Фэймонвилл дважды прошёл обучение по этой специальности и техническая карьера казалось определенной до конца службы, но в 1933 по личной протекции Элеоноры Рузвельт его назначили военным атташе в только что открывшееся посольство в Москве. В посольстве майор быстро сделался "белой вороной" и получил прозвище "майор Большевик". Если другие сотрудники относились к СССР недружелюбно и скептически, отмечая, что ни в одной стране не испытывали такой изолированности от местного общества, то Фэймонвилл чувствовал себя в Москве как дома, говоря, что она похожа по духу на Сан-Франциско (его родной город).

Американский офицер первым делом захотел расположить к себе советских коллег. "Ни в одной другой группе у нас нет столько перспектив для дружбы и взаимопонимания, как в армии, - писал он, - Установив отношения с руководством РККА, мы получим в партийных дискуссиях группу сторонников дружбы с Америкой". Слова не расходились с делом. Посол Дэвис писал в 1937(!): "На торжественном приёме в посольстве полковник Фэймонвилл приветствовал руководство Красной Армии. Тут были высшие командиры армии и флота, а также герои-летчики, парашютисты, авиаконструкторы и прочие, со всеми ними Фэймонвилл был хорошо лично знаком".

Эта дружба вызывала в Госдепе и (тогда ещё не построенном) Пентагоне не меньше вопросов, чем в Кремле. Отчеты Фэймонвилла о СССР характеризовались как "предельно некритичные". Атташе неизменно высоко оценивал советскую армию, технику, промышленность, мероприятия и т. д., что шло вразрез с общим мнением. Хотя Фэймонвилл писал, что чистки РККА проводились бессудно, он утверждал, что на обороноспособность они не повлияли. Это вызывало в Вашингтоне веские подозрения в необъективности, если не в сознательной дезинформации. Соперник Фэймонвилла, морской атташе Ниммер, наоборот, писал, что советское оружие во всем уступает западному и что СССР станет тяжкой обузой для стороны, которая возьмет его в союзники.

К 1939 терпение Военного Департамента иссякло. Начальник Генштаба генерал Крейг затребовал возвращения Фэймонвилла в Америку, поскольку "на должности в Москве его полезность уже длительное время равна нулю" (интересная характеристика для мастера разведки, будто бы вербующего заводчан через цепочки агентов).

На родине Фэймонвилл угодил в опалу и был назначен на второстепенную должность с перспективой вовсе оказаться за воротами. Финская война как будто опровергла все его оптимистичные оценки Советского Союза. Однако нападение Германии на СССР дало бывшему атташе второй шанс. Он едва ли не единственный предсказал, что СССР выдержит первый удар вермахта и война станет затяжной. Возможно, это была та минута, когда сломанные часы показали точное время, но так или иначе репутация Фэймонвилла сильно окрепла. Вкупе с его знанием русского, опытом работы в СССР и военной специальностью по вооружениям это принесло новую должность - секретаря Миссии по ленд-лизу в Москве.

Это место сперва принесло полковнику генеральские звезды, но затем окончательно похоронило его карьеру и репутацию. Находясь (или считая себя) в прямом подчинении президенту, Фэймонвилл настолько оторвался от посольства, что остался в Москве, когда дипломаты эвакуировались в Куйбышев (что вызвало много подозрений). Генерала обвиняли в том, что он поддерживал любые запросы русских, совершенно не принимая во внимания собственные американские интересы и возможности, что он "передавал русским американскую и британскую военную информацию, никоим образом не относящуюся к ленд-лизу" и что он, напротив, не запрашивал у русских совершенно никакой информации, даже если они готовы были бы её предоставить. Не в силах напрямую избавиться рузвельтовского назначенца, Военный Департамент начал атаку с другой стороны - стороны, на которой, возможно кроется ответ на вопрос "зачем американскому разведчику заводить дружбу с молодым советским актером?"

