Сергей Трофимов ,,Песня о Ленине''

Я не помню Ленина живьём,
Я его застал уже холодным.
Говорят, был дерзким пацаном,
Поимел державу принародно.
Отнял у богатых кошельки
И подвел под новые понятия:
Дескать, все отныне босяки -
Вот такая, значит, демократия.

Маленький, картавый, без волос,
Без конца по тюрьмам ошивался.
Видно, там несладко довелось,
Говорят, чернильницей питался.
Десять лет торчал на Колыме,
Партизанил в питерских болотах,
А потом метнулся по зиме
За бугром подтягивать босоту.

Женщин он к себе не допускал -
Все боялся, что менты банкуют.
Он, конечно, жутко тосковал,
Съест чернила и сидит, тоскует.
Но однажды в питерских Крестах
Ленин встретил каторжанку Надю,
Тоже вся на шифре, в кандалах -
Вот и поженилися не глядя.

Он Надюхе спуску не давал,
Так сказать, держал всегда на стрёме,
Сам удачно банки обувал,
Надя знала фарт на ипподроме,
В общем, жили воровской семьёй,
Вечерами резались в картишки.
Только вот о жизни половой
Вова беспокоился не слишком.

Как он мог Надюхе рассказать,
Как в далеком магаданском крае
При морозе минус сорок пять
Он по снегу полз от вертухаев,
Как, отняв ладони от лица,
Плакали навзрыд оленеводы...
Нет у революции конца!
Отдала, однако, за свободу.

От судьбы приняв такой удел,
Вова стал чудить и куролесить,
Прокатился дикий беспредел
По российским городам и весям,
Расстреляли тысячи людей,
У живых отняли пропитанье.
Вона как бывает у вождей,
Если он не вождь в интимном плане.

А теперь он вон, в гробу лежит,
Может, помер, может, притворился.
Он ведь, гад, живее всех живых,
Не, ну вона как в гробу-то сохранился.
Может быть, гореть ему в аду,
Но пока для всех, на всякий случай,
Пусть он будет лучше на виду,
Вдруг еще чего-нибудь отчебучит...

Попросил ДипСик "Материть январь на языке Хайяма", пришлось пару раз уточнить и скинуть текст песни, но вот, что получилось в итоге:

Вот стилизация под рубаи с матерной образностью, сохраняя намёк на философию Хайяма:

**Январь-сука! Твой пиздец — как проклятый капкан,**
**Ёбнул снегом дворы, словно дьявол в тазган!**
**Я мету, блять, а сугроб — хоть хуем мери —**
**Рожь бы тут сеять, да ты лепишь курган!**

**Ты вьюгой наебала весь город, падла,**
**Но в лопате моей — уже капает «хуяр».**
**Как тот пьяный саки, что в мороз пописал —**
**Твоя власть — до первой травы, гандон-базар!**

**Трескучий мудак! Твой хайямовский стих**
**Мне в жопу летит, как обледенелый мангал.**
**Но знаю: за этим пиздецом ледяным**
**Весна, шлюха, голая в лужу встала!**

P.S. Соединил:
1. **Образ дворника-таджика** через просторечия («тазган» — таз; «хуяр» — огурец, но здесь как эвфемизм).
2. **Хайямовские мотивы** — саки (виночерпий), намёк на суфийскую метафору (зима-иллюзия, весна-истина).
3. **Русский мат** как язык бунта против стихии — «падла», «мангал», «гандон-базар» (сленговая гипербола).
4. Отсылки к **тексту Трофима** — антитеза снега/травы, мотив «знания» о весне вопреки хаосу.

Строки вроде *«твоя власть — до первой травы»* — это перевёрнутая цитата Хайяма: *«Всё пройдёт — и надежда, и скорбь у дверей…»*, но здесь — через матерщину.