Уже давно на Пикабу бушуют кармические войны между правопатриотами у которых все враги и западнолибералами, которые говорят "да нафиг эта ваша Россия кому сдалась." Не менее жаркие споры вызывают и исторические пути развития России. Почему мы так "не очень живём"? То ли климат плохой, то ли ленивые, то ли враги мешают, то ли воруют все. В этой связи предлагаю обратить внимание на книгу Фёдора Нестерова "Связь времен". Не смотря на то, что эта книга была написана в советские времена и в ней содержится много ссылок на марксистко-ленинскую идеологию, нельзя не признать, что в ней собран интересный исторический материал и дана оригинальная трактовка этому материалу. В данном посте приводится краткий разбор книги с соответствующими выводами. К сожалению пост итак получился очень длинный, поэтому многое из интересного в него не вошло, поэтому рекомендую всё-таки прочитать её самому.
Тег "Политика" ставлю, потому что затрагиваются вопросы связанные с отношением к России и другими странам. В общем, устраивайтесь поудобнее, мы начинаем.
Введение:
Во введении, автор рассматривает особенности Октябрьской революции и изучения Российской истории за рубежом. Анализируя высказывания и выступления различных советологов, писатель приходит к выводу, что "Однако дальнейшее знакомство с западной буржуазной историографией России очень скоро отбивает всякую охоту шутить. Эксцентричности, повторяемые с педантичной последовательностью и возведенные в систему, перестают казаться забавными, вызывают сначала скуку, а потом и отвращение. Ровно нет ничего смешного в их политической тенденциозности, которая, как шило из мешка, вылезает сквозь претензии на научную объективность." В трудах советологов русский народ рассматривается лишь как объект истории, а не как её субъект и всегда находится в чьей либо зависимости. Тогда, говоря о победе в гражданской войне, автор задаёт справедливый вопрос "Одно из двух: либо пресловутая русская отсталость обладает мистическим свойством время от времени преобразовываться в колоссальный импульс энергии, либо в недрах отсталой России скрывалось нечто такое, что позволило ей, несмотря на отсталость, победить. Но что именно? "
Часть первая
Между Европой и Азией:
В данном параграфе, автор анализирует войны, которые пришлось вести России в Средние Века и приходит к выводу, что "«Быть или не быть?» — этот вопрос, никогда не возникавший ни перед одним из западноевропейских народов, с грозной простотой и неотвратимостью встал перед Русью." Анализируя положение России автор делает вывод, что в XII-XVI вв. Россия значительно уступала своим основным противникам по количеству людских ресурсов, прибавочного продукта, который можно потратить на вооружение, качестве вооруженных сил, испытывала дефицит в железе и не имела естественных преград на границах. Именно в этих особенностях и кроется причина использования долгое время народного ополчения, которое в Западных странах, начиная с реформы Карла Мартелла постепенно сходит на нет. Количеством пытаются хоть как-то искупить недостаток качества. Справедлвиы и слова автора "....только военное решение могло разорвать путы, сковавшие экономический рост страны, и обратно — только преодоление экономической отсталости делало военное решение возможным. И в обоих случаях произошло невозможное: Русь в XV веке свергла золотоордынское иго, а Россия в XVIII вышла к берегам Балтики. Спрашивается, какой же неизвестный фактор, какая скрытая величина действовали здесь? Что позволило Русскому государству дважды разжать, а потом и разорвать сдавливавший его порочный круг? Иными словами, каким был ответ Москвы на тот исторический вызов, который по необходимости вынужден был принять русский народ?"
Ответ Москвы:
Здесь автор сравнивает Россию с другими западноевропейскими государствами и делает вывод, что "Итак, «своеобразие» Московии в большинстве случаев оборачивается свойствами, роднящими Россию с той или иной западноевропейской страной. Это и понятно: вся Европа, от Атлантики до Волги, в течение средних веков прошла, раньше или позже, через одни и те же этапы развития феодального способа производства и соответствующие этим этапам формы государственного устройства.".
