- Ну-у-у...  Не знаю, - протянула неуверенно Света.

- Так рассказывай скорее! - не в силах больше терпеть этой интриги, выпалил  Андрюха.

И Света начала:

- В общем, приехали мы, значит в больницу. Повели меня там по всем кабинетам. УЗИ, Электрокардиография, всякие тесты, кардиотокография, анализ крови на групповую принадлежность и резус-фактор, и много ещё чего. Ну, прошла я все эти процедуры и спрашиваю у  Евгения Станиславовича...

- Подожди, - перебил Андрей Свету, - так сказали кто мальчик, или девочка?

- Рано ещё, - ответил я.

- Ещё срок маленький, - дополнила меня Света. - Всего три недели. Когда будет двадцать недель, тогда будет видно.

- Ого, сколько ещё ждать?! - обиженно сказал Андрей.

- Не перебивай!..

- Так, а с анализами, что? Всё в порядке? - не унимался Андрюха.

- Вообще, не все анализы ещё готовы, но по тем результатам, что уже известны, - там всё нормально.

- Ну, вот видишь! А ты переживала!.. Ну, ладно, давай рассказывай дальше, - сказал Андрей.

- ...Ну, спрашиваю я, значит у  Евгения Станиславовича:  "Можно мне Лёшу навестить?" Он говорит: " Да, главврач разрешил. Только не беспокой его". Ну, пошли мы в палату к Лёше, я открываю дверь, а Лёша спит. "Вот, незадача", - думаю, - "Что делать?" Будить его нельзя. Так мне обидно стало. Так хотелось ему рассказать про мою беременность, а он спит. "Ну, ладно",  - думаю, - "Пойду, навещу Виталю, расскажу ему про свои новости, а там глядишь, и Лёша проснётся". Пошла я до Витали в палату. Открываю дверь и вижу такую картину: "Наш Виталя лежит на кровати, а рядом с ним на кровати сидит молодая девушка - медсестра и держит его за руку. И они о чём- то мило беседуют". Дверь как открылась, она быстро вскочила. Растерялась, и стоит, смотрит то на меня, то на Виталю, не зная, что делать.  Я  аж оторопела от неожиданности. "Здравствуйте", - говорю. "Здравствуйте", - отвечает она мне. Виталя меня увидел, обрадовался: "О, Света, привет! Познакомься,  - это Таня, медсестра. Таня, - это Света, - девушка Лёхи". Я такая: "Очень приятно". Вошла в палату, мы пожали друг другу руки... Молодая, такая, лет двадцать пять. Видная, стройная. Правда, с лёгкой мутацией на лице. Но, честно говоря, она её даже не  портит. Ну, я тут вообще обиделась на всех, - Лёша спит, Виталя занят своими делами! Никому я не нужна! Настроение у меня пропало. Я и говорю Витале: "Я хотела зайти до Лёши, а он спит. У меня такая хорошая новость для него. Мне сказали, что я беременная". Виталя как обрадовался: "Класс, Светка!" Вскочил с кровати, подбежал ко мне, обнял меня, "Поздравляю!", - говорит. Ну, я немного успокоилась. Присела на стул. Мы поговорили. Я рассказала, что сегодня нас перевели в гостиницу. Что там хорошие условия. Что сейчас меня привезли сюда сдать все анализы, а завтра будут делать прививки нам и ему. А Лёша, пока ещё очень слабый. Поправится, тогда и Лёше сделают. "Хотела его обрадовать, а он спит", - говорю. "Ничего, не расстраивайся, Светка", - говорит он мне. - "Может так надо. Сама судьба так распорядилась!  Всё- таки это очень серьёзная новость, а Лёха ещё очень слаб. Как раз до завтра наберёт ещё немного сил, и  расскажешь ему". Виталя, правда, успокоил меня этими словами. Мы посидели немного втроём пообщались. Таня рассказала, что слышала, как Евгений Станиславович говорил с главврачом, и разговор был про то, что на днях  поставят охрану возле Виталиной палаты и Лёшиной. "Зачем?", - удивилась она. Виталя, правда, быстро сориентировался: "Ну, так, электричку пополам обрезало! Это очень серьёзное происшествие! Идёт расследование". Думаю, этим он ей всё объяснил. Мы ещё немного поговорили, потом она ушла. Приятная девушка. Очень мне понравилась.

- Ну, так Виталя знает, кого выбирать! - сказал Андрюха, и мы вдвоём засмеялись.

- Ой! Что там твой Виталя знает?! Перебрал две вселенные, чтобы найти себе пару!

И мы с Андреем опять захохотали.

- Да, Виталя такой! Ему ещё чёрта с два угодишь!

- Всё это, конечно смешно, но как бы, не было проблем, - серьёзно сказала Света.

- А какие могут быть проблемы? Ну, подумаешь, общаются люди, за руки держатся, ну и что?!

- Да, мы тоже с Лёшей общались, и за руки держались, - делая шутливо умное лицо, сказала Света. - Результат, - беременность три недели!

И мы с Анреем начали хохотать ещё больше.

- Хорошо смеёмся! Как бы плакать не пришлось!

- Ну, Свет! Ну, что ты везде пытаешься искать только плохое?!  - обиженно сказал Андрей.

- А чего его искать? Его и так видно.

Потом Света пошла к себе, а мы с Андрюхой  продолжили игру. Дальше, всё было, как и прежде, - обед, ужин. Никаких новостей больше не было.

На следующее утро, проснувшись и приведя себя в порядок, мы прошли медосмотр, нам всем  сделали прививки. После завтрака мы с Андрюхой и Светкой стояли у окна и через решётки на окнах разглядывали город и спешащих туда- сюда людей. В двери постучались, и к нам зашёл Евгений Станиславович, узнать, что у а нас и как. Есть ли, какие-нибудь  пожелания.

- А телевидение есть у вас? - спросил я. - А то скучно.

- Телевидение есть, но все телевизоры из ваших комнат мы убрали.

- Почему?

- На всякий случай. Неизвестно, как лишняя информация, будет влиять на вас и на нашу реальность. Отдыхайте, набирайтесь сил. Читайте книги, играйте в карты. Скоро вас перевезут в Москву.

Мы обрадовались:

- А когда? - спросил Андрей.

- На днях.

На вопрос Светы о том чтобы навестить Лёшу, Евгений Станиславович  ответил, что сегодня с утра, Лёха будет проходить какие- то восстановительные процедуры на каком- то аппарате и ему необходимо после этих процедур отдохнуть, и желательно его не беспокоить.

Она очень расстроилась, но мы её успокоили, объяснив ей, что так и нужно, - пусть Лёха наберётся сил.

Потом Света пошла к себе, Евгений Станиславович ушёл, а мы по его совету, с Андрюхой начали набираться сил, - играть в карты.

Оставшийся день прошёл более спокойно. Мы бездельничали, - спали, читали книги и играли в карты.

На следующий день, с утра, всё повторилось, - завтрак, медосмотр. После всех процедур, Света сидела с нами, ожидая кого-нибудь из старших.

Через некоторое время к нам в двери постучались, и в комнату зашёл Евгений Станиславович. Он сказал, что Лёша более- менее, восстановился, и транспортировку он выдержит, поэтому, через два дня нас перевезут в Москву. Также сказал, что были проверены все анализы Светы, и что у неё никаких отклонений не выявлено.

- А Лёшу можно сегодня навестить? - волнуясь, спросила она.

- Конечно. Сегодня после завтрака и поедем.

Света заметно расслабилась и повеселела.

После медосмотра и завтрака Светка уехала в больницу с Евгением Станиславовичем, а мы, как обычно, стали её ожидать, коротая время игрой в карты.

На этот раз Света вернулась из больницы очень быстро. Войдя к нам в номер, она светилась от счастья.

- Ну, сразу видно, что всё хорошо, - сказал Андрей.

Света, улыбаясь, села на Андрюхину кровать.

- Рассказывай.

- Приехали мы в больницу, пошли в палату до Лёши. У дверей уже была охрана. Сидел сотрудник КГБ. Двери открыли, я зашла. Лёша, сразу видно, - пошёл на поправку. Прямо, "живой", такой. Приятно смотреть на него. Движения уже не замедленные как раньше. Двери как открылись, он сразу отреагировал, - голову повернул в мою сторону, - посмотреть. Взгляд уверенный.  Видно, что ему уже намного лучше. Меня увидел, обрадовался: "О, Света!" Я подошла к нему, села на кровать, обняла. Немного пообщались. Рассказала  за нас, за наши планы. Что нас всех через два дня перевезут в Москву. Он рассказал про себя, - что у него тут, в больнице, происходит. Сказал, что ему утром сделали прививку. Вчера Виталя к нему заходил, - пообщались. "Сейчас, правда, охрана не выпускает из палаты", - говорит. Ну, тут я решилась и говорю ему: "Я уже два дня хотела тебе рассказать новость, и всё никак не получалось, то ты спал, - не стала тебя будить, потом нельзя было к тебе, - ты был после каких- то процедур... В общем, мне сказали, что я беременная". Однако он очень сильно удивился. "Беременная?" - переспрашивает. "Ты, что не рад?" - говорю. "Не то, что не рад",  - говорит он, - "Рад, конечно. Просто, такая новость неожиданная, прям, как снег на голову". "Для меня это тоже оказалось неожиданностью", - отвечаю ему. Он задумался на мгновение и говорит: "Если бы я знал, в нашей реальности, что ты беременная, я бы никогда не влез в эти приключения, тем более не стал бы подвергать риску тебя и нашего ребёнка". Видно было, что он очень сильно разволновался. "А вдруг бы, что- то случилось с тобой, или с ним... Вдруг тебя тоже бы вытянуло из электрички, как и меня... О, Боже, какой же я дурак!", - говорит. Я распереживалась, давай его успокаивать: "Конечно" - говорю,  "Если бы мы знали, то всё было бы по-другому. Но, все, же плохое уже позади?! Теперь, конечно, мы будем осторожнее в своих действиях. Уже вроде бы всё более - менее понятно, - через два дня поедем в Москву, а оттуда, - домой"... Еле успокоила его...

- Ну, вот видишь, - сказал Андрей. - Хорошо, что ты ему раньше не сказала, а то неизвестно, что бы могло бы случиться!

- Наверное... Ну, пообщались мы ещё немного, потом я пошла до Витали. Поговорили. Сказала ему, что через два дня нас перевозят в Москву. Виталя, смотрю, не сильно обрадовался. Даже, я бы сказала, - расстроился. Говорю: "Из-за Тани переживаешь?" Он, так скривился слегка. Ничего не сказал.

- Бывает же такое?! - удивился я. - Столько девушек в нашем мире, а он нашёл вообще в другой вселенной. Даже интересно! Такое впечатление, как будто идёт какое- то объединение наших миров!..

- А вдруг опять коллапс случится? - отреагировал на мои слова Андрей.

- Неизвестно! Может коллапс, который здесь произошёл, это и есть тот "первый блин комом", который сделало человечество, неправильно вмешиваясь в судьбу реальности.

- Ты думаешь, в реальность возможно как- то правильно вмешиваться?

- Я  не знаю, но почему бы и нет? Можно провести аналогию с вирусом, попавшим в организм. Если вирус не делает ничего плохого в организме, то, зачем организму убивать этот вирус.  А если он ещё и помогает ему, так, в чём проблема?

- Вирус изначально запрограммирован так, что будет делать плохо организму, - возразил Андрюха.

- Ну, хорошо, пусть не вирус, пусть какая-нибудь бактерия, которая попала в организм и помогает ему.

- Ну, может быть, - задумчиво произнёс он. Что- то в этом есть.

Следующие два дня прошли обычно. Мы отдыхали, играли в карты, читали книги, а Света ещё посещала Лёху и Виталю в больнице. Последний раз, навещая его, она сообщила нам, что Лёше уже врачи разрешили вставать.

Утром мы проснулись, как обычно, прошли все наши процедуры вместе с завтраком и, все втроём, сидели, ожидая, когда за нами зайдут, для того, чтобы ехать в Москву.

Дверь открылась, и в неё вошли Зосимов и Евгений Станиславович.

- Так, ребята, готовы? - сказал Евгений Станиславович.

- Да, - ответили мы хором.

- Ну, поехали.

Мы поднялись и вышли вслед  за ними.

Выйдя из гостиницы, нас посадили в микроавтобус, и мы тронулись. До аэропорта мы добирались где- то минут пятнадцать. Въехав в аэропорт, мы проехали по дороге к стоящему отдельно санитарному самолёту с большим красным крестом на борту и надписью "Санитарная авиация". Мы вышли из микроавтобуса и поднялись по трапу внутрь. С нами было три медработника, Евгений Станиславович с Михаилом Александровичем Зосимовым, и ещё двое сотрудников КГБ.

Через некоторое время подъехали две "скорые". Виталю и Лёху, на каталках завезли в амбулаторный лифт, и, подняв к задней двери самолёта, закатили внутрь.

В Москву мы долетели быстро, примерно за полтора часа. В аэропорту мы все вышли, и пересели в микроавтобус, а Виталю с Лёхой выкатили из самолёта в  амбулифт, и, опустив на низ, - закатили в "скорые".

Лаборатория находилась за самим городом. Мы исколесили всю Москву, прежде чем выехали на окраину города. На дороге, ведущей к лаборатории, стоял пост с охраной. Нас проверили, открыли шлагбаум и пропустили. До лаборатории мы добирались минут двадцать. Это был скорее не лаборатория, а мини- городок, со своими улицами и зданиями.

По улицам ходили люди. Видимо, все прямо или косвенно, связанные с этим проектом, - перемещением в пространстве. Мы подъехали к одному из общежитий.

Нас поселили в чистые ухоженные номера со всеми удобствами, на отдельном пустом третьем этаже. По нашему желанию, Виталю поселили в один номер вместе со мной и Андреем, Свету поселили в отдельный номер, а Лёху ещё следовало подлечить, поэтому его поместили в палату в расположенной здесь медчасти.

Евгений Станиславович, заведя нас в номер, рассказал нам правила поведения: "Правила такие, как в гостинице в Краснодаре, - никуда из номеров не выходить, за исключением друг к другу в гости ".

Когда Виталя вошёл к нам в номер, мы с Андреем от души, поздоровавшись,  обняли его. Немного мешал гипс на руке, а так, - было видно, что он уже почти в порядке.

- Ну, как ты? - спросил я.

- Нормально.

- Рассказывай, что там у тебя, - не терпеливо спросил Андрюха.

- Та, что... Всё нормально. Отдыхал, лечился, набирался сил.

Было видно, что он увлечён своими мыслями.  Мы с Андреем понимали причину этого.

- Ну, расскажи, что там за девушка у тебя? - спросил Андрей.

Виталя заметно оживился.

- Хорошая девушка. Таней зовут. Здесь вообще все люди хорошие.

- Понятно. Может партейку на новом месте? - оживился Андрюха.

- Давай, - ответил я.

Виталя равнодушно согласился: "Можно".

Едва мы начали игру, как в двери к нам постучались. Я отложил игру и пошёл открывать дверь. Открыв её, я увидел Свету, стоящую на пороге.

- А, Света, заходи.

