Nedoos

Nedoos

Инженер-проектировщик ЭОМ. Люблю всякие растения, аквариумных рыбок, черный юмор, читать, делать всякую рукодельную хрень, есть кот.
Пикабушница
21К рейтинг 150 подписчиков 62 подписки 108 постов 26 в горячем
Награды:
10 лет на ПикабуЗа помощь Лампочгуку
26

Ответ MrCoodGat в «Мальчик Коля»3

Клеили мы с матушкой обойцы на потолок. Лет около 10 мне было. Году так в 97-98, тогда действительно мода на обойные потолки была. Потом конечно на плитку все ломанулись переклеивать, но сначала обои были. В общем, когда эти самые обои клеили, залезали на столы. Один впереди придерживает, второй сзади налепляет и разглаживает. И честь великая, придерживальщика обоины, досталась мне. А есть один нюанс - столы имеют свойство кончатся, а из-за обоины перед лицом не видно ничерта. И вот, в один прекрасный момент стол кончился. Помните мультики, где мультяшка еще по инерции бежит по воздуху, потом понимает, что под ногами пусто, зависает на секунду, и только потом падает? Вот у меня так же было. Секунду я провисела, осознавая, что под ногами ничегошеньки то и нету. И рухнула. И обоина торжественно сверху на меня спланировала. А мама? Что сделала любимая мама? Мама смеялась как сумасшедшая. И я ее значит, спрашиваю: "Любимая маменька, а чего это Вы смеетесь непотребно, мне же больно?" Ничего мне маменька не ответила, лишь только сильнее смехом залилась.

Все конечно закончилось хорошо, никто не убился, травм никаких, но вот обидно было, однако. Что не пожалели)))

10

Фей из Темнолесья. Продолжение 2

Глава 7.

Я проснулась с ужасающей головной болью. Несмотря на то, что ложилась я на мягкие одеяла, а детей, избежавших ошейника, набралось всего трое, и нам на телеге было вполне просторно, тело ломило, будто я спала на голых камнях.

Услышав стон, сорвавшийся с моих губ, Крат остановил телегу.

«Выпей, это поможет», - с усмешкой он протянул мне флягу.

Я же, с испугом уставилась на его руку. Она была без перчатки, и была живой, из плоти.

«Ты не шаатдин! Ты Командир!», – сердце замерло.

Вчера, пока последние припасы загружали в телегу, а я с детьми ждала отправки, Крат в подробностях рассказал мне, как однажды двое Командиров соревновались в том, кто соберет больше крови с сотни людей за трое суток. Один командир последовательно перерезал каждому горло и подвешивал вниз головой, позволяя сердцу вытолкнуть всю кровь из организма, и набрал полкотла крови. Другой же, перерезал людям запястья и поил восстанавливающим зельем. Таким образом, до тех пор, пока каждое тело исчерпывало все внутренние резервы, он нацеживал вдвое больше. И выиграл спор.

Рассказ вспыхнул у меня перед глазами, с четким осознанием того, что этот чудовище, стоящее передо мной, даже чудовищнее, чем я о нем думала.

«Верно, ты не ошиблась, – усмешка еще сильнее зазмеилась на его лице, - Очень рекомендую вспомнить тебе все, о чем ты думала, надышавшись паров зелья. Хоть оно и не действует на тебя так же, как на ст’келов, но некоторый эффект присутствует. Зелье делает твою голову рассудительной, и оберегает от глупых ошибок, совершенных под влиянием эмоций. Выпей, у нас восемь восходов пути, и за это время тебе необходимо научиться наказывать непослушных слуг».

Он смотрел на детей, которые спали рядом со мной. Мои руки похолодели. Я думала, что у меня еще есть время, перед тем как мне придется совершать что-то ужасное. Но эти дети..

«Они же не ст’келы, - попробовала возразить я, - на них нет ошейников».

Крат смеялся долго. Так долго, что дети проснулись, и испуганно сжавшись в комки, забились в щели между ящиками и мешками с припасами. Они и не думали хныкать, оцепеневшие от страха

Отсмеявшись, схватил мою руку, и вложил в нее флягу:

- Выпей, и рассажу тебе, в чем их особенность. Выпей, или они умрут сейчас же. Выпей, или они умрут из-за того, что по их вине у Дочери Королевства болит голова!

Содрогаясь от отвращения, настолько мерзостным был вкус у зелья, запахом напоминавший смесь заплесневелых, неделю ношеных портянок, и вишневого сиропа, я проглотила содержимое фляги.

Довольно улыбнувшись, Командир принялся снисходительно объяснять мне еще одну особенность устройства мира Мертвецов.

-Эти дети не ст’келы, в них нет животного. Еще пока нет. Если бы они еще немного пробыли в окружении той шевелящейся мерзости, среди которой ты жила, они бы были заражены скверной, и только боль смогла бы их освободить. Ты считаешь жестоким отношение к тем, кто идет по дороге следом за нами. Но каждый из них вчера был готов тебя растерзать только за то, что ты другая. Кроме вот этих трех здоровых детей.

Да, они не Дети Королевства, но и пока не животные. И у них есть все шансы стать ла’арами. Теми, кто имеет право быть ремесленниками, торговцами, ваятелями, строителями, вышивальщиками, переписчиками и прочими полезными королевству существами.

Они относительно свободны, и составляют основную массу жителей Королевства. Мертвых, исконно рожденных Детей не так много, поэтому каждый из вас ценен. Они же ценны тем, что лишены скверны и могут помочь достичь процветания Королевства. Их удел – служить нам. Преданно, верно, добровольно. Величайший позор для них – предать своего господина, или выжить, если господин погиб. Только добровольная смерть спасет их семью от участи отверженных в таком случае. И они с радостью воткнут себе кинжал в глаз, скорбя о своей ошибке.

Но эти дети, которые едут с тобой, рождены среди животных, они как младенцы, брошенные в лесу на съедение волкам. И тебе предстоит научить их быть людьми. Частью общества.

Если по приезду в Королевство, ты войдешь в город без надлежащей тебе по статусу свиты, это уменьшит твои шансы на попадание в хорошую семью. Тебя возьмет, в лучшем случае кто-то, проклятый бездетностью. А это, как понимаешь, лишает тебя возможности отомстить всем тем, кто идет следом за нами.

Зелье туманило мой разум, а слова твари, которая выглядела как человек, говорила как человек, и имела человеческие, лишенные признака какого-либо безумия глаза, заползали в мысли.

Внутри меня вновь поднималось желание стать достойной Дочерью. Недавнюю свою жалость к детям я посчитала глупостью. В самом деле, моя цель – спокойная жизнь, со светлым небом над головой. А этим детям нужно научиться быть людьми так же, как мне Дочерью. И если мне предстоит трудный путь, кто сказал, что у них он должен быть легким?

Вглядевшись в мое лицо, Командир кинул на мои колени свой хлыст, на конце которого были вплетены маленькие острые металлические бусины, и приказал, - «я поеду вперед, впереди есть удобная поляна, чтобы пообедать, я подготовлю ее, а ты правь лошадьми, и следуй за мной. Если кто-то из них, - он кивнул на детей, - попробует сбежать, ты знаешь, что тебе следует делать».

Сказав это, он ускакал вперед, оставив меня одну на пустынной дороге.

Глава 8.

