Что ж, от Вакансии на девушку остался последний готовый кусок и придётся приниматься за работу, одна готовая история оказалась далеко не готовой и её придётся заново переделывать, а тут ещё и мне что-то ударило в голову и после пересмотра фильма "300 спартанцев" мне жуть как захотелось сделать книгу по этому фильму. Как оказалось, это называется новеллизация.

Нет, ну разумеется всё было не так спонтанно. Во время просмотра я часто ловил себя на мысли, что описываю в голове происходящие события, дополняя их фразами персонажей и добавляя новые детали. Работу я начал вчера и пока что готово всё от начала и вплоть до возвращения Леонида после встречи с волком. Гипотетически, всё выложенное на пикабу является фанатским или личным творчеством, так что авторские права здесь меня душить не должны.

В общем, это пересказ фильма "300 спартанцев" с точки зрения человека прочитавшего комикс Френка Миллера и обычно пишущего романтические истории на троечку. Посмотрим, что получится(͡° ͜ʖ ͡°). Приятного прочтения.

Гром. Коричневые тучи заволокли небо и отправляли на землю бесконечные потоки ветров наполненных пылью. У обрыва скалы стояли двое. Женщина одетая в хитон была стройна и красива, как и подобает спартанской царице, и слегка нервно перебирала пальцы. Ближе к краю стоял старик и держал в руке младенца, всего пару часов назад выползшего на столь немилый сегодня дневной свет.

Каждый раз, когда в Спарте рождался мальчик, его очень внимательно осматривали. Если ребёнок был слишком мал, тщудешен, болен или уродлив, от него избавлялись, без тени сожалений сбрасывая в ущелье, где его кости присоединялись к бесчисленному множеству костей, принадлежащих таким же как он детям, которым не повезло не попасть под жёсткие Лаконийские стандарты. Это жестоко, но таков закон.

Сильные же, становились достойны жизни, и едва встав на ноги, принимали крещение в безжалостных сражениях, призванных подготовить их к дальнейшим ещё более жёстким испытаниям.

Двор царского дома был засыпан белым песком. Он смягчал падение, но также прилипал к ногам. Отвлекал на себя внимание. Здесь готовились лидеры спартанских воинов. Его отец, отец его отца и отец отца его отца принимали здесь бой с противником, во много раз превосходящим их. Победа не есть цель здесь, ибо тут юношей ставили на место, пока лишь по колени опуская их в пучину боли и смирения.

Маленький худощавый мальчик до побеления сжимал в руках рукоятку стального меча. Его движения грубы. Его удары упираются в меч стража так и не достигнув цели в виде его плоти.

В один момент, страж выбивает оружие из рук мальчика. Будущий царь допустил ошибку. Кулак высокого загорелого мужчины безжалостно сминает левую щёку парня, откидывая того в сторону. Белая бледная плоть сначала розовеет, потом багровеет и в конце-концов принимает тёмно-фиолетовый оттенок. Ему ужасно больно и лишь жажда жизни и гнев позволяют ему встать на ноги.

Страж приближается. Несмотря на то, что перед ним царский сын, его рука не дрогнет и он не поскупится на любые истязания, если это сделает из мальчика настоящего мужчину. Здесь, в Спарте, в самом сердце Лаконии, нет места жалости и все это знают. То, что происходит сейчас, всего лишь разминка по сравнению с тем, что ждёт эту душу в дальнейшем.

Мальчик стоит ровно напротив стража и с ненавистью смотрит тому в глаза. Из его губы течёт багровая кровь, которая тут же убирается рукой. За всем этим наблюдает мать мальчика. Её сердце дрожит, но она прекрасно понимает, что только так её сын может стать достойным царём, пройдя тот же путь, что проходит каждый Лаконийский мальчик. Мужчина подходит ближе. Он заносит руку в замахе, готовый нанести удар, но тут мальчик кувыркается вбок. Песок прилипает к его спине, но он достигает своей цели на краю площадки. Меч снова в его руках, и он готов применить его вновь, снова и снова, получая в ответ тяжёлые удары и закаляясь от них, как закаляется металл от ударов кузнецкого молота.

