Что-то вспомнилось под сон грядущий.
Пару лет назад мы частенько зависали в деревне, соседствующей с моим родным посёлком городского типа. Там у сестры моей был домик, который обитаемым назывался только тогда, когда мы собирались там пообщаться, потусить, насколько позволял бюджет тогдашних школьников. Света в этом домишке, который мы называли "теремком", не было по той же причине скудности подросткового бюджета, сама сестра жила в паре улиц от этого терема.
Так как пьянка не могла продолжаться долго, а карты надоедали так же быстро, как и ежедневные тогда походы в школу, принято было решение травить разные байки, да пострашнее, ввиду отсутствия света как такового, дабы поддержать сельскую романтику. Сначала всегда рассказывал друг мой закадычный. Истории его были в основном откуда-то из сети, любит он очень каналы на ютубе со страшными историями на ночь. Я сначала тоже баловался тем же методом, но переплюнуть его объеме знаемых историй никак не мог. Так я и принял решение сочинить свою, чтоб прям реалистичнее некуда.
Теперь сама история:
У нас в краях, еще задолго до основания самого поселка, деревни были, да не очень-то, крупные. Так вот из одной из таких деревень мужички как-то с сенокоса в родную деревеньку возвращались. Шли лесом, как вдруг вышли на опушку. Оглянули её. Оказалось это и не опушка вовсе, а настоящее поле. трава на нем сочная, высокая, такую только за радость скотине кормить. А хорошее сено на то время на вес золота было. Так они косы с плеч скинули, да и косить начали. Двое их было. Через час-другой, один из мужиков подустал, решил посмотреть, как у второго дела продвигаются. Смотрит, а у того покошено раз эдак в пять больше. Ну думает, немного у него возьму, небось не обидится. Решил он это втихую сотворить. Мелким шагом подкрадывается за спину к другому мужичку, да на ветку сухую по неосторожности наступает. И в этот момент мужик, что косил, резко оборачивается, и коса... Удар сильный был, считай пол ноги оттяпало. тот что крался, упал в тот же миг, за ногу рубленную схватился и заорал, громе любого дикого зверя. Тот что косил, растерялся весь, косу бросил, крикнул, мол потерпи, щас до деревни сбегаю, помощь приведу, и бросился в сторону, где по идее деревня то их была, бежал, бежал, а поле то никак не кончалось. Плюнул тот три раза, перекрестился. Решил он, чертовщина какая-то и обернулся. Тут поле и пропало. Оказался мужик на той самой опушке, на которую они с самого начала и вышли. Рванул, что есть сил обратно, пару мгновений пробежал, да и оказался в том месте, откуда бежал час не меньше. Смотрит, лес кругом, да высокий такой, что солнце закатное прячет, смотрит на то место, где друг его был, а на земле лишь коса да лужица багряная от крови. Мужичка раненного, словно унес кто.
С той поры начали недоброе слово про те места говаривать, мол есть в том лесу камень. Да непростой. Валун такой, что с трехэтажку советскую точно будет, а на вершине своей, плоский, будто плато, в ширину, шагов 30, не меньше. И вот во времена особо темные, на том камне еретики, что крещение отвергли, жертв своих приносили. отловят мол заплутавшего в лесу, али близ деревни схватят, и принесут на камень этот, там и нож в сердце и сожжение, всем промышляли. И вот за все эти столетия темные камень тот кровью пропитался, да так, что сам весь в цвет багровый окрасился снутри да снаружи. И как то собрались дружиной, да перебили всех еретиков этих, а места запретными сделали, так по поверьям в этот лес до прихода советской власти никто и не ходил.
