EliteAhhhh

Очень хочется поделиться, и очень страшно, я много раз видела , сколько 49.5 штучек эм...дарят?) авторам всяким и тп и тд.. а я не обладаю ни потрясающим юмором нашей Олз, ни пофигизмом к мусору в человеческой речи нашего Чистомена.
Я с детства обожаю рисовать, ещё пишу стихи, и часто на эти стихи в моей голове ещё музыка играет(я не психическая🤣)
Ещё я всегда неплохо пела, и с садика меня привлекали во всякие Снегурочки и конкурсы..увы, не отдали меня ни в художку, ни в музыкалку, ибо с братом надо было сидеть, а родителям нужно было работать. Я не осуждаю маму и папу, это мои родители, других у меня нет, но так было.
А в соседнем подъезде жила Ленка Трофимова, а у нее было пианино! Вот она мне показала где там у него доремифасоляси , бемоли, диезы..я стихи притащу, сяду за него и на слух давай музыку свою по клавишам тыкать, подбирать, а она записывает ноты, рядом стоит. А потом дома по шее получаю, что фигнёй занимаюсь, а могла бы и полы помыть!:)
Эх, Ленка, как сложилась твоя судьба..
В 17 я сбежала из дома, ибо надоело битой быть, но я родителей своих
очень люблю все равно, и за этот урок им тоже спасибо, зато сама себя выучила и всего в жизни добилась, годы тяжёлые были, но песни стабильно приходили в мою голову , как и раньше, иногда я пела их на свадьбах или каких-то праздниках, а вот рисовать было нечем и не на чем..
...Прошла куча лет, естественно, я выбрала простую земную профессию, а не вот это всё, ведь все творческие люди неудачники!!, как утверждали мои родители (легко уйти было, а вот слова их из головы выкинуть -на это годы ушли), но в голове моей так же рождались стихи, музыка, образы.. ну могла там ребятишкам в школе сказку полностью на стихи положить и сделать из нее мюзикл, все поют и счастливы, классу приз..но 2 года назад как-то взяла кисточку ..и понеслось. Я показывала картины, которые нарисовала, а люди захотели их купить. И это стало полной неожиданностью . И таким огромным счастьем, и не из-за денег, а что это кому то оказалось нужным. А я рисовала просто..чтоб появился выход этому..Потом купила и освоила графпланшет.
А потом я увидела колобка от нейросетей.
Я попробовала нейросети для своих стихов - ну не то! Музыка отстой. Видеоряд тоже отстой.
Тогда я решила что-то отрисовать сама, что-то сделать шедевриумом (кадры) и соединить это все мовавикой. Сложнее всего было с музыкой, но да здравствует виртуальное пианино!
Но не было микрофона писать свой голос, и вот тут ИИ помог, спасибо ему, но в ближайшее время куплю микрофон и начну свои песни писать со своим голосом.
И потом просто открыла канал на Ютубе.
Ещё раз повторяю я не профессиональный музыкант, возможно моя музыка кривая, стихи там тоже , видео ряд возможно какой то не такой. Но это мой мир. Я обожаю фентези, часто придумываю всякие истории в этом ключе (не пишу,просто придумываю), и тут я обрела возможность эти истории рассказывать.
Мне понравилось то, что я сделала. Никогда я не чувствовала себя т а к. Что я делаю то, что хочу сделать и получать от этого такой кайф..Песен будет много, вчера я выложила только две. Если интересно - заходите и смотрите. И слушайте. И если найдется хоть один, кому понравится, я буду очень очень рада. Сори за длинную предысторию)

Что-то вот захотелось написать про него) Просто лучший из лучших. Мой личный и самый любимый всю жизнь герой:)

1.Из дальних пределов, с бескрайних равнин, с бездонных слепых болот
Приносится Западный ветер, кружа, и в древние стены бьет.
О, ветер бродячий, какая весть летит на твоих крылах?
Где странствует ныне герой Боромир, в каких неизвестных краях?
- Я видел: скакал он чрез семь стремнин бурлящей седой воды;
Я видел: в сыпучих песках пустынь остались его следы.
Он скрылся на север, и с э1.тих пор я видеть его не мог,
Но Северный ветер быть может, слыхал героя стозвонный рог.

О, Боромир! С высокой стены я взор устремляю вдаль,
Но ты не вернулся с пустынных земель, и в сердце моём печаль.

