Впоследствии я не раз пытался восстановить события того дня, но в голове всплывали лишь отдельные кусочки, никак не складывающиеся в цельную картину.

Когда солнце перевалило на вторую половину, Добряк отправил нас со Змеем в дальний авангард, на десять минут вперед каравана. Совсем как в Лесу.

Но сейчас-то мы были на равнине, и даже небольшие рощицы по пути не мешали обзору.

Сплетенная утром травяная шляпа уже высохла и не спасала от жары, я чувствовал, как струйки пота стекают по спине, поэтому когда увидел, что дальше дорога ныряет в одну из рощиц, обрадовался. Немного прохлады нам бы не помешало.

Внезапно Змей поднял лук и выстрелил куда-то в сторону, в небольшой островок пожелтевшей от жары травы, но почти сразу земля там всколыхнулась, и я с удивлением понял, что это было отдыхающее стадо антилоп. Они вскочили на ноги и умчались прочь легкими прыжками, лишь белые вздернутые хвостики замелькали перед глазами.

Один из охранников подъехал к тому месту, где они лежали, схватил убитое животное и поволок его к каравану. И хотя мне немного было жаль антилопу, я явственно представил плотное жареное мясо и сглотнул слюну. То густое варево, которое нам готовили торговцы каждый день, было вкусным и сытным, но за время пути изрядно поднадоело. Яблоки мы с Байсо съели в первую же неделю, так как магический мешочек скрадывал вес и объем, но не защищал фрукты от порчи.

Мы со Змеем двинулись дальше. Как только мы въехали в рощицу, и тень деревьев коснулась обожженной кожи лица, я скинул надоевшую шляпу и с облегчением потянулся, чувствуя еле уловимый ветерок, несущий прохладу.

Я словно вернулся в Лес, который сейчас вспоминался с некоторой ностальгией, ведь там все было довольно знакомо и понятно. Там не умер ни один человек из каравана, там я встретил Ао Минь, там я мог следовать указаниям малышки Пинь, знал, с чем могу столкнуться и как с этим бороться. Равнины же были слишком непонятны, даже знание местности и существ, населяющих ее, не гарантировало твою безопасность. Как можно было предугадать речного дракона? Как понять, где именно разверзнется земля, и зубы неизвестной твари вонзятся в твою ногу?

Роща была гораздо светлее и прозрачнее Леса, деревья не жались друг к другу, сражаясь за каждый лучик, а свободно раскидывали пушистые ветки, купаясь в солнечном свете. Сочные пахучие травы привлекали насекомых разнообразными цветами, щедро щебетали птицы, не угрожая навести хищников. Даже пышно разросшиеся вдоль дороги кусты казались безопасными, словно там не могли бы жить змеи или какие-нибудь мелкие хищники.

Справа же, из неглубокого оврага, явственно тянуло свежестью и сыростью, видимо, там протекал ручеек. Я аж зажмурился от желания окунуться с головой в воду. Мне хотелось смыть с себя многодневную грязь, сполоснуть грязную, пропахшую потом одежду, вычесать из волос песок и пыль. Может, Добряк все же устроит дополнительный привал хотя бы на пару часов?

Но Змей невозмутимо продолжал ехать, внимательно смотря по сторонам. Я заметил, что он постоянно касается своего лука, готовый в любую секунду выстрелить, но не понимал, почему он так тревожится. Если в роще живет чудовище, какой-нибудь лесной дракон или хранитель рощи, то неужели стоит это скрывать от своих же людей? Или оно настолько ужасно, что, узнав его имя, охранники разбегутся?

Впрочем, роща не разрослась настолько, чтобы там появилось что-то подобное. Спустя несколько минут уже показался конец рощи, и я поморщился от мысли, что снова придется ехать по открытому пространству… Тут все и началось.

Змей резко развернулся назад, и до меня донесся глухой громкий треск, почти сразу послышались крики, и пронзительный тоненький визг завис в воздухе…

К тому моменту, как я сообразил развернуть Пинь и поехать к каравану, Змей уже скрылся из вида. Мой лупоглаз, получив сильный удар в бока, зашипел и сорвался с места так, что я едва удержался в седле.

Когда после поворота я увидел караван, то не сразу понял, что произошло. Фургон лежал на боку, отброшенный с дороги, и вовсю полыхал, яки яростно мычали и рвались из упряжи, пытаясь уйти от огня, но это было невозможно: их перевернуло при ударе, и сейчас они не могли даже подняться на ноги. Вокруг фургона лежали неподвижные тела охранников и их лупоглазов. С перепугу мне показалось, что там лежит половина наших людей. Змей, не приближаясь к фургону, стрелял куда-то в сторону деревьев. Байсо? Он был в фургоне!

Что случилось? Кто на нас напал? Кто или что могло бы перевернуть фургон, ведь он размером с дом?

Из оврага выскочили незнакомые люди и побежали к концу каравана. Там были наши повозки, основная часть охраны, Добряк… Змей выстрелил в одного из них, но его стрелу отнесло в сторону, словно у того человека был защитный массив, как и у меня. Противник поднял руку, и в тот же миг я увидел струи крови, брызнувшие из груди Змея, он зашатался и выпал из седла.

В меня тоже полетели невидимые заклинания, мой массив пока сдерживал их, но удары были столь мощными, что он в любой момент мог рассыпаться.

Я закричал и направил Пинь прямо на одного из стрелявших, копье я крепко держал на локтевом сгибе, направив острие вперед, и с разгону пронзил мужчину насквозь. От силы удара меня снесло с лупоглаза, я упал на труп охранника, с трудом поднялся, ошарашенно мотая головой, и попытался вытащить копье, но понял, что наконечник вышел с той стороны, теперь его можно достать, только вырезав из тела.

В голове пронеслись слова Шрама: «Не бей копьем слишком сильно. Особенно когда едешь верхом. Оно застрянет в теле, и ты останешься без оружия. Лучше нанести десяток мелких ударов, чем один сильный».

Я оглянулся. Черным дымом от горящего фургона затянуло всю дорогу, где-то за ним шло сражение, доносились крики, и, не умолкая, тянулся тоненький визг. Кажется, это кричал один из вилорогов. Я не видел ни одного из наших. Может, их уже всех убили?

Еще один невидимый удар, на этот раз из леса. Массив дрогнул, но выстоял. У нападавших была защита и магические атакующие амулеты. Как мы с ними справимся? И где Добряк?

Я, пошатываясь, пошел в обход фургона, в сторону основного сражения, но наткнулся на Змея. Он лежал, раскинув руки, в одной все еще был зажат лук, половина его лица исказилась в странной гримасе, залитой его же кровью. Потом я оглянулся на убитого мной. Это первый человек, которого я убил. Даже его барьер не помог, видимо, сила удара превысила защиту.

Что делать? Где Добряк? Где все? Швабра? А лекарь? Ведь повозка с ранеными была в связке с фургоном. Ее тоже перевернуло? Выжил ли кто-нибудь?

Я обошел горящий фургон и увидел, как наших охранников кромсают на части невидимые заклинания, как Швабра танцует, уклоняясь от них, но удары его посоха не могут никак пробить защиту нападающих, увидел, как мечи Летящего превратились в блестящий диск, отражая атаки, увидел бледного Добряка, лежащего рядом с одной из повозок, а братишка Ксу склонился над ним, тряся его за плечи.

Нападающих было много. Слишком много. Мы не справимся. Мы все тут умрем. Байсо… Шрам… Лекарь… Копье осталось позади. Что я мог сделать? Как помочь? Я выхватил свои ножи, но понимал, что если уж Швабра не может сломать магический барьер, то у меня и вовсе ничего не получится.

Ксу выпрямился в полный рост, заорал мне:

- Шен, амулет! – и потыкал себя пальцем в грудь.

Амулет? Зачем мне сейчас магическое зрение?

Я пробежался пальцами по груди и схватил амулет, который мне дал Добряк. Все ли верно я понял? Добряк же запретил мне его трогать. Но, глядя на кивающего Ксу, влил в него всю Ки, что смог зачерпнуть, и ощутил, как от амулета прошла невидимая волна, уничтожив мой массив. На какое-то мгновение перехватило горло, я судорожно раскрыл рот, пытаясь захватить воздух, но почти сразу все пришло в норму.

И одновременно все изменилось. Швабра с размаху впечатал конец посоха в подбородок нападающего, треск был слышен даже с моего места. Мечи Летящего взмыли вверх и рассекли шеи двоих мужчин, которые тщетно трясли зажатыми в руках амулетами.

Медленно встал Добряк, с его лба стекала тоненькая струйка крови. Он отмахнулся от Ксу, поднял меч и рявкнул во все горло:

- Их защита спала! Убивай!

Покачиваясь и постепенно ускоряя ход, Добряк пошел в сторону леса, куда уже начали убегать люди с амулетами. Я последовал за ним, повинуясь его жесту.

Это было невероятно. Добряк не махал мечом со скоростью крыльев колибри, как Летящий, не делал замысловатых движений, как Швабра, не демонстрировал четкую выучку, как Шрам. Он просто убивал. Блок — удар. Труп. Уклонение — удар. Труп. Казалось, что люди сами подставляли свои тела под его меч, словно они сами нанизывались на острие, дергаясь в нужную сторону.

Несколько человек собрались в группу, чтобы дать отпор Добряку вместе. У двоих были мечи, у двоих топоры и еще у одного — копье. Они разом напали на главу охраны, но тот отбил в сторону копье, не прерывая движения, порезал руку мечнику, резко ускорился и нанес несколько молниеносных ударов. Я увидел лишь падающие тела и потоки крови.

- Присмотри за этим, - бросил мне Добряк и широкими прыжками погнался за убегающими.

Я присмотрелся к его противникам и заметил, что один из них жив, вот только его правая рука с зажатым топором была почти отсечена и держалась лишь на белеющем обломке кости и нескольких сухожилиях. Наверное, Добряк оставил его, чтобы допросить.

Может, стоить закрыть ему рану? Иначе ведь он может умереть от потери крови. Я присел рядом, рот переполнился кислой слюной, словно перед рвотой. Сплюнув, я осторожно сложил раскромсанные куски мяса и потянулся за Ки, чтобы сшить их, но наткнулся на барьер. Словно между моей Ки и мной кто-то выстроил стену. Я представил Ки внутри себя и понял, что могу переливать энергию внутри своего тела, но как только я выводил ее наружу, как она сразу же рассеивалась, не концентрируясь в заклинание.

Забыв про раненого, я снова и снова стучался в невидимую стену, то проговаривая все известные мне заклинания, то пытаясь начертить печать, но ничего не срабатывало.

Резкий вопль привел меня в чувство, раненый пришел в себя и орал, глядя на свою руку, я снял с трупа ремень и затянул чуть повыше раны, и хотя кровь уже не текла так бурно как раньше, скорее всего, он скоро умрет. Нужно сохранить ему жизнь хотя бы на несколько часов.

По телу прошла холодная волна: я вспомнил про перевернутый фургон. Лекарь был в повозке позади него. Выжил ли он? Надо вернуться и помочь, кому смогу.

Я взвалил на себя раненого и потащил в сторону каравана. Мне казалось, что мы с Добряком отошли всего на несколько шагов, но сейчас я смотрел в сторону дороги и не мог разглядеть ничего, кроме черного дыма, поднимающегося на десятки метров вверх. К нему я и направился.

За несколько метров до дороги навстречу вышли несколько охранников, спросили, где Добряк, и отправились вслед за ним.

Когда же я вышел вновь на открытое пространство, остановился как вкопанный и почувствовал, как слезы потекли по моим щекам. Почему-то после пробежки с Добряком я вдруг поверил, что все будет хорошо. Не знаю, чего именно я ждал. Что все каким-то чудом вернется обратно. Что я снова увижу огромный фургон с мохнатыми флегматичными яками, что Змей кивнет и жестом прикажет ехать впереди каравана, что Байсо высунется и покажет язык, что лекарь устало махнет рукой и шепнет, что Шраму стало лучше.

Но сейчас передо мной дымился опрокинутый фургон, на нем лежало огромное обуглившееся бревно, уцелевшие охранники обыскивали трупы нападавших и оттаскивали их в сторону. Яков к этому времени успели выпрячь и отвести к ручью. Своих тоже проверяли: мертвых складывали поближе к повозкам, живых, но таких после магических ударов было немного, относили к палатке лекаря.

Я потащил свою ношу туда же. Может, лекарь каким-то чудом не погиб при нападении?

- Нет, нам нужно срочно уехать отсюда. Да! Все бросить и уехать! Или хотя бы перевезти раненых! - услышал я его истерические вопли. - Вы не понимаете разве? Тут не работают никакие заклинания! Ки сразу рассеивается. Я не смогу никого вылечить! Да мне плевать на безопасность!

Напротив худенькой фигурки лекаря стоял смущенный Летящий и чесал в затылке:

- Но я не могу такое приказать. Вот Добряк вернется и решит.

- Да? У девушки снова началось кровотечение, и она с минуты на минуту придет в себя от дикой боли. А остальные? Сколько они протянут без магической поддержки? Дай мне повозку и погрузи туда раненых, я сам справлюсь. О, Шен, - лекарь заметил меня, и его глаза потеплели, - ты жив. Я так рад. А кого это ты притащил?

- Добряк приказал оставить его в живых для допроса. Но из него вытекла целая река крови, и я не знаю, сколько он еще протянет.

- Видишь? - лекарь снова тыкнул в Летящего пальцем. - Добряку нужен этот человек, а я не смогу спасти его без магии.

- А что если магии вообще нигде нет?

- Так пойди и проверь. Уверен, что через пятьдесят-сто метров все будет работать, как надо.

Я мягко положил пленного на землю и повел затекшими плечами. Лекарь жив. Магия сломалась не только у меня, а у всех, а самое главное, что это не навсегда.

-Шен, а может, ты сбегаешь и проверишь, где именно начинает работать магия? - предложил мне Летящий. - Ты вроде не ранен…

- Конечно, хорошо, - я уже сорвался было с места, но лекарь схватил меня за рукав и сказал:

- И не переживай. Твой брат жив, головой, правда, сильно ударился при падении фургона, но он быстро придет в себя.

Я смотрел на лекаря и не понимал, о чем он говорит. Не переживать? Брат? У меня нет братьев, только мама, да и та… И тут я вспомнил. Байсо! Горящий фургон, бревно… Как я мог забыть о нем?

- Где? - задыхаясь, сказал я. - Где он?

- Ты все же ранен? - нахмурился Летящий.

- Нет, - с трудом выдавил я. Почему-то дышать стало так сложно, словно на грудь мне положили тяжелый камень. - Где Байсо?

- Их всех вытащили из фургона. Хорошо, что Джин Фу не поскупился на защиту, особенно от огня. Сейчас они в моей палатке, но было бы лучше перевезти их туда, где я смогу им помочь.

- Уже иду, - я прокашлялся и поковылял по дороге в сторону фургона, там было ближе к выходу из рощи. Я старался не смотреть на разбросанное оружие, на мертвых лупоглазов, на пятна крови, обошел фургон, еще раз удивившись размерам бревна. В роще я пока не видел таких огромных деревьев, значит, его притащили откуда-то со стороны. И как мы умудрились проморгать его? Его же не снизу подкатили, а как-то подвесили на веревках и в нужный момент с размаху вбили в бок фургона. Но роща хорошо просматривалась на несколько десятков метров, и висящее бревно заметил бы даже я, не говоря уже про Змея. Если... если только его не замаскировали магически. А значит, я бы точно заметил его, если бы чаще пользовался амулетом магического зрения.

