Болезнь прогрессировала. Бабушка стала плохо есть, капризничать, искала каких-то детей, которые ушли гулять и не поели, а вместе с мусором с балкона шло содержимое био туалета. Сначала мы пытались убрать ведро, но когда появился риск того, что импровизированным туалетом станет тумбочка или шкаф, ведро вернули. Все это время за бабушкой чаще всего ухаживал я, поскольку родители работали, а моя магистратура и удаленная работа позволяли это делать. Кормить, одевать, мыть, говорить, в общем все как у людей детей.

Мать, к этому моменту уже уволилась, и, посмотрев на все это, покрутила у виска и свинтила кутить к друзьям и любовнику, появляясь дома дай бог раз в неделю. Мне в принципе от этого только легче, меньше головной боли, а вот отцу пришлось тяжко. Поначалу он пытался как-то привести мать в чувства разговорами, но ничего не помогало, он начал выпивать и потихоньку громить квартиру, пока меня не было, а после и вовсе съехал. Я же в это время разрывался между учебой, работой, бабушкой и не самой лучшей ситуацией на личном фронте. В итоге из магистратуры отчислили, с девушкой не сложилось, но хотя бы работа была, чтобы платить за еду и квартиру, в которой теперь по сути был теперь только я, бабушка и кот. Бабушка к тому времени ещё понимала, что она находится дома, но стала путать людей и называть другими именами. Я иногда становился мужем матери, а бабушка искала меня же маленького, когда я был ребенком.

Через какое-то время мать вернулась, затем вернулся и отец. Все вроде налаживалось, но с бабушкой нужно что-то делать, поскольку очевидно мы все из-за собственных тараканов и прочего уход за человеком в деменции не тянули. Встал вопрос поиске специального учреждения. Я успел сменить работу, съехал из персонального сумасшедшего дома, и согласился оплачивать половину стоимости пансионата. Был найден такой под Подольском.

Приехав на разведку, пообщавшись с персоналом и описав ситуацию, что есть человек уже в глубокой деменции, но не буйный, наоборот общительный, добродетельный, всех любит и буквально целует, мы ударили по рукам и перевезли бабушку туда. Поначалу было тяжело, поскольку до этого бабушка в принципе не выходила из дома, не говоря уже о полном переезде. И мы и персонал решили пару месяцев посмотреть, стоит ли игра свеч. Бабушка иногда могла что-нибудь выкинуть, но в основном все было хорошо, общение с людьми шло ей на пользу, а постояльцы входили в положение и помогали ей (с деменцией там только ещё одна женщина была, остальные либо по возрасту, либо по инвалидности). Так прошло несколько месяцев, я иногда на выходных приезжал проверить как обстоят дела и просто навестить бабушку.

Но естественно в этой истории ничего не может быть идеально. Нам позвонили и сообщили, что бабушка в больнице. Мать всё ещё не работала, поэтому смогла приехать в Подольск в больницу, где ей сказали, что бабушка упала с лестницы и у нее перелом бедра. История очень мутная, персонал пансионата говорит, что упала сама, но зная бабушку, она никогда не бегала, тем более по лестницам, поэтому есть мнение, что какая-то обиженная гнида, которую родственники сослали в пансионат (да, и такие там были) попросту толкнула бабушку на лестнице, потому что та могла очень медленно спускаться. Но и это не самое ужасное, в больнице Подольска санитары привязали бабушку к кровати тряпками, чтобы та не бродила, и никто не заходил к ней в палату, пока та плакала и не понимала что случилось. "Мы боимся, разбирайтесь сами", так матери сказали. При этом ещё попытались "выставить счёт" за то, что забрали ее из пансионата на скорой.

Перелом подтвердился, хирург сказал, что в таком возрасте и деменции операцию делать бессмысленно, поэтому мы перевезли лежачую бабушку обратно в пансионат, чтобы не тащить в Москву пока она не окрепнет, и стали решать, что делать дальше. Хотели перевезти ее в пансионат поближе к дому и показать московским врачам, но бабушка все решила за нас. В декабре ее не стало, она ушла тихо во сне.

