Ketsalkoatlev

Электрик.

Мальчик лет 7-10 идет по дороге, за ним на веревочке лениво по лужам тащится игрушечный самосвал. Ребенок явно потерялся, но его это не беспокоит. Уже давно стемнело, прохожие, спешащие по своим делам под дождем, не обращают на него внимания. Проходит еще время, и он остается один на улице. Вскоре он слышит, доносящуюся издалека мелодию. Кто то одетый в яркую светящуюся куртку на перемигивающимся лампочками скейте катится ему навстречу. Догнав мальчика, он отдает ему самосвал, говоря, что тот его недавно потерял. Ребенок спрашивает его кто он, и получает ответ – «Электрик»: лампочки на скейте и куртке включаются на полную мощность, освещая все вокруг. «Разве не похож?». Мальчик смеется.

Электрик аккуратно привязывает недавно найденную машинку к доске, мальчик запрыгивает к нему на скейт, который удлиняется. Оттолкнувшись ногами, они летят на скейте с огромной скоростью, едва касаясь дорог, перепрыгивая по плоским стенам и крышам домов. Скейт закатывается в одно из открытых окон. В квартире без света сидит усталый парень, на его лице отсвечивается синий свет от раскрытого перед ним ноутбука. Рядом полная кружка уже остывшего кофе. Мальчик смотрит на этого неподвижного парня, затем в раскрытое окно на улице, замечая остановившиеся машины, а затем на уличные часы с замершей секундной стрелкой. И понимает в чем дело: его новый друг быстрее времени. Повернувшись обратно в квартиру, он видит, что электрик достает из рюкзака новенькую лампочку, аккуратно снимает голову парня, под которой едва светит тусклая лампа, вставляет новую, надевает голову обратно, хватает мальчика за руку и они убегают обратно через окно и останавливаются под ним на парящем скейте. Вновь слышен шум от машин, они подглядывают в окно, парень включает свет, закрывает ноутбук, звонит кому то и смеется. Электрик с мальчиком ударяют по ладоням друг друга.

Меняются люди и лампочки: тусклые наполняют рюкзак электрика, новые и яркие достаются людям. В одном из домов мальчик по ошибке вкручивает лампочку большей мощности какой то старушке. Они узнают об этом, когда старушка обгоняет их на летящей ступе и машет им метлой.

«Неужели все так просто и достаточно заменить лампочки? - Нет, ты же разговариваешь со мной, а другие даже и не догадываются о моем существовании. К тому же не у всех людей лампочки» Горящие яркими цветными огоньками колеса скейта вращаются и приводят в последний адрес на сегодня. Красавица, сидящая в приглушенном свете. Под ее головой скрывается люстра, словно из дворца, но в миниатюре, все лампочки тоже маленькие, некоторые неисправно мерцают, некоторые наоборот раскалены добела. У нее опять депрессия: он начинает работать. После того как работа сделана, она расправляет волосы и смотрит в окно, улыбаясь и думая, о том, что не все так просто, как ей иногда кажется.

Часы электрика показывают два часа ночи. «Твои родители, наверное, обыскались тебя – Ага». Перед тем как встать на доску мальчик оборачивается и смотрит на электрика, который говорит, что все понял и достает из кармана на штанах два горящих источника теплого света.

Снижаясь около дома ребенка, мигающий скейт начинает изменяться. Перемигивающиеся лампы превращаются в мигалки на крыше полицейского автомобиля, а одежда электрика изменяется на форму полицейского. Мальчик показывает ему большой палец вверх. Звонок в дверь дома. Взъерошенные уставшие родители открывают дверь полицейскому, начинают задавать тысячу ненужных вопросов, но время снова замирает на долю секунды, после которой они просто обнимают ребенка. Полицейский показывает ему две тусклые лампы, а ребенок показывает знак победы V.

Отъехав пару кварталов и оставшись сидеть в полицейской машине, электрик смотрит на ночные огни города, затем заводит ее и едет на опустевший к ночи открытый скейтодром к самой большой рампе, приобретая прежний вид. Затем поднимается на нее и начинает скатываться на скейте по широкой дуге, подпрыгивая вверх да неба, а затем до звезд, окончательно скрываясь из виду за одной из них.

