Сборник новелл "Петербургские совести", №4
Мужчина был среднего роста, лысенький, с короткой неопрятной щетиной. Пальто тёмно-серого цвета жутко засалилось на локтях и в районе манжет, жирный лоск этих мест отвратительно играл на солнце, переливаясь по всему рукаву. Шляпа-котелок тоже являла собой потрёпанный кусок фетра, местами сильно протёршийся. Грязно-синие джинсы, не стиранные с момента покупки, дополняли неприглядный образ.
Он подошёл к ожидающей его женщине и тихонько кашлянул. Та, завидев его, поморщилась и осторожно произнесла:
– Как ты себя запустил…
Она осмотрела его хорошенько, с лёгкостью и досадой уличив, по привычке, в подпитии, выражавшемся в излишнем блаженстве взгляда и глуповато приоткрывающейся улыбке. «Даже сейчас не смог прийти трезвым…», пронеслось в голове её. Сама она подготовилась к встрече, хоть и специально не наряжаясь. Маленький чёрный рюкзак отправился за спину, на лёгкий тёмно-синий пуховик весеннего типа, под который обычно носят лёгкую кофточку. Длинная чёрная юбка и того же цвета сапожки элегантно подчёркивали женственность движений. Макияжа практически не было: «И не нужно, конечно! Это не праздник, это… наоборот. Какой тут макияж?»
– Я… Может и да, – несвязно поддакнул мужчина, но тут же, как будто опомнившись, замельтешил перед женщиной, вызывая у неё сильное раздражение. – Я, вот, собственно, специально себя так вот держу, как есть. Ты чтоб видела, что делаешь со мною. А то больно тебе наверно сладко живётся, без видения-то, хи-хи.
Мужчина сально хихикал и совершенно неуместно подмигивал, довольно легко обнаруживая за своей напускной весёлостью мощнейшее напряжение.
– Зачем ты пил? – спросила женщина его, перетерпев этот выпад.
– В тех же, милочка, целях. Тебе ж кажется, что ты честно и правильно всё сделала, да вот только не видишь ты, когда ты где-то там… утешаешься… что со мной происходит, а я тебе р-раз, и всё как есть показал, ну не чудесно ли? – он лучезарно глядел на визави, в совершеннейшем восторге от её брезгливых подёргиваний. – Вижу, вижу, что мерзок! Так на то и расчёт, чтобы ты уж не сомневалась больше, идти или не идти.
– Кто ж тебе сказал, что я сомневаюсь? – мрачно заметила она.
– Слухами земля полнится… – мужчина глубокомысленно поднял грязный палец с длинным грязным ногтем. – Ты, вот, даже и не подозреваешь, насколько я знаю мысли твои. И единственно для твоего же блага пришёл в столь непотребном виде, честное слово.
Женщина тяжело вздохнула, посмотрела время на своих наручных часах, и вопросительно взглянула на мужчину.
– Мы будем всё обговаривать тут, на мосту, или всё же зайдём куда-то? – уточнила она без энтузиазма.
– Зайдём, милая, зайдём! Не переживай. Тут вот, рядышком, есть местечко замечательное, я, собственно, там и… – он вновь пошленько подмигнул, вызвав приступ отвращения у женщины. – Так что там самое место для таких дел, мне кажется. Как говорится, низкому делу – низкое место…
– Во-первых, – вспыхнула женщина, не выдержав последнего пассажа, – кем так говорится?! Первый раз такую чушь слышу. Во-вторых, следи за языком. Низкое дело, понимаешь ли…
– Виноват, виноват, дражайшая моя. Это я действительно зря. Ну что ж, снимаю шляпу, – он и вправду снял свой котелок, – и посыпаю, посыпаю голову пеплом! Я ничтожен, я дерзок и вечно неправ.
– Бросай свой цирк, пожалуйста, иначе мы не поговорим сегодня, – брезгливо сказала она.
– Ах, ну да, ну да… Ладно.