Я вдруг понял, что постоянно останавливаюсь на какой-то одной мысли, чтобы не думать больше ни о чем, не вспоминать только что произошедшее, чтобы забыть. Забыть… забыть…

И тут я наткнулся на человека, которого убил. Копье все еще торчало из его груди. Видимо, сюда еще не добрались наши люди. Копье. Копье нужно забрать. Это копье Шрама. И когда Шрам придет в себя, он обязательно спросит, где его копье. А копье — вот оно, торчит прямо из человека, словно росток дерева.

Росток дерева! Из человека. Раньше живого, а теперь мертвого. Я тихонько хихикал, затем зажал себе рот руками, но это не помогало. Я смеялся и смеялся, всхрапывая через ладони, понимал, что со мной что-то не так, но никак не мог остановиться. Глаза мужчины застыли в слепом удивлении, словно он не ожидал удара. Они были светло-голубыми. В его правой руке лежал небольшой амулет с крупным кристаллом. А из груди торчало мое копье. Наконечник ушел так глубоко, что металлической части почти не было видно. Надо его вытащить.

Я схватился за древко, уперся в живот мужчины и потянул хуа цян на себя, под ногой что-то мягко прогнулось и хлюпнуло. Я отшатнулся, упал на колени и начал судорожно, до слез, выблевывать кислую жижу.

Зачем я полез к нему? Зачем мне сейчас копье? Зачем я вообще здесь? Я же должен был проверить границы безмагии…

Не оборачиваясь, я поднялся и пошел к краю рощи, через каждые десять шагов пытаясь запустить хоть какое-то заклинание. Не думать. Не думать. Не думать. Еще шаг. Влить Ки в кристалл, запустить заклинание, убедиться, что ничего не получилось. Шаг. Второй. Идти. Не думать.

Но я еще видел перед собой голубые застывшие глаза. Чувствовал мягкое содрогание плоти под ногой. А во рту по-прежнему было кисло.

После очередного десятка шагов заклинание сработало. Я подобрал палку и воткнул ее рядом с дорогой, чтобы пометить границы. Надо возвращаться к каравану. И снова пройти мимо того человека. Я не мог. Не хотел. Но я должен! Должен! Должен!

Я развернулся и через силу пошел к повозкам. Черный дым все еще поднимался вверх, наверное, его можно было заметить издалека. Если у нападающих где-то есть подкрепление, то ему самое время появится. А я без оружия. Без копья!

Нет. Не думать о копье. Ведь если я начну про него думать, то сразу вспомню… Рот снова переполнился кислой слюной, и я сплюнул на землю. Почему Шрам никогда не говорил про своего первого убитого?

Хорошо, что тело с копьем за это время успели оттащить в сторону, и мне не пришлось снова смотреть в светло-голубые глаза.

- … собрали все амулеты, дешевые одноразовые поделки. Как только заканчивается запас энергии, так можно выкидывать, - услышал я голос одного из торговцев. – Даже не знаю, кто такие может делать.

- То есть рассчитывали на быстрый короткий бой? – это уже сказал Джин Фу. Кажется, я пришел немного не вовремя.

- Если бы не мой амулет, нас бы всех вырезали минут за пять. А оставшихся было бы легко добить и обычным оружием, - холодный голос Добряка. Я аж поежился, вспомнив, как он сражался. – И не забывайте про их защиту. Мы смогли бы с ними справиться сами, если бы не эти чертовы барьеры.

- Бай Чонган, ты думаешь, это разбойники?

- Либо очень жирные разбойники, либо наемники на один раз. Второе вероятнее. Слишком хорошее и однотипное снаряжение для разбойников. И уж слишком одноразовое. Плюс засада с замаскированным бревном подходит не для каждого каравана.

- Мда, жаль, что мы не сможем понять, какие заклинания были наложены на это бревно.

Я не стал дальше слушать, выступил вперед, поклонился Джин Фу и, дождавшись кивка, сказал.

- Через пятьдесят шагов снова начинают работать заклинания.

- Хорошо. Бай Чонган, подготовь все к переезду. Встанем здесь лагерем на пару дней.

- Но если они вернутся…

- Мы все равно не сможем убежать. Готовь лагерь.

___________________________________________________________________________________

Оказалось, что даже две части не влезают в один пост. Сегодня выложу все три. все тут.

за выкладку частей - благодарности высылать @liska93 - #comment_161177293

Часть 17

Хе Гоудань изо всех сил прижимался к спине дракона, чувствуя, как шерстинки щекочут ему лицо, и вдыхая густой терпкий запах. Его желудок то подпрыгивал вверх, к самому горлу, то опускался вниз, давая короткие секунды передышки.

Сыскарю не положено иметь каких-либо страхов. Плох тот сыскарь, что боится темноты, пауков или воды, потому что, по словам Зинг Ян Би, судьба непременно столкнет его лицом к лицу с главным страхом. И до этого дня Хе полагал, что уж он-то избавлен от подобных недостатков. Он сознательно прошелся по списку учителя: давал кусать себя змеям, провел три дня в чулане без света и еды, сходил на званый ужин, поднялся на крышу самого высокого здания в столице.

Но, как оказалось, одно дело - стоять на твердой поверхности, понимая, что под тобой тонны камня и дерева, плотно вогнанные в землю, результат труда лучших мастеров-строителей, укрепленный магией. И совершенно другое — сидеть, а точнее лежать, на спине огромного пушистого червя и думать о том, что между тобой и землей сотня метров пустого пространства. И единственное, что удерживает тебя в воздухе, — это несколько тонн мяса и костей, наделенных характером, зачаточным мышлением и управляемых волей одного неуравновешенного самодура.

Когда Гоудань вошел во двор мэра и увидел дракона, то подумал, что это какая-то шутка. У этого существа не было крыльев, не было лап, только одна огромная голова с добродушным выражением балованной собаки и длинное конусовидное тело. Больше всего этот дракон напоминал червяка и был бы отвратителен, если бы не мягкая белая шерсть, отливающая серебром, и добрые глаза.

Пока слуги крепили к дракону седла, Хи Донг кидал в пасть дракону светящиеся кристаллы, судя по размеру, не меньше, чем на сто единиц каждый.

- А, сыскарь, - улыбнулся мэр и кинул еще один кристалл, - еще немного и полетим. Ох, соскучился я по полету. Да, Рюиджи?

- А зачем вы скармливаете ему кристаллы? - не удержался и спросил Гоудань.

- Договор. За каждый полет я должен давать ему кристаллы, вроде бы он куда-то их себе встраивает и таким образом увеличивает свой объем Ки. А регенерация у него не чета людской. Хотя Мин Чинь говорил, что она сходна с нашей, если считать относительно массы тела, но я особо не интересовался этим. Ну что, ты готов?

Гоудань кивнул, но он сильно ошибался. К такому готов он не был.

Впрочем, сам полет был не так страшен, нужно лишь привыкнуть к неравномерным толчкам, резким ускорениям и периодическим контролируемым падениям. Взлет был гораздо хуже. Сыскарь старался не смотреть на правый бок дракона, где атласная шерсть была перепачкана содержимым его желудка.

Впрочем, спустя несколько часов Хе Гоудань освоился и даже задремал, как вдруг дракон резко пошел на снижение. Мэр прокричал:

- Мы пролетели лес, скоро должен появиться караван! За тобой — правая сторона!

Хе скривился, ну конечно, правая, какая же еще? Скорость полета снизилась, теперь до земли было не более пятидесяти метров, и сыскарь внимательно осматривал все, вплоть до горизонта. Мягкое колышущееся зеленое море так и манило к себе, хотелось расстегнуть ремни, соскользнуть с дракона и плюхнуться в освежающую влагу. Но это были Ядовитые равнины со змеями, ямами, насекомыми и прочей дрянью.

Зинг Ян Би рассказывал, что в других странах императоры обеспечивают безопасность основных дорог, устанавливая дорожные столбы, между которыми опытные начертатели устанавливают защитные массивы. Конечно, проезд по таким дорогам не дешев, нужно было отдавать немалые объемы Ки в зависимости от того, как далеко едешь. И собранная энергия направлялась также в эти массивы.

Почему пока не внедрили подобную систему здесь, Гоудань не знал, а учитель лишь посмеивался над его вопросами и говорил, что скоро Хе и сам все поймет. Но неужели те же торговцы не согласились бы заплатить за безопасный проезд?

Лишь раз монотонность равнины была нарушена: огромный тур мрачно покачивал головой, направляя рога в сторону дракона. Гоудань успел заметить, что под животом этого гиганта прятались две маленькие тени, детеныши.

Вскоре мелькнуло голубое полотно реки Юхэ, Хи Донг что-то выкрикнул, и дракон рухнул вниз, замедлившись лишь перед самым приземлением. Дрожащими руками Гоудань расстегнул ремни, крепко удерживающие его на драконе, и соскользнул вниз.

Устоять на ногах было очень сложно. Гоуданю казалось, что его желудок все еще подпрыгивает в воздухе, и он с трудом удержал тягучую слюну во рту.

- Никого нет. Вот мы добрались до Юхэ, и никакого каравана не встретили! - гневно загремел Хи Донг.

- Тут, - Гоудань сглотнул еще раз, - есть несколько вариантов. Первый — караван застрял в лесу и идет с отставанием, второй — они движутся намного быстрее и ушли вперед, хотя не представляю, как можно ускорить яков. Третий — весь караван погиб, столкнувшись с какой-то опасностью. Четвертый – они пошли другой дорогой, возможно, чтобы обогнуть ту самую опасность.

- И что? Делать-то что? Не обшаривать же все равнины? Даже Рюиджи не сможет летать сутками напролет!

- Проще всего лететь в столицу. Либо мы их нагоним по дороге, либо караван доберется туда позже. И если они все погибли, то информация об этом достигнет ушей Золотого неба, и мы также сможем узнать это там.

- Отличный план, - проворчал Хи Донг. - Я, мэр Цай Хонг Ши, покатал на своем драконе мелкого сыскаришку и теперь везу его обратно к мамочке. Хорошо, так и сделаем. Только вот что… После того, как караван приедет, немедленно сообщи мне. Только не по официальной линии связи, а через этот амулет, - и протянул обычный сигнальный амулет. - Один сигнал — караван прибыл. Два — караван погиб. Три — мальчишка там. И не теряй его до моего приезда или до приезда Мин Чиня. Все понял? Ладно, полетели. До Киньяна еще лететь и лететь.

***

После прибытия Добряка всё внезапно успокоилось. Я просто ехал впереди каравана то с Летящим, то со Змеем, а повозки и фургон медленно тащились за нами. В первый день я подумал, что это нормально, в конце концов, не может же постоянно что-то случаться. На второй — расслабился и мирно дремал в седле Пинь, следя одним глазом за дорогой перед собой. А на третий день мы выехали на дорогу, ту самую, по которой ехали, пока не встретили в лесу красивую девушку по имени Ао Минь.

И лишь выехав на дорогу, я понял, как все это время были напряжены опытные охранники. Теперь Летящий безмятежно улыбался знойному солнцу, подставляя загорелое лицо под его палящие лучи. Змей иногда забывался и начинал напевать себе под нос простенькую мелодию.

Каждое утро и каждый вечер я шел тренироваться со Шваброй. Иногда копье словно само летало в моих руках, и тогда казалось, что боевые искусства — это мое призвание. Я думал, что еще немного, и я стану опытным воином, который пройдет следующий отбор в охранники легко и без подсуживания. Но бывали моменты, когда упражнения тяготили, казалось, что я неправильно дышу, неправильно стою, неправильно двигаюсь. Копье оттягивало руки, Швабра раздражал невозмутимостью и деланным безразличием, ведь я уже понял, что он специально подстраивал тренировки под меня, замедлял ритм, движения делал шире, чем нужно. Словом, возился со мной, как со щенком. И молчал.

Хотя теперь все вокруг меня молчали. Даже братишка Ксу лишь виновато пожимал плечами и отворачивался. Видимо, узнав, что случилось во время его вынужденной отлучки, Добряк назначил виноватого и лишь терпел мое присутствие. Он не сказал мне ни слова. Я по-прежнему вставал в авангарде, принимал пищу, ложился спать, но меня словно выключили из жизни каравана.

Если бы на моем месте был Байсо, ему бы пришлось тяжело, но я привык быть один. Я полгода жил без нормального общения, и мне сейчас хватало даже редких сочувственных взглядов со стороны.

Больше меня не звали в коалиции Джин Фу или Торгового дома. Скорее всего, Шрам лишил меня возможности устроиться в охрану. Но я не жалел. Хотя нет, жалел, но лишь потому, что рассматривал это в качестве запасного варианта. В конце концов, в университеты прием проходит ежегодно, и я легко мог пропустить один год.

Каждый вечер я ходил в фургон торговцев, Джин Фу приветствовал меня легким кивком, я садился за столик и переписывал-перерисовывал старый свиток. Байсо всегда сидел неподалеку, но не мог сказать мне ни слова под пристальным взглядом своего наставника. Брат то читал свитки, сдвинув брови и шевеля губами, то с высунутым языком переписывал наставления, то подсчитывал какие-то цифры.

Джин Фу серьезно изолировал меня от брата, но я знал, что это ненадолго. Байсо помимо одиночества терпеть не мог принуждения.

Свиток был очень труден для восприятия, я не всегда понимал, что в какой последовательности стоит перерисовывать, иногда делал записи к отдельному элементу печати, а потом понимал, что запись относится совершенно к другому кусочку, который мог и вовсе отсутствовать. Это было больше похоже на чужие мысли, выхваченные случайным образом и вперемешку набросанные на бумагу, причем наслаиваясь друг на друга.

Мне не хватало знаний. Мастер делал упор на практику, заставляя вновь и вновь отрабатывать начертание одних и тех же печатей. Да, я знал значения более ста печатей, но легко, не задумываясь, мог нарисовать примерно два десятка, для прочих мне нужно сосредоточиться, нарисовать их либо на земле, либо на листке, чтобы освежить порядок начертания и лишь потом приступать к фактическому воспроизведению. Соединять их в массивы было еще сложнее.

Я рассчитывал, что смогу тренироваться и за месяц доведу эти печати до идеального состояния, но не учел того, что все время буду на виду. Вообще я вел себя крайне неосторожно. Удивительно, что только лекарь понял, что с моей Ки что-то не так.

Зато я по утрам и вечерам приходил к лекарю и помогал ему с ранеными, промывал и перебинтовывал раны на ноге Шрама. Мой учитель по-прежнему находился в глубоком сне и не чувствовал боли, но его лицо с каждым днем становилось худее и морщинистее, словно рана вытягивала из него силы, тогда как Сюэ выглядела также свежо, как и в день переправы.

Лекарь пояснил, что раны Сюэ слишком глубоки, и требуется много Ки для ее полного излечения, поэтому он не просто усыпил ее, но и замедлил все жизненные процессы в ее теле. Конечно, от этого ее раны не зарастут, но зато в таком состоянии она сможет пробыть очень долго, не меньше месяца. Она даже дышала редко.

Шрам же был погружен в глубокий сон, чье заклинание нужно обновлять каждые три дня, при этом его организм живет полноценно, ходит в туалет, сам себя исцеляет, наращивая мясо в ранах, но долго человека так держать нельзя, так как ему нужно питаться. Лекарь потихоньку вливал воду в полуоткрытый рот Шрама, но через пару-тройку дней он планировал разбудить больного, чтобы накормить его. К тому времени, обещал лекарь, большая часть смолки уже будет выведена из тела.

К вечеру третьего дня Баоцзы напоролся на гнездо земляных пчел и был сильно искусан, и на привале лекарь погрузил его в легкий сон, чтобы спокойно в тишине вытащить из него длинные зазубренные жала, а заодно показал мне это незамысловатое заклинание.

