Вот как так бывает? Живёшь себе, живёшь здоровым 35-летним мужиком, заглядываешь в интернет, а там: «Сегодня исполнилось 40 лет со дня выхода Светланы Савицкой в открытый космос!» … Так, стоп! Какие 40 лет! Я же вот только-только на Байконуре отслужил! Я ж своими глазами видел, как «Союз Т-12» с этой самой Савицкой с космодрома взлетает!

Закончив первый курс геологического факультета Пермского университета в 1984 году, наша группа отправилась на учебную практику по топографии. Топографией, если честно, занимались спустя рукава, поскольку большинство парней к этому времени уже получили повестки и ждали призыва в армию. Преподаватель на это безобразие тоже смотрел снисходительно, потому что не хуже нас понимал, что студентам сейчас явно не до учёбы, гоняя только тех, кто повестку ещё не получил.

Я как раз оказался в числе этих самых «счастливчиков»: повестку я не получал и надеялся, что в армию пойду осенью, а то и вообще не призовут. Не то, что бы я совсем не хотел идти в армию, но мало-ли что - может же моё дело завалиться куда-нибудь за шкаф? Не завалилось…

Повестка ко мне пришла 27 июня, и уже 29 июня за мной закрылись ворота призывного пункта. И пусть вас не смущает такая поздняя дата: я был в числе студентов, попавших в летний спецнабор Министерства Обороны. На призывном пункте я быстро нашёл своих одногруппников, которые явно не ожидали меня здесь встретить. Ну ещё бы, всего три дня назад мы распрощались на два года, а тут вдруг снова встретились! Правда ненадолго: довольно быстро практически всех призывников, в том числе и моих одногруппников, разобрали приехавшие из войск «покупатели». Только наша команда из 30 постриженных налысо парней, сопровождаемая майором-артиллеристом (если судить по пушкам на петлицах), отправилась в путь поздним вечером. Где мы будем служить, майор толком не говорил, сказал только, что везёт нас в Кзыл-Орду.

Кзыл-Орда! Город где-то в Средней Азии, а там, между прочим, Афган совсем рядом! Неужели?! Всё же в 1984 году про войну в Афганистане не слышал разве что какой-нибудь эвенк из отдалённого стойбища и риск попасть туда был совсем не нулевой. Жару в огонь добавили дембеля из Афгана, встреченные нами в Челябинске.

- Вас куда? В Кзыл-Орду? Ну точно в Афган! Парни, крепитесь, мы выжили и вам может повезёт!

«Ободрённые» подобными напутствиями мы ехали дальше к пункту назначения. Хвойные леса сменились лиственными рощами, которые с каждым километром становились всё реже и реже, пока окончательно не пропали под натиском бескрайней степи. Из окна вагона я с удивлением разглядывал редкие старые мазары, верблюдов и глинобитные домики, мимо которых мы проезжали. Азия… Наш поезд проскочил мимо Аральского моря и высадил нас на неприметной станции со странным названием Тюра-Там. Построив команду на перроне, майор вышел вперёд и сказал:

- Видели это название? А теперь забудьте о нём на два года! Поздравляю, вы будете служить на Байконуре, но сообщать об этом никому не должны!

Интересно, это такая шутка военкома была - послать меня, родившегося 12 апреля, служить на Байконур? Но в любом случае, получилось очень красиво :-)

Взвод погрузили на какой-то паровоз, и вот наконец-то мы добрались до воинской части. Наша учебка располагалась на площадке, примыкающей к одной из самых знаменитых стартовых площадок Байконура – площадке № 31, с которой до сих пор летают в космос космонавты. Сейчас эта информация ни разу не секретная, да и Байконур уже давно находится на территории другого государства, но в то время секретность была просто дичайшая: нам запретили упоминать в письмах, что мы служим на Байконуре, запретили писать про запуски ракет и уж тем более запретили иметь при себе фотоаппараты.

С учебкой нам повезло: те, кто служил на Байконуре, наверняка слышали про неё. Это была образцово-показательная часть. Нас одели в тщательно подобранную по росту форму, в столовой мы ели из фарфоровых тарелок и пили из фарфоровых кружек настоящий чай, а не верблюжью колючку, которую нам давали потом в боевой части. Точнее, верблюжью колючку мы тоже пили, но только один раз в день.

Отвар верблюжьей колючки обладает прекрасными антимикробными свойствами и особо хорош, как средство от дизентерии. На вкус он очень сильно напоминает чай из шиповника. Хотя может быть это просто мне казалось.