Никак не могу привыкнуть к тому, что я бензин. Однако, это так. Огромная грязная черная автоцистерна без опознавательных знаков неторопливо привозит меня к заправке. Кассир-оператор говорит по громкой связи, что ничего не знает об этой поставке топлива, чем вызывает летящий массивный двузубец, который прибивает его к креслу, ломая большинство ребер. Я слышу их треск, так как его микрофон остался включен. Затем меня сливают в хранилище на заправочной станции, а цистерна уезжает, поскрипывая и освещая дорогу тусклыми иногда мерцающими фарами.

Первый желающий заправиться находит в кассе труп оператора, пробитый огромными двузубыми вилами. «П****ц, мне не пришлось платить за бензин!» - довольный говорит он своему пассажиру, надавливая на педаль газа машины, которая срывается с места. «Придется» - слышат они голос из бензобака, далее их тачка взрывается, подлетает в воздух и падает на крышу. Как в фильмах, мать их.

Затем заживо в машине сгорает таксист, испещренный татуировками. Тоже радовался, что не пришлось платить, и даже от жадности кроме бензобака наполнил мною канистру. Перед тем как его сжечь из этой канистры, я хотел поговорить с ним. Меня очень интересовала одна из его тату на шее, но музыка играющая в его такси испортила мне настроение и отбила желание общаться.

Какая красотка… Из ее кабриолета орет Joe Cocker & Eros Ramazzotti – «Baila Morena», вот это другое дело. Под кайфом, раза с десятого попав заправочным пистолетом в горловину бензобака, она заправляется мною, ржет, когда подходит к кассе и видит, что там внутри. И продолжает ржать, когда отъезжает от заправки. Она делает музыку погромче, а за тем обнаруживает на заднем сиденье меня и мы уже ржем вдвоем. Мне кажется, она все поняла. Перед тем как ее зажарить я рассказываю ей, какую-то смешную историю. Baila Morena, детка.

Потом горит какой-то рейсовый автобус, несколько междугородних, а легковушки я никогда не считаю, в них мало народу и мало удовольствия. Негде развернуться. Мотоциклистам в этом плане везет, я не размениваюсь на них.

Ночь. Сгоревшая заправка, обугленный скелет, с торчащими из него вилами, сидящий в кассе. Огромное количество полицейских машин, пожарных. Шум, переговоры по рациям, телефонам, бесполезная суета… Они открывают хранилище с бензином и обнаруживают там меня. Они видят как-будто человека, в длинном потертом пальто, от которого несет бензином. Задают какие-то идиотские вопросы, вроде того, как я сюда попал? Но резко останавливаются и смолкают, заметив бензиновые разводы на белках моих глаз, в которых нет зрачков. Я прошу зажигалку, чтобы прикурить. Получаю ее, чиркаю, дую на пламя. Как факир, сжигаю их всех дотла.

В зареве от пожаров, я сижу среди покореженных остовов машин, обгоревших трупов и наигрываю какой-то мотив на губной гармошке, до рассвета остается минут 15-20. Цистерна возвращается за мной, я забираюсь на нее, залажу внутрь, закрываю за собой люк и растекаюсь в своем привычном состоянии по всей ее емкости. Приятная усталость и покачивание цистерны движущейся в пекле к центру земли смаривают меня.

Глинобит.

Вспышки молний вдалеке, влажный воздух, садящееся солнце, подсвечивающее замершие в небе облака, я распаковываю свой стафф. Микшерный пульт, пара ноутбуков, что-то еще, а затем расставляю по периметру раскладного стола несколько амфор с микрофонами внутри, придающих глубокое обволакивающее и гипнотизирующее звучание моей музыке. Жители Экбатаны помогают мне разматывать провода и подсоединяют их к колонкам, способным сделать так, чтобы вся местность задрожала. Электричество для звука вырабатывается огромными динамо-машинами, приводящимися в движение сотнями мулов, двигающихся по кругу. После легкого касания одного из сосудов небольшой палочкой, вслушиваюсь в то, как звук распространяется по остальным. До начала остается четверть часа, я переворачиваю песочные часы, с последними песчинками которых традиционно начинается мой сет. Один из немногих любимых ритуалов в моей жизни.