Так тренируют в Спарте. Учат никогда не отступать, никогда не сдаваться. Мальчику внушают, что смерть на поле боя во имя родины-высшая слава, которой он может добиться в этой жизни. Его учат уважать воинское дело, уважать щит и меч, уважать силу и учат эту силу проявлять, никогда не страшась и никогда не падая духом. Но эти тренировки не вечны. В возрасте семи лет, как это было принято, мальчика забирали у матери и погружали в мир насилия, на этот раз целиком.

Однако это не просто жестокие тренировки. Трёхсотлетняя история военного государства Лакония выработала особую систему воспитания самых лучших и бесстрашных воинов, которых когда-либо видел мир. Эта система называлась "Агогэ". По этой системе, детей заставляли постоянно драться, страдать от голода, воровать, а ,если нужно, то и убивать. Воспитанников привязывали за руки и за ноги к столбу и нещадно били палками и плетьми, от чего кожа их навсегда теряла детскую белизну и покрывалась первыми шрамами. Это было нужно для того, чтобы научить их скрывать свою боль, напрочь забывая о жалости к себе и уже тогда к противнику. Не слишком разнообразная едва выдавалась малыми порциями, позволяя утолить голод, но никогда не давая насытиться и уж тем более наедаться до отвала. Подобный скудный рацион побуждал детей сбегать из лагерей к городу, чтобы украсть пищу. Воспитателям было известно о подобных вылазках, однако они не противились им, ибо так дети вырабатывали умение скрываться в тенях и добывать себе пищу с помощью ловкости и хитрости, но если ребёнок попадался на краже, его привязывали в самом центре лагеря и показательно избивали. Дети не переставали воровать пищу после этого, однако им становилась ясна мера наказания. Жестокая мера, которой они должны были любой ценой избежать.

Царский сын тренировался жёстче остальных воспитанников. Выгнанный на несколько лет из дома, он бродил по холодным зимним лесам ужасно далеко от спарты. Ужасно далеко от дома. Желание вернуться и выжить побуждало его противопоставлять свой ум, силу и волю непредсказуемому натиску дикой природы. Он замерзал, но не мог остаться надолго в тёплой пещере у разведённого костра. Он голодал и поэтому вышел на охоту. Это ещё один обряд его посвящения. Его дикое время, пережив которое он должен был вернуться в отчий дом истинным спартанцем, либо же не вернуться вовсе.

Вдруг, уши юноши расслышали среди лесных шумов низкий и громкий рёв. Его глаза, уже привыкшие к темноте, обернулись к деревьям. Дикий волк приближался к нему, заставляя проламывающийся под лапами снег, хрустеть и рыча в своей животной ненависти ко всему живому, но куда сильнее, к своему голоду. Это хорошо. Зверь приближался к мальчику, обходил его по кругу, принюхиваясь, чтобы уловить запах страха. Запах пищи. Волк не нападает, лишь начинает рычать громче, запугивая сжимающего в руках пику мальчика. Когти его чёрный металл, шерсть его тёмная ночь, а глаза пылают красным огнём, куда более ярким и живым, чем самый большой костёр.

Мальчик слегка повернул голову влево. Позади него было небольшое ущелье между двумя скалами. В его голове сформировался чёткий план. Никаких слёз, никакой жалости, никакого страха. С холодным, как окружающая его зима, спокойствием, юноша повернулся к зверю спиной и направился в щель между гигантскими камнями. Ветер завывал в горной расселине, качая высокие сосны. Хлопья снега многотысячной армией прилипали к коже мальчика и таяли на ней, оставляя капли воды. Зверь радуется, он уверен в себе. По его клыкам стекает слюна, а сам он с огромным удовольствием представляет, какой вкусный ужин предстоит ему провести. И этот самый ужин буквально перед ним, подставляет спину, так и маня голодное животное разорвать его на куски.

И вот, волк совершает ошибку. Он разгоняется и совершает прыжок, но застрявает между скалами. Голод и предвкушение предстоящей расправы затуманили его разум, так что он даже не заметил, как позволил загнать себя в ловушку. Оказавшийся в западне хищник, начинает жалостно выть. Даже так он не прекращает попыток добраться зубами и когтями до лица мальчика, но он опоздал и теперь ему уже не вырваться из капкана неумолимых и недвижимых скал. Мальчик оказался умнее. Он позволяет себе чуть-чуть обрадоваться победе, однако осталось добить зверя, а после достать тело из прохода и отнести обратно в пещеру. Ему нужно убить его и он сделает это без колебаний. В нём нет страха, лишь обострились все чувства. Юноша поднял своё копьё над головой. Его рука крепка. Его движения безошибочны и отработаны долгими тренировками, успешно проведёнными в аналогичных ситуациях. Острие заточенной палки, оказывается не хуже металлического наконечника копья и подобно убийству соломенных манекенов, с лёгкостью протыкает пасть зверя. Волк затихает и перестаёт издавать звуки, лишь хрипя и дёргаясь в предсмертной агонии. Ещё одну ночь пережил мальчик. На ещё одну ночь он стал ближе к возвращению.