- В картишки будешь?

- Не знаю... Ну, давай, - тоже, нехотя согласилась она.

Но, только мы продолжили игру, как в дверь опять постучались.

- Ну, кто там ещё! - вспылил я.

- Поднявшись, я подошёл к двери и открыл её. На пороге стояло несколько незнакомых ребят с мутациями на лице. Один среди них был без мутаций.

- Здравствуйте, - поздоровались они.

- Здравствуйте, - ответил я удивлённо.

- Это вы ребята из другой реальности?

- Да, - ответил я, уже ощущая какой- то интерес и уважение к себе.

- А можно к вам войти?

- Ну, войдите, - растерянно сказал я.

Их было пять человек. Все молодые, лет около тридцати, как и мы. Они начали с нами знакомиться.

- Сергей, Стас, Юра, Влад.

Того, что без мутаций на лице звали Иваном.

- Мы все работаем в этом проекте, - сказал Сергей. Я - физик, Стас и Юра - математики, Влад - технолог, а Ваня - конструктор.

Мы назвали свои имена. Они с интересом рассматривали нас, как будто мы были какими- то ценными экспонатами.

- Ну, расскажите, что там у вас?.. А какая у вас техника?.. А что чувствуешь, когда перемещаешься по реальностям?.. - затараторили они.

Мы вчетвером растерялись от такого количества вопросов.

- Даже не знаю с чего, и начать, - сказал я.

- Из какого вы года? - спросил Иван.

- Из две тысячи двадцать седьмого.

- Ого, как далеко! И как там у вас?

- Ну, как... Ядерной войны и коллапса, - не было. А из таких больших событий из шестидесятых годов, я знаю немного... Был Карибский кризис, когда СССР поставил ракеты на Кубу, и после этого были подписаны соглашения о мирном сосуществовании с америкой. Дальше после Хрущёва был Брежнев...

- Это кто? - спросил Ваня.

- Ну... Генеральный секретарь... При Брежневе... Что у нас было? - обратился я к своим друзьям.

- Олимпиада, - сказал Виталя. - Ввод войск в Афганистан.

- В Афганистан? Зачем? - удивились они.

- Американцы хотели там свои ракеты разместить, поэтому пришлось поменять режим правления там, и поддержать его войсками. А заодно и попытаться установить там Социализм.

- Хм! Интересно!  опять удивились они.

- И что, получилось? - спросил Ваня.

- Не - а, - сказал  Андрей.

- Дальше, что у нас было? - продолжил я.

- Развал Союза, - ответил Виталя.

- Как развал? - в очередной раз удивились они.

- Ну, республики все отделились.

- Почему?

- Было противостояние с "америкой", - так называемая, холодная война, ну и "америка" победила, разрушив нашу экономику,  в результате этого в тысяча девятьсот девяносто первом году СССР распался.

- Ого! - огорчился Стас. - И как вы теперь?

- Ну, как?.. Живём потихоньку... Что ещё? - спросил я у Андрея.

- Чернобыль рванул, - сказал Андрей.

- Да, до того, как Союз распался, взорвалась атомная электростанция в Чернобыле.

- Войн было много после распада СССР, - дополнил Виталя. - В Чечне, Приднестровье, Карабахе, Абхазии, Осетии, Таджикистане, Украине.

- Ничего себе! - ужаснулись они.

- А на Луну высаживались? - спросил Стас.

- Не понятно. Американцы, вроде бы высаживались, но все говорят, что это обман. Якобы, они  в киностудии сымитировали высадку на Луну.

- Почему?

- Ну...  много нестыковок на предоставленных ими фотографиях и кинолентах снятых якобы на Луне.

- Каких нестыковок? - спросил Юра.

- Разных. То следы в непонятных местах, - под соплом аппарата, то тени отражаются в разные стороны, то флаг на ветру развевается.

- На ветру?

- Ну да.

- Там же нет ветра? Это же космос... Вакуум, - непонимающе сказал Влад.

- Ну, у них есть.

- Понятно, - сказал он улыбнувшись.

- ...Перемещения по Луне странные, - невысокими прыжками. Если учесть, что сила гравитации на Луне в семь раз меньше, то они должны были подпрыгивать минимум на полметра, а у них прыжки обычные, как на Земле.

- Ясно... У нас некоторые учёные предполагают, что там сохранились остатки развитых древнейших земных цивилизаций, со всеми технологиями, - сказал Юра. - Мы думали, может у вас получилось их обнаружить.

- Нет, остатки древнейших цивилизаций мы не находили, а вот луноходы наши были на Луне. Даже пробы грунта взяли. Но это ещё было в семидесятых годах. Сейчас, вот недавно, возобновили Лунную программу, - собираются исследовать автоматическими станциями Южный полюс Луны.

- Южный?

- Да.

- А, что там?

- Там обнаружили замёрзшую воду.

- Замёрзшую воду? Ух, ты! Это же можно там построить базу?!

- Вроде бы и есть такая задумка...

- ...А позвонить, откуда- то можно здесь? - внезапно спросил Виталя у ребят.

Мы с удивлением посмотрели на него.

- Можно, - ответил Сергей.

- А как?

- Как хочешь. Хоть из номера.

- А у нас в номере нет телефона.

- У вас, наверное, убрали... Ну, можешь прийти к нам в сто двенадцатый на первом этаже, и позвонишь.

- Отлично, договорились, - обрадовался Виталя.

- А куда ты собрался звонить? - спросил шутливо Андрюха.

Виталя молча, улыбнулся.

- А какая у вас техника? - спросил Сергей.

- Техника?.. Микроэлектроника очень развита. Она у нас везде. В утюгах, в телевизорах, в самолётах... Где угодно. Сейчас у нас мода на беспроводные телефоны, которые можно носить в кармане. Их, кстати, у нас забрали, когда мы попали сюда. В вашей реальности они всё равно не работают. В них встроены камеры, для съёмки фото и видео. На этих устройствах можно хранить любую информацию, - фотографии, фильмы, различные игры.

- Ух, ты!

- Да... Также с помощью этих телефонов можно общаться как по видеосвязи, так и по обычной, - аудио связи с любым человеком по всей земле. Создана всемирная база данных, - интернет. Там хранится любая информация. Любой человек может зайти в эту базу и найти ту информацию, которая нужна ему.

- У нас тоже уже начинает развиваться интернет и мобильная связь! - похвастался Юра.

- Интернет у нас, кстати, американцы придумали где- то в конце шестидесятых, - добавил я...

- А что чувствуешь, когда перемещаешься по реальностям? - спросил Ваня.

- Да, ничего не чувствуешь. Подпрыгиваешь с закрытыми глазами десять раз, открываешь глаза и ты уже в другой реальности.

- И всё?..

Но договорить нам не дали. Дверь открылась и на пороге мы увидели Евгения Станиславовича.

- Так! А ну-ка быстренько отсюда! - обратился он к зашедшим к нам ребятам.

Ребята нехотя начали выходить.

- И больше не заходить сюда! Сегодня на этом этаже будет выставлена охрана.

- Собственно, я за этим и зашёл, - обратился он к нам, сказать, что сегодня поставят охрану к вам на этаж... Что тут у вас? Всё в порядке?

- Да, - ответили мы.

- Ну, всё, располагайтесь.

Когда Евгений Станиславович вышел, Виталя пошёл вслед за ним. Он приоткрыл тихонько дверь, и, удостоверившись в том, что Евгений Станиславович ушёл, - вышел из номера.

Виталя отсутствовал, где- то, минут пятнадцать. Войдя к нам в номер, он заметно повеселел.

- Что там? Всё нормально? - спросил Андрей.

- Ага, - ответил Виталя улыбаясь.

"А ведь Света- то была права на счёт проблем, которые могут возникнуть",- глядя на Виталю, подумал я.

Так прошла ещё неделя. Охрана на нашем этаже была не очень строгая. Иногда к нам в номер умудрялись проскочить ребята, из этой реальности. Мы общались с ними, вели разговоры на тему перемещений по реальностям. Они жадно слушали всю информацию, которую мы им рассказывали, слушали наши теории и предположения на эту же тему, и выдвигали свои. В общем, целая неделя пролетела незаметно.

В конце недели Лёху выписали и перевели к нам в общежитие. Его поселили в номер к Свете.

Я ждал долго этого дня, - чтобы вся наша компания собралась вместе. Очень хотелось, наконец, объяснить всем, почему так всё произошло, и мы очутились в этой реальности.

Когда в очередной раз все собрались в нашей комнате, я решился:

- Ребята, мне нужно вам кое в чём признаться. - Сказал я.

Все посмотрели на меня с интересом.

- Когда мы гнались за Виктором, я при переходе не нарочно перепутал правила перемещения. Я был очень уставшим, не выспавшимся, и ничего не соображал. Где- то на цифре пять я начал открывать глаза при приземлении и закрывать их при прыжке. Почему- то у меня в голове было твёрдое убеждение, что нужно делать именно так. А потом, когда я сообразил, что делаю неправильно, - было уже поздно. И из-за меня мы и очутились здесь в этом мире.

- Я так и думал!  - сказал Лёха.

- Ах ты, вредитель! - шутливо сказала Света.

- Теперь всё стало на свои места, - сказал Виталя. А то, мы всё гадали, - "Почему?", да "Как?",  "Такого не может быть!"... Но, скажу честно, логически всё сходилось на тебе.

- Да, - подтвердил слова Витали, - Андрей, -  мы подозревали, что все эти проблемы из-за тебя.

- Извините.

- Я думаю, - сказал Лёха, скорее всего, ты тут не причём. Я быстрее поверю в то, что сама природа вмешалась в эти события. Тем более, ты у нас новенький, и, так сказать, репутация твоя перед нашей реальностью не запятнанная. Поэтому, реальность и действовала через тебя.

- Кстати, может вам будет интересно, - когда я открыл глаза, то время замедлилось где- то в два раза. Всё происходило очень медленно, а я наоборот, - быстро соображал... Было очень удобно.

- Хм! Интересно! - отреагировал Лёха.

- И ещё... Я Андрею говорил, а ты, Лёха, этого не знаешь... Здесь тоже растут эти большие цветы, как в нашей реальности. Их называют Великанами. И они начали появляться здесь в начале шестидесятых, - когда начал меняться сценарий реальности.

- Да? - удивился Лёха.

- Да.

- Ничего себе! Любопытно!

Мы принялись обсуждать разные предположения на тему появления этих цветов, потом плавно перешли к воспоминаниям о наших приключениях, приведших нас сюда, уже, с азартом и смехом обсуждая прошедшие события, как вдруг Виталя говорит:

- Ребята! Я тоже вам хочу кое - что сказать.

Все с удивлением перевели внимание на Виталю.

- Я принял решение. Я хочу остаться здесь.

Это заявление прозвучало как гром среди ясного неба.

- Как?.. Почему? - удивились мы.

- Это из-за Тани? - спросила Света.

- Да, я хочу остаться здесь с ней. Я этого человека искал всю жизнь.

- Как ты останешься? - Возмутился Лёха. - Это изменит реальность, а всё ваше потомство будет страдать. Реальность не примет ни тебя, ни ваших детей.

- Я буду молиться и просить каждый день реальность, чтобы она приняла меня. И если, ты говоришь, - "реальность это живой организм", то она услышит меня.

- Но ты, же знаешь, что меняя судьбу реальности, может произойти коллапс?!

- Да, никто ничего не знает! Всё это предположения! Неизвестно, почему наступает коллапс?!

- Как это неизвестно? - возмутился Лёха.

- Я больше поверю, что коллапс наступает тогда, когда человек ведёт себя как свинья, используя законы реальности для собственного обогащения и решения своих собственных проблем, подсматривая в будущее! Ты сам видел, как вели себя Виктор и Николай... Да и мы не лучше!..

- Но, всё равно... Ты рискуешь, подвести под очередной коллапс всё человечество этого мира!

- Я никого не собираюсь никуда подводить! Я, просто, хочу жить с любимым человеком обычной жизнью,  работать, растить детей, и быть счастливым! Что в этом ужасного?

- А что, может и правда, - сказал я, пытаясь поддержать Виталю, - возможно, это и есть тот шанс, чтобы мы действительно поняли, как нужно общаться с другими мирами. А, кроме того, до критического предела неправильных событий ещё далеко, и, если что, то можно будет всё остановить.

- Как ты себе это представляешь, остановить?.. - не сдавался Лёха. - ...Ну, вернуть его назад в нашу реальность получится, а что делать с изменёнными событиями, в которые он внёс изменения, здесь в этой реальности?.. А его дети? Куда их деть?

- Я тоже всё больше и больше уверен в том, что мы не случайно попали сюда, - поддержал меня и Виталю Андрей. Возможно, мы тоже являемся участниками судьбы этой реальности.

- Да ничего случайного не бывает, - все уже это знают, - ответил Виталя.

Он немного помолчал и добавил:

- В любом случае, уже ничего не изменишь, - Таня беременная.

Эта новость подействовала на нас эффектом разорвавшейся бомбы.

- Вот это да! - выпалил Андрюха.

- Ничего себе! - удивился я. - Опять новости!

- Блин! Виталя?! - разозлился Лёха.

- Что, Виталя?

- Ну, как ты так?!..

- Как?..

Наступило молчание. Каждый прокручивал в голове свои мысли.

Немного  успокоившись, Лёха спросил у Витали:

- Когда ты думаешь сказать об этом Зосимову?

- Как увижу, - скажу.

- Он не согласится.

Виталя промолчал.

После этого разговора время начало тянуться как резиновое. Хотелось уже быстрее решить все наши проблемы, и разобраться со сложившейся ситуацией, чтобы не мучить себя переживаниями.

Весь оставшийся день мы надеялись, что Михаил Александрович заглянет к нам, но он не пришёл.

Думаю, не ошибусь, если замечу, что история Говорящего Мангуста с острова Мэн - одна из самых чарующих загадок нашего века. Существо это, поселившееся в панельных стенах одинокого фермерского особняка на вершине горы Дэлби, несколько лет занимало своими проделками британскую прессу и даже явилось однажды причиной ожесточённых дебатов в Палате Общин. В 1936 году, по приглашению владельца дома Джеймса Т.Ирвинга, я провёл здесь несколько недель и рассказал затем о своих впечатлениях в книге «Призрак преследует человека». Незадолго до этого историей Гефа заинтересовалась писательница Мэри Армстронг. Мы провели с ней обстоятельную беседу, результатом которой и явилась предлагаемая вашему вниманию совместная версия этих событий.

Остров Мэн считается одним из самых непрезентабельных пустырей Британии, но ферма Дорлиш-Кэшен, расположившаяся на высоте 750 футов над уровнем моря, даже на общем фоне выглядит достаточно мрачно. Этот приземистый особняк (добраться к которому можно, лишь преодолев опасный подъём по горному склону) сложен из скреплённых цементом сланцевых плит, и узкие окна его более всего напоминают бойницы. Стены своего внушительного строения мистер Ирвинг укрепил двойными панелями в надежде хоть как-то защититься от сильнейшего ветра: судя по всему, именно эта деталь и произвела впечатление на маленького пришельца. «Меня ваш домик вполне устраивает, - милостиво известил он хозяев впоследствии. - Считайте, что он мой!»

