sasrikva

Несколько лет назад мне потребовалось сдать свою квартиру. Нашёлся хороший арендатор, и он попросил убрать из помещения абсолютно все вещи. Я купил самые прочные и большие мусорные мешки и упаковал в них свой нехитрый скарб: одежду, постельное бельё, коробки с фотографиями, книги и посуду. Вариантов куда это всё отвезти было немного – в дом, построенный на моих костях и крови, т.е. к отцу в деревню. Напомню, что этот дом размером в 240 кв. м. стоял на ¾ заваленный хламом, жилым с большой натяжкой можно было назвать только первый этаж. И мои восемь мешков никак не могли кому-то помешать или кого-то стеснить. К тому же я считал, что имею полное моральное право воспользоваться хотя бы третью одной из нежилых комнат на втором этаже, ведь мной было угроблено столько лет жизни на этот проклятый дом, истерзано столько нервов, пролито столько пота и потрачено здоровья. Я почему-то надеялся, что мои вещи никто не тронет. Как-то раз я пытался выбросить из сарая на свалку остатки ржавой ножной швейной машинки «Подольск». Отец очень болезненно отреагировал, заявив, что это машинка его брата, и что брат может неожиданно потребовать её вернуть ему обратно. Для чего семидесятилетнему, выжившему из ума старику вдруг понадобиться шить на разломанной ножной машинке осталось загадкой, но факт остаётся фактом. Если отец так ревниво стережёт чужой хлам, то мои новые вещи как минимум будут стоять там, куда я их поставлю.

Спустя месяц, когда я вновь приехал в деревню, меня поджидал неприятный сюрприз. Отец выпотрошил все мешки, свалив все вещи в кучу. Что-то он даже успел рассовать по шкафам. Сами же мешки исчезли. На вопрос зачем он это сделал, прозвучал абсурднейший ответ – а это чтобы вещи не помялись. Т.е. они лежали неделю в мешках и мялись, а когда он всё вывалил в кучу, они должны были бы распрямиться. Судя по тому, что мои прочные большие мешки, в которых лежала одежда бесследно испарились, замысел отца стал ясен – просто спиздить мешки. Что мешало этому упырю, сорящему огромными деньгами, потратить 500 руб. и купить себе мешков остаётся загадкой. На вопрос «где мои мешки?» он не смог ничего ответить и лишь злобно сверкнул глазками. Итак, история хранения моих вещей началась с кражи мешков, и это не предвещало ничего хорошего, но тогда я не придал этому особого значения, да и выхода у меня не было. В ближайшем магазине я купил новые мешки, но к сожалению, не такие прочные и большие как ранее. Я достал из шкафов вещи, которые смог найти и вновь упаковал по мешкам. К сожалению, мои рубашки и постельное бельё перемешались в шкафу с отцовскими, и с ними пришлось навсегда расстаться.

Для надёжности я перетянул горловины мешков скотчем, чтобы иметь возможность контролировать их целостность. Незаметно открыть такой мешок было невозможно, и я бы сразу увидел, что отец лазил туда. В течение нескольких лет я приезжал туда менять колёса и осматривал мешки - всё было в порядке, и я уже было начал забывать про неприятный инцидент с мешками.

Приехав в очередной раз в деревню, я быстро поменял колёса, бегло пробежался взглядом по комнатам и убыл восвояси. Но всю дорогу что-то не давало мне покоя. Но что?! Перед глазами всё время мелькала яркая замызганная шапка, ставшая чёрной от грязи и валявшаяся на полу. Блять… Это же моя шапка, которая когда-то была оранжевой! Но как она оказалась в грязи на полу в таком состоянии? А самое главное почему именно моя шапка? У отца было с десяток шапок, да и сам он всё время ходил несколько лет в одной и той же. Для чего же ему понадобилась именно моя шапка? Я пытался себя успокоить и убедить, что это просто нелепая случайность и на какое-то время это удалось.

Пришло время опять менять колёса, и я приехал в деревню. В этот раз на вешалке я обнаружил свою ветровку, рваную и измазанную краской. Стало очевидно, что отец регулярное запускает руки в мои мешки и ворует вещи. И не просто ворует, а совершенно сознательно их портит. Абсурдность ситуации была в том, что у отца три огромных шкафа ломилось от вещей, которые ему много лет отдавали знакомые и родственники. Количество одних только курток перевалило за десяток, а число, к примеру, рубашек, было далеко за тридцать. На втором этаже стояло неисчислимое количество пар обуви. Всюду на вешалках висели плащи, пальто, пиджаки. Несколько комодов были набиты брюками и свитерами. Все вещи были в сносном состоянии, многие были почти новыми. Тогда какого чёрта он брал и портил именно мои вещи? Ответ напрашивался только один – отец хотел насолить мне. Он уже не мог пить мою кровь и тянуть жилы, как раньше, и это не давало ему покоя. Таким извращённым способом он продолжал пакостить и издеваться надо мной. Если бы ему было нечего надеть и стояла бы острая необходимость в каких-то вещах, то он мог просто носить мои вещи, не портя их. Но в данном случае было очевидно, что стояли совсем другие цели. Он каждый раз доставал мою новую вещь, шёл в ней, к примеру, красить забор, а потом просто швырял, как использованный презерватив.

Вскоре я обнаружил ещё одну свою дорогую куртку всю перемазанную белой краской и забил тревогу. Я позвонил отцу, хотя понимал, что никакого вразумительного ответа получить не удастся. Он говорил, что никаких вещей не брал и ничего не портил. Однако, через неделю брат сообщил мне, что отец передал ему какую-то грязную и очень вонючую куртку, попросив замазать чёрным фломастером пятна белой краски. Удивительно было ещё то, что отец в детстве страшно ругал меня за каждое пятно на одежде, каждый раз рассказывая, как тяжело ему достаются эти вещи, как тяжело приходится зарабатывать на одежду. А однажды меня, пятилетнего ребёнка, он ударил по голове так, что я чуть не потерял сознание за то, что я, катаясь на велосипеде, затормозил сандалями. Ты сотрёшь подошву – орал отец, трясясь от бешенства. Этот случай мне запомнился на всю жизнь, потому что я тогда долго рыдал от обиды, ведь все дети во дворе так тормозили, а ударили почему-то только меня.

При первой же возможности я поехал забирать свои вещи обратно. Мои злосчастные мешки не давали ему покоя, и он несколько раз перекладывал их. Доставал я их уже из далёкого чулана, заваленными несколькими слоями строительного мусора и какого-то барахла (так отец пёкся, чтобы они не помялись). И это при том, что комната по-прежнему оставалась в нежилом состоянии и была полностью завалена хламом Скотч на всех мешках был оторван. Сколько он украл у меня вещей оценить было сложно, т.к. я мог кое-что забыть за прошедшее время. При осмотре комнат я обнаружил свой тёплый шарф New balance в непригодном состоянии. В сарае нашёл свою лейку для цветов, перемазанную машинным маслом. А на столе в коридоре я неожиданно увидел свою фотографию 20-летней давности и ценную книгу с автографом, которые изначально лежали в одной из моих коробок. Отсюда можно было сделать вывод, что отец скрупулёзно обшарил все мои коробки с мелочёвкой и фотографиями. И это сделал человек, который не давал мне ни секунды покоя и визжал, что у него ни на что не хватает времени. Этот упырь не справился даже с самой элементарной задачей – просто не трогать мои вещи, и постаралась даже здесь подгадить мне.

Как я уже ранее рассказывал, во время учёбы в институте я находился в неопределённом статусе – с одной стороны я уже совершеннолетний, и теоретически могу зарабатывать себе на жизнь, а с другой - студент дневного, и работать могу только в ущерб учёбе и своему здоровью. Всяким малолетним троллям, рассказывающим про работу в Макдональдсе, курьером, промоутером и прочим мерчандайзером, а также про съём жилья – идите к мамкам с папками и спросите куда можно было устроится в 90-е годы без связей и опыта работы. И к слову, интернета тогда тоже не было.