Я сидела в телеге, и молчала, не предпринимая никаких попыток никуда ехать. Дети так же молчали, продолжая сидеть, забившись по углам. Ведь это мой шанс. Шанс уехать, затаиться где-то, спрятаться. Припасов хватит надолго…

Глупо, дети будут меня задерживать, к тому же первый попавшийся разбойник, или просто мужчина, который посчитает, что мне совершенно не нужны ни телега с содержимым, ни моя жизнь, легко расправятся со мной. С этим хлыстом я хороша только против этих трясущихся малявок.

-«Фей, мы же уедем? Мы не поедем за ним?» – Дерай, младшая внучка нашего кузнеца жалобно смотрела на меня, осторожно прикасаясь пальчиками к моему плечу.

Пора учить их повиноваться. Не слишком хорошо будет, если я задержусь. Карт может решить, что я не очень-то благодарна за спасение и предоставленный шанс. Я знаю, в доме деда слугам не позволялась говорить, и прикасаться к хозяевам без разрешения. Не думаю, что в этом смысле ла’ары чем-то отличаются.

-Разве я тебе разрешала говорить? Тем более говорить мне, что делать? Разве я разрешала тебе меня трогать? И разве ты еще не поняла? Ты жива, только потому что из тебя может получиться человек. Пока что ты на уровне животного, даже не слуга. И я советую тебе крепко запомнить, что у тебя два глаза, и один из них тебе вовсе ни к чему.

С этими словами я тронула поводья, заставив лошадей продолжить путь по дороге.

Дерай ошарашенно смотрела на меня. Я не преминула добавить в голоса презрения и высокомерия.

И все же из нее, наверно, что-то выйдет, она почтительно склонила голову и молча отползла в свой угол.

Дорей, ее брат-близнец, отреагировал на эту сценку совершенно по-другому. Он завопил, буквально забился в истерике, - «Ты! Проклятая мертвячка, это все из-за тебя! Правильно отец говорил, что в тебя даже член совать неохота, ты отвратительная уродка! Как ты посмела унизить мою сестру!»

Он попытался броситься на меня, но Ирг, третий ребенок, и самый старший из них, почти подросток, ударил Дорея по голове обухом топора, который лежал в телеге для рубки хвороста и дров. Склонив голову, Ирг сказал, - «простите, госпожа, я не знаю как правильно к вам обращаться, и простите что действовал без вашего разрешения и говорю сейчас без разрешения, но я слышал, что сказал господин Командир, и я готов служить Вам всю свою жизнь, если она Вам нужна. Так же как и Вас, жители деревни ненавидели меня всю жизнь, только за то, что я рожден без отца. Хоть мы с матерью и сменили за мои двенадцать лет несколько деревень, но везде рано или поздно узнавали об этом, и везде, несмотря на то, что и я, и мать, честно трудились и не делали никому зла, нас начинали травить, а к матери начинали захаживать мужики, даже женатые, угрожая убить и ее, и меня. И я благодарен Вам, что вы согласились на то, чтобы я был Вашим слугой. Прикажите, что мне сделать с этим недочеловеком, посмевшим открыть свой поганый рот?»

Я пораженно смотрела на мальчишку. Они с матерью поселились у нас месяца два назад. Тарка, его мать, представилась вдовой, и вроде они со всеми ладили. Правда его мать умерла неделю назад где-то, зашиблась, когда упала головой на камень, полоская белье возле реки. Видимо, не сама она зашиблась. И, видимо, он так же, как и я, готов на все, ради возможности быть кем-то, пусть и в Королевстве Мертвецов.

«Я прощаю тебя», - долго молчать не было смысла, Дерай была готова набросится на Ирга, защищая брата, а если близнецы озлобятся, переломать их не получится, и придется одеть ошейники. Тогда моя свита будет слишком мала, это плохо.

-Свяжи его, на привале я накажу этого недостойного, когда он очнется. И следи за Дерай, если она вздумает ему помогать, свяжи ее тоже.

Ирг только лишь еще ниже склонил голову, принимая приказ, и споро принялся вязать руки и ноги младшего мальчика его собственным поясом от штанов.

Некоторое время мы ехали в тишине, но Дерай начала хныкать, а в ответ на это Игр влепил ей пощечину.

«Заткнись, - шипел он, - ты мешаешь госпоже!»

Какой самоуверенный, я про себя хмыкнула, и надменно сказала, - Разве я разрешала тебе ее бить? И разве ты ее господин? Отвечай, почему ты ударил ее!

Недоумению мальчишки не было предела.

-Но, госпожа, простите меня, но разве в доме вашего деда слуг не наказывали, если они своим плачем или стонами, или иным шумом докучали хозяевам? Разве она не мешала Вам?

Они оба уставились на меня, Дорей пока не пришел в себя, поэтому на меня смотрело всего две пары непочтительных глаз

«Да, это так, - я решила, что сейчас неплохой момент, чтобы окончательно разделить жизнь на до и после, - но вы не слуги в доме моего деда, а я не его внучка. Я Дочь королевства, а вы ла’ары. По крайней мере, за то время, пока мы едем, вам стоит четко это запомнить. И жить мы будем не по правилам, принятым в доме деда, и вообще на этой земле, а по правилам Королевства».

«Какие хорошие слова, - из густой тени, которую отбрасывали низкие ветви деревьев, склонившейся над дорогой, словно соткался Крат, - прекрасные, замечательные слова. И я крайне настоятельно рекомендую запомнить их самой очень, очень хорошо. Сворачивай за этими деревьями на поляну».

Ничем не показав своего удивления, я молча последовала туда, куда указывала рука Капитана.

Глава 9.

-Ты плохо справилась. Тебе надлежало сразу наказать этого никчемыша, а не связывать его, оттягивая неизбежное.

Крат достал из-под куртки странный медальон, имевший небольшие отверстия на одной стороне, и выпуклое утолщение на другой. Подобный же он снял с шеи одной из лошадей.

-Видишь это? Благодаря этой вещи я слышал все, что происходило, пока ты так медленно тащилась до поляны. Ты туго соображаешь, я думал, мне не придется повторять дважды. Научить их быть людьми только твоя задача, ничья больше. И наказывать своих слуг должна ты, а не кто-то другой. Но раз ты решила доверить мне столь ответственную задачу, что же, я покажу тебе сегодня, как правильно наказывать.

Схватив Дорей за волосы, он потащил его с телеги, немало не заботясь о том, что тот все еще связан. Мальчишка очнулся от боли, и заорал, пытаясь вырваться, но тем только делал хуже, попросту свалившись на землю, и сломав себе нос, чудом не свернув себе шею.

Не обращая внимания на слезы и крики мальчика, Капитан рассек кинжалом связывающую его веревку, вздернул на ноги так же, за волосы, и потянул к разожженному костру. Остановившись возле него, и отвесив оплеуху ребенку, Крат сказал ледяным голосом, - «Иди в костер».

-Нет, господин, пожалуйста, нет! Не надо!

Мальчик выл, вцепившись в руку злобного существа. Дорей не пытался уже вырываться, захлебываясь кровью из разбитого носа, и ошалев от оплеухи, он умолял своего мучителя.

-Я же спалю свои ноги! Я не смогу служить своей госпоже! Пожалуйста, не надо господин, я буду слушаться, я не буду ничего делать без разрешения!

-Иди в костер, или я засуну тебя туда целиком.