Всем привет! Знаете, я люблю фантастику, но при этом не люблю официальные новеллизации. Ведь это зачастую плохо написанные произведения, которые делаются с одной-единственной целью — продать то же самое ещё раз. Причём в 99% случаев это хуже, чем ремейки и ремастеры, там хоть что-то меняют. Но вот однажды...

Однажды вечером я искал, что бы почитать. В частности, рыскал, что новенького есть в Питера Уоттса, у которого на тот момент я прочёл "Ложную слепоту", "Эхопраксию" и рассказы. Каково же было моё удивление, когда я наткнулся на "Crysis. Легион". В саму игру я играл, хотя и давно. Не скажу, что она запомнилась слишком уж сильно. Скорее — как "так себе сиквел" известного игрового бенчмарка начала 2000-х :) Но любопытство пересилило, и, честно купив скачав книгу, я приступил к чтению.

Первая реакция была примерно такой:

Ведь надо учесть, что игра на тот момент подзабылась, мощного компа не было, проходить её YouTube было лень. Так что пришлось восстанавливать сюжет по памяти и фанатским вики. И где-то во второй половине оно попёрло! Ну, где начинаются пояснения о цефах, их возможных планах и так далее.

Прочитал. Отложил. Подумал. Вернулся. Перечитал. И оно таки зашло!

Пересказывать сюжет нет смысла — кто играл, знает его и так. Куда интереснее то, чего не было в игре. А там такого куча. Это и мысли Алькатраса, и его монологи, адресованные Роджеру (офицер, который проводит допрос), и выступление Локхарда перед сенаторами, и различные отчёты, и даже эпизод с использованием трупов в качестве "топлива" для нанокостюма.

А самый прикол, что в новеллизации коридорного шутера нет, собственно, самого шутера. Нет оружейного порно, описаний очередной-мега-толстой-пушки на три страницы и всего этого, что любят молодые и перспективные авторы. Боевые моменты поданы скупо и без живописаний, зато мысли, эмоции, реакции - с размахом. И это странно, ведь шутер же! Похоже, писатель таки уделал старину Кармака — в шутане может быть сюжет, и весьма неплохой. В общем, советую прочитать.

К слову, изначально сценарий Crysis 2 и должен был писать Уоттс. Но после его проблем с полицией в США, дело отдали Ричарду Моргану. Однако новеллизацию он всё-таки написал.

ЗЫ

БМ ругался только на мем.

Собрался с духом, вспомнил юность, перепрошёл первую часть культовой игры и решил (попробовать, по крайней мере) сделать новеллизацию культовой саги о Максе Пэйне. Пролог уже можно невозбранно заценить тут: https://litnet.com/account/books/view?id=75027

Одна из банок была мятая, но еда есть еда. В последнее время люди нос от зажаренных крыс не воротят – а уж пять банок тушенки (одна мятая) – королевский подарок. Молчун хмыкнул, скинул с плеча вещмешок и начал собирать находки. Рядом, на соседней полке нашлись заплесневелые галеты, целлофан давно прогрызли крысы. Мария, стоявшая поодаль, проследила взгляд Молчуна, поморщилась и помотала головой. Галеты он брать не стал.

Супермаркет, точнее его огромный остов, с окнами, разбитые стекла которых напоминали зев гигантской головы ободранного – словно распахнул все свои поры, чтобы каждый мог увидеть, что творится внутри. Полки давно уже были повалены, кое-где на стенах пробивалась мелкая растительность – природа начала отбирать свое обратно.

Мария, на всякий случай, сняла предохранитель с М-16, оглянулась, сплюнула. Молчун закончил упаковывать припасы, встал, надел вещмешок, поправил плечами, проверяя – удобно ли будет идти и не стеснит ли груз движений, – и пошел на выход.

