Значение французского Сопротивления в годы Второй мировой войны нельзя измерить исключительно военными подвигами входивших в него отрядов или его вкладом в освобождение Франции. Само его существование свидетельствует о том, что в оккупации выжила другая Франция — Франция, настроенная против вишистского режима и официальной политики сотрудничества с нацистскими оккупантами. Французские евреи — находившиеся под двойной угрозой французских и немецких антисемитских законов, лишенные своего имущества, заключенные в лагеря, а затем отправленные в Освенцим — в полной мере участвовали в Сопротивлении. Их было много в различных движениях, возникших во Франции, равно как и в Лондоне, вокруг генерала де Голля, а также они создавали группы особого назначения: одни евреи были членами Французской коммунистической партии, а другие специализировались на спасении тех, кому угрожала депортация.

После освобождения Жорж Зерафа подсчитал, что с июня 1940‑го по декабрь 1941‑го евреи в большинстве подгрупп Сопротивления прошли путь от низов до самого руководства. Они были в числе первых, кто достиг Лондона: от Раймона Арона до Андре Вейль‑Куриэля и Рене Касена. Мы обнаруживаем их среди основателей Сети Музея человека (одна из первых ячеек Сопротивления. — Примеч. перевод.) в 1940 году, среди издателей первого номера журнала «Résistance» в декабре 1940‑го. Среди шести основателей «Libération» в июле 1941‑го трое были евреями. Жан‑Пьер Леви создал организацию «Вольный стрелок» («Franc‑Tireur») и руководил ею, Робер Салмон был одним из двух основателей «Защиты Франции» («Défense de la France»), и именно он выбрал это название для новой газеты, начавшей выходить с июля 1941 года. Все эти примеры позволяют составить лишь самое общее представление о раннем и массовом еврейском присутствии среди лидеров разных групп Сопротивления.

Лео Хамон (настоящая фамилия Голденберг), чьи родители бежали в Париж из царской России в 1905 году, писал: «Участие в Сопротивлении было результатом осознанного решения выбрать Францию, французский народ со всеми его недостатками, величием и боями». Как и Пьер Мендес‑Франс, Раймон Обрак, Марк Блок, Даниэль Майер или Жак Бинген, как и Жорж Борис или Жан‑Луи Кремье‑Брильяк, как и другие евреи в Лондоне или во Франции, Хамон примкнул к Сопротивлению, и его персональный выбор не отличался от выбора, который сделали многие его сограждане.

Евреи как группа были успешно подведены к тому, чтобы занимать нейтральную политическую позицию, и, будучи разобщены, не представляли собой единой политической силы. С радостью приняв предложение индивидуальной интеграции, с которым выступило французское государство после издания Акта об эмансипации 27 сентября 1791 года, евреи с тех пор участвовали в политической жизни не как группа, а как индивиды и действовали они во имя блага Франции и французского народа. И именно в контексте этой политической традиции мы должны рассматривать участие евреев в Сопротивлении — будь то евреи, чьи предки веками жили во Франции, или же иммигранты, лишь недавно получившие французское гражданство. Но все же участие это было столь массовым, что его следует рассматривать не как совокупность индивидуальных поступков, а как коллективное явление.

Тот факт, что евреи были среди первых жертв, а затем стали особыми жертвами вишистского режима и его коллаборационистской политики, не может удовлетворительно объяснить их вклад в движения Сопротивления. Здесь нужно говорить о позиции, которую заняли евреи как группа, в то время как часть французского населения во время оккупации восстала против республиканского режима. Неудивительно, что подавляющее большинство евреев встали на сторону тех, кто защищал республику и противостоял новому авторитарному правительству, сформированному после поражения, правительству, которое отвергало республиканские ценности. Если Сопротивление воплощало подлинную Францию, евреи, отвергнутые вишистской Францией, могли, вступив в ряды Сопротивления, отождествлять себя с этой подлинной Францией, как было в прошлом. Кроме того, даже коренные французские евреи, отмежевывавшиеся от недавних иммигрантов, зачастую сохраняли связи с родственниками за пределами Франции. Прямые контакты с еврейскими беженцами из Германии вне всякого сомнения способствовали быстрому пониманию политически чутким французским еврейством подлинной природы нацизма.

Несмотря на все это, масштабное присутствие евреев в рядах Сопротивления оставалось в высшей степени разрозненным. После войны Раймона Арона, редактора журнала «Свободная Франция» («La France Libre»), выходившего в Лондоне, критиковали за то, что он мало освещал судьбу евреев. Он объяснял это тем, что действовал как француз и мало уделял внимания судьбе евреев, возможно, именно по той причине, что сам был евреем: не хотел давать пищу вражеской пропаганде. Но он также упоминает негласную «договоренность о молчании», которая царила в Лондоне и препятствовала открытому обсуждению преследования евреев. Евреи‑сопротивленцы опасались, что Сопротивление будет считаться по сути своей еврейским, и предпочитали держаться в тени.

Это явное желание евреев раствориться в общей массе сопротивленцев и не выдвигать своих особых целей было также вызвано распространенной среди французского населения ксенофобией, смешанной с более или менее латентным антисемитизмом. Существование «еврейского вопроса» повсеместно признавалось во Франции, даже в рядах самого Сопротивления. Некоторые группы, возникшие с патриотическими целями, для борьбы против немецкой оккупации, далеко не сразу отмежевались от маршала Петена, чьи реформы поддерживались, по крайней мере, отчасти. Подобный климат объясняет, почему евреи‑резистанты стремились влиться в ряды Сопротивления поодиночке, иногда даже замалчивая личные трагедии; так, Раймон Обрак умолчал об аресте и депортации своего отца. И наконец, они жаждали доказать — в опровержение антисемитских стереотипов, — что евреи не политические манипуляторы, а честные бойцы. Бинген был не единственным евреем, который погиб на службе французскому Сопротивления; та же участь постигла Марка Блока и многих других, менее известных евреев.

Исконно французские евреи составляли менее половины еврейского населения Франции накануне войны. Остальные — будь то иммигранты из Румынии, Польши, Венгрии или даже Германии и Австрии или дети иммигрантов, получившие гражданство в межвоенный период или не имеющие гражданства, — с годами оказались вовлечены в плотную сеть сугубо еврейских общественных, политических, культурных организаций. Перед войной Французская коммунистическая партия упорно старалась призвать иммигрантов — евреев и не только — под свои знамена. В 1932 году она создала организацию «Иммигрантская рабочая сила» («Main d’Oeuvre Immigrée, MOI»), подразделявшуюся на группы по языковому принципу, причем группы, говорящие на румынском, венгерском и польском на самом деле состояли преимущественно из евреев из этих стран. Была также отдельно еврейская группа, говорящая на идише. В течение войны эти группы заметно расширились, преумножая еврейский вклад в дело партии.

На севере (Париж), в то время как «Solidarité» занималась общественной работой и пропагандой, первое подразделение «Franc‑Tireurs Partisans» (FTP)‑MOI, составленное из румын и венгров, из которых 90% были евреями, и второе подразделение, полностью состоящее из евреев, занимались военными действиями. (Всего MOI сформировала четыре подразделения.) Импульс к участию в военных действиях исходил от партии, при этом численность отрядов возрастала по мере эскалации антисемитизма. Участие евреев особенно впечатляет: в феврале 1943‑го из 36 операций, предпринятых четырьмя подразделениями FTP‑MOI в Париже, 15 были выполнены еврейским вторым подразделением.

Еврейские коммунистические военные отряды были практически одни в Париже с июня по ноябрь 1943‑го. Жозеф Эпштейн (полковник Жиль) был назначен ответственным за все военные действия, которые вели коммунисты Парижа; команда, полностью состоящая из евреек, доставляла оружие, необходимое другим подразделениям.

Разведка, которая готовила все операции, была в руках группы еврейских женщин, аффилированных при MOI. Позже эта деятельность распространилась и на неоккупированные районы: в Гренобле подполье действовало с сентября 1943 по март 1944 года, в Лионе — с мая 1944‑го. В Тулузе вплоть до ее освобождения группа Марселя Лангера провоцировала практически все вооруженные операции. Ей приходилось иметь дело с весьма эффективной вишистской полицией, и все эти операции давались очень дорогой ценой — ценой массовых арестов в ноябре 1942‑го, марте и июне–июле 1943‑го и кровопролития в ноябре 1943‑го.