2. С горячих и вспененных губ морских, от дюн, чей песок палящ,
Приносится Южный ветер, и в нем тоскующих чаек плач
О, стонущий ветер! Какую весть принёс сегодня ты мне?
Где странствует ныне герой Боромир? Быть может, в моей стране?
- На белых и черных морских берегах я видел, пока летел,
Отважных героев, багряный огонь, защитников правых дел.
Их много легло по пути на юг - искателей светлых вод,
Но Северный ветер, быть может, тебе счастливую весть несет.

О, Боромир! К дороге на юг я взором своим приник,
Но слышу лишь шелест печальных волн, и чаек тревожный крик.

3. Из северных стран, где врата королей, где в бездне шумит поток,
Приносится Северный ветер, трубя в холодный и чистый рог.
О, ветер могучий, какая весть пришла сегодня с тобой?
Где странствует ныне герой Боромир? Вершит ли жестокий бой?
- Я видел, вершил он неравный бой, я слышал призывный клич.
Я видел, как злая рука врага сумела его настичь...
И тело его приняла вода, умчав похоронный чёлн,
Героя укрыл Золотой водопад в каскаде летящих волн.

О, Боромир! Я смотрю туда, где ты погрузился в сон,
Я там, где поет Золотой водопад - с тобой... до конца времён.
Василий Шишов-баллада о Боромира, текст: Хелависа.

Осенью 2022 года, 14 ноября, произошла со мной история, которая до сих пор не отпускает, и о которой я никому не рассказывала. Был прекрасный, очень теплый и солнечный для нашего Питера день. Я только переболела ковидом, у меня был выходной, вобшем, согласился муж со мной в музей какой-нибудь съездить. Ну вот люблю я музеи. Вызвали такси, и уже в машине , я как всегда сижу сзади, таксист сказал, что тот музей, куда мы собирались, закрыт. Как только он стал говорить, я посмотрела в зеркало, обычно я не обращаю внимания на таксистов, просто вежливо здороваясь молчу и до свидания, но этот сразу голосом зацепил. Я его стала в зеркало разглядывать, оказался очень приятный и мужественный, спокойный мужчина, я бы сказала такой Воин на максималках по духу, типа Максимуса, да, я та ещё фантазерка.. Он предложил отвезти нас в Русский..дорога была неблизкая, и мы, как это бывает, когда встречаешь приятного собеседника, втроем разговорились. Выяснилось, что он, как и мой муж, военный пенсионер (опять не подвела меня чуйка), как-то слово за слово..не вязался его облик со среднестатистическим таксистом, одежда, манеры, речь, все было, как из другой какой-то жизни ... Нет, я ничего против таксистов не имею, дорогие ребята-таксисты! Просто было ощущение ,что оперный певец шаверму лепит, если вы понимаете о чем я, не складывалась картинка!
И вдруг он говорит, что буквально завтра уходит на СВО. Он служил в каких-то спецвойсках, и вот..уходит. А лет ему было около 44-48. Я смотрю оторопело, и первое, что брякаю, а как же вас жена отпускает то..А нет, говорит, жены уже. Не нужен ей оказался. И опять несрастуха. Как этот человек может быть несчастлив? Невозможно. Потом они болтали с мужем о своем военном, я просто сидела слушала и смотрела в зеркало на его лицо. Я всегда четко запоминаю лица людей, а его лицо я видела только кусочком, и в памяти вообще не осталось.
Уже столько времени прошло, а я довольно часто вспоминаю и все никак не могу забыть этого мужчину. Понимаете..ну не просто это был мимо проходящий для меня человек. В нем чувствовался Человек. И ещё что-то. Как будто в каком то параллельном мире я его знала ближе, что ли..настолько он мне был понятен, и просто настолько приятно было с этим человеком рядом находиться..не могу объяснять. Не влечение, хотя да,он мне показался симпатичным, но мало что ли мужчин приятных..вот как будто ты встретил кого-то родного и близкого. На полчаса. Может в прошлой жизни братан мне был, может отец, не знаю я..
Жив ли он, нашел ли счастье личное..
как же так бывает, что совершенно незнакомый, чужой тебе по сути , вдруг врезается в память, да так, что ты его помнишь потом годами..каких- то полчаса общения в такси..
..В музей мы сходили замечательно, я правда слабая ещё совсем была, часто садилась перед картинами и подолгу залипала в мазках, муж тихо психовал и выговаривал, как всегда ,что мы так и за полдня ничего не обойдем, ну да он всегда ворчит на меня, я уже привыкла за годы..обожаю сама рисовать, никакой школы нет у меня, просто так вот прихожу, смотрю, любуюсь, как великие это делали, а потом тоже как-то ищу свой мазок, свое сочетание красок, когда своё рисую(пишу сильно громко).

