В паре своих ранних постов я описал такое явление в мире любителей холодняка как мечефилия. Это ментальная болезнь, выраженная в фанатичной любви к клинковому оружию и игнорирование существования иных видов оружия ближнего боя.

В данном случае имеется наиболее распространённый, агрессивный и известный (благодаря первым двум пунктам) вид мечефилии - катаноёбство.

Тред посвящён обсуждению технике древкового оружия, но больных это никогда не останавливает.

Рекомендуется читать построчно.

Эта статья посвящена испанским истокам великои науки, которая никуда не исчезла, а лишь прошла ряд трансформации за последние шесть веков.

Сегодня можно найти множество людеи, которые наряжаются в рыцарские одеяния и держат шпагу в руках, но это не имеет никакого отношения к тои науке, посредством которои Карл V создал империю, где никогда не заходило солнце. Чтобы разобраться в фактическои истории, мы обратились к ученым, которые работают с первоисточниками. В 2017 году под руководством  Олега Мальцева на русскии язык впервые были переведены более 20 древних трактатов по фехтованию, в том числе «Величие меча» и «Философия оружия», фундаментальные испанские труды XVI—XVII вв.ека.

Испания, 1474 год — предполагаемые место и время зарождения фехтования. Именно в это время начали появляться первые релевантные документы, о чем пишет Бласко Флорио в своем трактате «Наука фехтования» 1844 года. Однако, по словам историка, подобных документов в то время было еще достаточно мало.

Все испанское фехтование можно разделить на два периода: до правления Карла V и после него. В первом периоде существовало некое античное фехтование, также известное как Эскримо. Во втором фехтование уже приобрело название Дестреза, или Истинная Дестреза (исп. La Verdadera Destreza). Точное имя основателя античного Эскримо на данныи момент в наиденных источниках не указано, но отцом-основателем Дестрезы считается командор Ордена Иисуса Христа, рыцарь Иеронимо Санчес де Карранза, названный Святым еще при жизни. Дело продолжил его лучшии ученик Дон Луис Пачеко де Нарваэс, написавшии «Величие меча» в 1605 году.

Главнои точкои возникновения Дестрезы считается город Палермо, где в начале XIII века сицилиицами было поднято национально-освободительное восстание против власти Анжуискои ветви, завершившееся истреблением и изгнанием французов со всеи территории острова и полувшее название «Сицилииская вечерня». Сицилиицы были вынуждены с оружием в руках отстаивать свои права и землю, и им была необходима военная система, которая позволила бы эффективно вести бои и одержать победу в сражении. Именно этот период принято считать рождением фехтования. На новое направление оказали влияние уже прогрессирующие с точки зрения военного дела Генуя и Венеция, которые непосредственно повлияли на развитие фехтования юга Италии.

В начале XVI века к палермскому двору пришел будущии король Испании Карл V, ставший королем Палермо. С ним пришла и армия немецких рыцареи, а также рыцари Тамплиеры и Госпитальеры. Таким образом сицилииское дворянство, владеющее античным палермским стилем фехтования, немецкие рыцари, тамплиеры и госпитальеры объединяют свои усилия — и появляется новая система. В тот момент она еще не называлась Дестрезои, однако именно с ней Карл V направился к мадридскому двору.

В результате данная система становится на вооружении испанскои армии, проходит экспансиальные воины, а в 1569 году появляется первыи трактат по испанскои Дестрезе — «Философия оружия» за авторством Иеронимо де Карранзы.

Дестреза распространяется на европеискую часть и на королевство двух Сицилии, которое на тот момент еще оставалось испанскои территориеи. Говоря о европеискои части, необходимо упомянуть Жерара Тибо и его знаменитыи трактат «Академия меча» 1628 года. Отцом-основателем Дестрезы королевства двух Сицилии является Джакомо Лакуово. Именно он впоследствии создал три ветви неаполитанского стиля испанского фехтования, которые были представлены тремя выдающимися маэстро: Франческо Вилардита, Антонио Маттеи и Леонардо Чакио.

