Towerdevil

Холодный январь 2006-го года. Отгремели новогодние праздники, приятно шуршат в гранжево-потертом кошельке с надписью "Nirvana" мятые сторублевки, подаренные родственниками. Я - одинокий и депрессивный пятнадцатилетний придурок - гуляю по заснеженным улицам и дворам, захожу отогреваться в книжные магазины и магазины дисков, придирчиво дое6ываю продавцов, пытаясь найти "самую лучшую игру" или "самый страшный фильм". И тут мой взгляд падает на обложку Fahrenheit. Что-то в тот день привлекло меня в ней настолько, что я, обычно весьма привередливый в плане совершения подобного рода покупок, хватаю диск с полки, не задумываясь, бегу за Norf'ой вокруг замерзшего грязного пруда с огромным краном посередине (не спрашивайте, нахYя он там), заваливаюсь в свою комнату, включаю комп, засовываю диск в дисковод и с нетерпением жду окончания установки. Самое тупое во всем этом процессе - что тебе нужно ввести серийный номер в окошечко Старфорс, но при этом, тот же старфорс не разрешает играть без диска в дисководе. Да, не сравниться с сегодняшней библиотекой Стим или Гог.

Fahrenheit рассказывает депрессивную, холодную, зимнюю историю о парне, по имени Лукас, который однажды вдруг обнаруживает себя с окровавленными руками над трупом пожилого человека в туалете забегаловки. Конечно же, первым делом нужно прийти в себя, убрать улики и поскорее свалить, а после - выяснить, что же такое с нами произошло. и чем нам насолил этот старик. Тем более, что к движению по данному вопросу мотивируют навязчивые галлюцинации, ночные видения и въедливые допросы двух дружелюбных полицейских - Карлы и Тайлера. Помимо прочего, у Лукаса начинают проявляться сверхспособности, не всем из которых нормальный человек порадуется...

Эту игру сегодня будет наиболее уместно отнести к жанру "игр-фильмов", к коим относятся Heavy Rain, Beyond two Souls, Until Dawn и другие. Притом, жанр принято считать априори казуальным, но, поверьте, стелсовые уровни из Farenheit вы будете проклинать часами.

Под нашим управлением окажутся три персонажа - сам Лукас и два детектива. Большая часть ваших успехов или поражений будет зависеть от QTE-событий и совершаемых вами действий и выборов, зачастую на время. Что забавно, ведь на момент выхода Farenheit возможность игрока влиять на сюжет еще только раскрывалась в геймдизайне, поэтому сегодня, скорее всего, вариативность истории вас не впечатлит, но когда-то это действительно поражало воображение. Например, вы могли решить, кто из второстепенных персонажей будет жить, а кто умрет. Облажавшись с избавлением улик в одной из первых сцен, вы нехило усложните себе прохождение процедуры допроса. Ну и главное - не забывайте вовремя писать, пить вино, хавать и заниматься сексом, ведь в противном случае ваша психика пойдет по пи3де, и игра закончится (актуально и для реальной жизни).

Сюжет этой игры столь же безумен, сколь и великолепен. То, что начинается как депрессивный психологический триллер о безумии, заканчивается... Ну, собственно, в зависимости от ваших выборов либо кибертриллером, либо магреализмом, либо мистическим хоррором. Впрочем, куда ни кинь, все равно повсюду будет легкий вайб матрицы. Игру отличают очень живые и яркие сцены: например, нападение каменных ангелов в церкви, попытка избежать галлюцинаторных жуков в офисе, или побег от полиции через оживленное шоссе ПЕШКОМ.

Fahrenheit умеет создавать ОЧЕНЬ напряженные и саспенсовые сцены. Например, одна из начальных: в вашу дверь стучится полицейский, а у вас по полу раскидана окровавленная одежда. Недостаточно? Окей. Вам нужно пробраться на ангар военной базы, не попавшись на глаза часовым, ведь там спрятались дети, а сам ангар скоро взорвется. Все еще мало? Как насчет: вы в сплит-скрине наблюдаете как за вашим братом идет убийца, и то, выживет он или нет, зависит от того, как скоро он возьмет трубку телефона. Отключение питания в психиатрической лечебнице с ЭЛЕКТРОННЫМИ дверями. Попытка персонажа с клаустрофобией добыть что-то из темного подвала. Ваша бывшая девушка приехала забрать свои вещи, а вы пытаетесь одновременно и накачать ее протеином и не разрыдаться от жалости к себе.

Fahrenheit с удовольствием ставит перед нами непростые выборы. Например, мальчик тонет в проруби, но если вы побежите его спасать - вас узнает полицейский, который видел вас выходящим с места убийства. А один из персонажей может и вовсе на все забить и уехать в Флориду. Большая часть выборов суть - спойлер, поэтому приводить я их сюда не буду, но, знайте, решение никогда не будет простым, а принимать его нужно быстро.

Fahrenheit - на редкость атмосферная игра. В игровом мире каждый день падает температура, и вы ощущаете этот холод почти физически, вместе с персонажами. Кругом наледь, пар изо рта, бомжи греются у бочек, все тянутся к каминам и батареям, дышат в ладони и пытаются их растереть, подпрыгивают и притопывают, и все это под великолепную музыку Анджело Бадаламенти, хорошо знакомого вам по "Твин Пиксу". Кстати, вайбы "Твин Пикса" и "Матрицы" здесь очень органично переплетаются вместе - когда сны могут означать больше, чем реальность, и перевешивать реальность, которая, по сути, не более, чем сон (знаю, что говорю запутанно, но здесь и сюжет ничуть не менее эклектичен и безумен). Все персонажи действительно прописаны. Да, мы наблюдаем некоторых из них не больше пяти минут, но за это время успеваешь поверить ,что до того как попасть "в кадр" они прожили целую жизнь. Пожалуй, единственный, кто несколько разочаровывает - это главный злодей, которому, по-моему, не хватило фактурности. Впрочем, он здесь играет роль скорее инициатора движения сюжета, а не двигателя оного.

Рекомендовать Fahrenheit сегодня кому-либо сложно. То, что раньше игрожуры называли "шедеврально красивыми кадрами", теперь превратилось в кислое мыльцо. То, что раньше казалось невероятно оригинальными сюжетными ходами и геймплейными решениями, сегодня превратилось в попсу и стандарт. Quantic Dream выросли, заматерели, просекли как делать деньги и принялись создавать депрессивнейший Heavy Rain (ждите обзор), приятный и развлекательный Beyond: two souls (ждите обзор), актуальный донельзя аж со времен "Бегущего по лезвию" Detroit: Become Human, но место самого искреннего, самого сильного ,самого новаторского проекта в жанре плотно занял в моем сердечке Fahrenheit, который #БЕЗДНАрекомендует всем, кто готов потерпеть низкополигональные модели и несколько прямолинейное для жанра повествование. Уверяю вас, стоит лишь отбросить эти предрассудки - и вы проживете невероятнейшую историю, которая отлично подходит для долгих зимних одиноких вечеров. Вы проживете одну из историй, которую я был бы совсем не против написать.

З.Ы. - а еще эта игра охренительно кореллирует с просмотром "Дневного Дозора", который я всем сердцем обожаю и готов пересматривать бесконечно.

З.Ы.Ы. - в 2015 вроде как вышел ремастер, так что, может быть, глаза и не вытекут.