- Знаешь, бойцы часто пренебрегают заклинаниями, опасаясь истощить свою Ки и ослабнуть во время боя. Чаще всего боевую магию используют в массовых сражениях, где людям с высоким талантам поручают магическую поддержку, тогда как остальные дерутся при помощи оружия. Иногда в поединках один на один магией наносят последний удар, когда уже не нужно экономить энергию и хочется закончить бой зрелищно, - говорил лекарь, погружая тоненькое лезвие в спину спящего Баоцзы и вырезая первое жало. Нельзя было оставить даже маленький обломок, иначе он начнет погружаться глубже, сможет проникнуть в сосуды и потом вместе с кровью попасть в мозг или сердце. Поэтому процесс извлечения был медленным и тщательным. - Но ведь не обязательно брать Ки-емкие и сложные заклинания. Вот, например, «легкий сон». Экономное заклинание, действует почти мгновенно, правда, недолго. Если человек и так хотел спать, то проспит еще часов шесть-семь, иначе проснется через несколько минут. Но что такое минута во время боя? Смерть.

Затем лекарь протянул мне еще один ножик и предложил помочь. В Баоцзы сидело не меньше сотни жал, и чем быстрее их вытащитьт, тем больше шансов у него выжить.

- И, кстати, как только он начнет шевелиться, сразу давай ему «легкий сон». Сейчас ему больно и тревожно, поэтому обновлять заклинание придется каждые десять минут. Сможешь?

Я радостно кивнул. Мне нравилось лечить людей, нравились спокойные неторопливые объяснения лекаря про магию и устройство человеческого тела. Мужчина улыбнулся:

- Знаешь, я не удивляюсь тому, что о тебе заботится столько разных людей. Учить тебя — огромное удовольствие. Ты так хватаешься за новые знания, так слушаешь, словно до этого жил в каменной клетке и не видел ничего в жизни.

Знал бы лекарь, насколько он прав…

- И самое странное: когда я тебе что-то рассказываю, то чувствую себя самым умным, самым талантливым и самым умелым лекарем под небесами. Поэтому с тобой так возился Шрам, поэтому тебя тренирует тот парень с посохом. Наверное, так ты и попал к тому человеку, что учил тебя начертанию. Хочешь совет?

Я снова кивнул.

- Забудь про университеты. У тебя нет шансов туда попасть. Ищи мастеров, членов гильдии, и попробуй попасть к ним в ученики. Пусть не сразу, но ты найдешь того учителя, который протолкнет тебя в жизнь. Спокойно обучишься профессии, войдешь в гильдию и будешь жить в довольствии. А если не потеряешь своего брата, то проблем не будет вовсе. Возможно, Джин Фу сам предложит тебе какой-то вариант. Торговый дом «Золотое Небо» - не самое худшее место, они многого требуют со своих работников, но и много дают. Я закончил лечебную академию всего три года назад, но уже купил себе домик и перевез туда родителей, а еще через пару лет смогу жениться. Такие поездки бывают нечасто, и то рядом с господином Джин Фу, а он не экономит на своей безопасности. Знаешь, сколько стоит такой защитный барьер для лагеря? Тот же дом стоил мне гораздо дешевле.

- Благодарю за науку, - я наклонил голову, а затем вернулся к ранам Баоцзы, выдохнул и вонзил ножик рядом с жалом, провел им по кругу, вырезая кусок мяса, затем медленно потащил окровавленное жало наружу, следя, чтобы не было рывков. Жало вышло чисто - я внимательно осмотрел его на предмет поломок.

Лекарь взял на себя шею, лицо и грудь, там, где работать нужно особенно точно и аккуратно, мне же оставил руки и ноги. Хорошо, что Баоцзы был в плотной курткой с кожаными вставками, и большая часть пчел не смогла пробиться через нее.

- Сон! - напомнил лекарь, я, как он и говорил, коснулся затылка Баоцзы и впустил заклинание. Оно стоило даже меньше, чем то, что отпугивает насекомых. Лекарь сказал, что магия, действующая на разум человека, наименее затратная. Правда, с одним условием — если не заставлять делать что-то несвойственное. Поэтому нищие в моем городе с небольшими талантом могли воздействовать на эмоции прохожих, хватая их за полы одежды и раздувая те чувства, что уже у них были. - Шен, по сравнению со столицей ваш городок, разделенный на районы стенами, мирное тихое местечко. В Киньяне постоянно идут холодные, а иногда и горячие войны. Торговые дома сражаются за прибыль, влияние, теплые места во дворце императора. Гильдии сражаются за талантливых людей, за то же влияние и за кристаллы, выделяемые императором. Университеты и академии также сражаются между собой, причем не только словами и достижениями, но и физически, и магически, и интригами.

Ты не можешь войти в один университет, а потом пойти сдавать экзамены в другой. Тебя запомнят и выкинут. Поэтому, если ты не оставишь этой мысли, выбери место учебы заранее.

- А вы можете мне рассказать про них подробнее? - спросил я, забыв про очередное жало. Лекарь рассмеялся:

- О чем я и говорил! Снова эти любопытные глаза и жажда знаний. Как тут устоять? На самом деле, я знаю не так много, ведь у меня не было возможности выбирать свою судьбу.

Про академию для лекарей я тебе рассказывал, ты не пройдешь из-за таланта. Есть военная академия, но туда берут лишь знатных людей либо по рекомендациям от императорской семьи. Есть школа боевых искусств, там талант не важен вовсе, но чтобы поступить туда, нужно победить других кандидатов и войти в полусотню лучших.

- А в чем победить?

- О, там проводится настоящий боевой турнир, на который приходят посмотреть со всей столицы. И учти, что там нет ограничений по возрасту, то есть против тебя может встать кто-то вроде парня с посохом или Добряка.

- О! - удивился я.

- И магией пользоваться запрещено. Но выпускники той школы идут нарасхват в определенных кругах, каждого вносят в список особо опасных людей страны.

- Но ведь они даже не маги?

- Кто знает, чему их обучают в школе? - улыбнулся лекарь. - Может, они используют магию каким-то другим путем? Еще есть Императорский университет…

Я насторожился, ведь Мастер сказал, чтобы я пошел именно туда.

- Там нет жестких требований по таланту, умениям и возрасту, хотя старше тридцати лет туда уже не берут. За обучение не берут денег, но ты сам должен будешь покупать себе Ки для прохождения практики. Там есть много специальностей, и после выпуска ты обязан отработать на государство не менее пяти лет. И ты не можешь выбрать, на кого ты будешь учиться. Обычно всех поступивших кидают туда, где есть нехватка специалистов. Например, возникла необходимость в связистах, и вот ты уже обучаешься именно этому, а потом всю жизнь передаешь чужие сообщения.

Меня совсем не порадовала мысль, что я не могу выбрать себе профессию.

- А начертатели? Где учат на них?

- Для этого нужно найти учителя из гильдии начертателей. Но обучение стоит очень дорого, плюс они соглашаются обучать далеко не всякого, кто попросится, и лишь единицы из учеников получают приглашение в гильдию. Учителям запрещено давать глубокие знания людям извне, только некий согласованный минимум. Джин Фу давно мечтает заполучить начертателя в свой торговый дом, так как сейчас он тратит огромные средства на их услуги, а ведь амулеты занимают большую долю среди товаров Золотого Неба.

Теперь мне стало понятно, почему Джин Фу так заинтересовался Мастером и свитком. Скорее всего, он планирует создать собственную школу начертателей и ищет хорошего учителя для нее.

- Есть еще несколько небольших академий, но их мало берут в расчет, основные я тебе назвал. Как видишь, вариантов у тебя не так много. Только императорский университет, и все. Кстати, как продвигается изучение «лечебной нити»?

Я улыбнулся и показал лекарю левую руку. Пока я ехал на Пинь, потихоньку тренировался с лечебной нитью, сшивая сорванные травинки. Это было не так легко, как казалось сначала. Стежки были столь крошечными, что грубые разломы легче было сначала выровнять, и лишь потом сшивать. Нужно было четко чувствовать, что именно хочешь сшить. Если запустить заклинание без четкого направления, можно было сшить все, что угодно. Так я умудрился пришить травинку к штанам и к своей коже одновременно, пришлось потом срезать небольшой кусок кожи на ноге.

По первости мне необходимо было видеть сшиваемые части, вглядываясь в них до рези в глазах, но теперь я мог задать четкие мысленные направления. После двух недель путешествия одежда в некоторых местах порвалась, и я зашил дыры лечебной нитью так, что не было ничего заметно.

Лекарь говорил, что нить со временем исчезает, поэтому я первой зашил дырку на левом рукаве, и когда она вновь появится, это станет сигналом, что пора обновить нити на прочих местах.

Пробовал я зашивать и раны на себе, для чего специально резал запястье. И в отличие от ткани и травы кожа оказалась сложным материалом для зашивания, потому что была слишком разнообразной. Несколько порезов я сделал лишь глубже, нечаянно сшив края раны не между собой, а с внутренней частью, то есть с мышцами, и сейчас эти царапины до сих остались незалеченными до конца, но последние порезы я сшил столь идеально, что лишь тоненькие белые черточки напоминали об их месте.

- Сколько же ты тренировался? - удивился лекарь. - Вот эти залечены замечательно! В академии ты уже смог бы перейти на сшивание глубоких ран.

Я улыбнулся. Нечасто мне доводилось слышать что-то хорошее о себе после смерти мамы, и теплые слова лекаря грели мне сердце весь вечер.

На четвертый день пути Добряк насторожился, выслал несколько человек в дальний патруль и все время держал рядом с собой братишку Ксу. Кажется, мы приближались к какому-то опасному месту.

На равнине стали появляться первые группки деревьев, и каждый раз, когда дорога проходила вблизи какой-нибудь из них, Добряк подъезжал к нам и внимательно всматривался в рощицу. Я так нервничал при его появлении, что отложил тренировки с лечебной нитью и тоже начал больше поглядывать по сторонам.

К сожалению, в первой половине дня со мной дежурил Змей, который и так не отличался многословием, а сейчас и вовсе перестал разговаривать, и я не мог узнать у него, чего же так опасается глава охраны.

__________________________________________________________________

Слова автора:

Извинительно-оправдательное. Сначала хочу принести свои извинения за исчезновение с горизонта и благодарность за ваше терпение. "Отмазки", как мне тут написали, лепить не хочу.

Просто еще раз напомню, что творчество - мое хобби, на которое я трачу свободное от работы, домашних дел, сна и отдыха время. Мне бы хотелось, чтобы его было побольше, но это не всегда получается.

И у меня еще один недостаток - я не могу работать строго по графику. Причина такого косяка неизвестна: то ли дело в том, что я женщина, то ли в том, что сильно завишу от настроения, то ли в том, что каждый день я уже живу по графику. Сон, работа, сон, работа, и порой хочется сломать хоть что-то, чтобы не чувствовать себя в клетке. Ломаю то, что могу сломать без особых последствий.

Предсказательное. Пока не знаю, как будет дальше. Есть два варианта: 1. я честно беру отпуск на месяц. 2. Продолжаю писать и выкладывать нерегулярно, как бог на душу положит. Голосовалка будет на канале.

Радостное.  Полным ходом идет озвучка Идеального Донора, первой арки. Сейчас мы чуть замедлились из-за предновогодней занятости актеров (видите, не я одна в запаре), но с гордостью даю ссылку на первую часть - https://yadi.sk/d/AtpDo0DcooIKxQ

И нам все еще требуются люди с голосами))) Прошу писать напрямую куратору проекта Илье в Телеграм на @simmerfeed (это телеграмный позывной, не пикабушный),  либо на почту simmerfeed@gmail.com

Художественное. В чате Антифлуд обнаружился потрясающий художник, создавший атмосферные и очень добрые арты по миру Донора. На Пикабу она известна под ником @pixelJedi.

Так что теперь с ее позволения буду прикладывать арты, пусть и по уже прошедшим событиям.

Угадайте, кто это)))

Часть 1

С каждым годом слава Вейшенга лишь росла. Простолюдины всей страны обсуждали при встрече погоду, здоровье родственников и успехи Вейшенга.

- Слышали? Гений Фа сумел победить в поединке студента военной академии! А ведь мальчику всего десять лет!

- Слышали? Он выиграл в го у мастера игры Хуа Ченю!

- Слышали? Вейшенг уже начал чертить массивы из печатей! Это ли не настоящий гений?

Во дворце императора также не могли игнорировать растущую популярность мальчика. Не сделав ещё ничего, он уже стал национальным героем, символом надежды, ведь Вейшенг - выходец из народа, родился в провинции в семье обычного лекаря, а сейчас вхож в дома знатных семейств.

Каждый крестьянин и каждый мелкий лавочник отныне мечтал, что и в его семье родится гениальный сын, который прославится на всю страну.

Когда Фа Вейшенгу исполнилось двенадцать, его пригласили во дворец Тай-фу вместе с родителями. Там мальчику устроили экзамены по всем предметам: от знания классической поэзии до разбора судебных решений. Его проверяли и на знание этикета, и на мастерство ведения светской беседы, и многие проверяющие выходили с удивленными лицами, качали головами и говорили, что мальчика с такими талантами ждёт либо страшная, либо поистине великая судьба.

Несмотря на хороший заработок, Фа Делунь не сумел бы оплатить работу всех учителей, но именитые мастера начали предлагать свои услуги бесплатно. Потому что все учителя Вейшенга приобретали ещё большую славу, к ним приходило больше учеников, цена за их услуги возрастала в разы. Только старый начертатель брал столько же денег, что и в начале, и относился к мальчику так же строго, как и в самом начале обучения

В результате у отца и сына не оставалось времени на общение, Фа Лунг сильно переживала из-за этого, пока наконец не придумала решение. Она предложила Делуню по вечерам обучать сына лекарскому делу. В результате Вейшенг бы не переживал, что напрасно тратит время, а Делунь бы практиковался в своём деле, ведь после приезда в столицу он совсем забросил лечение людей и занимался только своей системой.

№3

- Вейшенг, уважаемый мастер! Прошу прощения, что прерываю занятие, но это очень срочный вопрос! - мама постучала в дверь.

Вейшенг рисовал массив из одиннадцати печатей, самый сложный из всех, что он когда-либо пробовал. Уже висело в воздухе семь печатей, и его напряжённая рука вырисовывала замысловатые элементы восьмой. Стоит лишь отвлечься, и весь массив рассыплется.

Учитель, как обычно, рассматривал картину на стене, сейчас на ней был изображен танцующий журавль.

На лбу Вейшенга выступил пот. Он боялся, что мать откроет дверь, не дождавшись ответа. Учитель, конечно, мог бы ответить ей и попросить подождать ещё пять минут, но мальчик знал, что старик ни за что так не сделает. Недаром он постоянно повторял, что настоящий начертатель должен уметь создавать массивы невзирая на внешние условия, даже под градом стрел и взрывов.

"Может, он специально подговорил маму, чтобы усложнить мне задачу?" - думал мальчик.

Снова стук. Осталась последняя печать - замыкающая. Именно она соединит элементы массива и сольет их воедино. Больше всего ошибок возникало именно во время начертания последней печати.

Ещё один элемент. Массив засиял ровным золотистым светом и растворился в воздухе. Все получилось!

- Урок окончен, - сказал учитель, встал и открыл дверь.

- Ещё раз прошу прощения. Пришёл человек из дворца императора! Вейшенг, тебя срочно вызывают туда! - выпалила мама. - Я подготовила наряд.

Вейшенг вздохнул, поклонился учителю и пошёл за матерью.

В двенадцать лет Вейшенг выглядел старше из-за высокого роста, серьёзного выражения лица и чересчур вежливых манер. Он обещал вырасти красавцем с утонченными чертами, а его длинные чёрные волосы неизменно приводили в восторг женщин любого возраста. Поэтому Фа Линг любила снаряжать сына во взрослые одежды, которые шли ему неимоверно.

