AAIvanov

В пятницу, после работы мы с бригадой собрались выпить. Один из наших слесарей уходил в отпуск, и по традиции, проставлялся.

Ну, выпили по первой, по второй, расслабились, закурили. Завязался общий разговор. Все заговорили со всеми. Напротив меня Юра, сварщик лет пятидесяти, старожил бригады и Саня, лет двадцати семи, новенький, устроившийся месяца три назад. Но ещё не ставший своим в бригаде. Характер вроде нормальный, и по работе претензий нет, но мужики своим его пока не считали. Присматривались.

Утром на работе Сане понадобились плоскогубцы, и он попросил у Юры. Тот дал. Через час Саня принес вернуть, но Юры не было на месте, и он просто положил их в его шкаф. А сам ушёл на срочную аварию, в другой конец завода.

И вот Юра бурчит, - Ты брал плоскогубцы из рук в руки, нужно было так и вернуть.

Бурчит в курилке, после работы. Бурчит в раздевалке. Саня оправдывается. Он не понимает, что Юра просто прикалывается, и подкалывает его. Мужики вокруг посмеиваются.

И вот сейчас, закурив, Юра с абсолютно серьёзным лицом неторопливо начинает, — Саня, вот ты утром, попросил у меня плоскогубцы…

Весь день оправдывающийся Саня, вдруг не выдерживает, и повышая голос начинает говорить, - слушай, да сколько можно?

Мужики за столиком заинтересованно оборачиваются. Смотрят на Саню. А он психанул, и громко продолжает, - я тебе уже сто раз всё объяснял! Ты что не понимаешь? Ты уже заколебал. Да знаешь кто ты? Ты. Ты…

Понедельник. Утро. Сидим со слесарями в заводской бытовке, пьём чай, курим, болтаем.

Ждём мастера.

Бригадир Вова рассказывает, как на той неделе оформил и сдал все документы на пенсию. Завод у нас вредный. И слесаря отработавшие десять лет, начинают получать пенсию в пятьдесят лет. И вот Вова, недавно отметивший юбилей, раскрывает подробности этого дела. Мужики слушают. Больше всего вопросов задаёт молодой парень, пришедший на практику из училища, и отработавший пару недель учеником слесаря. Его все так и звали – Молодой.

Вова увлекается и обращаясь прямо к нему говорит, - завидуешь наверно мне? Конечно. Правильно делаешь. Тебе ещё тарахтеть и тарахтеть. А я уже всё. Счастливчик. Своё отработал. Пенсионер. Конечно завидуешь.

Вдруг, неожиданно его грубо перебивает Коля. Бригадир второй бригады. Коля, обычно, спокоен и голос не повышает. А тут…

 - Дурак ты Вова! - громко говорит он, - дурак и не лечишься!

 - Не понял, - Вова хмурится, - почему это я дурак?

 - Да потому! – Коля возмущён, - да я бы всё отдал, и разряд свой, и бригадирские, и свою пенсию. Всё! Всё бы отдал, чтобы быть сейчас вот таким вот, - он показывает на Молодого, - тупым шестнадцатилетним болваном. Сидеть тут раскрыв рот и не хера не понимать. А ты, Вова – дурак, и тупица к тому же.

Работал я как-то в одной бригаде слесарей. И был там у нас один парень - Гриша. Здоровенный, очень спокойный увалень лет 25. Он был из очень верующей семьи, и поэтому не пил, не курил и не матерился. Что среди слесарей большая редкость. Над ним немного подтрунивали. Но в меру. Во-первых, он никогда не говорил о религии. Вообще. Во-вторых, он был работягой. Трудолюбивым и соображающим. Всегда первый брался за самую тяжелую или грязную работу. Что очень уважается в мужских коллективах. И всегда готовый прийти на помощь. И третье, он был спокоен. Очень спокоен. Всегда непоколебимо спокоен. Вывести его из себя было невозможно.  Его ценили и коллеги, и начальство.

И вот сидим в бытовке, ждём мастера. Болтаем, курим, то сё… Гриша с нами, сидит меланхолически смотрит в окно. Кто-то замечает, что у Гриши синий ноготь на пальце руки. Гематома от сильного удара.

- О, Гриша, не хера себе! А что случилось?

- Та-а-а…

- Давай рассказывай.

- Да, разбирал тут насос. А болты старые и гайки заржавели, все слизаны, не раскрутишь. Ну, беру зубило, кувалду и потихоньку рубаю гайки. А тут Стас идёт.

Мужики ухмыляются. Стаса недолюбливают. Слесарь, метящий в начальники, пытающийся быть руководителем, но постоянно тупивший в самых простых делах.

