Простите, товарищи, я знаю, что вы не очень любите мои черновики и зарисовки, а ждете только рассказов. Но... я очень много пишу и выкладывать мои воспоминашки и рассуждения где-то необходимо.

Декабрь подкрался подло и незаметно, неся с собой предновогоднюю тревогу, высокие траты и смертность, салюты на фоне войны. Дыхание черной земли перекрылось снежными покрывалами, как если бы белой простыней до весны консервировали царскую мебель. Ведь хозяин уехал. Снег обнаруживает кровь и говно – прекрасный контрастный фон для человеческого уродства. И вот уже кто-то нассыт на нем «2024», а кто-то уронит в искристую гладь пару человечьих зубов. А в январе наст, люди утонут в проруби во имя господа нашего, а рыбаки отчалят на отколотой льдине в открытые воды, где не ловит сигнал.

Примерно в это время всегда был день рождения прадеда, и все мы собирались в деревне в большой комнате за скрипучим столом, укрытым скатерочкой с золотянкой. Селедка большими кусманами с хребтом, картоха с укропом и чесноком, Докторская, заветренный сыр, торт с кремовыми розами, томатный сок, теплое шампанское, самогонка, сладкая настойка, черный чай из пыли от индийских мешков, пепельница – блюдце. Ужасная жара в натопленном доме, за деревянными окнами – снег, лай собаки. В доме пахло старостью, кисловатой пылью, рассохшимся деревом и каким-то суслом. Дед сидел по центру стола в светлой парадной рубашке и тренировочных, словно сухая мумия. Он нихуя не слышал никаких поздравлений, и бабка орала ему в волосатые уши все то, что говорили гости, а он махал культёй, мол, «я понял-понял». Но это не точно. Желая создать видимость веселья, бабка собирала по деревне знакомых – таких же старых хрычей, ну, может чуть помоложе, конечно, и они шли охотно подвыпить да подзакусить. Подарков из них никто не дарил. Я давно перестала считать, сколько прадеду лет – в моих мыслях его возраст давно перешел все пределы. Всю движ, пиздабольство и тосты, в основном, создавали внуки - моя мама, тетя и дядя. Мы же, правнуки, сидели довольно уныло, особенно брат, так как он младше. Он мучительно вздыхал от скуки, но нужно было высидеть хотя бы час. Я глодала селедочные кирпичи, запивая их настойкой, и молча слушала окружающих.

Тогда пришло целых два старика и две старухи. Одна старуха, сразу видно по макияжу, скандальная, вторая – мумифицирована на манер прадеда. А старички еще ниче, поживее, если так можно выразиться. Котел топил нещадно, от настойки и водки все раскраснелись и разжарились, от пьянства голосили все громче, начали спорить. Дедки не отставали в создании шумихи, начали вспоминать соседей, армию, мертвых жен, первые автомобили и как фундамент закладывали, хвастать шахматным и плотницким мастерством, сравнивать закрутки соседских бабок и как они менялись с десятилетиями. Тем не менее, разница поколений была колоссальной, и этот рейв на костях грозился быть томным, если бы вдруг один из старых хрычей не снял с себя рубашку под предлогом невыносимой жары. Я сразу оживилась.

«Интересно, у него седые мудя?», - мечтательно думала я, покуривая и положив подбородок на руку. Грудь его была покрыта старческой «гречкой», как и руки местами.  Шею, как воротник, опоясывали участки кожи багрово-коричневатого оттенка. Волос на груди и животе было совсем не много, седые большей частью. Несмотря на плотное телосложение и живот, хоть и не очень огромный, мясо на скелете держалось не накрепко. Седой, на лицо лет 120, конечно, но активное, с мимикой, улыбками, не мутными глазами. Голос громкий, слух еще есть, руки крупные, плечи, на удивление, еще не скатились вниз.  «Видимо ему лет 70 с чем-то», - решила я.