Во дворце императора их встретила делегация императорских чиновников в высоких золотых головных уборах. А впереди стоял невысокий сухенький старичок с доброй-предоброй улыбкой - это и был Тай-фу, императорский воспитатель.

- Добро пожаловать во дворец, семейство Фа! - поприветствовал их Тай-фу. - Поздравляю вас и вашего сына! Он с честью прошел все проверки и доказал, что является хорошо воспитанным и благочестивым ребенком. Фа Вейшенг официально назначен на место друга принца Гуоджи.

Фа Лунг прижала руки к лицу, по ее щекам потекли слезы от неожиданной радости, Делунь прикоснулся к ее плечу, напоминая о поклоне. И только Фа Вейшенг приложил руку к груди и сделал церемониальный поклон младшего к старшему.

- Обязанность родителей друга принца — проследить, чтобы сын дважды в неделю приходил во дворец к полудню, и забрать его из дворца после ужина. А теперь я провожу Фа к принцу Гуоджи.

Вейшенг последовал за Тай-фу, а сам перебирал в памяти все, что знал об этом принце. У нынешнего императора пятеро сыновей, двое из них значительно старше самого Вейшенга, Гуоджи уделяют меньше внимания, и почти нет шансов, что его назначат наследным принцем.

Принцу Гуоджи около семи-восьми лет, он считается легкомысленным и слишком мягким, поэтому его не задействуют в политических играх, но по возрасту он наиболее близок к Вейшенгу. Его талант около шестидесяти, недостаточно высокий для императорской семьи, и его мать — не из самого знатного рода. Зачем назначать Вейшенга другом принца? Это попытка увеличить популярность принца? Или Тай-фу думает, что мальчик-гений сможет повлиять на характер принца и сделать его более жестким? Или они хотят использовать настроения людей и повысить престиж императорской власти, показав, что даже человек из простонародья может дорасти до дворца?

Вейшенг прочел много книг по истории и решил, что становиться великим через политические игры рискованно, для этого нужно либо разбираться в внутридворцовых отношениях, либо родиться членом императорской семьи. Нет, он лучше будет просто играть с мальчиком, читать ему книги, развлекать, но не более того.

- Принц Гуоджи, к вам прибыл Фа Вейшенг, ваш официальный друг.

Из-за высокого сундука, изукрашенного витиеватыми узорами, выскочил мальчик, путаясь в длинном до пят халате с широкими рукавами, и закричал:

- У-у-у-у! Тай-фу, я тебя напугал?

Старичок улыбнулся, поклонился и мягко сказал:

- Конечно, принц Гуоджи, мне очень страшно. Позвольте вам представить друга вашего высочества, Фа Вейшинг. Теперь он будет с вами играть дважды в неделю. Вы же хотели завести друга?

Принц подскочил к Вейшенгу, склонившемуся в глубоком поклоне, присел на корточки и заглянул ему в лицо:

- Привет! Ты умеешь играть в мяч?

- Да, мой принц, умею, - ответил Вейшенг, не выпрямляясь.

- Тогда пойдем играть! - и мальчик дернул Вейшенга за руку. Фа посмотрел на Тай-фу, тот согласно кивнул и удалился из комнаты.

***

Спустя несколько лет подросли дети от первых браков, устроенных Фа Делунем, и он вместе с их родителями с трепетом ждал дня именования. С каждым годом его система обрастала все новые данными, усложнялась и становилась точнее, поэтому лекарь сейчас мог с уверенностью сказать лишь то, что таланты тех детей будут на уровне своих отцов либо немного превышать их. Но те дети, что должны родиться в этом и следующих годах, смогут поразить своих предков скачком таланта более чем на десять единиц.

Столичные свахи, потерявшие богатую клиентуру, пытались распускать дурные слухи про Фа, но благодаря всеобщей любви к его знаменитому сыну их попытка очернить семейство Фа провалилась.

А после того, как император пригласил Фа Делуня во дворец, дабы посоветоваться насчет невесты для своего старшего сына, злословить про Фа стало и вовсе кощунством.

Приближался шестнадцатый день рождения Вейшенга, его совершеннолетие, и семье Фа нужно было определиться, кем же станет их сын. Каждая академия и каждый университет страны были готовы принять Фа Вейшенга к себе без каких-либо экзаменов, более того, многие ректора университетов посетили дом Фа и предложили крупные взятки за то, чтобы Вейшенг пошел именно к ним, уверяли, что ему даже не придется учиться или сдавать экзамены.

Но отцу Фа не очень нравился такой вариант, поэтому он пригласил к себе сына для серьезного разговора.

№4

Высокий стройный юноша с густыми черными волосами, ниспадающими до пояса, широким шагом ворвался в кабинет отца. Он только вернулся из дворца и еще не успел переодеться из парадных одежд с обильной вычурной вышивкой.

Делунь невольно залюбовался своим сыном. Его лицо не потеряло еще юношеской округлости, а строгие глаза и тугой росчерк бровей притягивали взгляды женщин всех возрастов.

- Как успехи у принца Гуоджи? Тебя не утомляет общение с ним?

Вейшенг улыбнулся краешком рта, увы, и без того сдержанный юноша после навязанной ему дружбы с принцем стал еще строже отслеживать свои эмоции и позволял себе немного расслабиться только дома, в кругу семьи.

- На прошлой неделе император, да ниспошлет ему Небо сотни тысяч лет жизни, впервые прилюдно похвалил принца Гуоджи за успехи в стрельбе из лука и послал ему подарок.

- О, это ведь хорошо? - Делунь старался держаться подальше от внутридворцовых интриг, занимаясь лишь своей работой и изучая новые родословные.

- С одной стороны, да, так как это повысило престиж принца Гуоджи, к нему участились визиты чиновников и дворцовых служащих, и с его мнением будут считаться. С другой же стороны, ему всего одиннадцать лет, и он еще не научился правильно вести себя, поэтому сейчас такое внимание будет ему во вред.

- Кхм, - прокашлялся Делунь, он вовсе не хотел углубляться в жизнь дворца. - Но тебе уже скоро шестнадцать, ты станешь совершеннолетним. И пора решать, какой дорогой ты пойдешь. Как отец, я желаю тебе, мой сын, самого лучшего будущего, поэтому…

- Отец, я буду поступать в военную академию, - прервал его Вейшенг.

- Что? Военная… Но зачем? - Делунь разволновался, вскочил и принялся нервно расхаживать по комнате. - С твоим талантом и твоими способностями рисковать жизнью? Это по меньшей мере глупо и безответственно. Почему бы тебе не подумать о работе начертателем? Учитель тобой очень доволен и готов взять тебя в личные ученики!

- Я рассматривал и такой вариант, - спокойно ответил юноша. - Начертание мне действительно нравится. С тех пор, как мы начали изучать элементы печатей и их смысловую нагрузку, я нахожу начертание схожим с партией в го. Та же чистая логика, строгие законы и правила, и при должном старании можно даже создавать свои собственные массивы, хотя мне, конечно, еще рано этим заниматься.

Но, увы, в начертании нет ничего героического. Ты просто сидишь в своей каморке и часами выводишь линии.

- А как же великие начертатели прошлого, которые создали защитные массивы для всей страны? Те уникальные каскады для императорского дворца? Те герои, что и по сей день работают, не покладая рук, ради безопасности дорог между городами?

- И ты можешь назвать их имена? Хотя бы одно имя великого начертателя.

Делунь замялся. Его образование было далеко не лучшим, и почти все знания лежали в области лечения и с недавних пор в биографиях людей. Недавно в очередной семейной истории он встречал имя начертателя, который прославился созданием какой-то уникальной печати, но Делунь никак не мог вспомнить точно: то ли Донг, то ли Ганг, то ли Ханг.

- Вот именно, - кивнул Вейшенг. - Я не отрицаю важность их работы, но люди не видят величия в невидимых массивах и каскадах. И еще одно возражение. Ты говоришь, что с моим талантом не стоит идти в военные, но ведь для начертания талант не важен вовсе. Там важны точность, аккуратность, хорошая память и запас Ки, которую можно брать из кристаллов. Если я стану начертателем, тогда весь мой талант пропадет зря. С таким же успехом ты можешь взять человека даже с ничтожным талантом в районе двадцатки, найти ему хорошего учителя и сделать начертателем.

Фа Делунь усмехнулся. Его сын вырос в столице, в окружении знатных людей, чьи предки веками отбирали жен среди самых лучших семейств, и чей средний талант колебался от сорока до семидесяти. Самой бесталанной оказалась мать Вейшенга, которую природа наградила скромным талантом в двадцать три единицы. Поэтому юноша-гений искренне считал таких людей бездарями, не представляя, что в провинции можно встретить людей и гораздо менее одаренных.

Но в целом Вейшенг был прав. Для начертания талант был не важен.

- Но почему именно военная академия? Почему не лечение людей? Не административное управление? Не артефакторика? Почему военное дело?

- Потому что это самый простой способ стать великим, - пожал плечами Вейшенг. - Люди всегда запоминают тех, кто их убивает или защищает ценой собственной жизни. Подумай, чьи имена остались навсегда в истории страны? Жестокие тираны, кровавые генералы, зачинщики восстаний… О них слагают легенды, их именами пугают детей, а некоторые стали даже персонажами сказок. Герой должен быть окружен брызгами крови. Мне жаль это признавать, я, как и ты, считаю, что настоящий героизм заключается не в этом, но таков этот мир.

К тому же, тебе не о чем беспокоиться. К тому времени, как я закончу академию, принц Гуоджи достигнет совершеннолетия, и ему понадобится личная гвардия. Кому, как не официальному другу принца, поручить ее возглавить?

Фа Делуню было неприятно слышать холодные и взвешенные слова сына, особенно потому, что тот был прав. Вейшенг провел беседу с отцом, следуя классическим правилам риторики: показал, что ценит и частично согласен с мнением отца; используя его же доводы, доказал свою правоту, а потом снял основное возражение отца насчет безопасности.

- А если ты не сможешь поступить? - слабо возразил Делунь.

- Тогда, отец, я сделаю так, как ты хочешь.

Но Фа Вейшенг с легкостью прошел все испытания и поступил в военную академию.

***

Всего через год студент Фа стал лучшим учеником военной академии, с легкостью побеждая в различных состязаниях и турнирах, неважно, бои это на мечах или стихосложение. Но несмотря на это, у него не появились недоброжелатели или враги. Возможно, потому что они, как и прочие дети в этой стране, были наслышаны о гении Вейшенга, а может быть, потому что Вейшенг со всеми держался очень ровно, без зазнайства и чванства, отзывался на просьбы о помощи и спокойно мог потратить свободное время, показывая другому студенту прием, с которым победил его в предыдущей схватке.

Студента Фа очень занимали схемы и описания сражений, он находил в них ту же логику и красоту, что и в начертании, и в го. Правда, он был не согласен с утверждением, что в сражении много зависит от морального настроя солдат и их личной храбрости, поэтому придумывал беспроигрышные схемы боев, в которых его сторона при любом раскладе останется победителем.

Но постепенно его начала тревожить одна мысль…

№5

- Учитель Чан, разрешите вопрос? - встал из-за стола Вейшенг.

Учитель нахмурил брови. Многие преподаватели в академии в прошлом сделали неплохую военную карьеру и привыкли к безусловному подчинению, поэтому от студентов требовали только тишины и внимания. Если бы это был кто-то другой, то учитель Чан обязательно выбил из него дурь несколькими ударами палки, но это был студент Фа, лучший в академии, поэтому учитель Чан коротко кивнул.

- Почему в сражении на реке Инхэ командующий не воспользовался запирающим массивом? Он не такой затратный, как использованное им боевое заклинание, но при этом массив бы полностью блокировал переходы на реке, и тогда убитых было бы гораздо меньше.

Учитель Чан внимательно посмотрел на Вейшенга, но не заметил насмешки в его глазах, лишь желание понять.

- Хорошо, студент Фа, я объясню тебе. Встаньте те, кто изучал начертание.

Поднялся весь класс, все двадцать человек.

- Теперь останутся только те, у кого учитель начертания состоял в гильдии.

Половина людей села.

- Теперь останутся только те, кто может нарисовать работающий массив.

Вместе с Вейшенгом стояло только пятеро.

- А теперь останутся те, кто знает больше одного массива.

Юноша оглянулся и понял, что стоит только он.

- Студент Фа, у тебя остались вопросы?

- Но почему? Разве нельзя взять начертателей на службу в армию? Это было бы экономнее и разумнее.

Вейшенг был ошарашен.

Обучение в военной академии велось за счет государства, и теоретически сюда мог поступить любой мужчина, неважно, из крестьянской семьи или императорской, но минимальный талант для поступления был равен пятидесяти, а знания и навыки для прохождения испытаний невозможно было получить без многолетних занятий с хорошими преподавателями. Поэтому все студенты были из состоятельных семей, и Вейшенг логично полагал, что их учителя начертания должны быть не хуже его. Так почему только он продвинулся дальше основ?

Возможно, его учитель начертания считал, что Вейшенг обязательно вступит в гильдию, и потому обучал его тем вещам, которые обычно хранятся в тайне от прочих? Возможно, отец заранее пообещал учителю такой исход? Тогда почему он согласился нарушить свое слово?

Учитель Фа вновь почувствовал себя в своей тарелке. Оказывается, даже студент-гений может не понимать элементарных вещей.

- Что ж, видимо, придется объяснить тебе то, что знают все в этой стране. Начертатели, несомненно, очень умные и полезные люди, но при этом они алчны, трусливы и высокомерны. Они заперлись в своей крошечной гильдии и трясутся над своими секретами. Ты вот сказал про запирающий массив. Я ни разу за всю свою жизнь не слышал о таком. Худо-бедно министры могут заставить их поработать на благо страны, добавить пару печатей к императорскому дворцу, да дарует ему Небо сто тысяч лет жизни. И их работа над безопасностью дорог тоже отлична. Но никто из них не хочет отправиться на войну и рискнуть своей жалкой шкуркой ради своего же народа… Конечно, у принцев есть свои придворные начертатели, которые старательно пляшут возле шатров принцев, но и шагу не сделают, чтобы помочь обычным солдатам.

Учитель Чан раскраснелся от негодования и теперь кричал практически в лицо Вейшенгу:

- И это не только начертатели. Все гильдии таковы. С трудом военное ведомство смогло принудить лекарей выделить людей для военных нужд. И они выполняют требования, но как? Присылают еле обученных юнцов, с трудом умеющих Ки из кристалла черпать, с низкопробными талантами. Специально проводят наборы всяких придурков, наскоро показывают два-три заклинания и швыряют в армию, а всех талантливых и грамотных оставляют себе. Лечат грыжу у зажравшихся ленивых толстосумов да стирают морщинки у их жен.

Вейшенг чуть поморщился, его отец тоже был лекарем, но ему даже в голову не приходило отправиться в армию. В том числе и потому, что в армии всегда было много работы, а жалование платили небольшое, и практикой в городе было заниматься гораздо выгоднее.

- Если ты знаешь побольше нашего про начертание, почему бы тебе не прочитать лекцию о массивах и их действии? Заодно, может, обучишь некоторых?

_________________________________________________________________________

Слова автора:

У меня выдалась тяжелая эмоционально неделя (сочатовцы знают причины), поэтому дописывала эту часть я сегодня. Она не вычитана, не проверена, и все замечания/описки/исправления, которые вы, несомненно, мне накатаете, я буду учитывать уже при выкладке на АТ.

Караван, соответственно, я также не начинала писать, если случится чудо, и я успею завтра написать три тысячи слов (мухаха), то в понедельник часть будет. Если нет  - увы.