Джон Ирвинг (человек, чью серьёзность и добропорядочность не подвергают сомнению даже закоренелые скептики) поселился здесь с женой и дочерью в 1917 году. 14 лет спустя сюда прибыл незваный гость.

Поначалу подозрение пало на юную Войри. Подали голос и спиритуалисты: девочка-подросток, решили они, наверняка служит источником той самой таинственной энергии, что так привлекает существ из иного мира - не исключено, что и Говорящий Мангуст - всего лишь разновидность полтергейста. В действительности всё оказалось сложнее. Или, может быть, проще?

«Однажды ночью - было это в сентябре 1931 года - мы услышали какой-то стук, доносившийся с чердака, и решили, что в доме завелись мыши, - рассказывает Джон Ирвинг. - Назавтра, откинув люк в потолке, я обнаружил там фигурку, которую сам когда-то выстругал из индийского дерева. Как она могла там оказаться? Я постучал ею об пол: раздался тот самый звук, что разбудил нас ночью. Вечером стук повторился. Вскоре он перешёл в дробный топот. Это была не мышь! Послышались какие-то плевки, вздохи и хрипы, а затем раздался ужасающий треск, от которого картины закачались на стенах. Пока я размышлял о том, что же это за чудище буйствует у нас над головами, произошло нечто такое, отчего все мы утратили дар речи. Сверху донеслись звуки, очень напоминавшие лепет младенца: «Даммадаммма… бламбламблам» - что-то в этом роде. Пришелец явно пытался что-то сказать. Сам себе удивляясь, я принялся о чём-то с ним говорить, и он… стал мне отвечать тоненьким голоском! Начались нескончаемые диалоги. Несколько дней подряд он следовал за мной по пятам, требуя себе новых и новых «уроков». Вопросы сыпались один за другим.

- Ещё минуточку, - то и дело слышал я умоляющий писк. - Последний вопросик, Джим, и я отпущу тебя спать!

Несколько недель спустя существо это не просто усвоило наш лексикон, но и принялось сыпать такими фразами, которых мы сроду не слыхивали. Меня до сих пор не оставляет подозрение, что Геф (именно так он нам «представился») с самого начала лишь притворялся неучем, опасаясь напугать нас своими речами. Впрочем, сам он клялся в обратном:

- Человеческую речь я понимал, конечно, всегда, но сам говорить не умел. Спасибо Джиму, это он меня научил!

Пришелец обладал феноменальным слухом, и утаить от него что-либо было никак невозможно.

- Может быть, Геф - призрак? - предположил кто-то из членов семьи. Геф, быстро развивший в себе вкус к сверхпомпезной риторике, немедленно согласился:

- О да, я - призрак ласки, - изрёк он. - Теперь я буду бродить по вашему дому, издавать странные звуки и бряцать цепями, - после чего произвёл совсем не страшный звуковой эффект, напоминавший удар ложкой по железяке.

Как бы то ни было, маленький гость решил, что Ирвинги вполне достойны его компании, и стал всячески втираться к ним в доверие, не гнушаясь примитивнейшим шантажом.

- Если вы будете добры ко мне, - заявил как-то раз Геф в порыве типичного для него наивного красноречия, - я принесу вам удачу. Если нет - перебью всех домашних птиц. Я вообще-то не злой, но способен на всё. Да я и вас бы запросто поубивал - мне просто этого пока что не хочется!

Несколько месяцев спустя, хорошенько узнав характер Гефа, Ирвинги, конечно, посмеялись бы над такими угрозами, но тогда всё это встревожило их не на шутку. Геф успел уже продемонстрировать умение швырять предметы с поразительной точностью. Что, если он увлечётся метанием - скажем, ножей? Вооружившись винтовкой и крысиным ядом, Джеймс Ирвинг вышел на тропу войны, но не тут-то было. Геф с лёгкостью обходил все ловушки, издавая при этом дикие вопли: стены дома непрерывно сотрясались от стуков, грохота и самых невероятных проклятий. Ирвинги в панике перенесли кровать Войри к себе в спальню, и это почему-то особенно задело Гефа: он метался повсюду, как сумасшедший, всеми доступными способами выражая решительнейший протест. Непродолжительная война эта закончилась полным поражением хозяев. Геф не преминул продемонстрировать, помимо всего прочего, умение виртуозно обращаться со спичками своей мохнатой четырёхпалой лапкой: что могло помешать ему при желании спалить дом? Мысль эта ужасала Ирвингов не слишком долго - до тех пор, пока они не сообразили, что Геф отчаянно в них нуждается. В мире людей они были единственными его союзниками, кормильцами и учителями. Кроме того, в те дни мангуст проникся самой горячей симпатией к Войри - впрочем, относился он к ней как старший братец к сестрёнке.

- Войри может возвращаться к себе в комнату, - мрачно объявил Геф в мае 1932 года. - Я никому из вас не причиню вреда.

Итак, девочка переехала на привычное место, после чего трое людей и очеловечившийся зверёк вступили в эпоху мирного и очень странного сосуществования. Геф был очень застенчив и совершенно не переносил человеческого взгляда. Прошло немало времени, прежде чем он решился явить Ирвингам свою тень от свечи, которую те оставили у одного из проёмов. Силуэт явно принадлежал маленькому мохнатому животному. Впрочем, по образу мыслей и привычкам существо это всё более напоминало человека.

«Однажды я оставил на верхней ступеньке лестницы блюдце с варёной черникой и сахар, а также молоко и хлеб, - рассказывает Ирвинг. - Геф принялся за еду, не переставая при этом со мной болтать. Потом он показал мне тень своей передней лапки… скорее ручонки, в которой держал ложку. Закончив еду, он постучал блюдцем об пол и задул свечу».

Как-то раз Геф предупредил членов семьи о том, что готов «показать им руку» и предложил понаблюдать как можно внимательнее за щелью в потолке. Действительно, из отверстия показались пальчики - кривые, желтоватые, с загнутыми вовнутрь коготками. Миссис Ирвинг получила разрешение не только притронуться к ним, а затем и погладить Гефа по шёрстке, но и засунуть в рот ему собственный палец.

«Он взял мой средний палец в рот, - говорит миссис Ирвинг, - и, прокусив своими крошечными острыми зубками кожу, стал высасывать кровь. Я пришла в негодование. Только ещё заражения крови мне не хватало!»

- Иди и смажь мазью, - раздражённо бросил Геф.

Время от времени Геф, питавший слабость к царственным жестам, преподносил хозяевам самые неожиданные сюрпризы. Однажды он решил, что должен сфотографироваться, и снабдил Войри подробнейшими инструкциями: девочка должна была щёлкнуть затвором в тот самый момент, когда он вскочит на пригорок за живой изгородью в нескольких ярдах от дома, и ни секундой позже! Остаётся лишь удивляться тому, что у Войри он вообще получился - этот удивительный снимок маленького зверька, напоминающего мангуста.

Внешность Гефа как будто бы согласуется с его же «авторской» легендой. Один из гостей вспомнил как-то раз, что несколько лет назад некий фермер выпустил в поля стаю мангустов, чтобы те истребили расплодившихся кроликов, и Геф с готовностью ухватился за эту версию собственного происхождения, быстро её развив: он объявил мимоходом о том, что ему 60 лет и что разум его - гигантский кладезь вселенской мудрости и великого множества языков.

Что же касается английского языка, то… лексикон Гефа, как это ни прискорбно, состоял большей частью из сомнительного рода эпитетов, некоторые из которых заставили бы покраснеть и матроса. Одним из предыдущих мест его обитания была близлежащая каменоломня; уже после переселения к Ирвингам Геф продолжал наведываться к старым друзьям, усердно пополняя свой и без того впечатляющий багаж всевозможных ругательств. По окончании «рабочего дня» мангуст возвращался к Ирвингам с очень смешными «срочными донесениями».

- Слушай, Джим, что это за тип среди них там бродит? - бросил он как-то раз с презрительной ноткой в голосе. - Ну, который в пенсне и ни черта не делает? У него ещё коленки вовнутрь торчат…

Он имел в виду начальника смены!

Очеловечение Гефа происходило стремительно. «Геф - животное? Не могу в это поверить! - признавался мне Джеймс Ирвинг. - Может быть, это человеческий дух в обличье зверя? Он и питается не как мангуст: обожает, например, пирожные и шоколад…»

С первых дней своего пребывания в Дорлиш-Кэшен Геф в отношении окружающих усвоил несколько легкомысленный тон. Хозяином дома был, несомненно, Джим, и к нему Геф проникся подобающим почтением. Но миссис Ирвинг, дама, надо сказать, вида весьма внушительного, тут же превратилась для него в «Мэгги». Вскоре Геф вообще начал называть её «мой цыплёночек»: миссис Ирвинг приходила от таких фамильярностей в бурное негодование, что, в свою очередь, приводило Гефа в неописуемый восторг.

Для Войри мангуст сделался своего рода телохранителем. Он повадился провожать девочку в школу, неустанно обещая Ирвингу, что, если кто-нибудь попытается пристать к ребёнку, он тут же вступит с врагом в смертельную схватку. Поначалу похвальба эта воспринималась взрослыми с известной долей иронии, но однажды Геф пересказал Ирвингу подслушанный на автобусной остановке разговор, и тот вынужден был несколько изменить своё отношение к «предводителю эскорта».

- Что-то нашего Привидения не видать сегодня, - бросил один мальчишка другому (имея в виду, разумеется, Войри, которую именно так благодаря Гефу стали дразнить в школе). - Вот бы она опоздала сегодня на автобус!

Гефу это пожелание не слишком понравилось, и он тут же швырнул в мальчика камень.

- И что произошло потом? - поинтересовался Ирвинг.

- Ничего особенного. Он взвился юлой и закричал: «Эй, Вонючка, ты что, сдурел?»

Не поленившись проверить рассказ Гефа, Ирвинг выяснил: среди ожидавших автобус в тот час действительно находился местный паренёк, носивший это очаровательное прозвище.

После того, как Войри минула стадию полового созревания, Геф не исчез (как следовало бы поступить полтергейсту) и даже не стал появляться реже: наоборот, девочка сделалась к нему более равнодушной.

Зато Ирвинги постепенно пришли к выводу, что их новому жильцу вполне можно поручать мелкие заботы - присмотреть за птицей, например, или за овцами. Геф поспешил уверить работодателей в своей полнейшей лояльности.

- Тебе ни о чём теперь не нужно беспокоиться, Джим, - говаривал он. - Если кто-то вломится в дом, я тут же дам тебе знать!

И действительно, о приближении гостей или какой-нибудь незнакомой собаки Ирвинги узнавали немедленно. В общем, Геф стал вскоре настоящим «мальчиком на побегушках». Утром он охотно сбегал вниз, чтобы сообщить проснувшимся хозяевам точное время. Среди ночи, если кто-то вспоминал, что в печи мог остаться огонь, зверёк послушно ковылял вниз и возвращался с массой самой разнообразной информации. Когда кому-то требовалось пораньше проснуться, он выполнял роль будильника. Стоило только козам задержаться в поле, как Геф бежал туда и собачьим лаем загонял их обратно.

Когда в доме становилось слишком много мышей, он брал на себя роль кота: правда, убивал грызунов он редко, предпочитая менее кровожадный метод борьбы - мяуканье. Не раз он сообщал Ирвингу о том, что к дому приближается ласка, или хорёк - его «злейший враг».

Однажды ночью глава семьи невольно подслушал одну из редких, но по-своему трогательных бесед мангуста с миссис Ирвинг.

- Вообще-то, Мэгги, ты мне нравишься, - доверительно пискнул Геф. - И знаешь, я хочу, чтобы ты призналась мне в том же.

Ирвинг, притворявшийся до этого спящим, не выдержал.

- Эй, а как же я?» - спросил он, переворачиваясь на другой бок.

- О, Джим, ты тоже мне нравишься! - поспешно заверил его Геф, ужасно смущённый.

Геф был вездесущ, постоянно за Ирвингами шпионил и всем на всех ябедничал. Стоило только миссис Ирвинг начать раздеваться перед сном, как он тут же принимался подробно комментировать её действия. Войри имела обыкновение просыпаться первой, заваривать чай и нести чашку отцу. Геф не спускал с неё глаз и радовал хозяина важными сообщениями:

- Джим, она пьёт твой чай! Она пробует масло на вкус! Она хочет сожрать бисквиты!

Временами мангуст раздражал хозяев шутливой зловредностью, чаще - трогал до глубины души беспомощностью и каким-то особенным обаянием. Возвратившись домой после очередного обхода «владений», он признавался иногда, что очень устал, и тут же добавлял с подкупающей мягкостью:

- Слышь, Джим, как насчёт пожрать, а?

И мистер Ирвинг послушно шёл выполнять заказ.

Если «официантов» в доме не оказывалось, Геф угощался самостоятельно, после чего виновато спрашивал миссис Ирвинг:

- Мэгги, ты ведь не будешь очень ругаться, если я скажу, что съел весь бекон?

«Мэгги», естественно, принималась высказываться на этот счёт самым оживлённым образом, а Геф поступал вполне по-детски: скрывался куда-то и ждал, пока буря не утихнет.

Говорящий мангуст очень любил напускать на себя таинственный вид, обожая (опять-таки подобно быстро развивающемуся ребёнку) непонятные, сложные слова.

- Я - чудо природы, - заявил он однажды. - Узревший меня будет поражён и парализован, превращён в мумию и соляной столб!

И далее:

- Я - пятое измерение. Я - восьмое чудо света. Одним ударом я расщепляю атом!

Наконец, вовсе уж скромно:

- Я - Святой Дух!

Как-то раз, решив выяснить, насколько далеко зашёл Геф в своём интеллектуальном развитии, мистер Ирвинг спросил его, куда он, по его разумению, попадёт после смерти.

- Я не умру! - перепугался Геф, и голосок его задрожал.

- Ну а если всё-таки умрешь, то где окажешься?

- В преисподней, - проговорился Геф, но тут же поправился: - Нет, в Царстве Туманов!

Однажды Геф, подслушав разговор прохожих в Пиле, узнал новость, от которой преисполнился величайшей радостью, и тут же поспешил домой поделиться ею с Ирвингом. В конце концов, не каждому мангусту, пусть даже и говорящему, выпадает счастье стать причиной увольнения человека с работы, судебного разбирательства по этому поводу, а затем и ожесточённых дебатов в Палате Общин!