С приходом к власти красно-коммунистической партии, в местах наших решено было железную дорогу строить, да чтоб прямо шла до самого града Касимова. Ну и пошло строительство, по советским меркам даже быстро пошло, но до этого самого места. Как то на вырубке рабочие тот самый камень и нашли. Вроде камень как камень, да откуда в наших местах такой валун. Но в пятилетку, да на вахте, особо о прошлом не думается, вот и принято было, до прихода самого ж/д полотна, камень этот с пути убрать. Сначала технику специальную пригнали. только камень непрост был, даже советскую машину пережил, и никакая техника его не брала. Но вот в один день, попытали счастье кирками его раскорчевать. Долбили до той поры, пока инструмент в непригодность придет, а камень никак не поддавался. Только одному из рабочих удалось куок размером чуть больше ладони отколоть у самого верха. Только не обрадовало это никого, покуда только кусок от валуна отлетел, из того места жижа потекла, кровь самая настоящая, и запах, и цвет, и консистенция такая же, только не велено советскому человеку в нечистую верить, вот и решено было, валун разворотить да в нии отправить какой-нибудь. Так и порешили, да и к тому же, начальство обещалось взрывчатку поставить на следующий день. Рабочий день понемногу перешел в сонную ночь. Только не могло все спокойно быть. ночевали рабочие в вагончиках железных, по три, по пять, человек в каждом. И вот в один день, проснулись рабочие от стука. Спросони один из них подумал, мол кто-то из работников махорку попросить захотел, да в дверь стучит. С койки поднимается и видит картину страшную. Стоит тот самый, кто камень отколол напротив двери и головой бьется, будто выйти хочет, но как будто дверь ему мешает. Окликнул его по имени, тот глаз не открывает посмотрел на него, развернулся и пошел обратно, на койку лег да и уснул.
На утро расспрос был долгий. Кто, кого, что. Тот паренек совсем не понимал, лишь отнекивался, мол, чего вы шутите, не бывает такого, но в итоге поверил, как у него к концу дня шишка на лбу нарисовалась. В эту ночь, для надежности было принято дверь запереть, мало ли, убредет еще куда, а лес дремучий, мало ли что. Так и порешили... Только время за полночь перешло, вагончик заполнил ужасный и противный скрежет металла. Оба соседа с коек с перепугу повскакивали. Смотрят. А в углу тот самый паренек ногтями пытается метал проковырять наружу, точнее тем, что от них осталась. Набросились они на него, кое как разбудили, тот как проснулся, от боли долго кричал, особенно, когда спиртом клочки фаланг поливали. Взрывчатку так и не привезли, ввиду опережения сроков, можно было и подзадержать процесс. Так вот по той же причине отвезти до поселка нашего несчастного отвезти было не на чем, а там и болото, коли не по путям железнодорожным идти, короче, закутали пальцы в тряпье и так и оставили. На ночь решено было все меры предосторожности принять, и дверь закрыли, и паренька, за все что было привязать к койке, да так туго, что ремни рабочие руки - ноги терли. Да он и сам был не против, коли до такого дошло. Ночь прошла тихо, спокойнее тех, что до камня были. На утро рабочий с улыбкой проснулся, потянулся, повернул голову в сторону койки, к которой паренек был привязан, а там ... никого, ремни все на месте, дверь заперта, что аж замок подклинивал, кровать, считай ,что заправлена. Нечисть закричали мужики и бросились быстрее из этой будки. Быстро тогда собирались рабочие с того места, только тепловоз со взрывчаткой прибыл - попрыгали на него всей оравой, вагон один прицепили, а все остальное - бросили. До сих пор стоит там трактор гусеничный, да пара вагончиков, которых на стройках советских много было. Главный инженер такую взбучку начальству с протестами устроил, что в итоге поодаль от места того проклятого решено было пути повернуть. И получилось, что дорога железная от поселка почти прямо до того самого места идет, а потом резко вправо уходит, и дальше несколько раз поворачивает.