Вопрос не по теме: кто-нибудь знает китайских исполнителей на уровне Хуа Ченю - 華晨宇(Hua Chenyu)? Его песни последние несколько месяцев помогают мне писать ИД, но сейчас уже началось пресыщение, и я могу подпевать на ломаном китайском почти каждой его песне.

Если дадите мне ссылки, имена, названия групп - буду очень благодарна.

P.S. Игра Го реально существует. Анимешники могут познакомиться к ней через аниме "Хикару и Го".

Я смотрел на загаженную траву и ничего не видел… До сих пор я действовал уверенно и безрассудно, потому что верил в слова Мастера. Он сказал, что меня возьмут в охрану каравана, и я бесстрашно вышел на арену против неизвестного животного, выстоял под стрелами Змея.

Но что, если бы Джин Фу отказался принимать столь молодого кандидата? Что, если бы у них не погиб воин со щитом? Что, если бы их не устроил мой массив? Ведь тот же троерогий Ешу проткнул бы меня в самом начале, да и Змей мог легко утыкать меня стрелами.

Мастер сказал, что я доберусь до столицы и там поступлю в университет. Но откуда он может знать, что я точно доеду до Киньян живым и здоровым? Что меня не сожрет какая-нибудь тварь или не отравит змея?

Он не знал. А я ему верил и думал, что слова Мастера защищают меня, ведь Мастер не может ошибаться.

Но сейчас у меня на глазах Шрам, мой второй учитель, сильный, умный, опытный человек, совершил глупую ошибку и тут же поплатился за нее. Так почему именно я должен выжить и дойти до конца? Я, никчемный семерка из Серого района, мальчишка, которого не взяли в школу, у которого не было никогда друзей.

Я ведь не боялся! Совсем не боялся. Ни когда полез с ножом на костяную собаку, ни когда протягивал руку к огнеплюю, ни когда падал, парализованный древолазами. Не боялся, уходя в лес за клеймеными в деревне Сюэ. Не думал о смерти, глядя в глаза речному дракону. И рассказы Летящего об ужасах Равнины я воспринимал как страшноватую сказочку. Даже убитые лупоглазы не привели меня в чувство.

Ведь смерть – это что-то далекое, что-то, что может случиться с кем угодно, только не со мной. Ведь Мастер сказал, что я доберусь до столицы. Каким идиотом я был!

- Шен! Пойдем, надо поговорить, - толкнул меня в плечо Байсо.

Я вслепую нашарил копье Шрама, сжал пальцы на гладком древке и поднялся. Хуа цян оказался тяжелее, чем я думал, но это странным образом внушало к нему доверие.

- Слушай, ужасно жаль, что так получилось со Шрамом, но я должен был сказать Джин Фу, - быстро шептал брат. – Не потому, что он мой учитель. Я боялся, что в следующий раз Шрам может убить тебя. Скорее всего, он смолит уже давно, год или больше, а это опасно. Опасно как для него, так и для тех, кто рядом. Шен, ты же не сердишься на меня?

Я плохо понимал, о чем говорит мальчишка. Перед глазами стояла лишь изуродованная нога Шрама, жуткая, огромная, раздувшаяся, и вспоминались слова учителя: «Для работы с копьем руки, конечно, важны, но без ног копейщик не стоит ничего. Работай ногами! Правильный упор, быстрые шаги, равновесие – вот что важно!»

- А еще мне пришлось рассказать Джин Фу про Черный район и остальное, - продолжал шептать Байсо. - Запомни: ты попал в Черный район одновременно со мной, год назад, тебя, как и меня, выкинули из-за низкого таланта после смерти родителей. А потом Мастер учил тебя рисовать печати. Шен, ты слышишь? Не нужно ему пока знать, что тебя искали. Я вообще о тебе старался поменьше говорить. Ты понял? Эх, скорей бы добраться до столицы.

Мы почти дошли до фургона торговцев, как я вдруг сообразил.

- Байсо, - я схватил его за плечо и посмотрел в его голубые глаза, - его ведь не будут лечить! Его зарежут, как лупоглаза. Я не могу… я не смогу… - в горле перехватило, и я несколько секунд не мог вымолвить ни слова.

Байсо смотрел на меня, и по его щекам стекали слезы:

- Шен, - сказал он, – ты не один. Ты не останешься больше один. И я тоже, никогда теперь. Мы же братья, ты забыл? Я твой старший брат, - его улыбка вышла слишком жалкой и неуверенной, чтобы я поверил ему, но это было лучше слез.

- Сейчас мы пойдем к лекарю, и ты отдашь ему этот кристалл, - я влил Ки в кристалл, лежащий в кармане, и отдал Байсо. – Скажешь, что берег его с самого начала. Скажешь, чтобы он вылечил Шрама. Скажешь…

Брат улыбнулся еще раз, но уже искренне:

- Придумаю, что сказать. Это же я - Байсо, не забыл? За разговоры отвечаю я.

Когда мы пришли к лекарской палатке, там собрался почти весь лагерь. В центре круга лежал Шрам, и Летящий уже заносил свой меч.

- Стой, - закричал я и рванул к нему, расталкивая окружающих. - Не надо!

- Да успокойся, - хохотнул мечник, - никто пока не убивает твоего Шрама. Нужно срезать эту дрянь с его ноги.

- Какую дрянь? - не понял я и внимательнее посмотрел на раненую ногу. Та часть, что ниже колена, была серо-бурого цвета, из нее сочилась грязная слизь и свисала соплями, не падая на землю. Толщина ноги была такой, словно ее всунули в мешок, набитый старым тряпьем.

- Я пытался спасти ногу. Сначала истыкал эту штуку копьем, но она все равно не отпускала его, поэтому я просто вырубил из нее кусок вместе с ногой. Сейчас буду срезать.

Так это сверху плоть зубастой ямы? Летящий и впрямь отлично придумал, может, получится сохранить ногу Шрама?

Мечник легкими движениями принялся срезать бурые куски. Опасаясь повредить ногу, он шел аккуратно, тонкими полосками шинкуя плоть этого животного. Слой за слоем, взмах за взмахом, меч взлетал вверх и без напряжения опускался вниз, постепенно замедляя свое движение. С каждым ударом слышалось тихое хлюпанье, и тягучие капли слетали с лезвия, тяжело шлепаясь на землю. Пахло сыростью, плесенью и кровью.

Это зрелище завораживало, оно было и отвратительно, и притягательно одновременно. Чем тоньше становился нарост на ноге, тем внимательнее следили зрители за мечом, ожидая, когда же обнажится человеческая кожа и не брызнет ли кровь из резаной раны. Я слышал тяжелое дыхание людей, но и сам не мог отвести взгляд от размеренных движений Летящего.

Наконец он остановился, отступил на несколько шагов и как-то буднично сказал:

- Дальше пусть лекарь займется.

Змей очнулся от гипнотического зрелища, увидел, что здесь стоят все его люди, и рявкнул:

- Чего столпились? Пора менять часовых, всем прочим — идти отдыхать.

Кто-то, кажется, Баоцзы, лениво протянул:

- А если я хочу посмотреть?

- Тогда отправишься выкапывать оставшуюся часть этой дряни! За границы лагеря!

Угроза подействовала, и с ворчанием охранники разошлись по сторонам, торговцы тоже ушли, лишь Байсо и Джин Фу остались на месте. Я быстро приблизился к Джин Фу и низко поклонился:

- Этот недостойный благодарит многоуважаемого господина за сохранение жизни учителя.

Он махнул рукой, разрешая выпрямиться:

- Знаешь ли ты, что твой учитель нарушил три негласных правила в караване? Первое — никакого алкоголя, смолки и подобных вещей. Второе — не нападать на своих товарищей. Третье — даже при угрозе для собственной жизни не подвергать опасности караван. И за нарушение любого из них я мог, нет, я должен казнить провинившегося. И никто бы не подумал, что я превысил свои полномочия, напротив, сказали бы, что я поступил правильно.

Я еще раз поклонился.

- Я оставил ему жизнь лишь по одной причине. Это ты.

Я понимаю твои чувства: ты целый год выживал один в городе, без взрослых, без поддержки, и когда тебе кто-то предложил помощь и возможность обучения, естественно, ты схватился за этого человека. И это правильно. Ты достойный ученик, и я просто не мог хладнокровно убить твоего учителя.

И хотя я не могу выделить Ки на лечение Шрама, но не стану препятствовать его выздоровлению и оплачу полностью его работу до сегодняшнего дня. С другой стороны, мне бы пригодилась твоя помощь…

Краем глаза я заметил, что Байсо подошел к лекарю и что-то шепчет ему на ухо, одновременно передавая мерцающий кристалл с Ки.

- Конечно, господин. Постараюсь сделать все, что в моих силах.

- Как думаешь, тот Мастер, что обучал тебя печатям, входит в гильдию начертателей?

- Не знаю, господин. Вряд ли, в Черном районе нет гильдий.

- А он смог бы разобрать свиток того предка?

- Скорее всего. Он очень искусен в начертании.

- Если ты скажешь, как его найти, и напишешь письмо, чтобы он поговорил с моим человеком, то закроешь свой долг передо мной.

Я удивленно посмотрел на бритого торговца:

- Я сделаю, как вы того желаете, но не могу обещать, что он согласится на ваше предложение.

- Это уже мои заботы, - мягко улыбнулся Джин Фу. - Значит, вплоть до приезда в Киньян ты по вечерам будешь копировать рисунки и текст с того свитка, а в столице напишешь письмо для Мастера. Сегодня, - торговец посмотрел на лежащего Шрама, - я освобождаю тебя.

- Благодарю, господин.

После этого Джин Фу ушел в свой фургон, а я пошел к лекарю, виновато улыбаясь. Мне казалось, что это я виноват в ранениях Сюэ и Шрама, и запредельные нагрузки на худого осунувшегося лекаря тоже из-за меня.

Лекарь взял в руку маленький ножик, сел рядом с раненым, поставил рядом большой бумажный фонарик и осторожно провел лезвием по бурой массе. Та разошлась в стороны, но не отлипла от кожи. Тогда лекарь вырезал небольшой квадратик и медленно потянул его на себя при помощи металлических щипцов, с чавкающим звуком он отделился от ноги, и я с ужасом увидел, что с внутренней стороны пасть усеяна зубами, которые глубоко проникли в тело.

- Видишь? - вдруг обратился ко мне лекарь. - Они изогнуты, и кончики направлены внутрь пасти. Если попадешь в такую яму, дергаться бесполезно, иначе зубцы будут врезаться все глубже и глубже. Летящий хорошо придумал насчет вырубания ноги вместе с пастью.

Он продолжил вырезать небольшие квадратики и отделять их от кожи одним рывком, стараясь двигаться по направлению клыков. На освобожденных участках я увидел многочисленные глубокие раны – следы от зубов, но крови не было. Ее не было на коже, она не сочилась из ран, просто ровные дыры, в которых можно было увидеть рваные мышцы.

- А где кровь? – спросил я.

Лекарь оторвал еще один кусочек:

- Кажется, оно впитало кровь в себя. Попробуй теперь сам, - и мужчина протянул мне ножичек и щипцы. – Я пока приготовлю очищающий отвар, кто знает, какой яд оно могло запустить в него.

- Яд?

- Не обязательно настоящий яд. Может, слюну или кислоту, хотя кислота бы прижгла сосуды, и кровь бы перестала течь Да даже если на зубах оставались кусочки от предыдущего ее ужина, они могли бы отравить Шрама.

Лекарь вытащил сундук и принялся готовить свой отвар, а я дрожащими руками провел ножичком по бугристой плоти и удивился, как легко получилось ее разрезать, без малейшего сопротивления лезвие прошло вглубь, едва не коснувшись человеческой кожи. Затем я ухватил кусочек щипцами и дернул вверх по направлению к голове Шрама. Снова мерзкий чавк.

Когда мы убрали все лишнее, лекарь покачал головой:

- Вот сейчас бы ему не помешало вливание Ки. Вытекающая кровь бы вынесла все ненужное и очистила бы раны. Попробуй немного согнуть его ногу, может, все же потечет? А я пока остужу отвар.

Проследив за тем, чтобы лекарь меня не видел, я положил руку на раны и начал вливать Ки. Пять единиц – никакой реакции. Десять – сухо. И лишь когда переданная Ки перевалила за двадцать единиц, наконец, показались первые тоненькие струйки крови.

- О, получилось? Отлично, - лекарь намочил тряпку в отваре и принялся протирать каждую ранку.

- А почему вы не используете Ки? Мой брат же передал…

- Несомненно, лечение при помощи магии гораздо проще и быстрее. Но в некоторых случаях стоит поработать и руками, - устало улыбнулся лекарь. – Наверное, есть такое заклинание, которое бы вырвало из его тела все зубы и мгновенно бы очистило его раны. Но зачем, если я могу проделать то же самое без магии и с тем же эффектом? Ты, наверное, думаешь, что при помощи магии можно вылечить все, достаточно лишь иметь много Ки. Это не так. Лекарь – это, прежде всего, знания, потом умения, и лишь на последнем месте талант. Мало кто знает, но раньше были люди, которые лечили без магии вообще. Они определяли болезни человека не при помощи проверяющей Ки, а лишь послушав биение сердца. Правильные травы, упражнения, питание – вот что было их инструментами.

Ну вот, мы все и очистили. Зашивать эти раны бесполезно – слишком большие и рваные отверстия. Нужно подождать, пока они зарастут сами. Я ускорю их заживление, но лучше делать это постепенно, небольшими порциями, чтобы тело успевало восстанавливать силы, да и ноге это тоже будет на пользу.

- И Шрам сможет ходить, как раньше?

- Не уверен. Все зависит от него самого. Он еще сильно надорвал организм постоянным жеванием смолки. Думаю, лучше будет подержать его в бессознательном состоянии.

Лекарь обмотал ногу Шрама бинтами, пропитанными отваром, затем сухой тканью, взял мой кристалл и тихо пробормотал какие-то слова. Кристалл чуть-чуть потускнел.

Затем лекарь вытащил из сундучка пустой кристалл, покрутил его в руках и сказал:

- А ты знал, что не существует двух одинаковых кристаллов? У каждого форма своя: у кого-то больше граней, у кого-то разные скосы. Люди когда-то пробовали обтесывать их по единому стандарту, но быстро обнаружили, что поврежденные кристаллы не держат Ки, и энергия потихоньку из них уходит в никуда.

Я похолодел: лекарь уже трижды держал в руках мой кристалл, и каждый раз я говорил, что это разные камни.

- Если у тебя или твоего брата есть еще спрятанные кристаллы, приноси. Я не смогу заплатить тебе за Ки, отданную на лечение Шрама, но и говорить о ней никому не стану, – и он кинул пустой кристалл взамен забранного.

 

На следующее утро я позавтракал, сбегал проведать Шрама и Сюэ, лекарь при мне осмотрел раны учителя, сменил повязку и обновил заклинание на заживление ран. У Шрама был сильный жар, но лекарь сказал, что это хороший знак, что тело таким образом выжигает все яды, попавшие в кровь. У девушки все оставалось по-прежнему. Впрочем, здоровье Сюэ было не столь важным, за нее несет ответственность Джин Фу, и он должен решать, как ее лечить, а вот за Шрама отвечаю я.

Затем я отыскал Швабру, который, как обычно, разминался позади повозок. Я взял в руки хуа цян, встал напротив воина и начал повторять его движения, уже не скрываясь. Если он захочет меня прогнать, то пусть скажет об этом.

Но Швабра  выполнял привычный комплекс упражнений, он плавно переносил посох из одной руки в другую, застыв в низкой стойке и не двигаясь с места. Я попытался следовать за его движениями, но непривычно тяжелое копье оттягивало руки и выскальзывало из пальцев, полусогнутые ноги сотрясала мелкая дрожь, я едва удерживал равновесие, перекатываясь с пятки на носок. После очередного взмаха меня занесло вперед, и я сумел устоять, лишь воткнув тупой конец копья в землю.