Существовал и другой стиль фехтования, созданный Джузеппе Морсикато Паллавичини. Для него характерны венецианские корни и элементы античного фехтования. Описание этого стиля встречается у Паллавичини, в «Первой и второй частях фехтования» — трактате, написанном в 1670 и 1673 годах.

Впоследствии Паллавичини переехал в Рим, где основал римско-неаполитанскую школу фехтования, о чем пишет Чезаре Альберто Бленджини в «Трактате о современном итальянском фехтовании» 1864 года и другие документы XIX—XX вв.

В результате политики испанского государства и доминирования французской школы фехтования в Европе, в 18-м веке вводится французскии стандарт и все школы фехтования постепенно исчезают. К тому моменту Иеронимо де Карранзы, Жерара Тибо и других последователеи Дестрезы уже не было в живых — отстаивать главенство школы было некому. Таким образом французская школа начала свое господство в Европе.

С точки зрения фехтования наступил непростой период. Сложно судить о том, что именно предложил в XVIII веке французскии стандарт, кроме своего взгляда на то, что было создано ранее. Дестреза считалась научным и очень сложным для среднестатистического человека фехтованием. В итоге европеиская позиция пришла к тому, что были нужны солдаты и не нужны мастера. В связи с этим испанская школа уходит в подполье и становится криминальнои.

Однако впоследствии во время сражений французская школа еще встретилась с испанскои - точнее, с неаполитанским стилем испанского фехтования — и потерпела сокрушительное поражение. Вновь вернувшаяся система становится еще более эффективнои, так как все технические элементы и техника очистились в период ведения воин и долгосрочных битв. Ей восхищались многие маэстро и описывали ее, как самую эффективную на тот период времени. Свидетельства этого мы можем наити в трактатах «Неаполитанское фехтование с господствующим названием «Невозможное возможно"» Франческо Антонио Маттея, а также «Истинное неаполитанское фехтование» Никола Терракота и Вентуры.

В итоге французы признали главенство неаполитанского стиля, но их стандарт все равно остался в полной мере распространен на территории Европы. Дело в том, что неаполитанскии стиль испанского фехтования жил на очень узкои территории, лишь в неаполитанском королевстве, которое практически не имело своеи независимости в период с 1503 — 1734 гг. Полноценное смешение стилей пошло позднее, в результате чего возникла новая южно-итальянская школа фехтования, дошедшая до наших днеи.

Данные исследования были проведены под патронажем Научно-исследовательского института «Мировых традиции воинских искусств и криминальных исследовании применения оружия», во главе с кандидатом психологических наук, исследователем воинских искусств и профессором Дестрезы, Олегом Мальцевым. Благодаря этои работе были не только наидены и переведены на русскии язык все документы, указанные в этои статье, но и была возрождена легендарная школа Неаполитанского фехтования в Палермо в марте 2018 года.

http://www.nat-geo.ru/history/1198753-destreza-istoriya-ispa...

От системы боевого фехтования в большинстве случаев сегодня имеем лишь техническую часть. Но часть не заменяет целого. Рассмотрим еще одну прикладную сторону воинской системы - как переложить фехтование на повседневную жизнь и дело.

Так как я занимаюсь дестрезой, мне будет проще писать об этой плоскости.

Вся жизнь построена по принципу поединка, вы даже атакуете словом и настолько привыкли к этому, что не замечаете как спор превращается в бытовой конфликт. Тем более бизнес, где каждый партнер использует выгодную модель поведения. Плюс те препятствия на вашем пути, когда вам приходится с чем-то бороться и что-то преодолевать для достижения желаемого. И выглядит это примерно как на этой картинке - или вы принесете домой кусок мяса, или вас отвезут в больничку после ваших неудач.

Но поединком можно и нужно управлять. То пространство, которое включает в себя вас с противником как объекты, дистанцию между вами, время совершения действий - все это кому-то должно принадлежать. Принадлежит оно тому человеку, кто знает об этих вещах, и именно он управляет этим пространством и всем, что в него входит.