Моим подвешенным состоянием не преминули воспользоваться родители. Я потерял даже номинальное право голоса в семье и находился всё время в состоянии STAND BY. Время от времени возникала перекошенное от злости лицо отца и заикающимся от неприязни голосом сообщало: «В выходные едешь туда-то и там будешь там таскать доски.» «Такого-то числа поедешь и будешь разгружать машину». «надо будет перевозить мусор, а потом едешь в такое-то место перетаскивать кирпич». И т.п. Это были не просьбы и не предложения, меня просто ставили перед фактом. Отказаться было нельзя, т.к. сам способ подачи уже не предусматривал возможность отказа, ну и в случае чего мне не забывали напоминать, что «ты здесь никто», «твоего в доме ничего нету, всё куплено мною», «сидишь на шее, объедаешь нас, ешь очень много», «здоровый лоботряс, дармоед, бездельник, сволочь».

К моему воспитанию, к «приучению к труду» это не имело никакого отношения, т.к. я был уже достаточно воспитан и приучен к труду. И к моим младшим братьям такие методы «воспитания» родители не применяли. Вскоре, когда братья пошли учиться в ВУЗы, то родители не только без вопросов оплатили им далеко не дешёвую учёбу, но и всячески огораживали от любых семейных проблем. Отец целый месяц подрывался вечером за 100 километров и ехал встречать любимых дитяток к метро на машине, чтобы их не дай б-г не толкнули в переполненном автобусе. Это в то время, когда я жил на 50 рублей в неделю, питаясь одним горохом и картошкой.

Самые тяжёлые времена наступали для меня летом во время летних каникул.

На следующий же день после сдачи экзаменов за первый курс в пять утра меня окриком разбудил отец и бросил: «Быстро собирайся! Скоро выезжаем!». Началось…

Кое-как продрав глаза и собравшись на скорую руку, я выскочил на улицу, где меня поджидал москвич 2141 с недовольным отцом за рулём. Мы куда-то едем несколько часов. Приезжаем к трёхэтажному зданию в небольшом подмосковном городке. Оказалось это была окраина Ногинска, район птицефабрики, а здание – Дворец культуры одноимённой птицефабрики. Мы спускаемся куда-то в подвал и оказываемся в большом спортзале. На полу в рядами разложены спортивные маты, на некоторых в грязной одежде спят люди. По углам зала были разложены большие спортивные сумки с вещами, стоял стол с обгорелыми кастрюлями и пачками макарон и круп.

-Бери себе мат и клади на пол, здесь ты будешь спать. - строго сообщил отец.

Так я оказался на ногинской птицефабрике, где проведу оставшиеся два месяца лета в составе бригады гастарбайтеров из закарпатского города Чоп. Западенцы оказались ещё и вдобавок сектантами-субботниками. Они разговаривали на совершенно непонятном языке с обилием шипящих звуков, мне казалось, что их язык был похож на чешский или польский, который я слышал в фильмах. Сектанты в обязательном порядке молились перед сном, стоя на коленях, и категорически отказывались работать в субботу. Даже еду себе они готовили на весь день вечером в пятницу. Произошёл один курьёзный случай, когда именно в субботу приехал грузовик с пеноблоками, а его некому было разгружать кроме меня и толстого крановщика-молдаванина по имени Илларион.

В этом же зале на полу также обустроилась небольшая бригада албанцев из одесской области. Один из албанцев несколько недель провалялся, не вставая с ногой, обожжённой известью. Эти утырки занимались тем, что красили известью цеха птицефабрики. Откуда они тут взялись и почему именно здесь мне толком не удалось выяснить. Албанцы были молоды, агрессивны и озлоблены на окружающий мир, словно все мы были виноваты, что им пришлось уехать сюда из своего албанского села где-то на берегу моря. Между собой они разговаривали на албанском, хотя и по-русски говорили отменно.

Моя работа была работой чернорабочего – замес раствора, таскание кирпичей, досок, уборка мусора, разгрузка грузовиков и подобный тяжёлый и неквалифицированный труд. Разумеется, совершенно бесплатно и без карманных денег. Я даже не мог купить себе вечером хлеба, а сигареты стрелял у единственного курившего в нашей бригаде гуцула Васи. Этот гуцул периодически напивался, уходил вечером погулять по бабам, и как-то даже здорово получил пиздюлей от местных за любовные похождения. Своих земляков он презрительно называл евреями.

Работы проводились на территории Ногинской птицефабрики. Что мы строили и зачем я толком не знал, слышал только краем уха, что это должен быть некий комплекс по переработке птичьего помёта и под него хотят взять кредит в банке. Уже потом выяснилось, что кредит не дали, гуцулам ничего не заплатили и попросту кинули, т.к. все они были на нелегальном положении.

В то лето стояла запредельная жара, и я обгорел на солнце так, что кожа облазила с меня толстыми слоями. В обед из столовой мы выходили словно из парилки, обливаясь потом и насквозь мокрые. Поесть удавалось только один раз в день, в фабричной столовой по талонам, которые нам выдавали раз в неделю. Ни завтрака, ни ужина у меня не было, но был хотя бы сытный обед. Когда гуцулы готовили себе ужин, мне ничего не оставалось, как больше курить, чтобы забить голод. Отец прекрасно знал, что мне нечего есть по утрам и вечерам, поэтому говорить ему об этом не было смысла. Отъедался я только в выходные, когда отец привозил меня в деревню к матери и братьям. В дальнейшем такие голодовки привели меня к сбою в пищевом поведении, набору лишних шестидесяти килограмм, проблемам с желудком и эндокринной системой.

В семье тогда никаких проблем с деньгами не было. Мать не работала уже много лет, но при этом не забывала жаловалась на уборку и готовку. Как-то раз она с упрёком заявила мне, студенту первого курса, что «Вот, у Агафоновой (одноклассницы братьев) брат твоего возраста уже работает и даёт матери по триста долларов в месяц!». Прекрасно понимая, что никуда устроится я не смогу, она лишний раз давала прочувствовать мне уязвимость моего положения в семье. А тем временем по 1 каналу частенько показывали отрезанные головы в Чечне.

На следующее лето история повторилась, но с небольшими поправками. Отец устроился главным инженером на пушкинский завод масел. Из Бутово до Пушкино было около 2 часов езды на машине, если не было пробок. Меня будили ежедневно в 5-30 утра, и около 6 мы выезжали в сторону Пушкино. Там меня определили в бригаду чернорабочих. Она состояла из бывшего уголовника, шизофреника и пяти местных алкашей. Шизофреник Лёня в обед часто рассказывал, как он улавливает электромагнитные волны, перенаправляет их, а также показывал по-пьяни приёмы каратэ. Один 25-летний алкаш запомнился своим рассказом про лечение зуба:

- Бля, мне забыли положить мышьяк, но всунули в зуб длинную иголку, гы-гы! И когда всунули, то меня просто ПАРАЛИЗОВАЛО! Гы-гы-гы!

Видимо зуб ему так до конца не долечили, потому что он регулярно выдёргивал вату из старого дерматинового стула и засовывал себе в этот зуб «чтобы туда ничего не забивалось».

Домой с завода мы возвращались около девяти вечера. Я падал от усталости на диван и отрубался. Бывало, что даже помыться не было сил, и засыпал с затвердевшими от цемента грязными волосами.

Тем временем в 41-м москвиче что-то случилось с электрикой, и аккумулятор за ночь высаживался в ноль. Чинить машину отец не собирался. Ведь зачем тратить деньги на такую мелочь, если есть я. Мне приходилось каждое утро заводить москвич с толкача, благо это было не столь тяжело для моего крепкого организма.

Всё лето я опять замешивал раствор, делал стяжки и разгружал грузовики. Хозяин того завода некий Янис делал деньги на фасовке моторного масла. Ежедневно туда приезжали фуры из Нижнего Новгорода и привозили минеральное масло в крупной таре. Янис его фасовал в канистры по 4 литра, наклеивая красивые наклейки с разными брендами. Нашей бригаде частенько выпадало разгружать фуры с маслом и прочей химией, когда ломался погрузчик.