#БЕЗДНАобзирает

Недавно я просматривал свой полумертвый Инстаграмм - ну кто виноват, что мне редко удается сделать интересные фото? И наткнулся на заглохшую серию своих обзоров на понравившиеся мне фильмы. Глупо, конечно, ожидать от этих обзоров чего-либо, кроме пары хвалебных (или не очень) высказываний, упоминаний сюжета и хищтеков. Некоторые обзоры я уже переписал сюда, в паблик, вот и продолжу, пожалуй, этот неблагодарный труд.

Итак, фильм "Окулус" рассказывает нам о брате и сестре, что столкнулись с по-настоящему демоническим объектом - гигантским антикварным зеркалом, которое искажает реальность, вызывает галлюцинации, подчиняет своей воле и, в целом, с удовольствием приводит людей к гибели. Зеркало сменило массу хозяев, притом каждый из них умер жуткой смертью. Один засунул голову в камин, другой умер от жажды, сидя в полной ванне, третий нашинковал себя ножницами. Столкнувшись однажды в детстве с этой овеществленной хтонью, главный герой отправился на долгие десять лет в клинику для душевнобольных преступников. Его же сестра, сыгранная обворожительной рыжухой Карен Гиллан (Небула и Эмили Понд) посвятила всю свою жизнь тому, чтобы вновь встретиться с этим демоном, но уже подготовленной, чтобы сначала доказать его существование, а следом - уничтожить.

В пустом доме, выставленном на продажу, она размещает купленное с молотка зеркало, зовет только что откинувшегося из психушки братца в подмогу, запасается водой, едой, собакой-индикатором, кучей камер и...

Дальше начинается охренительное. Фильм не сказать, чтобы набит скримерами или страшными картинками, скорее, пугают сама власть демона над сознанием персонажей. Доверия нет ничему - ни услышанному, ни увиденному. На место персонажей становишься плотно, и вместе с ними ставишь под сомнения все происходящее, каждый предмет, каждое действие - ведь все может оказаться ловушкой зеркала.

Фильм рассказывает нам сразу две истории параллельно - о столкновении с хтонью в зеркале в детстве, и о борьбе с ней же, но уже в осознанном возрасте. При этом то, что воспринималось как флешбеки, в определенный момент резко сменяет точку восприятия, и вот уже мы наблюдаем охренительно снятые кадры, в которых прошлое гармонично переплетается с настоящим. Думаю, создатели сериала "Призраки дома на холме" вполне могли вдохновиться этой находкой.

Визуальных находок, к сожалению, немного, но они есть. Поверьте, зеркальные глаза у душ, порабощенных зеркалом, смотрятся очень крипово. В общем и целом, по оригинальности подхода "Окулус" даст "Зеркалам" сто очков вперед. Вместо тупняковой ретроспективной сторьки про одержимость, которую загнали в зеркала в криповой больнице, здесь нам расскажут куда более интересную историю, которая произойдет не в прошлом, а здесь и сейчас.

Перед нами по-настоящему хороший образчик жанра хоррор, и #БЕЗДНАрекомендует смотреть его как хороший, серьезный фильм ужасов - в темноте, в наушниках, под одеялкой и в одиночестве. А потом, не включая свет, идите в свою темную прихожую и посмотрите в зеркало. Убедитесь, что там ничего нет. Ведь нет же?

З.Ы. - и запомните хорошенько - "висит груша, НЕЛЬЗЯ скушать"

После успеха игры Inside индустрия почувствовала спрос на специфические, относительно короткие проекты, после которых игрок бы сидел и пялился в одну точку, одупляя, во что же собственно он только что поиграл. Многие из подобных проектов канули в лету, какие-то ждал финансовый успех, но гораздо важнее поднять вопрос изначальной цели такого рода творений - стать произведением искусства.

У серии #LittleNightmares это удалось.

Обычно любые обзоры я начинаю с некой стартовой фабулы, сюжета, но здесь это, пожалуй, будет как минимум непросто, хотя бы потому, что даже пройдя игру, вы хоть и получите понимание того, ЧТО за история с вами произошла, но со многими странными и неожиданными правилами, по которым работает эта вселенная, вам придется просто смириться.

Итак, сюжет первой игры рассказывает нам о попытке побега девочки по имени Шестая из гигантского плавучего ресторана под названием Чрево. Отличительной чертой данного общепита помимо своей "плавучести" является тот факт, что едят здесь непосредственно детей.

Сюжет же второй части (надеюсь, вы не сочтете это серьезным спойлером), кажется, рассказывает нам о событиях, предшествовавших попаданию Шестой на Чрево. Здесь, вместе с мальчиком по имени Моно нам предстоит спастись из Бледного Города, населенного крайне недружелюбными обитателями.

Теперь, когда сюжет нам ясен (на самом деле, нет), стоит перейти к образам. Именно образы, пожалуй, сделали эту игру такой фактурной и характерной, впечатали ее в скрижали современного игростроя. Дизайн локаций и персонажей (в особенности) настолько аппетитный, но при этом не избыточный, что при их виде мне постоянно хочется перепройти игру (тот же эффект во мне вызывает песня "Крыжовник терпкий, сладкая сирень" из игры Ведьмак 3).

Во-первых, игра не гнушается отсылками и заимствованием образов. Где-то отсылки будут прямые и почти юмористические ("Here's Johny!"), а где-то будут присутствовать на уровне ощущений - например, дизайн финальных локаций чрево неуловимо напоминает нам купальни из "Унесенных Призраками". Здесь найдется место и The Thing из "Семейки Аддамс" и медсестрам из Silent Hill, которые замирают при виде фонарика. Впрочем, все это встроено как геймплейно так и сюжетно очень органично, и не вызывает отторжения или разрушения тонкой магии повествования.

Что создателям игры удалось по-настоящему - это крипота. Притом, заметьте, здесь нет попытки в хоррор, игра именно что манипулирует криповыми образами, такими как целые завалы протезов; взрослые, которые неотрывно пялятся на белый шум в телевизоре; поломанные манекены; гниющие груды мяса; капканы и силки; маринованные в формальдегиде части тел и прочие нацеленные на легкое ощущение жути конструкты.

Отдельно стоит оговориться о дизайне персонажей. Братья-повара, от которых было весело и страшно убегать по кухне действительно создают впечатление отвратительных отбитых каннибалов. Особенно стремно становится в моменты, когда братья повара приподнимают свои отвратительные лица, чтобы почесаться, и ты понимаешь, что это всего лишь МАСКА. Что же тогда под ней? Разработчики милосердно сохраняют это в тайне. Не менее ужасен (хоть и обделен экранным временем) жуткий доктор, что подобно пауку ползает по потолку, а его кожа отвисает вниз, заставляя нас представлять, ЧТО же кроется под этими слоями жира на самом деле?

Учительница и Сторож, похоже, вполне себе могут оказаться родственниками. Оба выглядят совершенно нормально (хотя их добрые лица не внушают доверия) до тех пор, пока не захотят познакомиться с вами поближе. Руки сторожа каждая длиной метра по три, а шея учительницы и вовсе никак не ограничена в длине, что отсылает нас к ёкаям из японской мифологии - рокурокуби. Нельзя также не упомянуть и Высокого Человека - местного Лугата (или, скорее, Садако Ямамури), которые шастает в мир через телевизоры и глитчит в реальном мире. Много я о нем сказать не могу - спойлеры, но его появления всегда нагоняют ужас. Один из финальных боссов и вовсе сделает вам больно на ином, внутриигровом эмоциональном уровне (не знаю, как это описать лучше, при этом избегая спойлеров).