А ещё каждый вечер нас водили в душ! В части, где я служил после учебки, душ бывал раз в неделю, да и то задерживаться в нём надолго не разрешали – вода для него нагревалась под солнцем в огромном баке и была строго лимитирована для каждого подразделения. С какой же ностальгией я вспоминал о душевых в учебе!

Ну а в остальном: учебка, как учебка. Две недели наш взвод и два взвода украинцев, прибывших из Сумской области, гоняли как сидоровых коз с плаца в учебные классы, из учебных классов на плац или на спортплощадку. Конечно, ни о какой дедовщине речи не шло, очень уж всё было жёстко и строго. Но и служить с непривычки было тяжко.

И вот, к концу второй недели моего курса молодого бойца по площадке разнёсся слух, что скоро в космос должны запустить очередной «Союз», на котором полетят Светлана Савицкая, Игорь Волк и Владимир Джанибеков. Вот это новость! Неужели я своими собственными глазами увижу, как взлетает космический корабль?! Перед сном я представлял, как увижу садящихся в ракету космонавтов, а может быть даже попаду в какой-нибудь кадр с ними. Реальность оказалась гораздо прозаичнее. За час до старта нашу часть эвакуировали с площадки. Проще говоря, мы пешком ушли в степь километра за три от стартовой площадки, предварительно нагрузившись термосами с верблюжьей колючкой и противогазами.

Примерно за неделю боевой подготовки наши организмы, не привыкшие к постоянным нагрузкам, начали требовать еду. Много, много еды! Народ потихоньку начал кусочничать. То один, то другой утаскивал из столовой куски хлеба, а потом съедал их где-нибудь в укромном уголке, поскольку подобное действие не поощрялось ни на каком уровне. Так случилось и в этот раз: один из бойцов прихватил с ужина кусок хлеба в надежде на то, что в вечерней степи его можно будет совершенно спокойно съесть. Пока народ, разинув рты, пялился на освещённую прожекторами ракету, стоящую на стартовом столе, боец откусил кусок хлеба и…

В этот самый момент нашему сержанту захотелось разнообразить нашу вечернюю прогулку, поэтому он громко скомандовал:

- Рота! Газы!

Натренированные за две недели подобными командами, мы резко надели противогазы. Надел его и боец с куском хлеба во рту. Вот вы никогда не пытались есть в противогазе? В нём и дышать-то тяжело, но наш боец мужественно начал жевать хлеб прямо в надетом на голову противогазе. А противогазы у нас были довольно необычные – не классические «слоники» с длинным хоботом, ведущим к фильтрующей коробке, а с коробкой, закреплённой на левой стороне маски и с переговорной мембраной в районе носа, которую за весьма характерный вид называли «поросячьим носом».

И вот этот самый пятачок у бойца стал шевелится в такт движения челюстей. Туда-сюда, туда-сюда. Не выдержав подобного зрелища, мы начали ржать. Сержант, заметив подобное непотребство, хотел сказать что-то суровое, но неожиданно фыркнув, сам рассмеялся вместе со всеми. Боец, поняв, что его план раскрыт, начал жевать быстрее, поэтому поросячий носик его противогаза начал двигаться ещё потешнее. Народ от хохота начал падать на землю. Не знаю, чем бы закончилось всё это безобразие, но неожиданно раздался громкий взрыв, и ракета, стоящая на стартовом столе, окуталась клубами дыма.

Какое же это было прекрасное зрелище – взлёт ракеты! Вот она оторвалась от земли и медленно и величаво пошла ввысь. Постепенно нарастающий гул ракетных двигателей заполняет, кажется, всё окружающее пространство. Звук настолько мощный, что начинает давить на барабанные перепонки, заставляя затыкать уши. Ракета уходит в небо всё выше и выше, сопровождаемая мощными лучами прожекторов, пока, наконец, не превращается в яркую звёздочку. За два года службы я повидал множество пусков, как гражданских, так и военных, но этот был самым красивым из всех, виденных мной.

Бойца, всё же успевшего под взлёт ракеты дожевать хлеб, особо не наказывали – сложно наказать человека, ещё не принявшего присягу. В наряд его не поставить, работать не заставить, так что отделался он устным выговором от сержанта, да ухмылками от сослуживцев. А ещё через несколько дней мы приняли присягу и отправились служить на разные площадки огромного полигона Байконур.

Другие мои армейские истории можете почитать в серии постов: Армейские истории

А можете и не читать, я не настаиваю )))

P.S. Знаю, что вы, мои читатели, ждёте историй про геологию, но мне-то хочется не только про неё рассказывать. Так что, прошу прощения, но время от времени я буду писать и другие истории, в том числе про армию. Всё же армия разделила мою жизнь на две части: детское до и взрослое после. Слишком много дала она мне, правда, понял я это гораздо позже.