Он вдруг как будто взял себя в руки и совсем перестал паясничать. Путь не занял много времени, кафе было на Невском, в подвале одного из фасадных домов. Собственно, и не кафе, а что-то вроде столовой с функциями разливайки. Женщина в очередной раз поморщилась от брезгливости, но сочла бессмысленными теоретические попытки добиться смены места. Так что они сели за стол в углу большого зала, негусто заполненного людьми. В основном тут был такой же по уровню опустившийся народ, как её нынешний… бывший… словом, собеседник. Сидели так же и несколько узбеков, как всегда кучно, громко обсуждавших что-то на своём языке. Пошлая зеркальная барная стойка не выглядела бы такой мучительно безвкусной, если б не украшавшие её какие-то псевдо-охотничьи трофеи: рога, чьи-то копытные ноги, какой-то хвост…
Стол, за который они сели, был плохо убран, женщина смогла различить обед предыдущего гостя. Совершенно точно он ел борщ с хлебом: пятна и крошки доказывали неопровержимость этого утверждения. Напитком же был какой-то морс, оставшийся в виде круглого следа на жирной и уже давно не прозрачной клеёнке. Она хотела было кликнуть уборщика, но к ним подошёл официант с дурно пахнущей тряпкой и вытер стол, оставив его в сомнительной и крайне относительной чистоте. Молодой человек азиатской наружности улыбнулся мужчине, как своему знакомому. Может, они и впрямь были знакомы, а может его насмешило столь точное соответствие и несоответствие этих гостей с духом заведения. Он положил два ламинированных меню с загнутыми и истрескавшимися углами и вежливо удалился на несколько минут.
– Нравится, нравится местечко? – вновь восторженно пустился хихикать и подмигивать мужчина.
– Мне нужно отвечать? – подняла бровь женщина.
– Нет, милая. И так вижу, что ты в восторге! Как, кстати, поживаешь? Я так рад был тебя видеть, что совершенно забыл спросить как же у тебя дела! Впрочем… впрочем можешь не отвечать! Сам, сам всё знаю, как прозорливец, как Нострадамус, как… ну, мало ли было этих предсказамусов!
У женщины невольно пробежала улыбка от замшелого каламбура. В оправдание можно сказать, что она его слышала впервые. Естественно, эта мимическая секунда не осталась незамеченной, укрепив восторг мужчины.
– Вот ты и смеёшься! Ну, значит, всё у тебя неплохо, как я и надеялся, как я верил, как я ждал! Ура, да и только. Я, знаешь… много думал, – он внезапно вмиг стал серьёзен и бросил все свои ужимки, – думал, как же это так вышло… И я… Пришёл к неутешительным выводам, которые, конечно, конечно сегодня озвучу. Я бы хотел сегодня финального, решительного разговора, такого, чтоб вопросов уже не было друг к другу. И мне кажется, что…
– Будете что-то заказывать? – подошёл вновь официант.
– Мне двести водочки и тарелку борща, а даме… – мужчина так же легко вернулся в своё шутливое состояние, – даме, пожалуй, я хочу предложить особое блюдо, которое здесь готовят… ой, как, как же тут его делают! Пальчики оближешь! Ты будешь, голубка моя, есть?
– Я, если честно, не голодна, – негромко процедила «голубка».
– Ну, ну-у-у… Расстраиваешь меня. Девушка не в духе, – обратился он к официанту и фамильярно подмигнул, получив в ответ безразличную улыбку. – Ну может хоть возьмёшь что-то попить? Нельзя ж так, нельзя без всего сидеть, обижаешь владельцев!
– Чай, пожалуйста… – обратилась женщина в обход болтуна к официанту.
– Чёрный, зелёный, чабрец…
– Зелёный чай с двумя с половиной ложками сахара! – выпалил мужчина и сам устыдился этого своего выпада.
Официант вопросительно взглянул на женщину. Та молча кивнула и закрыла лицо руками, пытаясь ментально отгородиться от окружающего её душевного и визуального смрада. Молодой человек забрал листочки, к которым даже не притронулись, и ушёл в сторону кухни, оставив пару наедине.
– Так… что ты хотел сказать? Что тебе кажется? – спросила женщина после продолжительного молчания, отняв руки от головы.
– В общем-то, золотая моя, я хотел только то сказать, что понимаю тебя в полной мере. Ну, как могу понять, допустим, какую-то историю или байку. Не на личном уровне, но, так сказать, на общечеловеческом…
Мужчина откинулся на стуле и облокотился рукой на его спинку. Слова он проговаривал как-то нарочито медленно и растянуто, всё глядел в потолок, изредка косо поглядывая на реакцию собеседницы.