О геймплее. Здесь все весьма стандартно, за маленькой оговоркой. Геймплей здесь сам по себе нарративен. Управление не самое отзывчивое - дети непослушны, медлительны, слабы. Это ощущается во всех их действиях. При этом, они также ничего не могут противопоставить ужасному миру монструозных Взрослых. В их власти - лишь прятаться, убегать и хитрить. Даже самые банальные предметы вроде молотка или топора они с кряхтением волочат по полу. Также многие меня спрашивали, глядя на ДВУХ персонажей на экране во второй части игры - есть ли здесь кооператив. Отвечу - кооператива нет. И это тоже нарративное решение. Уверяю вас, ничего не стоило слегка изменить устройство игры, чтобы добавить эту дополнительную возможность, и за счет нее повысить продажи, но... это невозможно на фундаментально-нарративном уровне. Больше не скажу, ибо спойлеры.

Ощущения. Обе части играются бодро. Геймплей вовремя разбавляется сюжетными вставками, если их так можно назвать, а сам геймплей бодрый и разнообразный. Из небогатого списка своих механик - прятаться, бегать и прыгать - обе части выжимают все возможное, а возможное, в свою очередь, не успевает надоесть, ибо обе части - если знать, что и как делать - пробегаются часа за четыре максимум. Со всеми неудачными попытками (которых было много - об этом позже) у меня лично натикало 6 часов. Помимо прочего, я еще и успевал покуривать и болтать с чатом (полное прохождение второй части можно посмотреть на моем Ютуб-канале). Игра (давайте я уже буду так называть обе части) простая, но не сказать, чтобы легкая. Если большая часть "головоломок" решались влет, и не казались чем-то надуманным, то вот с погонями и стелсом все не так просто. Little Nightmares очень беспощадна к таймингам и обладает, пожалуй, кривейшими "хитбоксами" за всю историю геймдизайна, что, впрочем, можно считать скорее фичей, а не багом - во-первых вы бы иначе умирали совсем редко, во-вторых - мир Взрослых опасен и беспощаден, а вы - маленький беспомощный пи3дюк, которому на роду написано страдать, терпеть и огребать.

Первая часть ощущается как легкая, слегка жутковатая сказочка, к тому же с относительным хэппи-эндом. Вторая же раздавит вас как могильная плита. Здесь разработчики сделали все, чтобы вас реально напугать. Притом, пугают вас не кишками или совершенно хтонически-жуткими монстрами, а, скорее, вашим местом в этом мире. Впрочем, и стандартные хоррор-тропы здесь используются весьма успешно - тот же коридор рук, пустоголовые дети и так далее. Впрочем, больше упора здесь на саспенс и "бу-эффекты". Я не называю их скримерами, потому что они работают не так. Просто в определенных местах ты никак НЕ ХОЧЕШЬ, чтобы с тобой происходило то, что происходит. Ни больше, ни меньше.

Здесь очень нервный стелс, весьма напряженные погони. Особенно запомнился момент, когда главный герой в школе надевает на голову фарфоровую... назовем это маской, и отправляется по коридору через толпы фарфоровоголовых детей, которые принимают его за своего. При этом, тупые обезьяны постоянно что-то роняют, чем-то кидаются, толкаются, пихаются, бросают вам всякую зерню под ноги - а вы понимаете: стоит маске расколоться, как вас тут же заметят и... Это, кстати, тоже неплохое решение. Понизив возрастной рейтинг, разработчики создали совершенно бескровные сцены смерти (хотя хруст шеи при падении здесь - брррр), тем самым сделав их лишь... жутче. Уверяю вас, вы будете долго ломать голову над тем, что же очередной уродец сделает с вашей несчастной тушкой. Главное здесь - показать игроку, что теперь он во власти безумного Взрослого. Также в обеих частях есть еще один элемент, который я здесь озвучу очень осторожно. Пугает он по-своему, необычно, непривычно, но оставляет неизгладимое впечатление. Поначалу, мы ничего не знаем о своем персонаже - кто он, откуда, что за человек. Мы воспринимаем его как tabula rasa - в конце концов это же ребенок, каким ему быть? И как же мы жестоко ошибаемся, понимая в результате некоторого количества эпизодов, ЧТО же перед нами за личность. Также жути нагоняет музыка. То самое хоровое детское пение без слов, скрежет музыкальной шкатулки, тяжелые трубные партии - все это не хоррорное как например "скрипичная истерика" по Хичкоку, а как раз-таки "криповое".

Теперь о минусах, которые, как и у каждой игры, присутствуют у обеих частей Little Nightmares. Это 3D. Ебанный 3D, притом, я говорю не о графике, а о сетке перемещений, из-за которых я то и дело улетал в пропасть, не мог взять предмет, прыгал в другую сторону и так далее. Пи3дюк итак управляется весьма...посредственно (и я знаю, что так запланировано), а тут еще эта неуместная вариативность в перемещениях... Было бы гораздо лучше, если бы персонажи двигались по линии с редкой возможностью двигаться вглубь в качестве исключения. Впрочем, можете счесть это алкогольным брюзжанием. А вот управление фонариком во второй части, да и весь уровень с манекенами вытрясли из меня запас матерных слов на месяц вперед.

По итогу:

Little Nightmares I-II - очень крутые игры, которые #БЕЗДНАрекомендует проходить по очереди, одну за другой, для целостного понимания сюжета (поверьте, это итак непросто), но прежде всего - для правильного нарастания напряжения и жути. Вторая игра действительно намного страшнее первой. Если будете выбирать между двумя - берите вторую, тем более история в ней вполне самостоятельная. Впрочем, поверьте, вы захотите как можно больше узнать об ужасном мире этой игры. Очень многое из произошедшего вызовет у вас вопросы и потребует объяснений. Скорее всего, они уже зашиты в повествование, и требуют лишь вашего внимательного взгляда. Тем более, что сама метафора, заложенное в основу франшизы весьма прямолинейна - "Взрослые - чудовища в глазах детей, а наши пороки способны сделать чудовищ и из них". Каким-то таким тезисом я подытожу этот обзор и свое прохождение франшизы. А вы - бегом играть и кайфовать. В качестве сопровождения рекомендуется какао, одеялко, зимний вечер, темнота и одиночество.

З.Ы. - СПОЙЛЕР: она разжала руку, потому что узнала ЕГО лицо

Обзор делал German Shenderov

Читать первую часть

Внутри было темно и странным образом очень тепло, отчего я тут же взмок в своих свитерах. Где-то впереди зазвенели цепи, заставив меня застыть на месте.

— Ну, что там? — прошипел Мишка. Ткнулся сбоку, протискиваясь внутрь.

— Темно… — еле слышно, одними губами произнес я.

— Ща… — послышался щелчок, и желтый луч фонарика скользнул по грязным матрасам, заваленному тетрадями верстаку, осветил видеокамеру на штативе — видимо, ту самую, при помощи которой снимали видео — и, едва зацепив чьи-то стопы, тут же метнулся прочь.