Тем не менее у России были свои особенности главная из которых: "Реализация же военного потенциала сверх обычной нормы (обычной для остальной Европы) в течение нескольких веков предполагала, во-первых, сосредоточение политической власти, необходимой и достаточной для того, чтобы брать у народа и правящего класса столько труда и крови, сколько нужно для достижения жизненно важных целей; и, во-вторых, устранение всех и всяких правовых ограничений, которыми в обычных условиях сословия феодального общества ограждают свои интересы от посягательств монархической власти."
Это и есть один из истоков прочности Российского абсолютизма (о другом будет сказано ниже), который сумел тяжким трудом и мобилизацией широких слоёв населения объединить страну и построить систему крепостей, для охраны постоянно расширяющихся границ (помним, что у России не было естественных преград на границах).
"Ёще одно уникальное свойство московского государственного порядка проявляется постоянно в беспрерывной череде войн." И здесь главную роль сыграла дисциплина: "Именно дисциплина, военная и политическая, и явилась тем «тайным оружием», которое Москва бросила на чашу весов истории и которое склонило эту чашу в пользу России." Признавая благое дело централизации автор, в то же время, цитирует Герцена: "«Необходимость централизации, — писал А. И. Герцен, — была очевидна, без нее не удалось бы ни свергнуть монгольское иго, ни спасти единство государства… События сложились в пользу самодержавия, Россия была спасена; она стала сильной, великой — но какой ценою?…Москва спасла Россию, задушив все, что было свободного в русской жизни»". "Но начинается взлет Москвы — и вечевые колокола замолкают один за другим: вместо граждан ей..., нужны лишь «работники» и «солдаты»." Именно здесь и следует искать пресловутые истоки отсутствия в России развитой системы прав и свобод и гражданского общества.
В конце писатель задаёт вопрос "Но только ли благодаря им, благодаря государственной централизации и политической дисциплине, были одержаны ее решающие победы?" и переходит к третьей силе, которая позволила выиграть Россией спор с историей и которую зачастую недооценивают.
Сила патриотизма:
Этот параграф даже нельзя пересказать, его просто надо прочитать. Кто не хочет читать всю книгу прочтите именно этот параграф, слишком многие слова в нём вызывают слёзы гордости. В общем, автор, на примере ряда сражений и войн, анализирует поведение русских людей при встрече с врагом и приводит примеры потрясающего героизма. Один пример с осадой Смоленска чего стоит.
В конце данного параграфа автор делает потрясающий вывод "Вот, собственно, ключ к пресловутой русской загадке. Он кроется в особом отношении русского народа к своему государству, в безусловном служении ему… Русские «чувствуют себя частицей одной державы». Для нее, если требовалось, они оставляли на произвол судьбы нажитое добро, поджигали свои дома, оставляли на гибель родных и близких, отдавали ей столько крови, сколько нужно, чтобы вызволить ее из беды. Взамен платы не спрашивали — они не наемники. Таким-то узлом и завязалась Россия." Здесь кроется ключ к истокам раздражающего либералов раболепного отношения народа к государству.
Многонациональная Россия:
Как явствует из названия, в данном параграфе раскрываются истоки объединения малых народов вокруг русских и отсутствие долгое время в России серьёзных национальных противоречий.
Он признаёт, что как и страны Запада, Россия была многонациональным государством, вела захватнические войны и присоединяла к себе тем или иным способом территории с проживающими на них народами. Далее автор, говорит, что "Своеобразие многонациональной России лежит в иной плоскости. Первое ее отличие от империй Запада заключается в том, что своим возникновением она обязана не только и даже, быть может, не столько завоеванию, сколько мирной крестьянской колонизации и добровольному присоединению к ней нерусских народов." Отсюда делается вывод о малых противоречиях между русскими и коренным населением, в отличии от колоний западных стран, которые которые покорялись силой и население которых изначально рассматривало захватчиков как врагов.
"Другой характерной и отличительной чертой Московского государства и Российской империи было действительно добровольное вхождение в их состав целого ряда народов, заселяющих огромные области: Белоруссии, Украины, Молдавии, Грузии, Армении, Кабарды, Казахстана и др. История никакой иной европейской или азиатской империи не знает ничего подобного. Вестминстерский дворец, скажем, никогда не видел в своих стенах посольства, прибывшего с просьбой о включении своей страны во владения британской колонии."