Само собой разумеется, что я не получал за работу совершенно никаких денег, считалось, что я отрабатываю своё питание и проживание. Ещё раз напомню, что младшим братьям через несколько лет ничего не требовалось отрабатывать, более того им оплачивали учёбу и встречали у метро на машине. Одного из братьев и его семью даже после окончания ВУЗа отец ещё несколько лет кормил и давал денег, ничего не требуя взамен. Приезжать в деревню, помогать по мелочам, с машиной отец по-прежнему просил только меня. Я зачем-то соглашался, каждый раз впоследствии проклиная себя, т.к. зачастую эта «помощь» ничем хорошим для меня не заканчивалась (см. предыдущие рассказы). Сейчас я жалею только об одном, что очень много времени своей жизни потратил на этого гнусного упыря, находясь, по всей видимости, в плену стокгольмского синдрома.

В канун нового года Янис уволил отца с завода за какие-то косяки, вручив бутылку шампанского.

Как я уже ранее рассказывал, лет с 12 родители начали внушать мне мысль о моём сидении у них на шее и необходимости отрабатывать пропитание. Но при этом само собой разумеющимся считалось, что после школы я должен обязательно поступить в институт. Вследствие чего время перед последним звонком прошло в диалектическом противоречии – с одной стороны надо было готовиться к поступлению, а с другой родители всячески вредили мне, отправляя меня в выходные и каникулы на отработки, что сильно мешало нормально готовиться к поступлению. Разумеется, ни о каких репетиторах не могло быть и речи, максимум я мог рассчитывать на институтские подготовительные курсы.

Выбором будущей профессии в сложившихся условиях я особо не заморачивался, и исходил из того, что надо просто обязательно куда-нибудь поступить, чтобы не пойти в армию. Страх перед армией был панический, т.к. про неё ходило много нехороших слухов, плюс постоянно шли мрачные репортажи с Кавказа.

Ближайшим к дому институтом был МИРЭА, к тому же там у матери было много знакомых, которые вроде как могли помочь с поступлением. Поэтому куда именно поступать сомнений не было. На какой факультет, какую специальность значения для меня не имело, т.к. везде были красивые и манящие названия. Хотя была небольшая потаённая мечта стать программистом, но ведь чтобы программировать нужно дома иметь компьютер, а у меня его не было и быть не могло, ведь я злостный нахлебник, объедающий семью, и просить купить мне компьютер категорически не смел. И проходной балл на факультет кибернетики был самым высоким.

Итак, пока мои одноклассники усердно занимались с репетиторами, чтобы поступить в МГУ или на худой конец в Плешку или мед, я по выходным месил раствор и таскал кирпичи. Отец от меня отстал только ближе к лету, и я смог по выходным немного порешать «сканави».

Вступительные экзамены я сдал средне, на кибернетику баллов не хватало, но хватало впритык на радиофакультет и с запасом на факультет электроники. Одновременно со мной поступал приятель, и мы решили зачем-то пойти на радиофакультет.

После окончания школы и поступления в институт мой статус в семье оказался в подвешенном состоянии. С одной стороны я уже совершеннолетний, и родители юридически не обязаны меня обеспечивать, но с другой стороны я поступил на дневной, и никак не смог бы сам себя прокормить. Вопрос можно было решить, поступив на вечерний или заочный, но тогда меня бы забрали в армию. Мать этого очень боялась, но ещё больше боялся я сам. Отец, ощущая мою полную бесправность, многократно усилил давление. Моим мнением уже больше никто не интересовался в принципе, меня просто ставили перед фактом, что я завтра еду туда-то и туда-то, делаю то-то и то-то. Остаток того лета я провёл где-то на стройке, разумеется, без зарплаты и карманных денег.

Первый семестр пролетел незаметно, я исправно посещал все занятия, добросовестно готовился к сессии и неплохо сдал экзамены, умудрившись получить пятёрку по «линейной алгебре» через десять минут после начала экзамена. Как ни странно, этот предмет вызывал серьёзные затруднения у большинства студентов, и тот факт, что я сдал этот экзамен за 10 минут, самый первый, да ещё на пять, вызвал сильное бурление говен. Стало ясно, что контингент здесь подобрался, мягко говоря, специфический. Мало кто смог сдать сессию без «долгов». Долгом назывался несданный экзамен или зачёт. Как оказалось, можно было совершенно безнаказанно не сдавать экзамены в любом количестве. Никто никого отчислять не собирался, и долги тянулись вплоть до последнего курса. По слухам на пятом курсе были студенты, у которых было по 20 «долгов», в т.ч. и за первый курс. Для чего это делалось руководством ВУЗа до конца не ясно. Предположительно из-за боязни потерять финансирование. С деньгами у МИРЭА было совсем плохо, т.к. не хватало даже на туалеты. Многие из них были в ужасном состоянии: унитазы были забиты под завязку дерьмом, стояла адская вонь, а в углах были кучи мусора высотой с человеческий рост. На переменах в туалетах стоял сизый смог от сотен выкуренных сигарет и реально щипало глаза. Курили во всех углах здания, в т.ч. и в аудиториях. Некоторые преподы курили даже во время лекций. Тогда же стало ясно, что здесь процветает взяточничество, хотя взятку приходилось давать в самом крайнем случае, ведь и так никого не отчисляли.

Неприятной особенностью МИРЭА было его расположение рядом с Солнцево. Шёл самый разгар малиновых пиджаков, кашемировых пальто, кепок и бандитизма. И в МИРЭА хлынул грызть гранит науки поток солнцевских братков и прочего самого гнусного сброда с окрестных районов. Ни о какой учёбе речи не шло в принципе. Контингент, когда изредка забредал в институт, обсуждал тёлок, тачки и мерялся литрами выпитой водки. Часто возникали драки, двум моим знакомым сломали носы. Часто пиздили всех, кто не нравился браткам прямо на выходе из института. Меня как-то раз выводил знакомый браток, чтобы не попасть под раздачу. «Ребятки шалят» - оправдывался он.

Мои одногруппники занимались в основном, как они говорили «литрболом». Несколько раз напивался с ними до полусмерти и я.

Как-то раз прямо на лекции кто-то начал бросаться петардами. Пару раз они взрывались под ногами у препода, а одна петарда угодила ему в голову. Препод психанул и ушёл. Неизвестно по какой причине, но почему-то именно ко мне тогда подбежал один крупный гопник (поговаривали, что он серьёзный боксёр), и нанёс мне сильный удар по голове. Я упал, но сознание не потерял, однако придя домой меня вырвало и отключило - все симптомы сотрясения мозга.

Затем произошёл очень неприятный инцидент, который сильно напугал меня и заставил серьёзно задуматься о своей дальнейшей судьбе в этом учебном заведении. Как-то раз я зашёл в туалет, пристроился к писсуару, и уже было собрался справить малую нужду, как боковым зрением увидел одного своего знакомого по имени Костя, быстро двигавшегося в мою сторону. Дальнейшие события повергли меня в оцепенение. Этот знакомый неожиданно крепко схватил меня сзади за волосы так, чтобы я откинул голову назад и не мог шелохнуться, и приставил мне к горлу огромный изогнутый нож. Я почувствовал, как мне впилось в кожу острое лезвие и боялся пошевелиться, чтобы ненароком не разозлить приятеля и не дать ему повода зарезать меня.

-Ты, говорят, интересовался мною, да? – вкрадчиво спросил Костя. – Так вот не надо мною интересоваться, понял? Не надо!

Он убрал нож от горла и быстро ушёл из туалета. Про Костю ходили разные нехорошие слухи, но ничего конкретного, и я действительно как-то поинтересовался про него у нашего общего товарища. С ними обоими у меня были хорошие отношения, и я не ожидал, что это вызовет такие последствия.