— Блядь! — выругался Мишка. Немедленно раздалось натужное мычание, будто кто-то пытался кричать сквозь кляп. Вновь луч фонарика несмело пополз вверх — показались грязные, в какой-то налипшей дряни, стопы; бедро с отвратительным влажным кратером; свет стыдливо мазнул по темному треугольнику волос, устремился выше — на странную крышку посреди живота. Подняв, наконец, фонарик выше, Мишка вновь выматерился, а я вскрикнул — лицо женщины было искалечено. Единственный глаз дико оглядывал нас, место второго занимала какая-то затычка, будто винная пробка. Весь лоб опоясывала линия отверстий, точно перфорация на отрывных календарях. Пленница мычала и дергалась в цепях, явно пытаясь высвободиться.

Первым взял себя в руки Горлов.

— Сейчас мы вас освободим! — сказал он твердо, уверенно, точно какой-нибудь пожарник или спасатель, после чего скомандовал: — Неси гвоздодер и плоскогубцы!

С облегчением я выбежал на улицу и принялся дрожащими руками вынимать из плотных пазов инструменты. Происходящее никак не укладывалось в голове. Там, на кассете, это можно было принять за монтаж, за какой-нибудь розыгрыш, но здесь кошмар обернулся объективной реальностью, с которой мне еще лишь предстояло смириться.

Первым делом мы взялись за ноги. Вернее, Мишка принялся вынимать гвоздодером вбитые в стопы несчастной шурупы, а я просто смотрел, не в силах пошевелиться. Каждый раз, когда у Мишки срывался инструмент, несчастная тихонько вскрикивала и дергалась на цепях.

— Есть один! — довольный, Горлов продемонстрировал мне окровавленный гвоздь. Следом с немалым трудом, расшатав, он выкорчевал и второй. — Так, сейчас займемся руками.

Тут все оказалось сложнее. Во-первых, никто из нас не доставал до цепи, пришлось подвинуть верстак. Тот неохотно полз по бетонному полу с чудовищным скрипом. Вцепившись плоскогубцами в одно из звеньев, мы принялись по очереди плющить и крутить его, надеясь разогнуть.

— Ща все будет! — невозмутимо успокаивал пленницу Горлов. — Ща!

Настала очередь Мишки. Он вновь залез на верстак и принялся тянуть плоскогубцами то вниз, то влево, а я стоял внизу и ждал, пока ноющие от непривычной работы руки хоть немного отдохнут. Не знаю, что тогда было в моей голове. Наверное, я просто хотел убедиться, что не сошел с ума. Взгляд мой зафиксировался на круглой пластиковой крышке посреди живота пленницы. Пальцы сами потянулись к ручке, несмотря на испуганное мычание несчастной женщины. Крутанув, я направил фонарик в открывшийся мне темный тоннель, который никак не мог уместиться в человеческом теле.

— Эй, ты куда светишь? — спросил Мишка, но я не слышал, я орал, или даже, скорее, пищал, потому что ужас судорогой сжал мне горло. Оттуда, из женского брюха в складках плоти на меня смотрело то, чему я не мог найти имени. Это бледное лицо объединяло в себе все мои страхи, все самое жуткое, что я видел в жизни — человека без кожи из «Восставшего из ада»; дохлую кошку, обнаруженную за гаражами — всю покрытую беспрестанно копошащимися червями; бледную как мел бабушку в гробу с зашитым ртом; жуткую картинку с хэллоуиновской тыквой из старой детской книжки. Все это сочеталось в кошмарном существе, что медленно ползло по неестественно-глубокому тоннелю из плоти в мою сторону.

Раздался тоненький «дзинь», и женщина повалилась на меня, накрыла меня своей жуткой дырой на животе, выбила фонарик из рук. Я не мог видеть ничего, но слышал влажное шуршание, с которым наружу продвигалось нечто. Где-то позади послышался жуткий скрип, тусклый вечерний свет проник в гараж, и я со странной смесью облегчения и еще большей паники узнал отцовский голос:

— Что вы тут делаете?

Женщина вдруг вскочила, нависла надо мной с диким выражением лица, в руке она сжимала отвертку. Я загородился руками, ожидая, что та собирается мне жестоко отомстить за то, что я открыл крышку, за то, что я — сын маньяка, а может быть просто за то, как несправедливо обошлась с ней судьба. Но пленница, выпучив единственный глаз, смотрела туда, где должен был стоять отец.

— Ме-е-едленно опусти отвертку! — увещевал он у меня за спиной.

Женщина замотала головой, слипшиеся светлые барашки на ее голове пришли в движение. Размахнувшись, пленница со всей силы всадила отвертку в свой оставшийся глаз, свет вдруг сменился тьмой, и я умер.

***

В тот день я очнулся у себя дома в кровати с сильным ознобом и долго не мог говорить. Мать поила меня горячим молоком и постоянно измеряла температуру, отец же беспокойно мерил шагами комнату, то и дело заглядывая мне в глаза. Оказывается, Мишка все-таки принес к нам домой какую-то инфекцию, и я заболел. Все эти странные кассеты и женщины в гаражах по словам родителей оказались лишь горячечным бредом, а Мишка воспользовался ситуацией. Они рассказали мне, что Мишка придумал какую-то глупую сказку и заманил меня в гараж, чтобы там что-нибудь украсть. Соседи нередко запрещали своим чадам приглашать Мишку, потому что после него якобы пропадали вещи. Теперь и у моих родителей Мишка впал в немилость — общаться с ним мне строжайше запретили. Дома я просидел еще полгода. Ключи от квартиры у меня теперь благоразумно отобрали, так что нарушить запрет не получилось бы при всем на то желании. Когда я, по мнению родителей, достаточно окреп, чтобы выйти на улицу, выяснилось, что Горловы куда-то переехали, не оставив для связи ни телефона, ни адреса.

О том, что на самом деле произошло с Мишкой, я узнал лишь тринадцать лет спустя, когда у отца диагностировали неоперабельную опухоль. В тот день я вернулся из института, зашел домой и понял сразу — что-то не так. Мать тихонько плакала на кухне, на любые вопросы отвечать отказывалась, а отец, заметив мое появление, схватил меня за плечо, отвел в гостиную и усадил в кресло. Вместо серебристого DVD-плеера под телевизором вновь стоял видеомагнитофон «Грюндиг», а рядом — картонная коробка с кассетами.

— Пришло время, сынок, тебе кое-что узнать.

Первым делом он сунул мне в руки какую-то ветхую мутно заламинированную бумажку. Заголовок гласил «Справка о смерти». Дата — десятое декабря тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Ниже — мои имя-фамилия-отчество. Еще ниже — причина смерти: «Случайное аспирационное утопление». И большая круглая печать из морга.

Отец все объяснил. Объяснил, что больше всего на свете боялся меня потерять. Объяснил, что ни он, ни мать этого бы не пережили. Поэтому, когда им выдали мое белое холодное тело, в его голове уже был готов план. За день он оборудовал гараж под свои нужды, в качестве жертвы выбрал совершенно случайную женщину — подъехал на машине, сказал, что ребенку нужна помощь. Та доверчиво подошла, заглянула в заднюю дверь, а отец затолкал ее внутрь и оглушил.

— Понимаешь, сынок, жертва должна быть жива, чтобы ритуал работал. Стоит ему прерваться — и договор будет расторгнут.