Мальчишка вновь принялся вырываться. Он был так панически напуган, что не соображал. Казалось, что еще мгновение, и Крат выполнит свою угрозу.

Дерай не выдержала. Она закричала своему брату, в надежде спасти тому жизнь, если не ноги.

-Дор, слушайся! Дор, ты же сам сказал, что будешь слушаться, иди в костер!

Я с некоторым уважением взглянула на эту девчонку. Близнецам было по семь лет, и они только-только вышли из детского возраста. Их растерянность, испуг, и безумную надежду на то, что все вернется так, как было, а произошедшее окажется страшным сном можно было понять. Обласканные, любимые, оберегаемые своей семьей, они не знали жестокости по отношению к себе, и не могли смириться с тем, что ее заслужили.

Даже удивительно, что Дерай настолько быстро сообразила, что старая жизнь действительно кончена. Видимо, ею двигало одно желание – выжить, и не потерять единственного оставшегося в живых дорогого ей человека.

Дорей обернулся на ее голос, и с мольбой смотрел на свою сестру. Его ужасало, что она заставляет его сделать немыслимое. Обида на кажущееся предательство сестры, настолько ошеломила его, что в детском порыве умереть, чтобы все подом стояли и плакали над его могилой, он шагнул в костер. Продержавшись буквально пару вдохов, он заорал, угли были страшно горячи. Именно в этот момент Крат выдернул его за шкирку из костра и бросил валяться рядом.

Присев на корточки рядом со скулящим мальчишкой, сломленным и раздавленным, Капитан тихо, но четко сказал, - сегодня был первый и последний раз, когда ты посмел неуважительно относиться к своей госпоже. Следующий раз, ты будешь стоять там, пока твои ноги не сгорят до колен.

Поднявшись, и отряхнув ладони с довольной улыбкой, словно выполнил какое-то незначительное дело, Кран весело обратился ко мне:

-Наверно, пришла пора тебе задуматься об имени, которое тебе предстоит взять. Ла’арам тяжело. Они думают, что ты все еще Фей, отверженная. Мне не хотелось бы, чтобы ты действительно приехала без свиты. А твои слова о том, что все изменилось, не очень-то отложились в их головушках, как я думаю. Лучше всего и для тебя, и для них, будет если Фейлетдин умрет.

Подумай, как следует, завтра с утра, я спрошу тебя, как тебя зовут.

«Ты, - он указал пальцем на старшего мальчика, - помоги своей госпоже спуститься, и отведи к костру, на одеяла. И займись готовкой. За тем кривым деревом ручей, крупа в мешке, завязанным синей лентой, в кожаном бурдюке масло, а в ящике, который поменьше других вяленое мясо».

«А ты, - тут он перевел палец на девочку, - в сумке, на которой ты сидишь, снадобья, зелья, мази, и чистые бинты. Возьми один бинт, смочи его жидкостью из пузырька с желтой пробкой, и обмотай ноги своего недалекого брата. Потом дай ему сделать глоток из фляги с синей пробки, и, как только он заснет, можешь перетянуть на одеяло и укрыть, пусть отлеживается».

«Ну а ты, - тут он опустил руку, и посмотрел на меня, видимо на Детей не вежливо показывать пальцем, - ты спустишься с телеги, и будешь сидеть рядом с костром, и запоминать первых десять символов Мертвого языка».

Подойдя к своей лошади, он достал из седельной сумки небольшую книгу, представляющую из себя несколько деревянных тонких пластинок, скрепленных в одном месте.

Отдав ее мне, он снова весело улыбнулся, - «Это – алфавит. И, обычно, Дети учат его лет с четырех. Ты же – практически взрослая. И должна быстро справиться.»

Мое холодное оцепенение начало сползать в этот момент, я снова начала чувствовать ужас, неправильность происходящего, и безмерную жалость к детям рядом со мной.

Недоуменно вытаращившись на книгу у меня в руках, я с удивлением спросила:

- Но как я их запомню, если я не знаю, как они звучат?

Обернувшись, увидев на моем лице эмоции, он нахмурился, и снова протянул мне флягу:

-Слишком быстро ты справляешься. Пей. И иди учи.

Вновь проглотив омерзительное зелья, я покорно позволила Иргу помочь мне слезть с телеги, и, усевшись у костра, уставилась в книгу.

Показать полностью
48

На волне постов "родители отобрали деньги из копилки/заработанное"

Я тоже копила в детстве, и несколько раз из моей копилки таскали - хлеба купить. Потом копить перестала. Не от обиды, просто не с чего копить было. Отнесла рублей 50 маме (хлеб 4.20 стоил), говорю - купи чего хочешь, я отдаю. Не очень поняла тогда, почему она плачет.

Я не хочу сказать, что у меня идеальные родители. Когда я была подростком, папа удивлялся - "надо же, уже вечер, а вы даже ни разу не поругались". Ругались из-за всего. Из-за того, как я должна выглядить, куда ходить, с кем дружить. Бросались друг в друга обидными словами. Иногда я думала просто уйти из дома (останавливало то, что куда я пойду-то, без денег, субтильная девочка), иногда думала о том, что если мама умрет (тьфу-тьфу-тьфу) меня наконец никто не будет дергать.

Лет только в двадцать ко мне пришло понимание, что мы просто хотим, чтобы одна на другую была похожа. Я - чтобы она на меня. Она - чтобы я на нее. И при этом мы разные. И каждая имеет право как ошибаться, так и право на извинения.

Сейчас меня мои детские обиды не режут. Я не чувствую боли, и это на самом деле, то, что я сделала усилие, а не просто эгоистично настояла "хочу по-моему, принимай как хошь", меня освободило.

Мы созваниваемся постоянно, спрашиваем друг у друга совета, ругаемся иногда друг на друга, или просто ругаемся, потому что вот все не в настроении. Но в общем и целом - мама для меня очень близкий человек.

Я выше буквально одну строчку о папе написала, но не потому, что он не участвовал никак, просто конфликтов с ним не было.

Мой замечательный папа учил меня лазать по деревьям, года 2-3 мне было. Я оторвала пуговицу тогда. Договорились маме не рассказывать. Пришли домой, мама такая "а чего пуговица оторванная? По деревьям лазала?" и я радостно "ДА!".

Помню квартиру, в который мне на стенах решали рисовать, потому что было просто краской покрашено (кооперативный дом, в 88 году сдался, внутренняя отделка помещений - зеленый, крашеный масляной краской низ, побелочный верх, как коридоры в общагах).

Помню как родители баловались, набирая в рот воды, и потом прыская друг на друга, а прятались за меня.

Помню, как папа учил рыбачить, а мама показывала, как пользоваться коромыслом.

Я что хочу сказать, у нас вместе было действительно много плохого. И все косячили, и я, и родители. И до сих пор косяка кто-то упарывает.

Но, по большому счету, если не лелеять собачку (мягкая игрушка, которую я отдала мальчику, у которого был день рождения, а у его отца не было денег на подарок), и найти в себе силы хотя бы постараться понять поступки своих близких, то и обижаться не на что.

Никто не идеален же.

Показать полностью
4

Я тоже хотю!

Вот тут

#comment_215031078

один из пикабушников оставил свое мнение по ряду вопросов.