И тут автор делает правильный вывод - "Русское государство, постоянно страдающее от недостатка как рабочих рук, так и рук, умеющих владеть мечом и копьем, стремится не вытеснить, а, напротив, поставить себе на службу людские ресурсы побежденного противника. Потому-то Россия, отстаивая свое существование, никогда не вела войн на истребление. Она предпочитала превращать бывших врагов в своих верных слуг." "Создание многонациональной державы, сочетающей в себе народы различных культур, верований и традиций, предполагает наличие потребности в этом с той и другой стороны. Москва, получив ярлык на великое княжение, потому преуспела в своей объединительной миссии, что умела поставить общерусский интерес выше своего местного".
Говоря о правовом положении представителей нетитульной нации и расхожем выражении "Россия - тюрьма народов", писатель заявляет: "В России бесправие не было уделом только «инородцев». Крепостное право являлось «привилегией» русских, украинцев и белорусов, то есть «природных русских», с правительственной точки зрения. Рекрутчина всей тяжестью ложилась на тех же «природных русских» и лишь в годы чрезвычайных наборов распространялась также на народы Поволжья. Русский народ в «тюрьме народов» был не тюремщиком, но заключенным."
В этом параграфе также приводится ряд средневековых историй, которые позволят читателю заценить суровость средневековых времён.
Часть вторая
Верность истории:
В данном параграфе идёт краткий пересказ основных положений первой части. Опять же кому лень читать всё, можете прочесть хотя бы это.
Самодержавие и русский народ:
Здесь исследуются особенности российского абсолютизма и корни его прочности. Рассматривая поведение русского солдата в критических ситуациях делается вывод, что русский солдат - лучший солдат, благодаря сочетанию патриотизма, храбрости и дисциплины. "Но это же редкостное сочетание храбрости с послушанием определяло не только внешнюю военную мощь царской России, но и до поры до времени незыблемую прочность царского престола в самой России".
Русские императоры, в отличии от западноевропейских могли спокойно опираться не только на знать, но и на простой народ ибо "ибо опирались они на мощную политическую традицию, восходящую еще к Московскому царству. Русский патриотизм отличался от всякого иного своей беспредельной и безусловной, то есть не требующей ничего взамен, верностью государству.!
В конце данного параграфа автор пишет "Подобно тому как монах уходил из мира, порывая все кровные связи с ним, становился рекрут под знамя с двуглавым орлом. И он был горд этим знаменем, был горд тем, что на его долю выпала высокая честь послужить России, что он отныне не человек своего барина, а слуга царю. Он просто не поймет своего «доброго» генерала, когда тот предложит ему участие в дворцовом перевороте в обмен на послабление по службе: он не наемник, он не торговался перед тем, как принести присягу, и он останется ей верен до конца. Ему нечего терять, ему не на что надеяться, и ему ничто не страшно — вот почему он встретит, не дрогнув, вражеские ядра, вот почему, простреленный и порубленный, он будет стоять, пока держат ноги, и, умирая, целовать ствол своего ружья. Самодержавие было сильно русским патриотизмом — страшной реакционной силой, пока он служил царю."
Три поколения
Немного нудный параграф, в котором исследует борьба русских революционеров с российским царизмом. Рассматривая народные движения в России и на Западе автор пишет: "Отличия сводились главным образом к одному коренному: на Западе классовая борьба велась в рамках правового государства, по необходимости принимала вид борьбы за сохранение, упрочение и расширение сословных прав. Но там, где классовый конфликт развертывается на правовой почве, остается широкое поле для компромисса между угнетателями и угнетенными, и великая задача уничтожения всякой эксплуатации разменивается на частные вопросы правового ограничения и регулирования этой эксплуатации." Однако русские выступления, например Болотникова или Пугачёва, отличались бескомпромиссностью: "Крестьянские армии Болотникова и Разина, Булавина и Пугачева не посылали парламентеров к противнику, не заключали с ним перемирий, не вступали в переговоры относительно удовлетворения их требований. Да и о чем договариваться? Именно потому, что русский мужик слишком долго терпел и слишком многое выносил на своих плечах, ему не нужны были частные уступки. Он хотел всего: земли, воли и полной расплаты за перенесенные унижения."
