунг. Пусть весь мир восстанет против него, она будет стоять рядом и подавать стрелы, - твёрдо сказала она.