Наблюдая за тонкой струйкой песка, вспоминаю недавнее выступление в Коринфе. Множество языков пламени от факелов, фыркающие породистые скакуны, украшенные золотом колесницы, гетеры, обмахиваемые листовидными опахалами на деревянных или костяных ручках, аристократы в гиматиях и стильный профиль моей Iso Fidia цвета терракоты, украшенной лепестками цветов ценителями моей музыки, роскоши, которой могут похвастаться только тираны и сатрапы крупных областей. Толпа, стоящая у входа в клуб с мощным, подсвеченным неоном, фризом в виде виниловых пластинок с трудом сдерживается конницей, гоплитами и отрядами наемных лучников: это не удивительно, последний глинобит я играл здесь очень давно, а билеты на эту вечеринку были раскуплены еще несколько месяцев назад. Говорят, что администрация полиса даже заказала дополнительный звук, лазеры и стробоскопы у враждебных македонцев в обмен на несколько сотен билетов.

Для меня этот вечер был примечателен лишь тем, что до его начала я встретил гонца Кира с приглашением в Вавилон, где представят мою статую из пентелийского мрамора, которая будет украшать центральную колонну в Храме Звука. Также он сообщил мне о маршруте нового завоевательного похода Кира, чтобы я смог проехать, не сталкиваясь со столь ненавистной мне войной. Менее чем через сутки после этого мне пришлось остановиться из-за разбитой дороги около этого древнего города мидийцев. Жители Экбатаны, услышав ритмы глинобита через приоткрытые окна, предложили мне перенести машину через этот участок на руках в обмен за небольшой сет. Почему бы и нет? К тому же у меня уже лет десять не было стихийных, не спланированных заранее вечеринок. Я не забывал, что совсем скоро здесь будут войска Кира, но у меня возникла симпатия к этим свободолюбивым людям, не оставляющих своего города перед самым могущественным стратегом, с которым мы познакомились в лучшие годы молодости.

В четырнадцать лет я уже неплохо играл на кифаре, затем скопил денег и приобрел первую драм-машину. Это было время моих треков с вокалом, использующим фрагменты гимнов Пиндара, но вскоре я понял, что это не мое и забыл о музыке на годы. Мне приходилось работать на судах, рынках и даже наемником, после чего я стал ненавидеть войны. Вся эта деятельность складывалась в мозаику звуков в голове, в которую я погружался вечерами: фрагменты пэанов, запевов гребцов, шумы торговли в полисах, а главное постукивание глиняной посуды при ее перевозке в телегах купцов. Вскоре я придумал название нового направления – глинобит и отправился в Фивы - центр клубной жизни и прогрессивного звучания.

Мои скромные сбережения целиком ушли на звукозаписывающую аппаратуру и комплект различных амфор для извлечения звуков. После этого начались эксперименты и поиски. Через какое-то время я познакомился с отличной вокалисткой, и мы решили устроить первый концерт. Эхо, гуляющее по стенкам древних сосудов, сэмплы с шумом городов и нежный тянущийся вокал нанесли удар по вечеринкам ди-джеев с музыкантами, играющими на традиционных инструментах. Вместимости клубов для моих выступлений уже не хватало, и я организовал первый ночной глинобит на стадионе. Это была моя вершина. Далее появились гастроли, мешки золотых декадрахм, мощная Iso Fidia и знакомство, позже переросшее в дружбу, с Киром, завоевывающим, как и я, города древнего мира. С той лишь разницей, что я осуществлял это с помощью музыки, а он – профессионально обученных, идеальных воинов.

В прямой тиаре и пурпурном хитоне с белой полосой, вытканной посередине, я стою босиком за пультом. Песочные часы давно замерли, микс продолжается уже несколько часов, в черном звездном небе остается пара-тройка светлых полос. Грозы. Впереди я вижу столбы пыли, поднимаемой колесницами Кира, но они меня не останавливают, как и жителей Экбатаны. Подойдя вплотную к городу, войско останавливается. Я знаю, что таксиархи не посмеют прервать мой сет и планируют начать атаку сразу после его завершения. Но никто не догадывается о том, что этот сет будет бесконечен.

Имитатор жизни.