По привычке – один осматривает, второй проходит, один осматривает, второй проходит. Она не могла вспомнить – когда это превратилось в привычку. Всего год назад в этих местах еще кипела жизнь – люди спешили по улицам – кто на работу, кто на деловую встречу, кто на свидание. Теперь же, в лучшем случае, в переулках можно было встретить боязливо сношающихся собак, да и те, при виде первой же опасности, разбегались в цели, словно тараканы – не издавая не единого звука. Ободранные всех научили вести себя тихо.

Кто – то, в самом начале пандемии, с легкой руки дал этим тварям имя. Имя прилипло намертво. Мария, кстати, считала, что совершенно справедливо. Ободранные выглядели так, словно их долго и старательно жарили на углях, потом – зачем-то одевали в рванье, и выпускали на охоту за людьми. Разумеется, Мария понимала, что внешний вид этих тварей всего лишь последствия болезни. Кожа лоскутами отваливалась от тела всего в течении двух-трех дней, потом все тело превращалось в огромную рану. В первые дни ободранных вывозили на скорых, припечатывая ремнями к носилкам – до тех пор, пока один из них не смог вывернуться, и укусить санитара. На глазах у коллег несчастного скрутило, несколько раз стошнило пеной с кровью, а через пару минут – он встал, смотря на мир уже совершенно другими глазами – белесыми, без зрачков - обнюхал все вокруг – на это ушло доли секунды, и кинулся на бывших товарищей по бинту и скальпелю. Уже никто не выяснял – убить он хотел или сожрать – водитель скорой проломил голову вновь обратившегося монтировкой, пока заботливый гражданин фиксировал происходящее на мобильный телефон.

Этот ролик облетел все социальные сети в течении часа. Часа, однако, не хватило, чтобы мир смог понять, что прежним он не будет уже никогда. Разумных людей хватало – они концентрировали запасы продовольствия, окружали районы баррикадами – силовики пытались успокоить всех, заверяя с экранов все еще работающих телевизоров и компьютерных мониторов, что «ситуация под контролем». Но шаг в бездну уже был сделан. Да и на шаг он не был похож – скорее на прыжок. Церковь всерьез заявила о пришествии сатаны и Армагеддоне – зато теперь уверенно, чуть ли не радуясь. Священники абсолютно всех конфессий наперебой предлагали причаститься перед страшным судом – в дело ввязались даже буддисты. Правда, мзду за причащение просили уже не ставшей теперь бесполезной бумагой, на которую раньше можно было купить беззаботное времяпрепровождение – а вполне конкретными вещами: консервами, патронами, женщинами. Как плата последними за чистоту перед богами укладывалась в головах торговцев индульгенциями – уже никто не спрашивал. Экономика опять становилась натуральной. В кредит никто не давал. Правда, индульгенции перестали волновать кого-то меньше, чем через месяц, поскольку жить всем хотелось на этом свете, настоящем, а не обещанном. И почти все понимали – жить осталось не так уж и долго. Потому что мир продолжал лететь в бездну, набирая скорость.

Ободранных отстреливали, вешали, жгли – все без толку. Это были не зомби из дешевых голливудских ужастиков, которые медленно шли на предполагаемую жертву, громко заявляя утробным рычанием о своем присутствии – и позволяя уничтожить себя чуть ли не голыми руками. Это были звери, которые, убивали быстро, без тени пощады, передвигаясь с такой скоростью, что не было понятно, как тело, бывшее человеком – на такое вообще способно. Их нельзя было уговорить, прикормить, приручить. Выбор был прост – либо ты их, либо они тебя.

Бездна была уже перед лицом. Миру оставалось со всей силы шлепнуться о ее сухое и острое дно и, разметавшись миллиардами ошметков бетона, стекла и крови, замереть в причудливой позе. Навсегда.

Мария, очнулась от своих мыслей, заметив Молчуна. Тот стоял, не шевелясь, но и не поднимая оружие. Он словно прощупывал взглядом дорогу, прислушивался к звукам, которые приносил легкий августовский полуденный ветерок.

-Прости, я задумалась.

Молчун, повернулся к ней на долю секунды, и по одному его взгляду стало понятно, что он думает о ее размышлениях, вместо того, чтобы внимательно смотреть за дорогой и по сторонам. «Как гимназистка нетраханая», - подумала про себя Мария, и ей почему-то стало смешно. Действительно – ошибка новичка – витать в облаках во время рейда. Если в лагере еще можно было позволить себе расслабиться хоть на немного – то на марш-броске – это равнялось смерти.