Если вы чем-то не научились управлять, вы от этого потенциально зависите. От вашего незнания, оно не перестает существовать, а ваше невежество или амбиции могут иметь цену вопроса.

Между вами и вашим противником всегда существует некоторая дистанция. И управляя временем (в фехтовании это называется временными тактами), вы можете сокращать дистанцию, изменять плоскости, вращаться в оси своей, вращать сочленение руки и соответственно оружие как продолжение вашей руки и т.д. То есть делать быстрые короткие движения, которые помогают вам преодолеть дистанцию и нанести поражающий удар противнику или помешать его намерениям нанести вам удар. В жизни имеются тоже дистанции - вы меняете одну ситуацию на другую (нужную сейчас), или вы видите в перспективе для себя нежелательное неизбежное препятствие, идущее на вас в виде событий. Вы изменяете ситуацию посредством каких-то действий. Эти какие-то действия - результат понимания принципа, логической модели - это для фехтовальщика точка опоры. Он опирается на понимание устройства принципа. Соответственно, в жизни вы видите проявления этого принципа и можете его внедрить по назначению. Также, вы замечаете за другими людьми когда с вами хотят поступить нечестно, так скажем, и можете им дать понять, что с вами этот финт не прокатит, и почему не прокатит, и можно им объяснить, как этого же достичь более этичным путем.

Также, вы управляете своей энергией, и в дестрезе так построены упражнения, что они обучают человека от сложного действия прийти к одному простому. Это самое менее энергозатратное действие и оно решает задачу в один заход, и это высший пилотаж, которому можно научиться.

В эталоне у фехтовальщика лежат книги по дестрезе, это учебники от Иеронимо де Карранзы, Жерара Тибо, Пачеко де Нарваэса. Все, что изучается в ходе практики в зале, необходимо сравнивать с книгами-первоисточниками, как с основой знаний. Знания всегда дают силу. Кем бы вы ни были, женщиной или мужчиной, от вашей силы духовной зависят ваши возможности, т.е. чем больше силы, тем больше вы способны справляться с собой, с людьми, с которыми взаимодействуете, с обстоятельствами, в которые вас ставит жизнь. [Можно, конечно, заблуждаться, считая, что преимущества перед другими людьми вам дают деньги, связи, оружие. Все это временные блага: оружием надо уметь пользоваться (вовремя и по назначению), деньги имеют свойство заканчиваться, а люди отворачиваться, т.к. у них самих проблем своих достаточно, а вы им нужны пока у вас есть сила, которой они могут воспользоваться.] Это или ваша сила (та, которую вы можете использовать, например сила эталона) или чужая (та, которая вами не управляема, от вас не зависит ее направление, это вы от нее становитесь зависимы, именно так вы попадаете в ситуации - препятствия). Поэтому важен вопрос - можно ли использовать силу дестрезы в жизни? - да, можно.

Кроме всего перечисленного существуют еще и вероятности. Когда фехтовальщик впервые видит своего соперника, видит его стойку, он обладая соответствующими знаниями, оценивает это все в комплексе, и обращая внимание на самые важные моменты, например, движения ног, он может понимать, какое действие соперника наиболее вероятно в ближайшее время. Вероятности сведены по общим параметрам и всегда ограничены количеством, понимая их все, вы выстраиваете свое следующее действие так, чтобы оно приблизило вас к победе. В жизни, ничего не бывает случайно, бывает только то, что вы понимаете, а то чего не осознали, того для вас нет. Если вы видите, например, 8 базовых решений, вы можете создать условия для победы именно тем, что все шаги на предстоящей дистанции (пути) вами управляемы. Если что-то на этом пути подчиняется другой силе, это решение менее вероятно приведет к победоносному исходу, или оно будет более энергозатратно, или дольше или решится тогда, когда уже не надо будет и т.д. Поэтому в дестрезе и пользуются принципом командной позиции (подчинить себе клинок противника).