Чуть ниже пикабушница ответила ему своим мнением, на этот ряд вопросов. Такой формат мне показался прям восхитительным. Аж целый список неоднозначных тем, скомпилированных как мнение одного человека, читая который, думаешь "Вот гад!", а потом "Не-не-не, не гад, норм чувак", а потом "Вот все же гад", потом снова "Нууу, в целом не гад", и диварусель [Каруван? Дивасель??] вращается... Вращается...


В общем, мне понравилось. Хочу так тоже. Предлагаю желающим присоединиться)).


Атеизм как и любая религия хорош ровно до той поры, пока не становится фанатичным, не хочет заработать на вас денежек, и не желает всем прочим "кровь-кишки-распидорасило".

У преступности нет национальности.

Дроздов интересен как популяризатор зоологии, как лектор, много и интересно рассказывающий о животном мире, но его взгляды на питание человека (вегетарианство) это уже из разряда мракобесия.

Чайлдфри просто люди, которые в силу различных обстоятельств не хотят брать на себя ответственность за воспитание и содержание другого живого существа, если только... (см. ниже)

Не называют детей личинками, таким нужна психологическая помощь.

Психология это наука.

Кредиты это просто финансовый инструмент, для тех, кто имеет хотя бы зачатки финансовой грамотности.

Голосовые сообщения это тоже просто инструмент, который должен подходить обеим сторонам.

Консоли это игрушка. Есть деньги на хотелку - ок, нет - ну значит нет.

Пиратить игры плохо, не предоставлять демо-версии, заставлять покупать бесконечные лут-боксы, донаты как необходимость тоже плохо.

Книги по Вархаммеру 40000 не читала, не любитель стрелялова.

Рейтинг на пикабу не важен, но иногда приятно видеть, что то, что ты пишешь кому-то нравится.

Быть девственником в 30 лет - ненормально.

Пикабу меняется, как меняемся мы сами. Основная аудитория взрослеет - соответственно меняются интересы, и как следствие наполнение.

Артемий Лебедев - вот я хз кто это, вообще политикой не интересуюсь (надеюсь, я про того Дроздова выше написала, это же ведущий "В мире животных"?).

Показать полностью
21

Фей из Темнолесья. Продолжение 1

Начало тут Фей из Темнолесья



Глава 4.

Обратная дорога в деревню заняла в двое большее время. Шаатдин хромал, да и еще к исходу второго дня начал заметно шататься, и странно подергиваться. Меня пугало в нем все. И то, что он шаатдин, и то, что он, очевидно, далеко не в порядке. Что будет, если он умрет? Не обвинят ли в этом меня? Мы не разговаривали. Я из-за страха, шаатдину, видимо, не хотелось утруждать себя разговором со мной.

До Темнолесья оставалось всего ничего, когда шаатдин упал. Щелкающие звуки раздавались из его груди. Глаза вращались, а из горла вырывался жуткий писк. Я замерла, не зная, на что решиться. Бросить его здесь, или пойти в деревню. Самым правильным решением казалось оставить шаатдина посреди дороги. Он умрет, и на этом все закончится. Но, в тоже время, мой приобретенный Дар. Кто знает, возможно и в мою голову кто-то сможет заглянуть, и увидеть мое преступление. Возвращаться в деревню казалось чистым самоубийством. Они убьют и меня, и шаатдина, слишком сильна ненависть, и слишком беззащитен он сейчас.

Я стояла и раздумывала, машинально крутя в руках медальон старухи. Квадратный, усыпанный множеством странных выступов, он был достаточно тяжелым. Я перебирала пальцами выступы, и один неожиданно поддался. Тут же из медальона в небо вырвался зеленый сгусток, и медленно пульсируя, завис высоко в небе над моей головой. Я, задрав голову, и открыв рот, некоторое время таращилась на него.

Шаатдин, затихший в тот момент, когда сгусток вырвался из медальона, заговорил, ломая слова.

- Жд.. По-ощь.

Очевидно, эта зеленая штука как-то позвала для нас какую-то помощь. Но вот только мы были рядом с деревней. И быстрее, чем нам кто-нибудь поможет, нас разорвут деревенские. Я уже видела, как толпа, потрясая вилами, направлялась в нашу сторону.

- Вста.. Мне надо. Под.. ми..

Уж не знаю, что он задумал, но я не могла придумать вообще ничего. Зеленая штука перемещалась за мной при любых попытках двигаться, так что я не могу убежать, наплевав и на дурацкого шаатдина, и на все эти безумные земли. Так что пришлось подчиниться.

Какой же он тяжелый. Как вообще кто-то может быть таким тяжеленным. У меня было ощущение, что я пытаюсь совладать с наковальней. Мне удалось поставить его на ноги, но мой живот отзывался тянущей болью, внутренности словно оторвали. И гребаный Мертвяк не хотел стоять сам, он опирался на меня всем своим весом, а я даже не могла его оттолкнуть, даже шевеление распространяло боль дальше.

Шаатдин же вовсе не обращал внимание на мое состояние. Задрав руку, он сжал в кулаке стеклянны шарик. Тот хрустнул, а нас окружила сияющая пелена.

- Три часа.

Что? О чем он, кто такие эти часы, и где они? В голове тысяча вопросов, но говорить у меня попросту сил. Я вижу, как подбегают деревенские. Дед впереди всех, он кричит, размахивая серпом. Но я ничего не слышу, только вижу его глаза, горящие лютой ненавистью. Он замахивается, и пытается опустить серп мне на голову, но пелена не пускает его. Понятно, она не даст нам быть разорванными этими людьми. А ведь я росла среди них…

И вот, я стою окруженная толпой. Щаатдин держит пелену, а держу шаатдина, а над нашими головами, мерно пульсирует сгусток, заливая все вокруг, в сгущающихся сумерках, зеленым светом.

Наверно, мне стоило показать медальон шаатдину раньше. Кара была права, я непроходимо глупа.

Глава 5.

Не знаю, сколько мы так простояли, мое сознание поплыло. Но сумерки обратились ночью. Деревенские не собирались расходиться, и один за одним пробовали различные способы до нас добраться. Кидали палки и горящие ветки, поливали водой, поджигали вокруг пелены сырую траву. Больше всех старались те люди, которых я все-таки считала своей семьей. Они словно стремились доказать, себе и окружающим, что не имеют со мной ничего общего.

Пелена начала странно пульсировать, стали слышны звуки с той стороны. Я слушала разговоры, и ужасалась кровожадности этих людей. Среди всех предложений, снять с меня кожу и вывесить как трофей, было самым безобидным.

Щелчки в груди шаатдина стали все реже. Думаю, он умирает, и пелена вместе с ним. Ну что же, я должна была умереть еще тогда, когда родилась. По крайней мере, у меня были эти годы. Смирившись, я закрыла глаза. Не хочу видеть, кто первым нанесет удар.

Внезапный чавкающий звук, хрипы и крики людей, заставил меня вновь взглянуть на окружающее. Вокруг пелены, уже почти полностью исчезнувшей, лежало то, что когда-то было людьми. Куски тел, изрубленные практически в фарш. Непонятно даже было, к какому телу принадлежит та или иная часть. Ужасный запах внутренностей, содержимого кишечника и крови бил в нос. Те, кто был от пелены чуть дальше, не пострадали, но в ужасе кричали. Те же, кто попытался бежать обратно в деревню, лишились ног по колено, и сейчас выли на земле, плача над своими обрубками.