Внезапно опора выскользнула из рук, и я с размаху шлепнулся в траву, локоть вспыхнул болью. В чем дело? Я вскочил и понял, что это Швабра ударил кончиком посоха по копью и выбил его. Но как он сумел? Между нами было не меньше трех метров, его посох гунь чуть больше двух метров. Получается, что Швабра шагнул вперед, взял посох с одной стороны и, вытянув его на всю длину, сумел попасть по древку, а затем вернулся в исходное положение. И все это за одно мгновение.

Я хочу уметь также.

В этот раз я решил повторять за ним движения, но начать с дыхания, а лишь потом переходить на перехват. Вдох. Выдох. Вдох – глубокий, животом, пауза, плавный медленный выдох. Снова вдох, нет, не только животом, сначала надувается живот, затем расширяется грудь. Пауза. Выдох – сначала воздух выдавливается из груди, затем из живота. Спокойно. Медленно. Тепло.

Мягко опуститься в низкую стойку, дыхание помогает держать равновесие, вместе с дыханием вес тела уходит в ноги и перетекает в землю, словно из ступней вырастают корни. Я чувствовал жар в ногах, но он не мешал мне.

Теперь копье. Левую сторону повело в бок, вдох – и я снова стою ровно и крепко, плавный взмах руки, хуа цян сам ложится в правую ладонь, поворот, выдох.

Не нужно смотреть на руки или ноги, не нужно думать о равновесии, не напрягать мышцы. Просто дышать, и тогда тело само двигается в нужном темпе.

Спустя несколько сотен вдохов Швабра остановился, впервые за всю тренировку посмотрел на меня и едва заметно кивнул. Но это легкое движение было ценнее сотни земных поклонов.

И вот что было удивительно: после тренировок со Шрамом у меня болело все тело, а сейчас я напротив ощущал себя посвежевшим, полным энергии и сил, даже копье словно стало легче.

Раздался окрик Змея. Пора выступать.

Караван полз медленнее обычного, Змей сказал, что тот, кто умудрится потерять своего лупоглаза, будет идти пешком впереди всех, поэтому охранники уделяли больше внимания не на окрестности, а на землю под ногами. Настроение у всех было подавленное, даже Летящий, ехавший рядом, не улыбался, а хмурил брови.

Я никак не мог решить, можно ли сегодня передать лекарю еще один кристалл или лучше подождать. С одной стороны, он уже понял, что у меня нет проблем с Ки, и пообещал молчать. С другой стороны, стоит ли подтверждать лишний раз его подозрения? Я ведь могу сказать, что он все перепутал, и кристаллов было все же три. А если он попросить показать ему пустые кристаллы? Нет, врать я не буду.

Почему он решил не выдавать мой секрет? Я ему никто, просто очередной охранник в караване, случайный знакомый, а Джин Фу — его благодетель, господин и один из наследников Золотого Неба. Если он расскажет обо мне, то получит благодарность от Торгового дома, а если нет, то… Только кристаллы с Ки на лечение Шрама, который также для него никто.

И тот разговор с бровастым охранником, как его звали… Ю Киу, кажется. Какой-то он был странный. Зачем было требовать несуразно огромный выкуп за копье, а потом соглашаться на сорок монет? Зачем грубить, а потом сразу незаслуженно хвалить? Только для того, чтобы втереться в доверие ко мне. Но зачем? Я всего лишь мальчишка с небольшими умениями, без связей, без денег, без семьи.

Тут я понял. Байсо!

Перед личным учеником Джин Фу, наследника Торгового дома, открывается множество путей, ему будет доступна важная информация, он будет общаться с богатыми и сильными людьми, а я… Я буду одним из рычагов воздействия, его слабым местом.

Есть несколько вариантов. Я могу поссориться с Байсо, чтобы в столице он пошел своей дорогой, без оглядки на меня, но мне вспоминался его испуганный шепот в лесу, когда он рассказывал про страх одиночества. Я не хочу так поступать с ним.

Или я могу пойти на службу к Джин Фу. В таком случае за моей спиной будет стоять крупная организация, тот же Добряк со своими людьми, и меня не будет смысла куда-то сманивать.

И третий вариант: оставаться вне союзов, вне торговли и вне политики. Но это возможно только в том случае, если я буду достаточно сильным, чтобы меня не смяли. Таким как Мастер, например.

- Вот теперь бы шляпа не помешала, - пробормотал Летящий. Солнце достигло зенита и палило во всю мощь. После тенистых улиц города и прохладного сумеречного леса ехать по открытой равнине было тяжеловато, и я пожалел, что не запасся листьями для плетения шляпы.

Зато Пинь явно наслаждалась теплом, на солнце лупоглаз разогрелся и чуть слышно курлыкал, от чего седло сотрясалось мелкой дрожью. Точно, мне же говорили, что Пинь – пустынный лупоглаз, а в пустынях обычно еще жарче, если судить по сказкам. Я ласково погладил сухие чешуйки, от которых исходило приятное тепло.

Сзади послышался какой-то шум. Неужели снова какие-то проблемы? Но Летящий не стал дергаться, а напротив расплылся в счастливой улыбке:

- Добряк нас догнал.

Я обернулся и увидел, как глава охраны объезжает караван, проверяя своих людей, и содрогнулся. Как он отреагирует на проступок Шрама? Не станет ли уговаривать Джин Фу убить его? И какой штраф он выставит лично мне?

_________________________________________________________

Слова автора:

Утро, понедельник, еле продранные глаза, желание отползти обратно в кроватку. 

Идей нет, мыслей нет, слов нет.

Только напомню, что сейчас у нас два чата:

лампово-семейный - наша флудилка. Тут мы говорим друг другу привет, спрашиваем, как дела, обмениваемся фотками и все такое - https://t.me/joinchat/HE3_UU3MzsytOwP_AbdkCg

строго-диктаторский - антифлудилка. Тут можно обсуждать мир Донора, прикидывать размеры колодца и выяснять, где же накосячил автор - https://t.me/joinchat/HE3_UVAMORmrC43Oiw7bWQ

Канал с оповещениями также работает: https://t.me/relvejanounce

Вейшенг стоял перед мертвой землей и рыдал. Горько, сухо, страшно. Его сын, малыш Зихао, его жена Киую, самая нежная и понимающая из всех женщин, родители, слуги, деревня со всеми жителями и скотом, поля, озеро… Всё было мертво. Высосано досуха.

Трава еще оставалась зеленой, хоть и полегла на землю. Где-то там, в новом просторном особняке, лежало тело жены, наверное, она выглядит так, словно прилегла отдохнуть, румянец еще не сошел с ее пухлых щек… Вейшенгу хотелось еще раз взглянуть на нее, взять на руки крепыша Зихао и прижать его к груди, но он не мог. Всего несколько шагов, и он останется в мертвом круге навечно. Как и вся его семья.

Так не должно было случиться. Это неправильно. Вейшенг не хотел этого…

***

Все началось с того, что уважаемый лекарь по имени Фа Делун собрался жениться. Но он не обратился к тетушке Юби, самой лучшей свахе в городе, а пошел в префектуру и начал изучать информацию про потенциальных невест и их родственников.

Так как Делун был весьма уважаемым, хоть и молодым, лекарем, он знал болезни, таланты и проблемы многих семейств, знал достижения их детей и образ жизни, знал, кто чем питается и к чему имеет склонности. И однажды, записывая проблемы очередного пациента, он задумался, а нет ли закономерности между болезнями и питанием, между профессиями предков и талантом потомков, и начал выстраивать систему.

Только на подготовку ушло несколько месяцев. Юный Делун выписывал отвары и вливал лечебные заклинания, а еще допытывался про родственников вплоть до пятого колена, не избегал долгих скучных разговоров с шамкающими старушками, а напротив — искал возможность пообщаться с ними.

И спустя какое-то время у него начали прорисовываться первые закономерности. Делун вывел связь некоторых болезней с питанием, других - с профессией, а третьих — с болезнями предков, но самое главное — он нащупал способ повысить шансы рождения ребенка, у которого талант будет выше, чем у его родителей.

У Фа Делуна был средний талант, всего тридцать восемь процентов. Не так мало, но не так уж и много, особенно для лекаря, и Делун хотел, чтобы его ребенок был сильнее и талантливее.

Своих предков и свой талант лекарь Фа изменить уже не мог, поэтому он с особой тщательностью подошел к выбору жены и будущей матери его сына. Делун хотел только сына.

Кого может выбрать толстая сваха? Глупую девку с широким тазом или избалованную красотку с длинной родословной? Делун проделал множество расчетов, сравнил характеристики сотен девушек и к удивлению всего города посватался к неудачнице Линг.

По мнению всех тетушек города У Линг не должна была выйти замуж. Она не блистала красотой в молодости, у нее был посредственный талант, приданое давали крошечное, но взамен добавлялись сварливая мамаша, пятеро братьев и сестер и еще двое стариков, которые не могли работать и требовали ухода. В двадцать лет она считалась перестарком и уже не надеялась найти мужа, поэтому сватовство симпатичного обеспеченного лекаря восприняла как дар Небес.

С первого же дня совместной жизни Линг решила, что для своего мужа будет делать все, что тот пожелает. Она взяла на себя всю работу по дому, готовила любимые блюда Делуна, научилась читать и писать, чтобы помогать мужу вести записи, никогда не прекословила и запретила матери посещать ее дом в присутствии мужа. Лекарь обнаружил, что даже если его расчет  ошибочен, он все равно сделал отличный выбор.

Фа Делун высчитал идеальный день для зачатия сына и лишь тогда впервые возлег со своей женой на одном ложе. Линг понесла и в положенный день родила сына. Ему дали имя Вейшенг, что означает «рожденный великим».

Малыш Вейшенг с первого же года показал свою необычность. Он встал на ножки в восемь месяцев, заговорил в год, а к трем годам выучил десять иероглифов. Фа Делун разрывался между желанием баловать сына и необходимостью воспитывать его в строгости, но к нему на помощь пришла жена. Линг сказала:

- Уважаемый муж целый день на работе, Вейшенг в это время тоже должен учиться. Поэтому я позабочусь, чтобы Вейшенг не ленился, а уважаемый муж вечером сможет отдохнуть и поиграть с сыном.

Поэтому мама в представлении Вейшенга была строгой, холодной и скучной, а папа – веселым, дружелюбным и интересным, но Линг не ревновала сына к мужу. Она радовалась их теплому общению.

Когда Вейшенгу исполнилось пять лет, вся семья Фа собралась, чтобы проводить малыша на церемонию именования. Там определяли талант ребенка и впервые вносили его данные в городские записи.

№1

Фа Делун не спал всю ночь. Стоило лишь закрыть глаза, как повторялся один и тот же кошмар: худой крючконосый инспектор в длинной черной мантии прикладывал амулет ко лбу сына и объявлял:

- Фа Вейшенг. Десять единиц!

И под пронзительный визг жены Делун просыпался.

Он выпил кувшин успокоительного отвара, несколько раз сходил проведать сына. Тот спал крепко, не подозревая о страхах отца.

Наступление утра лекарь воспринял как избавление.

Конечно, Делун мог заранее выяснить талант сына, он знал несколько подобных методик, кроме того, в префектуре у него были знакомые, которые согласились бы проверить Вейшенга вне очереди. Но он не стал. Из страха и из-за честолюбия. Фа Делун хотел, чтобы вся семья услышала, насколько талантлив его сын.

Предусмотрительная Линг с вечера приготовила праздничную одежду для мужа и сына, помогла уложить им длинные волосы в высокий пучок, накормила крошечными пирожками с рыбой и проводила своих мужчин до выхода. Традиционно на церемонию именования сыновей ходили только мужчины, а дочерей – женщины.

Вейшенг вышагивал рядом с отцом гордо, степенно, в длинном красном танчжуане, со взрослым пучком на макушке. С этого дня его уже не будут называть малышом. Он станет взрослым. Не совсем взрослым, но хотя бы перестанет быть безымянным младенцем.

На площади перед префектурой собралось много людей, ведь церемония именования всего лишь раз в год. Повсюду расхаживали гордые отцы со своими сыновьями, родственники старательно оттирали посторонних, чтобы те не задели малышей. Дети реагировали по разному: кто-то тихонько всхлипывал, вцепившись в руку отца, кто-то строил рожицы другим мальчикам, кто-то уже успел подраться, и их отцы вежливо раскланивались друг с другом, стараясь замять конфликт.

Вейшенг смотрел на все это с равнодушным спокойствием.

Наконец в торжественных красных одеждах с желтой отторочкой, символом службы императору, на площадь вышел инспектор, он был пухл, румян и радушен, непреходящая широкая улыбка превратила его лицо в сплюснутую тыкву.

- Приветствую уважаемых отцов семейств! Сегодня торжественный для всех нас день. Сегодня ваши сыновья поднимутся на первую ступень в нашем обществе, получат первое имя, узнают свой талант и войдут в летопись города. Помните, магический талант — не единственное, что определяет человека! Я попрошу выстроиться в ряд. Впереди должен стоять ребенок, позади него — отец, родственников прошу встать с противоположной стороны.

К инспектору поднесли красивую резную коробочку, из которой он вынул сложный амулет со встроенными поблескивающими кристаллами и направился к первому ребенку.

Мальчик испуганно посмотрел на инспектора, задрав голову так, что, казалось, она вот-вот отломится. Его отец, хмурый усатый мужчина, толкнул сына в спину, чтобы тот поклонился.

Инспектор ласково улыбнулся, спросил у мальчика, как его зовут, тот едва слышно пробормотал:

- Хань.

- Кем ты хочешь стать, Хань? Наверное, как отец, будешь выращивать вилорогов?

- Да, - кивнул мальчик, потом замотал головой, - то есть нет. Я хочу стать чиновником.

- О, это хорошая мечта. Нам нужны умные старательные мальчики. Какое имя выбрал для тебя отец?

- Фа, - тихо сказал малыш.

- Что ж, давай посмотрим, чем наградило тебя Небо, - с этими словами инспектор приложил амулет ко лбу ребенка и на секунду прикрыл глаза, затем открыл их и громко, для писаря, сказал, - Хань Фа из семейства Хань, талант равен двадцати двум.

Отец Хань заметно погрустнел, потрепал сына по голове:

- Видимо, Фа, ты останешься работать со мной.

Фа Делуна начала бить крупная дрожь. А что если все его вычисления — полнейшая ерунда? Что если его сын окажется бездарем? Вейшенг, «Рожденный великим»! С низким талантом это имя окажется насмешкой судьбы. «С другой стороны -, подумал Делун, - мой сын умен, здоров, силен. Он сумеет найти место в жизни даже с низким талантом. Я сделаю все, чтобы он был счастлив!»

Это успокоило лекаря, и он даже смог улыбнуться сыну.

Инспектор переходил от семьи к семье, от ребенка к ребенку. Цифры мелькали одни и те же, в пределах от семнадцати до сорока двух, и обычно соответствовали талантам родителей. Фа Делун еще раз подумал, что если талант Вейшенга будет равен его таланту, то все будет хорошо. Тридцать восемь — весьма неплохо. Для их городка.

- А, вот и малыш Фа, - сказал инспектор и осекся. Вейшенг сложил руки и церемонно поклонился, соблюдая правила этикета, его лицо не выражало ни нетерпения, ни страха. Он выглядел старше своих пяти лет. - Назови свое будущее имя.

- Меня зовут Фа Вейшенг, господин инспектор.

Мужчина вопросительно глянул на Делуна, уточняя, не перепутал ли чего ребенок, но отец кивнул, подтверждая его слова. Обычно такие пышные имена давали своим детям в богатых или знатных семьях, но никак не провинциальный лекарь.