Военные и ФБР провели два параллельных расследования, предмет которых был один - сексуальность Фэймонвилла (можно на законных основаниях не ставить звёздочку про запрещённое движение, потому что по правдивым данным Минюста оно появилось только в 1985, а у нас речь про сороковые). Тут давно уже вопросов было не меньше, чем к политической ориентации. Немолодой уже генерал никогда в жизни не был женат, не имел детей и не был замечен даже в мимолетной связи с противоположным полом или малейшему интересу к такой связи. Изучив прошлое Фэймонвилла и опросив знавших его людей и своих информаторов в Сан-Франциско, следователи не нашли прямых доказательств его гомосексуальности. Впрочем, их в любом случае тяжело было бы найти в те годы. К косвенным можно было отнести вещи вроде запроса на "здоровых молодых мужчин" при наборе сотрудников (но это вполне естественно для военного) и покровительства Элеоноры Рузвельт.

"Из тысячи подозрений не составится доказательство", но доказательства и не требовалось - ведь генерала не судить хотели, а только удалить с должности, что и удалось в 1943 году. Фэймонвилл был переведён в США, возвращён в звание полковника и вновь назначен в службу вооружений, где оставался до отставки в 1948. В 1962 году он умер в одиночестве и безвестности.

И теперь мы можем вернуться к истории с Жженовым. Был ли Фэймонвилл разведчиком? Разумеется, это полагалось ему по должности. Занимался ли он разведкой? Судя по отзывам собственного начальства - он был на своей должности бесполезен. А многие даже находились в твёрдой уверенности, что разведчиком он был не американским, а советским. Впрочем, сам Фэймонвилл мог бы возразить на обвинения в бесполезности - он приобретал агентов влияния, что гораздо важнее, чем банальные информаторы. Ему виделось аж влияние на политику Партии через группу своих друзей-военных (видимо, по образцу вашингтонского лоббизма), он тянулся (и небезуспешно) к кругу высших командиров и администраторов и на этом фоне психологически неправдоподобно, чтобы такой человек выполнял рутинные функции рядового агента, выведывая технологию закалки финик НКВД. Тем более, что атташе совершенно легально мог получить про военные заводы больше информации, чем успел бы нашпионить бы за весь срок службы. Например, он писал в Вашингтон про посещение авиазавода, где ему не только показали производство, но и сообщили численность сотрудников и продолжительность рабочего дня.

Но факт есть факт, "в поезде, Жженов знакомится с американским военным атташе. ... Случайно. А потом, тоже, конечно, случайно, продолжает с ним встречаться, дружит, гуляет по ресторанам и театрам". Зачем это американцу? Подобраться через Жженова к его родственнику, работающему на заводе? Не для атташе уровень, да и с такими трудозатратами к министрам подбираются, а не к работягам. А чем Жжёнов ещё интересен? Ему на тот момент 23 года и он актёр. По нынешним меркам не писаный красавец, но то по нынешним, а в 30-е "житие тогда тяжкое было". А в профиль так даже и в наши времена был бы хорош. Плюс он начинал карьеру с акробатики и имел фигуру гимнаста.

А теперь вспомним, в чем ФБР подозревало Феймонвилла...

Источник: https://bessmertnybarak.ru/article/i_tut_sluchilos_chudo/

То там, то тут поднимается вой — «Ах, как жестоко поступили со Жженовым! Как мог Сталин?!» И каждый раз одна и та же пластинка: «Он просто снимался в фильме, никому не мешал, а его — раз! — и в лагеря!». Но давайте отбросим сентиментальные сопли и взглянем по-пролетарски, без буржуазного душевного дрожания.

Что же было на самом деле? Молодой актер Георгий Жженов ехал на съёмки фильма «Комсомольск», снимавшегося, между прочим, в закрытом стратегическом городе — там строили оборонные заводы. И вот «случайно», в поезде, Жженов знакомится с американским военным атташе. То есть с кадровым разведчиком США. Случайно. А потом, тоже, конечно, случайно, продолжает с ним встречаться, дружит, гуляет по ресторанам и театрам.

Товарищи, зададимся простым марксистским вопросом: зачем американскому разведчику заводить дружбу с молодым советским актером? От доброты душевной? Или может быть потому, что у актера — связи, информация, доступ, родственные связи с антисоветскими элементами?

Отец и брат Жженова — осуждённые за антисоветскую деятельность. Американцы это знали. И всё это — на фоне острейшего международного противостояния, подготовки к войне, на фоне буржуазной агрессии и подрывной работы разведок. НКВД, выполняя свою задачу — защищать диктатуру пролетариата, — действовало чётко и по закону. В 1939-м Жженова арестовали по статье за шпионаж. И если бы он творил подобное в США — как многие замечают — давно бы получил не «второй шанс», а «электрический стул».