Деятельность этих групп коммунистов‑евреев подробно описывалась в чрезвычайно разнообразной подпольной прессе. Еврейская коммунистическая пресса была довольно значительной еще в 1930‑е годы. В отличие от газет, издаваемых на других языках другими группами в MOI, еврейская пресса находилась на самофинансировании и ее печать и распространение, а также политическое влияние ставились в пример во внутренних отчетах коммунистической партии. Многообразие подпольной прессы поражало воображение: издания выходили на идише и на французском, адресовались евреям и нееврейскому населению, печатались под эгидой «Solidarité» («Unzer Wort»), или Национального движения против расизма — «французской» организации, созданной еврейскими коммунистами‑иммигрантами («J’accuse» в северной зоне и «Fraternité» — в южной), или же, начиная с июня 1943‑го, под эгидой «Jeune Combat», организации молодых еврейских коммунистов. Все эти издания обращались к одним и тем же темам, адаптируя их для своей целевой аудитории. Для всех коммунистических изданий общими были следующие темы: солидарность с Советским Союзом, включая прославление побед Красной армии и героизма ее солдат; необходимость открытия второго фронта в Европе; обвинение немцев в резне польских офицеров в Катыни; осуждение депортации французов в трудовые лагеря в Германии; осуждение выжидательной позиции, которую занимали другие антифашистские движения.

В еврейской коммунистической прессе можно было найти подробные описания антисемитских преследований во Франции, а также детальную информацию об уничтожении евреев, проводимом нацистами на «польской бойне». Объем предлагаемой информации был исключительным — учитывая, что прочие подпольные издания во Франции хранили полнейшее молчание по этому вопросу. За исключением «Témoignage Chrétien» («Христианское свидетельство») ни одно подпольное издание, ассоциирующееся с французским Сопротивлением, не считало нужным упоминать геноцид.

Издавать нелегальные газеты, как и участвовать в вооруженных операциях, было опасно. Упомянем здесь лишь Жозефа Эпштейна и Мунье Надлера, чью судьбу разделили многие их товарищи: были расстреляны на Мон‑Валерьен или депортированы в лагеря, откуда не вернулись.

И тем не менее не все французские евреи‑иммигранты находились под коммунистическим влиянием. Если евреи‑коммунисты в первых строках подчеркивали солидарность между французским народом и преследуемыми евреями, то сионистские организации акцентировали внутриеврейскую солидарность. В Париже активисты, занимавшиеся социальной защитой евреев, объединились с сионистами всех мастей и с бундовцами (еврейскими социалистами) и 15 июня 1940 года создали Комитет Амело (по названию улицы, где находилась их штаб‑квартира) с целью оказывать помощь еврейскому населению. Вскоре легальные и нелегальные формы помощи смешались, и организация стала помогать евреям, которые собирались пересечь демаркационную линию и бежать из оккупированного Парижа, размещать детей, которых удавалось спасти из лагеря для интернированных в Пуатье, прятать других детей, находившихся под угрозой задержания, изготавливать поддельные документы. Этот двойной — легальный/подпольный — характер деятельности комитета ослаблял и ставил под угрозу его руководителей. Сами будучи евреями, они находились под слежкой и подозрением. Арест Давида Рапопорта 1 июня 1943 года и Эжена Минковского 23 августа того же года привел к утрате комитетом его легального статуса осенью 1943‑го, что означало конец новых спасательных операций — продолжали помогать лишь тем взрослым и детям, которые уже были «клиентами» организации.

В южной зоне действовали Федерация еврейских организаций Франции — самая крупная иммигрантская структура, возглавляемая Марком Ярблумом, и новые группы, такие как Движение сионистской молодежи, созданное в мае 1942 года. Кроме того, существовали группы, специализировавшиеся на социальной помощи, например Организация спасения детей (OSE), или группы культурной или образовательной направленности, как «Израильские скауты Франции» («Eclaireurs israelites de France», EIF). Все эти группы прошли путь трансформации из легальных социальных, культурных и просветительских организаций в подпольные ячейки, занимавшиеся спасением евреев. Такая трансформация диктовалась поэтапной эскалацией преследований, как показывает пример OSE. Эта организация начала с увеличения числа детских домов, а потом занялась освобождением детей из лагерей для интернированных лиц. Они пытались все больше и больше еврейских детей определить в нееврейские семьи, затем стали повсеместно забирать их из детских домов и нелегально переправлять в Швейцарию. Жорж Гарел отвечал за подпольную сеть, чья задача состояла в том, чтобы прятать еврейских детей, которым угрожала депортация. Уже осенью 1942 года он создал такую организацию, которая покрывала всю южную зону. Подлинные документы спрятанных детей переправлялись в Швейцарию, с тем чтобы после войны они во что бы то ни стало могли воссоединиться со своими семьями. Более полутора тысяч детей были спасены организацией Гарела.

Другой путь систематически, начиная с апреля 1943 года, использовался OSE; это была нелегальная эмиграция — сначала в Швейцарию, а затем, в меньших масштабах, в Испанию. Жорж Луанже, который занимался этим делом, воспользовался помощью савойских контрабандистов, действовавших в районе Анмаса, с которыми его свели люди из бургундской сети Сопротивления. До сентября 1943 года Анмас был оккупирован итальянцами, что облегчало задачу. С осени 1943‑го по июль 1944‑го 1069 детей были переправлены в Швейцарию с помощью OSE.

Переброску в Испанию затрудняла география. Было совершенно неочевидно, что группа детей сможет перейти Пиренеи. Тем не менее в марте 1944‑го Эрнст Ламбер, член сионистской «Еврейской армии», убедил Андре Саломона, что такой переход возможен. «Еврейская армия» на тот момент превращалась в Еврейскую боевую организацию (OJC), вооруженное крыло EIF, и для этих целей они создали особую группу под управлением Жизель Роман (SERE). Начиная с 6 апреля 1944 года и вплоть до освобождения SERE занималась переправкой детей в Испанию и переправила от 85 до 134 детей. 79 из них сели на корабль «Guinée», направлявшийся в Палестину. Ведь «Еврейская армия» была сионистской организацией, и, создав SERE, она преследовала две цели: спасти детей и отправить их в Палестину. Подводя итоги, можно сказать, что эта деятельность началась с заботы о еврейских детях, оставшихся без родителей, продолжилась освобождением их из лагерей для интернированных и достигла своей кульминации в нелегальной переправке их через границу. В целом были спасены от 7500 до 9000 еврейских детей, что стоило жизни некоторым молодым членам этих организаций, в том числе женщинам, в частности Миле Расин и Марианне Кон. Однако эта деятельность по спасению еврейских детей нигде, кроме как в еврейском мире, не признавалась независимой от Резистанса.

Реконструируя еврейскую жизнь во Франции, мы можем лишь следовать плану, навязанному евреям французским обществом, которое требовало от них перегруппироваться и встать под знамена единого Сопротивления. Объединение многочисленных политических ячеек еврейского сопротивления привело в конце июля 1943 года к учреждению в Гренобле Всеобщего комитета защиты, который включал в себя коммунистов, сионистов всех толков и бундовцев. В каком‑то смысле это событие воспроизводило на еврейской улице создание в мае 1943 года единого Национального совета Сопротивления, узаконившего вхождение коммунистов в политический мир Франции. Формирование в январе 1944 года Представительского совета исраэлитов Франции (CRIF), устав которого был подписан в мае того же года, стало конечным результатом этих переговоров. Благодаря существованию CRIF коммунисты открыто вошли в состав организованной еврейской общины. Признание еврейских коммунистов главным органом французского иудаизма — Центральной консисторией — проистекало из признания их заслуг в деятельности, описанной в этой статье; таким же путем вошли в еврейскую общину и сионисты. Устав CRIF даже зашел так далеко, что ограничил официальную деятельность несионистских групп во Франции требованиями Еврейского агентства.

Так же как французское Сопротивление во многом предопределило политику послевоенной Франции, так и институциональный состав еврейской общины Франции существенно изменился в результате преследований военного времени. И при этом нужно было дождаться 1970‑х и созревания французской памяти о Второй мировой войне, вишистском правительстве и Катастрофе, чтобы еврейский вклад в движение Сопротивления получил во Франции хотя бы минимальное признание.

Перевод с английского Давида Гарта

Источник публикации: Renée Poznanski. Was the French Resistance Jewish?

Начало: часть 1. часть 2.

В январе 1941 г. Борис Вильде, авторитет которого среди руководства подполья значительно вырос после блестящего успеха «Сопротивления», был направлен в сектор «Юг», т.е. на неоккупированную французскую территорию (известно, что он побывал в Тулузе, Марселе, Лионе и на «Лазурном берегу») со специальной пропагандистской миссией. Он должен был тайно встретиться с проживавшими там представителями французской интеллектуальной элиты, потенциально расценивавшимися как «патриоты и сопротивленцы», и привлечь их к сотрудничеству.