Последний случай был в расцвет советской эпохи, в начале 80-ых был. Приехал как то к сельчанину, что в деревне в нашей жил, брат троюродный, отродясь городской. Сельскую местность только на практике в институте видел. Да не просто приехал, поохотиться хотел. Уж очень ему загорелось, не знаю, может даже сильнее, чем с братом увидеться. Так вот почаёвничали они с ним сорокоградусной весь вечер, да половину ночи, а на утро решено было выходить. Гость этот (тут кстати имена появляются, как никак не так давно было), Семёном его звали, фотоаппарат взял с собой, да не простой, ЗЕНИТ (ZENIT), мечта любого человека, у которого от 200 рублей в бюджете было, для того чтобы с добычей сфотографироваться. Местного брата его звали Егор Михалычем, тот его с двустволкой наскор обращаться научил, да сказал, что брать с собой нужно, коли идит собирались от утра до утра. Взяли еды с собой, самоспирт да сала с хлебом на закуску. Пара фонариков и фотоаппарат были уже инициативой Семен Семеныча, потмоу как городской был мужи, темноты лесной боялся похлеще цен на москвич. двинули они часов в 6-7 утра в сторону того самого леса. Мол там по словам лесника местного должен был лось и кабан крупный самый водиться. Шли они долго, от села далеко. Подстрелили пару уток по пути на озерце, да дальше двинули. К вечеру что-то ни кабана, ни лося, вообще дичи не стало. Решено было вертаться по пути более короткому, через болото. Болото то было местом гибельным само по себе, потому что идешь ты по лесу, хвоей коричневой вся земля посыпана ковром толстенным, дак в один прекрасный миг под этой хвоей уже не земля была, а топь, да сразу глубиною, что человек с вытянутой рукой до дня не достанет, если не больше. Так вот Егор Михалыч, по словам его тропу знал там одну, про которую ему мужики рассказывали по пьяни, а он им и поверил. Болото было длинной словно озеро великое, метров 800 не меньше в длину и пол км в ширину. Обойти - время терять, вот и нашли они эту "тропу", да только быстро перебраться туман yашел, дымка невысокая, только густая, что ниже колена уже видно ничего не было, а вокруг тропы той тумана почему-то не было. Мужики устали, им лишь бы поскорее до хаты добраться и самоспирт добить, негоже натурпродукту столько простаивать. Пошли они по ней. До половины болота прошли, как тут дымка их поджимать стала, да быстро так. Михалыч начал палкой прощупывать дорогу через дымку, только куда он не мерил, нигде тверди под палкой не было. Насторожились мужики, а Семеныч и вовсе труханить начал. Час, не меньше они на этом островке прокуковали, уже солнце за деревьями скрылось, лесные сумерки так сказать. И тут туман начал расходиться, да только проблема образовалась, тропинка- то появилась, только вела она не к родному селу, а обратно - в лес. Выбора особо не было, поэтому пошли мужики обратно, пока по опаске до берега дошли, уже и вовсе стемнело. Вот и фонарики пригодились, молвил Семеныч. Решено было болото обходить, иначе домой не вернуться.
Брели они уже не понимаю в какую сторону, как вдруг, шорох какой-то из темноты послышался, да больно уж на крупного животного похожий. Семеныч еще больше струхнул, на землю плюхнулся, да спиной к дереву прижался. Так и сел. Михалыч ему говорит, готовь фотоаппарат, щас с лосем сфотографируемся. Семеныч только пленку рычажком взвел, как тут он понял, что не слышит никаких звуков. Поднимает голову. А михалыча будто парализовало. Стоит и смотрит в ту сторону, откуда шорох был. Окликнул он его, а тот ни слухом ни духом, начал Семеныч в вещмешке рыться, как вдруг рядом с ним на землю падает фонарик. Без единого звука, никаких шагов, никаких криков, просто растворился. Михалыча не было там, где он застыл, а фонарик лежал на мхе и светил в глубь лесного мрака. Семеныч тут совсем в шок погрузился, машинально через объектив фотоаппарата посмотрел он туда, куда Михалыч взгляд бросил в последний раз, и нажал на спуск. Вспыхнула натриевая вспышка и щелкнул затвор. Семеныч тут же бросился наутек оттуда. Забыв про ружье и оба фонарика, просто бежал прочь от того места. Бежал, не разбирая ничего, чуть не оступился и не утонул в том проклятом болоте. Но чудом, к утру добежал в село. Залетел он в дом Михалыча, там мать, тетка его тут же накинулась на него с расспросами. Все он ей рассказал, все что видел, все как было, сказал, фотографию проявит и она ему во всем поверит. А та его за дурного приняла, подумала зверя дикого встретили и тот Егора покалечил, а Семен со страху дернул домой, да все перепутал. Пошла она по деревне, мужиков подняла. Весь белый день до сумерек его по лесу искали, да так ничего и не нашли, ни болота, ни ружей, ни фонарей, ничего. Семеныч, оставаясь в шоке, пытался проявить фотографию. А к вечеру, дождавшись проявки, свалился без сил. Когда солнце село окончательно, пришла тетка его, в слезах, что-то буркнула в его сторону и пошла в свою комнату. Семеныч не мог никак уснуть, все из головы у него не выходило то, что случилось, и фотография эта еще. Он показать ее собирался, наверное тетке утром, как та в себя придет, чтобы она поверила.