– Мне совершенно, совершенно понятно, как тут всё случилось, если брать только факты, – продолжал он. – Ты хотела большего, ты хотела лучшего, а я… Ну, что я? Я жалок, уже не молод и не перспективен, что греха таить! Но вот только понять не могу одной маленькой, совсем-таки ничтожной детальки…
Он опустил глаза и с недобрым прищуром посмотрел на женщину. Та даже вздрогнула от этого резкого взгляда.
– Какой… детальки? – спросила она.
– Да такой… что ты обещала быть со мной всегда! – внезапно вскричал визгливо мужчина, ударив ладонью по столу.
В кафе на секунду стало очень тихо, как всегда становится при подобных ситуациях. Люди оборачиваются на источник шума, отрываясь от своих дел, от разговоров, не понимая, что произошло. Узбеки, сидящие в противоположном углу, так были ошарашены, что всеми своими двенадцатью парами глаз уставились на мужчину, распалённого и ничуть не стыдящегося своего крика. Другие случайные гости, включая нескольких разрозненных мужчин, рассаженных по одному, совсем на секунду оторвались от трапезы, но, поглядев на внешний вид кричавшего, сделали понимающий вид и занялись вновь своими тарелками. Были и те, кто решил немного подслушать.
Мужчина наслаждался своей выходкой. Он, откровенно говоря, выдумал её сегодня утром, когда здесь же «подготавливался» к встрече, в красках представляя реакцию окружающих, реакцию этой… женщины. Но, вырвавшись из самоудовлетворительных размышлений и рассмотрев как следует эту самую женщину, он не смог прочитать столь желанного страха или напряжения. Там чернело жгучее презрение, ничем толком и не прикрытое.
– Ты для этого меня привёл сюда? Чтобы психовать и столы ломать? – яростно прошипела она.
– А что, не понравилось, милая моя? – снова занял шутливое положение мужчина. – А я так старался, выдумывал этот манёвр, думал, что сражу тебя наповал, хи-хи. Ну, раз уж так, раз уж не случилось, то наверно и не случится ничего подобного больше, можешь спокойна быть. Я только сказать хотел, что очень ты зря от еды тут отказываешься, кухня изумительная, ты когда такую ещё попробуешь…
– Да уж наверно попробую не хуже, – сказала женщина, вновь закрывая лицо руками.
– А ты не прячь личико, не прячь! Что ж ты так не хочешь глядеть на меня? Я вот открыт, полностью открыт, ну просто книга, если можно так выразиться. Хочешь – читай, хочешь – сожги, хочешь – подотрись в момент острой нужды. Может хоть для этого нужен я могу тебе быть теперь? Что скажешь?
Женщина ничего не сказала. Она молчаливо выносила эту тираду, ведь это был финальный рубеж, за которым её ждала долгожданная свобода.
– Молчишь… Ну, молчи. В конце концов, я ведь имею полное право говорить всё, что хочу, не так ли, милочка моя? Или ты так не считаешь? Впрочем, ответа всё равно я не дождусь… Так что приступлю, пожалуй, к делу… Слышишь?
Он поднял голос, и женщина вновь начала смотреть на него, надеясь поскорее пережить это безобразие. Ей было тошно от собеседника, от места, да и в целом, даже на физическом уровне она ощущала тошноту. Сладковатый запах грязной тряпки, оставшийся на столе, противный гомон узбеков… Место хуже придумать было тяжело, разве только в каком-то совсем уж притоне встречаться для обсуждения. И ей стало так… обидно. Обидно, что даже сейчас, при расставании, он не мог выбрать место поприличнее, не мог взять себя в руки. Не то чтобы это что-то поменяло, но даже попытку она бы оценила очень тепло и близко к сердцу, сейчас же ей лишь проще было ожесточиться, чего она категорически не хотела.
– Я слышу тебя… Что ты хочешь? – тихо произнесла она.
– Самую малость, сущий пустяк. Просто чтобы ты вернулась, – он лукаво улыбнулся, обнажив гниловатые зубы.
– Ты сам прекрасно знаешь, что этого не произойдёт… Зачем ты мучаешь меня? Зачем пригласил на встречу?
– Да чтоб я знал, голубушка, зачем… Тебя чтобы повидать, наверно. Несладко-таки живётся, – все слова мужчины сочились сарказмом, словно ром-баба сиропом.
– Ты сам всё довёл до такого состояния.