Насколько успешной оказалась эта поездка, судить сложно. Известно только, что известный писатель и критик Андре Мальро, впоследствии принявший активнейшее участие в Сопротивлении, тогда вежливо, но твердо «указал на дверь» настойчивому русскому; возможно, он счел его поведение слишком неосторожным. Подконтрольная правительству Виши территория кишела германскими агентами, «лояльные» французские полицейские и жандармы также представляли для Сопротивления опасность. Похоже, Борис Вильде, подобно многим успешным, но склонным к риску нелегалам, действительно утратил бдительность. Именно во время поездки на юг его «зафиксировал и начал вести» один из наиболее эффективных агентов гестапо в рядах французского Сопротивления Альбер Гаво (механик с авиазавода «Блерио»; после войны приговорен к 20 годам тюрьмы). Благодаря этому большинство перемещений Бориса Вильде в его последние месяцы на свободе стало известно гитлеровским спецслужбам. Периодически Вильде, как опытному конспиратору, удавалось механически отрываться от слежки (которую он, кстати, так и не заметил), однако после очередной встречи с Гаво она неизменно возобновлялась.
В отсутствие Вильде работу «группы Музея Человека» возглавлял Анатолий Левицкий. Под его руководством был выпущен третий номер газеты «Сопротивление». Однако на сей раз оккупанты были уже готовы к противодействию, и распространители начали «засыпаться» один за другим. Возможно, около половины тиража третьего номера так и не попали в руки читателей, если не считать офицеров гестапо и парижской полиции. Анатолий Левицкий, не обладавший буйной отвагой своего друга, был, тем не менее, весьма разумным и осторожным подпольным руководителем. Почувствовав близость провала, он отдал приказ всем переходить на нелегальное положение. С этой целью участники группы начали получать из фондов подполья фальшивые паспорта и новые «легенды». Однако именно с некачественно изготовленным паспортом был связан первый провал: в начале февраля при рутинной проверке документов был арестован германским патрулем адвокат Леон Морис Нордманн. Как бежавший из Германии еврей, он был передан в руки гестапо, занимавшегося подобными случаями. Эмигрантский автор В.Сосинский утверждает, что по той же причине он подвергался пыткам, которых большинству участников «группы Музея Человека» посчастливилось избежать. Если верить немецкому гауптману Готтлибу, выступавшему прокурором на суде по делу группы Вильде-Левицкого, не выдержав истязаний, Нордманн «раскололся» и начал выдавать других членов группы. Однако существует и иная версия провала «группы Музея Человека». Связная Вильде Жермена Тиллон, несомненно, владевшая информацией, в послевоенные годы заявила следующее: «Двое служащих Музея Человека, оба русского происхождения, Федoрoвский и его любовница Ерушковская, догадываясь о направлении деятельности Сопротивления, в частности, Бориса Вильде, Левицкого и Ивонны Оддон, и донесли на них полиции». Учитывая прогерманские настроения значительной части русской эмиграции в Европе, это представляется более, чем возможным.
Анатолий Левицкий за последние дни на свободе сумел сделать очень многое для спасения своих подчиненных. Однако сам он, как и его верная подруга Ивонна Оддон, опасно затянули с переходом на нелегальное положение, не желая оставлять такую важную для подполья типографию Музея Человека. В результате 12 февраля 1941 г. случилось непоправимое. Гауптштурмфюрер Дойринг вышел на след и нагрянул в Музей Человека с группой агентов гестапо и отрядом французской полиции. Облава, тем не менее, проводилась довольно хаотически: гестаповцы и «ажаны» хватали всех без разбору (из задержанных тогда не были отпущены только Левицкий и Оддон). Более того, Анатолию Левицкому, который обладал большой физической силой и отчаянной решительностью в чрезвычайных ситуациях, сначала удалось нокаутировать конвоировавшего его гестаповца и бежать. Однако, увидев, что его невеста и соратница Ивонна Оддон схвачена, он сам сдался своим преследователям. И тотчас был жестоко избит немцем, которого ранее «вырубил».
В ближайшие дни последовали аресты еще нескольких членов «группы Музея Человека», не успевших уйти в подполье, в т.ч. связной Жермены Тиллон. Некоторые другие, пользуясь новыми паспортами, поспешили скрыться из Парижа; среди последних были директор музея д-р Поль Ривэ и вся редколлегия «Сопротивления» - Жан Кассу и Клод Авелин. Однако несколько человек продолжали оставаться во французской столице, словно ожидая возвращения своего командира – Бориса Вильде.
Узнав об аресте юного связного Рене Сенешаля, поддерживавшего его связь с Парижем, Вильде понял, что раскрыт. Здравый смысл подсказывал руководителю «группы Музея Человека» единственно возможный выход: затаиться на время в «свободной зоне»; тем более, что впоследствии он смог бы принести французскому Сопротивлению еще немало пользы. Однако в эту тяжелую минуту им двигали иные мотивы – чувство ответственности перед своими друзьями. Полагая, что быстрый выпуск нового номера газеты сумеет сбить гестапо со следа и отвести подозрение от арестованных товарищей, Борис Вильде нелегально возвращается в Париж. Вот как описывала это событие его супруга Ирэн Лот: «Звонок у входа. Я открываю: Вильде! Вильде улыбающийся, даже не переодетый, не загримированный. «Но вы с ума сошли!», - таковым было мое приветствие. Он ответил лаконически: «Нужно было, чтобы я вернулся»… Я продолжаю ворчать на Вильде, умоляя его немедленно вернуться в свободную зону. Он дружелюбно посмеивается над моим испугом и говорит, умалчивая о подробностях, что его присутствие в Париже абсолютно необходимо. «Да! Но если и вы попадете в тюрьму?» Он отвечает, улыбаясь: «Моя дорогая, мы все будем там, ведь вы это сами знаете».
Борис Вильде отдал оставшимся в строю участникам своей группы лаконичный приказ: «Новый номер «Сопротивления» должен быть выпущен немедленно». Редактором теперь стал журналист Пьер Броссолетт. В начале марта четвертый номер газеты увидел свет. Напечатанный в нескольких подпольных мастерских, он имел довольно незначительный тираж, часть которого была тотчас перехвачена гитлеровцами. Ожидаемого Вильде эффекта этот акт героического отчаяния не принес: гауптштурмфюрер Дьоринг плотно «сел на хвост» «группе Музея Человека», и аресты ее участников продолжились. В 20 марта гестапо был выявлен использовавшийся Борисом Вильде канал по переброске людей в Испанию, и последовал очередной трагический провал. Двух сбитых над Францией пилотов разведывательного самолета британских Королевских ВВС (RAF), переправкой которых занимался Вильде, на испанской границе ждала засада вишистской жандармерии. Британцы были застрелены на месте (возможно, погибли в перестрелке), а напрямую связанный с Вильде проводник Жорж Итье – схвачен и передан гитлеровцам. Нельзя с точностью утверждать, выдал ли Бориса Вильде не выдержавший жестоких пыток Итье, или руководителя «группы Музея Человека» сдал провокатор Альбер Гаво, однако 26 марта 1941 г. в 15 часов Борис Вильде был арестован.
Гауптштурмфюрер Дьоринг лично руководил операцией. Борис Вильде, переговорив с одним из своих последних людей в Париже эльзасцем Пьером Вальтером (арестован несколькими днями позднее) в кафе на площади Пигаль, переходил площадь, когда несколько гестаповцев набросились на него сзади, заломили руки, надели наручники и затолкали в автомобиль. Вильде всегда носил с собой пистолет (6,35-мм карманный бельгийский «Браунинг»), однако воспользоваться оружием у отважного подпольщика не было шансов. Гауптштурмфюрер Дьоринг, который в 1945 г. попал в плен и был приговоренный французским судом к тюремному заключению, вспоминал, что в первые минуты после ареста Вильде был внешне спокоен и только сказал, что «нападать со спины не по-рыцарски». В этих словах был весь характер этого человека, слишком благородного для своих безжалостных времен…
Впрочем, гестаповец Дьоринг также считал себя «честным малым» в рамках принятых нацистами представлений. На протяжении проводившегося парижским гестапо расследования по делу группы Вильде-Левицкого, несмотря на жесточайшее психологическое давление на подпольщиков, пыткам были подвергнуты только двое – Анатолий Левицкий и Леон Морис Нордманн. «Как евреи», пояснил впоследствии гауптштурмфюрер. Всего в гитлеровских застенках в конечном итоге оказались восемнадцать участников «группы Музея Человека». Последний, пятый номер газеты «Сопротивление» был самоотверженно выпущен Пьером Брисоллеттом (впоследствии также схвачен и умер в заключении) практически в одиночку в конце марта 1941 г…. Первоначально были арестованы многие из окружения группы Вильде-Левицкого, в их число попал даже полковник Оэ, однако отсутствие доказательств заставило освободить их. Впрочем, полковник Оэ, как и полковник де Ля Рошер, вскоре все же были схвачены нацистами и отправлены в концлагеря, откуда обоим пожилым офицерам не суждено было вернуться.
После того, как руководство гестапо сочло «группу Музея Человека» окончательно разгромленной, а доказательства, собранные против ее участников, достаточными для кровавой гитлеровской «фемиды», Вильде, Левицкого и их товарищей передали в руки военной юстиции. Для них потянулись томительные дни заключения в парижской тюрьме Фрэн, периодически нарушаемые допросами, которые отныне вел прокурор Готтлиб, характеризовавшийся выжившими подпольщиками как «высокомерный и холодный педант». Условия содержания в Фрэн были относительно сносными: заключенным было позволено изредка получать из дома посылки с носильными вещами, продуктами и книгами, периодически им предоставлялись свидания с родными.