Дед стоял в молчании, на границе изрубленный тел. Он, не шевелясь, смотрел в небо за моей головой. Обернувшись, увидела тех, кто был порождением мрака. Шаатдины, слуги Мертвых, стража Короля, Карающие. Трое, одетых в черные доспехи, верхом на небесных конях. Обнаженные клинки водяных лезвий ярко светились. Мне подумалось, что это наверно те три часа, про которые говорил «мой» шаатдин.

Голос, ужасный голос, низкий, как рык медведя, глубокий, как колокольный звон, по-шаатдински лишенный эмоций, раздался над поляной.

- За нападение на дознавателя Розыскной Службы и попытку убийства дочери Королевства Мертвых, всем здесь присутствующим положена смерть. Но, в таком случае, наш Король лишиться дани от вашей деревни. Это расточительно. Таким же расточительством будет позволить пропасть такому количеству мяса, которое мы уже любезно порубили для вас на куски. Несите дрова. Несите ваши самые большие котлы. К утру все должно быть съедено. Иначе на обед вы будете есть котлеты из свежеубитого скота.

От чудовищности его слов волосы шевелились на моей голове. Они не только убили четверть деревни за долю мгновения, но и наказывают остальных так, что для прочих деревень в округе Темнолесье навсегда станет проклятой землей, а они изгоями. Лучше бы было убить всех, чем заставлять близких пожирать друг друга. И к ним я хотела пойти? Они чудовища, я не хочу иметь с ними ничего общего.

Пока один из шаатдинов рассказывал людям о их участи, пелена окончательно рассеялась, и они опустились на землю рядом с нами. Двое отправились к деревенским, третий же, повернулся ко мне.

- Каковы повреждения?

Что же ответить, я ведь не знаю, как с ними общаться. Старуха настаивала говорить правду, но, если бы я знала, какую правду говорить… Ладно, если я буду просто коротко отвечать на вопросы, они не должны будут разозлиться. С дедом помогало.

- Дознаватель сильно поврежден. Я повреждена слабо.

В молчании, черный шаатдин подошел к нам. Он снял с меня дознавателя, и положив его на землю, даже не попытавшись ему помочь, вновь задал мне вопрос.

- Цель присутствия?

- Что? Я не понимаю.

- Причина местонахождения?

- О, Вы пытаетесь узнать, что мы здесь делали? Мы шли в деревню, чтобы взять лошадь и повозку, чтобы быстрее добраться до Королевства.

- Скорость играла роль?

- Дознаватель был поврежден, а меня надо доставить в Службу Защиты Интересов Детей.

- Ребенок? За нападение на детей Мертвых, всех виновных полагается сажать на кол. Финансовые потери не имеют значения.

Он отвернулся от меня, очевидно намереваясь сказать другим шаатдинам, чтобы они начали свою жуткую работу. Но мне уже стало невыносимо смотреть на смерти и кровь. Вся ночь была окрашена красным, разве недостаточное наказание понесли эти люди?

- Постойте. Я выросла в этой деревне. Они воспитали меня.

Шаатдин стремительно обернулся.

- Воспитали? Эти свиньи посмели удерживать у себя дочь Королевста? Что же, смерть для них слишком легкое наказание. Ты права, сажание на кол не подходит.

Глава 6.

Дознаватель все так же лежит на земле. Из его груди уже не раздается даже щелчков. Я стою рядом с ним, и просто смотрю на происходящее. Не в моих силах что-то изменить.

Деревенских забирают в Королевство. Как только они закончат есть, деревню сожгут, а люди пойдут к Мертвецам. На каждого одели ошейник ст’кела, теперь они как домашние животные. Даже не рабы – тех признают за разумных существ. Ст’кел же просто животное, в человеческой оболочке. Их используют, чтобы врачеватели проверяли свои яды и зелья. Некоторые дерутся на аренах. Кто-то становится средством удовлетворения похоти. И лишь единицы, как правило маленькие дети, оказываются в положении домашних зверушек.

Стать таким – участь хуже, чем смерть. Это непрекращающаяся пытка. И им не позволено умирать. Врачеватели Мертвых умеют делать из железа, кожи и земляного масла новые конечности. Умеют вставлять новые органы. В конце концов, спустя долгие годы боли ст’кел становится шаатдином. Бесконечно преданным своему хозяину слугой. И безумно жестоким. Даже сами Мертвые редко покидают свои города вместе с этими порождениями бездны. Исключение – Командиры Карающих. Эти Мертвые ведут шаатдинов за собой, соревнуясь друг с другом в изощренности наказаний.

Сегодня в Королевство отправится несколько десятков ст’келов. Их жестокость по отношению ко мне не идет ни в какое сравнение с тем, что ждет этих людей. Мне жаль их, но при этом я чувствую странное удовлетворение. Меня не покидает ощущение правильности происходящего. В конце концов, они так стремились вести себя как животные, что сейчас просто-напросто получили желаемое. Разве это не справедливо?

Скоро займется рассвет. Всю ночь я наблюдала, как ст’келы поедали тех, кто когда-то были их близкими и соседями. Поначалу, они смотрели с брезгливостью на варево в котлах. Действительно, воняло отвратительно. Но черный шаатдин вылил в котлы какое-то зелье, и запах стал вполне приятным. Когда же ст’келы начали есть, то по их лицам разлилось блаженство. Им понравилось. Этим животным понравилось. Может, зелье и изменило запах и вкус, но вряд ли оно способно удалить совесть. Только некоторые маленькие отказывались. Крат, тот шаатдин, который задавал мне вопросы, приводил их ко мне.

Оказывается, у шаатдинов есть имена. Когда врачеватель заменят последнее, что делает ст’кела живым, хозяин дает ему имя. С этого момента снимается ошейник, и навсегда исчезает боль. Ради этого момента ст’келы, которые уже долго живут, готовы на что угодно ради своего хозяина.

Крат мерно мне рассказывал об этом, пока мы ждали завершения трапезы.

- Ребенку надлежит учится. Первое, что должен усвоить ребенок – это устройство мира. Слушай, запоминай. Чем быстрее ты пройдешь адаптацию, тем безоблачней будет небо над твоей головой.

«Тучи не всегда закрывают солнце.» Как же часто она повторяла мне эти слова. И как часто оказывалась права. После ее смерти я осталась одна в этом мире. И если для того, чтобы солнце всегда мне светило, мне придется познать тайны Мертвых и их ужасающие ритуалы, выучить их мерзкие законы, ну что ж, я готова.

Главное, как я поняла, не показывать такие качества как сострадание и жалость. Мертвецы жестоки, и любые проявления человечности считают слабостью и животными инстинктами. Придется притворяться такой же тварью, но у меня нет выхода. Больше нигде нет места для меня в этом мире, кроме как в землях Мертвых. Все ненавидят нас, все хотят уничтожить. Даже любимая мамина Фейлетдин издала приказ уничтожать таких, как мы. Даже детей. Даже рожденных от насилия, тех, кто изначально рожден в страдании, она пощадить не желает.