Не знаю, что это было. С мужем у меня все ровно, как и все эти годы, сразу отсекаю мысли, мол, несчастлива и тп. Я по жизни девочка хохотун, и какие бы не наступали черные времена, полоса у меня всегда только взлетная, походу жить в ощущении счастья, это наверно генетически передающаяся способность. Вспоминаю деда своего, после ГУЛАГа ссыльного, на вечном поселении в Сибири, а он всю жизнь так же хохотал, обожая людей и жизнь. А как мы с ним рисовали! Эх..дедуля сейчас в Книге памяти..
Работа у меня такая, что я вся всегда в людях по самое горло, их сотни проходят через меня, помощь разную получают..то есть и не недостаток общения память эту врезал мне в голову.
А вот я все вспоминаю этого прошедшего по краешку одного моего дня человека. Очень надеюсь,что он не погиб. Что он наконец-то нашел свое счастье, и больше нет грусти в его глазах. Мироздание, или кто там главный,прочитайте и помогите ему,где бы он ни был. И из головы моей его уберите.У меня , пожалуй, все. Всем счастья, ребята.

Старик Потапов умер через месяц после того, как Татьяна Петровна поселилась у него в доме. Татьяна Петровна осталась одна с дочерью Варей и старухой нянькой.

Маленький дом - всего в три комнаты - стоял на горе, над северной рекой, на самом выезде из городка. За домом, за облетевшим садом, белела березовая роща. В ней с утра до сумерек кричали галки, носились тучами над голыми вершинами, накликали ненастье.

Татьяна Петровна долго не могла привыкнуть после Москвы к пустынному городку, к его домишкам, скрипучим калиткам, к глухим вечерам, когда было слышно, как потрескивает в керосиновой лампе огонь.

"Какая я дура! - думала Татьяна Петровна. - Зачем уехала из Москвы, бросила театр, друзей! Надо было отвезти Варю к няньке в Пушкино - там не было никаких налетов, - а самой остаться в Москве. Боже мой, какая я дура!"

Но возвращаться в Москву было уже нельзя. Татьяна Петровна решила выступать в лазаретах - их было несколько в городке - и успокоилась. Городок начал ей даже нравиться, особенно когда пришла зима и завалила его снегом. Дни стояли мягкие, серые.

Река долго не замерзала; от ее зеленой воды поднимался пар.

Татьяна Петровна привыкла и к городку и к чужому дому. Привыкла к расстроенному роялю, к пожелтевшим фотографиям на стенах, изображавшим неуклюжие броненосцы береговой обороны. Старик Потапов был в прошлом корабельным механиком. На его письменном столе с выцветшим зеленым сукном стояла модель крейсера "Громобой", на котором он плавал. Варе не позволяли трогать эту модель. И вообще не позволяли ничего трогать.

Татьяна Петровна знала, что у Потапова остался сын моряк, что он сейчас в Черноморском флоте. На столе рядом с моделью крейсера стояла его карточка. Иногда Татьяна Петровна брала ее, рассматривала и, нахмурив тонкие брови, задумывалась. Ей все казалось, что она где-то его встречала, но очень давно, еще до своего неудачного замужества. Но где? И когда?

Моряк смотрел на нее спокойными, чуть насмешливыми глазами, будто спрашивал: "Ну что ж? Неужели вы так и не припомните, где мы встречались?".

- Нет, не помню, - тихо отвечала Татьяна Петровна.

- Мама, с кем ты разговариваешь? - кричала из соседней комнаты Варя.

- С роялем, - смеялась в ответ Татьяна Петровна.

Среди зимы начали приходить письма на имя Потапова, написанные одной и той же рукой. Татьяна Петровна складывала их на письменном столе. Однажды ночью она проснулась. Снега тускло светили в окна. На диване всхрапывал серый кот Архип, оставшийся в наследство от Потапова.