Отец рассказал мне, как работал над переводами коптских текстов, обнаруженных близ Наг-Хаммади, где и описывались древние гностические ритуалы, позволяющие контактировать с тем, что обитает на самом дне древней хтонической тьмы.

— Видишь ли, то, что сейчас рассказывают в школе — про Бога, Библию… Это все очень хорошо и правильно, но упрощенно. Бог — это здесь, на Земле, в небесах, да. Он… как бы тебе объяснить? Он создал маленький кукольный домик, поселил нас внутрь и никого не хочет пускать. А вокруг — дети постарше и посильнее. Им тоже хочется играть с куклами… Ну, по-своему. А в кукольный домик попасть они не могут. И тогда те из нас, кто знает о существовании… назовем их «старшими»; те из нас, кто знают, они могут осторожно, чтобы никто не заметил, пустить их к нам. Даже не целиком, а… на пол-пальца. А эти старшие в благодарность могут оказать услугу. В конце концов, мы для них всего лишь ничтожные куклы…

Отец еще долго и увлеченно распространялся о гностических верованиях, жестоких жертвоприношениях каинитов, тайных убежищах недобитых манихейских жрецов и глубоких пещерах, где поклонялись сущностям и стихиям, у которых нет имен на человеческом языке.

— Главное, сынок, что ты должен уяснить: раны — это врата. Через них они ходят в наш мир. Боль призывает их. Раны имеют свойство затягиваться, гнить, зарастать — тогда врата перестают работать, поэтому отверстия нужно обновлять. Поначалу я использовал для этого дрель, но такие раны быстро закрываются — бывало, ты падал замертво по несколько раз за день. Мой тебе совет — создай несколько действительно крупных отверстий на теле и открывай их по очереди. Если следить за чистотой ран — это совсем не опасно, человек может так прожить долгие годы, даже десятилетия. И помни — ты жив, пока целы врата.

В тот день отец передал мне все свои записи, отдал ящик с кассетами и торжественно вручил длинный, с гвоздь-сотку размером, ключ.

***

Дверь у гаража теперь была двойная. Закрыв за спиной внешнюю — скрипучую и металлическую, я открыл ключом внутреннюю, обитую с внутренней стороны студийным поролоном. Впрочем, в нем уже давно не было нужды. Мишка если и заметил мое появление, то виду не подал. Большую часть времени он лежал на больничной кушетке в позе эмбриона, как и сейчас. Сбросив куртку, я накинул медицинский халат, застегнул на все пуговицы — когда рядом открытые раны, приходится всегда быть настороже.

После смерти отца я многое здесь переоборудовал. Верстак заменил на многофункциональный стол, на котором хранились мои инструменты. Никаких молотков, гвоздей и дрелей — только чистейшая хирургическая сталь.

Обработав руки пахучим антисептиком я подошел к Мишке и осторожно погладил его по торчащим ребрам, подхватил бережно под живот и перевернул — чтобы не было пролежней. Горлов, почувствовав прикосновение, тихонько заскулил, направил на меня резиновые пробки, заменившие ему глаза. Глазницы — естественные отверстия, и было бы глупо ими не воспользоваться. Я старался каждый день чередовать раны, чтобы те не слишком заветривались — это могло привести к некрозу и попаданию инфекции. Сегодня нужно было закрыть живот и открыть голову — трепанацию я провел самостоятельно. Красный диплом по специализации «врач-хирург» мне выдали вовсе не за красивые глаза.

Конечно, Мишка Горлов ни за что бы не бросил меня, не оставив ни адреса, ни телефона. Тогда я поверил и в горячечные галлюцинации, и в то, что Мишка хотел нас обворовать, но в то, что он меня так цинично предал — ни на секунду. Все-таки, он — мой лучший друг. И каждый день с того дня он спасает мою жизнь ценой собственной. Теперь Мишка, конечно, мало напоминал того храброго и суетливого мальчишку из моего детства. Сейчас это был обтянутый кожей скелетик с дебиловатым лицом и запущенной мышечной атрофией. Питался Мишка жидкими витаминными смесями. Макдональдс в нашем городе появился, и даже не один, но чизбургер моему другу детства попробовать так и не довелось.

Отец говорил, что Мишка орал как резаный каждый раз, когда он вынимал кляп. Я не стал издеваться над другом детства — посадил его на седативные, и с тех пор он ни разу не слезал с препарата. Боль он все еще чувствовал, но теперь реагировал вяло — мычал, стонал и временами начинал скрести ногтями по простыне. Привязывать его больше было не нужно — даже если искалеченное Мишкино сознание когда-нибудь очнется от тягучего фармацевтического сна, то дистрофичные конечности вряд ли смогут поднять это тело с кушетки.

— Ну что, старый друг, ты готов?

Горлов, конечно же, не ответил. Потянув за крышку, я открыл на Мишкиной голове черную дырку размером с кулак. Мозга за ней не было — лишь бесконечный тоннель из плоти, по которому карабкалось наружу то самое нечто, взглянувшее на меня из живота пленницы. Когда-то оно меня пугало, но теперь я частенько с любопытством рассматривал существ, что вылезают из Мишкиных отверстий в наш мир. У этого, кажется, было мое лицо.

***

Автор - German Shenderov

Одинокая ворона боролась с размокшей в луже коркой черного хлеба — та разваливалась и никак не желала оставаться в клюве. Прошло много лет, а во дворе моего детства ничего так и не изменилось. Вот качели, на которых мы всей компанией семилеток учились делать «солнышко», вот мусорные контейнеры, из которых мы доставали картон, чтобы жечь высокие, как нам тогда казалось, до второго этажа костры. Как-то раз Илюха, мелкий и белобрысый, кинул в огонь какой-то баллон. Тот взорвался, кусок отлетел ему в голову, и с тех пор бедняга заикался.

Весенней слякотью зачавкала под ногами тропинка, что вела к гаражному кооперативу — всё, как и много лет назад. Вот узкий проход между домами, в котором мы с Мишкой, моим лучшим другом, как-то раз нашли порнографическую карточку. Находку мы бережно передавали друг другу, перепрятывали все в новых, более заковыристых местах как самое настоящее сокровище, пока не спрятали так хорошо, что сами не смогли найти.

Вот и отцовский гараж, самый дальний в линии. Из-под серой краски проглядывает ржавчина, на замке обрезанная пластиковая бутылка — чтобы не заржавел. До боли знакомо скрипит длинный, похожий на гвоздь-сотку ключ в замке, будто бы открывая некое хранилище детских воспоминаний.

***

Произошло это за пару месяцев до моего десятилетия, почти двадцать лет назад. Вот уже три с лишним месяца я не ходил в школу — отлеживался после тяжелой болезни. Заболел я глупо. Отец — антрополог по профессии — решил провести со мной день «по-мужски» и позвал меня на зимнюю рыбалку. Ему, наверное, в силу неопытности, показалось, что к началу декабря лед будет достаточно крепким. Он ошибся. Дотопал до середины озера, помахал мне рукой — безопасно, мол. Я только и успел сделать несколько шагов, как услышал ужасающий треск, а следом провалился под лед. Не знаю, как отец успел меня достать — очнулся я уже дома, чуть ли не через неделю, истощенный и едва способный говорить. Мать все плакала и кормила меня с ложечки, а отец трогал за плечо, будто проверяя что-то, приговаривал «Живой! Живой!».