«В одиночной камере - вот где человек проявляется в полной мере», - писал Борис Вильде во время своего 11-месячного заключения. 16 июня 1941 г. он сделал первую запись в своем дневнике, ставшем для него подведением философских и нравственных итогов жизни и, пожалуй, его самым мощным с выразительной точки зрения произведением. Несколько лет назад тюремные дневники Вильде наконец были изданы в России (Б.Вильде. Дневник и письма из тюрьмы. 1941-1942 / Пер. с фр. М.А.Иорданской. М., 2005). Эти записки, заслуживающие отдельного подробного филологического исследования, построены то в форме монолога, то – диалога с собственным «вторым я», то - в форме бесед с горячо любимой Ирэн Лот, которой на редких тюремных свиданиях в присутствии немецкого унтер-офицера Вильде не мог высказать всего. На их страницах нашлось место рассуждениям о жизни и смерти; о природе любви и о Родине; о собственных путях в жизни и в литературе; о науке и о религии, в которой Вильде так и не сделал своего выбора. В них нет места только одному – сожалению о прошедшем и страху смерти. «И все-таки я люблю жизнь. Господи, как я ее люблю! Но я не боюсь умереть. Быть расстрелянным — в каком-то смысле логичное завершение моей жизни. Кончить с блеском. Каждый кончает с жизнью по-своему», - записал он. В последние месяцы своей жизни Борис Вильде с поразительной точностью предвидел ее конец. И, тем не менее, как только появлялась малейшая возможность общения с товарищами, он, как командир и как друг, пытался поддерживать в них веру в благополучный исход и в победу. В частности, после нападения гитлеровской Германии на СССР он призывал их не придавать фатального значения сообщениям о тяжелых поражениях Красной Армии (пресса была официально недоступна заключенным, но немецкие солдаты-охранники изредка давали тайно «почитать газетку»). «Гитлер не сможет переварить того, сколько проглотил», - говорил Вильде и, согласно воспоминаниям Агнес Гюмбер, прогнозировал полную победу Союзников в 1944 г. Современники в один голос свидетельствуют, что все участники «группы Музея Человека» в заключении демонстрировали изумительную силу духа и даже оптимизм.
Судебный процесс над восемнадцатью участниками группы Вильде-Левицкого начался 8 января 1942 г. в специальном деревянном помещении, выстроенном во внутреннем дворе тюрьмы Фрэн. Председательствовал судебной коллегией гауптман Эрнст Роскотхен (Roskothen), являвший типичный образец немецкого офицера Второй мировой. Крайне щепетильный в показных "вопросах чести", он, тем не менее, с полным ощущением собственной правоты выполнял волю гитлеровского режима. Прокурор гауптман Готтлиб предъявил подсудимым обвинения в целом наборе типовых для борцов Сопротивления «тяжких преступлений против безопасности рейха», и, кроме того, в отношении десятерых (включая Вильде и Левицкого) – в «шпионаже», а двоих (уроженцев Германии Нордманна и Вальтера) – в «измене». Современник так описывает мужественное и даже вызывающее поведение подпольщиков в зале суда: «Немецкие солдаты в касках ввели в этот зал 18 подсудимых, которые перебрасывались шутками, как студенты на годовых экзаменах, чтобы поднять свое настроение». Борис Вильде в своих показаниях взял всю ответственность за деятельность группы на себя одного и всеми силами пытался спасти товарищей, особенно самых молодых из них. Самоотверженно выступавшие в поддержку друг друга и в защиту своего достоинства, подсудимые заслужили восхищение даже немецких военных юристов. «Он (председатель гауптман Роскотхен – прим. автора) произносит удивительное в его устах похвальное слово подсудимым, особенно по адресу Бориса Вильде, - вспоминала Агнес Гюмбер. - Он обращает внимание на поразительный факт, что Вильде нашел в себе моральную силу, будучи в тюрьме, после японского изучить санскритский язык. И, повернувшись к нам, он заявляет о своем чувстве уважения ко всем нам. Он знает, говорит он, что мы вели себя, как подобает французским патриотам, в то время как его тяжелый долг велит ему вести себя по отношению к нам, как подобает немцу».
18 февраля 1942 г. капитан Роскотхен «исполнил свой долг». Семеро из подсудимых – Борис Вильде, Анатолий Левицкий, Леон Морис Нордманн, Рене Сенешаль, Поль Вальтер, Жорж Итье и Жюль Анриу – были приговорены к расстрелу. Остальные, согласно законам военного времени, подлежали депортации в концентрационные лагеря; впрочем, в отношении нескольких человек депортацию заменили «помещением под надзор». Среди отправлявшихся за колючую проволоку оказались большинство женщин «группы Музея Человека» - Ивонна Оддон, Агнес Гюмбер Жермана Таллон и ее мать Эмили Таллон (скончалась в концлагере Равенсбрюк в 1945 г.). После вынесения приговора приговоренным к смерти позволили проститься с приговоренными к лагерям. «Не беспокойтесь о ваших семьях, о них позаботятся, пока вы будете в Германии в ожидании победы», - с изумительным хладнокровием сказал Борис Вильде, обнимая своих товарищей по борьбе. Остальные также держались твердо, во всяком случае – внешне.
Пять мучительных дней приговоренные к смерти подпольщики провели в своих камерах в тюрьме Фрэн. Как ни удивительно, большинство из них рассчитывали, что приговор не будет приведен в исполнение. «Вы увидите: ни я, ни другие, мы не будем расстреляны», - уверял друзей Анатолий Левицкий. Вероятно, их отчаянная надежда была связана с общественным мнением Франции, которое всколыхнуло известие о жестоком приговоре в отношении интеллектуалов. С просьбами помиловать участников группы Вильде-Левицкого к немецким оккупационным властям обратились несколько видных деятелей французской культуры и искусства, в т.ч. Франсуа Мариак и Поль Валери. Им, представителям цивилизации гуманизма, представлялось диким, как люди могут быть расстреляны за издание газеты. Вторая мировая война разметала основы этой цивилизации. Приговор не мог быть отменен. Единственным, кто до конца осознавал это, был сам Борис Вильде. Когда разгромивший «группу Музея Человека» гестаповец Дьоринг навестил приговоренных за несколько дней до расстрела, чтобы, в качестве последнего «жеста тевтонского рыцарства», передать им сигареты (от недостатка курева заключенные страдали больше, чем от голода), Борис Вильде заметил ему: «Вы убиваете не для того, чтобы помиловать. Если мы будем расстреляны не по этому приговору, то как заложники, когда в Париже снова нападут на ваших солдат».
23 февраля обреченным было сообщено о том, что через несколько часов они будут казнены. Им предоставили время, чтобы наскоро написать прощальные письма родным и близким. «Я видел кое-кого из друзей, они бодры, и меня это радует…, - отметил в своем прощальном послании к Ирэн Лот Борис Вильде, даже в минуту конца больше думавший о своих людях, чем о себе. - Честно говоря, в моем мужестве нет большой заслуги. Смерть для меня - это осуществление Великой Любви, вхождение в подлинную реальность. На земле возможностью такого осуществления были Вы. Гордитесь.»
Анатолий Левицкий, глубоко верующий человек, написал в последний час своим близким: «Не могу себе простить горя, которое я вам причиняю, и умоляю вас простить меня всем сердцем... Я не ожидал столь быстрой развязки, но, быть может, лучше, что это так. Я готов уже давно и совершенно спокоен. Мне кажется, что душа моя в мире с Богом. Да исполнится Его воля. Пусть возьмет Он и вас под Свое высокое покровительство!»

Примерно в 17 часов 23 февраля 1942 г. семерых приговоренных к смерти подпольщиков под усиленной охраной перевезли на грузовиках из тюрьмы Фрэн в расположенный в 12 км. от Парижа форт Монт-Валериен. Во Франции, в отличие от Восточного фронта или Балкан, гитлеровцы еще соблюдали все мрачные ритуалы расстрела. В небольшой часовне форта обреченным было позволено проститься друг с другом и получить напутственное слово от католического капеллана вермахта. Вильде (человек, далекий от официальной религии) и Левицкий (православный) предпочли не исповедоваться по католическому обряду. К месту казни борцов французского Сопротивления сопровождали их судьи, гауптманы Роскоттхен и Готтлиб, которые отдали своим жертвам воинское приветствие. Приговор привела в исполнение расстрельная команда из двенадцати солдат вермахта. Так как для всех семерых не нашлось места у стены, Вильде, Левицкий и Вальтер выразили желание умереть последними, поддержав идущих на смерть товарищей. Все семеро отказались от повязок на глаза и встретили залпы расстрельной команды пением «Марсельезы».