Р.С.Ламберт, редактор журнала «Лиснер», принадлежащего Би-би-си, оказался наряду с вездесущим Гарри Прайсом в первых рядах «официальных» исследователей феномена Дорлиш-Кэшен. Оба они поспешили на остров Мэн и, ознакомившись с фактами, написали книгу, публикация которой вызвала в Лондоне большой скандал. Непосредственный начальник Ламберта, Джон Лавита, пришёл к выводу, что «мистер Ламберт полностью попал под влияние своего героя» и утратил объективность, сделавшись, дескать, ярым «гефистом». Несколько дней спустя начальник весьма саркастично раскритиковал своего подчинённого перед руководителями Би-би-си, которые очень скоро прислали тому уведомление об увольнении. Опальный редактор немедленно обратился с иском в Верховный суд. Тем временем один из членов парламента, возмущённый бесцеремонным увольнением Ламберта, потребовал, чтобы Палата Общин образовала комиссию для проведения независимого расследования загадочного феномена - в частности, «уточнения факта существования говорящего мангуста, а также собирания всевозможных сведений о его образе жизни, средствах к существованию, манерах и моральных устоях…» Другой парламентарий тут же подпустил коллеге шпильку, после чего в зале развернулась оживлённая дискуссия, перешедшая, если верить одному восторженному репортёру, в непродолжительный кулачный бой. Верховный суд Британии, два дня рассматривавший самое необычное за всю свою историю дело, после многословных прений пришёл к выводу, что мистеру Ламберту полагается компенсация в размере 35 тысяч фунтов. Да, у Гефа имелись все основания гордиться собой!

Говорящий мангуст не просто умел слушать, он ещё и научился читать. Мистер Ирвинг был убеждён, что за всеми этими провожаниями дочери в школу кроется иной смысл: судя по всему, во время уроков Геф сидел, скрывшись в ветвях, у самого окна и слушал всё, о чём говорится в классе. Решив поэкзаменовать мангуста, Ирвинг пришёл к выводу, что тот - при желании, разумеется, - способен был правильно прочесть любую фразу. Однако всем прочим источникам знаний Геф предпочитал устное народное творчество. Однажды Ирвинг сел разбирать корреспонденцию.

- А ну, читай вслух, гном толсторожий! - завопил возмущённо мангуст.

«Знаете, «толсторожего» я бы ещё стерпел, - поделился со мной обидой Джим, - но «гном» - это уж слишком!» Что поделаешь: Геф обожал посмеиваться над людьми. Будучи в игривом настроении, он мог, например, порадовать миссис Ирвинг импровизацией такого рода:

- Мэгги, ты - женщина, злая колдунья! Мэгги, ты - женщина племени Зулу! Мэгги, ты - женщина из Гонолулу!

Увидев, как у мистера Ирвинга сзади свисают подтяжки, он тут же кричал:

- Хвостик, как у жеребца!

А одного из гостей охарактеризовал так:

- Это же не морда, а просто какая-то печёная луковица!

На том же острове примерно в двадцати милях к северу от дома Ирвингов находится особняк Балламур, принадлежавший некой миссис Уорд: туда-то и повадился путешествовать Геф, используя в качестве транспортного средства местные грузовики. Ни мистер Ирвинг, ни члены его семьи там не бывали, что вполне естественно: к миссис Уорд и её родственникам - богатым землевладельцам - заезжали гости иного ранга.

После двух визитов к соседям Геф вернулся с весьма впечатляющей информацией: он очень подробно описал машины и подъездную дорожку, внешность слуг и их наряды, камин, фасад с изображениями львов и разнообразные украшения. В результате проверки выяснилось: лишь одна десятая часть полученных им сведений оказалась ошибочной - Геф всё ещё путал названия предметов. Не исключено также, что хозяйка особняка, отвечая на мои вопросы, была недостаточно откровенной.

В числе тех немногих гостей дома, с кем Геф решился вступить в контакт, был капитан Джеймс Деннис, член совета Национальной Лаборатории психических исследований. Однажды он и семья Ирвинга сидели в кухне.

- Приготовьтесь, сейчас я вам в окно покидаю камешки, - известил их неожиданно Геф, и в то же мгновение снаружи на стекла обрушился град мелких камней.

Миссис Ирвинг разнервничалась и приказала Гефу немедленно прекратить эти шалости, пока ещё целы окна. Геф что-то заверещал с чердака и… вывалил град камней на крышу дома. Это происшествие немало озадачило капитана. Как могло случиться, что голос Гефа раздавался в доме, а камни летели явно снаружи? Спросили об этом мангуста, и тот дал исчерпывающий ответ:

- Сущий пустяк: индийская магия.

Что ж, сам факт существования мангуста по имени Геф, который разговаривает, мыслит и ведёт себя по-человечески, можно считать доказанным. Но… кто такой всё-таки этот Геф? Ясно, что не полтергейст. «Шумный дух» обычно невидим, Геф же никогда не претендовал на обладание столь экзотическим свойством. Несколько раз - с таким изяществом, какое только возможно в подобных обстоятельствах, - он отправлял в доме естественные надобности, оставляя после себя более чем существенные улики. Однажды, когда его спросили, зачем он сделал это на самом видном месте, Геф объяснил:

- А чтобы капитан Деннис понял наконец, что я - не призрак, а зверь.

Я заранее отправил Ирвингу книжку о полтергейсте, тот зачитал из неё выдержки вслух, и Геф возмущённо взвизгнул:

- Нет, я не из таких!

В большей степени проделки Гефа характерны для «фамилиара» - так оккультисты именуют духа, принимающего облик мелкого зверька и оказывающего разного рода услуги ведьмам. Но говорящий мангуст был существом плотским: оказываясь перед запертой дверью, он не проникал в помещение сверхъестественным образом, а либо открывал её сам, либо ждал, пока это сделают за него другие. Геф простуживался, подчас очень сильно, что за ведьмиными слугами прежде не наблюдалось.

- Джим, меня замучил дьявольский кашель, - пожаловался он однажды. - Слушай, придётся тебе чем-нибудь меня напоить.

Что ж, остаётся, повидимому, и тут довериться самому Гефу.

- Я просто очень умный мангуст, - заметил он как-то раз. - То есть не просто - а слишком, слишком умный!

Через несколько лет после моего визита в Дорлиш-Кэшен дом был продан. Новый владелец утверждает, что застрелил однажды какого-то диковинного зверька. С тех пор в доме не происходит ровно ничего необычного. Джеймса Т.Ирвинга уже нет в живых. Миссис Ирвинг живёт в районе Глен-Фоллз на острове Мэн. Её дочь Войри вышла замуж и работает на заводе по производству авиаоборудования неподалёку от Пила. Может быть, придёт время, и она ещё поведает миру о Гефе - почти фантастическом и в то же время таком человечном зверьке, её верном товарище детства и самозваном телохранителе?

Нандор Фодор, «Меж двух миров», (перевод: В. В. Поляков), 2005г.

Я мужественно игнорил входящий, пока завязывал шнурки, но кто-то там никак не унимался. Пришлось ответить.

- Слышь, гандон... - раздался пьяный голос. - Тебя где искать?

- Чё? - возмутился я. - Ты кто такой, дядя?

- Ты где, мудила? Ты скажи, где ты? Я прямо сейчас приеду и порешу тебя! Мне терять уже нечего!

- Пошел на хрен, дебил! - прокричал я в трубку, надеясь что у оппонента лопнут барабанные перепонки.

Кто такой? Чего ему от меня надо? За что он меня порешить собрался?

- Вашу Машу! - вспомнил я.

Это же тот самый крендель, который утверждал вчера, что он - Ольгин муж! Так что - он на самом деле Ольгин муж? А как же мы с ней? Мне все приснилось, что ли?

Воспользовавшись тем, что телефон все еще в руках, я снова залез в фотоальбом. И снова первыми пошли фотки с нашей с Димкой пьяной вакханалии. Правда, на этот раз у коллеги оказалась смешная, куцая бороденка. Дальше - пляж в Турции, только на этот раз я обнимал вовсе не Ольгу, а Тамару! Жену Харитонова! Моя рука устроилась на бедре девушки вовсе не по-дружески.

Тут-то до меня и доперло! Димка! Он, зараза! Его шуточки! Палатка, "Дикси", царапина на бампере, Ольга с Томкой. Все сходилось! И пропавшая борода, и настройки палитры в конференц-зале. Не знаю, правда, как он провернул с флешкой и кружкой... может, сделал копию ключей, пока я пьяный валялся? Да-да, все вписывалось в картину именно прикола давнего приятеля. Затянувшегося, стоит отметить, прикола. Хотя... подставлять меня на работе было слишком жестко, даже по его меркам.

Так, стоп! А дядя Миша? Похоже, Харитонов и его подговорил! И, конечно, Ольгу - тоже. Не знаю, как он уломал их на такую дичь - факт тот, что уломал! Фотки в телефоне - тоже все понятно, подсадил мне какого-то виря. А уж для мастера дизайна уровня Димки заменить на снимке Ольгу на Тамару - пара пустяков!

Все сходится!

Нет, не все сходится. Ограничители. Как он то ставил, то убирал ограничители у меня во дворе? Да ладно, тоже мне - проблема! Вон, у Коперфильда слон исчезал. Конечно, никакой магии в природе не существует, это - фокус, трюк! Что могло помешать Димке провернуть подобный фокус?

Все поняв, догадавшись, чьи это проделки, я облегченно рассмеялся.

- Вашу Машу, - выдохнул я.

Я уж думал, что весь мир вокруг с ума сходит, а это, видите ли, шуточки такие у моего корешка! Но ничего-ничего... сейчас доберусь до офиса - выпишу ему тазик с поджопниками.

Успокоившись, я зашнуровал второй ботинок и спустился на парковку. Здесь дядя Миша выгружал ящики с помидорами из багажника своего "Ларгуса". Девять утра! Когда он в сад-то уже смотаться успел?

- Привет, - поздоровался я, поравнявшись со вчерашним собутыльником.

- И тебе того же, - кивнул сосед.

- Ты, дядя Миша, того... не обижайся за вчерашнее, - извиняясь пробубнил я.

Вот никогда не умел просить прощения! Никогда оно не получалось у меня искренне, как бы сильно я не раскаивался.

- Да ладно, - отмахнулся мужик. - Всякое бывает... а чего, кстати, было вчера?

- Правильно, - обрадовался я. - Ничего не было! И насчет палатки... если надо - бери! Мне не жалко!

- Вот спасибо, - воскликнул дядя Миша. - Как раз на рыбалку собирался! Вечером загляну, возьму... с меня причитается! Настоечку тебе принесу! Собственного изготовления! На чистом медицинском спирту, на орешках разных, сливе, коре дуба и яблоках!

Я едва не ляпнул, что настойка у него - говно, но вовремя спохватился.

- Не, спасибо, не нужно. Кстати, Димка привет передавал!

- Димка? - нахмурился сосед. - Какой Димка?

- Харитонов.

- Не знаю такого...

Да и ладно, все равно я сам скоро увижу товарища и разъясню ему политику партии. Но как убедительно играет! Никогда б не подумал, что рядом со мной такие таланты пропадают!

- Постой, Коля... - окликнул меня дядя Миша. - Подсоби мне, подержи дверь подъезда, пока я с помидорами пройду...

- Это - легко, - заверил я.

Мужик согнулся пополам, поставил один ящик на второй, покряхтел, приноравливаясь... и тут телефон, выскользнув из нагрудного кармана, грохнулся на асфальт, расколовшись пополам и сверкнув осколками дисплея.

Сосед замер с раскрытым ртом. На глазах проступили слезы. Такого искреннего отчаяния я еще не видел! Надо же сыграть такое! Сам Станиславский поверил бы!

Оставив в покое помидоры, дядя Миша пополз собирать останки трубки.

- Как же так-то... - приговаривал он. - Как же так...

Я язвительно усмехнулся. Ну-ну, давай, разводи меня дальше. Это - старый, кнопочный телефон, который сосед, якобы, разбил еще вчера! Полчаса назад я, может, и поверил бы, проникся, посочувствовал. Но сейчас во мне начало закипать бешенство.

- Коля, как думаешь, еще можно починить? - спросил дядя Миша.

- Обязательно, - ответил я, наступая каблуком ботинка на валяющуюся плату и разламывая ее до конца. - Изолентой склей - как новенький будет!

- Ты чего творишь, изверг! - заверещал сосед.

- Иди в пень, дебил! - заорал я во всю силу. - Одолели вы уже меня!

Пнув под автомобиль батарейку, чтобы запарился доставать ее оттуда, я зашагал к своей "Камре", оставив дядю Мишу доигрывать спектакль без зрителей.

Возле офиса, на удивление, не оказалось машины Петровича, Леночки и еще нескольких из нашей фирмы. Куда усвистали? Нашим легче - больше места. Я запарковался возле Димкиного кирпича и поднялся на этаж.

Харитонов успел сменить постер с Шварцом на другой - тоже из "Терминатора", только с О. Джей Симпсоном. Но это не главное. Вместо привычной стрижки коллега теперь носил патлы до плеч. Это - тоже фигня, я уже понимал, что это - парик.

Меня смущало другое. Плакат можно распечатать - никаких проблем, усы, бороду, прическу - тоже можно подделать. Не зря же Печкин усы за документы не признавал! А вот комплекция - это другое. Вместо привычного пухляша я встретил в офисе стройного, подтянутого парня, без малейших признаков лишнего веса. Даже слегка позавидовал.

Куда он пузо-то свое дел? Вот в чем вопрос!

- Здорово, братан, - Димка сделал палец пистолетом, увидев меня.

- Ага, - растерянно кивнул я.

Я понимал, задницей чувствовал, что это - снова фокус, трюк. Вопрос в том - как? Для верности, чтобы убедиться, что пузо в самом деле пропало, что это не какая-то иллюзия, я похлопал приятеля по животу.

Блин, да как он это сделал?

- Ты норм? - отшатнулся коллега.

- Все ништяк, - заверил я. - А где все?

- На глэмпинге, - ответил друг. - А ты почему не там?

- Чего?

- Так... вижу, ты уже вчера начал праздновать, - усмехнулся Харитонов. - Заказчики вчерашние так восхитились твоей работой, что не только бонус пообещали, но и пригласили всех причастных сегодня в кэмпинг на глэмпинг! Так что у половины офиса сегодня выходной!

- В кэмпинг на глэмпинг? - повторил я. - Это еще что за Шалтай-Болтай такой?

- Кэмпинг - это такой типа летний лагерь...

- Да знаю я, что такое кэмпенг, - оборвал я. - Что такое глэмпинг?

- Глэмпинг - это почти то же самое, чем мы с тобой по пятницам занимаемся...

- Вот это не врите, - погрозил я пальцем. - Ничего такого мы с тобой не делали!

- Колян, блин! - воскликнул Димка. - Глэмпинг - это если б мы так же бухали в палатке, но водку нам наливал официант, а посрать ходили бы не в кустики, а в биотуает!

- Стоило ради такого в кэмпинг переться, - пожал я плечами.

- Так ты не поедешь? - удивился товарищ. - Зря... как-никак, все благодаря тебе!

- А ты почему не там? - спросил я.

- Трубу вчера на зарядку поставил, - коллега показал телефон. - И в офисе забыл. Вот, вернуться пришлось. Ты, Колян, не поверишь, в наше время без трубы ни пожрать, ни такси заказать! Если хочешь - поехали вместе, прокачу тебя туда-обратно.

- Давай, - согласился я, ожидая очередного подвоха. - Поехали.

- Эх, не забухну сегодня... - с сожалением вздохнул друг. - Ладно, погнали.