Из-за постоянного кашля — я выкашливал озерную воду еще добрые месяца два — и общей слабости организма, родители наказали мне сидеть дома. По вечерам мать занималась со мной по школьной программе, чтобы я не отстал, а днем родители уходили на работу, и я оставался один. Чтобы я не умер со скуки, отец, скрепя сердце, торжественно выдал мне пульт от громоздкого видеомагнитофона “Грюндиг” — семейной гордости. «Видик» был тогда во дворе только у меня и у Шибаевых, но те никогда никого не приглашали в гости. Вдобавок, отец, видимо, под давлением чувства вины принес с рынка целую стопку кассет. Чего там только не было — «Том и Джерри», диснеевская «Белоснежка», мультфильмы Тэкса Эйвери, почему-то без перевода, и — совершенно неожиданно — невыносимо жуткий «Восставший из ада», который я так ни разу и не набрался смелости досмотреть до конца.

Так, упакованный учебниками и видеокассетами, я по плану родителей должен был провести дома безвылазно добрые… не знаю, сколько. Каждый день они приходили домой, наскоро осматривали меня, пихали мне градусник подмышку и говорили: «Ты еще слишком слаб. О школе не может быть и речи!» Какой мальчишка не обрадовался бы таким каникулам! Но друзей родители приглашать тоже не разрешали — опасались, что те меня могут чем-нибудь заразить, и я не выкарабкаюсь.

Но на то и нужны лучшие друзья, чтобы поддержать в трудную минуту. Как-то раз у меня зазвонил домофон. Дома, кроме меня никого не было, я взял трубку, и это оказался Мишка Горлов. Он страшно обрадовался, услышав мой голос и, несмотря на мои увещевания — касаемо запретов отец был очень строг — все же напросился в гости. Первые пару раз я жутко нервничал, но с какого-то момента это стало традицией. Мишка частенько прогуливал школу, и поэтому, выйдя из дома, прятался где-нибудь во дворе — в ракете или за мусорными контейнерами — и высматривал моих родителей. Увидев, что те вышли из подъезда, он пулей бежал к домофону, и я его впускал, чтобы смотреть вместе «Тома и Джерри», «Белоснежку» и пытаться сквозь пальцы посмотреть хотя бы пять минут «Восставшего из ада».

Так было и в тот день. Влетев ко мне домой, он был необычно возбужден. Спросил с порога:

— Слушай, а ты у своих предков когда-нибудь малинку находил?

— Где, в огороде? — удивленно спросил я.

— В каком огороде? Ну, клубничку? Порево? Находил, нет?

— Да не-е-е… — с сомнением протянул я. Я сомневался в значении этого слова, знал лишь, что это что-то неприличное. — Откуда у них?

— Ага, все они не такие… Прикинь,я у Шибаевых дома был…

— Брешешь! Как они тебя пустили?

— Да я с их мелким математикой занимаюсь.

— Ты? — я едва не покатился со смеху. — Да ты таблицу умножения до сих пор не знаешь!

— Какая разница? Причем здесь таблица? Что ты привязался? Не хочешь — не слушай!

— Да слушаю-слушаю! — что Мишка попал в репетиторы Шибаевым, меня и правда не удивляло — этот куда хочешь без мыла влезет. — Ну и?

— Ну, я ему понаписал примеров, а сам пошел посмотреть, что дома лежит… — по лицу Мишки пробежала тень. — Ну я так, из интереса чисто!

— Ох, Мишка, попадешься ты однажды…

— Да я не взял даже ничего! Ты дослушай! Нашел кассету. Не подписанная, без названия. Включил — а там… Блин, даже не знаю, можно ли тебе говорить вообще.

— Слышь! Сказал «А», говори «Б»…

— Ну, короче, там как на той карточке, помнишь? Только по-настоящему все! В движении! Прямо… все видно, прикинь! Там баба такая, в чулках, и негр…

— Фильм какой-то что ли? — не понял я тогда.

— Да какой фильм на хрен! Там этот негр ее прямо на свой кочедык насаживает!

— Да ладно? — протянул я с сомнением. — Такое… наверное, не снимают.

— Ты дурак, что ли? — с какой-то даже жалостью спросил Мишка.

На секунду я представил себе эту сцену — получилось весьма смутно. Какая-то баба в чулках — мне представилась тетя Ната из гастронома, а негр почему-то был дикарем с костью в носу и держал в руках огромную корягу — так мое воображение в тот день истолковало слово «кочедык». Я не удержался и прыснул.

— Чего ржешь? Дурак совсем?

— Да так… О своем. А с чего ты решил, что этот фильм у моих родителей тоже есть?

— Он у всех предков есть. Ну, не он, а какой-нибудь навроде…

— Я все кассеты пересмотрел, — кивнул я на полку. — Если бы такой был, я бы его уже нашел.

— Ага. Наивный чукотский мальчик. Думаешь, они его на виду хранят? Такое обычно прячут.

И Мишка, наглый от природы, не дожидаясь моей реакции, принялся распахивать шкафы в гостиной.

— Эй, это мамины вещи! — вмешался я, когда он по плечо залез рукой под стопку одежды.

— Она должна быть где-то… Может, здесь? — Горлов, невзирая на мое возмущение продолжал копошиться в родительских пожитках. Вдруг оторвался, оглянулся на меня, спросил: — А что тебе сегодня мамка оставила?

— Котлеты и пюре.

— Айда перекусим?

От пюре Мишка благородно отказался. Отрезал нам по два куска черного хлеба и сделал два бутерброда с котлетами. Он такие называл «чизбургеры». Макдональдса в нашем городе тогда еще не было, так что ему было невдомек, что в чизбургеры обязательно кладется сыр.

Подкрепившись, Горлов с новыми силами бросился на поиски «малинки». Взобравшись на рискованную конструкцию из двух стульев, он принялся шарить по антресолям, сбрасывая на ковер целые комья пыли. Наконец воскликнул:

— Есть! — и едва не полетел на пол, благо я придержал.

В руках у Мишки действительно оказалась кассета без подписи. Более того — таких кассет мы оба, оказывается, никогда не видели. Толще обычной, она имела сбоку небольшое окошечко, а внутри виднелась еще одна кассета, только раза в четыре меньше — точно одна кассета была беременна второй.

— Ну что, смотрим?

— А может, не надо? — при взгляде на эту кассету на меня тогда нахлынула необъяснимая паника. Почему-то мне казалось, что или магнитофон зажует эту странную кассету, или родители как-то прознают о том, что я брал чужое.

— Да не ссы ты! Главное, момент запомнить, с которого началось, чтобы на него отмотать обратно, а то спалят.

«Грюндиг» с приятным скрежетом проглотил кассету, а Мишка уже колдовал с пультом.

— У тебя видик на нулевом? — уточнил он с видом знатока и тут же переключил на нужный канал. Пузатый «Филлипс» зашипел на нас рассерженной кошкой. Экран пестрил белым шумом.

— Пустая, — с каким-то облегчением и странной гордостью за родителей выдохнул я. Почему-то тогда мне казалось, что найди я у них «малинку», мое отношение бы к ним изменилось навсегда.