Татьяна Петровна накинула халат, пошла в кабинет к Потапову, постояла у окна. С дерева беззвучно сорвалась птица, стряхнула снег. Он долго сыпал белой пылью, запорошил стекла.

Татьяна Петровна зажгла свечу на столе, села в кресло, долго смотрела на язычок огня, - он даже не вздрагивал. Потом она осторожно взяла одно из писем, распечатала и, оглянувшись, начала читать.

"Милый мой старик, - читала Татьяна Петровна, - вот уже месяц, как я лежу в госпитале. Рана не очень тяжелая. И вообще она заживает. Ради бога, не волнуйся и не кури папиросу за папиросой. Умоляю!"

"Я часто вспоминаю тебя, папа, - читала дальше Татьяна Петровна, - и наш дом, и наш городок. Все1 это страшно далеко, как будто на краю света. Я закрываю глаза и тогда вижу: вот я отворяю калитку, вхожу в сад. Зима, снег, но дорожка к старой беседке над обрывом расчищена, а кусты сирени все в инее. В комнатах трещат печи. Пахнет березовым дымом. Рояль, наконец, настроен, и ты вставил в подсвечники витые желтые свечи - те, что я привез из Ленинграда. И те же ноты лежат на рояле: увертюра к "Пиковой даме" и романс "Для берегов отчизны дальней". Звонит ли колокольчик у дверей? Я так и не успел его починить. Неужели я все это увижу опять? Неужели опять буду умываться с дороги нашей колодезной водой из кувшина? Помнишь? Эх, если бы ты знал, как я полюбил все это отсюда, издали! Ты не удивляйся, но я говорю тебе совершенно серьезно: я вспоминал об этом в самые страшные минуты боя. Я знал, что защищаю не только всю страну, но и вот этот ее маленький и самый милый для меня уголок - и тебя, и наш сад, и вихрастых наших мальчишек, и березовые рощи за рекой, и даже кота Архипа. Пожалуйста, не смейся и не качай головой.

Может быть, когда выпишусь из госпиталя, меня отпустят ненадолго домой. Не знаю. Но лучше не жди".

Татьяна Петровна долго сидела у стола, смотрела широко открытыми глазами за окно, где в густой синеве начинался рассвет, думала, что вот со дня на день может приехать с фронта в этот дом незнакомый человек и ему будет тяжело встретить здесь чужих людей и увидеть все совсем не таким, каким он хотел бы увидеть.

Утром Татьяна Петровна сказала Варе, чтобы она взяла деревянную лопату и расчистила дорожку к беседке над обрывом. Беседка была совсем ветхая. Деревянные ее колонки поседели, заросли лишаями. А сама Татьяна Петровна исправила колокольчик над дверью. На нем была отлита смешная надпись: "Я вишу у дверей - звони веселей!" Татьяна Петровна тронула колокольчик. Он зазвенел высоким голосом. Кот Архип недовольно задергал ушами, обиделся, ушел из прихожей- веселый звон колокольчика казался езду, очевидно, нахальным.

Днем Татьяна Петровна, румяная, шумная, с потемневшими от волнения глазами, привела из города старика настройщика, обрусевшего чеха, занимавшегося починкой примусов, керосинок, кукол, гармоник и настройкой роялей. Фамилия у настройщика была очень смешная: Невидаль. Чех, настроив рояль, сказал, что рояль старый, но очень хороший. Татьяна Петровна и без него это знала.

Когда он ушел, Татьяна Петровна осторожно заглянула во все ящики письменного стола и нашла пачку витых толстых свечей Она вставила их в подсвечники на рояле. Вечером она зажгла свечи, села к роялю, и дом наполнился звоном.

Когда Татьяна Петровна перестала играть и погасила свечи, в комнатах запахло сладким дымом, как бывает на елке.

Варя не выдержала.

- Зачем ты трогаешь чужие вещи? - сказала она Татьяне Петровне. - Мне не позволяешь, а сама трогаешь И колокольчик, и свечи, и рояль - все трогаешь. И чужие ноты на рояль положила.

- Потому что я взрослая, - ответила Татьяна Петровна.

Варя, насупившись, недоверчиво взглянула на нее. Сейчас Татьяна Петровна меньше всего походила на взрослую. Она вся как будто светилась и была больше похожа на ту девушку с золотыми волосами, которая потеряла хрустальную туфлю во дворце. Об этой девушке Татьяна Петровна сама рассказывала Варе.