– О, конечно, конечно. Стыд мне и позор! О, сколь я низок! Это же так грешно – быть не очень богатым, быть честным и быть просто обычным человеком… Каюсь, каюсь, посыпаю голову пеплом.
– Ты можешь устраивать клоунаду сколько тебе хочется, меня это не задевает, – женщина смело посмотрела на собеседника и поджала губы. – Ты жалок и мерзок.
– Воистину всё так… Верно говоришь, жалок и мерзок, нищ и убог есмь аз! Впрочем, это из другой оперы… Ты, кстати, слушаешь оперы в последнее время?
– К чему этот вопрос?
– Просто интересуюсь, какой досуг у тебя нынче. Раньше-то помнишь, как ходили мы с тобой? В две тысячи…
– Абсолютно не важно, что было раньше. Мы здесь не за этим, – строго пресекла женщина романтически-задумчивое настроение собеседника.
На две минуты воцарилась тишина. Разговор катастрофически не клеился, зато принесли чай, выпивку и суп. Борщ был пресно-розовым, но не из-за сметаны. Мяса в нём как будто не было вовсе, зато виднелись залежи капусты и пара-тройка плавающих картофелин. Водку налили в гранёный стакан, что стало ошибкой бармена. Будь она в другой таре, не был бы столь заметен недостаток напитка, но зоркий пьянчуга сразу отметил низкий уровень в стакане, на что и указал официанту.
– Па-а-азвольте, м-ладой человек. Тут явно меньше! Вы недолили!
– Все вопросы в бар, я только ношу, – не глядя буркнул официант, вся его дружелюбность куда-то вмиг испарилась.
– Чего?! Да вас всех вышвырнуть надо отсюда! Дармоеды проклятые!
Мужчина бушевал, было задето святое – чувство справедливости. Он стрелял молниями из глаз, буравил взглядом бармена: «Как, ну как они могли не долить эти десять миллилитров?! Да, я, конечно, часто тут бывал и не оставлял чаевые. Как-то раз я недоплатил за заказ и ушёл. Но неужели меня тут запомнили и теперь решили отомстить? Что за дребедень! Не могло быть такого. Все просто против меня настроены, и бармен, и официант, и эта мерзопакостная дура, которая косилась куда-то под стол!»
Мужчина тоже заглянул туда и увидел, что женщина набирала сообщение в телефоне.
– Кому пишешь, дорогая? – натянул он на себя привычную ухмылку.
– Не твоё дело. И я тебе не дорогая больше, запомни уже наконец…
– Ну, как… Официально пока ещё дорогая. Ты же понимаешь, что без моего согласия ничего не будет, что всё это затянется надо-о-олго…
Ухмылка проскользнула по его лицу. Он упивался собственной властью над уставшей от него женщиной. Ему нравилось видеть, насколько она утомилась, как тяжело ей с ним находиться. Удовольствие приносило ему ощущение безнаказанности и её безропотной покорности. Ему казалось, что он, наконец, вновь владеет ситуацией.
– Да, я понимаю. Ты, конечно, упырь, – мужчина довольно сощурился, услышав такую характеристику, – но от тебя зависит, к сожалению, моя будущая жизнь. Прошу тебя, давай всё решим сейчас спокойно, и разойдёмся как нормальные люди. Зачем ты устраиваешь этот балаган, ведёшь меня в этот гадюшник, орёшь тут на меня… Зачем это всё? Ты хочешь вернуть меня? И ты думаешь, что именно это меня вернёт? Все твои выходки и издевательства? Ты все мозги пропил, в таком случае! Мне мерзко… мерзко тут находиться с тобой, мне отвратительно слушать тебя и дышать этим вонючим воздухом дешёвой забегаловки, пить этот чай, явно уже раз заваренный! Но я сижу, слушаю, дышу и пью. Да, я всё это делаю…
– Для чего? – спросил мужчина негромко. – Уж не потому ли, что мы до сих пор важны друг для друга? Мы столько лет провели под одной крышей. У нас общая память, общая семья, общие знакомые…
– Нет у нас семьи! – перебила его женщина. – Ты разрушил нашу семью! Ты всему виной! Я любила другого человека, я любила не замызганного алкаша. Посмотри, на что ты похож! Одеваешься, как с помойки, пахнешь так же. Как ты хотел меня вернуть, если действительно хотел?