Какие задачи решают фехтовальщики посредством дестрезы? Свой личностный рост, свою подготовку способностей, свое воспитание.

Как они применяют дестрезу в жизни - они работают над собой, меняют себя и мир вокруг себя на то, что нужно, они ответственно создают свое будущее, и управляют тем, что уже имеют, и они владеют собой.

Фехтование применимо в самообороне, оно прорабатывает вопросы безопасности в целом. Безопасным для вас будет то, что для вас знакомо. Человек боится только неизвестного и приписывает ему нечто, так сказать малюет черта. Все, чем люди отличаются друг от друга - это уровнем подготовки.

Фехтование - воинская система или интеллектуальная? В том и дело, что оно сочетает в себе несколько граней, игнорировать которые по меньшей мере нерационально. Зачем ограничивать себя технической частью, на то и воинская система, что подразумевает философию, принципы которой помогают жить.

Таков мой взгляд спустя полгода тренировок. Вы можете это все оспаривать и топать ногами, но попробуйте после прочитанного понаблюдать за собой, другими людьми, за ситуациями.

Ну, вот и доигралась. Сама виновата, и нечего теперь лить слёзы словно юная монашка отдавшаяся в порыве страсти пареньку-садовнику!

Витой красно-золотистый шнур выглядывал из кулака и наполнял моё сердце такой тоской по прошлому, что всхлипывая, я продолжала рыдать на весь зал. Даже не ожидала от себя такого. В последний раз плакала совсем сопливой девчонкой, когда разбила в кровь коленку, гоняясь за котёнком по двору.

Могла ли я пару лет назад представить себе ситуацию в которой окажусь? Конечно, нет. Как сказала бы моя старая нянечка, любившая крепкие словечки: «Лизхен, ты глубоко увязла в анусе кракена». И с этим утверждением трудно поспорить, чёрт побери.

Во мне вовсю бушевала борьба между неистовой сорвиголовой, плюющей сквозь зубы на своих недоброжелателей и отличницей-аккуратисткой – ранимой и воспитанной. Первая черта моего характера мне досталась от моей яростной маменьки, а вот вторая … от моего загадочного отца.

Постепенно примерная девочка вытесняла задиру (так неизменно происходило, когда опасность отступала), ведь я всегда была папиной дочкой. Слёз становилось всё меньше, и они уже не так часто падали на деревянный паркет.

* * *

Я родилась семнадцать вёсен назад, наверное, в самой необычной семье Циммерии. Не верите? А зря.

Мать моя, Матильда фон Шлезвиг была капитаном курфюстской Пограничной стражи и одной из лучших фехтовальщиц государства. За глаза её называли Рыжей бестией и опасались тяжёлого характера и быстрой руки. Она происходила из древнего, но обедневшего аристократического рода. Своё положение, авторитет, выслужила не лестью и обманом, а обменяла на пару десятков шрамов и рубцов на бледно-молочной коже. Мама была справедлива, резка в суждениях и прямолинейна в поступках, впрочем, как и все настоящие солдаты. В детстве мне даже казалось, что она сразу родилась в мундире, ботфортах и в перевязи со шпагой.

Отец мой был … э-м-м-м, как бы это сказать получше … пришельцем из другого мира. Нет, мы с мамой никогда в это по-настоящему не верили, но мой папенька, кажется, не сильно переживал из-за этого. Хотя определённые странности за ним замечала даже я.

Нянечка рассказывала мне, что мама обнаружила отца в бессознательном состоянии во время патрулирования Королевского озера. Мол, папа, находился в ветхой лодке прибитой к берегу волной.