Бесконечные двигающиеся лифты и эскалаторы в стеклянных зданиях. Толпы вечно спешащих людей. Динамичная пустота. На одной из лестниц я замечаю его, но как только становлюсь уверенным в том, кто он, он одевает панорамные темные очки и опускает шляпу, так что она принимает вертикальное положение, полностью скрыв его лицо. Я знаю, что тот, кого я сейчас пытаюсь догнать – имитатор жизни. Протискиваясь сквозь людей, я не успеваю за ним. Едва потеряв его из виду, встречаю его вновь за столиком в углу кафе и вижу предназначенный мне пригласительный жест рукой. Подхожу и сажусь напротив.

Я пытаюсь собрать все мысли, сводящиеся к такой нехитрой истине, что я просрал свою жизнь, что мне нужно вернуться назад, и я знаю, куда и когда именно. Также я знаю что после того момента в прошлом моя жизнь словно двигается в каком-то заданном направлении, где я ничего не могу изменить, и еще я знаю, что это направление контролирует, сидящий напротив меня собеседник. Он доживает за меня. Выслушав этот бессвязный рассказ, он пододвигается ко мне поближе.

Его голова оказывается напротив, мое внимание приковано к его облегающим темным очкам, сквозь которые видно три глаза, расположенные в ряд. Он аккуратно снимает очки, в это же время его глаза превращаются в три ячейки, как на игровых автоматах. Затем из его виска вырастает ручка как у «однорукого бандита», а его «глаза» начинают вращаться. Я дергаю за ручку, и мне выпадает 777. Он аплодирует, затем убирает руку в карман и достает из него до боли знакомые мне ключи от машины. Я буквально выхватываю их и бегу к выходу из здания.

Среди многих машин на парковке я сразу узнаю силуэт, который никогда ни с чем не спутаю – Impala 1996 года. Подхожу к ней, пульс учащается, сажусь внутрь и завожу ее. Выезжаю из города в направлении нужного мне места. Когда остается несколько километров, я выдавливаю газ до упора: в лобовом стекле время уносится назад. В нескольких десятках метров впереди такая же машина, со мною за рулем, но моложе. Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу, что тоже сбросил около десятка лет. Мне нужно просто занять место того парня едущего впереди.

Я почти догнал его машину, но не могу сделать последний шаг и просто еду за ней. Проходит несколько секунд, еще несколько, минута, несколько минут и я со всей силы жму на тормоз. С визгом и дымом от покрышек тачка останавливается, перед ней в бешеном темпе возвращается мое время: пространство, пролетающее сквозь нас, полная остановка. Я вернулся, сзади кто-то сигналит и орет, что я не еду, слегка надавливаю педаль и сворачиваю в ближайший двор какого то небольшого городка. Припарковавшись и выйдя из машины, вижу, как ко мне подходит имитатор жизни. Он вновь снимает темные панорамные очки, но в этот раз протягивает их мне, я надеваю их. В них две одинаковых черных машины, едущих недавно одна за другой. Но дальше все изменяется: вторая машина сливается с первой, ее заносит и она переворачивается, затем все отматывается назад и обе машины останавливаются, снова отматывается назад , и они едут параллельно. Пока моя рука тянется к очкам, чтобы снять их, в стекле проскакивают миллионы моих копий, делающих то же самое действие.

Сняв их, я оглядываюсь назад к машине: за ней уже стоит такая же, затем еще одна: бесконечный ряд одинаковых машин. В первой из них сидит парень с моим лицом, но он в ковбойской шляпе и курит сигару. Во второй тоже я, но с окрашенными синими волосами, я показываю ему большой палец вверх. Пока перевожу взгляд на третью машину, она успевает завестись, следующие за ней тоже. Они начинают попеременно сигналить. От этих звуков и ревущих моторов можно оглохнуть. Затем все машины начинают пробуксовывать на месте, двигаться и складываться друг в друга, собравшись в конце в моей. Сквозь ее опущенное стекло пассажирской двери, я вижу за рулем имитатора жизни, он открывает мне пассажирскую дверь, но я решаю остаться. Захлопываю дверь, слышу рев мотора, а затем машина срывается с места и просто растворяется в воздухе.

Из состояния оцепенения меня выводят какие-то хлопки, доносящиеся сверху. Кто-то по старинке выбивает на балконе пыль из ковра.