– Я знаю, что ты до сих пор меня любишь. Я убеждён в этом. Любовь не проходит бесследно, не исчезает ни за месяц, ни за пять, ни за пятьсот пять лет. Ты можешь убеждать себя, что это не так, что ты смирилась и забыла, но если человек однажды жил в твоём сердце, то он уже там навсегда. И я знаю, просто знаю, что ты любишь меня. На это я опираюсь, когда зову тебя в кафе. Что ты увидишь, как я низко пал без тебя. Что ты снова меня… спасёшь. Как ты делала уже не раз. Я… я не могу без тебя.
– Ты не понимаешь…– прошептала женщина.
– Нет, подожди! Это ты не понимаешь, – задыхаясь, перебил её мужчина. – Тебе плохо было, конечно, но ты не понимаешь, что такое оказаться совершенно одному. Ты представить даже такого не можешь! У тебя вокруг пташки: подруги, знакомые, родня… И вот ты вечно ими окружена, тебе только свистнуть нужно, и они перед тобой кружатся, кружатся… Вечно шум, вечно переговоры, ты даже сейчас кому-то пишешь. Знаешь, почему я не пишу? Мне некому! И это всё наша с тобой жизнь виновата! Кто мне говорил, что не хватает общего времени? А?! А кто говорил, что я много времени провожу с друзьями? Кто?! Ты, ты всё это говорила, а я, как дурак, слушал! И что теперь? Посмотри, гляди на результат своих трудов: замызганный алкаш. Конечно, тут легко стать таким. От друзей я отстранялся, чтобы тебя не нервировать, языковые курсы и тренировки бросил, чтобы чаще и дольше быть с тобой. И ради чего это всё в итоге? Ради кучи оскорблений? Ради чего я теперь просыпаюсь каждый день с бодуна и молюсь на опохмелку? Скажи мне, что меня вообще держит? Я есть или меня нет – никому нет дела. Я понимаю это, ведь пока я что-то делаю, это никак не влияет ни на одного человека! Проснусь – хорошо, не проснусь – мир не изменится. Поем – буду сытый, не буду есть – никто в мире не скажет мне, что так нельзя!
– Ты сам должен за собой следить, я не нянечка твоя, – презрительно бросила женщина.
– Ты не понимаешь… Тут же дело не в здоровье.
– А в чём же?
– Во влиянии на мир…
– И как же ты влияешь на мир? Тем, что ешь или нет? – женщина поглядела на часы, оставив этот жест незаметным для распалённого мужчины.
– Мир же не только существует тот, что вокруг нас. Каждый человек являет собой целый мир. Я проснусь, и, если рядом со мной человек – я уже влияю на мир этого человека, могу его разбудить, сделать радостным или несчастным. Я живу именно тогда, когда кто-то видит это.
– Что-то вроде солипсизма получается…
– Ну, только обратного. Пока я в изоляции, я не уверен, что…
– Существуешь? – догадалась женщина.
– Да. Именно так. Вот и приходится приходить сюда, и пить, и глядеть на этих опустившихся людей, ведь я только так получаю возможность чувствовать себя хоть сколько-то живым…
– Это всё очень трогательно и замечательно, но нам нужно решить вопрос. Мне через двадцать минут надо уходить.
Мужчину аж передёрнуло от неожиданности. Ужасная обида мелькнула в его пьяненьких глазках. Он раскрыл свою душу, поделился болью последних месяцев, а в ответ получил…
– Почему я должен согласиться на твои требования? – спросил он через минуту или две.
– Что ж… Я не хотела тебе говорить, но приходится. Я беременна. Мне нужны эти деньги, мы хотим переехать, чтобы у ребёнка была своя комната. И я хочу, чтобы ребёнок был рождён уже в браке, это вторая причина, если тебе первой недостаточно.
– Нагуляла-таки, жёнушка… – мужчина ухмыльнулся. – Быстро ж ты! Даже удивительно. И чего ради?
– Я давно хотела ребёнка, но… не от тебя уж точно.
– А говорила ж обратное.
– Это было давно.
– Не суть. Ты ждёшь от меня сантиментов по поводу выблядка? Не дождёшься. Нужны какие-то более серьёзные причины, чтобы всё прошло мирно.