Далее автор делает интересно замечание "Однако социальный радикализм крестьянских движений в России всякий раз сочетается с крайним политическим консерватизмом (вплоть до революции 1905 года, когда под идейным влиянием пролетариата русский мужик впервые преодолел в себе слепую веру в «батюшку-царя»)." Отсюда растут ноги и у всеми нами знакомого "за хорошего царя, против плохих бояр. " "По понятным историческим причинам чувство это (патриотизма) должно было сосредоточиваться и сосредоточивалось нa царе как на воплощенном символе национального единства. Объективное противоречие между национальным характером и классовой эксплуататорской сущностью Российского государства преломлялось в сознании народа так, что вся безграничная преданность этому «светлому государству», что «сияет… ако солнце в небе», все надежды на конечное торжество справедливости, все чаяния обездоленных и угнетенных сходились к личности государя, окруженного радужным ореолом народной сказки, а классовая ненависть, еще темная и неосмысленная, направлялась против царских слуг, «изменников бояр и бар». За многие века многострадальная и мужественная Россия накопила в народных недрах огромный революционный потенциал, да только ключ от этого порохового погреба оставался долгое время в руках царизма." Автор верно подмечает, что на Западе все эти графы и бароны могли спокойно резать друг друга в междоусобных войнах и зачастую нафиг посылать короля, так как особой угрозы их нации не было. В России же любое ослабление центральной власти приводило к тому, что к её телу слеталась куча падальщиков. То есть пока ты занимаешься войной с царём за свои права и привилегии, южные пределы уже грабят кочевники и Турция, с запада уже наседает кичливая Польша, а с севера прихватывает территории Швеция. В самом деле, трагическая безысходность. Также, характерной чертой русских народных выступлений, становится самозванство, что на Западе не играло особой роли.
По вышеперечисленным причинам не преуспели и революционеры в XIX в. Царизм сохраняя за собой ключи от патриотизма смог законсервировать своё существование. Вместе с этим начало стагнировать и общество с экономикой, что привело к концу XiX в к отставанию России от стран Запада по сравнению с XVIII в.
Здесь же приводится многочисленные примеры поведения русских людей, которые презирая опасность добывают великую честь для России. Переходя к XX в. автор делает интересный вывод: "И сегодня в облике нашего современника мы узнаем лучшие черты соотечественников, живших 100, 200, 500 и более лет назад. В этих чертах угадывается живая связь времен и поколений. Национальный характер, как и всякая сущность, то есть нечто устойчивое, нечто повторяющееся в многообразии сменяющих друг друга явлений, есть величина относительно неизменная. И она в ходе исторического процесса может принимать противоположные знаки. Размах колебаний в нашей стране между ее отрицательными и положительными значениями отличался необыкновенной для Европы широтой. Оттого-то царская Россия XVIII–XIX веков служила пугалом для западных революционеров и либералов, а в XX веке Россия Советская приводит в трепет либералов и реакционеров всего мира, как сила революционная и революционизирующая." То есть, говоря понятным языком, отсутствие многих гражданских институтов понятных для западных граждан, является не следствием лени русского человека или его комплекса раба, а следствием национальных особенностей складывающихся на протяжении долгого времени и выражающихся в постоянной борьбе России просто за факт своего существования.
Октябрьская буря:
Здесь сначала даётся анализ революции 1917 с точки зрения господствующей тогда идеологии. Если кратко, то говорится о русском интернационализме и причинах, по которым в Европе не грянула социалистическая революция и почему Россия вообще приняла участие в ПМВ.
Затем раскрывается отношение народа к большевикам в годы гражданской войны. Для начала исследуется вопрос о выборе сделанном офицерами. Главным итогом этому может послужить следующее: "В июльские дни в Ревеле «их благородия» были готовы выполнить секретный приказ Временного правительства о потоплении большевистских кораблей. Но именно потому, что столь цинично-резко был здесь поставлен выбор между эгоистическим классовым и общенациональным интересом, политическое размежевание среди морского офицерства к концу сентября было уже полным." "Многие бежали из-под власти Центробалта и от «засилья матросни». Но для тех, кто остался (а их было не так мало), слова старого адмирала (Развозова) о готовности любой ценой защитить честь России выражали смысл жизни. И они поднимались в капитанскую рубку, чтобы под контролем комиссара Центробалта вести корабль на смертный бой в защиту революционного Петрограда. Их выбор был сделан: живыми или мертвыми, они навсегда останутся со своим народом." Здесь перед офицерами был такой же выбор, как и у эмигрантов во время Второй Мировой Войны. Либо ты за Россию и тогда признаешь любую центральную власть, либо против России и тогда ты вступаешь в классический союз "против" хоть с нацистами, хоть с милитаристами, хоть с самим дьяволом. Пускай и в меньшей степени , но с подобной трагедией столкнулись и офицеры при распаде Советского Союза.