Гриша меланхолично продолжает.

В цеху заболел один из дежурных слесарей и меня временно перевели из дневной смены в дежурные. А это работа в три смены.

И вот еду после ночной смены в заводском автобусе домой. Воткнул наушники, дремаю. Ехать минут тридцать. А рядом села женщина лет сорока пяти. И смотрю она постоянно кому-то звонит по мобиле. И как-то странно звонит. Наберёт, поговорит минуту – полторы, сбросит, и через минуту опять набирает, чуть поговорит и опять сброс и через минуту всё повторяется. И так всю дорогу.

По удивлялся я про себя, и вышел на своей остановке. На следующее утро она снова садится рядом, достаёт мобильник и продолжает свои манипуляции.  Ну, мне спать уже не так охота, я вынимаю наушники и вежливо спрашиваю, а что, собственно, происходит.

Женщина оказалась разговорчивой и откровенной.

- Сыну своему звоню. Он так трудно просыпается по утрам, не может встать. Не слышит ни будильников, ни телефонов. Приходится звонить помногу раз, чтобы он проснулся и встал.

- О, - говорю, - да, для детей вставать рано, это проблема.

- Вот и я говорю, проблема! И жене его говорю, что проблема! А она ему завтрак на плите оставляет и уходит на работу на час раньше, чем ему вставать.  У неё и работа раньше начинается и ехать дальше. А он проснуться вовремя не может, и на работу постоянно опаздывает. С него уже и премию снимали, и начальник грозил уволить. А его жена об этом знает, и ничего не делает. Очень он неудачно женился. Очень. Бедный ребёнок. А я ему говорила! Поэтому приходится мне каждое утро ему названивать помногу. Будить.

Раз в месяц нам в цех привозили ветошь. Два – три тюка выстиранных и высушенных тряпок. Там были разнообразные обрезки ткани и даже одежда. Футболки, рубашки и женские платья. Всё это использовалось для протирки станков, машин и всякого такого. Откуда это привозили я не знаю.

И вот один раз, примерно в начале 1980х, в одном из тюков обнаружились носки. Много, очень много белых носков. Разного вида и размера, но целых, не рваных.

Мы с мужиками их перебрали, отсортировали и поделили на всех. И стали их носить на работу. У нас в цеху пыль, копоть, стружка, окалина. Носки в рабочих ботинках живут недолго.

А через день, два – Донорский День. Было у нас такое. Заводская поликлиника выезжала на завод и организовывала приём крови. Каждый донор получал два оплачиваемых дня, стакан чая с булочкой и талон на обед в заводской столовой. Это от государства. А от заводского профсоюза ещё давали продуктовый набор. Пакет, в нём по килограмму гречки, риса и сахара. И по банке сгущёнки, тушёнки и рыбной консервы. Мужики рассказывали, что раньше ещё по бутылке сухого красного давали. Но я этого не застал, поэтому, - врать не буду. Поэтому желающих сдать кровь было не мало. Почему бы и не сдать и мне. Молодому, здоровому и неженатому.

Короче, прихожу оформляюсь, снимаю куртку, стягиваю ботинки перед тем, как улечься на кушетку. А молодая медсестра, наверно новенькая, так подозрительно смотрит на мои ноги, на мои белые носки. На мои грязные, но белые носки.

Понедельник. Обед в бригаде слесарей. Все достают баночки, судочки. У кого макароны с подливкой, у кого каша с котлеткой. А Коля, вдруг выкладывает половинку хлеба, кусок колбасы и пару помидоров.

- Коля, а что случилось? Почему в сухомятку?

- Та-а-а…

- Коля, тебе же жена всегда обед собирает. А это что?

- Та-а-а…

Коля один из старожилов бригады. Ему уже за шестьдесят, но он ещё бодрячком. Высококлассный сварщик. Уважаемый коллегами и ценимый начальством. Без завода не может.

- Коля, давай рассказывай. Что случилось?

Коля достаёт нож и начинает нарезать хлеб, колбасу и неторопливо рассказывать.

- В воскресенье поехали с женой в гости к сыну. Проведать. Поигрался с внучкой. Поболтали. Сели обедать. А невестка борща наварила. И мне борщ так понравился, что я его и похвалил громко и добавки попросил.

Мужики ухмыляются.

- При жене? Да ты - рисковый парень.

- Та-а-а… Расслабился. Соточку лишнюю накатил. И допустил оплошность. Утратил бдительность, так сказать. Да и борщ уж сильно был хорош.

- Ну, и…