А следующий рассказ будет про геологию, поле и моих любимых работяг )))

Автор: Аня Веснина.

«Мне не платили за архитектурную работу ничего. Но зато... Это было замечательно, потому что мне никто не мешал её делать. Они только поглядывали и всё, никто мне ни разу замечания никакого... Они не знали этой работы и не мешали мне. И поэтому я добивалась того, чего хотела.»

Так вспоминает о своей работе над лунным орбитальным кораблём архитектор Галина Андреевна Балашова. Сейчас её по праву называют первым космическим архитектором и пионером космического дизайна, но долгое время её вклад в советскую космическую программу был неизвестен широкой публике. Настолько, что в советско-американской программе «Аполлон — Союз» это обернулось досадным курьёзом.

Но обо всём по порядку.

Вопрос обустройства пространства в космическом аппарате возник тогда, когда полёты стали продолжительнее. Для пребывания на орбите более суток, очевидно, не годились крохотные кабинки вроде той, в которой летал Гагарин. Поэтому, по поручению Королева, проектный отдел ОКБ-1 во главе с Константином Петровичем Феоктистовым спроектировал дополнительный, бытовой (затем его станут называть орбитальным) отсек для нового космического корабля «Союз».

Но до, собственно, обустройства или интерьера конструкторская мысль не дошла. В бытовом отсеке конструктора расположили два ящика с приборами, покрасили их в красный и решили, что интерьер отлично состоялся. Королев за такой авангардизм проектировщиков отругал и уточнил задачу: нужно спроектировать бытовой отсек, похожий на Земную комнату, в которой люди смогут комфортно жить в течение некоторого времени.

Феоктистов хотел поручить эту работу художнику, Виктору Дюмину, работавшему с Королевым. Но Виктор Павлович указал конструктору, что эта задача — архитектурная, и в отделе главного архитектора космического предприятия как раз имеется (единственный, что иронично) дипломированный архитектор — Галина Андреевна Балашова. Художник был знаком с ней по работе над памятником Цандеру, учителю Королëва, в Кисловодске.

Константин Петрович позвонил в отдел главного архитектора и попросил Балашову подойти в здание конструкторского бюро. Так в 1963 году и начался космический путь Галины Андреевны.

У нее не было допуска непосредственно в проектный отдел на третьем этаже, так что ТЗ Феоктистов выдал ей на лестнице: геометрия отсека, объем аппаратуры, условия эксплуатации, пожелания Королëва по обустройству.

Проект (рис. 2) Галина Андреевна отрисовала за выходные на кухне.

Королёв утвердил его сразу же. Ещё неделя ушла на то, чтобы под чутким руководством Балашовой создать полноразмерный макет. Когда Королëва пригласили оценить получившуюся модель, пожелание у него было только одно: сделать стилистику чуть современней.

Совершенно невинное замечание, учитывая, насколько солидный комплекс принципиально новых вопросов ставил этот проект.

Например, планировка. В небольшом пространстве необходимо было закомпоновать всю нужную аппаратуру (те два ящика, которыми конструктора изначально обустроили отсек), рабочее место, место для сна и отдыха, санитарный узел, место для скафандров. Задача осложнялась непривычной геометрией — всё это нужно было разместить в (почти) шаре, но так, чтоб пространство напоминало Земное.

Галина Андреевна, как серьёзный советский человек, начала с главного и в первую очередь разместила в отсеке «сервант».

Такое название в космическом сленге закрепилось за шкафом с оборудованием, пультом и отделениями для вещей. Он располагался по одному из бортов отсека и был также рабочим местом: в самом первом проекте «Союза» (pиc. 2, 3) и предварительной версии интерьера «Союза-Т» (самый верхний на риc. 4) это был даже не шкаф, а стол. Рядом с ним на тех же эскизах расположен пуфик — это АСУ, ассенизационно-санитарное устройство, то есть туалет, который при закрытой крышке не палит своё двойное назначение (разве что самую малость на самом первом проекте).

Напротив серванта, по другому борту отсека, разместился диван с, опять же, аппаратурой и местом для скафандров внизу.

Кстати о «внизу-вверху». В невесомости таких категорий, конечно, нет, но чтобы сделать пространство комфортным и похожим на Земное, их пришлось изобразить. Во-первых, непосредственно обьемно-планировочным решением: в отсеке есть плоскость, на которой, как на нормальном полу, и расположены диваны, пуфики, столы — «серванты». Во-вторых, тоновыми отношениями: «пол», сиденья, да и в целом мебель делались темнее, то есть визуально тяжелее, чем «потолок» над ними.

При работе над орбитальным отсеком для лунной программы Галина Андреевна попробовала сделать вариант без «изображения низа» (рис. 5).