Corvette 2746

2747 год, в снаряжении римского центуриона с гребнем на медном шлеме я сижу в кресле капитанского отсека исполинского космического корабля и рассматриваю четыре вытянутых пальца-эквалайзера, переливающиеся разными оттенками в такт мелодии звучащей внутри меня. Флагман XIV победоносного легиона входит в область ZZ Z77/93-97, его устройства демонстрируют открытую переднюю верхнюю палубу, на которой ко мне спиной, облокотившись на поручень, стоит царица Береника. Шлейф ее длинного платья плавно приподнимается и опускается, словно от ветра, вопреки тому, что мы перемещаемся в холодной абсолютной пустоте Вселенной. Она медленно оборачивается в мою сторону. Так медленно, словно этот оборот продолжается всю жизнь.

Corvette.

- Корвет, как слышишь меня?

- Слышу тебя отлично!

2746 год, самый красивый сад, находящийся в созвездии недосказанности. Под сверкающими светилами всевозможных цветов, окруженный завораживающими звуками, я гуляю вдоль одной из парящих аллей. Удивительные представители отдаленных галактик, нежные стебли распускающихся цветов, полифония голосов, откликающихся на прекрасное, создают зарождающееся глубоко внутри особенное настроение. Улыбаюсь и смотрю вперед, общаясь с белым кабриолетом 1992 года, двигающимся ко мне навстречу сквозь время. Мои глаза давно ничего не видят, а мое восприятие – глобальная интеллектуальная система, транслирующая лишь то, что считает необходимым. Переключаясь с нее на моего собеседника, я вижу миры, проносящиеся перед ним и взгляд Корвета мне нравится куда больше. Может быть потому, что я искусственный, в отличии от него, а мои органы чувств – восстановленный синтетический продукт, соответствующий живому, но только лишь соответствующий. Прогулка завершается, мы находимся у границы сада. Медленно подхожу к автомобилю, капот открывается, под ним среди множества сложных сплетений различных систем содрогается небольшое сердце. Вытянутыми острыми прозрачными каплями красного цвета накрапывает дождь.

Береника.

В 2732 году я решил написать путеводитель по космическим пляжам, несмотря на то, что в XXVIII веке о существовании печатных туристических гидов не знали даже наиболее дотошные историки древности. Это был приятный период моей жизни, сопровождаемый теплом и лучами различных звезд, которые я ловил, развалившись на шезлонге передней верхней палубы. Для каждого межгалактического маршрута охотника за солнцем я придумывал приключения, связанные с полетами сквозь пульсирующие переменные звезды и сверхновые. Однако в действительности все эти места находил мой корабль, иногда его интеллект добавлял в них любительниц загара, вступающих в разговор со мной, но создать ее - было задачей, не имеющей решения. Она танцевала рядом на той же деревянной палубе моего наследника парусников - первооткрывателей неизведанного. Я так и не увидел ее лица и не услышал голоса, хотя встречал ее каждые сутки. Но только в моем воображении.

Карфаген.

Территория, пересекаемая флагманом не изучена. Считается, что она соединяет внутренний и окружающий мир любого существа и в ней имеется только одно измерение – чувства. Время и другие привычные категории здесь не действуют. Область ZZ Z77/93-97 предстает собирательным образом античности и настоящего, объединенных на территории Карфагена. Она стоит на носу замедляющегося покорителя космоса, передавая приветствие с помощью огненного телеграфа. Далеко внизу остаются грандиозные сооружения из камней и песка, где пентеры и триремы соседствуют с блестящими звездолетами. Тысячи горящих факелов на земле указывают координаты для посадки, но я понимаю, что мне не сюда. Отстегнув ножные латы и щитки, поднимаюсь наверх, где корабль и пространство вокруг сливаются в безграничную танцевальную площадку с гладким деревянным покрытием. В противоположной от меня стороне, освещенная миллионами лучей, танцует она. Зачарованный ее движениями, делаю шаг навстречу. К правильным координатам.