Борис Вильде и Анатолий Левицкий нашли последнее успокоение рядом с пятью своими товарищами на кладбище Иври, во французской земле, ставшей им второй родиной. До своей смерти в 1987 г. там подолгу бывала Ирэн Лот. Она так и не вышла замуж повторно.
В 1943 г. (приказы от 3 января и 3 ноября) генерал Шарль де Голль посмертно наградил Бориса Вильде и Анатолия Левицкого Медалями Сопротивления (Médaille de la Résistance). «Целиком посвятил себя делу подпольного Сопротивления с 1940 года. Будучи арестован чинами гестапо и приговорён к смертной казни, явил своим поведением во время суда и под пулями палачей высший пример храбрости и самоотречения». Эти слова лидера «Сражающейся Франции» могут быть отнесены к любому из героев «группы Музея Человека», возглавленной двумя нашими соотечественниками, давшими французскому Сопротивлению его имя.

______________________________________________Михаил Кожемякин.

Л И Т Е Р А Т У Р А:

1. Б. Вильде. Дневник и письма из тюрьмы. 1941-1942 / Пер. с фр. М.А.Иорданской. М., 2005

2. Вестник русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции. Часть первая. /«Вестник Европы», 2005, №15.

3. В. Амурский. Борис Вильде. Ускользающий силуэт героя. /Литературный перекрёсток, 26/09/2009

4. А. Мокроусов. Личное сопротивление Бориса Вильде. Альманах "Неволя". Приложение к журналу "Индекс/Досье на цензуру", 8-2006.

5. Ю. Москаленко. Можно ли оставаться патриотом России, живя во Франции? http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-18782/

6. Р. Райт-Ковалева. Человек из Музея Человека. Повесть о Борисе Вильде. М., 1982.

7. Антифашистское движение сопротивления в странах Европы в годы второй мировой войны, М., 1966.

8. Колосков И. А., Цырульников Н.Г. Народ Франции в борьбе против фашизма , М., 1960.

9. Блицкриг в Европе. Война на Западе. СПб, 2004.

10. Я. Самнер, Ф. Вавилье. Французская армия. 1939-1942: кампания 1939-1940, Вишистская Франция. М., 2002.

11. История Второй мировой войны 1939-1945. Т. 3. М., 1974.

12. Ю. Цурганов. Белоэмигранты и Вторая мировая война. Попытка реванша. 1939-1945. М., 2010.

13. Деларю Ж. История гестапо. М., 2004.

14. Н.Н. Молчанов. Генерал де Голль. М., 1973.

15. Agnes Humbert (tr. Barbara Mellor), Résistance: Memoirs of Occupied France. London, 2008.

16. Martin Blumenson. Le Reseau du Musée de l'Homme. / Editions Le Seuil, Paris, 1979.

17. Julian T. Jackson . The Fall of France: The Nazi Invasion of 1940. Oxford, 2003.

18. Brian Bond. Britain, France and Belgium, 1939–1940. London, 1990

19. Yves Durand. La Captivite, Histoire des prisonniers de guerre francais 1939–1945. Paris, 1981.

20. Terry Crowdy. French Resistance Fighter: France's Secret Army. Oxford: Osprey Publishing, 2007

21. Peter Davies. France and the Second World War: Occupation, Collaboration and Resistance. London, 2000.

22. Michael Curtis. Verdict On Vichy: Power and Prejudice in the Vichy France Regime. New York, 2002.

И Н Т Е Р Н Е Т – Р Е С У Р С Ы:

1. http://g-egorov.livejournal.com/5676.html

2. http://btr-blitz2.clan.su/news/russkie_uchastniki_francuzskogo_soprotivlenija/2010-12-14-515

3. http://www.ippo-jerusalem.info/foto_Boris_Vilde.html

4. http://www.mobeseda.ru/istorija/materialy/9-vse-jeto-znakomo.html

5. http://www.borisvilde.narod.ru/pages-r/aindexindex.htm

6. http://fr.wikipedia.org/wiki/Arm%C3%A9e_fran%C3%A7aise_en_1940

7. http://france1940.free.fr/armee/dlc.html

Начало: часть 1.

Анатолий Левицкий, ставший верным соратником в этой тайной борьбе, в мае-июне 1940 г. также принял участие в короткой и несчастной кампании. Его боевой путь, на первый взгляд менее яркий и авантюрный, чем фронтовая история Бориса Вильде, был крайне типичен для сотен тысяч честных французских военнослужащих. Навязанный противником сокрушительный «блицкриг» и некомпетентность собственного командования практически не оставили этим солдатам и офицерам шанса реализовать свою волю к борьбе.

Как резервист старшего возраста (ему было уже 39 лет), к тому же отнюдь не горевший желанием менять уютную тишину кабинета ученого на уставную суматоху казармы, Левицкий был мобилизован относительно поздно – в октябре или ноябре 1939 г. Более того, его ждало назначение командиром взвода в пехотное учебное подразделение, дислоцированное в Понтуазе (пригород Парижа). Это позволяло ученому не прерывать связь с близкими и даже участвовать в научной работе Музея Человека, куда он в свободное от службы время гордо являлся в своей офицерской форме. В начале 1940 г., в связи с обычным для военного времени дефицитом офицеров он был произведен в младшие лейтенанты. Косвенно это свидетельствует о том, что педантичный и организованный Анатолий Левицкий был на хорошем счету у начальства.

С началом активной стадии боевых действий образцовый офицер-резервист продолжал выполнять свои обязанности и даже изумлялся в разговоре с одним из друзей (оставившим позднее воспоминания), насколько мало изменилась рутина армейской жизни. Однако очень скоро война жестоко постучалась в ворота французской столицы канонадой артиллерии неудержимо наступавшей на город 6-й и 18-й армий вермахта. Младший лейтенант Анатолий Левицкий со своим взводом 11 или 12 июня выступил на фронт в составе маршевого пехотного батальона, которому предстояло пополнить одну из дивизий «армии Парижа», наспех развернутой французским командованием к северо-западу от столицы . Командира батальона не поставили в известность, что днем ранее командующий французской армией генерал Вейган (престарелый и впавший в уныние сноб) отдал приказ частям оставить Париж без боя и отступать на Орлеан… В ужасающем хаосе, под ударами авиации люфтваффе и угрозой прорыва «бошей», одни войска отступали, другие, наоборот, шли им навстречу, и все это – по дорогам безнадежно забитым сотнями тысяч охваченных паникой беженцев. Батальон, в котором служил Анатолий Левицкий, после нескольких дней мучительных скитаний без четких приказов, просто растворился в этом потоке. 14 июня 1940 г., в день, ставший черным для Франции, пал Париж.
Но среди всеобщей растерянности и уныния Анатолий Левицкий, человек, отнюдь не военный по складу характера и, к тому же, не француз, проявил больше твердости, чем многие французские кадровые офицеры. Он сумел сплотить вокруг себя наиболее решительных солдат своего подразделения и в районе Шартра «догнал» отступающие части «армии Парижа». В ее составе он проделал путь поспешного отступления до Бордо и побережья Бискайского залива, где и встретил известие о перемирии. К сожалению, пока не удалось установить, участвовал ли Анатолий Левицкий со своим взводом в арьергардных боях (хотя это вполне вероятно). Не известен даже номер пехотного полка, в котором он служил на завершающем этапе войны. Французских историков всегда больше интересовало участие Вильде и Левицкого в движении Сопротивления, чем в военной кампании 1940 г.

После демобилизации Французской армии бывший командир взвода вернулся в Париж. Его невеста Ивонна Оддон после войны вспоминала, что Левицкий был «очень изможден, страдал от почечной инфекции и постоянно испытывал чувство вины от того, что он не смог сделать ничего, чтобы защитить Францию».
Словом, вопрос о том, имеет ли смысл продолжать сопротивление, ни для одного из друзей не стоял. И герой войны Вильде, и вдоволь испытавший позор поражения Левицкий были готовы продолжать борьбу. Предстоял выбор ее дальнейшей формы, и, согласно воспоминаниям Ивонны Оддон, это занимало их уже на первой встрече после возвращения с фронта. Современники признают, что Борис Вильде был прирожденным подпольщиком. «Подпольная жизнь была его родной стихией - собрания заговорщиков, хранение оружия, борьба со слежкой, опасные свидания, и если бы не его излишняя любовь к риску, его вечная азартная игра со смертью, он имел все данные стать руководителем всего движения против оккупантов», - пишет В. Сосинский.
Между тем, быт покоренной нацистами столицы Франции входил в новое русло, и парижане с присущим им жизнелюбием стремились всеми способами сохранить свои привычные традиции и занятия. Оккупационный режим во Франции в начале войны был относительно не жестким, он не может идти в сравнение с таковым на захваченных советских территориях, в Польше и в Югославии. И, тем не менее, по единодушному признанию современников, «ощущение несвободы и унижения буквально витало в воздухе». В такой атмосфере зарождались первые группы Сопротивления, пока еще неорганизованные и не совсем представлявшие тактику своих дальнейших действий. О подпольной деятельности Вильде и Левицкого в этот период имеются лишь отрывочные данные. «Легально» их жизнь снова вращалась вокруг пытавшегося вновь наладить научную деятельность Музея Человека. Можно предположить, что друзья осторожно старались выяснить умонастроения своих коллег и парижских интеллектуальных кругов вообще, подобрать людей, потенциально готовых к отпору. Существенным посылом для них, как и для сотен тысяч патриотов Франции, стала знаменитая речь генерала Шарля де Голля 18 июня 1940 г. по лондонскому радио, в которой он фактически брал на себя руководство «Сражающейся Францией» и заявлял: «Что бы ни случилось, пламя французского Сопротивления не должно потухнуть и не потjavascript:void(0);ухнет». Вильде, Левицкий и их товарищи с тех пор однозначно позиционировали себя как «верные голлисты».

