Гении тоже иногда «маслянят масло»
«В глазах его было что-то лупоглазое».
Ф. Достоевский «Братья Карамазовы».
* * *
«Это было лицо растрёпанной молодой зубастой женщины с весёлым, очень зубастым ртом».
В. Набоков «Машенька».
«В глазах его было что-то лупоглазое».
Ф. Достоевский «Братья Карамазовы».
* * *
«Это было лицо растрёпанной молодой зубастой женщины с весёлым, очень зубастым ртом».
В. Набоков «Машенька».
Во-первых, разумеется, это история маньяка. Страх вновь попасть в лапы психиатров (от рук которых он несколько раз ускользал в Европе, в чём прямо признаётся) является одним из лейтмотивов «Исповеди Светлокожего Вдовца». Это, собственно, единственная точка, с которой возможно восприятие гумбертовых излияний – если, разумеется, оставаться на первом уровне читательского восприятия. (Уровень, на котором позиция первого лица, ведущего повествование, приравнивается к авторской, мы вовсе исключаем из рассмотрения, как не имеющий к высокому искусству чтения ни малейшего отношения.) «Дневник сумасшедшего» - жанр древний, богатый традициями, однако антигерой Набокова куда умнее и изворотливей гоголевского Поприщина. Роман, по сути, есть своеобразный аутоанамнез, история прогрессирующего безумия – причём безумец, разумеется, таковым себя отнюдь не считает. Напротив, видит в себе очередного «сверхчеловека» (как обычно, жалкое зрелище).
Однако – здесь начинается «во-вторых» – читателя более искушённого и распад личности Гумберта, и трагедия юной Долорес интересуют куда меньше того искусства, с которым сокрытый во мраке кукловод манипулирует своими марионетками, разыгрывая представление на освещённых софитами подмостках.
На этом уровне становится видно, с каким прилежанием автор прилаживает звено к звену в цепи случайностей, каждая из которых неизбежно подстёгивает безумие Гумберта. Не будем углубляться слишком далеко в прошлое, ко временам изначальной Аннабель и явления «морских братьев», помешавших долгожданному соитию четы влюблённых подростков (возможный целительный эффект которого Гумберт явно преувеличивает). Начнём с того, что Рамсдэль был избран им лишь из-за упоминания о двенадцатилетней дочери мистера Мак-Ку, предполагавшегося квартирного хозяина – однако дом, на житийствование в котором Гумберт лелеял свои сладострастные планы, весьма любезно сгорает в день его приезда. Не случись этого пиротехнического конфуза, наш Гумочка имел бы все шансы либо никогда не встретить Долорес Гейз, либо видеть её издали и редко, провожая полным тоски взглядом, без малейшей надежды на обладание. Что же до бедной, хроменькой, переболевшей полиомиелитом Джинни Мак-Ку, то она была в полнейшей безопасности, доведись ей хоть коротать ночь под одним одеялом с квартирантом своих родителей.
Даже оказавшись в доме Гейзов, трусоватый Гумбик (в конце концов, автор «Исповеди Светлокожего Вдовца» так часто коверкает избранный им псевдоним, что это становится практически мейстримом) не планирует ничего, кроме удалённого обожания и, возможно, редких касаний, невиннейших для всех, кроме него.
Знал ли Гумберт, какие последствия будут иметь те полбутылки шампанского, что он из чистого позёрства распил в день новоселья со своей квартирной хозяйкой? Так ли важно было награждать не слишком усердную в спорте Долли способностью «доплыть до Бобровой Скалы», без каковой способности она вполне могла бы избежать чересчур близкого знакомства с Чарли, непосредственным своим растлителем? Мог ли прозорливый Гум настолько ослепнуть, чтобы не разглядеть угрозу взлома в пристальном интересе Шарлотты к запертому ящику стола с заветной чёрной тетрадью? Однако услужливый автор раз за разом закрывает глаза, прибавляет сил худосочным мышцам и подливает в бокалы. Это автор устраивает в «Привале Зачарованных охотников» разом два съезда одинаково скучных говорунов, лишая Гумочку и Лолочку обещанной дополнительной кроватки – зато заботливо оставляет в нём местечко для одного популярного драматурга.
В лекции, посвящённой «Герою Нашего Времени», Набоков показывает, что весь лермонтовский сюжет строится на единственном поворотном механизме – подслушивании, случайном или намеренном, без которого развитие действия было бы невозможным. Движитель «Лолиты» - маловероятные случайности: там, где нелепый, слепой, безумный, покорный Гумберт видит перст судьбы, мы отчётливо видим авторский умысел. Автор и есть тот загадочный «мистер Мак-Фатум» – впервые мелькнувший в списке Лолитиных одноклассников – который гонит его сквозь лабиринт сюжета к выходу, уже оборудованному не лишённой изящества гильотинкой.