Часть дороги, что пролегала по городу, мы проделали молча. Шофер был слишком занят рулем. Я воспользовался редкой возможность поглазеть по сторонам. Когда сам ведешь машину - сильно не присмотришься. И я был удивлен, сколько нового успели построить! Дома, торговые центры. Раньше, когда я был маленький и жил в девятине, ближайшие пятиэтажки казались мне карликовыми. Потом, когда я купил квартиру, когда выезжал в центр города из своего микрорайона, застроенного двадцатипятиэтажными зданиями, карликовыми мне казались уже девятиэтажки. Сейчас же я смотрел и поражался, сколько высоток появилось в центре, на месте старых домов, еще дореволюционной постройки.

Мы миновали вывеску "Дикси" фиолетового цвета. Через квартал - еще одну. Молодец, подготовился!

- Слушай, Колян, - произнес Димка, когда "Патрол" заколесил по трассе. - Я по поводу палатки...

- Знаю-знаю, - зевнул я. - К тебе приехала теща, тебе негде трахать Томку и ты решил выехать на природу...

- Сдурел, что ли? - хохотнул Харитонов. - Откуда у меня теща? И с чего мне трахать твою Томку?

- Когда это Томка моей стать успела?

- Колян, ты здоров? - водитель, невзирая на плотный поток, отвлекся от дороги и пристально посмотрел на меня. - Чушь какую-то порешь...

- Ладно, - кивнул я. - Давай, рассказывай свою новую историю.

- Слушай, - обрадовался товарищ. - Я с такой телочкой познакомился! Все при ней! Такая вся... эх! Просто ух! Только домой вести ее стремаюсь... у меня ж родители...

- Постой, - язвительно усмехнулся я. - То есть ты все еще с родителями живешь?

- А то ты не знал! Так вот, о чем я? Ах, да! Такая вся няшка! И засадить ей хочется, и домой вести стремно. А в гостиницу - дорого. Проститутку снять дешевле!

- Дальше, - потребовал я.

- Так ты мне одолжи палатку на выходные? Я вывезу ее на природу, там шпили-вили, а в понедельник тебе ее закину.

- Телку?

- Дурак, что ли? - рассмеялся коллега. - Палатку!

- Мою? - уточнил я. - Оранжевую? Большую такую?

- Ага, - подтвердил он.

- Знаешь, что... да забирай ее насовсем! Дарю!

- Честно что ли? - обрадовался Димка. - Вот спасибо, Колян! С меня простава не заржавеет! Сейчас телку тебе эту покажу... трубу достань.

Я нащупал телефон в кармане куртки Харитонова и извлек его. Следуя указаниям водителя, зашел в фотки и увидел... разумеется, кто бы мог сомневаться! Ольгу, сидящую в ресторане с моим давнишним корешем!

Вернув телефон в карман, я улыбнулся и похлопал водителя по плечу. Если до этого и были какие-то сомнения, то теперь они развеялись, как дым. Я на четыреста процентов уверовал, что никакого глэмпинга нет, что мы сейчас куда-то приедем, где меня ждет Ольга, где Димка во всем сознается и они оба посмеются над тем, какой я болван, как они весело меня разыграли. А потом - я посмеюсь над ними, когда расскажу, что обо всем догадался.

В то же время на меня навалилась несметная лень. Как я представил себе весь этот путь - спуститься с девятнадцатого этажа, обогнуть дом, дойти до пешеходного перехода, еще столько же - по той стороне улицы, а потом - обратно. Достаточно ли у меня желания выпить, чтобы совершить такой подвиг?

- Вашу Машу! - воскликнул я.

Можно же одолжить бутылку у кого-нибудь! И я знал у кого - у дяди Миши! У него точно есть, не может не быть! Удивительно, но я и не задумался о том, насколько это нормально - взять в долг бутылку. Полную, конечно, не пустую. Я уже обувал тапочки.

- О, Колян! - обрадовался сосед, увидев меня. - Случилось чего?

- Дядя Миша... тут такое дело... у тебя выпить есть?

- Так, - протянул он. - Заходи давай.

- Мне бы с собой...

- Давай-давай, - не слушая возражений, дядя Миша потянул меня за рукав. - Галка как раз котлетки сготовила, картошку с грибами поджарила. Язык проглотишь! И у меня настойка поспела - на орешках, сливе и яблоках. Пьется - как нектар, а утром голова - что стеклышко!

После таких рекомендаций отказаться было уже невозможно! Я начал снимать тапочки, но мужик замахал руками. Мол, не надо, проходи так.

Похоже, сосед жил в состоянии вечного ремонта. Стены без обоев, пол, застеленный пленкой, с дырами, заклеенными скотчем, выключатели, висящие на проводах. Светильник на кухне - одинокая лампочка Ильича, раскачивающаяся под потолком.

- Ты, Коля, не пугайся, - извиняющимся тоном произнесла жена дяди Миши. - Скоро это все закончится...

Я вздрогнул от неоднозначности фразы. Что она имеет в виду? Ремонт в их квартире, или окружающее меня сумасшествие?

- Да-да, - горячо кивнул сосед. - Сейчас, пока сезон есть, поработать нужно, а уж осенью - точно доделаю! Или зимой... да, там видно будет!

Видимо, все же, имелся в виду ремонт.

Хозяйка, разложив по тарелкам закуску, удалилась, оставив мужиков наедине. Чтобы не мешать выпивать. Да и вообще - мало ли какие у нас секреты? Дядя Миша достал из пенала две стопки и литровую бутыль настойки. Накапал по половинке рюмки.

- Ну, за обновку, - выдохнул он и опрокинул пойло в себя.

Я последовал примеру. Прохладная, но обжигающая жидкость прошла по пищеводу, как электрический скат. Как клубок колючей проволоки. Из глаз брызнули слезы, я закашлялся.

- А то ты думал! - самодовольно усмехнулся хозяин. - Семьдесят градусов! Я ж на спирту настаиваю!

С трудом переводя дыхание, я отломил кусочек котлеты, нацепил его на вилку, вместе с ломтиком картошки.

- Не-не, - протестующе замахал руками дядя Миша. - После первой не закусывают! Давай еще по маленькой!

Никогда! Никогда в жизни больше не буду с ним бухать! Такое горючее пойло, без закуски, две стопки подряд! Я точно сдохну, если прямо сейчас, без перерыва, выпью вторую!

- Что ты там про обновку говорил? - напомнил я, пытаясь оттянуть неизбежное - еще одну порцию жидкого ежа.

- А, так вот... - сосед вынул из кармана трико сотовый телефон. - Купил такой, какой ты и советовал. Без кнопок! Коля, ты не поверишь! Тут и газеты читать можно, и кино смотреть! Даже фотоаппарат есть!

- Я советовал? - нахмурился я. - Когда?

- Утром сегодня, когда я свой старый разбил. Эх, жалко мне его! Почти десять лет с ним проходил! Да, видать, судьба у него такая...

- Утром? - повторил я.

- Не помнишь? Ничего, сейчас поправим твою память!

Собутыльник чокнулся своей рюмкой о мою, стоявшую на столе, и замахнул пойло, задрав голову к потолку. Я уже слегка оклемался после первой и вполне мог опрокинуть вторую, после чего, наконец, закусить.

На этот раз пошло легче. Похоже, пищевод начал дубеть от семидесятиградусного алкоголя, притупляя чувствительность. Но это не помешало мне распробовать котлету с картошкой и грибами! Я начал понимать Димку, который женился на Томке. И начал жалеть, что Ольга не умеет готовить. Да, задница у нее шикарная, но одной заднице сыт не будешь. Да и сколько еще лет у нее будет шикарная задница? Десять? Пятнадцать? А жрать всю жизнь хочется!

- По маленькой? - предложил дядя Миша.

Я молча кивнул. Все равно не смог бы сказать что-то - рот занят картошкой, грибами и котлетами.

Мы выпили по третьей.

- Слушай, Колян, по поводу палатки, - неожиданно произнес сосед. - Тебе она сильно нужна? А то я в четверг на рыбалку до понедельника собирался...

- На рыбалку? - усмехнулся я, щелкнув себя по шее.

- Не, ты чё? - возмутился собутыльник. - Я на рыбалке только рыбачу! Так, чуток, для сугреву...

- Я, вроде, никуда не собираюсь, - пожал я плечами. - Она как раз в багажнике лежит, можем сейчас спуститься, переложим.

- Коля, ты точно не в себе, - покачал головой мужик. - Ты же в пятницу мне ее отдал!

- Кого отдал? - нервно хихикнул я. - Палатку отдал? Тебе отдал?

- Ну... да!

- Большую такую? Оранжевую?

- Да, Коля, ее... - насторожился хозяин.

- Знаешь, что, дядя Миша... да пошел ты на хрен! - вскричал я. - И с палаткой, и с телефоном, с этими долбанными ограничителями, и с "Дикси"!

- "Дикси" тут каким боком? - удивился сосед.

Отставив в сторону стопку, он опасливо отодвинулся от меня, вооружившись, на всякий случай, вилкой.

- На хрен! - повторил я, вскакивая с табуретки. - На хрен!

Подцепив ногой свалившийся тапок, я зашагал к выходной двери. Дядя Миша так и остался сидеть в оцепенении, недоуменно глядя на меня.

- На хрен! - еще раз произнес я, обернувшись.

Проигнорировав лифт, я направился к лестничному маршу. Там, остановившись на балконе между этажами, я обвел взглядом ночной город и завопил во всю глотку:

- На хрен!

О, вот это хорошо! После такого начало отпускать. И я снова крикнул. Теперь уже не что-то определенное, а выплескивая наружу всю обиду, недоумение... да чего там? Скажу прямо - охреневание от ситуации. Заколдованная она, что ли, эта палатка?

К себе я поднялся уже более-менее успокоившись. Палатка, блин! И тут эта палатка!

Щелкнув чайником, я насыпал кофе в свою любимую кружку.

Телефон еще этот. Когда я ему телефон советовал? Когда он его успел разбить на моих глазах? Что за бред? Татуировка, опять же. Была же татуировка!

Я замер, щелкнув пальцами. Точно! Телефон! У меня же в телефоне куча Ольгиных фоток, с разного ракурса, в разной степени одетости и раздетости! Глотнув кофе, я достал свой аппарат и принялся листать фотки.

Сперва пошли снимки с нашей с Харитоновым недавней рыбалки. Ну и ряха у него! Красная, опухшая! Что примечательно - ни на одной из них у приятеля не было ни бороды, ни усов. Нужно будет завтра показать ему, доказать свою правоту. Почему сразу в голову не пришло?

Часть кадров я вообще не помнил, хотя удивляться тому, что память сохранила лишь частичные обрывки о наших алкогольных трипах, было б глупо. Хорошо, что телефон не бухает - он сберег неоспоримые улики.

Затем начались фотки с Ольгой. Вот мы в Турции, вот на Бали. Как назло, везде она была лицом, а я - не рентген, чтобы разглядеть, есть ли у девушки татуха на спине, когда она лицом к камере!

Потом пошли вообще какие-то непонятные кадры. Снова мы с Ольгой, но где-то в заснеженных горах, в лыжной экипировке. Кто, когда это снимал? Хоть убей - не помню! Как я там оказался? Я и снег, и лыжи - одинаково терпеть не могу! Но каких-то сомнений в том, что на фотках именно мы с Ольгой, не было. Бредятина!

Вот, наконец-то! Нашел! Девушка позировала в тех же снегах, в одном купальнике. Не считая рукавиц, сапог и меховых наушников. И татуировка была! На Ольгиной спине я отчетливо разглядел два знакомых иероглифа! Я знал!

Стоило истерику закатывать? Вывела татуировку - так и сказала бы! Зачем кружку о стену бить? Думай теперь, как пятно вывести.

Я сделал еще один глоток кофе и замер. Замер оттого, что осознал, что пью из той самой кружки, которая недавно разлетелась вдребезги! Да нет, быть не может! Забывшись, я покрутил кружку в руках, разлив кофе. Но это меня сейчас мало беспокоило. Я жаждал убедиться, что эта кружка - та самая кружка. И она, определенно, той самой и была! Вот, снеговик подмигивает.

Что за чертовщина? Я еще раз пристально осмотрел посудину, надеясь найти следы склейки. Бесполезно! Ничегошеньки! Да и кто бы ее склеил, если я пошел к соседу занимить бутылку?

Оставив кружку в покое, я достал пылесос, открыл его и высыпал все содержимое мешка на пол, уделав половину квартиры. И здесь ничего не было! Кроме кучи пыли, от которой я здорово расчихался. Никаких признаков осколков!

Я - что, схожу с ума? Я закрыл нос пальцами, чтобы удержать очередной чих, но, конечно, не удержал. И так оглушительно чихнул, что едва стекла не повылетали.

Собрав пылесос обратно, я собрал им, как мог, разлетевшуюся по комнате пыль, ничуть не беспокоясь, что могу в половине первого ночи разбудить кого-то шумом, а затем отправился в душ, привести себя в порядок. Отмокал я минут двадцать, пытаясь понять, что за хренотерь вокруг происходит. Сперва была только флешка, потом - царапина, Димкина борода, "Дикси", палатка. Проклятая палатка! Если она снова попадется мне в руки - сожгу к чертовой матери! После - татуировка и кружка. Что будет потом? Пол с потолком местами поменяются, лево будет справа, а право - слева?

Или это чья-то дикая шутка, абсолютно несмешная, или весь мир вокруг меня начал сходить с ума!

Выйдя из душа, я, несмотря на позднее время, решил набрать Ольгу. Если снова начнет истерить - скину ей фотки, пусть своими собственными глазами убедится, что татуировка у нее была. В конце концов, это я постоянно вижу наколку на спине девушки, у нее самой глаз на затылке нету, вполне могла и забыть, что татуха была. Такое объяснение мне показалось логичным, пусть не объясняло всего, в частности - восставшей из осколков кружки, но хоть что-то.

Нащупав телефон, я дважды пролистал список контактов, но так и не нашел Ольгин номер. Опять это колдовство? К счастью, за четыре года что мы встречаемся, я успел выучить цифры наизусть!

Включив громкую связь и положив телефон на стол, чтобы освободить руки для полотенца, я набрал номер подруги.

Девушка долго не брала трубку. Прошло гудков десять, я уже начал отчаиваться, как вдруг она ответила запанным голосом:

- Кто это?

- Ольга, я это! Я нашел фотки! Я могу доказать, что у тебя есть татуха!

- Это кто?

- Дед Пихто! Кончай прикалываться! У меня есть фотки, где ты с портаком на спине!

- Какие фотки? Что за дебильные шутки? Вы знаете, который час?

- Ольга! Ольга?

Девушка молчала. Связь, что ли, прервалась? Я поднял телефон, выключил громкую связь и поднес к уху. Из динамика послышалось непонятное шебуршание, чье-то недовольное ворчание. Затем раздался совершенно незнакомый мне мужской голос.

- Слышь, мужик... ты кто?

- Вот тебе раз! - возмутился я. - Ты в час ночи где-то тусишь с моей девушкой, еще и спрашиваешь - кто я? Это ты кто?

- Мужик, с какой девушкой? Она жена моя!

- Какая жена? Ты кому лечишь? Мы четыре года встречаемся!

- С кем?

- С кем-кем, - передразнил я. - С Ольгой, вот с кем!