После случившегося я ещё сильнее укрепился в мысли, что нужно любой ценой покинуть МИРЭА и перевестись в нормальный ВУЗ. Летом, после сдачи сессии я занялся этой миссией. С большим трудом мне удалось перевестись в МЭИ. Я раньше слышал про него, т.к. мой одноклассник поступил туда по наущению матери. И по его словам он ничего особенного из себя не представлял. Каково же было моё удивление, что между двумя этими ВУЗами будет просто-таки космическая разница. Больше всего мне нравилось, что здесь всё-таки отчисляют за неуспеваемость и отчислить могут даже за несданный норматив по физкультуре. Туалеты были на удивление чистые, и самое главное в них запрещалось курить. Курить запрещалось вообще везде в здании, и если ловили с сигаретой, то отчисляли без вопросов даже с пятого курса. Отношение преподавателей к своей работе было несравненно лучше, видно было, что люди вкладывают душу, а не отбывают номер с миной страдания и безысходности. Но самое главное, как разительно отличались сами студенты. Мне казалось, что я словно на машине времени перенёсся куда-то лет на 30 назад и попал к молодым увлечённым романтикам, которые размышляли о полётах в космос, о вечных двигателях, проводили время в библиотеках, а на переменах играли в шахматы. Я кайфовал от того, что больше не увижу бандитские рожи, а буду проводить время среди прекрасных людей.

Как я уже рассказывал в предыдущих частях, после смерти матери мои два брата и отец остались жить в трёхкомнатной квартире в Бутово. Один из братьев Коля (несостоявшийся киллер) приволок в квартиру целый табор абхазских беженцев. Квартира постепенно превратилась в притон, где до глубокой ночи ежедневно шли застолья с возлияниями, долгими кавказскими тостами и заверениями в дружбе и любви до гроба. Коля нигде не работал и не собирался, т.к. его и его выводок полностью содержал отец. Брат мог себе позволить не спать всю ночь, отсыпаясь потом в течение дня. Ближе к вечеру подъезжали новоявленные родственники и кутёж разгорался с новой силой. Комнаты и коридор были увиты верёвками, где сушилось бельё многочисленной мингрельской братии. По квартире слонялись непонятные люди – чьи-то двоюродные дяди, внучатые племянники, мужья тёть, братья и т.п. Никто уже точно не знал кто кому и кем приходится, тем более лица менялись каждый день.

Всенощные бдения, шум, гам, детская беготня, горы немытой посуды и грязь – всё порядком надоело другому брату Диме, который уставал на учёбе, и которому требовалась хотя бы элементарная тишина ночью. Отец готов был терпеть от любимого Коленьки любые выходки, прощал ему все создаваемые неудобства и заискивал перед мингрельской пиздобратией. Коля же, даже несмотря на то, что был на полном довольствии отца, наоборот часто жаловался на него. Мол, он очень мешает своим присутствием, т.к. занимает целую комнату, и в приватной беседе даже грозился нанять киллера, чтобы исправить эту досадную неприятность.

До киллера руки не дошли, но вопрос жилплощади вскоре встал ребром. На семейном совете брат-«убийца» выставил жёсткое условие – отдать ему 2/3 денег от квартиры, в противном случае он не даст согласия на продажу. Своё решение он мотивировал наличием семьи и ребёнка. Возможность обзаведения семьёй и детьми другим братом в расчёт не бралась, также как не брался в расчёт любящий отец, которого он давно уже похоронил в своих грёзах.

Недолго думая, отец согласился на все условия сыночка, в котором он души не чаял, отдав Коленьке свою долю, лишившись московской прописки и пенсии. Но это ведь всё такие мелочи по сравнению с благополучием любимого мальчика. Жить отец в дальнейшем собирался в деревне, в доме, который я для него строил долгие годы, лишившись простых детских радостей, под шквалом угроз, насилия и шантажа.

Вот такой поворот судьбы: мой несостоявшийся убийца получил огромную сумму в обмен на дом, за который я заплатил своим потом и кровью.

Получив деньги на руки, брат-убийца пустился во все тяжкие. Теперь застолья переместились из квартиры в дорогие рестораны, он опаивал, окармливал и задаривал всю свою новоявленную пиздобратию. Он покупал им и себе золотые цепи в палец толщиной, перстни, кожаные куртки, даже умудрился, не имея прав, купить старый мерседес, на котором не проехал ни одного метра. Мерседес и БМВ являются фетишем для диких кавказских народов, что и послужило причиной покупки именно этой марки автомобиля. В дальнейшем этот Мерседес, как и большая часть дорогой мебели в виде кожаных диванов, столов и стульев из слоновой кости, оказались на квартирах у кого-то из новоявленных абхазских сородичей. Сколько всего было потрачено денег история умалчивает, но, видимо, сумма были немаленькие, поскольку оставшихся средств хватило лишь на участок в шесть соток под Королёвым и на небольшую квартирку где-то в Грузии.

Но и полученные 2/3 ему Коле показались недостаточными. Многочисленная «родня» атаковала второго брата:

- Дима, адай сваю долу брату, адай! У ниво рэбёнак, жина! И он всу жизн тэбэ будэт блягодарэн! ВСУ ЖИЗН!

Диму эти уговоры не убедили, и вскоре он купил однушку на отшибе Одинцово. Сделал там ремонт, и даже успел немного пожить, пока не понял, что несколько часов жизни, убитые на дорогу, слишком дорогая плата за комфортное жильё. Тут ему на помощь подоспела тётя, сестра отца. У неё пустовала однокомнатная квартира в Марьино, рядом с метро. Сама же она проживала у мужа. Как-то раз, когда я ютился с бабушкой в одной комнате, попросил тётю дать мне возможность иногда ночевать в её пустой квартире, чтобы перевести дух и выспаться, но получил категорический отказ: «Ты знаешь, нет. Я не могу тебе разрешить бывать у меня в квартире, я боюсь». Уже тогда я считался изгоем в этой семье, «чужой породы» по меткому выражению отца, а ставка была сделана на братьев. Диме тётя безвозмездно разрешила жить неограниченный срок.

Брат-убийца первое время кантовался по съёмным квартирам, пока не произошёл забавный случай. Второй брат Дима был на учёбе, когда неожиданно позвонил отец:

-Я дал ключи от твоей квартиры Коленьке, пусть живёт у тебя, всё равно ведь квартира пустует, пока ты живёшь у тёти, - папа поставил Диму перед фактом и положил трубку.

Отдав, не моргнув глазом, любименькому сыночку 2/3 доли, отец, не спросив разрешения, отдал ещё и ключи от чужой квартиры. Дима, стиснув зубы, смирился, т.к. выкурить абхазскую кодлу из квартиры можно было только с риском для собственного здоровья.

Вот так изящно Коля за чужой счёт решил свою жилищную проблему, и начал жить в квартире брата-близнеца, пока тот жил у тёти. Братья продолжали общаться друг с другом, как ни в чём не бывало. Как-то раз Коля позвонил Диме:

- Привет, слушай, у тебя ведь есть интернет?

-Да, есть, а что?

-Можно я к тебе приеду, посижу в интернете, мне надо будет кое-что найти? Я буду сидеть всю ночь, а под утро уеду, мне так удобнее.

-Да, приезжай, мне не жалко.

Брат-убийца приехал, как и обещал, всю ночь что-то искал, а под утро его стало размаривать.

-Можно я у тебя немного посплю?

-Поспи, только я сейчас ухожу на учёбу, а второго комплекта ключей у меня нет.

-Не вопрос, я закрою квартиру, позвоню тебе и привезу ключи куда ты скажешь.

-Договорились, ключи оставляю на тумбочке, - сказал Дима и уехал в институт.

Время шло к вечеру, а брат-убийца так всё и не звонил. Диме пришлось звонить самому:

-Чего тебе? - брат услышал недовольный голос близнеца.

- Ну, я хотел бы получить свои ключи назад, чтобы попасть в квартиру. Когда ты мне их привезёшь?

-Ну так это тебе надо, а не мне, вот ты и приезжай за ключами, - брат-убийца привёл убойный аргумент.

Диме ничего не оставалось, как проклиная себя за свою доброту, после учёбы ехать за ключами к чёрту на рога, вернувшись домой далеко за полночь.