И последнее. «Исповедь Светлокожего Вдовца» завершается призывом того, кто подписал свою рукопись именем Гумберт Гумберт, не допустить её публикации до смерти той, кто была обозначена в ней как Долорес Скиллер, урождённая Гейз. Благоразумно скончавшийся до начала суда, признанный оскорбительно-вменяемым (не зря он так боялся и не доверял психиатрам!), исчерпавший своё предназначение, псевдо-Гумберт отступает во всполохи адского пламени в уверенности, что спас «свою девочку» и от нищеты, и от ненужных ей призраков. Наивный, всерьёз полагающий, что тот уродливый circulus vitiosus, который он искренне принимал за circulus vitae, станет достоянием публики через много-много лет, не потревожив ничьих теней.
Увы: даже здесь он был не властен. Особенно здесь.
Как сообщает нам доктор Рэй, ещё одна авторская маска, «жена «Ричарда Скиллера» умерла от родов, разрешившись мёртвой девочкой, 25 декабря 1952 года» - через тридцать девять дней после смерти своего влюблённого истязателя. Дорога к публикации «Лолиты» была открыта.
«С тех пор моя девочка кормит меня».
Сью Лайон в роли Лолиты, кадр из фильма Стэнли Кубрика
Когда-то мы с моим другом - любителем аудиокниг спорили о том, лучшие ли читать Набокова в тексте или можно послушать. Лично мое мнение, что в аудио не получается как следует распробовать и восхититься великолепными оборотами Владимира Владимировича. Некоторые моменты вызывают невольную улыбку, поражают точностью и уникальной внимательностью описаний. Кажется, что я вижу предметы, пейзажи и людей целостно, а Набоков включает особое, фрагментированное зрение и замечает мельчайшие детали.
Это все к тому, что в этом сборнике можно в какой-то мере отказаться от сюжета, хотя и он очень интересен в некоторых рассказах, но встречается почти чистый поток мыслей и чувств, есть очень узконаправленные темы об авторах и поэтах, есть невероятно глубокие размышления, которые сразу и не разгадаешь.
В общем, Набоков в очередной раз поразил меня магическим слогом и какой-то объемностью повествования. Из прочитанных рассказов в сборнике выделю "Королек", "Лик", "Истребление тиранов", "Облако, озеро, башня", "Ultima Thule". Любопытно, что некоторые из них объединены темой покоя, когда человек жаждет его, но назойливое окружение постоянно вторгается в чужой мир.
А вы читали Набокова? Какие любимые произведения? Как думаете, теряет ли проза автора в аудио?
Сперва цитата:
"Между тем, при отсутствии всякого надзора за штатом в полсотни человек, и в усадьбе, и в петербургском доме шла веселая воровская свистопляска. По словам пронырливых старых родственниц, - доносам которым никто не верил, но, увы, они говорили правду, - заправилами были повар, Николай Андреевич, да главный садовник, Егор, - оба положительные на вид люди, в очках, с седеющими висками преданных слуг. При наплыве чудовищных и необъяснимых счетов или внезапном исчезновении садовой клубники либо парниковых персиков, мой отец испытывал, в качестве юриста и государственного человека, профессиональную досаду от неумения справиться с экономикой собственного дома; но всякий раз, как обнаруживалось явное злоупотребление, какое-нибудь юридическое сомнение мешало расправе. Когда здравый смысл велел прогнать жулика-слугу, тут-то и оказывалось, что его маленький сын лежит при смерти (или просто лежит) - и все заслонялось необходимостью консилиума из лучших докторов столицы". (В. Набоков. "Память, говори")
Владимир Владимирович, как известно, отца боготворил. Да и в целом, сколь я могу судить, Владимир Дмитриевич был человеком сугубо и глубоко порядочным.
Но. Но-но-но.
После Февраля он, с его описанными выше хозяйственными талантами, станет управляющим делами Временного Правительства. Не мудрено, что дела эти мгновенно придут в то же состоянии, что и набоковское имение. Владимир Дмитриевич, разумеется, останется столь же прямодушным, высокодуховным, морально безукоризненным - и героически погибнет в Берлине в марте 22-го, заслонив своего друга Милюкова от пуль черносотенцев. А гениальный сын, до конца своих дней тоскующий по потерянной России, так и не поймёт, что погубили её в первую очередь такие, как его отец: умные, честные, порядочные теоретики.