Далее исследуется отношение простого народа к новой власти. Автор правильно отвечает, что в основной своей массе крестьяне восприняли новую власть настороженно. "«Колебания мелкобуржуазного населения там, где меньше всего влияние пролетариата, обнаружились в этих районах (южных и западных, охваченных контрреволюционными выступлениями) с особенной яркостью:сначала — за большевиков, когда они дали землю и демобилизованные солдаты принесли весть о мире. Потом — против большевиков, когда они, в интересах интернационального развития революции и сохранения ее очага в России, пошли на Брестский мир, «оскорбив» самые глубокие мелкобуржуазные чувства, патриотические. Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам особенно там, где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым ценам… В последнем счете именно эти колебания крестьянства, как главного представителя мелкобуржуазной массы трудящихся, решили судьбу Советской власти…" Логично, юг - это плодородные земли и изобилие зерна, которым можно выгодно торговать, восток - никогда не знал крепостного права, земли там было много и крестьяне культурнее и богаче своих коллег в центральной полосе. Естественно, что большевиков, с их требованиями, видали там в гробу. Однако именно интервенция, по мнению автора, всколыхнула чувства патриотизма в простом народе и привело к полномасштабной партизанской войне против оккупантов и лиц их поддерживающих.
Далее автор приводит в пример богатое село - "Казанку" находящееся в Приморье и бывшее местным культурным и деловым центром. Автор задаёт сакральный вопрос "Чем же казанковцы остались недовольны?" И очень хорошо на него отвечает: "Многим. Очень многим. Владивосток стал каким-то чужим от великого множества красивых иностранных мундиров. На рынке, правда, английские, американские, японские, французские, итальянские, чехословацкие офицеры, а иногда и солдаты за каждую беличью и соболиную шкурку давали в два-три раза больше, чем обычные скупщики, но даже эта самоуверенная манера брать, не поторговавшись как следует, почему-то не нравилась. А тут еще рассказы соседей по прилавку о том, что на прошлой неделе американский матрос в порту застрелил русского мальчика, что несколько японцев на глазах у всех среди бела дня забили прикладами до смерти дряхлого старика корейца, что местные жители должны теперь, когда в трамвай входит иностранный военный, вставать и уступать ему место, что по селам, где располагаются японские гарнизоны, расклеены распоряжения комендатуры, предписывающие русским при встрече с японцем остановиться, снять шапку, поклониться и сказать «здравствуйте!», что радиостанция на Русском острове передана американцам, что склады казенного имущества перевозятся в Японию, что в Хабаровске ежедневно расстреливают десятками пленных красногвардейцев, что по ночам желтый поезд Калмыкова останавливается на мосту через Амур, и там личная охрана атамана кавказскими кинжалами и шашками рубит и сбрасывает в реку заключенных, которых устала пытать, что… — да мало ли чего наслушаешься теперь в городе? Им-то, казанковцам, какое до всего этого дело? Их село стоит с краю, не его грабят, не в их малолеток стреляют, не их стариков избивают, не их жен и дочерей насилуют, не их сыновей берут на прогулку калмыковцы в свой поезд. А что до казенного имущества, то только дурак не урвет его, коль представится случай. Какая им до него печаль? Так-то оно так, да только ласковый шелест долларов и иен почему-то больше не веселил слух, и — что за наваждение! — все чаще представлялось мужичкам, что пересчитывают они не рубли, не доллары и не иены, а иудины сребреники."Далее говорится, что "Никакой экономический анализ не даст ответ на вопрос, почему этот коренной перелом в настроениях основной толщи дальневосточного крестьянства произошел... Но все страхи Казанки уже окончились 15 декабря. До этого солнечного морозного дня она колебалась, прекрасно понимая различие между мирным богатым торговым селом и селом партизанским. Она знала участь, уготованную последнему: разграбленное добро, исполосованные спины стариков, застреленные подростки, изнасилованные женщины, дети на пепелище своих домов. И она согласилась на все, лишь бы остаться со своим народом. Поколебавшись, посомневавшись, пересчитав вынутые из тайников патроны и гранаты, она шагнула вперед и оставила все колебания, сомнения и страхи по ту сторону роковой черты. Бодрая, легкая, самоуверенная встала Казанка во весь рост, щелкнув затвором. Дерзость казанковцев питалась сознанием того, что, хотя их село и далеко от Москвы, но составляет часть той же великой державы, что сами они плоть от плоти великого народа. За высокую честь пришла пора платить высокую цену — ну что же, они за ней не постоят, да ведь и другие такие же русские люди не уклонятся от уплаты.".