Было 11 часов утра. Брат-убийца ещё сладко спал в обнимку с горной козой в квартире Димы, как вдруг неожиданно открылась входная дверь, и на пороге появились неизвестные люди.

-Здравствуйте, я риэлтор. Эта квартира продаётся, вот все документы. Вам необходимо немедленно освободить помещение, иначе я вызову милицию.

Дима, узнав о переезде брата в свою квартиру, предпочёл тогда не связываться с опасными животными, а просто выставить квартиру на продажу, оставив риэлтору право разбираться с незаконными жильцами.

За месяц проживания в Диминой квартире Коля со своим зоопарком ушатал её до такого состояния, что вновь потребовался ремонт. Стены были измазаны жирными разводами, глубоко въевшимися в краску. Дверные полотна были проломлены в нескольких местах, разбит и залит какой-то дрянью ламинат, кое-где кусками вывалилась штукатурка. Смесители в ванной и на кухне требовали замены, также как и разбитый унитаз.

Начались бесконечные звонки, угрозы, мольбы, проклятия, уговоры, но брат всё валил на риэлтора. Мол, я бы и рад вас тут оставить, но вот риэлтор, эдакий негодяй, продал эту злосчастную квартиру.

Вскоре Коля уехал на ПМЖ в Грузию, где ещё некоторое время проматывал свалившиеся ему на голову деньги. Затем, по слухам, пытался зарабатывать рисованием, пока не прибился к баптистской церкви, где сделал неплохую карьеру, неся людям слово б-жие.

Выпивать я начал лет с 15. И первую рюмку, как ни странно, мне налили родители-спортсмены. До начала 90-х я ни разу не видел пьяным отца, и тем более мать, а спиртное в доме появлялось только по большим праздникам. Но затем пришли 90-е и врачи стали пропагандировать пользу красного вина. Говорили также о пользе 50 граммов водки за ужином. Это, мол, снимает стресс, улучшает пищеварение и чистит сосуды. В общем одна только польза, главное знать меру – так писали в газетах всевозможные доктора и кандидаты наук, так говорили по радио и телевизору.

К концу перестройки мои родители, как и миллионы других советских обывателей, резко поверили в б-га, экстрасенсов, колдунов и прочую нечисть, проклинали злодеев-коммунистов, заряжали по вечерам трёхлитровые банки с водой, и начали выпивать гораздо чаще, чем «по праздникам», ведь это оказывается полезно. Пить, правда, они много не могли, т.к. у матери после спиртного сразу же болела голова, а отца сдерживало, видимо, спортивное прошлое. Но теперь по вечерам на столе частенько появлялась бутылка водки «Чёрная смерть» или разбавленный спирт «Рояль», и мне предлагалось выпить рюмочку исключительно для здоровья, ведь так советуют авторитетные врачи в телевизоре.

Но водка была жгучей и невкусной, а вот пивко заходило гораздо лучше. И я себе частенько покупал к празднику двухлитровую баклашку «Ячменного колоса». Родители смотрели на это очень благосклонно, ведь опять-таки спиртное по уверению врачей очень полезно, да и вся цивилизованная Европа пьёт пиво и процветает, в отличие от проклятого «совка», где б-гопротивные коммуняги даже вводили сухой закон и вырубили прекраснейшие виноградники.

Выпивать я начал и с дружками. Многим точно также родители объяснили пользу красного вина. И мы время от времени собирались пообщаться и попить пивка. Летом на даче периодически напивались со сверстниками до беспамятства самогонкой. После этой неприятной субстанции невыносимо тянуло блевать, а привкус дрожжей потом ещё преследовал несколько дней.

В общем, я, как и 30% моих сверстников, согласно медицинской статистике, уверенной поступью приближался к алкоголизму. Меня серьёзно сдерживало несколько факторов: страх перед Чечнёй и перед работой на стройке заставлял учиться, и это отвлекало от спиртного, а также доставшаяся в наследство от матери плохая переносимость спиртного (точнее низкая секреция альдегиддегидрогеназы, как потом выяснилось). Немаловажную роль также сыграло отсутствие в голове моделей поведения пьяных родителей, и сформировавшаяся к тому времени под влиянием токсичных родителей интроверсия и мизантропия. Справедливости ради должен отметить, что выпивал я всё-таки меньше своих товарищей в силу вышеуказанных причин. И червь сомнений насчёт алкоголя время от времени подгрызал меня. Почему я так плохо себя чувствую после выпивки, а особенно после красного вина, если оно так полезно? Так ли уж много радости мне приносит выпивка, если за неё приходится потом расплачиваться больной головой и разбитым состоянием? А как же те трясущиеся грязные люди, которые просят мелочь у магазина? Ну с ними всё более-мене понятно, они просто не соблюдали рекомендованную врачами меру в 50г водки или 100г красного вина, хотя я с друзьями тоже частенько напиваюсь сверх меры.

Как я уже ранее рассказывал, в конце 90-х я год сторожил недостроенный дом на глухом хуторе. Рядом жили такие же бедолаги, как и я, мы с ними общались и бывало они мне наливали водки. Заниматься там было совершенно нечем, из развлечений был только старый советский телевизор с тремя программами и радиоприёмник. К своему счастью, я выловил на средних волнах радиостанцию «Народное радио», где в то время было много интересных публицистических передач.

В один прекрасный день, с бодуна, я включил радиоприёмник. Моё внимание сразу же привлёк очень уверенный мужской голос, принадлежащий некоему Жданову. Он рассказывал невероятные вещи, идущие вразрез с ранее известным мне фактами про алкоголь. Я подбежал к приёмнику, и целый час слушал передачу, открыв рот и боясь шелохнуться. Оратор был настолько уверен в себе, говорил таким твёрдым голосом, настолько чётко и логично отвечал на вопросы ведущего, что не оставалось и тени сомнения в его правоте, к тому же он называл себя профессором. Сказанное им столь сильно поразило меня, что в ту же секунду я окончательно и бесповоротно решил для себя, что больше никогда не прикоснусь к этанолу. Жданов развеял все до единого мучившие меня сомнения. Пазл наконец сложился, алкоголь — это зло без всяких оговорок.

Из той передачи особенно запомнились несколько парадоксальных, как тогда казалось, вещей. Оказывается, сухой закон, введённый Горбачёвым в 1985 году дал потрясающий эффект – резко увеличилась на два года средняя продолжительность жизни, снизилось число детей-уродов и даунов, а также резко упало число тяжких преступлений. Этанол многократно хуже любого современного лекарства, если его рассматривать как средство для снятия стресса и расслабления. Также этанол – легальный наркотик, продающийся в открытом доступе рядом с пищевыми продуктами.

Вскоре моя вахта закончилась, я вернулся в Москву, восстановился в институте. И теперь всегда, когда мне предлагали выпить, я с гордостью заявлял, что не употребляю наркотический нервно-паралитический яд этанол и вам не советую. На что, обычно, мои несостоявшиеся собутыльники ухмылялись, качали головой и смотрели как на дурачка. Я в свою очередь смотрел на них свысока, как гуру, обладающий сакральным знанием, недоступным простым смертным. Мне повезло познать истину и освободиться от смертельных оков этанола, а им, несчастным, предстоит мучится, травиться и погибать в смертельной схватке с зелёным змием.

Я несколько лет жил в своём уютном мирке, пока на глаза не попалась разоблачающая Жданова статья некоего биолога. В своих разоблачениях он делал упор на то, что Жданов вовсе никакой не профессор, а полоумный фрик, рассказывающий про пукающих бактерий, нагло врущий про вред малых доз алкоголя, несущий ахинею про слипшиеся эритроциты и восхваляющий горбачёвский сухой закон, который ничего, кроме скачка самогоноварения и подрыва экономики не принёс. Этот адвокат дьявола строил кучу графиков, доказывающих пользу красного вина, как оно удлиняет жизнь и как полезно для сердечно-сосудистой системы.