Да, сиденья ориентированы одинаково, но под ними нет плоскости «пола» и всё пространство вокруг одинаково светлое. Этот вариант показался несимпатичным самой Балашовой, и в одном из интервью архитектор говорила, что даже довольна, что он не получил развития.

Но с визуальной тяжестью тоже были свои нюансы. Если с цветовым решением первого проекта «Союза» никаких вопросов не возникло, то при проектировании орбитального отсека «Союза-Т» Галина Андреевна сначала предложила сделать пол и сидение дивана насыщенного красного цвета (на pиc. 4 посередине). Но при съемке на камеру эти поверхности отображались чёрными, так что окончательный вариант интерьера «Союза-Т» (на pиc. 4 снизу) сделали зелёным — этот цвет не изменял своей темноты при съемке.

Помимо того, что в объеме отсека нужно было комфортно разместить и грамотно покрасить всё необходимое, надо было придумать, как закреплять в правильном положении отдельные, ни к чему не примонтированные, предметы и, конечно, космонавтов. Вопрос решился с помощью ворсовой молнии aka «липучки»: те поверхности, к которым предполагалось что-то крепить, были ворсовыми — т.е. мягенькой частью липучки, а то, что предполагалось крепить, имело крючковую, т.е. колючую и жёсткую часть липучки.

Такое крепление очень надежное, но на практике выяснилось, что оно удобно не во всех случаях. Когда космонавты, посидев на диванчике, «вставали», они улетали с дивана без штанов. Резинка на штанах держала штаны на космонавте совсем не так сильно, как липучка держала штаны на диване.

В итоге космонавтов стали фиксировать с помощью ремней. На pиc. 6 можно посмотреть, как зафиксированы космонавты за откидным столом, разработанным специально для встречи гостей, в орбитальном отсеке «Союза-19» программы «Аполлон — Союз».

В этой программе Галина Андреевна отметилась не только разработкой жилого отсека. Для авиационно-космической выставки в Ле Бурже во Франции она нарисовала эмблему программы — красно-синий значок, pиc. 7.

На Балашову оформили авторский паспорт — редкий случай, когда её работу подписали её именем. Эмблема оказалась очень удачной и очень понравилась американцам — когда прошла выставка в Ле Бурже, в Америке стали делать значки с эмблемой, печатали её на фантиках конфет, почтовых марках, делали с ней посуду. Об эмблеме писали за рубежом, сообщали, что её утвердили и в НАСА, и в Академии Наук, но, увы, имя Галины Балашовой при этом никогда не упоминалось.

На предполетных фотографиях и наши Леонов и Кубасов, и американцы Бранд, Слейтон и Стаффорд запечатлены в костюмах с эмблемами Балашовой. Но в космос эти эмблемы не отправились.

Один помощник по хозяйственной части программы, не зная, кто автор эмблемы, сообщил начальству, что будет нехорошо, если советские космонавты отправятся в космос с американской эмблемой на груди. Начальство, которое и поручало Галине разработать эмблему, с этим почему-то согласилось и поручило бдительному гражданину эмблему заменить. Наши космонавты отправлялись в полёт чуть раньше американцев, а те, увидев, что мы изменили эмблему, тоже сменили на своих костюмах балашовский значок. Красивого единообразия не вышло.

Тем не менее, приёмом в Советском орбитальном отсеке американцы остались довольны. Леонов вспоминал, что от красоты и уюта интерьера «Союза-19» гости были в восторге.

Возможно, при взгляде на конечный результат космические интерьеры Галины Балашовой могут показаться обманчиво простыми. Диван, стена с приборами, ремень для пристегивания. Можно покрасить немножко по-разному, вот как на pиc. 3 — это два чуть осовремененных по просьбе Королëва варианта самого первого проекта Балашовой для «Союза».

Но эти простые решения стали во многом основой космического дизайна.

Галина Андреевна Балашова работала над «Союзами», лунным орбитальным отсеком, орбитальными станциями «Салют» и «Мир», советским челноком «Буран». Более 200 её эскизов сейчас хранятся в московском музее космонавтики, а про её космический вклад в освоение космоса издана большая отлично иллюстрированная книга на трёх языках.

Так что, хотя жизнь и карьеру Галины Андреевны не назовешь безоблачной, то, что ей не мешали делать интересную ей работу — действительно замечательно.

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.

Также читайте на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен

Подхватил тут какую то заразу и присел на больничный.

Дела делать сил нет, но у нас прогресс, можно себя развлечь.

Сын в восторге, да и мне нравится, пока только собрал, никакой обработки, даже сопла вон рядом лежат. Но я доволен.