Еще в поезде лейтенант Николай Потапов высчитал, что у отца ему придется пробыть не больше суток. Отпуск был очень короткий, и дорога отнимала все время.

Поезд пришел в городок днем. Тут же, на вокзале, от знакомого начальника станции лейтенант узнал, что отец его умер месяц назад и что в их доме поселилась с дочерью молодая певица из Москвы.

- Эвакуированная,- сказал начальник станции. Потапов молчал, смотрел за окно, где бежали с чайниками пассажиры в ватниках, в валенках. Голова у него кружилась.

- Да, - сказал начальник станции, - хорошей души был человек. Так и не довелось ему повидать сына.

- Когда обратный поезд э - спросил Потапов.

- Ночью, в пять часов, - ответил начальник станции, помолчал, потом добавил: - Вы у меня перебудьте. Старуха моя вас напоит чайком, накормит. Домой вам идти незачем

- Спасибо, - ответил Потапов и вышел

Начальник посмотрел ему вслед, покачал головой.

Потапов прошел через город, к реке. Над ней висело сизое небо. Между небом и землей наискось летел редкий снежок. По унавоженной дороге ходили галки. Темнело. Ветер дул с того берега, из лесов, выдувал из глаз слезы.

"Ну что ж! - сказал Потапов - Опоздал. И теперь это все для меня будто чужое - и городок этот, и река, и дом".

Он оглянулся, посмотрел на обрыв за городом. Там стоял в инее сад, темнел дом. Из трубы его поднимался дым. Ветер уносил дым в березовую рощу.

Потапов медленно пошел в сторону дома. Он решил в дом не заходить, а только пройти мимо, быть может заглянуть в сад, постоять в старой беседке. Мысль о том, что в отцовском доме живут чужие, равнодушные люди, была невыносима. Лучше ничего не видеть, не растравлять себе сердце, уехать и забыть о прошлом!

"Ну что же, - подумал Потапов, - с каждым днем делаешься взрослее, все строже смотришь вокруг".

Потапов подошел к дому в сумерки. Он осторожно открыл калитку, но все же она скрипнула. Сад как

бы вздрогнул. С веток сорвался снег, зашуршал. Потапов оглянулся. К беседке вела расчищенная в снегу дорожка. Потапов прошел в беседку, положил руки на старенькие перила. Вдали, за лесом, мутно розовело небо - должно быть, за облаками подымалась луна. Потапов снял фуражку, провел рукой по волосам. Было очень тихо, только внизу, под горой, бренчали пустыми ведрами женщины - шли к проруби за водой.

Потапов облокотился о перила, тихо сказал:

- Как же это так?

Кто-то осторожно тронул Потапова за плечо. Он` оглянулся. Позади него стояла молодая женщина с бледным строгим лицом, в накинутом на голову теплом платке. Она молча смотрела на Потапова темными внимательными глазами. На ее ресницах и щеках таял снег, осыпавшийся, должно быть, с веток.

- Наденьте фуражку, - тихо сказала женщина,- вы простудитесь. И пойдемте в дом. Не надо здесь стоять.

Потапов молчал. Женщина взяла его за рукав и повела по расчищенной дорожке. Около крыльца Потапов остановился. Судорога сжала ему горло, он не мог вздохнуть. Женщина так же тихо сказала:

- Это ничего. И вы, пожалуйста, меня не стесняйтесь. Сейчас это пройдет.

Она постучала ногами, чтобы сбить снег с ботиков. Тотчас в сенях отозвался, зазвенел колокольчик. Потапов глубоко вздохнул, перевел дыхание.

Он вошел в дом, что-то смущенно бормоча, снял в прихожей шинель, почувствовал слабый запах березового дыма и увидел Архипа. Архип сидел на диване и зевал. Около дивана стояла девочка с косичками и радостными глазами смотрела на Потапова, но не на его лицо, а на золотые нашивки на рукаве.

- Пойдемте! - сказала Татьяна Петровна и провела Потапова в кухню.

Там в кувшине стояла холодная колодезная вода, висело знакомое льняное полотенце с вышитыми дубовыми листьями.

Татьяна Петровна вышла. Девочка принесла Потапову мыло и смотрела, как он мылся, сняв китель. Смущение Потапова еще не прошло.

- Кто же твоя мама? - спросил он девочку и покраснел.

Вопрос этот он задал, лишь бы что-нибудь спросить.