И тут маятник качнулся в другую сторону… Возникли сомнения, а кто действительно такой этот Жданов? Где он взял всё, о чём так уверенно рассказывает? Всё это заставило меня серьёзно заняться вопросом влияния этанола на организм, разобраться откуда взялся этот Жданов и что он там наврал.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что Жданов не имеет к медицине никакого отношения. Однако его лекции основаны на книгах величайшего светилы мировой медицины академика Углова, прожившего к слову сказать 104 года и не выпившего в сознательном возрасте ни грамма этанола. Я скачал и прочитал все его имеющиеся книги, где он, основываясь на своём опыте хирурга, вскрывавшего и изучавшего органы, в частности мозг пьющих людей, приходит к однозначному выводу о вреде алкоголя, в т.ч. малых доз, на ткани человека – этанол буквально разъедает мозг, что приводит к нарушению передачи нервных импульсов, вызывая деградацию личности, ухудшение памяти, рассинхронизацию работы внутренних органов и многие другие последствия.

Тогда же мне попалась в руки книга известного норвежского нарколога Ханса-Олава Фекьяера, много лет посвятившего изучению влияния психо-активных веществ на психику и поведение человека. К книге описаны интересные научные эксперименты на репрезентативных выборках испытуемых, где однозначно показано, что этанол не имеет никакой рекреационной функции, не веселит и не успокаивает, а напротив вызывает истощение организма, угнетает нервную систему, вызывая лишь кратковременную эйфорию, за которой следует долгая депрессия. Чтобы продлить эйфорию, пьющий вынужден постоянно добавлять и добавлять новую порцию яда, ещё сильнее отравляя себя и углубляя последующую депрессию.

Дальнейшее изучение вопроса привело меня к научно-популярной литературе профессора-физиолога Дубынина, лекциям нарколога Кислера, токсикологам Бадырову и Водовозову и многим другим научным деятелям. И здесь открылась самая страшная правда, по сравнению с которой пукающие бактерии Жданова выглядят невинными овечками.

Выяснилось, что в современной медицинской науке этанол классифицируется как наркотик, в отличие от юридической квалификации, где он является пищевым продуктом. И любой человек с алкогольной зависимостью – это обычный торчок, ничем не лучше и не хуже героинового или соляного нарика. Алкоголизм - это форма наркомании, и он неизлечим. Возможна только ремиссия, чреватая срывами. Алкоголик может прекратить употребление только усилием воли, но до конца своих дней его будут мучить удушающие депрессии. Любой пьющий с каждой рюмкой приближается к алкоголизму, т.к. этанол имеет кумулятивный, т.е. накопительный эффект по воздействию на мозг. По статистике из всех регулярно употребляющих этот наркотик испытуемых через три года наркоманами станут 30%.

По своему влиянию на мозг этанол схож с наркотиками опиатной группы, воздействуя на те же участки мозга и вызывая прочное необратимое дофаминовое подкрепление употребления. Именно поэтому избавиться от зависимости уже никогда не получится. Кстати, по словам опытных наркоманов, алкогольная ломка гораздо сильнее героиновой. И от неё можно умереть, в отличие от героиновой, т.к. героиновая носит фантомный характер.

Этанол, попадая в организм человека, легко преодолевает мощнейший гематоэнцефалический барьер и проникает в мозг. Являясь хорошим растворителем, спирт разъедает защитную жировую оболочку клеток мозга, вызывая их гибель. Именно поэтому со временем происходит угнетение высшей нервной деятельности, упрощение поведения, возникает своеобразный тупой алкогольный юмор, идёт деградация личности и её дальнейший распад. Наркоман изощрённо врёт, перестаёт следить за внешним видом, утрачивает стыд, нарушает социальные нормы поведения и т.д.

Этанол в организме проходит несколько стадий распада. И сам по себе этанол даже не так страшен для внутренних тканей и органов, как продукты его распада. В первой стадии он распадается на уксусный альдегид, являющийся высокотоксичным веществом, разъедающим даже кожу, не говоря уже о внутренних тканях. Именно уксусный альдегид вызывает тяжёлое отравление, рвоту и головные боли - всё то, что принято называть похмельем. Кроме того, уксусный альдегид является канцерогеном первой группы опасности. Но это ещё не всё. Как правило употребляются растворы этанола в виде пива, вина, водки и др. В процессе брожения пива и вина образуются сивушные масла, придающие бродящей отраве характерный мерзкий запах и привкус. И самую серьёзную опасность несёт не уксусный альдегид, а продукт распада сивушных масел – муравьиный альдегид и муравьиная кислота. Муравьиный альдегид, он же формалин, в десятки раз токсичнее уксусного альдегида, вызывает повреждение центральной нервной системы и также является канцерогеном. В общем, пьющий человек ради пятиминутной эйфории растворяет себе мозги хорошим растворителем, разъедает свои внутренние органы уксусным альдегидом, разлагает нервную систему формалином и провоцирует раковые заболевания.

А как же быть с теми, кто выпивая ежедневно бокал красного вина живёт дольше тех, кто вообще ничего не употребляет? Оказалось, что связь здесь точно такая же, как между употреблением устриц или фуагра с продолжительностью жизни. Те, кто ежедневно может себе позволить выпить бокал хорошего вина, съесть устриц и фуагра просто-напросто богаче тех, кто себе не может этого позволить, а значит могут потратить больше денег на своё лечение и чаще посещают врача.

Действительно, есть небольшая доза этанола, которую может безболезненно нейтрализовать ферментная система организма. Но есть небольшие дозы других ядов, которые организм также в состоянии нейтрализовать, но при этом яд не перестаёт быть ядом, и нет никакой необходимости в его употреблении.

Ложь про пользу малых доз этанола была окончательно опровергнута в 2018 году статьёй в самом авторитетном медицинском журнале в мире Lancet:

«Широко распространенное мнение о пользе алкоголя для здоровья нуждается в пересмотре, особенно по мере того, как улучшенные методы и анализы продолжают показывать, насколько употребление алкоголя способствует глобальной смертности и инвалидности. Наши результаты показывают, что самый безопасный уровень употребления алкоголя - нет.»

Итак, этанол – опаснейший наркотический яд. Его главная опасность – это доступность и легальность, а также сформировавшаяся тысячелетиями культура его употребления. Кроме вреда он ничего не приносит. Алкоголизм - это неизлечимое смертельное заболевание, а не вредная привычка. Этиловый наркоман гораздо опаснее любого другого, т.к. может долгие годы терзать и сводить с ума своих близких, провоцировать поломки, аварии, калечить и сводить в могилу не только себя, но и ни в чём неповинных людей.

Как же хорошо, что я тогда послушал Жданова!

Первый раз я побывал здесь в 2001 году с экскурсией из Лазаревского. Восторг был запредельный, словно я побывал на другой планете. Особенно поразило Бзыбское ущелье и эвкалиптовая роща в Гаграх. Сюда надо обязательно ещё вернуться, подумал я.

Спустя несколько лет мечта осуществилась, но чуть было не закончилась весьма печально для меня. Перед поездкой я долго выяснял по интернету куда бы лучше поехать - большинство советовало Пицунду. Мол, там лучшие пляжи, там сосны и много всего другого. Рядом с городом есть маленький посёлок Лидзава, где сдавал жильё один русский дед по 100р в сутки (как было написано в объявлении), к нему-то я и поехал.

Нахожу нужный дом, точнее избушку на курьих ножках, стучусь. Дверь открывает тётка, русская:

- Тебе чего?

-Да вот, хотел снять у вас комнату дней на десять.

-Да, снять можно, проходи в дом.

На старинной железной кровати в терраске сидит дед, тётка вертится вокруг него и кормит с ложечки.

- Вы почём сдаёте? – уточняю на всякий случай.

- А ты сам-то откуда будешь, милок? – хитро прищурившись спросил дед.

И тут я допустил серьёзную ошибку, которую в будущем старался больше не совершать, и честно признался, что из Москвы.

- А, ну тогда по 150 рублей в день с тебя.

- А по 100 никак?