- Фа Вейшенг. Прекрасное имя. Теперь узнаем, соответствует ли твой талант этому имени, - инспектор коснулся амулетом лба Вейшенга, затем резко отдернул руку. - Кхм, кажется, что-то с амулетом. Я проверю еще раз, - он протер амулет платком, снова приложил его ко лбу мальчика. После долгой паузы внезапно осипшим голосом инспектор сказал: - Семьдесят пять.

- Что? - не поверил своим ушам Фа Делун.

- Писарь, пиши: Фа Вейшенг - талант равен семидесяти пяти.

- Не может быть! - крикнул кто-то из зрителей. - Проверь еще раз.

- Я проверил дважды. У этого уникального ребенка талант действительно выше семидесяти.

Мужчины загомонили, малыши с завистью смотрели на Вейшенга. Делун почувствовал, как слезы потекли у него из глаз. Его малыш, его гордость, его сын уже воплотил в себе все его чаяния и желания. И лишь сам Вейшенг воспринял новость спокойно.

Он рожден, чтобы стать великим. Как могло быть иначе?

***

Не прошло и года, как весть о появлении столь талантливого ребенка достигла столицы, но больше всего поражал людей не его талант, ведь в старых магических династиях время от времени рождались дети с талантом выше семидесяти, а тот факт, что он родился у мелкого лекаря и бесталанной матери.

Пошли слухи о том, что это не случайность. Что некий Фа Делун нашел способ просчитать и запланировать рождение таланта, превышающего родителей. Что у него есть схема, по которой он сможет подобрать нужную невесту любому мужчине, и та родит сверхталантливого сына.

Поэтому Фа Делун не сильно удивился, получив приглашение-вызов от Тай-фу, великого воспитателя, высокопоставленного императорского чиновника. Он приглашал семейство Фа в полном составе и обещал выделить дом с прислугой.

Лекарь не сомневался ни минуты, быстро распродал свое имущество, взял жену с сыном и присоединился к торговому каравану, идущему в столицу. Его основным желанием было найти достойных учителей для Вейшенга, а также заработать побольше денег для их оплаты, и ради этого он бы поехал даже на край света.

Добравшись до столицы, Делун первым делом начал подбирать сыну учителей. Каллиграфия развивает ум, игры сянци и го — логику, также нужен учитель по боевому искусству и преподаватель иностранного языка… Мало того, что на это требовались огромные деньги, так еще некоторые мастера отказывались работать в семье обычного лекаря.

Но тут к Фа Делуну на прием начали приходить женщины из высокопоставленных семей. Они жаловались на головные боли, на кашель и плохой сон, но спустя несколько минут заводили разговор про Вейшенга и его талант, просили познакомить их с малышом, а потом окольными путями пытались вызнать, как Делун высчитал, какую женщину нужно взять в жены.

Затем потянулись отцы семейств и предлагали крупные суммы за подбор достойных невест, а за ними родители невест с предложением денег за то, чтоб «уважаемый Фа» порекомендовал именно их дочку.

И каждому Фа Делун объяснял, что для правильного ответа ему нужна биография семьи жениха вплоть до пятого колена, а также биографии всех семей, где есть подходящие девушки, и только после этого он сможет дать рекомендацию.

С позволения Тай-фу в дом к Фа Делуну перенесли записи про все именитые семейства из императорского архива, и началась кропотливая работа, по итогам которой лекарь понял, что Вейшенг — это подарок судьбы, а не результат его расчетов.

№2

В дверь тихо постучали.

- Вейшенг, я тебе не помешаю? - послышался голос мамы.

Мальчик отложил свиток в сторону:

- У меня перерыв. Заходи.

Прожив два года в столице, мама округлилась, похорошела, научилась правильно одеваться и выучила правила поведения в высшем обществе, но кое-что осталось неизменным: ее любовь к мужу и сыну.

- Вейшенг, сегодня ты начнешь заниматься с новым учителем. Но это необычный человек. У него очень высокие требования к ученикам, и мы даже не надеялись, что он согласится преподавать у нас. Поэтому прошу тебя, постарайся сегодня!

Мальчик скривил губы. Если родители и вправду хотели, чтобы он поразил старика, а почти все учителя были стариками, то передали бы ему учебные свитки заранее. Впрочем, Вейшенг и сам сумел их найти и выучить содержимое наизусть.

«Чтобы стать великим, недостаточно родиться с большим талантом», - постоянно повторял отец. И в чем-то он был прав. Ведь сам он, обладая незначительным талантом, сумел лишь при помощи знаний и усердия переехать в столицу, получить неплохую должность при дворе, а также собрать обширную клиентуру по подбору невест.

Но отец никогда не будет великим. А Вейшенг обязательно им станет.

Даже сейчас, в восьмилетнем возрасте, мальчик каждый день работал, чтобы быть лучшим. Лучшим во всем: в фехтовании, в каллиграфии, в игре в го, в магии… Для этого он мог часами оттачивать какой-то прием, снова и снова разбирать партию, пытаясь понять причину проигрыша, изучать свитки, чтобы поразить учителей. Вейшенг пока не знал, как именно он станет великим, поэтому готовился к любому варианту.

- Не беспокойся, ты будешь мной гордиться.

- Я уже тобой горжусь, - улыбнулась мама и вышла из комнаты.

Через несколько минут вошел старик, Вейшенг пока не научился определять возраст пожилых людей по внешности, у этого еще не все волосы побелели, глубокие морщины между бровями придавали ему суровый вид.

Старик неспешно прошелся по комнате, посмотрел на шкаф с множеством свитков, изучил картину, на которой тушью было нарисовано одинокое дерево, стоящее над обрывом, вскинул брови при виде деревянного меча, обнюхал каждый уголок, но ни разу не взглянул на мальчика.

Вейшенг терпеливо ждал. Он знал, что у старых людей часто бывают странные причуды. Например, учитель по фехтованию требовал, чтобы мальчик обращался с деревянным мечом, как с настоящим, протирал его замшей, хранил в комнате на специальной подставке. Учитель го перед началом игры брал белую фишку, прикладывал ее ко лбу, к груди, а потом держал в кармане до конца партии. Может, этому учителю сначала нужно привыкнуть к дому.

- Значит, это ты тот самый Вейшенг, мальчик, рожденный стать великим? - у старика оказался сильный и звучный голос.

- К вашим услугам, учитель, - поклонился Вейшенг.

- Я еще не согласился принять тебя в ученики! - резко ответил старик. - Начертание — это не то искусство, где нужен магический талант. Мне плевать, семидесяти ли равен твой талант или десяти. Главное — то, что вот здесь, - и он больно ткнул пальцем в лоб Вейшенга.

Мальчик не любил, когда его трогали, но привык к этому. Многие хотели познакомиться с уникальным мальчиком, но почему-то не могли придумать ничего лучше, кроме как потрепать его за щеку, взлохматить волосы или потыкать пальцем, словно он был щенком. Вейшенг не разрешал себя стричь и сам по утрам укладывал волосы в пучок только ради того, чтобы его лишний раз не трогали.

- Я понимаю, учитель.

- Ничего ты не понимаешь. Думаешь, стоит лишь прочитать свитки и выучить те закорючки, и ты станешь мастером начертания? Обычно я не беру в ученики детей младше четырнадцати, потому что они слишком глупы, легкомысленны и безалаберны, но про тебя ходят слухи, что ты особенный, исключительный. Что ж, я дам возможность удивить меня. Смотри внимательно.

Старик медленно провел рукой по кругу, и вслед за движением пальца появлялась золотистая линия. Когда круг замкнулся, он убрал руку, а хрупкая полупрозрачная линия продолжила висеть в воздухе. Вейшенгу ужасно захотелось дотронуться до нее, но он не стал, слишком уж это было несолидно.

- А теперь попробуй создать свою печать. Знай, что еще никто не сумел нарисовать ее с первого раза. И одно ограничение — ты можешь использовать для этого только свою Ки. Никаких кристаллов. Ты же чувствуешь свои пределы?

Вейшенг насупился. Хотя он прочитал все доступные ему свитки на тему начертания и выучил правила сплетения простых каскадов, он по-прежнему не знал, как создавать печати. Он думал, что учитель придет, объяснит ему принцип построения, научит направлять Ки, а тут его фактически швырнули в воду и сказали плыть к берегу.

Но мальчик и не думал сдаваться. Он поднял руку точно так же, как это сделал старик, и с усилием провел пальцем дугу. Ни искорки не мелькнуло перед глазами.

«Он сказал, что я должен использовать свою Ки, значит, нужно как-то приложить ее сюда, - думал Вейшенг. - Может, для этого нужно знать какое-то заклинание? Наподобие заклинания лечебной нити, которое показывал папа. Но старик не сказал мне слова, не дал никаких зацепок. Или он хочет поиздеваться надо мной? Он берет в ученики только детей старше четырнадцати. Что происходит в четырнадцать? Это еще не совершеннолетие. Только ли неразумность его беспокоит?»

Четырнадцать… четырнадцать… у мальчиков ломается голос, но Вейшенг ни разу не слышал, чтобы это как-то влияло на магию, у девочек начинают расти… эти самые. Но ведь старик пришел к нему, а значит, начертание доступно и для восьмилеток.

Что еще он говорил? Что для начертания не нужен магический талант. Как такое возможно? Нужна Ки, но не важен талант. Это какая-то загадка. Для заклинания зачерпываешь Ки и преобразуешь ее в магию, но при этом талант определяет, сколько Ки будет потрачено впустую, а сколько вольется в заклинание.

«А что если печать — это как огненный камень? - вдруг осенило мальчика. - Чтобы огненный камень нагрелся, магия не требуется, достаточно только влить Ки. Может, в печать тоже нужно влить чистую Ки?»

Он еще раз поднял руку, сосредоточил Ки на кончике пальца и попытался снова нарисовать печать. На этот раз искра была. Но только искра. Вейшенг обрадовался, глянул на старика, но тот с невозмутимым видом рассматривал картину.

Еще попытка. Еще… Искры были, но линия никак не хотела прорисовываться. Вейшенг пробовал вливать больше Ки, потом меньше Ки, пробовал соотносить с дыханием, с положением ног и даже со сторонами света. Ему казалось, что еще вот-вот, и он поймет секрет старика.

Но во время очередной попытки мальчик вдруг покачнулся и рухнул на пол. Старик подошел к нему и сказал:

- Вот мой первый урок. Не зазнавайся. Не переоценивай себя. Ты такой же, как и все. Ты слишком хотел меня поразить своим талантом, потратил больше Ки, чем разрешено, и вот результат: ты лежишь на полу и не можешь двинуть рукой. Начертатель без энергии — мертвый начертатель. Запомни это! Через неделю я приду еще раз.

И вышел из комнаты.

________________________________________________________________________________

Слова автора:

1. ИД не брошен. Этот вбоквел задумывался как бонус на юбилей моего аккаунта на Пикабу, вот только я чуть-чуть размахнулась, и этот рассказ будет выпущен в несколько частей (ну не успела я написать больше). Кстати, у меня почти юбилей!! Юхуу!!

2. В понедельник выйдет продолжение Каравана. Тут сбоя не будет.

3. По многочисленным просьбам мы сделали чат специально под обсуждение мира Донора. Там флуд под запретом и уже найден злобный модератор. Там разрешен мат, но без перехода на личности. https://t.me/joinchat/HE3_UVAMORmrC43Oiw7bWQ

Сразу оговорю: я читать его не буду или буду в крайнем случае, чтобы не забивать голову разными предположениями, теориями и попытками угадать будущие события. Я проверяла - на меня это влияет негативно.

Но!!! Модератор или доверенное лицо чата может попросить у меня в ЛС прийти в чат и помочь разрулить какой-то технический спор.

В фургоне пахло сыростью, мокрой шерстью и травой. Никаких ковров и картин, только разбухшие влажные доски, ящики, и тяжелая провисающая ткань над головой. Кровати и другая громоздкая мебель остались на берегу реки, вместо них внутрь поместили часть груза с разбитых повозок, и лишь небольшой уголок с низеньким столиком и письменными принадлежностями оставили для нужд торговца.

— … я лишил их дневной оплаты, но причины драки так и не выяснил, — закончил доклад Змей.

Джин Фу привычно провел рукой по макушке, которая сегодня была выбрита не столь чисто, поморщился и сказал:

— Добряк тоже ничего такого не подмечал. Байсо, вы знали их раньше?

Мальчик перестал делать вид, что читает, и отложил в сторону свиток грязно-желтого цвета:

— Нет, впервые увидели во время турнира. Со Шрамом даже немного поругались. Да вы и сами все видели. Но я знаю, в чем дело.

Байсо сначала не собирался ничего рассказывать, все же Шрам взял его брата в ученики, но услышав, что Шрам напал на Шена, решил, что больше не станет никого покрывать.

Джин Фу вскинул бровь:

— Вот как? Рассказывай.

— Шрам жует смолку.

На несколько секунд в фургоне повисла тишина. Затем Джин Фу вкрадчиво спросил:

— И давно ты об этом знаешь?

— Со вчерашнего вечера.

— Тогда почему я не узнал об этом вчера? – голос торговца был вежлив и холоден.

Байсо с опозданием сообразил, что он ляпнул.

— Эмм, ну, Шрам – учитель Шена, и я не хотел…

— Не хотел, чтобы твой брат умер, проткнутый копьем? Не хотел, чтобы погиб кто-то в караване? Не хотел расстроить своего учителя? – Джин Фу подчеркнул слово «своего». – Или боялся, что твой братик обидится на тебя? Мальчишка, ты умеешь расставлять приоритеты? Чему я тебя учу?

Байсо испуганно смотрел на разозлившегося учителя, он впервые повысил на него голос.

— Зеленый знает? – спросил Змей.

—Д-да, — пробормотал мальчик, — я сам ему и сказал, он бы никогда не догадался.

— То есть он не разбирается в том, как действует смолка на человека?

— Шен вообще мало разбирается в таких вопросах. Но смолка же вроде вина, только ее не пьют, а жуют.

Змей посмотрел на Джин Фу, дождался его кивка и вышел из фургона. Торговец же оперся о единственную сохранившуюся подушку, взял любимую кружку, кинул в нее щепотку травяной смеси, налил воды, затем дождался, пока отвар закипит, и принялся пить его маленькими глоточками. Байсо долго не мог понять, почему вода закипает прямо в кружке, а потом понял, что секрет объясняется просто – внутри толстого дна кружки находится плоский огненный камень, который при подаче небольшой порции Ки нагревает содержимое.

Торговец не торопился, спокойно вдыхал насыщенный травяной аромат и, казалось, не обращал внимания на мальчика, сидевшего перед ним. Наконец, кружка опустела, Джин Фу оставил ее в сторону со вздохом разочарования и лишь после этого сказал:

— Я не буду спрашивать, откуда ребенок из якобы богатой семьи знает про смолку. Мне лишь любопытно, как ты понял, что тот человек использует именно ее.

— Я точно не знал, просто предположил. Шрам стал вести себя странно после того, как Добряк наказал его за Шена, а если бы он пил, то Добряк бы точно заметил это. В лесу проще всего найти смолку. И от него пахло хвоей.

— А ты знал, что долгое употребление смолки вызывает параноидальные мысли?

— Пара… что?

— Ощущение, что все против тебя, что замышляют что-то плохое, что вокруг одни предатели. Так как у Шрама в караване был лишь один друг — твой брат, то и паранойя оказалась направленной против него. Молчание могло дорого обойтись тебе.

— Но Шрам же пару дней назад всего начал ее жевать! В городе он только… — тут Байсо осекся.

— Ты что-то знаешь?