Какова мораль? Ее нет, все уроды и не святые, всем тяжело, но каждый сам делает выбор какую ношу взять. Стоило бы поступить как-то иначе, определить бабушку в специализированное место раньше и лучше изучить места и специфику болезни? Да, да, и да. Никто от этого не застрахован. Почему я молодой не бросил все это и продолжал ухаживать за бабушкой? Она вырастила меня и была для меня второй, а в чем-то даже первой матерью. Поступил бы я как-то иначе, зная, что меня ждёт? Я бы не смог. Даже зная, что косвенно из-за этого упущу степень магистра, потеряю время, здоровье, нервы и деньги, я бы все равно остался с бабушкой.

Такая вот история. Берегите свое здоровье, семью и внимательно относитесь к любому необычному поведению близких в любой возрасте, деменция бывает даже у молодых, и эта сволочь замедленного действия для меня страшна на равне с бешенством.

Утром меня позвали к «старшему», так началась моя криминальная «карьера», которая продлится до 2003 года

Если будет интересно - расскажу дальше.

Когда меня спрашивают "откуда такая фантазия на страшные книги", я просто показываю Подслушано своего города (всё реально, можете проверить сами, такая вот у нас жизнь, может быть, странная для не местных, но мы давно привыкли)

А ещё говорите, что у Спасителей как-то много работы для небольшого городка... там даже половина всех наших дел не описана!

Зато о Борисе Коржавине нашлось немало. Он действительно был документалистом, причем довольно известным в узких кругах. Специализировался на исторических расследованиях, получил пару наград на фестивалях. Последние годы занимался темой секретных советских экспериментов в области психологии и поведения. По словам коллег, незадолго до смерти он был очень возбужден каким-то открытием, но подробностями ни с кем не делился.

Меня словно током ударило, когда я увидела его фотографию. Я знала этого человека! То есть не лично, конечно, но встречала его в нашем доме несколько раз, высокий, седой, с острым взглядом из-под кустистых бровей. Мы даже здоровались в лифте. И вот теперь он мертв.

Я решила зайти с другой стороны и поискать информацию о загадочном «Проекте "Нарратив"». В основном попадались статьи по нарратологии и литературоведению — совсем не то. Но на третьей странице поисковой выдачи я наткнулась на любопытную заметку в малоизвестном историческом журнале.

«Среди секретных исследований советского периода особое место занимают эксперименты по управлению человеческим поведением через структурированные нарративы. По имеющимся данным, в 1970-х годах группа психологов и сценаристов работала над созданием текстов, способных программировать действия читателя на подсознательном уровне. Результаты исследований засекречены до сих пор».

Прекрасно! Именно то, что нужно впечатлительной сценаристке, сидящей одной в квартире, теории заговора в текстах, программирующих поведение!

Мой желудок напомнил, что героический огурец все еще одиноко томится в холодильнике, и я решила сделать перерыв. Натянула куртку и вышла на улицу. Погода, как назло, улучшилась солнце сияло, птички пели, будто издеваясь над моим мрачным настроением.

В ближайшем супермаркете я накупила продуктов на неделю вперед, никогда не знаешь, когда придется внезапно забаррикадироваться в квартире от преследующих тебя злодеев. С тяжелыми пакетами я возвращалась домой, когда заметила странного мужчину, стоящего у подъезда моего дома. Он смотрел на окна, что-то записывал в блокнот и совершенно не вписывался в местный пейзаж.

Я замедлила шаг. Мужчина был высоким, худощавым, в темном пальто не по сезону. Когда он повернулся, я увидела его лицо — острые черты, пронзительные глаза, тонкие губы. Что-то в нем показалось мне знакомым.

Он заметил меня, кивнул, словно мы были знакомы, и быстро отошел от подъезда. Я проводила его взглядом. Где я могла его видеть?

В квартире я первым делом достала фотографию с учеными из конверта. И вздрогнула. Мужчина, обведенный красным маркером, был поразительно похож на того, кого я только что видела у подъезда. Конечно, на фото он был намного моложе, но черты лица, взгляд, все совпадало.

Но это невозможно! Фотография датирована 1975 годом. Мужчине на ней было лет сорок, значит, сейчас ему должно быть далеко за восемьдесят.