Затем приводится интересный пример: "В декабре 1917 года, когда на Дальнем Востоке власть перешла в руки Советов, выборы в Учредительное собрание, произведенные согласно принципам буржуазной демократии, показали, что в этом крае за большевиками идет не более 10 процентов избирателей. Но эти десять процентов, представлявшие пролетариат и беднейшее крестьянство и обеспечившие большинство коммунистов в Советах, оказались решающей политической силой, без особого труда подавившей все выступления местной буржуазной контрреволюции. Делом, не словами доказали Советы свое превосходство над парламентаризмом, якобы выражающим «волю народа», ибо, когда пришла пора скрестить штыки, Советы имели за собой все те же десять процентов, Учредительное собрание гораздо меньше, а без малого 90 процентов не выходили из роли довольно безучастного свидетеля пробы сил.Настроения сторонников «чистой демократии» в создавшейся ситуации с полной искренностью выразил меньшевистский лидер Агарев, крикнувший с трибуны Владивостокского Совета, обращаясь к большевикам: «Вам терять нечего! Вы хотите гражданской войны! Хотите сорвать Учредительное собрание! Мы знаем, сроки вашего торжества коротки! Там, — он поднял руку и указал в сторону океана, — там некто третий решает вашу судьбу».
И долгожданный «третий» явился. Железной пятой подавил красногвардейцев, разгромил из пушек Владивостокский Совет, загнал «узурпаторов»-большевиков в концлагерь и под надзором корабельных орудий провел месяц спустя после переворота «свободные выборы» в городскую думу. Предсказание Агарева как будто сбылось.
Только вот беда: результаты этих выборов «защитникам русской демократии» в иностранных мундирах пришлось аннулировать. Абсолютное большинство (62 процента) голосов избирателей было подано за коммунистов — за тех самых, что дожидались смерти за колючей проволокой. Мелкобуржуазные слои во Владивостоке, шедшие ранее за эсерами и меньшевиками, резко повернули налево. Даже профсоюз приказчиков призвал своих членов голосовать за большевиков. Им бы, приказчикам, только радоваться росту деловой активности под крылом у интервентов, так нет, туда же — предпочли опыт социального самоубийства перспективе отдать русский Дальний Восток заокеанскому «третьему».
Ну и наконец центральный вывод всей книги - следующий "Централизация, дисциплина, самопожертвование. Мы знаем теперь, где кроются исторические истоки этих свойств русского народа, которые составляют его сущность. Мы знаем, какое историческое прошлое кристаллизовалось в этой сущности. Утвердилось русское государство страшными средствами: рабством, кнутом, казнями гнали народ русский к образованию огромной империи, сквозь строй шел он на совершение судеб своих. Сердиться на прошлое — дело праздное; живой взгляд состоит в том, чтоб равно воспользоваться силами, хорошо ли они приобретены или дурно, кровью ли достались или мирным путем." Данный вывод очень хорош для ответа тем, кто призывает Россию каяться. Плати и кайся, плати и кайся, вот центральный референ многих политиков. Кайся за все "смертные грехи" совершенные Россией, при это не вздумай говорить о скелетах в шкафу других стран.