— Шен говорил, что Шрам вроде как пил, потому что его невеста решила выйти замуж за другого.

— Пил он или жевал смолку? Бросила его та женщина на самом деле или это его выдумки? И если бросила, то до смолки или после нее? — сразу понял торговец мысль Байсо. — А почему вмешался тот воин с посохом?

— Не знаю. Я с ним никогда не разговаривал.

— Я бы удивился, если бы ты сказал обратное, — усмехнулся Джин Фу. — Он же из секты Чистых, а они славятся молчаливостью. Впрочем, поэтому он, скорее всего, и вмешался.

Байсо не стал задавать вопросов, лишь мысленно отметил, что ему нужно побольше разузнать об этой секте, да и любых других сектах тоже. Чем дольше мальчик находился рядом с торговцем, тем сильнее он осознавал свое невежество, причем не только в науках или магии, но и в общих знаниях. Глупее него были лишь Шен и эта девчонка. Сюэ родом из крошечной деревни, веками находившейся в изоляции, и ей простительно многого не знать. Байсо пока не разобрался, что именно толкнуло девочку на столь резкий шаг, как предательство своей семьи. Либо это беспредельный страх смерти и отчаяние, либо беспредельная глупость и надежда на то, что во внешнем мире все будет так же, как и в их ручном мирке.

Шен увлекался только магией, своими печатями и боевым искусством, скорее всего, он не заметил даже того, что среди охранников есть разделение на два лагеря, и между ними постоянно происходят трения, усугубившиеся после ухода Добряка, а также того, что сам он умудряется оставаться вне этих дрязг, как, впрочем, и Швабра.

— Сначала я списывал все неувязки на подростковый возраст, — Джин Фу заговорил негромко, но Байсо вздрогнул, — на желание самоутвердиться, на первый отъезд из семьи. Но окончательно я утвердился в своих подозрениях, когда ты все же начал соблюдать некоторые правила этикета. После того, как я разъяснил их девочке при тебе.

Как ты уже знаешь, мой торговый дом специализируется на информации. В Цай Хонг Ши мне не хватило времени узнать о тебе и твоем брате побольше. Мне лишь сообщили, что там нет семей с детьми, у которых имена совпадают с вашими, но это было ожидаемо, вы должны были сменить их. По возвращении в столицу я планирую узнать о тебе все. Сам понимаешь, мой ученик будет приближен к высокопоставленным людям и будет знать множество секретов как торгового дома Золотое Небо, так и моих личных, и я не готов рисковать даже ради симпатии к тебе.

Поэтому подумай, не хочешь ли ты рассказать о себе и брате прямо сейчас. Перепроверять твои слова я буду в любом случае, но вот насколько я смогу потом доверять человеку, который не верит своему учителю?

Байсо ожидал подобных расспросов с первого же дня, но, видимо, Джин Фу дал ему время попривыкнуть к обстановке и к себе, показал возможности, продемонстрировал свои навыки, и лишь потом поставил перед выбором. Хотя выбора у мальчика не было.

Он перебрал в голове все свои секреты и понял, что нет ничего, что стоило бы утаивать от Джин Фу.  Он не знал прошлого Мастера, не скрывал страшные тайны и сомневался, что торговца испугает его недолгая работа по перепродаже смолки.

Поэтому Байсо вздохнул и начал рассказывать.

 

***

Я сглотнул слюну, еще раз напомнил себе, что ничего страшного случиться не может, торопливо подошел к отдыхающим мужчинам, поклонился и протянул два обломка копья:

— Прошу прощения, ваше копье сломалось. Если вы сообщите мне его стоимость, я оплачу.

Охранник, чьего прозвища я не знал, медленно встал и также медленно протянул:

— Та-а-к.

Не выпрямляясь, я мельком взглянул на него и снова установился на землю. Он возвышался надо мной на целую голову, смуглый, с резкими рублеными чертами лица, жидкие волосы стянуты в тощий хвостик на макушке, но заметнее всего были его брови: толстые, черные, длинные, они жили на его лице собственной жизнью, двигаясь то вместе, то по отдельности.

Сейчас его брови слились в единую линию прямо над переносицей:

— Шрам сказал, что вернет мне копье в целости и сохранности. Так? — рявкнул он.

— Так.

— Где мое копье?

— Простите, оно сломано. Я готов заплатить за него, — у нас с Байсо была приличная сумма денег, которую мы получили за перепродажу выигранного топора.

— Если бы мы были в городе, я бы с радостью содрал с тебя его тройную цену. Но сейчас мы в центре Ядовитых равнин, и магазинов я что-то не вижу. Зачем мне сейчас деньги? Мне нужно мое копье!

Я все еще держал обломки копья на вытянутых руках, и плечи уже начинало ломить.

— Впрочем, ты еще мальчишка, и я, так уж и быть, согласен на обмен. Что скажешь насчет копья Шрама? Принеси его, и тогда я прощу тебя.

Чувство вины мгновенно испарилось, и потихоньку начала нарастать злость. Зачем он вообще дал копье? Какой воин станет делиться своим оружием? Если бы он не согласился его отдать, возможно, Шрам пришел бы в себя и не напал бы. Да он и не сможет после своего коротенького копьишка приспособиться к длинному тяжелому хуа цян, там другие движения, другое дыхание, другая стойка.

— Что, не можешь? — продолжал издеваться бровастый. – Ну, хорошо. Заметь, какой я добрый нынче, снова иду тебе навстречу. Я видел, что ты выиграл на турнире один интересный мешочек. Если принесешь его, тогда между нами больше не останется никаких обид.

После длинной скучной лекции Байсо, в которой он сравнивал стоимость такого мешочка с сотней разных товаров, начиная с нескольких возов элитных яблок и заканчивая домом в Синем районе, я понимал, что это просто издевательство, а не сделка. Чего я, в конце концов, боюсь? Каких-то слов? Какого-то уродливого человека с низкой душой? И это после того, как я сражался против стаи костяных собак, сжег руку до кости и выжил после нападения речного дракона.

Я выпрямился, едва не задев подбородок бровастого, ударил его в грудь рукой с зажатыми обломками и сказал:

— Я в третий раз прошу прощения, но больше повторять не стану. Копье брал Шрам, и условия можешь ставить ему. Со своей стороны я готов дать пятьдесят монет. Либо ты их берешь, либо нет. Твое решение?

Он еще немного постоял, нахмурившись, но одна его бровь вдруг дернулась и поползла в сторону, затем, опомнившись, двинулась и вторая, и охранник расхохотался:

— Но каков нахал!

Остальные охранники, во время нашего диалога сидевшие молча, тоже расслабились, одобрительно загудели, бровастый ловко их потеснил, усадил меня рядом, всунул миску с кашей и хлопнул по плечу:

— Эх, Зеленый, такой молодой, а уже столько наглости! Меня Ю Киу зовут. За копье в столице рассчитаемся, сорока монет хватит.

Спустя несколько минут я  уже перезнакомился со всеми в круге, улыбался, кивал на шуточки, ел кашу и удивлялся, с чего бы такое радушие. Впрочем, раньше я всегда избегал компании, ел в стороне от всех и не знал, как начать разговор. Оказалось, для этого достаточно сломать чужое копье.

— А ты временно в караван или как? — через какое-то время спросил Ю Киу.

— Я в столицу в университет еду, в караван пошел, только чтобы добраться до Киньян.

Ю Киу снова расхохотался, громко, с упоением хлопая себя по колену:

— Слыхали? В университет!!! А в какой?

— Не знаю. Приеду — выберу.

— Выберет! — продолжал смеяться бровастый. — Просто приедешь, посмотришь, ткнешь пальцем и выберешь? Так?

Я насторожился:

— Нет, еще нужно будет пройти испытания для поступления, но мой учитель сказал, что я справлюсь.

Ю Киу собрал брови в единое целое и приподнял их так, что казалось, у него посередине лба вырос куст:

— Эх, Зеленый… Знаешь, сколько таких мальчиков, парней и мужчин приезжает в столицу каждый год? И все думают, что они самые сильные, самые умные и самые талантливые. Может, в своих глухих деревушках они и правда были на первом месте, но столица — это, брат, совершенно другое дело. Я ж вижу, ты хороший парень, правильный. Думаю, в Киньян Добряк предложит тебе пойти к нему.

— Нет. Он уже пару раз устраивал мне нагоняи, — тут я вспомнил об амулете, что он мне дал, и нащупал его за пазухой. — Вряд ли он захочет взять меня на работу.

— Захочет. Если живым доедешь, точно захочет. Глупостей не делаешь, вон какой щит умеешь рисовать, а если еще нормально сражаться научишься, так цены тебе не будет. Только ты сразу не соглашайся.

— Почему? — меня немного раздражала рука этого Ю Киу на плече, но я пока терпел. — Ты ж сказал, что шансов у меня с университетами нет.

— Добряк работает лично на Джин Фу, понимаешь?

Я не понимал.

— В ближайшее время будет решаться, кто станет наследником торгового дома. Если выберут Джин Фу, тогда, конечно, лучше бы оказаться в его лагере. Но помимо него есть еще четыре кандидата. Смекаешь? — его левая бровь взлетела наверх, а правая закрыла глаз.

Но я все еще не понимал.

— Я, например, служу не Джин Фу, а Золотому небу в целом, поэтому кто бы не занял место председателя, я в любом случае не останусь в проигрыше. К тому же ты сам говоришь, что с Добряком у тебя не сложилось, а ведь он обычно не по караванам мотается, а служит главой охраны самого Джин Фу, отвечает за безопасность его дома, складов, лавок, за подбор людей и охранных амулетов. Если пойдешь к Джин Фу, то тебе придется постоянно сталкиваться с Добряком. Подумай.

Я огляделся и заметил, что в этой компании не было никого, с кем бы я общался. Ни Змея, ни Летящего, ни Баоцзы, ни братишки Ксу, видимо, они служат напрямую Джин Фу, зато все охранники, набранные в моем городе, были здесь, за исключением Шрама и Швабры.

— Если что, я могу похлопотать и договориться на оплату как для опытного воина, — продолжал меня уговаривать Ю Киу, но тут я услышал яростные крики. Это был голос Шрама.

Я вскочил, еще раз поклонился Ю Киу и рванул на шум, вдогонку бровастый крикнул:

— Потом договорим!

На другом конце лагеря Шрам, всклокоченный и злой, стоял в низкой стойке, выставив копье перед собой, Змей в нескольких шагах замер с натянутым луком в руках, слева Летящий небрежно помахивал одним мечом.

Учитель прорычал, не сводя глаз со Змея:

— Убить меня хочешь? Ты мне с самого начала не понравился.

Раньше я бы точно бросился на его защиту, хотя бы прикрыть от стрел, но сейчас я остановился: в таком состоянии он легко мог ударить мне в спину. Понемногу к этому месту стягивались и другие люди, Шрам переводил острие копья с одного человека на другого, медленно отходя назад. Шаг. Другой. Его спина коснулась веревки с защитными табличками. Он остановился, глаза у него были дикие, как у бешеной собаки.

— Стой, — сказал Змей. – Или я выстрелю.

Шрам оскалился, крутанул копье и перерезал веревку, одновременно Змей выпустил стрелу, та вонзилась в правое плечо копейщика, но он продолжил отступать, не опуская оружие.

— Может, проще убить? – предложил Летящий.

— Нет, — ответил Змей, накладывая следующую стрелу на тетиву, — Джин Фу захочет с ним поговорить. И Добряк тоже.

— Как пропустили такого? Лекарь ошибся?

— Похоже, на отборе он был чист, а вот потом… Потом лекарю было уже не до того.

— Всегда считал лучников трусами, — проорал Шрам, не обращая внимания на кровь, стекающую по руке. – Они только и могут, что бить издалека и в спину.

— Сколько же он сжевал смолки? – удивился Летящий. – Она же боль особо не глушит.

— Не меньше кулака. Если сейчас не помрет, завтра пожалеет, что не помер. Ну его в Пропасть, — цыкнул Змей, — не хотел прибавлять хлопот лекарю из-за него, но, видимо, придется.

— И ученичок мой тоже пришел! Тоже трус, — теперь Шрам заметил и меня. – Предатель. Все вы предатели! Только один, — мужчина пошатнулся, но устоял, — только один настоящий мужик. Я про тебя, шваброголовый! Хоть и немой, но дерешься отлично!

Еще шаг, я почти услышал тихий шелчок, нога Шрама подломилась, и по всей равнине прокатился жуткий вой.

— Стоять! – раздался резкий окрик Змея. – Летящий, проверь.

Меня перехватил за шиворот братишка Ксу и отбросил назад, подальше от веревок. К этому времени все люди, свободные от дежурств, собрались поблизости. Среди них я заметил и Байсо, стоящего рядом с торговцами.

Летящий осторожно приблизился к вопящему Шраму, выдернул из рук копье и с силой вонзил его острие, как мне показалось, в ногу учителю, затем еще и еще, после чего позвал на помощь. Несколько человек подбежало к ним, один из них приложил ладонь ко лбу Шрама, и тот обмяк.

— Зубастая яма, — сказал кто-то неподалеку от меня. Внутри меня все обмерло. Теперь Летящий взмахнет мечом и перережет Шраму горло, как сделал с раненым вилорогом?

Охранники продолжали возиться вокруг Шрама: один рубил топориком что-то в земле, второй перетягивал рану на руке, Летящий указывал куда-то на землю и что-то говорил, держа в руках копье учителя. Наконец они закончили и потащили Шрама в лагерь, к лекарю. Когда они проходили мимо меня, я увидел окровавленную ногу, раздувшуюся в несколько раз, огромную, как кусок бревна, с нее свисали измочаленные куски мяса и что-то белело внутри.

Меня вывернуло на траву бурым и слизким. Рядом что-то упало. Это было копье Шрама.

 ______________________________

Слова автора:

Благодарственное: Большое спасибо всем, кто пишет целый ворох приятностей после выхода каждой части и почти не пинает меня в филей (или хотя бы пинает не больно). Отдельная благодарность тем, кто кидает мне денежку: все последние печеньки, тортики и вкусняшки в нашем доме – только благодаря вам (ну и лишние килограммы на талии, заднице и прочих частях тела тоже).

Новостное. Мы в чате затеяли озвучку первого тома Донора по ролям. Первая часть уже записана и сейчас находится в обработке, но нам не хватает голосов!

Если у тебя нет опыта, но есть желание – пиши в ТГ на имя @simmerfeed (Илья отважно взял на себя тяжелую роль организатора, режиссера и кастинговой службы). Желательно сразу присылать запись голоса – выбери любой кусочек из Донора (на минуту-две), прочти его с выражением и шли Илье.

Учти, если ты думаешь, что у тебя противный голос, мерзкий, как скрежет металла по стеклу, зубодробящий, как визг пенопласта или пронзительный, как предсмертный визг свиньи, нас это устраивает. Ибо роли есть разные, и лично я не думаю, что персонажи моей книги разговаривают исключительно красивыми поставленными голосами.

Оправдательное: Я стала реже отвечать на комментарии к тексту, но не потому что зазвездилась, а потому что не всегда хватает фантазии ответить как-то интересно, а писать в сотый раз «спасибо, мне пипец как приятно, пиши еще, пожалуйста, твои слова реально ценны и важны для меня» считаю нечестным. Но я по-прежнему читаю все-все комментарии к своим постам, даже к самым древним.

Юбилейное: Седьмого или восьмого декабря будет год, как я пришла на Пикабу. Пришла и выложила сразу первый пост. Спасибо всем, кто читал меня весь этот год, кто пришел позже и прочитал все позднее, всем, кто только познакомился с моим творчеством. Это был реально крутой год!!! По значимости, наполненности и интересности этот год был сравним с первым годом после рождения моей дочки! Спасибо!!!