– Скажи, чего ты хочешь?.. – сказала женщина сдавленным голосом, пытаясь подавить приступ ярости, накативший на неё после последних реплик. – Я… я готова пойти уже на уступки, только перестань меня, наконец, мучить, пожалуйста.
– Ого! «Готова пойти на уступки»! Неслыханное благородство от прекрасной дамы. Польщён и о-бла-го-де-тельствован… Вот спасибо, спасибо… Ну, тогда я готов требовать больше, раз ты уступаешь! За мной остаётся вся квартира, а ты получаешь машину, и дело с концом. Всё равно я не вожу сейчас.
– Ты… ты издеваешься? Мне нужны деньги…
– Продашь машину, – пожал мужчина плечами.
– Этого будет мало. Мы должны пополам разделить всё… Так нельзя!
– Мне плевать, можно или нельзя. Я свои условия выставил.
– Вот цена твоей любви… – ненавистно посмотрела женщина в глаза мужчине. – Заливался тут соловьём, а по факту всё готов оставить ради пары миллионов?
– А что, это мало? В моём положении как будто нет, – он поглядел на часы. – У тебя не так много времени осталось, но мы можем встретиться ещё раз, если ты захочешь.
Мужчина приторно улыбнулся. Как же нравилось ему изводить собеседницу. Он физически ощущал её метания, переживания и питался ими, словно хлебом. Она не бросит своего, не согласится на эти очевидно завышенные им требования, и придёт снова. И будет терпеть его балаган. Да, это всё унизительно для него – он шут и паяц, он «замызганный алкаш», вдобавок «жалкий и мерзкий». Но сколь это унизительно для неё! Такой элегантной, красивой, изящной! Такой возвышенной и справедливой. Он знал, что будет ещё одна встреча, и хотел выбрать место ещё более злачное, ещё более гнилое и вонючее, чтобы глубже окунуть её в этот смрад. Она – ангел – будет сидеть среди падших людей, среди маргиналов. Есть с ними одну еду и пить одну воду. А он, как демиург, будет наблюдать за всем этим и наслаждаться своей силой, своей властью над ангелом. О, да! Решено! В следующий раз будет ещё мерзостнее, гораздо более смрадно и низко. И надо будет придумать ещё какой-то неожиданный манёвр…
– Милая, пойдём!
Красивый мужчина вошёл в помещение и встал у дверей кафе, держа в руках ключи от машины. Он был выбрит и прилично одет – рубашка с пальто, тёмные брюки и туфли. На носу его сидели дорогого вида очки. Он внушал одним своим образом чувство уверенности и спокойствия, респектабельности. Женщина обернулась, улыбнулась ему и начала собираться. Собеседник же её медленно выплыл из своих мечтаний, потом поглядел на неё, после на вошедшего мужчину… Лицо его перекосилось и резко побледнело. Он подскочил, заставив женщину ускориться. Та подумала, что мужчина может её схватить и насильно попытаться удержать. Но он лишь смотрел, как собирается его пока ещё не бывшая жена и никак не мог её удержать.
– Я обдумаю всё, что ты сказал, и напишу тебе, – сказала она ему перед тем, как уйти и бросила на засаленную клеёнку деньги за чай.
Он ничего не успел ответить и плюхнулся обратно на стул, поманив жестом официанта. Тот любезно подскочил и вновь засиял улыбкой.
– Повтори дважды. Только… бармену скажи, чтоб доливал.
Официант записал заказ и кивнул на просьбу, после чего удалился на кухню. Мужчина продолжал сидеть, не отрывая глаз от дверей – места, где он её последний раз видел сегодня. Как бы он хотел, чтобы двери заблокировались, и никто не мог ни выйти, ни зайти. Чтобы ещё побыть с ней, подышать её духами и поглядеть на её волосы. Но двери были открыты, через них ходили люди. Зашла какая-то пожилая пара, ненадолго. Осмотрев заведение, они синхронно сморщили носы и вышли прочь. Вышел вслед за ними и молодой человек лет двадцати, сидевший всё это время в противоположном углу, и наблюдавший всю случившуюся сцену от начала до конца. Он закончил есть как раз незадолго до этого и готовился выходить, но остался посмотреть, как будет развиваться ситуация. Результат его заинтересовал, и он поднялся, захватив свою сумку, по лестнице на пыльный Невский…
Это четвёртая новелла из сборника. Остальные можно найти в серии по названию в заголовке:)