- Не, никак. Если не нравится, то вон дверь, - дед грубо оборвал диалог, а тётка, видимо его дочка, злобно сверкнула глазками и кивнула.

Да уж, нигде не любят нашего брата-москаля. Ну что ж, старый пердун, мало тебе было 100р в день, теперь хрен ты сдашь ещё кому-нибудь свою халупу, да ещё в конце октября. Туристы в Абхазию в то время ездили нечасто, то ли боялись, то ли просто ничего не знали про этот забытый богом уголок.

Иду неспеша вдоль домов среди пицундских сосен, смотрю по сторонам, замечаю тётеньку, развешивающую бельё во дворе.

- Здравствуйте, вы жильё ищете? – первая спросила тётя.

- Да, ищу.

- Давайте к нам, - женщина заулыбалась и приглашающе махнула рукой.

- А вас 100р в день устроит?

- Да, конечно, устроит, заходите, посмотрите, как у нас хорошо. Меня, кстати, зовут Оксана.

Захожу в ухоженный двор, при входе стоит миниатюрный зелёный домик размером с беседку.

— Вот здесь будете жить, заходите посмотрите, как хорошо внутри, - хозяйка указала на домик. – А мы с мужем вон там живём, отдельно, и вам не будем мешать, - она указала вглубь двора, где стоял довольно большой одноэтажный дом. – Я и постельку новую постелила как раз, вот вам плитка для готовки, вон там душ.

Меня всё вполне устроило, я рассчитался за десять дней и лёг передохнуть.

Ближе к вечеру появился и хозяин семейства по имени Сергей.

— Это оно? – спросил он у тётеньки, указывая пальцем на меня.

- Да, да, это наш отдыхающий, - сказала Оксана и куда-то ушла по делам.

— Значит так, слушай меня внимательно: душ там, туалет здесь, всё, что найдёшь в саду можешь есть в неограниченном количестве, - объяснял Сергей.

- И ещё вот что… Ты это… Не вздумай приставать к моей жене, даже не смотри в её сторону, - он хитро прищурился. – Если что у меня есть автомат, я быстро разберусь.

Шутит, наверное, прикалывается, почему-то подумал я. Какая к чёрту жена, ей уже далеко за сорок, а я совсем молодой. Да и откуда у него автомат? Сказал бы ещё граната или пулемёт. В охотничье ружьё я ещё мог поверить, но автомат! Фиг бы он стал такое рассказывать, ведь это наверное всё незаконно.

Была прекрасная погода, лёгкий ветерок с моря раскачивал огромные сосны на берегу. Настроение было отличное, но что-то мне не нравилось во всей этой ситуации… Странный какой-то этот Сергей. Зачем-то назвал меня «оно», зачем-то стал ревновать свою не первой свежести жену, рассказывать байки про автомат. Впрочем, чёрт с ним со всем, не стоит заморачиваться по пустякам, я же сюда в конце концов отдыхать приехал, а не разбираться в семейных отношениях местных.

Отдых был прекрасен. Я гулял, купался, и самое главное отсыпался. Я ещё никогда так хорошо не спал, как здесь. Где-то в 9 вечера книжка падала из рук, и я проваливался в глубочайший сон под шелест сосен и шум прибоя. Утром же никак не мог проснуться, хотя в Москве подскакивал ни свет ни заря без всяких будильников.

Хозяева обычно спали до 11 утра. Вот ведь жизнь у людей, ни забот, ни хлопот, живут на берегу моря, спят сколько хотят. Хотя странно как-то, в деревнях люди вроде как рано встают, чтобы побольше успеть сделать дел по хозяйству, а эти спят без задних ног.

Прошла неделя, всё было прекрасно, я не мог ни нарадоваться своему отдыху. В тот вечер как обычно лёг спать около девяти. Хозяева что-то громко обсуждали на открытой террасе своего дома, и мешали заснуть. Слышался звон стаканов, часто падали и катались бутылки по деревянному полу. Наверное, решили расслабиться и немного выпить. Ну что ж, имеют право!

Проснулся я в районе полуночи от криков и ударов в хозяйском доме.

-Ах ты тварь! – крикнул Сергей, после чего послышались глухие удары.

- Аааааа, значит так ты, ах ты скотина!!! – визжала Оксана, и снова слышались глухие удары.

Я приоткрыл шторку окна своего домика и стал смотреть, чем кончится драка. Хозяева метались по дому, швыряясь друг в друга вещами и нанося удары. Но тут я увидел нечто, что сильно испугало меня и никак не вписывалось в логику происходящей пьяной драки. Под окнами дома, пригнувшись, сидел молодой абхаз. Я его днём видел несколько раз на автобусной остановке, по слухам это был местный наркоман. Сейчас же он прятался под окнами и периодически пытался прокрасться в дом и стащить стопку какой-то одежды на столе. Согнувшись в три погибели, абхаз в очередной раз пытался проникнуть в дом, как был замечен Сергеем, после чего вылетел как ошпаренный и спрятался кустах.

- Где мой автомат, сука?! Говори, где автомат, сука!!! – вопил Сергей.

- Не знаю я где твой автомат, придурок, - верещала Оксана.

- Всё, пиздец, я нашёл!

С голым торсом, в одних плавках Сергей выскочил по двор с автоматом Калашникова в руках и дал очередь куда-то в глубь двора. Блять, а у него и правда есть автомат, мелькнуло в голове.

Затем Сергей, шатаясь, проследовал в сторону калитки и остановился в десяти метрах от моего домика, направив дуло прямо в мою сторону. Всё это время я словно парализованный стоял на одном месте, боясь даже дышать. Но в этот момент от нервного напряжения я переступил с ноги на ногу, и подо мной предательски хрустнул пол. Сергей вздрогнул и передёрнул затвор. Дуло смотрело прямо на меня. Всё пиздец, лучше бы я остался у деда…

Он простоял так около минуты, раскачиваясь из стороны в сторону, и целясь в мою сторону, затем, озираясь, побрёл, к себе. А умирать оказывается совсем не страшно, почему-то подумалось в тот момент. Обиднее всего было то, что я больше не уснул в ту ночь. Да и в последующие ночи сон сильно испортился, и я подскакивал в 4-5 утра. Лучше бы я всё-таки остался у деда…

Хозяева выползли из дома далеко за полдень. У Оксаны красовался огромный фингал вокруг глаза, а у Сергея было выбито несколько зубов и сильно распухла губа. Хорошо погуляли твари…

Только потом я узнал, что у всего населения Абхазии есть оружие под предлогом того, что могут напасть грузины. И что после войны четыре тысячи дикарей перестреляли друг дружку, а это больше, чем погибло в войну, которой они так гордятся. Только потом стало ясно, что на этой территории отсутствует медицина как класс. На всю страну есть только одна больница и один гордый молодой хирург, который поставил мне неправильный диагноз. Так что стрельни в меня тот пьяный отморозок, никто бы мне уже не помог.

Через некоторое время был ещё один стрёмный случай с автоматчиками, но о нём расскажу потом.

Сколько себя помню в сознательном возрасте, мать постоянно жаловалась на маленькую кухню. Кухня действительно была небольшая – 6,5 кв. м. Но в целом наша трёхкомнатная 63-метровая квартира была очень даже ничего, комнаты все изолированные, в хорошем чистом районе Ясенево, окна выходили в тихий зелёный двор. До ближайшего метро 15 минут ходьбы неспеша. Рядом было несколько парков и всего, чего только пожелает душа. До центра Москвы 40 минут на метро. До своего института я добирался за 55 минут.

Но недовольство кухней гложило и гложило сознание матери:

- Мне неудобно тут готовить, тут очень тесно! Как же мне всё это надоело! – несколько раз она закатывала демонстративные истерики.

Регулярно шли жалобы на готовку:

-Вас четыре мужика, а я одна! Мне очень тяжело!

По телефону подружкам она часто жаловалась на тяжёлую участь готовить на большое количество мужиков.