Придя в себя, мой родитель рассказал страже, что звать-величать его Алексей Верховской, он росс … русс.., чёрт не выговоришь, в общем, дворянин и гвардейский поручик. В его стране была попытка переворота, в котором, он принимал активное участие вместе со своими товарищами и сослуживцами. Восстание с треском провалилось, большую часть заговорщиков схватили, но некоторым удалось сбежать. Всю весну и часть лета, он скрывался в имении своего друга поэта, а затем на его след напали императорские ищейки. На вопрос матери, что он делал в курфюрстском заповеднике, папенька пояснил, что убегал от жандармов и когда скакун его пал от изнеможения, сумел добраться до реки, прыгнуть в лодку у пристани, и скрыться в тумане над поверхностью воды. Потом ему стало плохо, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Отца даже не смутило, что никакой империи, реки в округе вообще нет, так же как то, что одет он был явно не по погоде. Ведь стояла поздняя осень, а тот щеголял в ярких панталонах, в облипочку, лёгком жилете и смешных танцевальных туфлях с пуговками. При себе у него была только шпага, больше похожая на рапиру.

Сначала мама хотела сдать странного дворянина в Тайную полицию (уж больно он со своими сказками и странным произношением походил на шпиона), но в последний момент передумала. Может быть, потому что Рыжая бестия терпеть не могла полицаев, а может и по другой причине. Уж больно мой папенька был хорош собой, вежлив и обходителен. В общем, Матильда фон Шлезвиг выкинула белый флаг.

Отец тоже был знатным фехтовальщиком. Правда фехтовал он необычным клинком всегда находившемся при нём. Да, да, тем самым про который я уже упоминала. Узкая длинная полоска стали казалась игрушкой по сравнению с маминым паппенхеймером, но владел он ей мастерски.

Я не раз наблюдала их поединки, и это было сродни бою лесного пожара, сметающего всё на своём пути, и солнечного зайчика в зимний день разившего без промаха. Мамина сила и напористость разбивались о кажущееся ленивым спокойствие отца. Пламя и лёд, ну право слово.

Родительница с лёгкостью расшвыривала в поединке своих солдат, вскрывая любые защиты, но папина манера фехтования долгое время была для неё непреодолима.

«Перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал», - было выведено на поверхности металла отцовской шпаги витиеватыми буквами на незнакомом языке.

- Эта строчка из стихотворения моего друга, - рассказывал мне отец, когда я разглядывала его оружие и полустёршуюся смешную двухголовую птичку похожую на крылана (разве что крылья поменьше) на навершии эфеса.

Меня всегда так смешило как папа, замерев на улице с искренним удивлением, разглядывал парящие в небе цеппелины и проезжающие мимо нас паровые автомобили. А ещё, он словно ребёнок восхищался паровым отоплением в домах, радио и фотоаппаратами. Мог часами наблюдать за проплывающими по реке пароходиками и вздрагивал от телефонных звонков.

Мама была всё время на службе, и мы часто гуляли с папой за ручку по городу. Я делилась с ним всем-всем. Даже рассказывала ему про забавного соседского мальчишку частенько торчавшего у нашей ограды, а также про то, что сильно завидовала дочери нашей соседке - маленькой кривляке Монике, из-за огненно-красного цвета её волос точно таких же как у моей мамы. Меня бог наградил русыми как у отца. Какие же мы маленькие глупые.

Мы с папой были добрыми друзьями и понимали друг друга с полуслова. Чтобы мы не делали вместе, нам всегда было весело и хорошо. Он так смешно изображал нашу строгую фрекен Грезельду, что я покатывалась от хохота. Странно, но нянечка, вдова китобоя и вообще человек с тяжёлым характером, на него за это не обижалась, а наоборот относилась к отцу с подчёркнутым уважением.

К сожалению, он так и не смог занять подобающего места в высшем обществе Циммерии. Для маминых родственников и большинства знакомых, он, несмотря на свои манеры, был всего лишь бродягой без семьи, имения и средств к существованию. Даже обвенчать родителей священник отказался. И это несмотря на мамины угрозы, обещавшей выпотрошить святого отца и скормить его внутренности свиньям.