Сон оказался сильнее адреналина и аритмии, поэтому Семеныч вырубился. В глубине ночи, он проснулся от стуков. Кто-то в дверь стучал. На улице ураган поднялся, ветер тучи перед грозой нагонял, так что темень стояла, хоть глаз выколи. Семен уже обрадовался, что Егора нашли, и бросился скорее дверь открывать, только не вышло у него ничего. Вблизи двери, услышал он шорох знакомый, только уже это не шоро был, прямо из-за двери кто-то шептал, членораздельно, на неизвестном институтскому человеку языке. Семеныч сразу от двери отпрыгнул, и пошел в свою комнату. Так и пролежал до утра, а утром уснул. ПОд вечер его тетка уже разбудила, сказала, что Егора так и не нашли. Семен будто бы раскололся внутри. Ни слова не смог он сказать, даже про фотографию не вспомнил. только перед сном спросил у тетки, слышала она ли стуки той ночью, или нет. Так его как дурного перекрестила и велела отче наш на ночь прочитать. Тот лишь еще больше в себя ушел. Сон приходить никак не хотел, и тут, в то же время, снова, стуки... Семен сначала к двери поплелся, словно хромой, руку к засову поднес, да только передумал что-то, вернулся в комнату и увидел на антресоли чехол кожаный, да и вспомнил про ружье дядькино, с которым тот еще партизанил во времена войны, а потом с фронта привез. Улыбнулся он, ведь знал, сейчас все и закончится.
Он сел на край кровати. Проверил патронник. Взвел затвор. Направил себе в рот. И выстрелил...
Тетка тогда, сказали, поседела за ночь. А потом от болезни рассудка через пол года и ушла за сыном. Но самым страшным было то, что в ту ночь, соседка их, как слышала, что в ночи ветер завыл, вспомнила, что скотину не завела, да кота со двора не забрала, а как же животинке в такую непогоду на улице-то быть. Вышла на крыльцо, и что-то её потянуло глянуть на соседское крылечко... Там над землей парило нечто, одновременно черное и плотное, и белое и прозрачное, отростком своим оно по двери водило, и шептало так, будто сразу в голову оно это делает, а раз через раз, как ветер завоет, через пелену эту, где у человека голова должна быть два огонька просвечиваются. Посмотрела она в них, да только они в неё не посмотрели, поговаривала потом бабка сторожилица села нашего, коль посмотрели бы они в нее, и она б в тот вечер ушла, а душа её в том камне осталась. А Семеныч тогда через окуляр смотрел в глаза эти, поэтому и не смогла нечисть душу из него вытянуть, да тело забрать. Соседка оцепенела, да тут ее чуть с ног кот её рыжик не сбил, в дом забежал, та три раза перекрестилась, да побежала быстрее в красный угол, молитвы читать от нечистой. Так и молилась до утра, пока сельчане ее не подняли на самоубийство отвести поглядеть, соседке посочувствовать...
А фотография тогда осталась, ее потом еще следователь долго сельчанам не давал, чтобы не дай бог то место искать не стали...
