– А это точно мыши? – уточнил выглянувший из палатки Яков Карлович. – Или кто-то ещё хомячил?

– Точно мыши, я бы сгущёнку спрятал или повидло, - смеясь, ответил Женька.

Провозились с вездеходом мы практически до самого вечера: всё же лесная поляна – не самое лучшее место для ремонта техники. Так что решили переночевать на старом месте, а на новую точку выехать утром. Первым в спальник залез Женька… и тут же с воплем выскочил обратно. Внутри спальника оказалась очень аккуратно сложенная кучка риса, так же собранная мышами по всему лагерю.

– Что, и теперь мыши? – рассмеявшись, спросил Яков Карлович и влез в свой спальник, чтобы точно так же выскочить из него! У начальника в спальнике обнаружилась вполне неплохая горка гречневой крупы, а у Сани Черникова мыши складировали горох. И только у меня ничего не было, поскольку свой спальник я увозил с собой, хотя под брошенным на раскладушку марлевым пологом обнаружилась кучка пшена.

– Да уж, неплохо мышки подготовились к зиме, даже жаль выкидывать их запасы, - пробурчал Саня Черников.

– Да они завтра же всё это снова соберут, раз уж такие домовитые, - ответил Яков Карлович, старательно вытряхивая гречку из спальника. – А если жаль, то оставь им крупы – вот они обрадуются!

На следующий день мы отправились дальше. Наконец-то закончились дожди, которые лили практически весь август, и наступило хоть и короткое, но самое настоящее бабье лето. Было тепло, хоть и по-прежнему сыро: болота, напитавшиеся дождями, покрылись слоем воды, на поверхности которой плавали ягоды клюквы, собирать которую стало очень легко. Достаточно было провести рукой по воде и в ладонь наполнялась крупной, спелой ягодой. Так что каждый день я набирал литровую кружку ягод и толок их с сахаром или сгущёнкой – прекрасное дополнение к скучному геологическому столу.

Но вот мы добрались до новой точки, раскинули датчики, включили станцию – а она не работает! Вездеход, пробираясь по залитым водой болотам, нахватал пол-лодки воды, которая, смешавшись с разлитым по кузову маслом и бензином, залила нижнюю часть станции. Объяснив Женьке, насколько он неправ, что не прибирается в своём кузове, мы с Яковом Карловичем разобрали обе стойки ЦЭС-2, чтобы вычистить и промыть все платы, залитые водой, смешанной со всякой гадостью вроде тосола или моторного масла.

Работа оказалась офигенно нудной! Целых два дня мы промывали все платы в спирте, высушивали и проверяли их на работоспособность. А ведь только в одном усилителе целых 48 плат усиления на транзисторах (кто сказал – микросхемы?!). А нам пришлось разбирать и чистить оба усилителя. Ну и заодно пробежаться по всем остальным блокам, чтобы ничего не пропустить. Зато для меня это был шикарный урок – мало кому из геофизиков доводилось так глубоко изучить схему станции.

Конечно, я не только сидел за станцией, успел пробежаться по окрестностям и даже насобирал брусники на удивительном болоте с кочками высотой в метр, сплошь усыпанными ягодами. Женька, попытавшись порыбачить в ближайшей речке и ничего не поймав, строчил какие-то длиннющие письма своей молодой жене – на одно письмо у него уходила целая 12-листовая тетрадка!

– Жень, о чём хоть пишешь-то? – спросил у него как-то Саня. – Тут вроде про работу и писать-то особо нечего.

– Да я про работу и не писал ещё! – почесав в затылке, ответил Женька и вздохнув вытащил из рюкзака новую тетрадь. – Вот сейчас и напишу. Про всех про вас!

Яков Карлович идёт на охоту

Есть такая болезнь – топографический кретинизм. Её представители совершенно спокойно живут рядом с нами, ходят по знакомым улицам и хорошо известным тропинкам, и в общем-то производят впечатление вполне нормальных здоровых людей. Но стоит такому человеку сойти с известного маршрута и он тут же теряется в пространстве: не может понять, куда идти, не может вспомнить, откуда пришёл. Взгляд его становится бегающим и неуверенным, а лицо вытягивается в маску крайнего изумления.

Яков Карлович страдал топографическим кретинизмом в очень сильной стадии развития болезни. Спрашивать его в какой стороне он был пять минут назад, было абсолютно бесполезно – раз повернувшись, сын германо-казахского союза тут же терялся в пространстве. Не спасало его и наличие карты с компасом. Терялся в лесу он всё время и регулярно, так что предпочитал сидеть в лагере и никуда особо не ходить. А если и уходил, то в пределах прямой видимости от лагеря. Но иногда муза дальних странствий посещала Якова Карловича, и тогда он, захватив пару компасов и карту-пятидесятку, уходил на охоту в ближайший лесок или на какое-нибудь озеро. Чаще всего это путешествие заканчивалось тем, что его выкрикивали из леса: слухом он, слава богу, обделён не был.