— Погоди, ща промотаем! — с уверенностью сказал Горлов, нажимая на кнопку «FWD”. Магнитофон действительно издал звук, похожий на «фвыд», и пленка закрутилась быстрее. Вдруг белый шум разошелся, превратился в полоски, а на их фоне темнела какая-то картинка.

— Йес-с-с!

Мишка отпустил кнопку перемотки, изображение замедлилось.

— Говорил же, твои тоже смотрят…

Зернистое изображение показывало женщину, совершенно голую. От смущения я на секунду отвернулся, тут же почувствовав, как вспыхнули щеки. Но что-то мне подсказало, что перед нами никакое не порно. Женщина на экране не была похожа на ту памятную «даму червей», что раздвигала какие-то розовые складки между ног и сладострастно облизывалась на камеру. Вместо чулков и пояска на женщине были наручники, державшие ее руки высоко над головой, а ноги были прибиты к полу… гвоздями!

— Я не хочу это смотреть! — с замирающим сердцем сказал я, отворачиваясь, а Мишка, наоборот, не мог оторваться от экрана.

— Нифига себе, смотри! Она же вся…

Горлов почти прильнул носом к экрану, рассматривая пленницу. Рот у нее был завязан какой-то тряпкой, на ляжках с внутренней стороны запеклась неаппетитная корка. Интерес подзуживал, я не смог удержаться и обернулся. С женщиной действительно было что-то не так. Вся она была покрыта какими-то дырками, разных форм и размеров. Частые отверстия на плечах и коленях, крупные, с яблоко, воронки на бедрах и грудях. Посреди живота вертикально висело что-то похожее на крышку от кастрюли. Я почувствовал, как холод наполняет кишки, скручивает их, выдавливая наружу писклявое, испуганное:

— Это же все не по-настоящему?

— Не… — Мишка, завороженный, не мог оторваться от экрана. — Это ж кино.

Вдруг тихое шуршание видеоряда прорезал громкий, до боли знакомый скрежет. Неверно его истолковав, я в страхе взглянул на входную дверь — не вернулись ли родители раньше времени? Но нет, звук шел из телевизора. На прикованную к стене женщину упал прямоугольник света, в кадре мелькнула какая-то дверь, и в помещение вошел…

— Это ж твой батя! — выдохнул Мишка, констатируя очевидное.

Отца я действительно узнал сразу. Высокий, в своем брезентовом рыбацком комбинезоне, он уверенно зашел в помещение с полным ведром воды. «Набрал на колонке» — подумалось мне тогда. Женщина при виде его задергалась, заметалась. Из-под прибитых к полу стоп потекли красные струйки.

— У него типа… любовница? — туповато спросил Горлов, глядя на телевизор. Я не смог из себя выдавить ни слова, а отец взял тряпку, окунул в ведро и принялся смывать со своей пленницы кровоподтеки. — Что это, а?

Я не отвечал. Лишь вглядывался до боли за глазницами в спокойные, уверенные движения отца, будто тот мыл машину — зимой она стояла во дворе, чтобы меньше бегать по холоду. Теперь я понимал, что у этого есть еще и другая причина: в нашем гараже, в том самом, в котором отец показывал мне, как менять масло, как выглядит карбюратор, учил пользоваться молотком и дрелью — в этом навсегда оскверненном клочке моего детства поселилась чужая женщина. Да, стены теперь покрывали старые матрасы, с потолка свисали цепи и крюки, но все еще можно было разглядеть заваленный каким-то хламом верстак, тускло светила «лампочка Ильича», а знакомый скрежет издавал гаражный замок.

Закончив с водными процедурами, папа… нет, «отец». Увидев его таким, я не мог больше произносить это детское, невинное слово. Теперь это был «Отец» — тот самый мрачный Бог-Отец, о котором нам рассказывали на уроках «Этики христианства», жестокий, мстительный, без лишних сантиментов решающий, кому жить, а кому умереть. Прошло уже двадцать лет, но этот холод, поселившийся в тот день в моем сердце не растаял до сих пор.

То, что произошло дальше придало всему происходящему какое-то странное ощущение нереальности. Помню, появилось чувство, будто летишь на карусели — какая-то странная неестественная легкость. Все происходящее перестало быть настоящим, превратилось в фильм. Ведь не мог же мой отец по-настоящему открыть живот той женщины? Наружу вываливались кишки, а отец их поддерживал крышкой кастрюли, а из дыры набухало, лезло что-то белое, круглое… Меня затошнило, я побежал в ванную, а в спину мне раздался омерзительно-влажный визг дрели, сопровождаемый натужным мычанием.

— Ёб твою мать! — выругался запретными словами Мишка, после чего послышался скрежет извлекаемой кассеты. — Он ей плечо просверлил! И там черви! Прикинь!

Котлета все же не выдержала пребывания в плену желудка и выплеснулась на дно унитаза. В голове, тем временем, завязывалась, росла жуткая в своей простоте и ясности мысль:

«Мой отец — маньяк».

Когда я почувствовал, наконец, как жгучая смесь ужаса и непонимания окончательно покинула мой желудок в виде не переваривавшихся хлеба и котлет, мне удалось оторваться от фаянса. Вернувшись в комнату, я увидел бледного, с большими испуганными глазами Мишку. На губах у него дрожало что-то невысказанное. Наконец, он спросил:

— Ты как?

— Хреново. Сам как думаешь?

— Ну и… — после непродолжительной паузы, сдерживаемая мысль все же оформилась в слова, — Что делать будем?

— В смысле?

— Ну… блин. По ходу твой батя… ну, из этих.

— Из каких еще «этих»? — спросил я со слезами, хотя ответ на вопрос знал.

— Ну, помнишь, в «Молчании ягнят» был такой… Баб в яме держал, потом срезал кожу.

Меня снова затошнило. В голове крутилась жутковатая карусель из мельтешащих образов — дрель, прикованная женщина, негр с корягой в руках, смешное слово «кочедык». Защипало глаза.

— Ну ты чё как девчонка-то? — смущенно спросил Мишка. — Ща порешаем…

— Что порешаем? — взвизгнул я истерично. — Что мы порешаем? В милицию пойдем, да? Чтобы моего отца посадили?

— Погоди ты… Дай подумаю, — Горлов действительно упер остекленевший взгляд в причудливые узоры ковра, задумался, даже высунул язык от усердия. — Слушай. А что, если мы ее освободим?

— Кого?

— Ну, бабу ту.

— Как мы ее освободим? Ключ от гаража у отца!

— Не дрейфь. Там же замок навесной?

— Ну?

— Баранки гну! Я его в два счета…

— А потом что? Вдруг он поймет, что это мы?

— Как он поймет? Отпечатки, что ли, будет сверять? Мы по-быстрому откроем, выпустим и пускай бежит на все четыре стороны! Может, твой батя это… ну, нечаянно? А потом не смог остановиться.

— А если выпустим — думаешь, сможет?

— Не знаю, — серьезно сказал Мишка. — Но если бы ты был на ее месте — тебе было бы плевать.

Представив себя в цепях, с прибитыми к полу ногами, в ожидании хищного жужжания дрели и новой боли, я сглотнул. Такого действительно не пожелаешь никому, даже злейшему врагу.

— Ну что? Ты со мной?

Я замялся.

— Если родители узнают, что я выходил… — я замолк, почувствовав себя глупо — там, в гараже заперта несчастная женщина с дырой в животе, а я думаю о том, чтобы не получить нагоняй. — Если отец узнает…

— Когда он возвращается?