- Чё за гонево?

- Сам ты гонево! У нее над задницей - татуха, японские иероглифы "Душа ночи"...

- А ты откуда знаешь?

- Я четыре года ее трахаю, мне ли не знать!

- Что?! - взревел неизвестный. - Шлендра! Убью шкуру! Слышь, гандон, я сейчас ее кончаю, а потом тебя найду и тебе кишки выпущу!

Вызов оборвался. Кажется, я что-то не то сделал. Я попытался набрать еще пару рас - все без толку. Не могла же она тайно выскочить замуж и продолжать три-четыре ночи в неделю оставаться у меня? Бред же!

Я решил, что нужно выпить еще кофе. Потянулся за тарой... куда она подевалась? Я же точно помнил, что поставил кружку на подлокотник дивана.

— Нет… — я подошел к нему вплотную. Он был выше меня на голову, и широкий, как совдеповский шкаф. — Это ты взрослый человек. Ты не должен был. Твою мать…

— Маму не трогай, — миролюбиво попросил Мираж. — За своим парнем ты сам следить должен был. Он тот еще фрукт. Я б даже сказал, мудила редкостный.

Я почувствовал, как мне в лицо бросается кровь.

Анзур схватил меня за плечо.

— Спокойно, брат, — тихо сказал он. — Уже ничего не поделаешь.

— Ну и дерьмо же ты, — прошипел я, глядя Миражу в глаза — в его гадкие, маленькие глазки. — Куча дерьма.

— Твой Котик сидел на метадоне, — сказал Мираж. Он сделал шажок назад, не глядя обогнул костер и спиной пошел к деревьям. — Он был торчком. Я ему не продавал. У меня и в мыслях не было. Я таким не банчу.

Я рванулся из рук парня в спецовке, но тот крепко держал меня за локти. Перед глазами заплясали кроваво-красные пятна.

— Да я… я ж тебя убью. Я убью тебя, сука. Я тебя убью!

— Тут нет смерти, — фыркнул Мираж. — Очень удобно. Бывай, Сеня.

И он растворился в лесу.

***

Время текло, как чернила. День не сменялся ночью. Лето и не думало прекращаться.

Мы общались об одном и том же. Бросали друг в друга одни и те же слова — ненужные, пустые. Мы радовались, когда появлялись новенькие. Мы жгли костры при помощи спичек, которые никогда не кончались у тех, кто курил — там, в другом мире. Мы рассказывали свои истории.

Порой люди пропадали.

В какой-то момент ушла Гуля. Жаль. Я успел полюбить ее. Она просто перестала выходить к костру — к единственному месту, которое нас объединяло. О ней больше не вспоминали, как не вспоминают об очередном лете, о прочитанной книге, о выпитой чашке чая. Но я помнил. Мне казалось важным не забывать.

Иногда там, за хитрыми сплетениями зеленых трав, появлялись чьи-то блестящие глаза. Эти глаза принадлежали лохматым фигурам. Так мы их и звали — Лохматые.

Баба Нюра была уверена, что это черти. Маленькая Ксюша, которая попала сюда через дверь холодильника со свалки, говорила, что это звериные ангелы — души собак, сбитых на шоссе. Я же не говорил ничего.

Я исследовал джунгли.

Закономерно, что в какой-то момент я все же нашел Кота.

Он лежал на том, что когда-то было подъездной дорожкой, закрыв глаза. В первый ужасный миг я подумал, что он умер, и мое сердце забилось где-то в горле — пока я не вспомнил, что тут нельзя умереть.

Кот принимал солнечную ванну. Вокруг него вилось его лохматое племя — разномастные кошаки. Они возились, играли, катались и царапались, иногда падая на тело моего рыжего друга. Тот лежал на спине, тихо улыбаясь. Я никогда не видел его таким спокойным.

За это время (или отсутствие времени) я и сам успел немного научиться спокойствию. Я не кричал и не плакал, ничего такого. Просто сел рядом с ним на дорожку, оказавшись в пятне света.

Он, не открывая глаз, чуть подвинулся. Я лег рядом и зажмурился, позволяя солнцу утопить меня в своих горячих лучах.

От него до сих пор пахло индийскими благовониями и табаком, но теперь к этому примешивался какой-то другой запах, который я не мог опознать. Не открывая глаз, я взял его за руку. Она была теплой.

— Мне очень жаль, Сеня, — тихо сказал он. — Очень-очень-очень жаль.

— Я не умер, — так же тихо ответил я. — А значит, и ты не умер тоже. Мы выберемся.

Он едва слышно рассмеялся.

— Я так не думаю. Я не помню, как сюда попал, а значит, и выбраться уже не смогу. Но не все ли равно? Посмотри, какое хорошее лето…

У меня сжалось сердце. Он не помнил.

— Мы с Миражом вошли в дверь подвала, — сказал я. — Может, если мы сделаем это снова, нам удастся выбраться. Остальные так делать боятся. Говорят, если войдешь, уже сюда не вернешься. Может, оно и к лучшему. Надо попробовать. Это шанс, Кот.

— Шанс, ага. А что, Мираж тоже тут? — он безразлично фыркнул, как кошка. — Жаль. Мытищи потеряли двух диких парней.

— Он был твоим дилером, я знаю, — я осторожно сжал его ладонь. — Почему ты не рассказал, что употребляешь?

— Я все равно собирался завязать.

— Что же случилось?

— Я не помню. Это и не важно. Посмотри лучше, какое лето...

***

Не думайте, что я хотел отомстить Миражу лишь по той причине, что я ненавижу наркоманов. Я их ненавижу, это так — вернее, ненавижу зависимость, которая ломает людей об колено. Но дело вовсе не в этом. Я нутром чуял, что в этой истории что-то не так.

С одной стороны, мой друг Кот был чертовски прав — все это больше не имело значения. Мы были в Эдеме (или в аду — если разобраться, это одно и то же), здесь не было смерти, а значит, не было и никакой разницы. Люди появлялись и исчезали, как на сцене. Никому не было интересно, куда они уходили.

С другой стороны, я начал задавать себе вопросы. Это заставляло меня думать, чувствовать время, которого не было. Это помогало мне не сойти с ума. Остальные потихоньку соскальзывали во мрак — по крайней мере, так мне казалось. Они повторяли свои истории, как пущенная на повтор пленка, говорили в теплую пустоту одни и те же слова и понемногу теряли их все. В этом отсутствии событий люди начинали забывать, кто они такие. Я не мог позволить себе подобную роскошь.

Кот отвел меня в место, которое звучало для него как-то иначе. Именно так он и выразился — “звучало”. Вновь его разговоры о тишине. Как в старые добрые, Кот.

Это было странное заброшенное здание посреди джунглей. Заброшка на поле, понял я. Он почему-то отказался заходить внутрь. Тогда я вошел один.

Лабиринт голых стен был пуст, как скорлупа допотопного яйца. В дальней комнате была яма, в которую я чуть не сверзился. Какой-то юморист прикрыл ее гнилой фанерой и набросал сверху мусора.

Я попросил Кота рассказать, что он думает по этому поводу. Лицо друга исказилось, как от боли. “Я не знаю”, — тихо сказал он. Мне показалось, что он врет. С другой стороны, я не думаю, что он был на это способен. Понимаете, в тот момент Кот уже не был похож на Кота. Он становился все меньше человеком, все больше — кем-то еще.

Мои вылазки завели меня в глубокие джунгли, туда, куда не ступала нога любителей костров и историй. Там бродили какие-то тени — не бесплотные, а лохматые. Те самые, кого мы, сговорившись, боялись.

Там я встретил зооморфное существо, покрытое чёрной шерстью. Таясь, оно сидело на невысоком дереве и тревожно смотрело на меня агатовыми глазами. От страха я чуть не потерял сознание, но все же заставил себя перетерпеть.

Когда первая волна ужаса прошла, я смог вглядеться в это существо.

Его глаза были добрыми. Верите или нет — я их уже видел.

На шее существа болталась грязная полосатая тряпка. Зверь грустно глядел на меня, уже не в силах произнести ни слова.

— Как ты тут, Гуля? — тихо спросил я. Она мне ничего не ответила.

Мы просидели с ней очень долго — я на земле, а она в арабесках сухих ветвей. Мне кажется, мы говорили одними глазами. Кажется, она рассказала мне всю свою боль.

Когда это закончилось, она мягко спрыгнула на колючую от синеголовника землю и куда-то пошла. Грациозная, нежная. В какой-то момент она опустилась на четвереньки, и дальше шла уже так. С каждым шагом она становилась больше зверем и меньше — Гулей.

Я проводил ее до заброшенной пятиэтажки. Сквозь пустые оконные рамы ветер гонял лепестки цветов. В стенах зияли дыры — их пробили мощные деревья с белыми стволами и золотисто-зелеными кронами. Казалось, что дом укрылся кружевным зонтиком, как барышня, которая боится дня.

Перед подъездом она обернулась — маленькая, как во сне, черно-белая, с горящими желтым глазами. Тощая кошка по имени Гуля. Мяукнула что-то. Ее хвост чиркнул по ржавой двери, как знак вопроса — черное на рыжем. Кирпичик, о котором она говорила, до сих пор был там. Я подождал немного и заглянул в подъезд. Там уже никого не было.

Гуля вернулась в мир.

***

— Мне кажется, я сделал ему что-то плохое, — ни с того ни с сего заявил Кот.

Мы опять лежали на асфальте и играли с бродячими кошаками. Теперь я знал, кто они такие на самом деле, и относился к ним добрее. Знаете, откуда появляются бродячие звери? Я вот знаю.

Я приоткрыл глаза и покосился на Котика. Тот лежал на боку, серьезно глядя на меня пожелтевшими глазами. Я готов был поклясться, что когда-то они были серые. Меня это очень тревожило.

— Кому?

— Миражу. Я, наверное, все-таки там умер, — спокойно, будто речь шла о прошлогодней контрольной, сказал он. — И я не помню, что мы с ним делали. Но мне грустно смотреть на него. Я как будто причинил ему боль, от которой он уже не оправился.

Новый Кот говорил книжными фразами. Раньше меня это даже забавляло.

— Какая разница? — передразнил я его обычную присказку. — Мы все тут, а не там. Кто старое помянет…

— Да пойми, — Кот приподнялся, загораживая своей макушкой солнце, — он тут из-за меня. Я ему как-то здорово нагадил, и он от этого убегал. Ты ж сам говорил… тут только те, кто убегает.

— А от чего убегал ты, Кот?

— Я не помню, — быстро сказал он. — От чего-то плохого.

— От наркотиков?

— Да, наверно. Наверно, мне все это надоело, и я захотел оказаться где угодно, только не там. Я сам себе надоел. И вот…

— Мираж тебя не любит, — осторожно сказал я.

Кот безразлично пожал плечами.

— Понимаю. Я его доконал… просил достать мне ту самую штуку, — пояснил он. — Не хочу даже слово это произносить. Не понимаю, зачем мне нужны были наркотики, когда есть солнце. Животные. Лес…

— Ты его здорово достал, а? — как бы невзначай поинтересовался я.

Кот покивал головой.

— Похоже на то. Надоел я ему страшно. Кажется, он однажды все-таки согласился мне помочь. Но я уже не уверен… может, мне просто хотелось так думать.

— Он доставал для тебя что-то еще, да? Раньше.

— Ну да. Всякую ерунду. У него много чего было…

У него и правда были разные вещи. Он же сам мне рассказывал. Там, на ступеньках подвала.

— Я должен найти его, — сказал я. — Нам нужно перетереть.

— А смысл? — Кот медленно улыбнулся. — Уже ничего не поправишь. Не уходи лучше. Тут так хорошо.

— Тут очень хорошо, — согласился я. — Но мне пора идти. Пока, Кот. Я тебя люблю.

***

Мираж сидел около холодного костровища и плел косичку из своей лохматой бороды. Когда я вышел из-за дерева, он дернулся рукой к карману. Наверное, там лежал нож. Вспомнив, что здесь оружие бесполезно, он неловко попытался сделать вид, что хотел почесаться.

— Привет, Мираж, — поздоровался я.

Тот настороженно посмотрел на меня.

— Ну?

— Я придумал, как нам отсюда выбраться. Я все рассчитал.

— Дверь подвала, дурик, — грубо сказал он. — Счетовод нашелся. Я и без тебя про это в курсе. Только не хочу рисковать.

— Рисковать? — вежливо переспросил я. — Чем же ты рискуешь?

Маленькие глаза дернулись в сторону. Он промолчал.

— Те синяки уже ушли. Думаю, мы вернемся туда, откуда начали. Когда я пришел в подвал, там уже никого не было. А если и есть кто-то, вдвоем мы их раскидаем. Ну, пойдем?.. Чувак, надо зарыть топор войны.

— А как же твой дружочек?

Я через силу улыбнулся.

— Ему уже ничем не поможешь. Он сказал, что хочет, чтобы я вернулся туда. Позаботился о его маме и бабушке. Подумал о своем дедуле. Ему без меня никак.

— Я уже не уверен, — робко сказал Мираж, — что и вправду помню тех синяков. Я, понимаешь… начал забывать. А вдруг я там умер? На самом деле? Что будет тогда?

Я пожал плечами.

— Наверное, вернешься в облике котика или собачки, как остальные. Ага, — его глаза расширились от испуга, — тут так все и устроено. Рано или поздно это все равно случится. Лучше сейчас. Пока шерсть не полезла… Думаю, если мы поторопимся, у нас есть шанс вернуться в человеческом облике. Мы пока что еще люди. В отличие от многих.

Он умоляюще смотрел на меня. В его глазах плескался неподдельный ужас.

— Я не хочу… — тихо сказал он. — Не пойду с тобой.

— Давай хотя бы проверим, — предложил я. — Кот чувствует страх, когда подходит к той постройке. Ну, к той, что в поле. Там, где он умер. Ты и сам это знаешь, Мираж. Если тебе будет страшно, мы не пойдем. Я ж не зверь какой-то. Подождем тут, пока уже не будет все равно. Я подожду с тобой. Оно того стоит… чувак.

— Он шантажировал меня, — вдруг сказал Мираж. — У меня не было выбора. Если бы я не принес ему то говно, он бы меня мусорам сдал. А мне нельзя сидеть. Никак нельзя.

— Зато столкнуть Кота в яму было можно, — миролюбиво заметил я. — Это было совсем не страшно.

Повисла зловещая тишина.

— Это был импульс, — наконец, хрипло сказал Мираж. — Я случайно.

— Случайно подготовил фанеру и всякое дерьмо, чтоб его не нашли, — сказал я. — Небось, еще и по башке его сначала стукнул. Ну конечно. Дурак ты, Мираж. Такой здоровый, а такой дурак.

Он молча смотрел на меня налитыми кровью глазами.

— Те “синяки” носили полицейскую форму, — продолжил я. — Думаю, они и сейчас где-то там. Или нет? Мне уж и не вспомнить… Но у тебя все равно есть шанс спастись. У нас обоих он есть. Мы ещё можем остаться людьми.