Когда группа была большой – Артур – негласный лидер лагеря – отправлял в рейды за припасами человек по десять. Спустя некоторое время стало понятно, что маленькие группы действуют более эффективно, хотя и приносят меньше. Толпу в десяток человек обнаружить было гораздо легче, чем двоих. Учитывая, что многие на тот момент еще были совсем неоперившимися в искусстве разведки и перестрелок – хотя ситуация заставляла учиться очень быстро – состав группы редел с неприятной быстротой. Артур оставлял новичков в лагере, быстро и жестоко воспитывая из них метких и осторожных убийц.

Молчун прекратил свое импровизированное «сканирование» так же внезапно, как и начал. Не совершая ни одного лишнего движения – достал карту, жестом подозвал Марию, ткнул в потрепанный кусочек бумаги, заботливо укутанный в полиэтилен офисного «файла». Супермаркет и аптеку они оставили позади – предстояло наведаться еще в три места – многоэтажная стоянка – в поисках бензина; огромный бутик одежды – Артур вспомнил, что раньше там был неприметный отдел с амуницией – вдруг пропустили. В нем продавались ножи и арбалеты. Кот, которого хлебом было не корми – дай поспорить с Артуром – предложил сразу принести всем па арбалету, так как оружие тихое и удобное. Мария вспомнила, что Артур с Котом чуть не подрались тогда:

- На ободранных с арбалетом?! А чего не с вилами сразу?

-Чего ты бесишься, придурок? Арбалет тихий – овцу пробивает насквозь. Если композитный какой-нибудь найти…

-А тетиву девкам, кто натягивать будет? Ты? Стрелы, когда кончаться – ты их будешь искать?

Мария понимала, что Артур прав. Кот был честным – но понятиям того, прошлого мира, пытался решать все по справедливости, которой уже давно никто не пользовался – и в последнее время, видимо, сам того не замечая, начинал понемногу сдвигать Артура с места безусловного лидера лагеря. Артуру такой расклад событий, разумеется, интересен не был.

Последним маркером на карте была покинутая военная часть – она стояла удаленно от дороги в лесу. Раньше там был то ли какой-то узел связи, то ли охраняемый участок дороги – Артур указал, перед операцией, что как минимум КХО* должна была сохраниться. В первую очередь желающие поживиться снаряжением и оружием все-таки лезли на большие военные склады, где военная охрана - если присутствовала – быстро и без предупреждения навсегда отбивала у этих халявщиков желание соваться куда-либо – энергичными оплеухами из свинца в голову и другие части тела. Доходчивее и быть не могло. Поэтому в первую очередь Артур старался вытащить из памяти местонахождения небольших военных узлов и соединений, где могло остаться нетронутое оружие.

-Стоянку и одежду пропускаем. Не успеем к закату. – вдруг выдал Молчун и, уже на ходу поправив ремень на плече автомата, пошел вперед. Мария пару секунд стояла немного ошарашенная – последние слова от Молчуна она слышала примерно с месяц назад. После тяжелого рейда, в котором потеряли человек восемь и Артур выдал оставшимся – ей, Молчуну и Чену – то ли китайцу, то ли корейцу (азиат старательно избегал разговоров о своем происхождении, чем-то походя в этом на Молчуна) – по зазеленевшей уже двухстаграммовой банке со спиртом. Чен ушел к себе, оставив банку Молчуну. Напарник забился в угол, открыл сначала первую банку, выпил ее, не закусывая, пока Мария пыталась запить обжигающий спирт водой и глотала собственные слезы – и от того, что произошло накануне и от вкуса спирта – затем также вторую. Словно и не чувствовал ничего. Потом поднялся, подошел и сел рядом. Молвил короткое:

-Хочу.

А дальше она помнила только, как быстро опьянела и через секунду понимала, что и сама давно хотела. И что кусочек прежней жизни, хоть на секунду, да и вернулся к ней. Словно мир вдруг передумал – не надолго, только на час – лететь в пропасть. Но это был ее час.

Мария вздрогнула от собственных мыслей – и поспешила за Молчуном, который четко отмеривал расстояние шагами.