Осень, 2018. Заунывный электрический гул троллейбуса, в его окнах череда бетонных коробок и пыльная уходящая в никуда дорога. Бумажки, разносимые ветром по потрескавшемуся асфальту, втоптанные в землю редкие мутные цветные осколки от бутылок и блеклые смятые металлические пробки, похожие на погаснувшие звезды. Сойдя на очередной остановке, я иду сквозь пустынную промзону к серому безлюдному паркингу. На одном из его этажей стоит мой белый кабриолет, присаживаюсь на бордюр около него. Абсолютная тишина, нарушаемая биением сердца.

- Корвет, ты слышишь меня?

Л * * * * ь.

Серое. По бокам, сверху, везде захлопнутые окна. Одинаково серые. Перекресток с открытым корветом 92 года и мною за рулем. Неизменный красный сигнал светофора. На остальных трех дорогах стоят мастер уныния, мастер тоски и мастер безысходности. Вечная, не собирающаяся сдвигаться секунда. /Движение/ Ее сносит бесшумным и перемешивающим все взрывом. Вспыхивающим из ниоткуда. Освобождающим остальные секунды. Взрыв - это Она. Ее лучи ослепляют и изменяют, преломляя красный свет в белый. Слившись с машиной, бросаюсь за ней.

Пульс величайшего элемента, кидающий/подбрасывающий машину-меня. Настраивающий, проникающий в суть и запускающий все на самой глубине. Оживляющий. Становится плавно. Гладко. Слышен только шелест от колес. Скольжение в тишине. Корвет останавливается. Нарастающий шум издалека. Появляющиеся в воздухе нотки соли. Впереди нарастает стена. Стена-волна. /Если твоя встреча не будет допоздна, погуляешь со мной?/ Л * * * * ь - это волна.

Кабриолет выворачивает колеса и встает под углом к надвигающейся волне. Она совсем рядом. Ускорение. Перегрузка. Машина по диагонали устремляется вверх к пику волны, несмотря на то, что угол наклона становится отрицательным. Все замирает. Медленно начинается звездопад, усиливаясь, около меня с шелестом проносятся огромные звезды, а некоторые из маленьких звездочек приземляются на мои плечи. Осадки. Слова.

Пространство состоящее из мощных высоченных мачт, наверху которых покоятся спущенные паруса, некоторые уходят на столько высоко, что не видно, где они заканчиваются. Я иду сквозь них. Легкий порыв ветра. Легкий шорох парусов. С каждым шагом ветер нарастает, а паруса начинают разворачиваться и наполняться. Я не понимаю какой в этом смысл, ведь мы стоим на месте, но потом до меня доходит, что все это пространство двигается там, где мне не дано понять.

Вечер, весна, сквер в центре города. Черное прозрачное небо. Мачты-деревья с миллионами маленьких листьев-парусов. Фотография девушки с мороженным на экране телефона с диагональю 6.3 дюйма. Дюймовочка. Улыбается множеством улыбок. Кружится. Волна закручивает Корвет. Меня. Все паруса натянуты до предела. Дорога-жизнь-скорость-не оборачиваться-не останавливаться. Россыпь из трех слов. Всегда поднимающихся. Как рассвет. /Я тебя л***ю/. Сверхновая возникающая из 227 сохраненных изображений в телефоне, меня и связующего элемента. Сдвоенные задние фонари корвета разносятся подсветкой вечеринки на корме космического корабля - сверхновой. Сквозь стенки обшивки доносится бит. Под который 228 пассажиров входят в другое измерение.

Незаживающий ожог. Тонкая вьющаяся прядь волос. Сумерки. Волосы, повторяющие силуэт надвигающейся волны. Сквер. Прячешься в волосах, сливаешься с волной. Перегрузка. Стихия. Спокойствие. Цвета. Черта, отделяющая прошлое. Черта перед стартом.

Быть с ней в одном темпе. Искриться. Гореть. Стрелки скорости, нервов и сердца сдвигающие границы справа. Изматывает. Изнуряет. Невозможно выдерживать ритм. Скорость неумолимо снижается. Почувствовав это, она плавно, но ощутимо в одно некасание оставляет меня и уносится дальше, я отстаю от нее в клубящейся пыли и смотрю за ней вдаль. Высыхающие от летящего песка глаза. С замершим дыханием вижу, как она скрывается в точку, оставляя тонкий и глубокий порез внутри.

Россыпь из трех слов меняется: Ничего не существует. Оглушающая тишина. Сухость.