***

Мы стоим у подвальной двери и смотрим на надпись "ОМТ-84", что бы это ни значило. Дверь зелёная, а надпись красная. Мне кажется, буквы окисляются под нашими взглядами. Мы топчемся тут уже очень долго, не решаясь войти.

Я не знаю, что ждет нас по ту сторону. Возможно, там моросит злой и кусачий дождь, этот вечный спутник октября — нелюбимый, неизбежный, как старость. Возможно, там нет ничего, кроме смерти.

Может быть и так, что мы выйдем в то же вечное лето — окунемся в тот же разговор у костра, услышим тех же самых птиц, почувствуем терпкий запах цветов.

Но все-таки есть шанс, что там, у подвала, нас ждут полицейские.

Эти люди видели, как Мираж приходит на место преступления — лохматый неудачник, подозрительная личность, убийца-новичок. В их ноздрях еще сохранилась чумная вонь чужой смерти. Они загнали его в ловушку и готовы допрашивать. Они нашли монстра. Я нашел монстра.

Я готов рискнуть.

Стоя у двери и с бессердечной улыбкой косясь на Миража, я представляю, как буду вновь ходить по Мытищам — по городу моего лучшего друга, по моему собственному городу. Я буду искать рыжего кота-подростка с желтыми глазами.

Я обниму своего друга и еще раз скажу ему, как сильно его люблю. Вот и все.

Мы оба выросли в Чертаново, ходили в одну школу, жили в домах напротив, окна в окна. По вечерам я наблюдал, как его бабушка возится на кухне, пока он торчит на тренировке или у репетитора. А потом он приходил и зажигал синюю гирлянду над окном в своей спальне, и всегда выглядывал, чтобы помахать рукой. День за днем. Приятная монотонность.

Кот был тощим, рыжим и странным. Не знаю, как это еще назвать. В нем что-то такое было — смотришь на него и кажется, будто он все про тебя знает. Людям это не очень нравилось. А еще у него была привычка широко улыбаться, так что казалось, будто у него во рту слишком много зубов. Жуть, да и только. Лыбился он постоянно — и когда на него орала классуха, и когда он дрался на школьном дворе. В общем, вы поняли — он был тронутым. Но и хорошим он был тоже. Честное слово.

Кажется, во всем веере вероятных вселенных нет ни одной, в которой мы бы не подружились.

При всех своих выдающихся качествах Кот был оплотом нормальности, хотя заметить это удавалось далеко не всем. Он не воровал, не напивался до блевоты, не убегал из дома — настоящая редкость для нашей убогой школы.

С ним было хорошо и спокойно, как бывает вечером в середине жаркого июля, когда тебе одиннадцать лет. Это было его главное свойство: он излучал спокойствие, которое передавалось и тебе.

Дружить с Котом означало ощущать это каждый день: как будто все правильно. Все правильно, да. Иначе и быть не может.

А потом Кот переехал в Мытищи.

Меня это не порадовало, но такова жизнь, правильно? У меня был выпускной год, и по-настоящему сильной тоске просто не нашлось бы места в школьном расписании. Уехал и уехал — так я себе сказал. Переживу. Мы иногда созванивались, и он говорил, что грустит без Чертаново, но по голосу я слышал, что на новом месте ему нормально.

Я приехал к нему, как только сдал экзамены. Мы не виделись целых два месяца. Конечно, мы оба были рады встрече, погуляли, поболтали о школе, вспомнили то и се.

Мне тогда показалось, что Кот стал другим. Впрочем, в шестнадцать лет люди вообще растут очень быстро. Лицо у него похудело и стало выглядеть гораздо взрослее — то ли взгляд изменился, то ли общее выражение, я так и не понял.

Позднее, когда я уже вернулся домой, до меня дошло, что именно с Котом было не так. Он больше не улыбался.

А в конце августа мне позвонила его мать. Это было раннее утро, уже совсем холодное, как осенью.

Она мне никогда не звонила. Я взял трубку.

Такой у нее был голос… представьте, как звучит перетянутая гитарная струна.

“Сеня, Андрей ночевал у тебя?” — и тут же, без паузы: “Я не буду его ругать. Дай трубку”.

Я поднял глаза на немытое окошко. На ветке дерева раскачивался голубь и смотрел прямо на меня. У меня вдруг перехватило дыхание.

“Андрея нет, — выдавил я. —Я не знаю, где он”.

Его искала полиция. Искали волонтеры из Лизы Алерт.

Я приехал в Мытищи, чтобы побыть немного с его мамой и бабушкой, да так там и остался. Поселился в комнате Кота, пока его не было.

“Пока”. Мы все говорили об этом так, словно он поступил в универ в другом городе и уехал на семестр. Поживи пока у него, нам так будет спокойнее, если твой дедушка не против. Вот и хорошо. Спасибо, Сеня.

Так говорила его мама. Бабушка не говорила ничего. Она целыми днями теперь сидела на кухне, но ничего не готовила. Просто сидела и смотрела в окошко, как будто ждала, что внук сейчас появится.

Тоска и страх — вот что я помню из того августа лучше всего. Они на пару прятались в уголках глаз, разрывались звонками. Мать Кота хватала телефон, как только он начинал звонить, но потом замирала, не в силах снять трубку. Иногда она ждала очень долго. Я помню эту растерянность в ее взгляде. Она боялась узнать новости, боялась остаться в неведении. Просто боялась.

Мы посмотрели историю браузера, залезли в личную переписку Кота. Я чувствовал себя при этом паршиво. Будто раздевал мертвеца, ей богу.

Ничего странного мы в его компе не нашли. Он общался всего с парой людей, не считая меня. Первая из них — Катя, наша общая знакомая, — в тот момент была с родителями на Кипре. Она присылала Коту фотографии тропических рыб, которых видела на рифах. Кот любил рыб. Ха-ха. А Катя очень любила Кота. Мы решили ничего ей пока не рассказывать.

Второй, Вадим, подтягивал моего друга по русскому, чтобы тот смог сдать экзамен. Вадиму было тридцать два, и он работал в школе, вел уроки у старших классов. К нему приходила полиция, но алиби у него было железное — за неделю до исчезновения Кота он попал в аварию на МКАДе. Бедняга до сих пор лежал в больнице.

Оказалось, что Кот вел инстаграм. Меня это почему-то поразило. Впрочем, на его страничке почти не было фотографий. Он любил снимать дорожные знаки, которые казались ему прикольными, и иногда фотографировал бродячих собак.

Последняя фотография в его профиле заинтересовала полицейских, хотя на ней не было ничего, кроме травы и неба. Это фото Кот сделал в поле.

Полем он прозвал огромный пустырь, который начинался за городом и отделял от домов здоровенную ТЭЦ. Кот показал мне его, когда мы виделись в последний раз.

Оно ему нравилось, а меня напугало до жути: совершенно пустое, мертвое, какое-то в корне ненужное. Из-за отсутствия объектов, которые можно было бы сравнивать, мозг выделывал странную штуку — пространство казалось бескрайним. В этом было что-то очень тревожное.

Кот вел меня по полю и восхищался тишиной, которая стояла вокруг нас. У него появилась новая манера монолога — он шел, глядя прямо перед собой, и говорил тихо, но в то же время серьезно и твердо.

Это был чистой воды бред. Почему я сразу не понял? Он говорил, что в поле очень тихо, несмотря на шоссе, которое проложено неподалеку.

“Мне это нужно”, — сказал он, бесцветно улыбаясь уголком рта и глядя в сторону. — “Тишина”.

Я не заметил того, о чем он рассказывал, хотя честно старался его понять. Ну да, в “поле” действительно было тихо. Даже слишком тихо. Все оно было покрыто холмами — от маленьких глинистых кочек до целых сопок, поросших бурьяном и мятликом. Думаю, этот марсианский ландшафт как-то влиял на распространение звука. Но Кот будто видел в этом нечто мистическое — так благоговейно он произносил само это слово, “тишина”.

В тот день нашей прогулке помешали собаки.

Они появились на крутом холме в конце поля. Странно, но они не лаяли — просто стояли там и смотрели. Это была настоящая, полноценная стая одичавших псов, но при этом они не напоминали мне ни одну из стай, которые я видел прежде. Что-то в них было не так.

“Наверно, лучше уйти”, — беспечно сказал Кот, когда все псы выстроились на лбе холма. Он внимательно посмотрел на них, потом обернулся ко мне. Лицо — безэмоциональное, как маска. Никаких признаков страха. Вот только рука, которой он взял меня за плечо, подталкивая в сторону дороги, у него была холодная. И она чуть заметно дрожала.

В общем, я хочу быть честным хотя бы с самим собой. У Кота были проблемы, но я не предложил ему помощь. А потом стало поздно. Вот и все.

Поисковики сразу же ухватились за поле. И фотография, и странная любовь Кота к этому месту, и в особенности собаки — все сходилось одно к одному. Кот любил собак, он любил всех животных, но бродячие не всегда отвечают взаимностью. Полиция прочесала поле. Они искали тело, кровь. Обрывки одежды. Что угодно.

Но они ничего не нашли.

Может, он и не был серьезен, когда говорил о тишине. Кто знает. Может статься, он вообще придумал всю эту ерунду, и на самом деле вовсе не любил это дурацкое поле. Кот был тем еще сказочником.

Не все сказки веселые. И не все заканчиваются хорошо.

Кота больше не было. Оставалось это принять.

Начало осени я провел в каком-то странном состоянии. Началась учеба. Я прилежно ходил на пары, но почти никогда не мог сосредоточиться. Меня кидало из стороны в сторону: то я принимался записывать все слова лектора, а потом зазубривал лекции наизусть, то сидел в прострации на заднем ряду и пытался почувствовать тишину, которая пряталась среди слов. Я ни с кем не общался. Однокурсники пытались со мной подружиться, но в конце концов бросили эту затею. Я был человеком, у которого без вести пропал лучший друг, и к середине октября об этом знали все.

От меня воняло отчаянием. Я начал понимать, почему Кот так и не нашел товарищей на новом месте. Люди в чем-то похожи на животных. Мы умеем чувствовать, когда что-то не так. Отчаяние — это зараза, и никто не хочет ее подхватить.

После пар я ехал к Коту. Каждый вечер мы сидели втроем под желтым кухонным светильником — я, его мама и бабушка, — и молча ели, не глядя друг на друга. Я не решался спросить, не пора ли мне уехать. А они мне этого и не предлагали.

После ужина я мыл за всеми посуду и уходил в комнату, где еще недавно спал Кот. Зажигал синюю гирлянду над окошком, поправлял картинки с животными на стене. Ложился на кровать и закрывал глаза.

Комната до сих пор сохраняла его запах, сколько ни проветривай — какой-то особенный, горьковато-сладкий. Так пахнут индийские благовония и табак для трубок, апельсины, пачули. Это был концентрированный запах лета и музыкальных фестивалей, по которым так пёрся Кот. Почему я раньше не замечал, что он пах именно так? Я не стал менять наволочку и простыни. Спал в одежде. Мне хотелось, чтобы все оставалось, как есть.

Я часто лежал в тишине, ничего не делая, и представлял, что Кот никуда не уходил. Как будто я просто остался у него на ночь. Сейчас откроется дверь, он войдет, позвякивая пивными бутылками, закурит сигарету и плюхнется на свою кровать… Я засыпал, погружаясь в это бесполезное ожидание. Так почему-то было легче.

Иногда за стеной плакали. Тогда я надевал наушники, но не включал музыку. Она мне была уже не нужна.

Все выходные я проводил снаружи, слоняясь по улицам и заглядывая в подворотни, в подвалы и на чердаки. А чем еще я мог заняться? Старых друзей мне видеть не хотелось, новых я не завел, а сидеть дома с семьей Кота было совсем невыносимо. Не знаю, зачем я все это делал. Мне было бы страшно найти Кота, потому что это означало бы только одно. Но перестать я уже не мог.

Мытищи — удивительный город. Маленький и тихий, какой-то улыбчивый — или это он просто скалится, издеваясь? Я стал знатоком открытых люков, которые вели в канализацию, обнаружил все старые бомбоубежища и нанес их на свою карту. Зачем — понятия не имею.

Иногда я пугал бомжей, забираясь в очередные катакомбы. Бедняги смотрели на меня из темных углов, потеряв дар речи, и я долго не мог сообразить, чего они боятся, пока однажды не увидел свое отражение в витрине: отросшие до плеч грязные волосы, ввалившиеся щеки, глаза, похожие на гневные дыры в лице. Я становился похож на сумасшедшего, и меня не трогали.

Я спрашивал у бродяг, не видели ли они моего Кота. Они не видели. По их взглядам я тут же понимал, что они не врут.

Однажды в воскресенье я спустился в подвал заброшенного дома неподалеку от поля.

Такие дома стоят там до сих пор, пугая впечатлительных горожан. Кот рассказывал, что это бараки, в которых давным-давно жили отважные строители коммунизма. Двух- или трехэтажные, дощатые, изуродованные провалами в стенах — они остались стоять, даже когда вера в коммунизм закончилась. Хорошо, что в них больше никто не жил. Они меня не пугали, но почему-то расстраивали. Грустно было смотреть на эти сгнившие балки, на черные рты дверей, забитые мусором и битым стеклом, как кляпами.

У бараков в тот день ходили люди в форме — какие-то оскаленные, убитые дождем, как бродячие псы. Черт его знает, что они там искали. На меня никто не обратил внимания. Наверное, в тот момент я уже был призраком. Меня никто не остановил.

В подвале барака было хоть глаз выколи. Я осторожно спустился по бетонной лесенке, стараясь не поскользнуться — недавно прошел дождь, и покрытые мхом ступени не внушали доверия.

Я зажег фонарь и осмотрелся. На бомбоубежище, конечно, не похоже. Кто-то ел здесь рыбу — неделю или две назад, а может, и раньше. Воняло гнилыми потрохами.

Луч света выхватил из темноты зеленую железную дверь.

Это было странно.

На кой черт в этом полуподвале ставить железную дверь? Красной краской по трафарету на ней было выведено —  "ОМТ-84". Почему 84? Год, номер склада? Да, скорее, это было похоже на склад. Я ухмыльнулся.

— Приведи меня к нему, — тихонько сказал я двери. Она промолчала, как и положено всем дверям. — Пожалуйста, я хочу к нему попасть. Можешь ты мне помочь?

Не знаю, зачем я это сделал. У меня к тому времени уже окончательно шарики заехали за ролики, и все такое. Я целыми днями слонялся по бомжовским притонам, распугивал крыс и лазил в люки. Я перестал спать по ночам. Это был довольно предсказуемый итог. Сеня сошел с ума, и ему уже никто не поможет.

Я взялся за ручку и потянул на себя. Дверь глухо лязгнула, но не поддалась. Я поборолся с ней еще минут пять, обливаясь в духоте подвала потом, пока не понял, что дверь нужно толкать.

Что-то мешало мне открыть ее, но я продолжал попытки как одержимый. Еще через несколько минут я был абсолютно уверен, что должен попасть внутрь. Именно это место я и искал все время.

Я отошел на несколько шагов, сколько позволяла теснота стен, и бросился на дверь всем телом.

Плечо облило мощной волной боли. А потом я ощутил, как дверь подается, роняя меня внутрь темного подвала — еще одного.