Формирование подпольной группы интеллектуалов под руководством Вильде и Левицкого относятся к лету 1940 г. В ее создании Борису Вильде оказал большую помощь один из первых организаторов подпольной сети во Франции полковник в отставке Поль Оэ, председатель ветеранской организации «Национальный союз колониальных бойцов» (Union nationale des combattants coloniaux), который использовал ее структуры в качестве легального прикрытия для антифашистской борьбы. Действовавшие в условиях строгой конспирации и не пережившие войну, полковник Оэ и Вильде оставили крайне мало свидетельств своего взаимодействия. Но, учитывая, что на собраниях «группы Музея Человека» Вильде, ее командир и вдохновитель, заявлял, что «не является шефом и выполняет приказы подпольного командования», можно предположить, что именно полковник Оэ был для него вышестоящим звеном в иерархии Сопротивления. Некоторые французские авторы называют полковника «соорганизатором группы». Через него Вильде и его соратники действовали в контакте с полковником графом де Ля Рошером, начальником подпольной зоны «Север», и далее – с британской разведкой.
Исследователи группы Вильде-Левицкого и по сей день сталкиваются с многочисленными «белыми пятнами» в ее истории: созданная подпольщиками-интеллектуалами в 1940 г. конспиративная система «работает» по сей день, скрывая многие факты и подробности. Доподлинно известно следующее: в июле 1940 г. Борис Вильде и Анатолий Левицкий при активном участии своих коллег из Музея Человека создали подпольную группировку, в традициях французского революционного движения получившую несколько высокопарное название: «Национальный комитет общественного спасения» (Comité National de Salut Public). Постепенно абсорбируя надежных людей, группа в период своей наивысшей активности насчитывала около 30 человек. Французским историкам известно 28 имен ее участников, в т.ч. - Борис Вильде, Анатолий Левицкий, Ивонна Оддон, Жан Кассу, Пьер Вальтер, Леон Морис Нордманн, Клод Авелин, Эмили Тиллон, Жермена Тиллон, Пьер Бриссолетт, Жорж Итье, Симона Мартин-Шаффэ, Жаклин Борделе, Рене Сенешаль, Марсель Авраам, Агнес Гумберт и другие. Среди участников «группы Музея Человека» были сотрудники музея – ученые и технические работники (в т.ч. директор музея д-р Поль Ривэ, ставший ее рядовым членом), деятели искусств, журналисты, студенты. Самому молодому ее члену, студенту Рене Сеншалю по прозвищу «Мальчуган», не было и 19 лет, а самой пожилой – писательнице Эмили Тиллон – перевалило за 60. Всех их объединяло пылкое стремление сражаться за освобождение Франции, равно как и принадлежность к сугубо мирным специальностям. Недавний боевой опыт имели лишь четверо – фронтовые младшие командиры Вильде и Левицкий, журналист Пьер Бриссолетт, произведенный за храбрость в капитаны и награжденный «Военным крестом», а также Клод Авелин, поэт и публицист, в 1939 г. вступивший в армию добровольцем. Кроме того, кое-кто из старшего поколения помнил Первую мировую войну. Некоторый опыт подпольной работы имели только сам Борис Вильде и адвокат Нордманн (еврей, бежавший из Германии поле прихода Гитлера к власти), участвовавшие в немецком антифашистском движении в начале 1930-х гг. Впрочем, недостаток практических навыков конспирации участники группы компенсировали мощным интеллектуальным штурмом «литературного багажа человечества» по этой теме. В результате многие из них, особенно Борис Вильде и Клод Авелин, стали весьма успешными нелегалами.
Будучи одной из первых ячеек французского Сопротивления, «группа Музея Человека», тем не менее, не была обособленной. По линии полковников Оэ и де Ля Рошера она входила в общенациональную подпольную сеть «голлистов», связной с ними служила молодая сотрудница музея Жермена Тиллон (дочь Эмили Тиллон). Вероятно, поддерживалась связь и с подпольными группировками левого и коммунистического толка, однако об этом существуют лишь отрывочные данные. Борис Вильде также контактировал с радикальными группировками бывших военнослужащих, сразу взявших курс на вооруженные формы борьбы с оккупантами, в одну из которых входил его фронтовой друг лейтенант Баффару. Возможно, вместе с Баффару и его людьми Вильде мог принимать участие в нескольких диверсиях и нападениях на немецких военных, однако в данном случае он выступал «сам за себя», а не как представитель «группы Музея Человека». Как солдат Франции, Вильде храбро сражался против гитлеровцев на фронте. Однако во время оккупации, когда конкретный немец визуально приобрел в его глазах человеческие черты, он оказался слишком большим гуманистом, чтобы сконцентрироваться на насильственных формах борьбы. «Я боролся за Францию, но не против немцев. Они выполняют свой долг, как мы выполняли свой», - написал он в прощальном письме супруге за несколько часов до расстрела.

Имевшая весьма ограниченные боевые возможности (хотя некоторые ее участники и носили оружие), группа Вильде-Левицкого была сильна своим интеллектуальным потенциалом, который в условиях войны и оккупации был трансформирован в пропагандистский - тем более, что в их распоряжении имелась столь важная для подпольщиков инфраструктура, как типография Музея Человека. Встречи подпольщиков, на которых Борис Вильде (в его отсутствие – Анатолий Левицкий) координировал деятельность своих подчиненных, а также работа над пропагандистскими материалами проходили, как правило, в библиотеке Музея Человека, «хозяйкой» которой была невеста Левицкого Ивонна Оддон. Официальной «легендой» являлись заседания специально организованного научно-литературного клуба. В августе 1940 г. группой был выпущен тиражом в несколько сотен экземпляров текст распространенного лондонским радио обращения «33 совета оккупированным», содержавшего практические советы по конспирации и организации противодействия нацистам. Вскоре появилась листовка с текстом открытого письма д-ра Ривэ главе коллаборационистского правительства Виши маршалу Петену, обличавшего предательскую позицию «вишистов», и еще одна – с лозунгом «Генерал де Голль, мы с вами!». Печатные пропагандистские материалы печатались на ротаторе в типографии Музея Человека и распространялись членами подпольной группы, при чем зачастую довольно оригинальными методами. Их раскладывали по почтовым ящикам парижан, словно утренние газеты, расклеивали на бортах курсировавших по городу автомобилей (в т.ч. немецких), женщины оставляли их в шляпных коробках и свертках ткани в модных магазинах, а бесстрашная Жермена Тиллон однажды умудрилась под предлогом заигрывания прицепить листовку на спину немецкому офицеру.
Подпольная деятельность многих участников «группы Музея Человека» была гораздо шире, чем исключительно пропаганда. Большинство из них выполняли различные функции в системе нелегальной переброски за границу добровольцев, отправлявшихся в войска «Сражающейся Франции». Стараниями Вильде и Левицкого отправились воевать и несколько российских эмигрантов. Осуществлялось это либо по каналам полковника Оэ (в неоккупированную зону, затем – в Испанию, а оттуда, через Португалию либо британский Гибралтар – в Северную Африку), либо с помощью подпольных групп левого толка (через Ла-Манш); при чем первый путь считался предпочтительным как более безопасный. Главным специалистом по «переводу в свободную зону» в группе считался Жорж Итье. Среди вывезенных группой Вильде-Левицкого из оккупированной зоны был русский философ и публицист Георгий Федотов. Известно, что Жермена Тиллон и Леон Нордманн, а возможно, и другие участники группы, активно помогали еврейским семьям, стремившимся выбраться из страны или перейти на нелегальное положение, не дожидаясь депортации. Как минимум пятеро – Борис Вильде, Анатолий Левицкий, Клод Авелин, Пьер Вальтер, Жермена Тиллон были вовлечены в процесс сбора информации для британской разведки. Вильде и Авелин, на основании обнародованных после войны данных, характеризовались как весьма успешные агенты. В частности, исключительно заслугой Вильде считается получение и отправка в Великобританию секретных германских документов о постройке базы подводных лодок и подземных укрытий для авиации в Сен-Лазаре. Источник этой ценной добычи отчаянного выходца из России неизвестен до сих пор. Органами германской контрразведки после ареста Вильде тщательно проверялись его знакомые из числа немецких военнослужащих (в частности, один лейтенант и сотрудница женской вспомогательной службы люфтваффе), однако никто из них не был изобличен. Возможно, Вильде действительно мог завербовать кого-нибудь из них. В таком случае, он не «сдал» своего информатора и унес его имя в могилу. Словом, можно смело сказать, что этот неординарный человек являлся также успешным разведчиком.