Я родилась байстрючкой – незаконнорождённой, и хоть и не имела право на наследство, воспитывалась в счастливой семье любящих друг друга родителей. Мама так смотрела на папу, что никаких признаний в любви и не требовалось.

Именно отец начал заниматься со мной фехтованием. Да, вот так просто. В четыре года я попросила его научить меня обращаться со шпагой, и он выполнил мою просьбу.

Во время тренировок, он рассказывал мне о своей родине и удивлялся, что у нас вроде бы всё как у него дома, только немного по-другому. Как я жалею сейчас, что не расспросила его обо всём поподробнее, не узнала его получше.

К десяти годам я уже довольно сносно владела клинком, а к двенадцати на мои успехи стала обращать внимание мама. Она даже стала со мной заниматься.

Только тогда я в полной мере оценила искусство отца и, дополняя его непробиваемую защиту яростными атаками матери, получала от тренировок ни с чём несравнимое удовольствие.

Четыре года назад над нашей Циммерией сгустились тучи. Сродный брат нашего курфюрста Вилберта I – Бруно, заявил права на престол, воспользовавшись древним обычаем давно забытым живущими. Началась война. Кто-то остался верен своему правителю, другие поддержали дерзкого выскочку. Он, не задумываясь, применял силу, бросая в костёр войны тысячи невинных жизней. Противостояние продолжалась целый год, сражения шли и на земле и в воздухе, но закончилось победой курфюрста. Во многом благодаря поддержке, таких как моя мать. Последние силы сепаратистов были взяты в окружение у деревеньки Пиннау, а их сторонники закованы в цепи и брошены в подвалы Башни милосердия.

Матильда фон Шлезвиг получила звание полковника и должность начальника Городской стражи столицы. У нас появился большой дом, много слуг и целая куча новых знакомых. Правда маменька так и не стала придворным шаркунишкой и только одним своим гневным взглядом распугивала столпившихся вокруг неё избалованных аристократов.

А потом … потом всё рухнуло. Оказывается часть молодчиков с татуировками дроздов терзающих змею (тонкий намёк на гербы кузенов) смогла пробраться в Трир - главный город курфюрста. Пока армия пыталась добить основные силы Бруно, полк его головорезов, при поддержке всякого сброда, сумел уничтожить столичный гарнизон, и единственным препятствием, отделявшим Вилберта I от виселицы, стала моя мать. Она возглавила оборону Белого замка и трое суток с горсткой храбрецов сражалась против сепаратистов.

Цеппелины бороздили небо над городом, заунывно транслируя сигнал тревоги. На улице пахло пожаром, то там, то тут раздавались крики. Жители сбивались в отряды самообороны для защиты близких и своего имущества.

Всё это время мой отец не находил себе место. А затем, оставив меня с фрекен Гризельдой, ушёл. Я никогда не забуду нашего прощания. Крепко прижимая меня к себе, он словно извинялся за то, что оставляет меня, за то, что не увидит, как я вырасту, за то, что не поведёт меня к алтарю, и не будет нянчить внуков. Мы оба знали, что он не вернётся, но папа не мог по-другому.

Ему удалось добраться до мамы. Вместе спина к спине они сражались во дворе Белого замка с остатками «дроздов» и победили, расплатившись своими жизнями. Говорят, что они убили почти три десятка прорвавшихся за стены. А ещё я слышала, будто бы Вилберт I расплакался у тела моей маменьки. Врут, наверное.

Да, мои родители стали героями, но повосхищавшаяся страна вскоре успокоилась, и, проводив в последний путь мятежника Бруно (говорят верёвка была ему к лицу), зажила своей обычной жизнью.

Матильду фон Шлезвиг, как национальную героиню, захоронили на территории Белого замка. Отца моего, словно бродягу без рода, без племени, увезли в родовое имение матери, где и закопали без всяких церемоний и помпы. Хорошо хоть не забросали землёй в общей могиле за городом. На похоронах присутствовали только мы с нянечкой, да наш старый садовник.