Но в Советском Союзе — в стране, которая даже врагам классовым нередко давала возможность искупить — Жженов сначала получил вполне сносные условия в лагере. Был шофёром, хлеборезом, играл в театре. Потом — освобождение. Потом — повторный арест за ту же статью, тот же шпионаж. Потом снова работа в театре, снова «вторая жизнь». И, наконец, в 1955 — реабилитация, уже при начале того самого хрущёвского оттепельного разложения, когда стали «очищать» биографии всех, кто был наказан за реальные преступления против народа.

И что же сделал Жженов, получив от советской власти всё: роли, славу, награды, народную любовь? Он, как и многие из тех, кому пролетарская власть простила слишком много, — предал. Почуяв гниловатый ветер перестройки, начал потихоньку поливать грязью ту самую страну, что вытащила его из ямы.

Вот она — сущность мелкой буржуазной души. Человеку дали шанс, возвысили, а он, заискивая перед новым господином — уже не пролетарским, а буржуазным — начал кусать руку, что его кормила.

Да, Георгий Жженов был талантлив. Да, играл достойно. Но это не отменяет сути: в биографии — контакты с разведкой, антисоветские родственные связи, аресты, лагеря, реабилитация, карьера… и в конце — предательство. Всё как по классике — преданный делу рабочего класса не стал бы выступать против Советской власти, не стал бы подливать воду на мельницу антикоммунизма. Но он — стал.

И пусть буржуазные охранители эстетики и «культуры» снова закатывают глаза — мол, «ну как же так! великий артист!» А мы, марксисты, скажем прямо: никакой талант не стоит измены делу рабочего класса.

В суровых условиях сибирской ссылки, судьба сводит молодого революционера с потомственной шаманкой из народа Кето. Стоит подчеркнуть уникальные способности Анны Шадриной: она была известна своей способностью излечивать тяжелейшие недуги, такие как туберкулез и тиф, полагаясь исключительно на знание трав и древние практики. Именно она излечила Сталина от туберкулеза и, что более драматично, спасла его от верной гибели, вытащив из ледяной воды реки Енисей. Эти события — не просто эпизоды выживания; они закладывают фундамент глубокой связи и доверия, показывая Сталину силу, не зависящую от социального статуса или политической власти.

Общение с сильной, самодостаточной и мудрой Анной Шадриной стало для Сталина откровением, которое разрушило его патриархальные представления о женщинах. Наблюдая за ней, он пришел к выводу, что женская слабость и беспомощность — это не врожденные качества, а скорее результат неправильного воспитания и социальных манипуляций. Стоит возможно прямо сказать, что Сталин понял: женщина способна на всё, даже "возглавить танковую роту", и что жалобы на "не могу" — это зачастую лишь проявление лени. Эта трансформация взглядов подается как важнейший урок, который он вынес из сибирской ссылки и который, возможно, повлиял на его дальнейшие решения, связанные с женским вопросом в СССР.

Наиболее мистическим и символическим моментом в этой истории является церемония "свадьбы" Сталина с шаманским миром, проведенная перед его отъездом из ссылки. Около трехсот шаманов собрались, чтобы провести ритуал, который не означал буквальный брак, а скорее духовный союз. Это была коллективная клятва верности и, что важнее, передача колоссальной энергии и силы будущему "верховному главнокомандующему". Этот акт превращает историю их отношений из личной в сакральную, наделяя Сталина мандатом не только от партии, но и от древних, мистических сил сибирской земли.

На эту тему снят прекрасный ролик Алексей Меняйлова, который представляет собой провокационную и увлекательную историческую гипотезу. Он отходит от традиционных биографических данных и предлагает взглянуть на Сталина через призму его личных, почти мистических переживаний. История отношений с Анной Шадриной — это не просто рассказ о спасении, а притча о трансформации. Она утверждает, что даже самые могущественные фигуры истории формируются под влиянием личных связей и что уроки, извлеченные в глухой тайге от мудрой женщины, могут иметь далеко идущие последствия, формируя политику и мировоззрение на десятилетия вперед. Ролик оставляет зрителя с мыслью о том, сколько еще нерассказанных историй скрыто за фасадом официальной истории и как они могут изменить наше понимание прошлого.