— Обычно часов в шесть, вместе с мамой. Он заканчивает раньше, но встречает ее с работы…

— Тю-ю-ю… — присвистнул Мишка. — У нас еще гора времени! Так, дома у тебя инструменты какие-нибудь есть? Болторез там, может, ключи гаечные?

— Все в гараже… — растерянно проронил я.

— Эх ты, а еще пацан… Так, жди здесь, я сейчас!

Выбежав за дверь, Горлов оставил меня наедине с моим кошмаром. Зайдя в гостиную, я застыл на пороге. Телевизор нервно шуршал белым шумом. Злополучная кассета лежала посреди ковра — черная с белыми «глазами», она будто чудовище, просочившееся откуда-то из подпространства призывно поглядывала на меня — подойди, мол, ближе, дотронься.

Вдруг в голову непрошеным гостем ворвалась Мишкина фраза из другого, еще не сломанного мира, где мой отец не был маньяком из фильма ужасов: «Главное, момент запомнить, с которого началось, чтобы на него отмотать обратно, а то спалят!»

Теперь я разглядел кассету. Чудовище, беременное себе подобным чудовищем, она ехидно улыбалась изгибом крышки — куда ты, мол, теперь денешься?

Перебарывая себя, я сделал шаг вперед. Неважно, что мы обнаружим в гараже. Возможно, там уже давно никого нет, возможно, отец записал это видео много лет назад, еще до моего рождения, когда он был совсем другим человеком… Я должен был проверить.

Было непросто заставить себя вновь вставить эту жуткую кассету в черный зев видеомагнитофона. Помню, после первой попытки посмотреть «Восставшего из ада», я потом боялся даже брать в руки чертов фильм. Теперь мне предстояло испытание похуже.

Выкрутив звук на минимум, я отвернулся от экрана и ткнул в кнопку «REW” на пульте. За спиной зажужжала пленка. Слушая, как та отматывается, я то и дело посматривал на крошечное, нечеткое отражение в стекле серванта и тут же отводил взгляд — нужно было домотать до белого шума. Маленький кусочек изображения мелькал в стекле, уже пугая меня до одури, но я должен был обернуться, я должен был узнать…

Набрав воздуха в грудь, я крутанулся на пятках, изо всех сил стараясь смотреть только в угол экрана — туда, где на пленке записывается дата и время. Скользнул взглядом по чему-то круглому, вываливающемуся из живота несчастной пленницы, и на ту краткую секунду, пока мой взгляд скользил по выпуклому, слегка пыльному экрану, я готов был поклясться, что это «круглое» тоже смотрит на меня. Дата в углу оказалась трехмесячной давности — двадцать шестое декабря тысяча девятьсот девяносто седьмого года.

Вдруг дата исчезла, экран подернулся мельтешащей дымкой, и изображение пропало. Неужели я уже домотал до нужного момента? Но ведь тогда еще дырка в животе была закрыта. Или нет? Магнитофон вдруг издал какой-то жужжащий звук, замигала лампочка. Неужели зажевал?

В панике я принялся ковыряться в узком отверстии, пытаясь извлечь злополучную «беременную кассету», но та крепко сидела, точно насаженная на что-то. От отчаяния я едва не зарыдал. Сбегав на кухню за ножом, я принялся ковыряться в магнитофоне, и сам не знал, чего боюсь больше — если отец узнает, что я брал кассету, или если меня ударит током.

Раздавшаяся за спиной трель домофона едва не заставила меня поседеть. Лишь запоздало я подумал, что родители бы не стали названивать в домофон — у них есть свои ключи, а значит вернулся Мишка.

Он влетел в квартиру, подобно урагану, с каким-то пластмассовым гремящим ящиком.

— Ну что, пошли?

— Я кассету достать не могу! — едва сдерживая слезы пожаловался я.

— Эх ты, тютя! — крякнул Горлов, подошел к видику и выдернул из него шнур питания. Подождал с важным видом, и тут же засунул снова. Видеомагнитофон тут же презрительно выплюнул кассету. — Учись, пока я жив!

С помощью Мишки добравшись до антресолей, я засунул кассету за какие-то пыльные стопки исписанных общих тетрадей.

— Все, побежали, пока твои не вернулись! Одевайся!

— У меня нет зимних сапог, — вдруг осознал я, и поделился этим открытием с Горловым. Вся одежда, бывшая на мне в день, когда я ушел под лед, то ли утонула, то ли оказалась испорчена, а новой мне за ненадобностью — выходить-то все равно нельзя — так и не купили.

— Надевай мои! — благородно предложил Мишка. — Размер должен подойти.

— А ты как?

— Нормально. Тебе ж болеть нельзя!

«Дутые» сапоги действительно сели как влитые, а Мишка, наоборот, намучился с моими ссохшимися в обувнице кожаными кроссовками. Еле-еле он втиснул носок, а пятки — одна с дыркой на носке — так и остались свисать наружу. Вместо зимнего пуховика пришлось надеть друг на друга три свитера и накрыть все это сверху оранжевой ветровкой, отчего я сделался похожим на апельсин на ножках.

— Пойдет! — одобрительно кивнул Горлов. — Айда!

Чавкала слякотью тропинка под ногами. Я видел, как Мишка старательно огибает лужи, но было заметно, что кроссовки уже мокрые насквозь. Держась за стены мы преодолели покатую наледь, что наморозило в проходе между домами. В гаражный кооператив мы решили войти не через главный вход — там нас мог остановить сторож — а через дырку в заборе. Где-то вдалеке лаяла собака, но мы с Мишкой знали, что Лайда — безобидное брехло, а вот Абхаз — здоровенный сторожевой кобель — вполне мог стать препятствием, но сторож спускал его с цепи только по ночам.

Свежевыкрашенный отцовский гараж вздымался над нами мрачной крепостью, серой громадой. Зеленел обрезок бутылки из-под «Спрайта», накрывавший замок.

— Так, гляди! — Горлов открыл пластиковый ящик, внутри оказались инструменты. Подобрав два более-менее близких по размеру гаечных ключа, один сунул мне в руку. — Берем, упираем с двух сторон и тянем в стороны, как рычаг, понял?

— Понял.

Воткнув под дужку замка по ключу, мы принялись тащить, каждый в свою сторону. Шло очень туго, от холодного железа пальцы тут же потеряли чувствительность. Замок издевательски ухмылялся изогнутой надписью «Бастион» на корпусе.

— Сильнее тяни! — кряхтел Мишка.

— Да тяну я!

— Еще сильнее!

Вдруг что-то звякнуло, отлетел в сторону кусок дужки, и я повалился вместе с гаечным ключом в слякоть. Тут же насквозь промокла спина.

— Йес-с-с! — обрадовался Горлов. — Ну, милости прошу!

Со скрипом отворилась дверь гаража, изнутри дохнуло смрадом застарелых нечистот и чего-то гнилого, мы оба зажали носы.

— Ты первый! — прогнусавил Мишка сквозь варежку.

— А чего это я? Иди ты!

— Твой гараж! — подтолкнул он меня.

Набрав морозного воздуха в грудь, я шагнул в узкую щель между створками.

***

Читать продолжение...

Автор - German Shenderov

Художник - ZAYATS, иллюстратор и соавтор "Дома Уродов"