Приготовления к отправке почти закончены. Я, те из детей, кто отказались поедать человечину, и мертвый дознаватель, который на самом деле не совсем мертвый, как сказал Крат, поедем в повозке старосты. Для нас приготовили припасы, хорошую одежду и одеяла. Крат будет сопровождать меня. Ст’келы же потащатся пешком. Двое других шаадинов будут следить, чтобы никто не посмел умереть. Когда они дойдут, у меня будет дом. Мне дадут в опекуны какого-нибудь шаатдина, чтобы он рассказывал мне об устройстве мира. А если я буду хорошо учиться, то его хозяин может меня усыновить. Как сказал Крат, обычно хватает пары месяцев, чтобы понять, достоин ли ребенок стать частью чьей-то семьи. О, я постараюсь. Я очень постараюсь, чтобы, когда животные дойдут, у меня была семья. И тогда куплю себе тех, кто все эти годы должен был любить меня. Разве не будет закономерным, позволить им служить мне?

Показать полностью
24

Фей из Темнолесья

Глава 1.

Меня зовут Фей. В детстве, мама говорила, что это в честь Фейлетдин, мудрой правительницы эльфов. Она помогла мне появиться на свет семнадцать лет назад. Мама не могла иметь детей, и пошла к Фейлетдин, та дала ей волшебное семечко, и я выросла у мамы в животике.

Красивая сказка, вот только правда в том, что восемнадцать лет назад на нашу деревню напали шаатдины, слуги Короля Мертвых, забрав урожай, покалечив нескольких мужчин, которые сопротивлялись, и надругались над незамужними девушками. Лекой и Ирдой, моей матерью и сиротой, которая жила в нашем доме из милости. Мы отказывались платить Мертвецам дань, пришли шаатдины, и объяснили старосте и главам семей, как они неправы.

Ирда тогда утопилась, не перенеся унижения, а мама осталась жить. Как она говорила, она не вручила им свою честь своими руками, насильно же такое не отнимешь. А раз так, не стоит горевать, жизнь длинная, и тучи не всегда закрывают солнце.

Замуж ее, конечно, никто не взял. А когда я появилась на свет, пропали шансы выйти замуж даже за чужака. Никто не хочет видеть в своем доме приплод Мертвецов. Даже дед не захотел. Меня должны были оставить в лесу, на поживу зверью, но мама не позволила. Ее не смутили ни мои седые волосы, ни бледная кожа. Как она сказала деду – у мертвецов не бывает таких чудесных фиалковых глаз, а раз так, значит я живая, и выкинуть меня преступление. Поэтому мне оставили жизнь. Но живем мы не в большом доме, а в маленькой землянке за сараем. Раньше там жили слуги, а после моего рождения мы с мамой.

За семнадцать лет я не покидала не то, что нашей деревни, а и собственного двора. Люди, завидев меня на улице, кидались камнями, поэтому попытки выйти за ограду я оставила еще в пять лет. Домашние тоже не питали ко мне никакой любви, терпели только ради матери. На мой десятый год дед приказал мне помогать слугам, чтобы отрабатывать его милость, а к двенадцати я работала наравне со слугами. Мама пыталась спорить, но дед пригрозил отвести и бросить меня в лесу, так что ей ничего не оставалось, как смириться. Она пыталась мне помогать, но ей не позволили. За то, что она вместо меня наносила воды в корыто для стирки, дед самолично ее высек, да так, что она неделю не могла встать. Ей оставалось только наблюдать, и рассказывать мне сказки о королеве Фейлетдин.

Вчера мамино сердце остановилось. Я стою над могилой и понимаю, что моя прежняя жизнь окончена. Мне не позволят остаться, а в лесу я долго не протяну. Несмотря на то, что сейчас разгар весны, и впереди лето, вокруг деревни бродят хищные звери, пара ночей, и не останется даже моих косточек.

- Ты долго собираешься здесь стоять? Дед тебя ищет.

Кари, моя двоюродная сестра, выглядела запыхавшейся. Видимо, бежала бегом, а раз так – значит дед разозлен.

- Иду.

Я повернулась и побрела к дому. Кари недовольно хмурилась, но мне было все равно. Сегодня меня выставят, поэтому нет смысла вести себя подобающе.

Хотя солнце светит ярко, отражаясь во множестве капель росы, пред глазами словно пелена, а там, где у людей бьется сердце, я ощущаю лишь пустоту и тишину в своей груди. Можно смириться, и просто умереть, это же не сложно. Но можно и попробовать пожить. Я могу отправится к Фейлетдин, в ее лес. Но наверно будешь лучше пойти к Мертвецам, по крайней мере никто не будет тыкать пальцем. Решено, соберу вещи и уйду. Тучи не всегда закрывают солнце, я найду свое место.

Пока раздумывала, дошла до дома. Во дворе никого не было, видимо все собрались рядом с дедом, чтобы понаблюдать как меня прогоняют. Еще бы, все-таки развлечений у нас не так уж чтобы много.

- Ты не торопилась.

Дед ухмылялся, ему нравилось происходящее, наконец-то он забудет о своем позоре. Забудет обо мне. Не удивлюсь, если землянку сровняют с землей.

- Разве есть смыл? Я прекрасно знаю, что ты мне скажешь. Поэтому, лучше пойду соберу вещи. Не нужно попусту сотрясать воздух, сегодня меня уже не будет здесь.

- Какие вещи? Девочка, о каких вещах ты говоришь?

- Свои вещи. Те, что дала мне мать.

- У твоей матери не было ничего, чего бы не дал ей я. А тебе я не давал ничего. И я бы не дал тебе даже того, что на тебе надето, но хватит грязи на моей семье. Иначе, ты ушла бы отсюда голышом.

- Тогда я заберу то, что сделала сама. По крайней мере это два платья. Гребень из ивы, что растет за рекой, на ничейных землях, и свой плащ, что связала из шерсти диких овец.

- Ну что же, у тебя времени до первой молитвы. Потом не обижайся.

Старый сучок рассмеялся. Молитва вот-вот начнется, если я не побегу, то не успею. На самом деле мне не так уж были нужны эти вещи, но под ножкой кровати матери был тайничок. Еще в детстве я прятала там оброненные во время вышивания сестрами бусины, надеясь, что когда-нибудь смогу нашить их и на свою одежду. Сейчас же там лежало несколько монет, которые удалось выручить матери, купив на ярмарке по заданию деда золотую нить чуть дешевле. Лежали металлические спицы, несколько крючков и иголок, веретено, и, самое ценное, ножницы. С этими инструментами я смогу заработать себе на жизнь. Главное, успеть.

Дед не преминет сделать напоследок пакость, поэтому то, что я буду уносить, обыщут, в одежду спрятать я ничего не могу. Обувь с меня снимут, она не прикрывает наготу, значит будет не нужна. Туда тоже ничего не положишь. Тело могут обыскать, так что остаются только волосы. К ним никто не любит прикасаться, а коса у меня на загляденье, несмотря на цвет.

Влетев в землянку, я кинулась к тайнику. Пришлось повозиться, но я все успешно запихала в прическу. Быстро завязав в плащ платья и гребень, сунула туда еще кружку с ложкой. Если я ничего не положу на виду, могут поискать тщательнее, а так у собачек будет косточка. Закончила я очень вовремя, пришли Кара с матерью.

- Ну что же, покажи, какие это вещи ты считаешь своими.

Вырвав из рук узел, Кара вытряхнула все на пол.

- Ну надо же, я не помню, чтобы речь шла о кружке и ложке. Решила напоследок нас обокрасть? Это твоя благодарность? Ты еще и тупая к тому же. Хоть бы под юбку спрятала.