- Она думает, что она взрослая, - таинственно прошептала девочка. - А она совсем не взрослая. Она хуже девочка, чем я.

- Почему? - спросил Потапов.

Но девочка не ответила, засмеялась и выбежала из кухни.

Потапов весь вечер не мог избавиться от странного ощущения, будто он живет в легком, но очень прочном сне. Все в доме было таким, каким он хотел его видеть. Те же ноты лежали на рояле, те же витые свечи горели, потрескивая, и освещали маленький отцовский кабинет. Даже на столе лежали его письма из госпиталя - лежали под тем же старым компасом, под который отец всегда клал письма.

После чая Татьяна Петровна провела Потапова на могилу отца, за рощу. Туманная луна поднялась уже высоко. В ее свете слабо светились березы, бросали на снег легкие тени.

А потом, поздним вечером, Татьяна Петровна, сидя у рояля и осторожно перебирая клавиши, обернулась к Потапову и сказала:

- Мне все кажется, что где-то я уже видела вас.

- Да, пожалуй, - ответил Потапов.

Он посмотрел на нее. Свет свечей падал сбоку, освещал половину ее лица. Потапов встал, прошел по комнате из угла в угол, остановился.

- Нет, не могу припомнить, - сказал он глухим голосом.

Татьяна Петровна обернулась, испуганно посмотрела на Потапова, но ничего не ответила.

Потапову постелили в кабинете на диване, но он не мог уснуть. Каждая минута в этом доме казалась ему драгоценной, и он не хотел терять ее.

Он лежал, прислушивался к воровским шагам Архипа, к дребезжанию часов, к шепоту Татьяны Петровны, - она о чем-то говорила с нянькой за закрытой дверью Потом голоса затихли, нянька ушла, но полоска света под дверью не погасла. Потапов слышал, как шелестят страницы, - Татьяна Петровна, должно быть, читала Потапов догадывался: она не ложится, чтобы разбудить его к поезду. Ему хотелось сказать ей, что он тоже не спит, по он не решился окликнуть Татьяну Петровну

В четыре часа Татьяна Петровна тихо открыла дверь и позвала Потапова. Он зашевелился.

- Пора, вам надо вставать, - сказала она. - Очень жалко мне вас будить!

Татьяна Петровна проводила Потапова на станцию через ночной город. После второго звонка они попрощались. Татьяна Петровна протянула Потапову обе руки, сказала

- Пишите. Мы теперь как родственники. Правда? Потапов ничего не ответил, только кивнул головой. Через несколько дней Татьяна Петровна получила от Потапова письмо с дороги.

"Я вспомнил, конечно, где мы встречались, - писал Потапов, - но не хотел говорить вам об этом там, дома. Помните Крым в двадцать седьмом году Осень. Старые платаны в Ливадийском парке. Меркнущее небо, бледное море. Я шел по тропе в Ореанду. На скамейке около тропы сидела девушка. Ей было, должно быть, лет шестнадцать. Она увидела меня, встала и пошла навстречу. Когда мы поравнялись, я взглянул на нее. Она прошла мимо меня быстро, легко, держа в руке раскрытую книгу Я остановился, долго смотрел ей вслед. Этой девушкой были вы. Я не мог ошибиться. Я смотрел вам вслед и почувствовал тогда, что мимо меня прошла женщина, которая могла бы и разрушить всю мою жизнь и дать мне огромное счастье. Я понял, что могу полюбить эту женщину до полного отречения от себя. Тогда я уже знал, что должен найти вас, чего бы это ни стоило. Так я думал тогда, но все же не двинулся с места. Почему - не знаю. С тех пор я полюбил Крым и эту тропу, где я видел вас только мгновение и потерял навсегда. Но жизнь оказалась милостивой ко мне, я встретил вас. И если все окончится хорошо и вам понадобится моя жизнь, она, конечно, будет ваша. Да, я нашел на столе у отца свое распечатанное письмо. Я понял все и могу только благодарить вас издали".

Татьяна Петровна отложила письмо, туманными глазами посмотрела па снежный сад за окном, сказала.

- Боже мой, я никогда не была в Крыму! Никогда! Но разве теперь это может иметь хоть какое-нибудь значение И стоит ли разуверять его? И себя!

Она засмеялась, закрыла глаза ладонью. За окном горел, никак не мог погаснуть неяркий закат.

Автор: Константин Паустовский