День как-то не задался с самого утра у Голубинцева Владимира Николаевича. В столовой закончились вторые блюда к его приходу, даже механики успели набрать свои подносы, и сейчас сидели и хихикали, ну как мальчики, ей богу. Пришлось согласиться на рагу из кабачков и помидоров, один вид этого блюда вызывал рвотные позывы, а уж о мясе и мечтать не приходилось. Компота не хватило, сок закончился, а кипяток для чая, только поставили на плиту, Владимир взял ненавистный вишневый морс.
А кушать очень хотелось, пришлось довольствоваться вегетарианской «отравой» закусывая черствым, заветренным хлебом. В 12 часов намечалось политсобрание для лейтенантов, которые завтра готовились к вылету. Хотелось к этому времени вздремнуть, иначе можно и в голос захрапеть во время клеймения капиталистического империализма, а это, надо полагать, посчитали бы дурным тоном.
Позавтракав, Голубинцев отправился в казармы и на подходе к двери, почувствовал нездоровое бурление в желудке. Организм возмутился от непривычной жидкой пищи протяжным стоном. Пока Владимир отстукивался с напряженным дневальным, кишечник тоже выдал громкий выхлоп. Сержант не повёл и бровью, вот что значит советская выдержка.
Голубинцев поменял курс в обратную сторону и вылетел из казармы, за углом которой находился туалет. Вообще, отхожее место удачно было расположено - с одной стороны казарма, с другой стороны военный госпиталь и в двухстах метрах столовая. И естественно, клозет был разделен на половины, для мужчин военных и женщин из больнички да столовки.
Вбегая в туалет, Голубинцев уже на ходу, отстёгивал ремень с кобурой. Слава богу, никого не было, а то при такой оказии не охота иметь свидетелей. Сделав все эти не очень приятные дела, Голубинцев с облегчением на лице, и с музыкальным свистом на губах, стал одевать штаны с ремнем. И в этот момент случилось страшное и непоправимое! Как в замедленной съемке, отстегнулся ремешок кобуры, и из него выпал табельный пистолет, и улетел точненько в дырку, над которой только недавно Владимир и сидел. С характерным смачным шлепком, оружие погрузилось в коричневую массу.
— Бляяяядь! – выкрикнул, Голубинцев, внутреннее холодея. Очень ярко замаячил трибунал в перспективе, срок и мирная гражданка. Не смотря на ароматы этого места, Владимир стоял над дырой, заворожено смотря на коричневую массу и кружащих внизу мух. Наконец он взял себя в руки, вспомнив, что в хозчасти есть «водяной», то бишь слесарь-водопроводчик. В голове созрел план, очень даже выполнимый, а учитывая радиус злополучных дыр, влезть в них было реально, благо лишний вес отсутствовал.
Через полчаса Голубинцев вернулся в туалет с большой сумкой и, убедившись, что никто не справляет нужду, Владимир повесил табличку «Ремонт», с внешней стороны двери. В сумке лежал болотный костюм с толстыми перчатками по локоть и противогаз. План был очень прост - несколько неприятных минут и честь спасена.
Напялив на себя всё это резиновое добро, Владимир, как космонавт, направился к злополучным дырам. Стекла противогаза почти сразу стали запотевать, но справедливо рассудив, что там видеть всё это добро не обязательно, Голубинцев опустил ноги в дыру, руками держась, как об турникет, за края отверстия. Владимир был волевым человеком, поэтому он недолго набирался смелости для нырка в этот биоматериал. Ещё одна маленькая радость, амна была по пояс, только сейчас до Голубинцева дошло, а ведь глубину он не замерил, могло быть и по шею, и выше…
Второе советское резиновое изделие оказалось с браком, а может, просто не было рассчитано на такую газовую атаку. Запах стал проходить сквозь фильтры противогаза, благоухание накрывало. Голубинцев стал ускорять свои поиски, плескаясь в этой луже и прощупывая дно руками. Стекла запотели до невозможного, плюс еще жара в костюме становилось невыносимой, по спине ручьями катился пот.
Видимость уже была практически нулевая, глаза щипало от пота, и в какой-то момент, Голубинцев понял, что может потерять сознание, а значит, надо было выбираться. И о чудо! Сквозь эту жижу, Владимир нащупал пистолет, знакомое очертание угадывалось даже сквозь эти толстенные перчатки. Но и выносить эту вонь и жару, Голубинцев уже не мог. Шатаясь, он побрел в этом болоте к дырам, прощупывая руками верх в поисках выхода, одновременно крепко держа оружие - второй раз потерять, не хотелось.
Не теряя времени, Голубинцев просунул руки в первую же попавшую щель. Она оказалась чуть уже той, в которую он "нырял", но выбирать особо уже не приходилось. Подтянувшись руками, он пролез на свободу, по грудь. Сквозь запотевшие стекла, Владимир увидел, нависшую над собой, чью-то, филейную заднюю часть тела. Очертания были узнаваемы.
— Мммм! – нечленораздельно промычал Голубинцев, безуспешно пытаясь снять левой рукой противогаз, рука мерзко соскальзывала.
Раздался писклявый, женский вопль и хозяйка этих "филейностей", рванулась вон из клозета с криками: «Инопланетянин!!!!». Наконец, Владимиру удалось снять противогаз с головы и вдохнуть живительный воздух. Оглядываясь по сторонам, он понял, что запутался с отверстиями и оказался на женской половине туалета. По истеричному крику на плацдарме, скоро об этом, должен был узнать весь лагерь. Пора было сваливать и как можно быстрей. По пояс удалось вылезти, но нижняя часть тела – конкретно так застряла, здесь дыры были меньше, чем в мужской части клозета…
Через пять минут в туалет ворвалась толпа коллег и гражданских с лазарета. На них обречённо смотрел Голубинцев - и сквозь «землю» то он не мог провалиться, конкретно застряв на уровне пояса.
Политсобрание состоялось! Про поганых капиталистов в этот день никто не говорил. Почти час стоял дружный хохот, от всё новых и новых подробностей сегодняшнего утра. Голубинцев пристыжено сидел в углу. Зато пистолет не был потерян…