Она рассмеялась. Кара была очень толстая, и ее смех выглядел отвратительно. Сотрясаясь всеми своими складками, широко раскрыв рот, она издавала звуки, похожие на ржание лошади.

- Тупая, тупая дура. Какая же ты тупая. Дед зря кормил тебя столько времени. Ты не нажила нисколько ума. Для семьи было бы облегчением, если бы ты умерла вместе со своей матерью.

- Вам, итак, облегчение, я же исчезну. Не стоит беспокоиться на этот счет.

Злобно сверкнув глазами, Илгас, Карина мать закричала, потрясая кулаками.

- Свинья, ты еще смеешь дерзить? Убирайся, сейчас же пошла вон, здесь нет ничего твоего! И скажи спасибо, что за воровство тебе не отрубят руки!

Я не стала спорить. Плащ, конечно, жалко, но до осени я сделаю себе новый. Самое главное я забрала. И повезло, что из-за злости никто из них не сообразил про ботинки.

Забил деревенский колокол, обозначая начало молитвы. Она коротка, поэтому надо спешить, если я все еще буду в деревне, по ее окончании, меня вполне могут закидать камнями.

Выскочив за ворота со всей поспешностью, отправилась прямо по дороге к большому тракту. Там и решу, вправо, к Фейлетдин, или влево, к Королю.


Глава 2.

Я иду уже полдня. Ужасно хочется пить, но реки или ручья рядом нет, а колодец на перекрестке, возле тракта, а дотуда топать не меньше, чем я уже прошла. Солнце сегодня шпарит по-летнему, мне бы укрыться, но, если остановлюсь, потом не встану. Остается только идти, вспоминая свою жизнь.

Перед глазами встают картины, полные страданий. Нет, меня не били часто, лишний раз ко мне брезговали прикасаться, но вот словами уничтожали при любой возможности. Если бы не мама, я была бы забитей самой шелудивой собаки. И беззащитней цыпленка.

Она учила меня держать спину прямо. Помню, однажды, когда я прибежала домой, в истерике заливаясь слезами, она рассказала мне историю про мудреца в обносках.

Жил мудрец, который был стар, и некому было о нем было о нем позаботиться. Детей у него не было, и из семьи никого не осталось. Дом его был ветхим, крыша текла, а постелью служили голые доски пола. Всю обстановку он продал, чтобы добыть пропитание. Он бы мог рассказывать истории, он много их знал, но никто не хотел его слушать. Одежда его была истрепана, обуви же не было вовсе. Однажды, когда он съел последний кусок хлеба, ему пришлось пойти просить подаяние, в надежде на помощь добрых людей.

Долго ходил мудрец, но ничего ему не давали. Только насмехались. Ведь он так ужасно выглядел, и плохо пах. Пригорюнился мудрец, и пошел к реке топиться. На берегу сидела русалка. Увидев мудреца, она спросила, что тот собирается делать. Услышав ответ, хвостатая рассмеялась.

- Мудрец, ты не можешь называться мудрецом. Потому что не видишь очевидного. Ты грязен и вонюч, никто не захочет помочь такому, как ты.

Мудрец возмутился.

- Как же я могу быть красив, если у меня нет денег на хорошую одежду, у меня нет денег на дрова, чтобы погреть себе воды и умыться. И нет денег, чтобы купить гребень, чтобы вычесать блох.

Русалка снова рассмеялась, и, махнув хвостом, прыгнула в реку, напоследок сказав,

- Ты сам себя видишь нищим, грязным и страшным. Кто же другой захочет увидеть тебя другим?

Призадумался мудрец. Ведь действительно, он уже настолько свыкся со своим образом, что забыл о собственном достоинстве. Поэтому никто не хотел его слушать. Ведь что может рассказать человек, который не хочет быть человеком, а уподобился зверю?

Не стал мудрец топиться, а решил, что хоть вода в реке и холодна, но он может в ней помыться, и постирать свое тряпье. Ракушкой он может срезать свою бороду и отросшие волосы. А о гальку можно сточить свои страшные длинные ногти.

Целый день провел он на реке. И возвращался в город уже под вечер. Но теперь люди смотрели на него с уважением. Потому что видели человека, который прожил долгую жизнь. А значит, он может рассказать много полезного. Теперь его захотели слушать.

Мне всегда нравилась эта история. Особенной ее окончание.

- Ты как тот старик, - говорила мама, - ты позволяешь грязи прилипнуть к себе, ты свыкаешься с ней. Только эта грязь, это все те плохие слова, что тебе говорят. Ты не можешь заставить грязь исчезнуть, но можешь не позволить ей налипнуть на тебя.

Милая мама, она видела во мне человека, даже когда я сама в себе не видела.

А уж как она старалась порадовать меня на день рождения. Однажды, она подарила мне вышитую жилетку. На серой, некрашеной ткани, сотканной из крапивы, она вышила мне золотые крылья, окрасив нить морковным соком. По борту вилась цветочная вязь, насыщенного бордового цвета, который дала свекла. А напротив сердца распускались цветы шиповника, фиолетовый цвет которых она получила, используя сок ягод ежевики. Это был самый восхитительный подарок из всех. В тот год луна впервые позвала меня, и маме хотелось сделать этот этап моего взросления значимым. Чтобы я запомнила не боль и стыд, а золотые крылья, которые вознесут меня над моей серой жизнью.

Никто не посмел отбирать подарок. Но дед запретил снимать жилетку при любой работе. Поэтому она быстро пришла в негодность, как я не старалась ее сохранить. Но все равно, я ношу ее до сих пор, залатанную, с выцветшими красками, но хранящую тепло маминой любви.

Что-то совсем я расклеилась. Хотя надо бы порадоваться. По крайней мере тому, что до колодца осталась всего сотня шагов. Я готова нырнуть в колодец, настолько жара меня доконала. Скорее бы уже.

Подойдя к колодцу, крутанула ворот. Напиться, быстрее напиться. Припав к ведру, напилась жадно. Умывшись, наконец перевела дух. Кто-то стонет?

Завернув за колодец, я увидела старушку. Старая, сморщенная и ссохшаяся, она смотрела в небо бесцветными глазами. Удивительно, как в ней еще теплилась жизнь. Но я не могу просто стоять и смотреть, может, я смогу сделать для нее хоть что-нибудь.

- Бабушка, что с Вами? Чем Вам помочь?

- О, дитя, само твое присутствие, уже помощь небес. Дай мне руку, я сделаю тебе подарок.

Протянув старушке руку, я вдруг ощутила, как миллионы иголок пронзают меня изнутри. Глаза ослепли, уши оглохли. Нос не чувствует запахов, а голову словно распирает горячая каша. Прошла вечность и один миг.

- Как же больно!

Мой голос скрипит, дыхание с трудом проходит в легкие.

- Принимать Дар всегда больно. Прости меня, но срок моей жизни подошел к концу. Я не смогла позволить умереть Дару вместе со мной. Он редок, таких как я, и как ты теперь, всего несколько сотен. И Дар очень ценен, он несет людям благо.

- Какой дар? О чем Вы?

- Дар менталиста, девочка. Ты сможешь увидеть то, что сокрыто другим.

- Менталист? Чтец мыслей? Я?

- По сути это не чтение мыслей, а образов. Ты сможешь найти потерянное, вспомнить забытое, отыскать правду, и вернуть путь заблудившемуся.