И вот, на очередной точке Яков Карлович решил навестить Марса, а заодно и поохотиться – в конце концов не зря же он возил с собой старенькое ружьё, которое ласково звал «кара-мультук», т.е. чёрное ружьё. Меня он оставил следить за работой станции, поскольку к этому времени работать я на ней мог уже совершенно самостоятельно.

– Заблудишься же, Яков Карлович! – предупредил я. – Где мы тебя искать-то будем?

– Я по вездеходному следу пойду, - весьма оптимистично ответил начальник. – Да и карта с компасом у меня есть.

– Ну-ну, карта с компасом… - хмыкнул я. Но спорить не стал: хочется человеку подвигов – зачем ему мешать.

Перед уходом мы с Карловичем договорились, что я буду его ждать на вечернем радиосеансе, после чего он отправился к Марсу. Вечером, как и договаривались, начальник вышел на связь из лагеря Марса и сказал, что собирается идти обратно.

– Нафига! – опешил я. – Выходи с утра, а то уже темнеть начинает! Заблудишься же!

– Да я же по вездеходному следу пойду, не заблужусь, - голос начальника был полон оптимизма. И ведь не поспоришь с начальством-то. Ладно, будем ждать, тем более что мне всё равно всю ночь на станции дежурить.

На улице уже полностью стемнело, но Яков Карлович так и не появлялся. Время от времени я выходил из палатки, светил фонариком по вездеходному следу и громко орал во тьму в надежде, что рано или поздно начальник отзовётся на мои крики. Но час проходил за часом, а Яков Карлович как в воду канул. Я, конечно, надеялся что он всё-таки не рискнул идти в ночь, но кто его знает? По рации до 8 утра всё равно никого не вызовешь, так что приходилось ждать и надеяться на лучшее.

Часа в два ночи проснулся Женька и соорудил свой любимый «ночной» бутерброд из здоровенного куска хлеба, намазанного повидлом и обильно политого сгущённым молоком. Посмотрев как он с трудом пытается затолкать свой мегабутер в рот, я вздохнул и сообщил:

– Слипнется!

–  Не слипнется, я чаем запью, - радостно ответил Женька и спросил, - Карлович не появился?

– Не, сижу жду.

– Ну так он, наверное, там остался, - прожевав бутерброд и запив его здоровенной кружкой чая Женька завалился спать и через минуту радостно засопел. А я остался читать "Плаху" Чингиза Айтматова, следить за станцией и ждать возвращения начальника.

Ночью в лесу всегда очень тихо, разве что скрипнет иногда старое дерево, да прошелестит ветерок по верхушкам деревьев. Поэтому когда у входа в палатку раздался громкий визг, я от неожиданности подпрыгнул так, что чуть не пробил брезентовый потолок. В голове моей сразу же нарисовалась картина стаи волков, поедающих хладный труп начальника. А может это огромный медведь? Нужно было выйти на улицу, но делать это категорически не хотелось, просто потому что было страшно жутко. А может мне это померещилось? Женька-то с Саней спали как убитые и на крик не проснулись. Всё-таки сначала надо было выйти и осмотреться. Вытряхнув из сапога остатки мужества, провалившиеся туда вместе с сердцем, я подхватил топор, включил фонарик и выглянул на улицу из палатки.

Вжух! Что-то огромное и белое очень резко и совершенно бесшумно взмыло в воздух перед самым моим носом и растаяло в ночном небе. Как я сдержался и не заорал не знаю, но такого ужаса как в тот миг я, пожалуй, никогда больше не испытывал. Практически свалившись на стоящий у входа продуктовый ящик я сел, прислонившись к палаточному шесту. Постепенно в голове, затуманенной страхом, прояснилось и мне стало ясно, что же произошло на поляне около палатки.

Скорее всего меня напугала полярная сова, которую спугнул я сам, когда вышел из палатки. А вот зачем она тут сидела? И тут я вспомнил рассказы о том, что зайцы могут визжать вполне человеческими голосами! Видимо какой-то не в меру любопытный косой выскочил на поляну перед палаткой где и был пойман совой. Утром, когда рассвело, я действительно нашёл место ночной битвы: капли крови и разбросанный заячий пух.

Утром, выйдя на связь, я тут же поинтересовался, где же начальник. Оказалось, что он всё-таки послушался моего совета и никуда не пошёл на ночь глядя, а решил заночевать у Марса. Вот только сообщить об этом мне он уже не смог: рации не телефоны, не позвонишь когда захочешь.

P.S. Постепенно приближается к финалу очередная моя история. Осталась, пожалуй, самая последняя глава. Ну а потом что-нибудь новенькое расскажу, обязательно! В общем, пишите, спрашивайте, критикуйте - мне очень приятно с вами общаться!