Так как официальных, законных наследников у Шлезвигов не было - земли, дом в столице, крестьян, казна забрала себе. Меня же, хоть и дочь спасительницы Циммерии, но байстрючку, облагодетельствовали, взяв после смерти фрекен Гризельды служанкой во дворец курфюрста.

Преисполненная «благодарности» я как проклятая начала осваивать новую для меня профессию. Мыть, стирать, гладить, сносно шить я научилась годика за два. Было невыносимо одиноко, так как друзей и подруг у меня среди прислуги не было. Не понимая моего положения, они держались от меня на расстоянии и в принципе это меня устраивало. Я очень скучала по родителям и особенно по нашим с папой тренировкам.

Как-то старший дворецкий приказал мне принести бутылку шампанского и фужеры в недавно выстроенный курфюрстом фехтовальный зал. Одноэтажное здание с великолепным паркетным полом, новомодным электрическим освещением и огромными окнами, сладили буквально за три-четыре месяца. Наш Вилберт I неожиданно стал ярым поклонником фехтования и каждый день, до завтрака, пару часиков скрещивал шпаги с лучшими мастерами столицы. То ли мои родители произвели на него такое впечатление, то ли почувствовал во время осады Белого замка себя беспомощным – слухи ходили разные.

В зале было много света и великолепно пахло свежим деревом. Поставив поднос на ажурный столик, я направилась к выходу. Подскакивания и кривлянья курфюрста, а также его попытки уколоть соперника, вряд ли можно было назвать фехтованием и я серьёзно опасалась, что не удержусь от смеха. Взгляд мой скользнул по нескольким портретам на противоположной стене и остановился на изображении матери. Матильда фон Шлезвиг была хороша. Вылитая героиня из средневековых баллад. Определённое сходство конечно имелось, вот только дома мама была совсем другой. Немного усталой, тихой, скромной и счастливой. Всё благодаря моему отцу.

Под картиной к стене была приделана подставка для холодного оружия, в которой рядышком замерли мамин паппенхеймер и папина шпага. Уж её-то я бы ни с чем не перепутала. На рукояти эфеса маминого клинка всё так же был привязан витой красно-золотистый шнур. Сердце моё ёкнуло и понеслось вскачь. Вместо темляка перед её уходом из дома, я лично прикрепила туда шнурочек с геральдическими цветами нашей семьи.

Меня прямо переклинило. Во что бы то ни стало, захотелось оставить этот шнур у себя и ещё разок ощутить рукоятку папиной шпаги в своей руке. Замерев посреди зала, словно соляной столп, я вызвала недовольство дворецкого и, обозвав меня нахалкой, он выгнал меня взашей. Уходя, я уже точно знала что вернусь.

* * *

Напросившись у тётки Марты (старшей распорядительницы дворца) на ночную глажку гвардейских мундиров, я обеспечила себе возможность пробраться ночью в фехтовальный зал.

Словно шпионка, накинув тёмный плащ, я, пригибаясь, пробежала через зелёный лужок, на котором катались на пони детишки курфюрста, и, обогнув небольшое озерцо, остановилась возле фехтовального зала. Окна были плотно прикрыты ставнями, и мне оставалось только надеется, что одна из них всё же будет не до конца захлопнута. Дергая по очереди деревянные створки, я по кругу огибала здание. Ночь была тёмной, хоть глаз выколи, и особо опасаться, что меня кто-то заметит, не приходилось.

- Тр-ы-ы-нь!

Повезло. Одна из досок поддалась, и ловко поднырнув под нее, я прижалась к оконному стеклу, нащупывая пальцами створки. Маленький канцелярский ножик в моей руке ловко проник в щель и окно приоткрылось. Еле-еле мне удалось втиснуться внутрь пожертвовав плащом застрявшим между ставнями и окном.

Здесь всё так же приятно пахло деревом и немножко потом. Глубоко вздохнув, я начала шарить по стенам зала руками ища выключатель и кляня себя за то, что не догадалась взять с собой обыкновенный фонарик.