Голос старушки совсем ослаб. Дрожащей рукой она протянула мне медальон со своей шеи.

- Вот, возьми. Иди к Мертвецам. Иди в розыскную службу и покажи его. Когда-то я служила там, и обещала прислать свою ученицу, когда придет время. Я не успею тебя ничему научить, но скажу одно. Всегда, всегда говори правду. Этим ты сохранишь себя.

Вздохнув последний раз, старушка закрыла глаза. А ведь я даже не спросила ее имени. Но, по крайней мере, у меня теперь нет вопросов, куда держать путь. Я не могу выкопать ей могилу, но камней вдоль дороги предостаточно. По крайней мере вороны не выклюют ее глаза, а звери не растащат кости, большего я сделать не могу.


Глава3.

Вчера я провозилась до вечера. Идти ночью было глупо, так что решила заночевать возле колодца. А когда занялся рассвет, отправилось в путь. Натруженные вчера ноги болели, все же я не привыкла столько ходить. До Королевства Мертвых пешком я буду добираться несколько месяцев, так что это будет сложное путешествие. Еще и есть хочется. За несколько дней я не умру от голода, но хорошо бы повозка попалась. Тех нескольких монет, что у меня есть, должно хватить хотя бы на часть пути, но это было бы невероятным везением. В это время года, по своей воле, туда никто не отправится. Лучше всего сейчас подумать, смогу ли я поймать какую-нибудь птицу, возможно ящерицу.

Когда близилось время обеда, я подходила к следующему колодцу. Все же Мертвые держат свои дороги в порядке. Колодца встречаются довольно часто, на всем протяжении тракта. Если бы еще в колодцах плавала рыба… ах, от солнца мне наверно напекло голову.

Вытянув ноги, я развалилась на травке. Уже второй день, как я не слышу ничьих окриков. А первый же встреченный человек одарил меня. Может быть, в маминых сказках больше истины, чем я думала до этого. Пока что мир – не такое уж и плохое место. Задремав, я наслаждалась отдыхом, солнцем и тишиной.

Странное железное поскрипывание разбудило меня. К колодцу приближался шаатдин. Волосы на моем теле встали дыбом, руки и ноги отказались слушаться. Я с ужасом наблюдала, как он двигался. Шатаясь, и волоча ногу, именно он издавал скрипящие звуки.

Подойдя к колодцу, шаатдин присел на траву рядом с ним. Я затаилась, надеясь, что он меня не заметит.

- Кто бы ты не был, я тебя слышу. Ты так громко дышишь, что слышно, наверно во дворце Короля. Лучше тебе выйти, иначе я решу, что ты задумал дурное.

Его голос был ровным, лишенным эмоций. Непонятно, насмехается ли он, угрожает, или действительно, просто хочет узнать, кто я. В любом случае, у него что-то с ногой, он медленно двигается. Так что я подскочила и ломанулась бежать. Встреча с шаатдинами не сулит ничего хорошего. Убежала я недалеко. Буквально через десяток шагов раздался резкий свист и что-то острое впилось мне под лопатку. Я забилась в судорогах, не в силах победить свое тело, раздираемая болью. Стрела с молнией. Я слышала, что шаатдины поставили себе на службу различные силы природы, и часто приставала к матери, чтобы она рассказала мне больше. Вот и сбылось мое желание, по крайней мере, если он меня не убьет, я смогу оценить шутку судьбы.

Судороги прекратились спустя несколько мгновений, но мне по-прежнему было больно. Так что я просто валялась на земле, ожидая, пока шаатдин доковыляет до меня.

- Тебе повезло, у меня есть настроение поговорить. Иначе бы ты была уже мертва. У меня есть не только дротики с молнией, но и дротики с разрывным наконечником. Твоя голова разлетелась бы как тыква.

Жутко было слушать его голос. Все так же лишенный эмоций, он пугал сильнее, чем сами слова.

- Зачем тебе меня убивать, я просто испугалась.

- Испугалась? Разве твои родители не учили тебя, что служащих розыска следует не бояться, но приветствовать с почтением? Из какого ты района, и что делаешь так далеко от Королевства?

Вероятно, мои волосы ввели его в заблуждение. Он посчитал, что я Мертвая. Это первый раз, когда мой облик сослужил мне хорошую службу. Или нет, если шаатдин посчитает, что я намеренно пользуюсь этим, чтобы сделать что-то плохое.

- Моя мать ничего мне не рассказывала. И я не из Королевства. До вчерашнего дня моим домом было Темнолесье, деревня в дне пути отсюда.

- Деревня? И что же такая как ты, забыла в такой глуши? Твое место у ног Короля. Все Мертвые обязаны служить ему, никто не может уклониться. Или твоя мать сбежала с тобой от гнева Короля? Кто она, какое преступление совершила?

- Я не Мертвая, и моя мать не совершила никакого преступления. Она прожила всю свою жизнь в Темнолесье. И она человек.

- Даже если так, она обязана была отдать тебя в Королевство. Тебя бы воспитали подобающим образом. Твой облик ясно всем показывает, что ты не простая девчонка, ковыряющая пальцем в носу. Мне недосуг возвращаться, чтобы воздать ей должное, за ее преступление. Поэтому, я просто возьму тебя с собой. Сколько тебе лет?

- Скоро восемнадцатое лето, как я родилась.

- Еще и ребенок. Девочка, по законам Королевства, ты не можешь отвечать сама за себя. По крайней мере еще пять лет за тебя должен отвечать опекун. Я бы был рад сдать тебе Службе Защиты Интересов Детей, но у меня нет такой возможности. Пешком же мы будем идти очень долго. И меня обяжут быть твоим опекуном, раз ты столько времени пробудешь под моим надзором. Это плохой исход, мне недосуг возиться с детьми. Никогда не понимал этой глупой тяги некоторых, добровольно лишать себя свободы. Единственное, что избавит меня от этой печальной участи – если мы доберемся быстрее. Поэтому, сейчас мы пойдем в твое это Темнолесье, и там ты скажешь матери, что тебе нужна лошадь и повозка. За это я сохраню ей жизнь и закрою глаза на преступление. Вставай, иди вперед.

Боль отступила, но подниматься я не спешила.

- Она умерла. Моя мама. Позавчера ее не стало, а вчера меня выгнали из деревни. Я решила пойти в Королевство Мертвых, потому что не знаю, куда еще я могу пойти. Так что бесполезно возвращаться в деревню, никто не даст нам ни лошадь, ни повозку.

Я смотрела прямо на него, и он увидел, наконец, мои глаза.

- Смесок. Ну что же, тогда все понятно. Но все же ты не человек. И человеческие законы тебя не касаются. Эти земли платят дань Королю. И слово Короля здесь сильнее, чем любой глупый закон человечешек. Мы идем в деревню. У нас будет и повозка, и лошадь, и подобающая твоему статусу одеяние. Никто не смеет не уважать дочь Королевства. Даже если ты ничего из себя не представляешь.

Его голос странно ломался. Последние слова он говорил словно гудящий колокол. Видимо его ранение слишком серьезное, и спешит он только ради себя. Я просто удачно ему подвернулась. Ну что же, он мне тоже. Да и будет бальзамом на душу посмотреть, как дед будет лебезить перед шаатдином. Я встала, отряхнув юбку.

- Идем, я покажу дорогу.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!