Однако главным тайным проектом «группы Музея Человека» стало именно издание подпольной газеты, название которой – «Сопротивление» - с легкой руки генерала де Голля и других лидеров «Сражающейся Франции» получило столь масштабное значение. Появление неподконтрольных оккупационной цензуре СМИ, стоящих на ярко выраженных патриотических и антифашистских позициях, имело для Франции крайне важное значение. Зарождающееся и еще не наладившее свою боевую работу подполье концентрировалось в то время преимущественно на отправке добровольцев к де Голлю или беглецов за границу, а также (его меньшая радикальная часть) на том, чтобы «угробить пару бошей», нередко ценой собственной жизни. Печатного слова, с которым не сдавшаяся Франция обратилась бы к своим гражданам, за исключением малотиражных и создававшихся спорадически листовок, катастрофически не хватало.
Работа над периодическим изданием, более масштабным по тиражу и тематическому охвату, чем листовки, была начата группой Вильде-Левицкого осенью 1940 г., а первый номер был готов к распространению 15 декабря. Его название – «La Résistance» - по воспоминаниям уцелевших участников группы, восходило к средневековому девизу французских гугенотов (протестантов) -нонконформистов. «Это были всего-навсего несчастные листочки, отпечатанные на ротаторе с обеих сторон (первые два номера газеты отпечатал лично Левицкий – прим. автора), но они назывались «Сопротивление». Прекрасное слово, прекрасное безумие, прекрасная страсть… В подзаголовке значилось: «Официальный бюллетень Национального комитета общественного спасения № 1», - вспоминал позднее Клод Авелин, один из редакторов первого номера (кроме него, редакторскую работу выполнили Борис Вильде и литератор Жан Кассу). Французские исследователи до сих пор расходятся во мнениях относительно тиража первой нелегальной газеты сопротивляющейся Франции, однако, наиболее вероятно, он составлял до двух тысяч экземпляров – солидный масштаб для ограниченных возможностей подполья.
Передовица была написана Борисом Вильде; вскоре она стала фактически идеологическим манифестом и руководством к действию для патриотов Франции, боровшихся на оккупированных территориях. Следует признать, что Вильде преуспел вдвойне – как талантливый публицист и как талантливый подпольщик. Имеет смысл полностью привести текст этого произведения:
«Сопротивляться! Этот крик рвется из ваших сердец, из глубины отчаяния, в которое погрузил вас разгром родины. Это крик всех непокорившихся, всех, стремящихся исполнить свой долг. Но вы чувствуете себя разобщенными и безоружными, в хаосе идей, мнений и систем вы ищете в чем ваш долг. Сопротивляться — это уже значит сберечь свое сердце и свои мозги. Но прежде всего это действовать, делать что-то, что выражается в позитивных делах, разумных и полезных поступках. Многие пытались, и часто отступались, видя свою беспомощность. Другие же объединились. Но подчас их группы оказываются, в свою очередь, разобщены и бессильны.
Терпеливо, с трудом мы отыскивали и собирали их. Их уже много (в одном только Париже больше целой армии), людей горячих и решительных, которые поняли, что их усилиям необходима организация и что им нужны методы, дисциплина, руководство.
Какие методы? Объединяйтесь в ячейки с теми, кого знаете. Сами выбирайте себе старших. Старшие свяжутся с надежными людьми, которые направят их и дадут нам подробный отчет. Наш Комитет берет на себя руководство, чтобы координировать ваши действия с теми, кто находится в свободной зоне, и теми, кто сражается вместе с нашими союзниками. Ваша непосредственная задача – сорганизоваться, чтобы вы могли вступить в борьбу в тот день, когда получите приказ. Будьте разборчивы, привлекая решительных людей, и ставьте над ними лучших. Ободряйте и побуждайте тех, кто сомневается и больше не смеет надеяться. Разыскивайте тех, кто отрекся от Родины и предал ее, и следите за ними. Всякий день собирайтесь и передавайте информацию и важные наблюдения старшим. Держитесь строжайшей дисциплины, соблюдайте предельную осторожность и полную тайну. Остерегайтесь людей неразумных, болтунов, предателей. Никогда не хвастайтесь, никому не доверяйтесь. Постарайтесь взять на себя необходимые расходы. Позже мы обеспечим вас средствами, которые стараемся сейчас собрать.
Принимая на себя руководство, мы дали клятву посвятить все этой службе – решительно и беспощадно. Еще вчера незнакомые друг с другом, никогда прежде не принимавшие участия в политической борьбе ни в Сенате ни в Правительстве, независимые, простые французы, избранные для дела которому обязуемся , у всех нас только одно стремление, одна страсть, одно желание: возродить Францию чистую и свободную.»
Разумеется, небольшая группа Вильде-Левицкого, призывавшая стихийно возникающие ячейки сплачиваться вокруг нее, выступала от имени руководства подполья, в целях секретности, однако не без некоторого вызывающего апломба, присущего богемной и академической публике. 30 декабря 1940 г. вышел второй, «новогодний», номер газеты, содержавший пожелания «всем честным французам» победы Союзников и генерала де Голля, а также скорейшего освобождения страны. Первые номера «Сопротивления», несмотря на все опасности, были в основном распространены различными группами французского подполья в течение месяца. По имеющимся сведениям, гитлеровским «структурам безопасности» и французской полицией на оккупированных территориях было перехвачено менее 10% экземпляров, что также являлось существенным успехом подпольщиков. Возможно, эффективность оккупантов и их пособников оказалась столь невысока из-за того, что в тот период зловещая тайная государственная полиция "третьего рейха" (Geheime Staatspolizei, гестапо) еще не успела получить широких полномочий на оккупированной территории Франции, и борьбой с подпольем занималась армейская полевая полиция (Feldpolizei). Структуры последней традиционно уступали в этом отношении «ведомству Гиммлера».

Выход газеты подпольщиков вызвал широкий отклик у французской общественности. Более того, вскоре экземпляры «Сопротивления» пересекли Ла-Манш, и в 1941 г. содержательная передовая статья Бориса Вильде регулярно зачитывалась по лондонскому радио, вещавшему на Францию. Примерно к этому моменту относится и начало применения термина «Сопротивление» в том значении, в котором он вошел в историю Второй мировой войны. Так что, вероятно, Борис Вильде и Анатолий Левицкий еще при жизни успели ощутить первые лучи славы. К сожалению, они проникли к ним через зарешеченные окошки тюрьмы…
Выход подпольной газеты был справедливо оценен оккупационными властями как «прямая и явная угроза», и на выявление нелегальной редакции были брошены прибывшая из Берлина специальная группа гестапо во главе с гауптштурмфюрером Дойрингом (Doehring), разбавленная для «введения в курс дела» уже работавшими в Париже сотрудниками. Вероятно, с этого момента следует вести обратный отчет времени до краха «группы Музея Человека».______________________________________М.Кожемякин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Однажды на фотовыставке старых фотографий привлекло мое внимание фото 40-х годов, которое запечатлело многолюдную парижскую улицу. Среди толпы шла женщина, обритая наголо. Головы всех прохожих были повернуты в ее сторону.

Ощущение позора от фактического поражения во 2-й Мировой войне вызвало в французском обществе сильные психические комплексы. Тем более, что одна из, казалось, сильнейших армий мира не сумела оказать хоть сколько-то эффективного сопротивления наступавшим немецким войскам. Почти вся страна и Париж были оставлены победителям, французская армия сбежала в Африку, на юге Франции осталась малая часть, скованная унизительными условиями перемирия.
В городах и поселках Франции есть обелиски погибшим воинам. Погибшим в 1-ю Мировую, отдельно - во 2-ю Мировую. Списки погибших в 1-ю в десятки раз длиннее, погибших во 2-ю.

Пребывание оккупантов в этой стране было комфортным настолько, что туда отправляли в отпуск солдат с восточного фронта на реабилитацию. Такие "курортные" условия были обеспечены немцам со стороны французского населения, оставшегося на оккупированных территориях.
Уже после подсчитали, что боле 1,5 миллионов французов быстренько оказались в немецком плену, еще чуть больше - в Африке. Это были мужчины. Все население страны в ту пору не превышало 40 миллионов. На несколько лет, как понятно, страна лишилась самых крепких, здоровых мужчин.

Когда война окончилась, французы, вернувшиеся из Африки и из эмиграции, устроили "охоту на ведьм" - местные суды и суды профессиональные (например, работников культуры) обличали и наказывали "пособников оккупантов". Ими заполнялись тюрьмы, им выносились приговоры - от общественного порицания до расстрела. С женщинами поступали проще: их обривали наголо.