В.Д. Набоков (1869-1922)
Автобиография "Другие берега" в русском варианте вышла в свет в 1953 году в нью-йоркском русскоязычном «Издательстве имени Чехова». Вообще автобиографий у Владимира Набокова было аж четыре: начиная с небольшого очерка на фр. языке «Мадемуазель О.» 1936 года, далее англоязычная версия «Убедительное доказательство» в 1946—1950 годах, далее русскоязычная (улучшенная и дополненная) - "Другие берега" (в отличие от других русскоязычных произведений автора - под именем Набокова, а не Сирина, цитирую википедию: Вольный авторский пересказ английского текста на русском языке был осуществлён в США летом 1953 года в промежутках между ловлей бабочек и творчеством (написаны романы «Лолита» и «Пнин»)) и в 1966 году дополненная английская версия автобиографии — «Память, говори».
Я начал читать первые главы автобиографии "Другие берега" и понял, что все, что я читал из его раннего - были в той или иной степени черновики "автобиографии", только под вымышленным именем и под вымышленными героями. "Другие берега" - это такой закономерный апофеоз мыслей о себе. О прогулках в русских парках, о поездках на люкс поездах, о сытных обедах, об добром отце - барине, который был так добр, что разрешал "мужикам" собирать хворост в своем лесу....
Цинциннат - главный герой романа, тридцатилетний учитель, ожидающий смертного приговора за «гносеологическую гнусность», т.е. непохожесть на серую массу вокруг него. Сам Цинциннат тоже ничего особенного из себя не представляет, женат на Марфиньке, которая глупа и начала изменять ему с первого года их брака, родив двух ущербных детей от других мужчин. Он это знает, но не замечает, потому что он исключительный, а она нет. Пишут, что прототипом главного героя является сын Цинцинната Люция Квинция - Цинциннат Кезон, живший в 5 веке до н.э., который славился красноречием и был обвинен плебеями в чрезмерной гордости и выгнан в изгнание. Пишут, что это пародия на мещанское общество с мнимым благополучием и абсурдом, который доведен в произведении до маразма. Мол в конце произведения казнь обрушилась на само общество, а не на Цинцинната, но чтобы это понять простому смертному - лучше прочитать аннотацию.
Но скажите же мне, недалекому, Владимир Набоков, а в чем же исключительность вашего героя? в том что он читает много книжек и наблюдает за бабочкой? В том что он бесхребетный и без душевных страстей? В том что из него мысли - как из рога изобилия, а сути в них нет? О чем эти мысли? Да все о себе, о том как он, бедняжка, вынужден жить среди непонимающих его людишек. Хотя произведение читается легко и как-то, на удивление, цельнее чем обычно, потому что автор наконец уделил немного внимания героям, а не себе, бабочкам и своему детству. Опять чувства между героями представлены в очередном ущербном виде: муж, который все знает, но принимает и жена, даже по дороге к нему в камеру успела ублажить несколько.
ps далее В. Набоков "Другие берега".
Иду я, значит, с работы, а навстречу соседка выходит из подъезда с тяжелым пакетом и направляется в сторону мусорного контейнера. Я, естественно, предложила помощь. Идём, общаемся, и тут она мне говорит:
- а тебе книги не нужны? а то я вот выбрасывать несу, у нас не читает никто
Открываю пакет, а там вот это сокровище.
Я пищала, наверное, на весь двор:
- кааааак?! Набокова на свалку?!!
Ощущение, будто выиграла миллион)) теперь сэкономлю кучу денег на книжном.
«Не думаю, чтобы нашлось много читателей, кому „Приглашение на казнь“ понравилось бы, кому эта вещь стала бы дорога, и, признаюсь, я не без труда дошёл до конца отрывка: уж слишком все причудливо, уж слишком трудно перестроиться, так сказать, на авторский ключ, чтобы оказаться в состоянии следить за развитием действия и хоть что-нибудь в нём уловить и понять. Утомительно, жутко, дико!» /Георгий Адамович/
Роман "Приглашение на казнь", как и многие романы Набокова, был написан в период его жизни в Германии под псевдонимом "Сирин" и в 1938 году опубликован в парижском эмигрантском издательстве «Дом книги». В 1959 году был переведен на английский язык и опубликован в Нью Йорке. В СССР напечатан в рижском журнале «Родник» в 1987 году.
ps Судя по критике, это будет сложно. Чувствую к концу списка литературы, я стану очень начитанным, но до боли унылым).