А какая, собственно разница? Ну вот он постарел, да, как и ты постареешь, но это не значит, что у тебя состарится душа. Наверняка и у него не состарилась, наверняка, он думает, что он все еще тот, лет сорока – со своими амбициями, со своими мечтами, достижениями, любовями, чувствами, ненавистями и переживаниями. Ну кожа…да, пигментация, птоз, меланин съебался – весь седой. Не все ли равно? Какая разница как выглядит упаковка цветов, если в ней цветы. Ты только задуууумайся, дура, сколько же лет он прожил и сколько он видел, что он может тебе рассказать. Охуеть! Ты бы могла узнать целую новую жизнь, огроменную, столько новых знаний! Он все расскажет, как есть, ты прикинь, при какой только власти он ни жил, каких только царей не видел, каких только баб не ебал, сколько книг прочитал! Тебе, тупице, он влил бы в голову еще один огромный мир в дополнение к твоей беспросветной тревоге и тупости! Лежи рядом с ним да слушай только! Вот бы поебаться с таким мозгом, пиздос! Это наверняка лучше, чем любое другое! Мамочки!

«Аконит, что с тобой?» - толкнул меня брат, - «У тебя щас пальцы сгорят, потуши сигарету».

«Подожди», - раздраженно отмахнулась я, продолжая вглядываться в старика.

Да. Я бы стала сажать ему огороды. Готовить, стирать. Научилась бы закрывать заготовки. Я бы спала с ним столько, сколько он хочет, лишь бы он выложил всё от и до, всё как было эти 70 лет. Рассказал, как жили в те годы, как учились, что он любил, что с ним случалось. Ты только посмотри – да он же 180 см, серые глаза! Если он щас такой, то какой он был? Высокий, красивый, здоровенный, носился как лось, дом строил, бабе своей детей заделывал. Что мешает тебе видеть его настоящим? Изношенная оболочка? Да хуй с ней! Он такой и есть, как был, темноволосый, высокий и классный, просто почему-то никто не видит этого, они слепые. Но он то об этом знает – он так себя и ощущает. И ты теперь знаешь. Вы друг другу нужны. Сосать ему хуй – это как впитывать настоящую, сырую мудрость, концентрат целой жизни - чем больше, тем лучше! Господи, кого ты всю жизнь выбирала, идиотина. Аааа, как же это возбуждает – ебаться с мозгами и с опытом, наххххуй нужно это тело.

«Аконит! Настойку то передай, ты че ничего не слышишь, прошу третий раз!», - тянула руку мама с выпученными от претензии глазами. «Как она кстати, очень сладкая?».

«Отличная настойка», - ответила я, передавая бутылку и пытаясь угомонить сердце, которое расстучалось как не в себя.

А на кой хуй ты ему сдалась, дорогуша? Ну он то тебе понятно, а ты ему? У него устаканенный быт, наверняка женушка добрая, внучки приезжают или даже ПРАВНУКИ. Что они о тебе подумают? Что ты мелкая мерзавка, которая хочет заполучить его наследство вместо них? Да они же отпиздят тебя или отравят. – Я им сразу скажу, что мне ничего не надо. Я подпишу какие-нибудь бумаги. – Да кто тебе поверит?! А жене ты что скажешь? – А вдруг у него нет жены? – А если есть? – Совру что-нибудь. – Что? – Ну…скажу, что я правнучка соседская, просто хочу помочь там с грядками или уборкой на добрых началах, а сама к нему подкачу постепенно и все станет хорошо. – Что ты дашь конкретно ему, какая от тебя польза? – Всё, что захочет – то и дам. – Ты наивно полагаешь, что у него член стоит, да? – Не знаю, не это главное… - Пизди-пизди, "не главное". - Да не главное!

Ооооо.

«Пойду на улицу покурю. Жарко», - отпросилась я, быстро вышла на крыльцо и облокотилась на перила.

«Однаааако», - вслух протянула я, выдыхая пар и прикладывая к щекам снежок, - «Знала, что ты пизданутая, но чтоб настолько».

Тебе нельзя пить крепкие напитки, говорено же уже. Обдолбалась рябиновки и влюбилась в старчелу, не сходя с места! Хааа!

«Да пошло всё нахуй», - громко сказала я и закрыла лицо руками. «Просто надо подрочить в туалете и все пройдет», - домыслила я.

«С кем ты разговариваешь?», - мама вышла на улицу.

«Сама с собой».

«Ку-ку что ли?».

Я пожала плечами - "определенно".

UPD: подрочила-подрочила. помогло.