Женщины предпочитают альфа-самцов. Такими в глазах французских женщин были немцы. Известны много случаев, когда женщины уходили из Франции вместе с отступающими немцами. Этот уход имел массовый характер! Ведь немцы уходили из страны не разбитыми французами, а в силу обстановки, сложившейся в 1944 году севернее Франции и на востоке. Французские мужчины тяжело переносили такое унижение. И нашли примитивный способ мести - брить наголо.
Несколько лет после войны были худшими годами для французского общества, пока в начале 50-х годов умный Де Голль не объявил на всю страну, что "вся Франция состояла в Сопротивлении!". Прекратил суды и преследования, амнистировал кого успел - и легкие на дух французы успокоились.

Безусловно, поведение немцев во Франции сильно отличалось от их поведения на Востоке. Тут сравнивать нечего. Но и среди французов было "здоровое меньшинство", которое реально сопротивлялось. Кому-то удалось вступить в английскую армию, малое количество повоевало даже в Красной армии. Было и какое-то подполье, но о нем очень смутные сведения. Особенно они замутились после освобождения страны, когда численность "бойцов сопротивления" почти сравнялась с численностью гражданского населения.

Расскажу, как французы вернули Париж. Вам может показаться смешным на фоне восточных сражений, но Париж у немцев отбила всего одна французская дивизия - 2-я бронетанковая под командой генерала Леклерка. Почему так получилось? Да к тому моменту немцы вывели из Франции почти все боеспособные части в Бельгию и Голландию, где англо-американцы устроили нешуточный штурм материка.
Небольшой парижский гарнизон под командой генерала фон Хольтица был оставлен не для того, чтобы защищаться, а чтобы взорвать город!

Вот одно из свидетельств, что даже на жестокой войне люди могут оставаться людьми. Я не знаю, получилось ли у фашистов взорвать хоть один из городов, который они собирались? А собирались они так сделать во многих местах. Вспомните Краков, например.

Так вот, фон Хольтиц медлил и не дал команду взрывать. Сопротивление французским танкам если и оказывалось, то по личной инициативе командиров отдельных подразделений и отдельных упертых вояк. В течение одного светового дня танки заняли Париж, а на следующий день фон Хольтиц подписал капитуляцию и буквально сдал французам и город, и запалы от мин.

С подходом дивизии Леклерка в городе выступили бойцы-подпольщики Сопротивления под командой полковника Роль-Танги. Это был старый воин, с "испанским" прошлым и он был коммунистом.
Вот два видных героя - Леклерк и Роль-Танги. Что с ними стало после?

Леклерка после войны задвинули на незначительную должность в Африке и он погиб в 1947 году в авиакатастрофе.

Роль-Танги так и дослуживал полковником до своей отставки в 1962 году. Удивительным образом он не получил никаких наград как участник Сопротивления. И только в день 50-летия освобождения Парижа, в 1994 году, о нем вспомнили и наградили высшим орденом Франции.
Третий герой - фон Хольтиц, после недолгого плена доживал на родине. Но вот еще один...

Город Бордо также был заминирован. Минирование города осуществляли саперы в числе которых был унтер-офицер ВМС Хайнц Штальшмидт. Именно ему предстояло, по команде, привести в действие взрывные механизмы. Этот унтер связался с местным подпольем (так можно было!), сообщил им о минировании и предложил отдать им запалы, которые он должен был установить. Но храбрые французы отказались их брать. Они предложили немцу... самому уничтожить склад, где хранились запалы. Лишь пообещали ему за это, что помогут скрыться от преследования фашистов.
Штальшмидт взорвал склад и утёк. Потому что вместе с гестапо его искала французская полиция. Участники Сопротивления сумели его спрятать и он остался во Франции под новым именем.

После войны храбрые участники сопротивления из Бордо все получили правительственные награды и льготы. Сальмид, так теперь звали унтера, попытался напомнить о себе - его направили работать лесником в малонаселенную местность. Всю долгую жизнь он ни разу не смог добиться повышения по службе. Его даже не пригласили на празднование 50-летия освобождения Бордо! В 2000 г. он наконец получил Орден Почетного Легиона. Лишь однажды он смог посетить родной Дортмунд, в 2001 г. Умер в 2010.

На портрете изображён товарищ Анри-Роль Танги или просто полковник Роль. Французский коммунист с 1925 года, ветеран Гражданской войны в Испании, где командовал французским батальоном имени Парижской Коммуны Интернациональных бригад, и... настоящий лидер французского Сопротивления. Именно ему 25 августа 1944 года, после пяти дней боёв, сдался и подписал капитуляцию командующий фашистским гарнизоном Парижа генерал Дитрих фон Хольтиц.

В отличие от распиаренного ставленника англо-американской буржуазиии Шарля де Голля о нём вспоминать не любят. И в те горячие дни 1944 года все политические и военные решения лидерами союзников Черчиллем и Рузвельтом принимались исходя из одних соображений — как не допустить во Франции формирования послевоенного коммунистического правительства.

Ещё бы! Париж освобождён народными силами Сопротивления, немцы сдались коммунисту! Авторитет Коммунистичекой партии Франции, — основной руководящей и организующей силы Сопротивления — зашкаливает. Каждый француз прочувствовал тогда, то, что поэт Луи Арагон отразил в своих стихах:

«Я, видно позабыл, как детский сумрак сна,
Что сердцем я француз, что кровь моя красна.
Я помнил только ночь и цвет всего ночного.
Мне партия дала глаза и память снова».

Продвинуть Шарля де Голля, просидевшего всю войну в лондонских отелях, на штыках американского генерала Эйзенхауэра во главу послевоенного французского правительства удалось. Такой лидер Франиции был нужен "союзникам". К слову, свой скромный боевой опыт де Голль получил в боевых действиях против Красной Армии на Волыни и под Варшавой на стороне белополяков в 1920-м.

Полностью и сразу отстранить коммунистов Шарль де Голль не мог — слишком уж популярны в народе были лидеры Сопротивления. После войны полковник Роль был награждён Военным крестом, Медалью Сопротивления и Орденом Освобождения. Он оставался во французской армии на постоянной основе до 1962 года. Ну, а Сталин об украденной у коммунистов французской победе был прекрасно осведомлён, — поэтому в Ялту де Голль приглашён не был.

На фото: Анри-Роль Танги и Шарль де Голль

На фото французы из частей SS перед расстрелом французами из «Свободной Франции»....

Слева направо:

оберштурмфюрер Сергей Кротов. Он был русским по происхождению, но родился во французской колонии (остров Мадагаскар)=

унтершурмфюрер Поль Бриффо, он на переднем плане в форме лейтенанта вермахта=

оберштурмфюрер Робер Доффа. На фото смотрит упор  на фотографа=

Двенадцать французов, которые служили в SS, были расстреляны

Одиннадцать из них служили в 33-й пехотной дивизии СС «Шарлемань» (1-й Французской)

Двенадцатый (Поль Бриффо) – из 58-го (до августа 1944 г. — усиленный 638-й гренадерский полк) гренадерского полка войск СС входящего в состав дивизии СС «Шарлемань».

Еще следует добавить, что расстрелянные входили в батальон из «Шарлемани», который был придан другой дивизии — «Нибелунги», поэтому они и попали в плен в Южной Германии.

Эсэсовцы находились после ранений в госпитале в городе Бад-Райхенхалль, но в мае 45-го его заняли американцы.

Потом они были переданы в руки солдат 2-й бронетанковой дивизии «Свободной Франции».

Пленные, на удивление вели себя с достоинством.

Командир дивизии генерал Леклерк на допросе назвал их предателями, вопрошая их, как французы – французские солдаты могли одеть чужую форму?

Один из пленных, возможно это был Сергей Кротов, ответил ему, что французы из 2-й бронетанковой дивизии «Свободной Франции» сами носят чужую форму – форму США!

Леклерка это разозлило и он отдал приказ – расстрелять пленных немедленно, без суда и следствия!

Это произошло 8 мая 1945 года=

Предполагаю, что доблесть свою надо было проявлять в 1940-м, защищая свою Францию, а не в 1945-м с пленными...

Но он и показывал...

Немного о Леклерке

Немцы взяли Париж 14 июня.

15 июня капитан де Отлок, воевавший в составе 4-й пехотной дивизии, был тяжело ранен.

В бессознательном состоянии попал в плен.

Две попытки побега, на третий раз — удачно.

Переправившись в Англию он присоединился к Де Голлю.

После этого де Отток берёт псевдоним «Леклерк» 

Псевдоним (позывной) – давняя французская традиция для безопасности оставшихся родственников.

Потом судьба его занесла в  Африку, где разгромил итальянцев...

Потом был исторический переход через Сахару, где его войско соединилось с 8-й армией Монтгомери и они вошли в Триполи.

Французская 2-я танковая дивизия была впоследствии сформирована из его солдат...

Другой ракурс этого же события

Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в трёх томах.

Том 1 – «Другая Война»

Том 2 – "Без вести погибшие"

Том 3 – "Война, которой не было"

Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно. Сначала Том 1, если понравится, то после прочтения (отзыва) и Том 2. Получение Тома 2 по времени не ограничено никак.

Том 3. Ещё в работе

Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).

Есть печатный вариант в твёрдом переплете.

Предыдущая публикация

КВ-1