Мне на обед мать, как правило, готовила, как она называла «картофельный суп». Чистила пару картошек, шинковала и варила на воде, присолив и добавив для приличия морковки. Вечером с негодованием замечала, что я «сожрал целую кастрюлю» этого замечательного супа. Хотя моему растущему организму, истязаемому ежедневными трёхчасовыми тренировками, пару картофелин с водой было явно мало. Может из-за постоянного недоедания я отставал в развитии и выглядел тщедушнее одноклассников.

После одной из истерик мать объявила, что вообще больше не будет готовить:

- Ешьте в столовой или давайте покупать пирожки, - размазывая слёзы верещала она. Это при том, что никаких карманных денег мне никто не давал.

Однако при всей её ненависти к готовке большую кухню хотелось всё больше и больше. Откуда она узнала про Южное Бутово и почему именно оно останется загадкой, но взор матери обратился именно туда. Вскоре созрело гениальное решение – продать 63 метра в Ясенево и купить 82 метра в Южном Бутово. Там нас ожидали огромная кухня в 8,5 метров и приличным чуланом в 6 метров квадратных. Решение было озвучено отцу, и ему оставалось только кивнуть, т.к. права голоса в семье он не имел и полностью подчинялся матери, которая в случае несогласия работала по ранее изложенной схеме – истерика, вопли, рваньё волос, катание по полу, умирание от мигрени и обвинение (как правило меня) в своей скорой смерти.

Вскоре меня повели к нотариусу, чтобы я отказался от права собственности на жилплощадь. Мать уверяла меня:

— Это совершенно ни на что не повлияет, это пустая формальность, просто подпиши вот тут и всё. Мы тебя пропишем к бабушке, чтобы тебе точно досталась её квартира, а жить по-прежнему будешь с нами.

Хотя бабушка написала завещание только на меня одного, и квартира досталась бы мне в любом случае. Позже всё это мне здорово аукнется, но об этом потом.

Начался переезд в новую квартиру в Ю. Бутово. Рано утром мы вдвоём едем туда с озлобленным отцом разгружать машину. Едем нескончаемо долго. Сперва минут 10 едем по МКАДу, затем сворачиваем в Бутово, и минут 20 едем мимо бесконечных кварталов и светофоров. Кварталы начали заканчиваться, и я было подумал, что вот-вот будет наш дом, но нет, едем дальше. Начинается лес, затем опять кварталы и светофоры. Ну, наконец-то, теперь точно приехали, подумал я. Опять нет, едем ещё дальше. Кварталы заканчиваются, начинается огромное поле, кое-где виднеются деревенские дома. Где-то впереди снова виднеются кварталы. Снова проезжаем череду новостроек. Ну теперь-то уж точно свернём к нашему дому? И снова нет, едем дальше. Среди новостроек виднеются высокие заборы, краны, бульдозеры и самосвалы, грязь и строительный мусор. Блять, неужели мы здесь будем жить? Наконец, мы сворачиваем во двор. Ехали, как мне тогда, казалось, не меньше часа.

В квартире нас ждал «ремонт от застройщика»: ванна из фольги, обои из туалетной бумаги на кривых стенах, максимально дешёвый и безобразный линолеум на кривом полу, двери из тонкой фанеры, гудящая и свистящая сантехника, и вишенкой на торте был санузел. Стены санузла были сделаны из тончайшего гипсокартона, и если надавить на них пальцем, то кафельная плитка начинала отваливаться.

Мать выделила мне комнату непосредственно рядом с санузлом. Братья по замыслу автора переезда должны были делить между собой соседнюю комнату, а родители себе взяли самую большую.

-Здесь я буду вязать, - говорила мать, указывая на большой чулан.

Незадолго до этого она купила у подружки большую японскую вязальную машину. У неё вдруг проснулась непреодолимая тяга к вязанию, и она ежедневно часами вязала никому ненужные свитера и шапки под педерестическое завывание Погодина.

Создавшуюся идиллию нарушали несколько НО.

Братьям на тот момент исполнилось 13 лет, а значит в самом разгаре шёл пубертат, и они начали дрочить. Делать это в маленькой комнате друг перед дружкой было неудобно, и они делали это в ванной, непременно по ночам. Первый раз я просыпался в час ночи от удара дверью, затем долго не мог уснуть, т.к. вода битый час с грохотом падала на пол душевой кабины, а картонная стенка санузла никак не способствовала шумоизоляции. Затем с 2 до 3 ночи шёл дрочить второй брат, и история повторялась. В 5 утра просыпалась мать, а я просыпался вслед за ней, когда она громко сливала в унитаз старую заварку. Никакие уговоры, никакие просьбы не шуметь по ночам не действовали.

- Не смей тут командовать, ты тут вообще не прописан! Если что-то не нравится, то уматывай по месту прописки, - резко отрезала мать.

- Мы моемся по ночам, нам так нравится, и вообще ты здесь не прописан, уматывай «к себе домой», - говорили братья.

Совершенно разбитый я собирался в институт. Если раньше нужно было просыпаться в 7 утра, чтобы собраться и доехать, то теперь задача резко усложнялась. До ближайшего метро автобус ехал 1 час 10 минут и делал 47 остановок. Но это было ещё не всё! Из нашего района автобус ходил раз в 30 минут и ездил жуткой набитый. Итак, только до метро я добирался, стоя на одной ноге, за час десять. После такого автобуса энтузиазма резко убавлялось, а ещё предстояло ехать 40 минут на метро. Также весь день предстояло провести без еды, т.к. родители не давали мне ни копейки на обеды – «ты и так сидишь у нас на шее».

Проблематично было доехать и обратно домой. В тот год ударили аномальные морозы, а автобуса приходилось ждать полчаса. Ходил и другой автобус, гораздо чаще, но он не доезжал до дома три километра. Чтобы не замёрзнуть на остановке, я садился в этот автобус, а затем шёл пешком три километра через поле. Лютый мороз и сильный ветер заставляли ускоряться, и я бегал, чтобы не околеть.

Как назло, этот период выпал на очень тяжёлый третий курс, где отчисляли много народу. Когда мать решала квартирный вопрос, ей даже не пришло в голову поинтересоваться, как я буду ездить на учёбу, и нужен ли мне этот переезд. Тогда меня уже списали со всех счетов, я был для них биомусором. Ставка родителей была сделана на братьев. Но мать серьёзно просчиталась с жилплощадью. Оставить жить двух бурно развивающихся подростков в маленькой комнате было грубой ошибкой, требовавшей скорейшего решения. И оно не заставило себя долго ждать.

Расшатанная материными истериками моя нервная система, подростковая агрессия братьев, недовольство отца, «сидение на шее», отработки питания по выходным, бессонные ночи, отсутствие права голоса в семье, напоминания о моих птичьих правах на квартиру - всё это не добавляло мне здоровья, и приводило к ссорам. После одной из ссор мать заявила:

- Всё! Уматывай отсюда! Хватит!

Т.к. юридических прав на жилплощадь в квартире родителей у меня не было, мне ничего не оставалось, как взять сумку и уехать к бабушке.

Градус ненависти был такой силы, что через несколько дней, забирая остальные вещи, я нашёл в своём письменном столе изрезанные ножом журналы с автографами известных футболистов, в т.ч. «зубастика. Кто их изрезал осталось загадкой.

Через три года пришло известие о смертельной болезни матери. Я думаю, что не последнюю роль здесь сыграли психические расстройства матери. После каждой истерики её мучили адские головные боли, она пачками пила обезболивающие, отравляя и без того измученный организм. Мать нашла себе какого-то «хорошего» по её словам невропатолога, но подозреваю, что тот не знал всей правды и не мог прописать адекватное лечение. Наверняка, она не рассказывала ему, как катается по полу в припадке истерики, как истошно вопит, рвёт на себе волосы и рыдает из-за неубранной постели или не помытой чашки. Если бы отец вовремя забил тревогу, видя явно неадекватное поведение матери, убедил бы её сходить к психиатру, то возможно она прожила бы дольше. Но отец предпочитал свою злость вымещать на мне, сваливая на меня вину за материны истерики, и упрекая в её скорой смерти.