Я поскользнулся на верхней ступеньке, не смог сохранить равновесие и рухнул вниз.

В голове вспыхнул страх, и я успел удивиться — так давно я уже не испытывал ничего подобного. Падение будто замедлилось. А затем перед глазами полыхнули черные искры, в голове грянула боль, и я отключился.

***

— Чувак. Чувак, ты живой?

Я открыл глаза и вытаращился в темноту.

Надо мной наклонился кто-то очень крупный. От него несло перегаром, куревом и потом — опасное сочетание. Мне это совсем не понравилось.

Я попытался подняться и негромко вскрикнул — голову будто сдавило железными щипцами. На лице было что-то липкое, и я поднял дрожащую руку, чтобы вытереться.

— Твою мать, чувак, — просипела фигура. — А ну, вставай. Нормально ты приложился…

Темноту подвала расчерчивал напополам свет моего фонаря — он откатился в сторону, когда я упал.

Фигура шумно метнулась от меня к фонарику и подняла его.

— Епт, у тебя все лицо в крови. Да вставай ты уже!

— Отстань, — попросил я.

Меня колотила дрожь. Я с трудом сел и посмотрел на свои руки. Незнакомец услужливо посветил мне фонариком. Руки были измазаны кровью.

— Лоб раскроил, твою ж… — гнул свое бугай.

Я посмотрел на него и передернулся — в глазах нехорошо двоилось. Меня затошнило.

Передо мной стоял высокий парень неопределенного возраста — о таких никогда точно не скажешь, двадцать пять им, тридцать или уже за сорок. У него была густая черная борода и длинные жесткие волосы, в которые он вплел какие-то дурацкие бусины. Я окинул взглядом его одежду, пытаясь решить, кто передо мной — хиппи, пьяница или бомж. Все-таки хиппи, решил я. Если они все, конечно, уже не вымерли.

— Я думал, вы уже вымерли, — зачем-то сказал я.

Лохматый нахмурился.

— Ты башкой приложился, — наконец, ответил он. — Неслабо так. Ты че сюда приперся?

— А ты?

— А я прячусь, — признался он. Его маленькие глаза дернулись куда-то наверх — наверно, в сторону двери. — Ты там, случаем, никого не видал?

— Нет. Помоги встать.

Он взял меня за руку и легко поставил на ноги.

— Я Мираж, — представился он, не выпуская моей руки. Наверно, хотел изобразить рукопожатие, черт его знает.

— Сеня, — я поскорее выдернул ладонь из его неприятно горячих пальцев. — Почему Мираж?

— Меня так все зовут, — он улыбнулся, и я тут же подумал, что у него довольно дружелюбное лицо. — Я появляюсь и исчезаю, и умею быть в нескольких местах сразу. Так говорят. Я музыкант. Играю на джембе. А ты?

Я понятия не имел, о чем он говорит, и поэтому просто покачал головой. Но Мираж продолжал пытливо смотреть на меня, светя моим же фонариком мне в лицо, так что я ответил:

— А у меня друг пропал, и я его ищу. Может, он умер.

Мираж поцокал языком.

— Ну, пойдем искать твоего друга.

Мы осторожно выбрались наружу. Мираж заботливо придерживал меня под локоть, пока мы поднимались.

От яркого света голова заболела сильнее.

— Я тут уже давно сижу, — нервно сказал Мираж, помогая мне вылезти из подвала. — За мной какие-то синяки погнались. Хотели познакомиться поближе, ну, и вся херня. Я сюда спустился, дверь захлопнул, а открыть не смог. Думал, тут помру. Не знаю, вообще-то… — он почесал бороду, — может, я и недавно спустился. Че-то у меня все перепуталось. У меня ж часов нет. Ну, я долбился-долбился, но меня никто так и не выпустил.

У меня по спине побежали мурашки. Я недоверчиво глянул на него. Псих, что ли? Как спокойно он об этом рассказывает... Я бы на его месте сорвал голос, а потом — и дверь с петель. Уж точно не сидел бы себе спокойненько, ожидая смерти от голода или жажды.

Он словно понял, о чем я думаю, и развел руками:

— Я вроде как сдался уже, а тут ты.

— Ну… не за что, — промямлил я.

Мираж улыбнулся.

— Зайдем ко мне? — предложил он. — Я недалеко живу. Промоем тебе лоб и все такое. Пива выпьем… У меня и покурить есть.

— Что покурить?

Он ухмыльнулся и покачал головой.

— Да много чего. Пойдем, Сень.

Мы вышли из подвала и остолбенели.

Я не буду пытаться описать свои эмоции — это бесполезное занятие, и у меня все равно ничего не получится. Попробуйте лучше представить себе, что бы вы почувствовали на моем месте, поднявшись из подвала и увидев, что городом завладело лето.

Мытищи утопали в зелени.

Деревья росли везде. Они пробивались мощными корнями сквозь остатки асфальта, закрывали район своими широкими кронами, будто руками. Повсюду росла густая трава в пояс, полная гудения насекомых. Пахло полем.

Медовый запах медленно плыл в неподвижном горячем воздухе, обволакивая нас, как сироп, заглушая похмельный аромат Миража, выполаскивая из эфира металлическую вонь моей крови. Город был повержен природой, он лежал у ее ног, связанный живыми веревками — ядовитым плющом, диким виноградом, белоснежным вьюнком. Тропики, настоящие тропики — или, пожалуй, субтропики, как на Кавказе. Вот только мы находились в средней полосе России.

— Твою мать! — Мираж пошатнулся и сел прямо на разрушенную кирпичную стенку. Похоже, его не держали ноги. Я его понимал.

— Что это за херня? — зачем-то спросил я. Мираж медленно перевел на меня полные ужаса глаза.

— Слышал же, что глобальное потепление объявили. Ну, а я не верил…

Я не смог выжать из себя улыбку.

Пошатываясь, как выжившие после крушения, мы пошли по улице — вернее, по тому, что раньше ей было. Сейчас о прежнем назначении этого зеленого, буйного коридора цветов говорили только остатки асфальта да оплетенные вьюнком столбы с проржавевшими насквозь знаками.

Что-то подобное я уже видел в фильмах про жизнь после конца света. Город был окончательно побежден природой и лежал под пятой беспощадного солнца. В одном сомневаться не приходилось — это были Мытищи.

— Так. Мой дом в той стороне, — Мираж неуверенно кивнул в сторону купы деревьев подозрительного вида. — Слушай, может, мы с тобой чего-то не того курнули, а? Не было такого?

— Я не курю. Так что этот вариант отметаем, — я старался говорить спокойно, хотя больше всего мне хотелось сорваться на истерический крик. — Пойдем, посмотрим, что там. Может, это просто какой-то гребаный сон.

Мы осторожно вошли под изумрудный полог низко висящих лиан, и нас тут же накрыло тьмой.

Кричали птицы.

Где-то слева раздалось мяуканье — дикое и низкое, но в то же время ленивое. Сонные джунгли сомкнулись над нами, как шатер.

Воздух тут был горячим, как чрево кошки. Мы шли, пригибаясь под тяжелыми ветвями, и меня не оставляло ощущение, что мы находимся внутри огромного зверя — как Иона внутри кита, или что-то типа того.

Впереди вдруг замаячил дрожащий свет. Огонь.

Мираж тоже его заметил, схватил меня за локоть, споткнувшись.

— Сень… — прохрипел он, — там люди.

Крадучись, мы вышли к небольшой прогалине, окруженной густым земляничником. Деревья стояли, тесно прижавшись друг к дружке, как дети, и смотрели в костер, разожженный небольшой компанией.

— Все ваши истории мы уже знаем. Пусть вот лучше новенький расскажет, — говорила миниатюрная девушка с черными волосами. Она близоруко щурилась, и от этого почему-то была похожа на кошку. — Миш, расскажи, что случилось. Свою историю. Ты ведь помнишь?

Я затаился за широким кустом, похожим на атомный взрыв — так много на нем было алых цветов. Мираж сопел мне в ухо.

Один из людей у костра смущенно откашлялся.

Это был мелкий парнишка лет шестнадцати, немного смахивающий на девчонку. От жара костра его щеки разгорелись красным. Длинные ресницы отбрасывали густую тень, отчего казалось, что под ними ничего нет — только пустые бархатные глазницы, похожие на багровые цветы.

— Ну… я ушел из дома, потому что меня бил отец. Мама уехала в другую страну. В школе все были какие-то… ну в общем, — он нервно дернул головой. — Я ушел. Дня два ходил, аскал мелочь, все такое… Потом полил дождь. Я тогда был около Арены — ну, вы знаете. Я зашел в какой-то подъезд, там была дверь, она вела в подвал, вроде как. Я туда зашел и сел в углу, чтобы отогреться. Поспал немного и вышел. Вот и все, — неловко закончил он.

Все остальные сосредоточенно закивали.

Странная это была компания. Каждый в отдельности выглядел совершенно нормально — удивляло то, что они вообще собрались здесь.

Они выглядели удивительно вырванными из контекста.

Черноволосая девушка, которая попросила рассказать историю, была одета в синие леггинсы и длинную полосатую рубашку с вышивкой — модница, одним словом. Когда она наклонилась, чтобы бросить в костер ветку, я увидел, что на ее длинных ногтях вспыхивают стразы.

Рядом с ней жался черноглазый парень. Этот будто завалился прямо со стройки — он носил оранжевую спецовку с отражателями и заляпанные штаны.

Дальше сидел, задумчиво покачиваясь на пятках, высокий мужик в очках, по виду — банковский служащий. Его плохо сидящий костюмчик серого цвета был уже весь измазан золой и какой-то зеленой дрянью.

Ближе всех к костру играла с камушками девчонка лет пяти. Она не смотрела ни на рассказчика, ни на кого-либо еще. За ее спиной маячила неопрятная бабка со злыми глазами, одетая в какие-то бурые старушечьи тряпки. Она мне сразу не понравилась.

— И все? Потом ты оказался тут? — спросил парень в спецовке, наклоняясь к костру и блестя глазами. — Потом ты ничего не помнишь?

— Потом я вышел и увидел все это, — смущенно ответил Миша. — Я испугался. И… — он вдруг всхлипнул, — я не понимаю, сколько я тут уже сижу. Даже сейчас… я не чувствую, — он закрыл лицо руками и тяжело втянул воздух.

Мне стало его жалко.

— Не бойся, — нежно сказала черноволосая модница. — Ты привыкнешь. Я тут уже, вроде как, давно. Я сама попала сюда, потому что убегала от братьев. И убежала-таки! Есть в мире справедливость!

— А зачем убегала? — хмуро спросил парень в спецовке.

— А не хотелось выяснять, что они со мной сделают, — в тон ему ответила девушка. — Я развод с мужем хотела. Мулла не дал. Ну, я и свалила. Учиться мне надо, а не детей рожать. Во дура была! Родителей слушала, замуж пошла! — она вдруг стукнула кулаком по обтянутой синим коленке. — Ну, с Фаридой квартирку тут сняли вдвоем, недалеко. Иду раз с работы, а там они на машине. Меня выслеживают, значит. Я по газам, — она ухмыльнулась. — В подъезд забежала, там дверь кирпичиком была заложена. Кирпич этот выбила, вошла, затаилась. Ну, и все… Часа через два вышла из падика, а тут уже ни Мытищ, ни хрена. Только зелень, — она задумчиво обвела деревья взглядом и вдруг наткнулась на меня.

Ее глаза расширились.

— Эй! Еще люди! Идите сюда! — она вскочила с места и кинулась к нам. — Ну ничего себе, еще двое! И так быстро. Идите, идите!

Бежать было поздно. Мы с Миражом вышли на свет костра

— А вы откуда? — девица взяла меня под локоть, как на светском рауте, и потянула к огню.

— Из подвала, — ответил я. — Вон, из барака того…

— Так там тоже дверь! — она покачала головой, глядя на меня своими простыми черными глазами. — Хорошо. А я и не знала!

— Дверь? — подтянулся Мираж. — Ты о чем?

— Ну, дверь, дверь, — быстро повторила она. — Портал! Как вы сюда попали. Вы же из подвала поднялись, да? Неужели оба за раз?

— Получается, так, — хмуро ответил я. — Объясни, что ли, что тут творится.

Черноглазая звонко засмеялась — хорошим, девичьим смехом. Так не смеются люди, которых пытались убить родные братья.

— А если б я знала, было бы хорошо! — воскликнула она. — Мы тут все по-разному оказались. Кто-то вот помнит, как в дверь вошел, а потом из нее в это место вышел. А кто-то нет. Да, Анзур? — она нежно поглядела на парня в спецовке, который, хмурясь, уже тянул мне свою лапищу.

— Да, Гуль, — хрипло ответил он. — Я ничего не помню.

— А дверь-то любая быть может. И дверной проем, и яма. Все равно. Мы думаем, — вдруг зашептала Гуля, — что те, кто не помнит — они как бы… ну… как бы…

— Померли, — гаркнула бурая старуха, которая теперь взяла девчонку с камушками к себе на колени. — Они не помнят, потому что мертвые помнить не могут. Отсюда им выхода нет. Лучше и не пытаться.

— Это Эдем, — подал голос мужчина в очках, который до этого отмалчивался. — Рай, понимаете? Первозданный сад.

— Что вы несете? — спросил я. Признаюсь, все это было уже слишком.

— Рай, — повторил очкастый. — Нам тут не нужно есть, не нужно пить. И ночлега искать не нужно, — он вдруг хихикнул, и меня пробила дрожь. — Нам не нужно спать. И вам теперь тоже не нужно.

— Да какой это рай, — недовольно пробурчала старуха. — Это не рай, внучок. Когда я туда попаду, я встречу своих детей. Они уж заждались меня… я-то знаю.

— Тут нет смерти, — возразил ей очкастый. — Нет боли. В Библии все про это есть. Здесь нельзя все закончить… Тут нет времени. Оно не идет. Это райский сад, говорю вам.

— Ты давно тут, а? — спросил Мираж.

Я поглядел на него. Его левый глаз едва заметно подергивался.

Очкастый беззаботно пожал плечами.

— Этого я тебе не скажу. Не знаю, когда я пришел. В том мире я сильно прогорел и убегал от кредиторов. Так что как-то раз я просто зашел в бар, чтобы выпить кружечку. Потом думал за границу махнуть, — он фыркнул, будто удивляясь самому себе. — Расплатился, зашел в сортир, вышел. А тут уж ни бара, ничего. Просто лес. Огромный, красивый лес.

Мираж попятился от него, как от прокаженного.

— Кот, — вдруг сказал я. — Ты не видел моего Кота?

— Кота? — рассеянно спросил очкастый. — А какой тебе нужен? Их тут много, может, и твой есть. И собаки тут есть, и попугаи.

— Да какие, нахер, попугаи. Кот, Кот! Мой лучший друг. Рыжий парень с улыбкой в сорок два зуба. Кот!

Мираж вдруг захрипел за моей спиной. Я обернулся.

Тот стоял, белый, как полотно, и смотрел на меня расширенными глазами.

— Кот? — повторил он. — Так это и есть твой дружок, который пропал?

Продолжение