— А может, это его сын? — спросила я у потолка, раскладывая продукты по полкам.

Мой телефон завибрировал. СМС от неизвестного номера: «Вы на правильном пути, Алиса. Но будьте осторожны. Не все герои доживают до финала. Б.К.»

Б.К. Борис Коржавин? Но он же мертв! Или кто-то решил поиграть от его имени?

Я чуть не выронила банку с оливками. Моя рука дрожала, когда я пыталась перезвонить на этот номер. «Неверно набран номер». Конечно!

Весь вечер я просидела на диване, обложившись распечатками и заметками. Проект «Нарратив», загадочный Лозинский, мертвый Коржавин, странный тип у подъезда — все это складывалось в картину, от которой хотелось немедленно сбежать. Но куда?

Я снова открыла ноутбук и перечитала сценарий «Автор и соавтор». На этот раз внимательнее, выискивая детали, которые пропустила в первый раз. И нашла интересную вещь — в сценарии упоминалась комната в подвале нашего дома, где якобы проводились какие-то эксперименты. Номер комнаты 13-Б.

— Очень оригинально, — фыркнула я.

Но любопытство уже разгоралось. А что, если такая комната действительно существует? Что, если в ней хранятся ответы на мои вопросы?

Я посмотрела на часы — почти полночь. Самое время для прогулки по подвалу многоквартирного дома, не так ли? Особенно когда тебя, возможно, преследуют неизвестные злоумышленники.

Взяв фонарик, связку ключей (чисто для храбрости) и перцовый баллончик я тихонько выскользнула из квартиры. В подъезде было тихо, только где-то наверху играла музыка. Я прокралась к лестнице, ведущей в подвал.

Дверь была не заперта, что уже само по себе казалось подозрительным. Я включила фонарик и осторожно спустилась по бетонным ступеням. Подвал встретил меня затхлым запахом, паутиной и полным отсутствием романтики. Трубы, старые ящики, какой-то хлам, все как полагается в уважающем себя подвале.

Я двинулась вдоль стены, подсвечивая номера на дверях подсобных помещений: 1-А, 1-Б, 2-А... Они шли по порядку, и я уже почти решила, что комната 13-Б выдумка, когда луч фонарика выхватил в дальнем углу подвала неприметную дверь без таблички.

Подойдя ближе, я увидела, что на двери когда-то была табличка, остался только след на металле. Рядом, на стене, кто-то нацарапал: «13-Б».

У меня внутри все похолодело. Дверь была заперта, конечно же. Я подергала ручку, постучала, никакой реакции.

— И что теперь? — пробормотала я. — Выбить дверь плечом, как в боевиках?

И тут я заметила, что на полу у двери что-то блестит. Наклонившись, я подняла небольшой ключ. Он выглядел старым и совершенно не подходил к современному замку.

— Это уже слишком, — покачала я головой. — Такие совпадения бывают только в плохих детективах.

Но ключ я все же попробовала вставить в замочную скважину. И — о чудо! — он подошел. Дверь со скрипом, достойным фильма ужасов, открылась.

Внутри оказалось небольшое помещение, заставленное старыми шкафами и полками. Покрытые пылью папки, коробки с кинопленкой, какие-то приборы, назначения которых я не могла определить. На стене — выцветшая схема, напоминающая структуру сценария, только с какими-то странными пометками на полях.

В центре комнаты стоял стол, а на нем тарый проектор и коробка с надписью «Эксперимент №7. Объект: А.Р.».

А.Р. — Алиса Рязанцева? Не может быть. Это какое-то совпадение. Должно быть, другие инициалы.

Я осторожно открыла коробку. Внутри лежала кинопленка и пожелтевший от времени лист бумаги с машинописным текстом: «Объект А.Р. демонстрирует высокую восприимчивость к нарративным структурам типа Б. Рекомендуется к включению в программу второго этапа».

Дата на документе — 17 марта 1989 года.

Продолжение следует...

Приступил к работе над четвертой книгой по вселенной «Станция Бякино».

Подробности и даты публикации первых глав будут в моем сообществе в ВКонтакте «Вселенная «Станция Бякино» | Юрий Выборнов».