Неожиданно мне показалось, что в зале ещё кто-то есть. Знаете, так бывает, ты не видишь и не слышишь человека, но ощущаешь его присутствие в тёмной комнате, будто находясь во мраке, он рвёт её тенёты. Вздрогнув, я прижалась спиной к стене и в тот же момент нашла рычажок выключателя.

- Кл-и-и-ик! - громкий щелчок и стеклянные лампы вспыхнули, освещая всё вокруг.

Не сдержавшись, я вскрикнула. И было отчего. Кроме меня в зале находилось ещё пятеро мужчин, которые удивлённо уставились на нежданную гостью.

- Ты кто такая?

- Л-и-и-схен, - заикаясь, ответила я. - Служанка.

У каждого замершего передо мной солдата (короткие стрижки, развитая мускулатура и горделивая осанка говорили сами за себя), в руках была либо шпага, либо сабля. Чуть поодаль на полу была расстелена белая тряпица, на которой в рядок лежало несколько пистолетов и пару винтовок. Эти ребята явно прятались здесь, и никакого отношения к слугам курфюрста точно не имели.

- Она одна! Кончайте её по-тихому! И кто-нибудь вырубите свет! – зашипел плечистый лысый мужичок, пряча саблю в ножны.

Снова вскрикнув, я по стеночке попыталась вернуться к открытому окну, но от волнения не смогла найти его.

В это время один из головорезов бросился ко мне, но я ловко увернувшись, отскочила в сторону. Детина всей своей массой врезался в картину в позолоченной раме. Чертыхнувшись, он сорвал со стены полотно и, достав нож, кинулся на меня.

Только тут я заметила, что на полу оказался портрет моей матери. Рукой, за спиной, я нащупала рукоятку папиной шпаги и, вытянув её из стойки, провела молниеносный батман. Клинком я ударила нападающего по лезвию ножа, отчего тот вылетел из его руки и воткнулся в пол. А затем, не давая противнику опомниться, сделала резкий выпад, вонзив остриё в шею. Всё произошло так быстро, что никто и опомниться не успел.

- Какого чёрта!

- Ты что натворила дура?!

- Чертовка!

Со всех сторон меня окружали вооружённые люди. Но вот что странно, испуг во мне сменялся холодной яростью. И это напрочь изгоняло из меня чувство одиночества.

- Ну, здравствуй мама, я по тебе скучала.

* * *

Доигралась. Слёзы высохли. Я всё ещё находилась в зале в окружении пятерых трупов и до сих пор не верила, что натворила это сама. Кое-как перевязала себя оторванными от платья кусками материи. Ничего серьёзного, переживу. Зато теперь мне стало абсолютно ясно, кем были нападавшие на меня люди. Татуировки чёрных птичек клюющих змею, говорили сами за себя. «Дрозды» хотели дождаться нашего Вилберта на утреннюю тренировку и, воспользовавшись тем, что в стенах дворца охраняло его всего пару человек, убить курфюрста.

Витой шнур с маминого клинка я забрала. Папину шпагу тоже. Не знаю как я её сохраню, но … сохраню. Почему-то именно сейчас я полностью поверила своему отцу. Да, он был из другого мира. Мира обаятельных и очаровательных женщин, не служащих в армии; романтичных, чувственных мужчин, сочиняющих стихи для своих возлюбленных и императоров самодуров, с лёгкостью расправляющихся с лучшими своими гражданами. Там нет цеппелинов, паровых двигателей и телефонов, но если есть такие люди как отец … я бы очень хотела там побывать. Шпага поручика Алексея Верховского тоже не принадлежит нашему миру, а значит и здесь ей не место.

Прислонив портрет матери к стене, уж больно большой он был и самостоятельно мне бы его не повестить, я услышала позади голоса и звук открывающейся двери.

Спасение или опасность? Впрочем, не важно. Щёлкнув каблуками туфель, я улыбнулась сама себе и, приняв боевую стойку тихо произнесла:

- En guard!